Он пошевелился, открыл глаза, прошептал:
— Живы?
— Я — да.
Он приподнялся, помог сесть Ольге. Она разорвала кружевной платок, начала протирать ему лоб, лицо, убирая кровь — нежно, осторожно.
— Ты спас меня, - бормотала она. – Ты спас меня…
Он закрыл глаза.
—Не умирай только, пожалуйста! – воскликнула Ольга.
— Как скажете, ваше высочество, — выдохнул он. — Вы так убедительно умеете просить. Но нам надо выбираться из обломков.
Строганов поднялся, помог подняться Ольге, и они выбрались наружу, чтобы увидеть, что поезд ушел под откос, что вагон-салон почти разрушен. Ольга замерла, прижав руки к лицу:
— Папа… мама… Боже, что с ними!
— Спокойно, спокойно… — сказал Строганов. — Уверен, все будет хорошо… Будьте тут, я разберусь…
Он оставил Ольгу, к которой уже подбежал кто-то из не пострадавших женщин, а сам ринулся вперед, к разрушенному императорскому вагону.
Первый свет проник сквозь сизую дымку, окрашивая склон нежно-серым, почти акварельным цветом. Пар поднимался от нагретых металлических обломков. Вагоны, разломанные и дымящиеся, лежали на склоне, как поверженные гиганты.
Среди обломков — люди. Кто-то лежит, ждет помощи, кто-то помощь оказывает, а кто-то уже и ничего не ждёт…
Императрица Мария Фёдоровна, несмотря на бледность и ссадины, оказывала помощь раненым. Елена сидела подле цесаревны. Лиза аккуратно перебинтовывала руку старому лакею, который всё пытался встать и оправиться, как будто находился при дворе, а не на краю гибели.
Софи Арцыбашева рядом разбирала аптечный ящик, оторвав от собственного подола кусок ткани, чтобы перевязать молодого кондуктора, которому разбило лицо.
Чуть дальше — Мария Друцкая, по-прежнему безупречная, спокойная, ловко накладывала шину на сломанную ногу официанту, голос у неё был ровным, руки не дрожали.
Екатерина Шаховская сдержанно, как при чтении донесения, записывала фамилии тех, кто уже мертв, тех, кто найден, и тех, кого ещё ищут.
Статс-дама фон Веймар лежала, застыв в неестественном положении, губы бледные, глаза закатились. Около нее хлопотали Оболенская, лейб-медик и кто-то еще из дам.
И тут — крик с дороги. Подъезжали повозки. Люди в серо-синих мундирах, медики, жандармы, служащие. Первый врач — молодой, с перекошенным от ужаса лицом — бросился к императрице.
— Ваше величество!
— Не я, — тихо сказала она. — Со мною всё в порядке. Оказывайте помощь раненым.
Врач повиновался. Жандармы уже расставляли кордоны. Один из них – в синей форме с золотом, видно, что начальник – подошёл к цесаревичу, который только что присел отдохнуть.
— Необходимо расследование, Ваше Высочество. Какой вагон пострадал первым?
— Средний, где ехал государь. Но удар был, кажется, внизу. Возможно, подрыв?
— Возможно, — повторил жандарм и покосился на повозку, откуда уже вытаскивали ящик с маркировкой: «Имперская инспекция. Особый отдел».
— Не может такое быть, чтобы экспериментальный эфирный локомотив разрушился? – спросил жандарм. – Взорвался?
— Взгляните сами, - нахмурился царевич. - Локомотив цел.
И впрямь, локомотив был цел, а вот вагоны, особенно, личный вагон императора и салон, пострадали особенно. Если бы император был у себя, он бы погиб, ибо от его вагона почти ничего не осталось, крому жутких обломков.
— Налицо акт, - сказал жандарм. – Будем разбираться.
Ольга сидела рядом со Строгановым, который задремал, устав от боли и потери крови. Она держала его за руку и больше не плакала. Уже все знали, что Строганов спас ей жизнь и поэтому с пониманием относились к тому, что Ольга не отходит от своего спасителя.
Омега был среди тех, кто оказывал помощь. Да, он не погиб под обломками, он выбрался и даже почти не пострадал. Лиза была безмерно этому рада. Она почти не отдавала себе отчета, но как только поняла, что он жив, будто какая-то тяжесть ушла с души и она принялась с каким-то особым рвением помогать раненым.
Прибывшие солдаты принялись разбирать завалы. Было много погибших, тех, кому не удалось выбраться, не удалось защититься, кому никто не смог помочь. Были еще найдены живые и раненые. Нашли молодого помощника повара со сломанной ногой, но живого. Сам повар отделался легким испугом, а вот многие из прислуги пострадали.
Императорскую семью хотели увезти, но никто не соглашался ехать, и сам император объявил, что пока не убедится, что помощь оказана всем, кто в ней нуждается, никуда не уедет.
И тут — вскрик.
Из-под рухнувшей стены императорского вагона извлекли обломки Альфы. Его тело было искорёжено до неузнаваемости — одна рука отсутствовала, грудная клетка расплавлена, как будто бомба взорвалась у него в ладонях.
Потом нашли Бету с оторванной головой. Гамма, который лежал в глубине вагона, судя по всему, был с перебитым позвоночным блоком, он еще судорожно дергался, подавая слабые сигналы, но это был конец. Это было жуткое зрелище – молодые, прекрасные лица, безупречные тела, затянутые в форму инженерной академии, все разломанные, искореженные. На них только не было крови, но в остальном…
— Это… кто это сделал? — выдохнула фрейлина Шаховская, глядя на погубленных автоматонов.
И тут послышался резкий голос:
— Возможно, это был один из них.
Все обернулись.
Среди жандармов, в форменном плаще, стоял полковник Греве, глава местного жандармского управления. Его лицо было мрачным и настороженным. Он не сводил глаз с Омеги.
— Мы обнаружили следы внутреннего взрывного импульса. Модифицированного. Вероятнее всего — он был инициирован изнутри поезда, а не снаружи. По всей видимости, это сделал андроид. Один из них, - Греве указал рукой на разрушенных автоматонов.
Повисла гробовая тишина.
Ольга побледнела, как полотно, вскочила и вдруг выкрикнула:
— Он! Омега! Он и есть виновный! Он единственный, кто не пострадал!
Омега обернулся.
Он стоял в крови — не своей. Лицо его было в пыли, форма — рваная. Он не сделал ни одного шага, но, Лиза могла бы поклясться, что его глаза потемнели. Она не сводила с него взгляда с тех пор, как нашли погибших андроидов.
— Он спас нас, — глухо прозвучал голос императора, и все обернулись к нему. – Он держал крышу вагона, позволяя выбраться всем нам. Омега держал крышу вагона, когда мы выносили раненых. Он остался там, когда все рушилось, чтобы спасти людей. Он выжил — и продолжает спасать, - император был невозмутим, говоря это.
Александр Николаевич взглянул на Ольгу — спокойно, сдержанно, так, что она осеклась, покраснела и опустила глаза.
— Мы не указываем на виновных, мы пока не знаем, что именно произошло и как произошло. Мы возвращаемся в Петербург. И там будет проведено официальное расследование, - прибавил император.
Греве, который тоже не сводил глаз с Омеги, кивнул.
— Надеюсь, вы позволите взять Омегу под стражу, Ваше Величество? – спросил Греве.
— Позволю, — император кивнул и протянул Греве какую-то коробочку.
Тот принял ее из рук императора, направил на Омегу и Омега замер.
— Вот и правильно, - Софи Арцыбашева подошла к Лизе. – А то как его под стражу возьмешь? Только направленным воздействием… Хорошо, что хоть так их можно контролировать…
Омега же андроид! Тут наручниками не отделаешься, тут… что-то другое нужно… Лиза не знала, что конкретно, но увидела, как Омега послушно пошел вслед за Граве и даже не сделал никакого движения, чтобы обернуться или что-то сказать.
Но император же защити его, защитит? Ведь верно?
У Лизы на душе стало темно и тяжело, как никогда не бывало. Но надо было верить, что все будет хорошо, иначе… А что иначе – она не знала.
Чуть выше, на холме, в тени елей, стояли четыре фигуры: Дмитрий Хлопов, Вадим Журавель, Мария Перова и Вера Сергеева, мятежные техномаги.
Они молча наблюдали за произошедшим.
— Вот чёрт! Ну как же так они все спаслись? – Мария в негодовании ругалась и сжимала, и разжимала в ярости кулаки.
— Они возвращаются в столицу, — сказал Вадим. — Значит, мы встретим их там.
— А если кто-то заподозрит? — прошептала Вера.
— Пусть ищут. Пусть обвиняют дохлое железо, — Мария сжала кулак. — Главное — посеяно сомнение. И это только начало.
Они переглянулись, и через пару минут скрылись в лесу и только их и видели. Впрочем, их никто не видел.
«ПОКУШЕНИЕ НА ИМПЕРАТОРА!»
«ВЗРЫВ В ЭФИРНОМ ПОЕЗДЕ. ЦЕСАРЕВНА — ПРИ СМЕРТИ!»
«ПОГИБЛИ ЛУЧШИЕ ФРЕЙЛИНЫ. АНДРОИДЫ ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ!»
Газеты, как всегда, были на высоте, заголовки никого не могли оставить равнодушными. Газетчики кричали на перекрёстках, бумага разлеталась из рук, люди останавливались, читали стоя. Публика гудела, как потревоженный улей. Воздух в столице сделался горячим, тревожным — страх и любопытство шли рука об руку.
В маленькой гостиной дома Воронцовых Анна Павловна сидела у окна с газетой, которую уже не читала — просто держала в сжатых пальцах. Глаза у неё были красные, лицо — покрасневшее от слёз. Рядом бегал по комнате, как лев в клетке, Пётр Васильевич.
— Всё. Хватит. Я забираю Лизу, — кричал он. — Там опасно! Они её в гроб вгонят, если не хуже! Единственная дочь!
— Она не поедет, — глухо сказала Анна Павловна. — Она не бросит свой пост…
— Они её используют! Её втянули в политику, в интриги, в войну машин против человека! И главное, ведь ничего не было, всё было спокойно, и дёрнул же чёрт кого-то именно сейчас!
Анна Павловна, наконец, отмерла и вновь зарыдала.
— Глаша! Глаша! – закричал Петр Васильевич.
В комнату вбежала Глаша со стаканом воды.
—Ну, Анна Павловна, голубушка… Ну, всё же хорошо, жива наша Лизавета Петровна, жива…
Но от этих слов Анна Павловна разрыдалась еще горше.
— Ну что тут поделаешь… - Глаша растерянно посмотрела на Петра Васильевича.
— Аня… ну, Аня…
И так они вдвоем принялись утешать бедную страдалицу.
Цесаревна Александра лежала на белых простынях, почти без движения. Щёки впали, губы пересохли, руки — холодны, как фарфор.
Александра не говорила. Не шевелилась. Вокруг суетились фрейлины, доктора…
У цесаревны случился выкидыш. Но хуже всего было то, что она так и не приходила в себя. Лежала, как мёртвая.
Лиза периодически несла дежурство у ее постели, держала Алекандру за руку и чувствовала, как по капле ее оставляет жизнь.
Ей было ужасно жаль цесаревну. Она была такая молодая, такая красивая, такая любящая… За что им такое испытание? Как это переживет цесаревич?
Александр не отходил от жены. Он только с четверть часа, как вышел, и то, его заставили. На него страшно было смотреть. Правду сказать, все были в шоке от случившегося. Еще чуть-чуть и, казалось, дворец погрузится в траур. Но надежда еще теплилась… вдруг цесаревна очнется? Вдруг выздоровеет? Ну не может же такое быть, чтобы такая молодая, такая беззащитная и… умерла!
Лиза шла к себе. Коридоры дворца были пусты. Там, где обычно толклись люди никого не было. Служители переживали на цесаревну, все обитатели дворца были заняты какими-то делами, кто-то помогал семье, а кто-то – молился о здравии Александры, а посетителей нынче во дворец не допусками. Лиза хотела переодеться, умыться, хоть немного прийти в себя. Но, проходя мимо одной из дверей, услышала голоса.
— …все. До одного. Приказ сверху. Андроиды подлежат ликвидации.
— Даже Омега?
— Даже. Особенно он. Он выжил. Значит, мог выжить и сделать. А Альфа… Альфа сгорел. Вот пусть и он сгорит. Всё.
Лиза остолбенела. В висках застучало, ладони похолодели.
Омега. Его уничтожат. Он спас меня. Он спас всех нас. Его… Но как???
Лиза замерла и остановилась. Кто это говорит? С кем? Она приблизилась к двери, дверь чуть приоткрыта, вот щель… Черный мундир… Кажется, это Острожский, но с кем он?... Не понять…
Лиза отпрянула от двери, ну как ее увидят? Надо бежать! Она тихо-тихо прокралась мимо двери, дальше и помчалась к Фрейлинскому коридору. Позади хлопнула дверь. Ее заметили? Нет, наверное, нет!
В круге света от лампы стоял профессор Лимонников, человек, носивший прозвище «спаситель женщин». Лимонников был самый известный акушер, «дамский врач» всея столицы. Он был мрачен. Перед ним сидел император, а взволнованный цесаревич расхаживал по комнате туда-сюда.
— Мы бессильны, - говорил Лимонников. – Серьезная кровопотеря, кроме того, есть подозрение на сепсис и, скорее всего, ее высочество ударилась головой. Такой удар мог вызвать отек мозга, отсюда и столь долгое беспамятство. Обычными методами тут не справиться.
— Вы уверены? — голос цесаревича Александра дрожал.
— Уверен. Но… — Лимонников медленно снял очки. — Вы позволите? – профессор посмотрел на императора.
— Говорите, - велел тот.
—В Петербурге есть один молодой врач. Он служит в университете ординарным профессором и изрядно практикует по самому широкому профилю. Он владеет гибридными методами. Проще говоря, он техномаг. Его зовут Алексей Семашин. Конечно, он не единственный такой лекарь в Петербурге, но… о нём я слышал самые лучшие отзывы и имел удовольствие работать с ним. Я могу за него ручаться.
— Почему я до сих пор о нем ничего не знаю? – спросил император.
— Потому что… - тут Лимонников замялся. – Потому что он под негласным полицейским надзором.
— Революционер? – вскинулся цесаревич.
—Скорее всего.
— Зовите, — глухо сказал цесаревич. — Ради Бога. Ради неё. Зовите его!
Император молча кивнул.
— Привезите его лично, прошу вас, - прибавил он.
Профессор Лимонников откланялся и уехал из дворца. Сам, лично, за доктором Семашиным.
А Лиза стояла одна у окна своей комнаты, она сжимала руки так сильно, что ее побелели пальцы. Внизу, во дворе, зажглись огни, ржали кони, лязгала амуниция. Где-то плакал ребёнок.
Омега. Его уничтожат. Они его уничтожат…
Она сделала вдох.
Ровный. Глубокий.
Я его спасу. Даже если против меня будет весь двор. Нет, не так. Даже если против меня будет весь мир!
Решение созрело. Твёрдое. Непоколебимое. Как она это сделает, Лиза пока не знала. Но она сделает это. Омега не погибнет. И она, наконец, поймет, кто он такой. Почему его глаза – это глаза живого человека. Или… Или… Что или – она не знала. Но думать она будет потом. Сейчас – только действовать!
Профессор Лимонников, закутавшийся в меховую накидку, быстро шёл по вымощенной булыжником дорожке. Лицо его было напряжено, движения торопливы и деловиты. Он сверился с адресом ещё раз, остановился перед невысокой дверью и постучал. Почти сразу дверь отворилась, и на пороге возник высокий молодой мужчина в домашнем жилете, с лёгкой небритостью и усталым выражением лица.
— Доктор Семашин? – спросил Лимонников.
— Профессор? — удивлённо проговорил тот. — Что вы здесь делаете в такой час?
— Могу я войти?
— Конечно, — Семашин посторонился.
Лимонников живо прошел внутрь, остановился на пороге и коротко бросил:
— Цесаревна умирает. Выкидыш и, похоже, что сепсис.
— Вот тебе и здрасьте! – громко прозвучал чей-то голос. – А мы тут при чем?
Лимонников поднял голову и заметил, что в комнате у окна стоял ещё один молодой человек с острыми скулами и насмешливым взглядом.
— Вадим! – оборвал его Семашин.
— Ну, умирает, и что? Ты при чем? – молодой человек и не подумал замолчать. – Роды дело опасное. Не она первая, не она последняя.
— Арсений Филиппович, прошу меня простить, - Семашин повернулся к Лимонникову и как-то виновато посмотрел на него.
— У неё был выкидыш после взрыва в поезде, - строго сказал Лимонников.
— Живы?
— Я — да.
Он приподнялся, помог сесть Ольге. Она разорвала кружевной платок, начала протирать ему лоб, лицо, убирая кровь — нежно, осторожно.
— Ты спас меня, - бормотала она. – Ты спас меня…
Он закрыл глаза.
—Не умирай только, пожалуйста! – воскликнула Ольга.
— Как скажете, ваше высочество, — выдохнул он. — Вы так убедительно умеете просить. Но нам надо выбираться из обломков.
Строганов поднялся, помог подняться Ольге, и они выбрались наружу, чтобы увидеть, что поезд ушел под откос, что вагон-салон почти разрушен. Ольга замерла, прижав руки к лицу:
— Папа… мама… Боже, что с ними!
— Спокойно, спокойно… — сказал Строганов. — Уверен, все будет хорошо… Будьте тут, я разберусь…
Он оставил Ольгу, к которой уже подбежал кто-то из не пострадавших женщин, а сам ринулся вперед, к разрушенному императорскому вагону.
Первый свет проник сквозь сизую дымку, окрашивая склон нежно-серым, почти акварельным цветом. Пар поднимался от нагретых металлических обломков. Вагоны, разломанные и дымящиеся, лежали на склоне, как поверженные гиганты.
Среди обломков — люди. Кто-то лежит, ждет помощи, кто-то помощь оказывает, а кто-то уже и ничего не ждёт…
Императрица Мария Фёдоровна, несмотря на бледность и ссадины, оказывала помощь раненым. Елена сидела подле цесаревны. Лиза аккуратно перебинтовывала руку старому лакею, который всё пытался встать и оправиться, как будто находился при дворе, а не на краю гибели.
Софи Арцыбашева рядом разбирала аптечный ящик, оторвав от собственного подола кусок ткани, чтобы перевязать молодого кондуктора, которому разбило лицо.
Чуть дальше — Мария Друцкая, по-прежнему безупречная, спокойная, ловко накладывала шину на сломанную ногу официанту, голос у неё был ровным, руки не дрожали.
Екатерина Шаховская сдержанно, как при чтении донесения, записывала фамилии тех, кто уже мертв, тех, кто найден, и тех, кого ещё ищут.
Статс-дама фон Веймар лежала, застыв в неестественном положении, губы бледные, глаза закатились. Около нее хлопотали Оболенская, лейб-медик и кто-то еще из дам.
И тут — крик с дороги. Подъезжали повозки. Люди в серо-синих мундирах, медики, жандармы, служащие. Первый врач — молодой, с перекошенным от ужаса лицом — бросился к императрице.
— Ваше величество!
— Не я, — тихо сказала она. — Со мною всё в порядке. Оказывайте помощь раненым.
Врач повиновался. Жандармы уже расставляли кордоны. Один из них – в синей форме с золотом, видно, что начальник – подошёл к цесаревичу, который только что присел отдохнуть.
— Необходимо расследование, Ваше Высочество. Какой вагон пострадал первым?
— Средний, где ехал государь. Но удар был, кажется, внизу. Возможно, подрыв?
— Возможно, — повторил жандарм и покосился на повозку, откуда уже вытаскивали ящик с маркировкой: «Имперская инспекция. Особый отдел».
— Не может такое быть, чтобы экспериментальный эфирный локомотив разрушился? – спросил жандарм. – Взорвался?
— Взгляните сами, - нахмурился царевич. - Локомотив цел.
И впрямь, локомотив был цел, а вот вагоны, особенно, личный вагон императора и салон, пострадали особенно. Если бы император был у себя, он бы погиб, ибо от его вагона почти ничего не осталось, крому жутких обломков.
— Налицо акт, - сказал жандарм. – Будем разбираться.
Ольга сидела рядом со Строгановым, который задремал, устав от боли и потери крови. Она держала его за руку и больше не плакала. Уже все знали, что Строганов спас ей жизнь и поэтому с пониманием относились к тому, что Ольга не отходит от своего спасителя.
Омега был среди тех, кто оказывал помощь. Да, он не погиб под обломками, он выбрался и даже почти не пострадал. Лиза была безмерно этому рада. Она почти не отдавала себе отчета, но как только поняла, что он жив, будто какая-то тяжесть ушла с души и она принялась с каким-то особым рвением помогать раненым.
Прибывшие солдаты принялись разбирать завалы. Было много погибших, тех, кому не удалось выбраться, не удалось защититься, кому никто не смог помочь. Были еще найдены живые и раненые. Нашли молодого помощника повара со сломанной ногой, но живого. Сам повар отделался легким испугом, а вот многие из прислуги пострадали.
Императорскую семью хотели увезти, но никто не соглашался ехать, и сам император объявил, что пока не убедится, что помощь оказана всем, кто в ней нуждается, никуда не уедет.
И тут — вскрик.
Из-под рухнувшей стены императорского вагона извлекли обломки Альфы. Его тело было искорёжено до неузнаваемости — одна рука отсутствовала, грудная клетка расплавлена, как будто бомба взорвалась у него в ладонях.
Потом нашли Бету с оторванной головой. Гамма, который лежал в глубине вагона, судя по всему, был с перебитым позвоночным блоком, он еще судорожно дергался, подавая слабые сигналы, но это был конец. Это было жуткое зрелище – молодые, прекрасные лица, безупречные тела, затянутые в форму инженерной академии, все разломанные, искореженные. На них только не было крови, но в остальном…
— Это… кто это сделал? — выдохнула фрейлина Шаховская, глядя на погубленных автоматонов.
И тут послышался резкий голос:
— Возможно, это был один из них.
Все обернулись.
Среди жандармов, в форменном плаще, стоял полковник Греве, глава местного жандармского управления. Его лицо было мрачным и настороженным. Он не сводил глаз с Омеги.
— Мы обнаружили следы внутреннего взрывного импульса. Модифицированного. Вероятнее всего — он был инициирован изнутри поезда, а не снаружи. По всей видимости, это сделал андроид. Один из них, - Греве указал рукой на разрушенных автоматонов.
Повисла гробовая тишина.
Ольга побледнела, как полотно, вскочила и вдруг выкрикнула:
— Он! Омега! Он и есть виновный! Он единственный, кто не пострадал!
Омега обернулся.
Он стоял в крови — не своей. Лицо его было в пыли, форма — рваная. Он не сделал ни одного шага, но, Лиза могла бы поклясться, что его глаза потемнели. Она не сводила с него взгляда с тех пор, как нашли погибших андроидов.
— Он спас нас, — глухо прозвучал голос императора, и все обернулись к нему. – Он держал крышу вагона, позволяя выбраться всем нам. Омега держал крышу вагона, когда мы выносили раненых. Он остался там, когда все рушилось, чтобы спасти людей. Он выжил — и продолжает спасать, - император был невозмутим, говоря это.
Александр Николаевич взглянул на Ольгу — спокойно, сдержанно, так, что она осеклась, покраснела и опустила глаза.
— Мы не указываем на виновных, мы пока не знаем, что именно произошло и как произошло. Мы возвращаемся в Петербург. И там будет проведено официальное расследование, - прибавил император.
Греве, который тоже не сводил глаз с Омеги, кивнул.
— Надеюсь, вы позволите взять Омегу под стражу, Ваше Величество? – спросил Греве.
— Позволю, — император кивнул и протянул Греве какую-то коробочку.
Тот принял ее из рук императора, направил на Омегу и Омега замер.
— Вот и правильно, - Софи Арцыбашева подошла к Лизе. – А то как его под стражу возьмешь? Только направленным воздействием… Хорошо, что хоть так их можно контролировать…
Омега же андроид! Тут наручниками не отделаешься, тут… что-то другое нужно… Лиза не знала, что конкретно, но увидела, как Омега послушно пошел вслед за Граве и даже не сделал никакого движения, чтобы обернуться или что-то сказать.
Но император же защити его, защитит? Ведь верно?
У Лизы на душе стало темно и тяжело, как никогда не бывало. Но надо было верить, что все будет хорошо, иначе… А что иначе – она не знала.
Чуть выше, на холме, в тени елей, стояли четыре фигуры: Дмитрий Хлопов, Вадим Журавель, Мария Перова и Вера Сергеева, мятежные техномаги.
Они молча наблюдали за произошедшим.
— Вот чёрт! Ну как же так они все спаслись? – Мария в негодовании ругалась и сжимала, и разжимала в ярости кулаки.
— Они возвращаются в столицу, — сказал Вадим. — Значит, мы встретим их там.
— А если кто-то заподозрит? — прошептала Вера.
— Пусть ищут. Пусть обвиняют дохлое железо, — Мария сжала кулак. — Главное — посеяно сомнение. И это только начало.
Они переглянулись, и через пару минут скрылись в лесу и только их и видели. Впрочем, их никто не видел.
«ПОКУШЕНИЕ НА ИМПЕРАТОРА!»
«ВЗРЫВ В ЭФИРНОМ ПОЕЗДЕ. ЦЕСАРЕВНА — ПРИ СМЕРТИ!»
«ПОГИБЛИ ЛУЧШИЕ ФРЕЙЛИНЫ. АНДРОИДЫ ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ!»
Газеты, как всегда, были на высоте, заголовки никого не могли оставить равнодушными. Газетчики кричали на перекрёстках, бумага разлеталась из рук, люди останавливались, читали стоя. Публика гудела, как потревоженный улей. Воздух в столице сделался горячим, тревожным — страх и любопытство шли рука об руку.
В маленькой гостиной дома Воронцовых Анна Павловна сидела у окна с газетой, которую уже не читала — просто держала в сжатых пальцах. Глаза у неё были красные, лицо — покрасневшее от слёз. Рядом бегал по комнате, как лев в клетке, Пётр Васильевич.
— Всё. Хватит. Я забираю Лизу, — кричал он. — Там опасно! Они её в гроб вгонят, если не хуже! Единственная дочь!
— Она не поедет, — глухо сказала Анна Павловна. — Она не бросит свой пост…
— Они её используют! Её втянули в политику, в интриги, в войну машин против человека! И главное, ведь ничего не было, всё было спокойно, и дёрнул же чёрт кого-то именно сейчас!
Анна Павловна, наконец, отмерла и вновь зарыдала.
— Глаша! Глаша! – закричал Петр Васильевич.
В комнату вбежала Глаша со стаканом воды.
—Ну, Анна Павловна, голубушка… Ну, всё же хорошо, жива наша Лизавета Петровна, жива…
Но от этих слов Анна Павловна разрыдалась еще горше.
— Ну что тут поделаешь… - Глаша растерянно посмотрела на Петра Васильевича.
— Аня… ну, Аня…
И так они вдвоем принялись утешать бедную страдалицу.
Цесаревна Александра лежала на белых простынях, почти без движения. Щёки впали, губы пересохли, руки — холодны, как фарфор.
Александра не говорила. Не шевелилась. Вокруг суетились фрейлины, доктора…
У цесаревны случился выкидыш. Но хуже всего было то, что она так и не приходила в себя. Лежала, как мёртвая.
Лиза периодически несла дежурство у ее постели, держала Алекандру за руку и чувствовала, как по капле ее оставляет жизнь.
Ей было ужасно жаль цесаревну. Она была такая молодая, такая красивая, такая любящая… За что им такое испытание? Как это переживет цесаревич?
Александр не отходил от жены. Он только с четверть часа, как вышел, и то, его заставили. На него страшно было смотреть. Правду сказать, все были в шоке от случившегося. Еще чуть-чуть и, казалось, дворец погрузится в траур. Но надежда еще теплилась… вдруг цесаревна очнется? Вдруг выздоровеет? Ну не может же такое быть, чтобы такая молодая, такая беззащитная и… умерла!
Лиза шла к себе. Коридоры дворца были пусты. Там, где обычно толклись люди никого не было. Служители переживали на цесаревну, все обитатели дворца были заняты какими-то делами, кто-то помогал семье, а кто-то – молился о здравии Александры, а посетителей нынче во дворец не допусками. Лиза хотела переодеться, умыться, хоть немного прийти в себя. Но, проходя мимо одной из дверей, услышала голоса.
— …все. До одного. Приказ сверху. Андроиды подлежат ликвидации.
— Даже Омега?
— Даже. Особенно он. Он выжил. Значит, мог выжить и сделать. А Альфа… Альфа сгорел. Вот пусть и он сгорит. Всё.
Лиза остолбенела. В висках застучало, ладони похолодели.
Омега. Его уничтожат. Он спас меня. Он спас всех нас. Его… Но как???
Лиза замерла и остановилась. Кто это говорит? С кем? Она приблизилась к двери, дверь чуть приоткрыта, вот щель… Черный мундир… Кажется, это Острожский, но с кем он?... Не понять…
Лиза отпрянула от двери, ну как ее увидят? Надо бежать! Она тихо-тихо прокралась мимо двери, дальше и помчалась к Фрейлинскому коридору. Позади хлопнула дверь. Ее заметили? Нет, наверное, нет!
В круге света от лампы стоял профессор Лимонников, человек, носивший прозвище «спаситель женщин». Лимонников был самый известный акушер, «дамский врач» всея столицы. Он был мрачен. Перед ним сидел император, а взволнованный цесаревич расхаживал по комнате туда-сюда.
— Мы бессильны, - говорил Лимонников. – Серьезная кровопотеря, кроме того, есть подозрение на сепсис и, скорее всего, ее высочество ударилась головой. Такой удар мог вызвать отек мозга, отсюда и столь долгое беспамятство. Обычными методами тут не справиться.
— Вы уверены? — голос цесаревича Александра дрожал.
— Уверен. Но… — Лимонников медленно снял очки. — Вы позволите? – профессор посмотрел на императора.
— Говорите, - велел тот.
—В Петербурге есть один молодой врач. Он служит в университете ординарным профессором и изрядно практикует по самому широкому профилю. Он владеет гибридными методами. Проще говоря, он техномаг. Его зовут Алексей Семашин. Конечно, он не единственный такой лекарь в Петербурге, но… о нём я слышал самые лучшие отзывы и имел удовольствие работать с ним. Я могу за него ручаться.
— Почему я до сих пор о нем ничего не знаю? – спросил император.
— Потому что… - тут Лимонников замялся. – Потому что он под негласным полицейским надзором.
— Революционер? – вскинулся цесаревич.
—Скорее всего.
— Зовите, — глухо сказал цесаревич. — Ради Бога. Ради неё. Зовите его!
Император молча кивнул.
— Привезите его лично, прошу вас, - прибавил он.
Профессор Лимонников откланялся и уехал из дворца. Сам, лично, за доктором Семашиным.
А Лиза стояла одна у окна своей комнаты, она сжимала руки так сильно, что ее побелели пальцы. Внизу, во дворе, зажглись огни, ржали кони, лязгала амуниция. Где-то плакал ребёнок.
Омега. Его уничтожат. Они его уничтожат…
Она сделала вдох.
Ровный. Глубокий.
Я его спасу. Даже если против меня будет весь двор. Нет, не так. Даже если против меня будет весь мир!
Решение созрело. Твёрдое. Непоколебимое. Как она это сделает, Лиза пока не знала. Но она сделает это. Омега не погибнет. И она, наконец, поймет, кто он такой. Почему его глаза – это глаза живого человека. Или… Или… Что или – она не знала. Но думать она будет потом. Сейчас – только действовать!
Глава 9
Профессор Лимонников, закутавшийся в меховую накидку, быстро шёл по вымощенной булыжником дорожке. Лицо его было напряжено, движения торопливы и деловиты. Он сверился с адресом ещё раз, остановился перед невысокой дверью и постучал. Почти сразу дверь отворилась, и на пороге возник высокий молодой мужчина в домашнем жилете, с лёгкой небритостью и усталым выражением лица.
— Доктор Семашин? – спросил Лимонников.
— Профессор? — удивлённо проговорил тот. — Что вы здесь делаете в такой час?
— Могу я войти?
— Конечно, — Семашин посторонился.
Лимонников живо прошел внутрь, остановился на пороге и коротко бросил:
— Цесаревна умирает. Выкидыш и, похоже, что сепсис.
— Вот тебе и здрасьте! – громко прозвучал чей-то голос. – А мы тут при чем?
Лимонников поднял голову и заметил, что в комнате у окна стоял ещё один молодой человек с острыми скулами и насмешливым взглядом.
— Вадим! – оборвал его Семашин.
— Ну, умирает, и что? Ты при чем? – молодой человек и не подумал замолчать. – Роды дело опасное. Не она первая, не она последняя.
— Арсений Филиппович, прошу меня простить, - Семашин повернулся к Лимонникову и как-то виновато посмотрел на него.
— У неё был выкидыш после взрыва в поезде, - строго сказал Лимонников.
