-Прости меня… - ответила я ей.
Сирина смущенно улыбнулась и засопела, опустившись на колени, чтобы поправить подол моего платья. А я смотрела на нее и думала: она молода, хороша собой… Очень хороша! Виттория даже ревновала к ней и не даром. Кто такая Сирина? Какова ее судьба? Почему Сирина служит здесь, в доме Матео?
Я положила ладонь ей на голову и провела по волосам девушки. Та вздрогнула и уставилась на меня. Наши глаза встретились, и я будто бы прочла ее судьбу: малышка у тела мертвой матери на улице… лохмотья, холод и голод… черные кудри и черные глаза… ей лет семь, не более… женщина берет ее за руку… она хорошо одета… богатый дом… мужчина в бархатной полумаске… комната с кроватью… девочка и мужчина… вот она уже повзрослела, ей лет четырнадцать… ее выставляют на улицу… опять голод… платье превратилось в лохмотья… кровоподтёки на лице… изнеможена до крайности… умирает… Матео… жизненные силы возвращаются…
Я очнулась, тяжело дыша. Так вот какой, может быть моя сила… Сирина с подозрением смотрела на меня:
-Что с вами, госпожа?
-Нет… ничего… так что там с девочкой?
Сирина покачала головой.
-Да что… Синьора Пеллегрина уверяет, что нашла ее на улице. Та просила подаяния. И будто бы с нею был какой-то убогий комедиант, больной и несчастный, и он умолял синьору Пеллегрину спасти девочку. Знаю я таких комедиантов! – с неожиданной злостью прибавила она. – Небось продал задорого взбалмошной благотворительнице. Синьора Пеллегрина правда уверяет, что он просил о помощи, и будто бы она «вняла его мольбе и забрала малышку», - Сирина очень похоже передразнила Пеллегрину, и я рассмеялась. - И теперь девчонка тоже живет здесь… Ну вот, наряд и готов…
Я смотрела на себя в зеркало, а Сирина стояла рядом со мной. Мой взгляд невольно переместился на нее.
-А ты красива, - сказала я, наконец, то, что не давало мне покоя.
-Да что вы, госпожа, - Сирина делано рассмеялась. – Куда уж мне, - лицо ее вдруг сделалось встревоженным. – Уж не хотите ли вы меня прогнать?
-Ты что? – я повернулась и с удивлением посмотрела на девушку. – За что мне тебя прогонять?
-За то, что красива, как вы сказали… Хозяйки не очень иной раз любят, чтобы…
-Прекрати! – я резко оборвала её. – Не мели чепухи! И имей в виду… Я всё про тебя увидела… - это уже было сказано чуть тише, но от моих слов Сирина вздрогнула, как от удара. – Я говорю тебе не для укора, просто… ты должна знать, что твой секрет мне теперь известен.
-Но как? – глаза Сирины выразили столь сложную гамму чувств, что я даже растерялась.
-Просто увидела. Вот только что, когда ты рассказывала про девочку.
-Разве такое возможно?
-Возможно.
-И что… что вы увидели? Скажите мне! Может быть, это всё неправда! – Сирина яростно приступила ко мне.
-Ты осиротела в семь лет, вы с матерью жили в нищете, на улице. Тебя подобрала какая-то хорошо одетая женщина, привела в свой дом, продала мужчине. Богатому, хорошо одетому… Ты жила в его доме до четырнадцати лет, пока он не счел тебя слишком старой и ненужной ему. Тогда он…
-Хватит! – Сирина закрыла лицо руками и бессильно опустилась на кресло. – Довольно… Я не хочу…
Я подошла к ней, положила руку ей на голову.
-Хочешь забыть? – спросила я.
-Да… Да! Больше всего на свете…
-Забудешь…
Сирина вскинула на меня взгляд, но вдруг обмякла, глаза ее закатились, она откинулась на спинку кресла. Я наклонилась к ней и поцеловала ее в лоб.
-Ты больше не вспомнишь… А, если вспомнишь, то не будешь страдать, - шепнула я.
-Что ты делаешь? – услышала я за спиной голос Матео.
Я отпрянула от девушки, обернулась к нему.
-Ты узнала ее секрет? – спросил он.
-Да, я увидела.
-Стоило тебе только принять решение, как сила напомнила о себе. Верно? – он подошел ко мне. – Надеюсь, она не умрет? Сирина славная девушка и очень добрая.
-Не умрет. Она просто забудет о своем прошлом. Оно перестанет терзать ее. Пойдем, - я взяла его за руку. – Пусть она поспит здесь. В моих покоях ее никто не потревожит.
Я еще раз посмотрела на нее. Сирина спала, и на лице ее расцвела легкая младенческая улыбка.
-Хоть кто-то должен же быть хотя бы покоен, если не счастлив, - пробормотала я, когда мы с Матео покидали комнату, где так сладко спала служанка.
-Я должен кое-что сказать тебе, - начал Матео, когда мы вышли на лестницу.
-Что?
-Здесь была Линучча. Ты помнишь ее, - лицо Матео было хмурым и говорил он неохотно.
-Конечно, помню… Разве я могла бы ее забыть… И что же?
-Она молила о прощении. Ползала на коленях, не стесняясь ничьим присутствием.
-А ты?
-Прогнал ее, - равнодушно сказал он. – Но она явится сюда снова. Я для того говорю тебе это, чтобы ты не вздумала проявлять к ней великодушие. Поверь, она того не стоит.
-Я поняла тебя, - я сжала его руку. – Я постараюсь.
Мы спустились вниз, вышли в сад, и тут же я услышала крик:
-Госпожа! Госпожа!
Ко мне бежал малыш Матиуш, а перед ним с лаем мчался Феликс. За то время, что они оба были с нами, шёрстка Феликса залоснилась, бока немного округлились, и даже наметилась довольно внушительная складочка на холке. И не удивительно – никто был не в силах отказать ему в еде. Матиуш тоже выправился и поздоровел.
-Госпожа! Тут просто прекрасно! Мы уже обошли и дом, и весь сад, и даже вышли наружу. Я хотел осмотреть весь остров, я бы справился и до обеда всё обошёл, но госпожа Джемма так быстро ходить не может. И, кроме того, господин Матео не велел уходить одному, а я не смел его ослушаться! Феликс поймал мышь, и я едва её отобрал, а то он уже хотел её сожрать! А мышь маленькая и чёрная и она почти дохлая была! Её Феликс придушил! Там сзади ещё есть грот, так сказала госпожа Джемма, и в нём летучие мыши! Они сейчас спят! А Сирина дала нам к завтраку пирогов и горячего шоколада, а ещё апил.. аплил… аплилсин! Вот! – всё это Матиуш выложил мне буквально на одном дыхании под хохот Пеллегрины.
-Милый Матиуш! – я протянула руки и обняла паренька.
Тот зарделся и засопел, но я видела, что ему приятны и мои слова, и мои объятия.
Наши глаза с Матео встретились.
-Значит, он больше не опасается стать для тебя обедом? – не удержалась я от шпильки.
Матео хмыкнул.
-Как видно.
-А-а! Ну, наконец-то! – это в сад вошла Пеллегрина. – Наконец-то!
Пеллегрина вела за руку девочку воистину небывалой красоты. Золотые кудри и голубые глаза, фарфоровое личико и улыбка, самая обаятельная на свете! Я остановилась, пораженная ее красотой и тем удивительнее было мне видеть, что Матиуш спрятался за моей спиной, будто бы не желая подходить к девочке. Сама же малышка с непосредственностью дитяти пошла нам навстречу.
-Вот! – объявила Пеллегрина. – Не всё же другим делать добро. Пора и мне приняться за благие дела.
-Как ее зовут? – спросила я, завороженная маленькой красавицей.
-Береника, - объявила Пеллегрина с гордостью.
-Береника? Ты сама придумала для неё это имя? – я продолжала наблюдать за тем, как малышка, совершенно не обратив на меня никакого внимания, направилась к Матео и протянула к нему руки.
-Ты!– требовательно крикнула она, но тот игнорировал и ее призыв, и ее протянутые руки и так же, как Матиуш, пожелал избежать общения с ней.
Девочка нахмурилась и захныкала, а Пеллегрина объявила:
-Матео! Почему ты обидел дитя? Она просит о такой малости, а ты…
-Оставь, Пеллегрина, - голос Матео прозвучал сухо. – Твоя воля развлекаться, как угодно, но нас уволь.
Пеллегрина недовольно хмыкнула.
-Быть может, хотя бы синьор Матиуш соблаговолит уделить внимание девочке? – с сарказмом спросила она.
Матео обернулся и подмигнул мальчишке. Тот облегченно выдохнул и крикнул:
-Ну, нет! У нас с Феликсом и без девчонок много дела!
С этими словами он живо скрылся из виду, и всем свидетелям этой сцены оставалось только рассмеяться с той или иной долей искренности.
-Вы все против меня! – пожаловалась Пеллегрина.
-Вовсе не против, дорогая, - к нам незаметно присоединилась Джемма. – Но нельзя требовать от мужчин сверх того, что они могут нам дать, - с этими словами она взяла на руки девочку и погладила ее по голове, заставив малышку успокоиться. – Разве мало, что и я и госпожа Оливи, - Джемма кинула на меня краткий взгляд, - готовы уделить Беренике своё внимание? От меня ты можешь ожидать даже большего, - тихо прибавила она.
-Бедняжка моя! – несколько выспренне объявила Пеллегрина, подходя к Джемме.
-Я вас тоже оставлю, - сказал Матео, поморщившись. – Полагаю, вам будет, чем поразвлечься, - он поцеловал мне руку и ушел.
-Ну, вот! А я-то думала, мой благородный порыв все оценят, - пробормотала Пеллегрина.
-Я оценила, - сказала я, глядя на девочку. – И надеюсь, это не временная забава для тебя?
-Как ты можешь так думать! – Пеллегрина, кажется, даже оскорбилась.
-Расскажи, как у тебя оказалась девочка? Я хочу послушать.
-О! Это история, достойная пера романиста, - Пеллегрина довольно усмехнулась. – Угодно ли вам выслушать меня?
-Угодно, - рассмеялись мы с Джеммой.
-Ну так вот… Пока вы путешествовали, а после не покидали острова, вся Венеция кипела страстями по поводу одной истории, о которой я просто обязана вам рассказать. Знаете ли вы нашего большого живописца, флорентийца по рождению, по прозванию Джентиле Флорентино?
-Да, я слышала о нём, - сказала Джемма.
-У этого Флорентино есть дочь, весьма талантливая художница. Она так же искусна в своём мастерстве, как небезызвестная вам Маддалена Казулана в своём. И, пожалуй, превосходит многих мужчин в своём деле. По крайней мере, старик Флорентино решил именно ей передать секреты живописного мастерства, ибо его сыновья все, как один, бездари.
-Как зовут эту девушку? Не Артемизия ли? – спросила Джемма. – Я ещё во Флоренции слышала о том, что в Венеции есть замечательная художница по имени Артемизия и многие сравнивали ее талант с божественным даром.
-Да, это именно она! – воскликнула Пеллегрина. - Артемизия талантлива, умна, юна и хороша собой, отец недаром дал ей такое имя. Если бы вы увидели ее, то по всем статям сравнили бы с божественной Дианой или даже бы решили, что она ее превосходит! Ей только восемнадцать, но одну из ее работ уже купил дож Приули, а герцогиня Изабелла Медичи заказала ей свой портрет и сцену из Ветхого Завета. Любую, по выбору художницы. Но Флорентино, конечно, как и всякий мужчина страдал, что не имеет продолжения именно в сыновьях, и взял себе в ученики Агосто Тассино, тоже флорентийца. И представьте себе изумление всех, когда Артемизия объявила о том, что этот Агосто изнасиловал её!
-О, Боже! – воскликнула Джемма и густо покраснела. – Но как… как… Как она могла так сказать!
-И все вскричали так же, как и ты, Джемма! И более того, сам Агосто уверял, что всё произошло по взаимному согласию и даже был согласен жениться на Артемизии, но та твёрдо стояла на своём! Общество тут же раскололось на две части: одни восхищались ее поступком, другие твердили о позоре, который не смыть, и о девичьем стыде, который должен бы был замкнуть ей уста на веки вечные, даже если что-то и могло случиться. Да мало ли с кем не случается? Но говорить публично о таком… Что ты думаешь, Оливи? – Пеллегрина посмотрела на меня.
-Что же я могу думать… Я не знаю ни Артемизии, ни всей истории… Но ее смелость и нежелание уступать вызывают у меня уважение, - пробормотала я.
-Я ни за что бы не посмела предать такое огласке, - прошептала Джемма.
-А что же было дальше, Пеллегрина? – спросила я.
-Дальше! Потребовался суд, чтобы установить истину, ведь обе стороны каждая гнули свою линию. Артемизию подвергли пытке…
-Что! – воскликнула я. – Как это возможно?
-Ну следовало же установить истину. Инквизиторы всего лишь действовали согласно букве закона. Они подвергли Артемизию пытке и, надо сказать, она три раза подтвердила свои слова. Ей испортили руки и повредили пальцы, но она, рискуя никогда не взять кисть в руки, всё же не отступила от правды. Ее публично осматривали повивальные бабки! Уж коли это она смогла перенести, то чего бы ещё не смогла? – патетично воскликнула Пеллегрина, воздев руки к небу.
Джемма побелела при этих словах и прижала к груди дремлющую девочку.
-Что было дальше? – спросила я, чувствую, как душа моя сжимается от ужаса и гнева.
-А дальше выяснилось, что Агосто Тассино женат, и что он бежал из Флоренции оттого, что там его обвинили в том, что он был любовником собственной невестки. А, кроме того, пытался убить некую Бьянку Фениче, свою беременную любовницу. Но и этого бы не хватило для того, чтобы его обвинить, если бы не стойкость Артемизии! И всё равно адвокаты Тассино утверждали, что Артемизия распутница и что она и ее отец… ну… словом, всякие мерзости, хотя это ложь! Но негодяю ничего не помогло и его осудили, ибо инквизиторы признали, что отцу Артемизии был нанесен имущественный ущерб.
-Имущественный! – воскликнула я.
-Конечно, ведь женщина в семье, - тут Пеллегриниа рассмеялась, - это имущество.
«Имущество!» - вспыхнуло у меня в голове. – «А ведь верно! Чему я удивляюсь? Разве я сама не была таким имуществом в доме Цезарио?»
А Пеллегрина между тем продолжала говорить, но ее голос доносился до меня, как крик из тумана, еле внятно и глухо:
-Так что Тассино обязали выплатить Джентиле Флорентино сто золотых дукатов, а кроме того его на год заключат в крепости.
-Но бедная Артемизия … - прошептала Джемма. – Что будет с ней?
-Она уедет во Флоренцию, герцогиня Изабелла уже позвала ее и ждет с нетерпением. Ей хочется пополнить коллекцию своих редкостей теперь уже и художницей, - улыбаясь, докончила Пеллегрина.
Некоторое время мы молчали, ни я, ни Джемма не в силах были говорить, но потом я всё же спросила:
-А девочка? Ты же хотела рассказать нам её историю. Сирина сказала, будто какой-то комедиант…
-Комедиант! – Пеллегрина рассмеялась своим серебристым смехом. – Девчонка всё напутала. Откуда бы рядом со мной взяться такому отребью? Однако я должна отметить, что моё милосердие не знает границ. Ко мне обратился монах-цистерцианец. Он увидел меня на суде над Агосто и Артемизией, где я, как и все, присутствовала. Фра Бернардо сказал, что сразу распознал во мне добрую душу, - она довольно улыбнулась. – И попросил не быть предвзятой к грехам собратьев и явить милосердие. На мой вопрос, о чём же речь, он мне поведал, что Агосто Тассион несколько лет тому и впрямь во Флоренции начудил немало и пытался убить ту самую Бьянку. Но женщина осталась жива и произвела на свет девочку. Девочка эта никому не нужна, ибо мать ее вовсе падшая женщина, а отец… Ну, что тут скажешь! Он назвал мне имя малышки – Береника, а после отвел на постоялый двор, где остановился, и показал мне девочку, данную им на попечение хозяйке…
-Монах, и остановился на постоялом дворе? – удивилась Джемма. – И ты была там?
-Что тебя так удивляет? Мало ли, каковы его обстоятельства! Да я и не выходила из паланкина! – возразила Пеллегрина. – Береника так понравилась мне, что я тут же согласилась её взять. Фра Бернардо вручил мне девочку, и я уехала. И вот теперь она здесь. Не правда ли, я душка? – она с ожиданием смотрела на нас.
-Да, ты очень добра, Пеллегрина, - сказала я. – Но, признаться, история, рассказанная тобой, сильно взволновала меня. Бедная Артемизия…
-Оливи, на днях она уедет отсюда и, поверь, при дворе герцогини Изабеллы ей будет хорошо.
Сирина смущенно улыбнулась и засопела, опустившись на колени, чтобы поправить подол моего платья. А я смотрела на нее и думала: она молода, хороша собой… Очень хороша! Виттория даже ревновала к ней и не даром. Кто такая Сирина? Какова ее судьба? Почему Сирина служит здесь, в доме Матео?
Я положила ладонь ей на голову и провела по волосам девушки. Та вздрогнула и уставилась на меня. Наши глаза встретились, и я будто бы прочла ее судьбу: малышка у тела мертвой матери на улице… лохмотья, холод и голод… черные кудри и черные глаза… ей лет семь, не более… женщина берет ее за руку… она хорошо одета… богатый дом… мужчина в бархатной полумаске… комната с кроватью… девочка и мужчина… вот она уже повзрослела, ей лет четырнадцать… ее выставляют на улицу… опять голод… платье превратилось в лохмотья… кровоподтёки на лице… изнеможена до крайности… умирает… Матео… жизненные силы возвращаются…
Я очнулась, тяжело дыша. Так вот какой, может быть моя сила… Сирина с подозрением смотрела на меня:
-Что с вами, госпожа?
-Нет… ничего… так что там с девочкой?
Сирина покачала головой.
-Да что… Синьора Пеллегрина уверяет, что нашла ее на улице. Та просила подаяния. И будто бы с нею был какой-то убогий комедиант, больной и несчастный, и он умолял синьору Пеллегрину спасти девочку. Знаю я таких комедиантов! – с неожиданной злостью прибавила она. – Небось продал задорого взбалмошной благотворительнице. Синьора Пеллегрина правда уверяет, что он просил о помощи, и будто бы она «вняла его мольбе и забрала малышку», - Сирина очень похоже передразнила Пеллегрину, и я рассмеялась. - И теперь девчонка тоже живет здесь… Ну вот, наряд и готов…
Я смотрела на себя в зеркало, а Сирина стояла рядом со мной. Мой взгляд невольно переместился на нее.
-А ты красива, - сказала я, наконец, то, что не давало мне покоя.
-Да что вы, госпожа, - Сирина делано рассмеялась. – Куда уж мне, - лицо ее вдруг сделалось встревоженным. – Уж не хотите ли вы меня прогнать?
-Ты что? – я повернулась и с удивлением посмотрела на девушку. – За что мне тебя прогонять?
-За то, что красива, как вы сказали… Хозяйки не очень иной раз любят, чтобы…
-Прекрати! – я резко оборвала её. – Не мели чепухи! И имей в виду… Я всё про тебя увидела… - это уже было сказано чуть тише, но от моих слов Сирина вздрогнула, как от удара. – Я говорю тебе не для укора, просто… ты должна знать, что твой секрет мне теперь известен.
-Но как? – глаза Сирины выразили столь сложную гамму чувств, что я даже растерялась.
-Просто увидела. Вот только что, когда ты рассказывала про девочку.
-Разве такое возможно?
-Возможно.
-И что… что вы увидели? Скажите мне! Может быть, это всё неправда! – Сирина яростно приступила ко мне.
-Ты осиротела в семь лет, вы с матерью жили в нищете, на улице. Тебя подобрала какая-то хорошо одетая женщина, привела в свой дом, продала мужчине. Богатому, хорошо одетому… Ты жила в его доме до четырнадцати лет, пока он не счел тебя слишком старой и ненужной ему. Тогда он…
-Хватит! – Сирина закрыла лицо руками и бессильно опустилась на кресло. – Довольно… Я не хочу…
Я подошла к ней, положила руку ей на голову.
-Хочешь забыть? – спросила я.
-Да… Да! Больше всего на свете…
-Забудешь…
Сирина вскинула на меня взгляд, но вдруг обмякла, глаза ее закатились, она откинулась на спинку кресла. Я наклонилась к ней и поцеловала ее в лоб.
-Ты больше не вспомнишь… А, если вспомнишь, то не будешь страдать, - шепнула я.
-Что ты делаешь? – услышала я за спиной голос Матео.
Я отпрянула от девушки, обернулась к нему.
-Ты узнала ее секрет? – спросил он.
-Да, я увидела.
-Стоило тебе только принять решение, как сила напомнила о себе. Верно? – он подошел ко мне. – Надеюсь, она не умрет? Сирина славная девушка и очень добрая.
-Не умрет. Она просто забудет о своем прошлом. Оно перестанет терзать ее. Пойдем, - я взяла его за руку. – Пусть она поспит здесь. В моих покоях ее никто не потревожит.
Я еще раз посмотрела на нее. Сирина спала, и на лице ее расцвела легкая младенческая улыбка.
-Хоть кто-то должен же быть хотя бы покоен, если не счастлив, - пробормотала я, когда мы с Матео покидали комнату, где так сладко спала служанка.
-Я должен кое-что сказать тебе, - начал Матео, когда мы вышли на лестницу.
-Что?
-Здесь была Линучча. Ты помнишь ее, - лицо Матео было хмурым и говорил он неохотно.
-Конечно, помню… Разве я могла бы ее забыть… И что же?
-Она молила о прощении. Ползала на коленях, не стесняясь ничьим присутствием.
-А ты?
-Прогнал ее, - равнодушно сказал он. – Но она явится сюда снова. Я для того говорю тебе это, чтобы ты не вздумала проявлять к ней великодушие. Поверь, она того не стоит.
-Я поняла тебя, - я сжала его руку. – Я постараюсь.
Мы спустились вниз, вышли в сад, и тут же я услышала крик:
-Госпожа! Госпожа!
Ко мне бежал малыш Матиуш, а перед ним с лаем мчался Феликс. За то время, что они оба были с нами, шёрстка Феликса залоснилась, бока немного округлились, и даже наметилась довольно внушительная складочка на холке. И не удивительно – никто был не в силах отказать ему в еде. Матиуш тоже выправился и поздоровел.
-Госпожа! Тут просто прекрасно! Мы уже обошли и дом, и весь сад, и даже вышли наружу. Я хотел осмотреть весь остров, я бы справился и до обеда всё обошёл, но госпожа Джемма так быстро ходить не может. И, кроме того, господин Матео не велел уходить одному, а я не смел его ослушаться! Феликс поймал мышь, и я едва её отобрал, а то он уже хотел её сожрать! А мышь маленькая и чёрная и она почти дохлая была! Её Феликс придушил! Там сзади ещё есть грот, так сказала госпожа Джемма, и в нём летучие мыши! Они сейчас спят! А Сирина дала нам к завтраку пирогов и горячего шоколада, а ещё апил.. аплил… аплилсин! Вот! – всё это Матиуш выложил мне буквально на одном дыхании под хохот Пеллегрины.
-Милый Матиуш! – я протянула руки и обняла паренька.
Тот зарделся и засопел, но я видела, что ему приятны и мои слова, и мои объятия.
Наши глаза с Матео встретились.
-Значит, он больше не опасается стать для тебя обедом? – не удержалась я от шпильки.
Матео хмыкнул.
-Как видно.
-А-а! Ну, наконец-то! – это в сад вошла Пеллегрина. – Наконец-то!
Пеллегрина вела за руку девочку воистину небывалой красоты. Золотые кудри и голубые глаза, фарфоровое личико и улыбка, самая обаятельная на свете! Я остановилась, пораженная ее красотой и тем удивительнее было мне видеть, что Матиуш спрятался за моей спиной, будто бы не желая подходить к девочке. Сама же малышка с непосредственностью дитяти пошла нам навстречу.
-Вот! – объявила Пеллегрина. – Не всё же другим делать добро. Пора и мне приняться за благие дела.
-Как ее зовут? – спросила я, завороженная маленькой красавицей.
-Береника, - объявила Пеллегрина с гордостью.
-Береника? Ты сама придумала для неё это имя? – я продолжала наблюдать за тем, как малышка, совершенно не обратив на меня никакого внимания, направилась к Матео и протянула к нему руки.
-Ты!– требовательно крикнула она, но тот игнорировал и ее призыв, и ее протянутые руки и так же, как Матиуш, пожелал избежать общения с ней.
Девочка нахмурилась и захныкала, а Пеллегрина объявила:
-Матео! Почему ты обидел дитя? Она просит о такой малости, а ты…
-Оставь, Пеллегрина, - голос Матео прозвучал сухо. – Твоя воля развлекаться, как угодно, но нас уволь.
Пеллегрина недовольно хмыкнула.
-Быть может, хотя бы синьор Матиуш соблаговолит уделить внимание девочке? – с сарказмом спросила она.
Матео обернулся и подмигнул мальчишке. Тот облегченно выдохнул и крикнул:
-Ну, нет! У нас с Феликсом и без девчонок много дела!
С этими словами он живо скрылся из виду, и всем свидетелям этой сцены оставалось только рассмеяться с той или иной долей искренности.
-Вы все против меня! – пожаловалась Пеллегрина.
-Вовсе не против, дорогая, - к нам незаметно присоединилась Джемма. – Но нельзя требовать от мужчин сверх того, что они могут нам дать, - с этими словами она взяла на руки девочку и погладила ее по голове, заставив малышку успокоиться. – Разве мало, что и я и госпожа Оливи, - Джемма кинула на меня краткий взгляд, - готовы уделить Беренике своё внимание? От меня ты можешь ожидать даже большего, - тихо прибавила она.
-Бедняжка моя! – несколько выспренне объявила Пеллегрина, подходя к Джемме.
-Я вас тоже оставлю, - сказал Матео, поморщившись. – Полагаю, вам будет, чем поразвлечься, - он поцеловал мне руку и ушел.
-Ну, вот! А я-то думала, мой благородный порыв все оценят, - пробормотала Пеллегрина.
-Я оценила, - сказала я, глядя на девочку. – И надеюсь, это не временная забава для тебя?
-Как ты можешь так думать! – Пеллегрина, кажется, даже оскорбилась.
-Расскажи, как у тебя оказалась девочка? Я хочу послушать.
-О! Это история, достойная пера романиста, - Пеллегрина довольно усмехнулась. – Угодно ли вам выслушать меня?
-Угодно, - рассмеялись мы с Джеммой.
-Ну так вот… Пока вы путешествовали, а после не покидали острова, вся Венеция кипела страстями по поводу одной истории, о которой я просто обязана вам рассказать. Знаете ли вы нашего большого живописца, флорентийца по рождению, по прозванию Джентиле Флорентино?
-Да, я слышала о нём, - сказала Джемма.
-У этого Флорентино есть дочь, весьма талантливая художница. Она так же искусна в своём мастерстве, как небезызвестная вам Маддалена Казулана в своём. И, пожалуй, превосходит многих мужчин в своём деле. По крайней мере, старик Флорентино решил именно ей передать секреты живописного мастерства, ибо его сыновья все, как один, бездари.
-Как зовут эту девушку? Не Артемизия ли? – спросила Джемма. – Я ещё во Флоренции слышала о том, что в Венеции есть замечательная художница по имени Артемизия и многие сравнивали ее талант с божественным даром.
-Да, это именно она! – воскликнула Пеллегрина. - Артемизия талантлива, умна, юна и хороша собой, отец недаром дал ей такое имя. Если бы вы увидели ее, то по всем статям сравнили бы с божественной Дианой или даже бы решили, что она ее превосходит! Ей только восемнадцать, но одну из ее работ уже купил дож Приули, а герцогиня Изабелла Медичи заказала ей свой портрет и сцену из Ветхого Завета. Любую, по выбору художницы. Но Флорентино, конечно, как и всякий мужчина страдал, что не имеет продолжения именно в сыновьях, и взял себе в ученики Агосто Тассино, тоже флорентийца. И представьте себе изумление всех, когда Артемизия объявила о том, что этот Агосто изнасиловал её!
-О, Боже! – воскликнула Джемма и густо покраснела. – Но как… как… Как она могла так сказать!
-И все вскричали так же, как и ты, Джемма! И более того, сам Агосто уверял, что всё произошло по взаимному согласию и даже был согласен жениться на Артемизии, но та твёрдо стояла на своём! Общество тут же раскололось на две части: одни восхищались ее поступком, другие твердили о позоре, который не смыть, и о девичьем стыде, который должен бы был замкнуть ей уста на веки вечные, даже если что-то и могло случиться. Да мало ли с кем не случается? Но говорить публично о таком… Что ты думаешь, Оливи? – Пеллегрина посмотрела на меня.
-Что же я могу думать… Я не знаю ни Артемизии, ни всей истории… Но ее смелость и нежелание уступать вызывают у меня уважение, - пробормотала я.
-Я ни за что бы не посмела предать такое огласке, - прошептала Джемма.
-А что же было дальше, Пеллегрина? – спросила я.
-Дальше! Потребовался суд, чтобы установить истину, ведь обе стороны каждая гнули свою линию. Артемизию подвергли пытке…
-Что! – воскликнула я. – Как это возможно?
-Ну следовало же установить истину. Инквизиторы всего лишь действовали согласно букве закона. Они подвергли Артемизию пытке и, надо сказать, она три раза подтвердила свои слова. Ей испортили руки и повредили пальцы, но она, рискуя никогда не взять кисть в руки, всё же не отступила от правды. Ее публично осматривали повивальные бабки! Уж коли это она смогла перенести, то чего бы ещё не смогла? – патетично воскликнула Пеллегрина, воздев руки к небу.
Джемма побелела при этих словах и прижала к груди дремлющую девочку.
-Что было дальше? – спросила я, чувствую, как душа моя сжимается от ужаса и гнева.
-А дальше выяснилось, что Агосто Тассино женат, и что он бежал из Флоренции оттого, что там его обвинили в том, что он был любовником собственной невестки. А, кроме того, пытался убить некую Бьянку Фениче, свою беременную любовницу. Но и этого бы не хватило для того, чтобы его обвинить, если бы не стойкость Артемизии! И всё равно адвокаты Тассино утверждали, что Артемизия распутница и что она и ее отец… ну… словом, всякие мерзости, хотя это ложь! Но негодяю ничего не помогло и его осудили, ибо инквизиторы признали, что отцу Артемизии был нанесен имущественный ущерб.
-Имущественный! – воскликнула я.
-Конечно, ведь женщина в семье, - тут Пеллегриниа рассмеялась, - это имущество.
«Имущество!» - вспыхнуло у меня в голове. – «А ведь верно! Чему я удивляюсь? Разве я сама не была таким имуществом в доме Цезарио?»
А Пеллегрина между тем продолжала говорить, но ее голос доносился до меня, как крик из тумана, еле внятно и глухо:
-Так что Тассино обязали выплатить Джентиле Флорентино сто золотых дукатов, а кроме того его на год заключат в крепости.
-Но бедная Артемизия … - прошептала Джемма. – Что будет с ней?
-Она уедет во Флоренцию, герцогиня Изабелла уже позвала ее и ждет с нетерпением. Ей хочется пополнить коллекцию своих редкостей теперь уже и художницей, - улыбаясь, докончила Пеллегрина.
Некоторое время мы молчали, ни я, ни Джемма не в силах были говорить, но потом я всё же спросила:
-А девочка? Ты же хотела рассказать нам её историю. Сирина сказала, будто какой-то комедиант…
-Комедиант! – Пеллегрина рассмеялась своим серебристым смехом. – Девчонка всё напутала. Откуда бы рядом со мной взяться такому отребью? Однако я должна отметить, что моё милосердие не знает границ. Ко мне обратился монах-цистерцианец. Он увидел меня на суде над Агосто и Артемизией, где я, как и все, присутствовала. Фра Бернардо сказал, что сразу распознал во мне добрую душу, - она довольно улыбнулась. – И попросил не быть предвзятой к грехам собратьев и явить милосердие. На мой вопрос, о чём же речь, он мне поведал, что Агосто Тассион несколько лет тому и впрямь во Флоренции начудил немало и пытался убить ту самую Бьянку. Но женщина осталась жива и произвела на свет девочку. Девочка эта никому не нужна, ибо мать ее вовсе падшая женщина, а отец… Ну, что тут скажешь! Он назвал мне имя малышки – Береника, а после отвел на постоялый двор, где остановился, и показал мне девочку, данную им на попечение хозяйке…
-Монах, и остановился на постоялом дворе? – удивилась Джемма. – И ты была там?
-Что тебя так удивляет? Мало ли, каковы его обстоятельства! Да я и не выходила из паланкина! – возразила Пеллегрина. – Береника так понравилась мне, что я тут же согласилась её взять. Фра Бернардо вручил мне девочку, и я уехала. И вот теперь она здесь. Не правда ли, я душка? – она с ожиданием смотрела на нас.
-Да, ты очень добра, Пеллегрина, - сказала я. – Но, признаться, история, рассказанная тобой, сильно взволновала меня. Бедная Артемизия…
-Оливи, на днях она уедет отсюда и, поверь, при дворе герцогини Изабеллы ей будет хорошо.
