— Она выйдет замуж и уедет, - пробормотал Александр.
— И даже тогда она останется твоей семьей, - ответил ему император.
Повисла тишина. Поезд чуть качнуло.
— Она боится, — тихо сказал Алексей. — Эти… автоматоны. Они и правда странные. Иногда мне тоже кажется, что они нас изучают.
Император улыбнулся.
— Они нас изучают. Мы — их. Но это не делает нас врагами. Только учениками друг для друга… И учителями, что, наверное, важнее…
Он медленно поднялся, подошёл к окну, сцепив руки за спиной.
— Когда я только восходил на престол, магия уже угасала. Старые магические или вымерли, или прятались. На поверхности остались жалкие искры магии. Былое величие свелось к умению подогреть чай, заставить платье поменять цвет, облегчить головную боль. Великая сила, правда? Но даже эти крохи давали преимущество. Лучшие лекари — те, у кого есть Искра. Лучшие мастера — тоже. Только вот Искра исчезает. Шок, болезнь, потеря — и всё. Нет Искры. А знания… знания остаются. Это казалось правильным и естественным.
Он обернулся к сыну.
— Но вдруг выяснилось, что если эти крохи соединить с технологиями, то получится что-то… необыкновенное! Что в разы облегчит людям жизнь. Что такое эфирный двигатель? Соединение магии и технологии, - глаза императора заблестели. – Новый путь развития: техномагия!
— А техномагия? — спросил Александр. — Вы считаете её надёжной?
— Не просто надёжной, — ответил император. — Я считаю её будущим. Эфирные локомотивы, ступальцы, аэромобили, корабли, что пересекают не море, а воздух... Это не колдовство. Это труд. Расчёт. Стабильность. И… немного Искры, совсем чуть-чуть. Притом Искры, не завязанной на человека, на мага. Просто сырая материя. И вот – техномагия в действии! И автоматоны — ее высшее проявление. Они точны. Подконтрольны. Воспроизводимы.
Император снова сел, медленно, как будто подводя итог.
— Магия была капризом природы. Техномагия — выбор разума. И я предпочитаю быть союзником разума, а не случая.
— Вот против этого Ольга и протестует. Против замены чувств холодным расчетом. Но вы ведь не отрицаете чувства, отец? — негромко спросил Алексей.
— Сердце не против разума, — мягко сказал император. — Но, если мы позволим сердцу определять курс Империи… мы снова будем колоть лёд посохами. А мне нужен эфирный флот. Нам нужен, - поправился он.
Повисла пауза. За окном мелькнули огоньки ночного поста. Поезд чуть ускорился.
— Помирись с ней, Саша, — повторил государь. — Объяснись. Не переубеждай — просто объяснись. И извинись, если это будет необходимо. Иногда главное — не быть правым, а быть рядом. Прояви силу, уступи… ты же мужчина, ты – наследник.
Цесаревич кивнул. И в этом кивке было не повиновение, а понимание. И возможно — мудрость будущего правителя.
В небольшой фрейлинской гостиной (маленькое специально обустроенное купе между их купе-спальнями) расположились фрейлины цесаревны. Фрейлины императрицы имели обыкновение отдыхать в большом салоне, после того, как императорская семья отправлялась на отдых.
Мария Друцкая сидела у окна, склонившись над томом «Истории германских племен» Геродота. Рядом на кушетке, вытянув ноги, читала модный иллюстрированный журнал Екатерина Шаховская, делая пометки на полях карандашом. У окна, подперев подбородок, молчала Софья Арцыбашева — её взгляд бездумно следил за пробегавшими мимо пейзажами.
— Если б мы были героинями романа, — пробормотала Мария, не отрываясь от текста, — то сейчас сюда должен был бы войти прекрасный кавалер и посеять меж нами смуту.
Ровно в этот момент дверь салона отворилась и вошел царевич Алексей.
— Ага! Самое лучшее общество, как я и подозревал, здесь, - царевич улыбнулся. — Все вместе. Прекрасно. Чудесно! А я уж думал, куда мне деться от матушкиных церберов. Мадемуазель Оболенская замучила меня цитатами из Священного Писания, и ее патронесса фон Веймар козыряет Ветхим Заветом. У меня скоро мозги закипят…
— Сочувствуем вам, Ваше Высочество, — сухо заметила Катя.
При приходе царевича фрейлины поднялись и сделали слаженный реверанс. Царевич поклонился в ответ.
— Я вас потревожил, прошу меня извинить. Продолжайте заниматься своими делами, - Алексей махнул рукой и дамы вернулись к своих занятиям.
Царевич сел в кресло рядом с Софьей, чуть склонился к ней, голос его стал ниже, тон — шутливее:
— Признавайтесь, кого вы там высматриваете в ночи? Суженого?
Софья вспыхнула, рассмеялась:
— Возможно…
Тут отворилась дверь и вошла Лиза —уставшая, с книгой в руках.
— Добрый вечер, — тихо сказала она. — Я только на минуту, цесаревне нужен роман, который она не дочитала.
Алексей поднялся, Лиза поклонилась ему.
— Елизавета Петровна! После нашего незабвенного танца на Балу дебютанток я не имею возможности говорить с вами. Рад, что теперь эта возможность появилась.
Лиза смутилась:
— Чем же я могла заинтересовать вас, Ваше Высочество?
— Возможно, тем, что так не похожи на других?
— Что вы, я – совершенно обыкновенная! – воскликнула Лиза. – НО извините меня, я тороплюсь к цесаревне.
Лиза ловко воспользовалась предлогом и удрала из салона.
— Ах, какая жалость, - с искренним огорчением сказал царевич.
—Ледяная вода… Холодная и чистая. И неприступная. Прекрасно и невыносимо.
— Прошу меня извинить тоже, я устала, - спокойно сказала Екатерина и, поднявшись, сделала реверанс.
— Идеальна, как всегда, — пробормотал Алексей ей вслед. – Идеальна и скучна, - прибавил он тихо, чтобы никто не слышал.
В салоне осталось трое. Мария снова погрузилась в книгу, Софья, опустив ресницы, принялась слушать Алексея с лёгкой улыбкой, не то насмешливой, не то игривой.
Он заговорил о поэзии. Потом о своих планах на реформу Военного совета. Потом — о том, как ему тяжело выбирать между долгом и сердцем, и любой бы посочувствовал ему. Софья кивала, сочувствовала, вставляла лёгкие замечания, и Алексей был полностью удовлетворен ее вниманием. Со стороны могло бы показаться, что между ними что-то есть.
Когда царевич ушёл, Мария резко захлопнула книгу.
— Тебе это доставляет удовольствие?
— Что именно? — невинно переспросила Софья.
— Быть забавой наследника.
— Он скучает. Я — развлекаю. Что в этом такого? Это игра.
— Лиза бы так не поступила. И я. И Екатерина.
— Вы – святые, а я — простая земная девушка с очень простыми желаниями. Но я умею держать баланс, ты не находишь? – Софья похлопала ресницами.
Мария встала. Посмотрела на неё холодно, с сожалением:
— Баланс — вещь тонкая. Особенно когда имеешь дело с теми, кто привык, что всё имеет по первому слову.
И вышла, оставив Софью одну. Софья нахмурилась, опустила голову и глубоко задумалась. И можно было бы подумать, что ее глубоко, очень глубоко задели слова Друцкой.
На другой день после завтрака все снова собрались в салоне. Поезд шел ровно, спокойно. Лиза читала цесаревне, император и императрица о чем-то тихо разговаривали. Рядом расположились маленькие Федя и Ася, которых тоже взяли в поездку в Крым. Весь первый день они проспали и вот сегодня, наконец, вышли из своего купе, и императрица пригласила их в салон. Малышами занималась Елена, которая что-то им рассказывала и вызвала их искренний смех.
Через несколько минут в салон вошли официанты с прохладительными напитками, а следом появился Кузьмич, старый дядька императора. Александр Николаевич увидел его, улыбнулся. Кузьмич тоже с улыбкой поклонился, подошел к императору и протянул ему какой-то пакет. Лиза краем глаза увидела это, но потом обернулась к цесаревне, которая чувствовала себя опять нехорошо.
— Почему Саши нет? – шепнула она Лизе. – Мне бы хотелось, чтобы он был рядом.
— Наверное, он занят важными делами, иначе был бы здесь, - тихо, но уверенно ответила Лиза.
Всё было спокойно и хорошо, и вот тут сквозь ровное гудение эфирного локомотива в какой-то момент прорвался неестественный глухой звук — будто кто-то с силой ударил по стальному боку поезда изнутри. Взрыв прогремел через мгновение. Внутренности вагона содрогнулись, и всё пошло под уклон, как в дурном сне: вспышка, крики, треск дерева, визг металла.
Лиза не успела ни вскрикнуть, ни осознать. Её резко оттолкнуло вбок, но чьи-то руки — крепкие, уверенные — подхватили её, как ребёнка. Это был откуда-то взявшийся Омега. Он прижал её к себе и развернулся спиной к обрушивающемуся потолку. Его спина приняла удар, но он лишь слегка вздрогнул. Лиза закричала, но увидела, что Омега защитил не только ее, но и цесаревну. Они обе каким-то невероятным образом оказались закрыты им от удара.
Снаружи раздались треск, рёв, звон разбитого стекла, крики женщин. Поезд куда-то поволокло и это было неудержимое движение. Цесаревна потеряла сознание. Лиза увидела, что обе руки Омеги заняты ими, и все, что могло бы их ударить – ударяет по Омеге. Она подняла голову и встретилась взглядом с императором. Тот обнимал императрицу, прижимал ее к себе и сквозь этот ад он вдруг улыбнулся, и Лиза поняла, что эта улыбка для Омеги, который спасал их.
Вдруг всё смешалось: запах крови, перегретого эфира, дыма. Вагоны кренились, как пьяные великаны, один за другим уходя в овраг.
Вагон, в котором находились император, императрица, цесаревна Александра, Лиза, Елена, дети-близнецы, дядька Кузьмич и двое официантов, врезался в землю боком и замер, дыша паром и смертью.
На мгновение воцарилась тишина. Все замерли. А потом вдруг раздался пронзительный скрип. Крыша вагона начала медленно, неотвратимо оседать. Как зубы капкана, поймавшие зверя.
Омега поднялся первым, его руки взмыли вверх. Он уперся плечом и правой рукой в боковую обшивку, левой рукой – в рушащийся потолок. Рядом с ним император обеими руками подпирал другую часть конструкции.
— Выбирайтесь! Живо! — проревел император. — Удержишь? – это император обратился к Омеге.
— Удержу, - кратко ответил тот.
Александра лежала без сознания. Затем Лиза увидела, как Ася и Федя, застывшие у разбитого окна, дрожат и почти не дышат.
— Сюда! Быстро! — Она схватила Асю за плечо, Федю за руку и подтолкнула их к пролому в стене вагона. — Прыгайте! Прыгайте, вы живы!
Мальчик обернулся — Лиза впервые увидела такой страх у ребёнка, он не плакал — он будто окаменел.
Она вытолкнула их наружу, как котят, и сразу же вернулась. Елена села на полу, бледная.
— Я не могу… — прошептала та.
— Можешь. Держись за меня. — Лиза подхватила ее под руки, приподняла и практически выволокла к пролому.
— Берите её! — крикнула она кому-то в темноте. Снаружи офицер схватил Елену на руки.
Дым стал густым. Крыша заходила ходуном.
Лиза опять вернулась внутрь. Императрица Мария Фёдоровна лежала на полу, в шоке. Ресницы дрожали, губы шевелились.
— Ваше величество… — Лиза на коленях подползла, взяла её лицо в руки. — Мы уходим. Сейчас.
Императрица прижалась к ней, и Лиза вытащила её почти волоком.
— Всё… всё, — прошептала она, подталкивая ее к чьим-то рукам. — Вы здесь. С нами.
В проломе мелькнуло лицо цесаревича, его безумные глаза.
— Саша! – крикнул он и увидел Лизу, схватил ее за руку. – Где она?
— Сейчас, - крикнула в ответ Лиза.
Цесаревич попытался забраться вовнутрь, но Лиза оттолкнула его:
— Нет, у вас не получится, тут узко! Ждите!
Цесаревич подчинился. Лиза подобралась к Александре, та все так и лежала на спине без сознания. Лиза попыталась ее приподнять и каким-то нечеловеческим усилием ей это удалось. Она дотащила цесаревну до пролома, где белело лицо Александра. Тот протянул руки, и они вдвоем аккуратно приподняли ее и Александр принял жену на руки.
Пока Лиза помогала другим, оба официанта пришли в себя. Их лица, одежда были в крови, но один сумел выбраться сам. Второй, совсем юный, был заблокирован обломками.
Внутри вагона оставались ещё Омега, удерживавший потолок, император, и старик Кузьмич, лежащий под разбитым комодом.
— Выходите, ваше величество, — сказал Омега. — Я удержу, у меня хватит сил.
Император посмотрел на него. И кивнул с благодарностью, коротко. Он убрал руки, потолок чуть дрогнул, но удержался на руках и плече Омеги.
— Елизавета Петровна, — это Омега обратился к Лизе. – Уходите немедленно.
Лиза посмотрела ему в глаза. Нет, Омега не машина, он не может быть машиной! Конечно, спасение людей… Вероятно, так заложено в его программе… но этот взгляд… Это не взгляд равнодушной машины! В его глазах страх за нее! Ее губы дрогнули в подобии улыбки, и она выбралась в пролом, опираясь на чьи-то руки.
Император между тем подхватил Кузьмича, кровь стекала с виска старика на золотое шитьё мундира императора, дотащил его до пролома в стене, передал на руки офицерам, а после выбрался сам.
Омега повернул голову – он видел раненого, стонущего парня, ногу которого зажало куском потолочной балки.
— Потерпи, - сказал Омега.
Парень услышал его и криво улыбнулся.
— Терплю… - прошелестел он.
В стенной пролом вполз Алексей, за ним – Строганов. Они на коленях подползли к официанту. Тот чуть не заплакал, глядя на них.
— Держи! — Строганов подсунул плечо под перекрытие. Алексей пролез под балку, вытащил ногу и крикнул:
— Поднимай!
И вместе они вытянули юношу, дотащили его до выхода и передали на руки принимающих.
Омега пошатнулся.
— Всё… — прошептал он. — Уходите.
— Нет! — крикнул Алексей.
Но Строганов, схватив царевича, потащил его наружу.
Когда они вырвались из вагона, крыша обрушилась окончательно. С глухим, последним стоном металл замкнулся внутрь, будто сложились огромные, изломанные ладони.
А снаружи — пыль, огонь, люди, стоны. И — неожиданная тишина среди выживших.
Тамбур. За минуту до крушения.
Ольга и Григорий Строганов стояли в тамбуре — она, опершись на перила, смотрела в окно с напряжённым лицом, он — чуть в стороне, молча, сдержанно, сложив руки за спиной, будто охранял её даже в тишине.
После их знакомства и прошлого разговора Ольга прошло время, и царевна решила, что хотела бы опять поговорить с этим молодым офицером. Она не придумала ничего лучше, как опять отправиться в тамбур и угадала. Через несколько минут он оказался рядом.
И вот они молча стояли рядом.
— Вы всё ещё сердитесь? — спросил он вдруг тихо, скользнув взглядом по её профилю.
— Нет, — сказала Ольга, не оборачиваясь. — Уже нет.
Ольге отчаянно хотелось поговорить с ним, но она не знала, что сказать. И тут – глухой удар. Земля под рельсами, казалось, подскочила. Потом — оглушительный взрыв. Обрушение.
Тамбур под ногами пошёл вниз, как палуба корабля в шторм. Ольга закричала — рефлекторно, от страха — и в следующую долю секунды Григорий бросился к ней, подхватывая, закрывая собой.
Снаружи всё обрушилось в один оглушительный, пылающий звук: поезд накренился, скользнул, завалился на бок. Стены звенели металлом, вагон переворачивался, дробясь, ломаясь, сминаясь.
Строганов не отпустил Ольгу.
Он держал её, стиснув в объятиях, накрыл своим телом, когда пол ушёл из-под ног, и, когда всё рухнуло, он принял всё на себя, и удар балок, и крошево стекла.
И потом — всё стихло. Лишь скрип металла, гул крови в ушах.
Ольга открыла глаза. Она лежала под ним. Он был без сознания, тяжёлый, тёплый, дышал неровно. Лоб — в крови. Рука рассажена.
— Григорий… — прошептала она, в панике, тряся его за плечо. — Григорий!...
Он застонал. Жив.
Она вскинулась, осмотрела себя, как могла, увидела, что нет ничего, ни царапины. А он — весь в крови.
— И даже тогда она останется твоей семьей, - ответил ему император.
Повисла тишина. Поезд чуть качнуло.
— Она боится, — тихо сказал Алексей. — Эти… автоматоны. Они и правда странные. Иногда мне тоже кажется, что они нас изучают.
Император улыбнулся.
— Они нас изучают. Мы — их. Но это не делает нас врагами. Только учениками друг для друга… И учителями, что, наверное, важнее…
Он медленно поднялся, подошёл к окну, сцепив руки за спиной.
— Когда я только восходил на престол, магия уже угасала. Старые магические или вымерли, или прятались. На поверхности остались жалкие искры магии. Былое величие свелось к умению подогреть чай, заставить платье поменять цвет, облегчить головную боль. Великая сила, правда? Но даже эти крохи давали преимущество. Лучшие лекари — те, у кого есть Искра. Лучшие мастера — тоже. Только вот Искра исчезает. Шок, болезнь, потеря — и всё. Нет Искры. А знания… знания остаются. Это казалось правильным и естественным.
Он обернулся к сыну.
— Но вдруг выяснилось, что если эти крохи соединить с технологиями, то получится что-то… необыкновенное! Что в разы облегчит людям жизнь. Что такое эфирный двигатель? Соединение магии и технологии, - глаза императора заблестели. – Новый путь развития: техномагия!
— А техномагия? — спросил Александр. — Вы считаете её надёжной?
— Не просто надёжной, — ответил император. — Я считаю её будущим. Эфирные локомотивы, ступальцы, аэромобили, корабли, что пересекают не море, а воздух... Это не колдовство. Это труд. Расчёт. Стабильность. И… немного Искры, совсем чуть-чуть. Притом Искры, не завязанной на человека, на мага. Просто сырая материя. И вот – техномагия в действии! И автоматоны — ее высшее проявление. Они точны. Подконтрольны. Воспроизводимы.
Император снова сел, медленно, как будто подводя итог.
— Магия была капризом природы. Техномагия — выбор разума. И я предпочитаю быть союзником разума, а не случая.
— Вот против этого Ольга и протестует. Против замены чувств холодным расчетом. Но вы ведь не отрицаете чувства, отец? — негромко спросил Алексей.
— Сердце не против разума, — мягко сказал император. — Но, если мы позволим сердцу определять курс Империи… мы снова будем колоть лёд посохами. А мне нужен эфирный флот. Нам нужен, - поправился он.
Повисла пауза. За окном мелькнули огоньки ночного поста. Поезд чуть ускорился.
— Помирись с ней, Саша, — повторил государь. — Объяснись. Не переубеждай — просто объяснись. И извинись, если это будет необходимо. Иногда главное — не быть правым, а быть рядом. Прояви силу, уступи… ты же мужчина, ты – наследник.
Цесаревич кивнул. И в этом кивке было не повиновение, а понимание. И возможно — мудрость будущего правителя.
В небольшой фрейлинской гостиной (маленькое специально обустроенное купе между их купе-спальнями) расположились фрейлины цесаревны. Фрейлины императрицы имели обыкновение отдыхать в большом салоне, после того, как императорская семья отправлялась на отдых.
Мария Друцкая сидела у окна, склонившись над томом «Истории германских племен» Геродота. Рядом на кушетке, вытянув ноги, читала модный иллюстрированный журнал Екатерина Шаховская, делая пометки на полях карандашом. У окна, подперев подбородок, молчала Софья Арцыбашева — её взгляд бездумно следил за пробегавшими мимо пейзажами.
— Если б мы были героинями романа, — пробормотала Мария, не отрываясь от текста, — то сейчас сюда должен был бы войти прекрасный кавалер и посеять меж нами смуту.
Ровно в этот момент дверь салона отворилась и вошел царевич Алексей.
— Ага! Самое лучшее общество, как я и подозревал, здесь, - царевич улыбнулся. — Все вместе. Прекрасно. Чудесно! А я уж думал, куда мне деться от матушкиных церберов. Мадемуазель Оболенская замучила меня цитатами из Священного Писания, и ее патронесса фон Веймар козыряет Ветхим Заветом. У меня скоро мозги закипят…
— Сочувствуем вам, Ваше Высочество, — сухо заметила Катя.
При приходе царевича фрейлины поднялись и сделали слаженный реверанс. Царевич поклонился в ответ.
— Я вас потревожил, прошу меня извинить. Продолжайте заниматься своими делами, - Алексей махнул рукой и дамы вернулись к своих занятиям.
Царевич сел в кресло рядом с Софьей, чуть склонился к ней, голос его стал ниже, тон — шутливее:
— Признавайтесь, кого вы там высматриваете в ночи? Суженого?
Софья вспыхнула, рассмеялась:
— Возможно…
Тут отворилась дверь и вошла Лиза —уставшая, с книгой в руках.
— Добрый вечер, — тихо сказала она. — Я только на минуту, цесаревне нужен роман, который она не дочитала.
Алексей поднялся, Лиза поклонилась ему.
— Елизавета Петровна! После нашего незабвенного танца на Балу дебютанток я не имею возможности говорить с вами. Рад, что теперь эта возможность появилась.
Лиза смутилась:
— Чем же я могла заинтересовать вас, Ваше Высочество?
— Возможно, тем, что так не похожи на других?
— Что вы, я – совершенно обыкновенная! – воскликнула Лиза. – НО извините меня, я тороплюсь к цесаревне.
Лиза ловко воспользовалась предлогом и удрала из салона.
— Ах, какая жалость, - с искренним огорчением сказал царевич.
—Ледяная вода… Холодная и чистая. И неприступная. Прекрасно и невыносимо.
— Прошу меня извинить тоже, я устала, - спокойно сказала Екатерина и, поднявшись, сделала реверанс.
— Идеальна, как всегда, — пробормотал Алексей ей вслед. – Идеальна и скучна, - прибавил он тихо, чтобы никто не слышал.
В салоне осталось трое. Мария снова погрузилась в книгу, Софья, опустив ресницы, принялась слушать Алексея с лёгкой улыбкой, не то насмешливой, не то игривой.
Он заговорил о поэзии. Потом о своих планах на реформу Военного совета. Потом — о том, как ему тяжело выбирать между долгом и сердцем, и любой бы посочувствовал ему. Софья кивала, сочувствовала, вставляла лёгкие замечания, и Алексей был полностью удовлетворен ее вниманием. Со стороны могло бы показаться, что между ними что-то есть.
Когда царевич ушёл, Мария резко захлопнула книгу.
— Тебе это доставляет удовольствие?
— Что именно? — невинно переспросила Софья.
— Быть забавой наследника.
— Он скучает. Я — развлекаю. Что в этом такого? Это игра.
— Лиза бы так не поступила. И я. И Екатерина.
— Вы – святые, а я — простая земная девушка с очень простыми желаниями. Но я умею держать баланс, ты не находишь? – Софья похлопала ресницами.
Мария встала. Посмотрела на неё холодно, с сожалением:
— Баланс — вещь тонкая. Особенно когда имеешь дело с теми, кто привык, что всё имеет по первому слову.
И вышла, оставив Софью одну. Софья нахмурилась, опустила голову и глубоко задумалась. И можно было бы подумать, что ее глубоко, очень глубоко задели слова Друцкой.
Глава 8
На другой день после завтрака все снова собрались в салоне. Поезд шел ровно, спокойно. Лиза читала цесаревне, император и императрица о чем-то тихо разговаривали. Рядом расположились маленькие Федя и Ася, которых тоже взяли в поездку в Крым. Весь первый день они проспали и вот сегодня, наконец, вышли из своего купе, и императрица пригласила их в салон. Малышами занималась Елена, которая что-то им рассказывала и вызвала их искренний смех.
Через несколько минут в салон вошли официанты с прохладительными напитками, а следом появился Кузьмич, старый дядька императора. Александр Николаевич увидел его, улыбнулся. Кузьмич тоже с улыбкой поклонился, подошел к императору и протянул ему какой-то пакет. Лиза краем глаза увидела это, но потом обернулась к цесаревне, которая чувствовала себя опять нехорошо.
— Почему Саши нет? – шепнула она Лизе. – Мне бы хотелось, чтобы он был рядом.
— Наверное, он занят важными делами, иначе был бы здесь, - тихо, но уверенно ответила Лиза.
Всё было спокойно и хорошо, и вот тут сквозь ровное гудение эфирного локомотива в какой-то момент прорвался неестественный глухой звук — будто кто-то с силой ударил по стальному боку поезда изнутри. Взрыв прогремел через мгновение. Внутренности вагона содрогнулись, и всё пошло под уклон, как в дурном сне: вспышка, крики, треск дерева, визг металла.
Лиза не успела ни вскрикнуть, ни осознать. Её резко оттолкнуло вбок, но чьи-то руки — крепкие, уверенные — подхватили её, как ребёнка. Это был откуда-то взявшийся Омега. Он прижал её к себе и развернулся спиной к обрушивающемуся потолку. Его спина приняла удар, но он лишь слегка вздрогнул. Лиза закричала, но увидела, что Омега защитил не только ее, но и цесаревну. Они обе каким-то невероятным образом оказались закрыты им от удара.
Снаружи раздались треск, рёв, звон разбитого стекла, крики женщин. Поезд куда-то поволокло и это было неудержимое движение. Цесаревна потеряла сознание. Лиза увидела, что обе руки Омеги заняты ими, и все, что могло бы их ударить – ударяет по Омеге. Она подняла голову и встретилась взглядом с императором. Тот обнимал императрицу, прижимал ее к себе и сквозь этот ад он вдруг улыбнулся, и Лиза поняла, что эта улыбка для Омеги, который спасал их.
Вдруг всё смешалось: запах крови, перегретого эфира, дыма. Вагоны кренились, как пьяные великаны, один за другим уходя в овраг.
Вагон, в котором находились император, императрица, цесаревна Александра, Лиза, Елена, дети-близнецы, дядька Кузьмич и двое официантов, врезался в землю боком и замер, дыша паром и смертью.
На мгновение воцарилась тишина. Все замерли. А потом вдруг раздался пронзительный скрип. Крыша вагона начала медленно, неотвратимо оседать. Как зубы капкана, поймавшие зверя.
Омега поднялся первым, его руки взмыли вверх. Он уперся плечом и правой рукой в боковую обшивку, левой рукой – в рушащийся потолок. Рядом с ним император обеими руками подпирал другую часть конструкции.
— Выбирайтесь! Живо! — проревел император. — Удержишь? – это император обратился к Омеге.
— Удержу, - кратко ответил тот.
Александра лежала без сознания. Затем Лиза увидела, как Ася и Федя, застывшие у разбитого окна, дрожат и почти не дышат.
— Сюда! Быстро! — Она схватила Асю за плечо, Федю за руку и подтолкнула их к пролому в стене вагона. — Прыгайте! Прыгайте, вы живы!
Мальчик обернулся — Лиза впервые увидела такой страх у ребёнка, он не плакал — он будто окаменел.
Она вытолкнула их наружу, как котят, и сразу же вернулась. Елена села на полу, бледная.
— Я не могу… — прошептала та.
— Можешь. Держись за меня. — Лиза подхватила ее под руки, приподняла и практически выволокла к пролому.
— Берите её! — крикнула она кому-то в темноте. Снаружи офицер схватил Елену на руки.
Дым стал густым. Крыша заходила ходуном.
Лиза опять вернулась внутрь. Императрица Мария Фёдоровна лежала на полу, в шоке. Ресницы дрожали, губы шевелились.
— Ваше величество… — Лиза на коленях подползла, взяла её лицо в руки. — Мы уходим. Сейчас.
Императрица прижалась к ней, и Лиза вытащила её почти волоком.
— Всё… всё, — прошептала она, подталкивая ее к чьим-то рукам. — Вы здесь. С нами.
В проломе мелькнуло лицо цесаревича, его безумные глаза.
— Саша! – крикнул он и увидел Лизу, схватил ее за руку. – Где она?
— Сейчас, - крикнула в ответ Лиза.
Цесаревич попытался забраться вовнутрь, но Лиза оттолкнула его:
— Нет, у вас не получится, тут узко! Ждите!
Цесаревич подчинился. Лиза подобралась к Александре, та все так и лежала на спине без сознания. Лиза попыталась ее приподнять и каким-то нечеловеческим усилием ей это удалось. Она дотащила цесаревну до пролома, где белело лицо Александра. Тот протянул руки, и они вдвоем аккуратно приподняли ее и Александр принял жену на руки.
Пока Лиза помогала другим, оба официанта пришли в себя. Их лица, одежда были в крови, но один сумел выбраться сам. Второй, совсем юный, был заблокирован обломками.
Внутри вагона оставались ещё Омега, удерживавший потолок, император, и старик Кузьмич, лежащий под разбитым комодом.
— Выходите, ваше величество, — сказал Омега. — Я удержу, у меня хватит сил.
Император посмотрел на него. И кивнул с благодарностью, коротко. Он убрал руки, потолок чуть дрогнул, но удержался на руках и плече Омеги.
— Елизавета Петровна, — это Омега обратился к Лизе. – Уходите немедленно.
Лиза посмотрела ему в глаза. Нет, Омега не машина, он не может быть машиной! Конечно, спасение людей… Вероятно, так заложено в его программе… но этот взгляд… Это не взгляд равнодушной машины! В его глазах страх за нее! Ее губы дрогнули в подобии улыбки, и она выбралась в пролом, опираясь на чьи-то руки.
Император между тем подхватил Кузьмича, кровь стекала с виска старика на золотое шитьё мундира императора, дотащил его до пролома в стене, передал на руки офицерам, а после выбрался сам.
Омега повернул голову – он видел раненого, стонущего парня, ногу которого зажало куском потолочной балки.
— Потерпи, - сказал Омега.
Парень услышал его и криво улыбнулся.
— Терплю… - прошелестел он.
В стенной пролом вполз Алексей, за ним – Строганов. Они на коленях подползли к официанту. Тот чуть не заплакал, глядя на них.
— Держи! — Строганов подсунул плечо под перекрытие. Алексей пролез под балку, вытащил ногу и крикнул:
— Поднимай!
И вместе они вытянули юношу, дотащили его до выхода и передали на руки принимающих.
Омега пошатнулся.
— Всё… — прошептал он. — Уходите.
— Нет! — крикнул Алексей.
Но Строганов, схватив царевича, потащил его наружу.
Когда они вырвались из вагона, крыша обрушилась окончательно. С глухим, последним стоном металл замкнулся внутрь, будто сложились огромные, изломанные ладони.
А снаружи — пыль, огонь, люди, стоны. И — неожиданная тишина среди выживших.
Тамбур. За минуту до крушения.
Ольга и Григорий Строганов стояли в тамбуре — она, опершись на перила, смотрела в окно с напряжённым лицом, он — чуть в стороне, молча, сдержанно, сложив руки за спиной, будто охранял её даже в тишине.
После их знакомства и прошлого разговора Ольга прошло время, и царевна решила, что хотела бы опять поговорить с этим молодым офицером. Она не придумала ничего лучше, как опять отправиться в тамбур и угадала. Через несколько минут он оказался рядом.
И вот они молча стояли рядом.
— Вы всё ещё сердитесь? — спросил он вдруг тихо, скользнув взглядом по её профилю.
— Нет, — сказала Ольга, не оборачиваясь. — Уже нет.
Ольге отчаянно хотелось поговорить с ним, но она не знала, что сказать. И тут – глухой удар. Земля под рельсами, казалось, подскочила. Потом — оглушительный взрыв. Обрушение.
Тамбур под ногами пошёл вниз, как палуба корабля в шторм. Ольга закричала — рефлекторно, от страха — и в следующую долю секунды Григорий бросился к ней, подхватывая, закрывая собой.
Снаружи всё обрушилось в один оглушительный, пылающий звук: поезд накренился, скользнул, завалился на бок. Стены звенели металлом, вагон переворачивался, дробясь, ломаясь, сминаясь.
Строганов не отпустил Ольгу.
Он держал её, стиснув в объятиях, накрыл своим телом, когда пол ушёл из-под ног, и, когда всё рухнуло, он принял всё на себя, и удар балок, и крошево стекла.
И потом — всё стихло. Лишь скрип металла, гул крови в ушах.
Ольга открыла глаза. Она лежала под ним. Он был без сознания, тяжёлый, тёплый, дышал неровно. Лоб — в крови. Рука рассажена.
— Григорий… — прошептала она, в панике, тряся его за плечо. — Григорий!...
Он застонал. Жив.
Она вскинулась, осмотрела себя, как могла, увидела, что нет ничего, ни царапины. А он — весь в крови.
