Глава 1
Что-то зашуршало, заскреблось — похоже, шевельнулся деревянный брус, выполняющий роль засова по ту сторону толстой, окованной железом двери. Я резко села — тут же повело в сторону, пришлось прислониться спиной к стене. Холод камня отрезвил, неожиданно придав ясности мыслям. Интересно, сразу на виселицу поволокут или сперва на дыбу?
Заскрипели дверные петли — совсем слуги пораспустились, отец за такое… я поспешно оборвала эту мысль, слишком больно. Появился свет — ровный, яркий, такой яркий, что я зажмурилась, несмотря на закрытые глаза. Магический светлячок, не иначе. Неужто сам магистр пожаловал?
Хотя вряд ли я удостоюсь этакой чести, а магов в ордене хранителей и кроме магистра хватает.
Я подняла веки, щурясь против света — после кромешной темноты подземелья от светлячка аж глаза заслезились. Моргнула несколько раз, зажмурилась так крепко, что заныли веки, снова открыла глаза. Моих слез они не увидят… пока я в состоянии себя контролировать и не превратилась в обезумевшее от боли тело. Что не исключено: допросы с пристрастием не вчера придумали. При этой мысли во рту пересохло — хотя куда уж сильнее, и так воды не давали невесть сколько — сердце заколотилось где-то в горле, а тело стало ватным. А я-то думала, что устала бояться…
Трое. Все в доспехах. Разобрать, кто из них держал светлячок, я не могла — кандалы с прадием отрезали меня от магии намертво. Впрочем, было бы странно ожидать чего-то другого после того, как я отбивалась во всю силу. Леди Краммиана сражались рядом со своими мужчинами еще с тех времен, когда в мире впервые появились чумные, так что одолеть меня удалось не сразу. Жаль, что я просто свалилась, истощив магию, и не осмелилась себя убить. Сейчас ведь за все отыграются…
Одного из этих троих я видела. Констебль, к нему меня приволокли, когда повязали, он-то и велел запереть и оставить, пока не вернется магистр. Интересно, не кормить и не поить до его прихода тоже он велел? Чтобы сговорчивей была? Не дождутся!
Двое остальных… Я посмотрела на того, кто вошел на шаг прежде остальных. Осанка знатного человека. Неужто все-таки магистр? Тот, кого я знала?
Я вгляделась, гадая: он? не он? Я помнила красивого мальчика с круглым, пожалуй, слишком мягким для парня лицом и прозрачными голубыми глазами. Лицо мужчины, который вошел сейчас, мягким назвать нельзя было никак. Двигался он с изяществом и стремительностью атакующей змеи, несмотря на доспех. Высокий, пожалуй, скорее худощавый, хотя под кольчугой сложение особо не разберешь. Небрит, прямо как простолюдин. Давно нестриженые волосы вьются крупными кольцами, среди темно-русых прядей заметны серебристые нити , хотя лицо совсем молодое. И все же тому, кого я помню, должно быть двадцать один — в этом возрасте еще не бывает седины. Жесткий ледяной взгляд из-под насупленных бровей. Шрам через всю левую щеку от виска до губы.
Значит, не он. Маг бы свел шрам, даже если не было возможности начисто залечить сразу.
— Встать! — рявкнул констебль.
Я не пошевелилась: как сидела, прислонившись к стене и подтянув колени к груди, так и осталась. Даже если бы не ослабла от голода и жажды — много чести. Это вы, безродные, должны стоять в моем присутствии. Даже если кто-то из вас маг, а, значит, дворянин — я леди этих земель. Пусть даже титула у меня больше нет, а в моем замке хозяйничают чужие.
Могла ли я хотя бы месяц назад подумать, что буду пробираться в собственный дом потайными ходами, словно вор — а потом окажусь в темнице собственного замка? Что меня назовут изменницей, дочерью изменника, лишат титула и всех прав состояния, как до того лишили семьи?
— Вы что, совсем тут с ума посходили? — прошипел тот, со шрамом, оглянувшись на остальных. — Орден воюет с чумными, а не с детьми!
Сам ты ребенок! Я совершеннолетняя и могу представлять свой род на Совете земель!
— Магистр, этот, как вы выразились, ребенок…
Магистр. Значит, это все-таки он.
Ричард Мортейн. Магистр краммианской ветви ордена хранителей. Герой, возглавивший оборону столицы, когда чумная армия подошла к ней, собственноручно сразивший генерала чумных. Любовник королевы.
И, что куда важнее — человек, убивший моего отца.
— …эта, как вы выразились, ребенок, убила троих прежде, чем мы сумели ее скрутить.
Магистр приподнял бровь, глядя на меня.
— Вот, значит, как. А с виду и не скажешь…
Не узнал. Немудрено, я его тоже не узнала.
— Я намереваюсь допросить ее с пристрастием, — продолжал констебль. — Будете…
Он не договорил: магистр стремительно развернулся, шагнул — лишь шагнул, не схватился за оружие, не свилась магия — но констебль попятился, позеленев.
— С пристрастием? Девчонку?
Взгляды схлестнулись, и констебль оказался не робкого десятка, глаз не отвел.
— Шпион может быть любого пола и возраста, а ее схватили в вашем кабинете…
Вообще-то это был кабинет моего отца. Но да, именно там. Какие покои магистр выбрал бы себе — поди угадай, а в кабинете он непременно появился. И там бы я его достала. Нет, я не питала иллюзий — в открытом бою я бы не одолела героя войны с чумными. Я намеревалась бить из тени и сразу насмерть — потому что, если бы он пережил первый удар, нанести второй я, скорее всего, бы не смогла.
На свою беду, забираясь в замок, я не знала, что магистр еще не вернулся из столицы. Знала лишь, что королева отдала наш дом и наши земли в распоряжение ордену Хранителей. Точнее, своему любовнику. Но его в замке не оказалось, а когда я, проголодавшись, выбралась из кабинета найти себе еды, меня заметили.
И теперь намереваются допросить с пристрастием, сочтя шпионкой. Что ж, их ждут невероятно ценные сведения о том, как всеобъемлюща моя ненависть, больше-то я все равно рассказать не смогу.
Плюнуть ему в морду, что ли, чтобы на месте прибил? Так ведь слюны нет.
Магистр подошел ближе, остановившись в шаге от меня. Ну да, чего ему бояться, я же в кандалах. Даже распрямиться как следует не смогу, цепь, соединяющая ножные и ручные оковы чуть короче, чем нужно было бы для того, чтобы я смогла стоять во весь рост. И это при том, что я даже для женщины невысокая, мужчина согнулся бы в три погибели. Хотя на мужчину эти кандалы бы не налезли... интересно, выходит, у ордена и под женщину оковы нашлись?
Что за ерунда в голове, какая мне разница, на кого были рассчитаны кандалы? Главное, что мне сейчас никуда не рыпнуться. Только и остается, что сидеть и смотреть на него снизу вверх. Здоровенный какой. Этот и без магии голову открутит. Хотя у них в роду все были верзилами, и в обиду они себя не давали — сами кого хочешь обидят. Мать Ричарда, вон, начала командовать пиратским кораблем еще до совершеннолетия. Глядя на ту высокую, стройную, с безупречными маренами леди, я никак не могла поверить, что она была младше, чем я сейчас, когда взяла на абордаж свое первое судно. Ну, то есть это он для Ландернау был пиратский, для наших-то — самый что ни на есть партизанский, не суть.
Кто бы мог подумать, что герои той освободительной войны через четверть века после ее окончания захотят переметнуться на сторону врага? У них ведь и без того было все — земли, титулы… Разве что короны не хватало, может, в этом все и дело? Может, когда сразу после войны Совет земель отдал корону не Мортейну, лорд затаил злобу? Кто сейчас скажет? У отца наверняка были доказательства, но отец мертв, и тот, кто его убил, точно уничтожил и их. А скоро убьет и меня.
Странно, но смерти я не боялась. Смирилась, что ли? Отбоялась, отревела свое, когда меня бросили в этот каменный мешок — без еды, без воды, без света. Уж решила, что они не станут размениваться на казнь и возиться, когда можно просто запереть и оставить одну, пока не умру. Может, так было бы и лучше — не приходилось бы сейчас смотреть снизу вверх на того, кого мой отец привечал, как родного сына — и кто его убил. И допроса с пристрастием ждать бы не приходилось— при мысли об этом грудь словно сжало ледяным обручем.
— Что ты делала в моем кабинете?
У мальчишки, которого я помнила, голос начал ломаться, и он то басил, то давал петуха. Я не смеялась — мама объяснила, что к чему, но было очень интересно, каким же станет его голос, когда установится. Глубокий бархатный баритон, таким бы не пленников допрашивать, а серенады дамам петь. Правда представить этого человека под балконом с лютней не получалось хоть ты тресни. Вот Рика можно было, а Ричарда Мортейна, магистра ордена — нет. Может, просто обстановка неподходящая — тюрьма, кандалы? Мне-то он точно не серенады сейчас петь будет.
При этой мысли я почему-то развеселилась. Видимо, в самом деле просто устала бояться. И ждать смерти устала. Просто хотелось, чтобы это все кончилось — неважно как.
— Я жду ответа, — напомнил о себе магистр.
Я разлепила губы.
— Тебя… — Язык еле ворочался, вместо слов вырвалось хриплое карканье. — Тебя ждала.
Он вдруг стремительно нагнулся, схватил мою кисть, зачем-то ущипнул. Выпустив руку, шагнул к констеблю и молча отвесил оплеуху. Вернулся, присел, снимая с пояса флягу, протянул мне.
Я замерла, опешив — чего-чего, а этакого не ожидала. Он, видимо, понял мое замешательство по-своему: выдернул пробку, отхлебнул содержимое — я непроизвольно сглотнула, в горле заскребло — снова протянул мне.
— Вода. Сколько тебе не давали пить?
Я пожала плечами.
— Магистр, — вмешался констебль. — Это оплошность, а не…
— Позже поговорим, — отрезал тот, не оборачиваясь. — Пей.
Я взяла флягу так, чтобы не было видно, как дрожат руки. Каждую секунду я ждала, что магистр выхватит ее и засмеется. Но он сидел на корточках в полушаге от меня и молчал, и ни на лице, ни во взгляде невозможно было прочитать ровным счетом ничего.
Я медленно поднесла флягу к губам — хотелось присосаться к ней и пить, пить, пить, захлебываясь, чувствуя, как вода стекает по подбородку, пропитывает одежду, пить, пока не забулькает в животе. Пригубила — вода была чистой, ледяной, аж заломило зубы — наверняка фляжка зачарована. Три глотка… нет, пять, ровно пять, иначе я не смогу остановиться. Вернула флягу.
— Благодарю.
— Пей. Я-то всегда могу налить еще.
Я покачала головой. Надо было отказаться и от этого, но плоть слаба. Магистр не стал настаивать, вернул флягу на пояс — я проводила ее полным сожаления взглядом. Снова присел напротив.
— Итак, ты ждала меня. Зачем?
— Чтобы убить, — не стала скрывать я. Чего уж тут скрывать, все равно все узнают. А так, может, обойдется без допроса с пристрастием.
Он усмехнулся.
— Вот детей по мою душу еще не посылали…
— Я всего-то на три года младше тебя! — возмутилась я.
Он ответил не сразу.
— Может, ты и права… на войне быстро взрослеют. Кто тебя послал?
— Никто.
— А если хорошенько вспомнить?
— Никто.
— Тогда зачем? Вообразила, будто спасаешь мир от зла в моем лице?
Значит, ты знаешь, что тебя считают злом? Интересно, как тебе живется с этим знанием? Хорошо ли спится? Хорошо ли спится после того, как ты убил моего отца, свел в могилу мою мать и моих братьев? И скольких еще ты убил, прежде чем стал тем, кто ты сейчас, а, Рик? Хотя нет, прежнее имя не подходит тебе так же, как не была бы сейчас впору прежняя одежда.
— Я — Роза Эйдо.
Он не изменился в лице, только замер на миг, а потом медленно произнес:
— Вот как… Не узнал.
— Я тоже не узнала.
Он надолго замолчал, глядя мне в глаза. Не знаю, чего уж там он хотел увидеть, я-то в его глазах вовсе ничего разглядеть не могла. Синие, точно ключ, в котором отражается небо. И такие же ледяные.
— Что ты будешь делать, если я тебя отпущу? — спросил он, наконец.
Я пожала плечами. Как будто ты в самом деле над этим раздумываешь. Как будто у меня много вариантов.
— Вернусь и постараюсь доделать то, что не получилось в первый раз.
— Интересный у тебя способ просить о помиловании, — усмехнулся он.
— А я и не прошу о помиловании, — ответила я ему в тон.
Первое, чему учат магов — любое деяние имеет последствия. Как брошенный в воду камень, от которого долго расходятся круги. Так что какой теперь смысл умолять? Все равно он сделает со мной все, что захочет. Только по-другому я поступить не могла, потому что бездействие — тоже выбор. Свой я сделала. Пришло время платить по счетам.
Только бы хватило сил сохранить достоинство до конца, каким бы он ни был. Все-таки я леди Эйдо. А мы никогда не склонялись перед врагом.
Магистр кивнул — явно не моим словам, а каким-то своим мыслям.
— Беркли, верните леди вещи, которые при ней были, снимите кандалы, и пусть идет восвояси.
Резко поднялся и двинулся к двери так стремительно, словно за ним собаки гнались. Остановился в проеме на миг, оглянулся.
— И, надеюсь, сейчас вы не забудете ее накормить и дать вдоволь воды?
Исчез за дверью, не прощаясь.
Судя по выражениям лиц остальных, ошарашены они были не меньше меня. Но даже если и собирались возразить, догонять магистра не стали.
— Я велю солдатам принести поесть, — сказал второй из оставшихся, который так и не представился. — И пошлю за кузнецом.
Я не ответила. Снова закрылась дверь, оставив меня в полной темноте.
Я снова свернулась клубочком на полу. Выпустят меня, как же. Только дурак отпустит безнаказанным кровника и своего несостоявшегося убийцу. Дураки не становятся магистрами ордена. Дураки не собирают армию из ничего. Так что Ричард Мортейн кто угодно, но не дурак, и меня просто так не выпустит. А те слова — просто слова, разве можно верить словам того, кто уже презрел все законы чести? Пытка надеждой — вот как это называется. И потому надеяться я не стану. А что трясет так, словно внутренности превратились в холодное желе — это пройдет… Зря я взяла у магистра воду. Те пять глотков жажду не утолили вовсе, лишь на время смочили горло, а теперь пить хотелось еще сильнее. Ну ничего, скоро все это закончится.
Снова заскрежетал засов, заставив меня подскочить. Вошли двое. Один воткнул факел в крепление у двери — на миг стало видно длинное, как у лошади, лицо. Потом он двинулся ко мне против света, превратившись в темный силуэт. Второй, пониже и пошире, что-то держал в руках, носа коснулся запах вареной курицы. Магистр кормит пленников птицей, в самом деле? Или все-таки…
Сердце отчаянно забилось. Нет, нельзя верить, нельзя! Поверю, только когда… если окажусь за воротами. Если в спину не прилетит стрела.
Двое подошли ближе, я сощурилась в свете факела. Стали видны лица, и их выражение мне не понравилось. Вовсе не понравилось — так смотрят на законную добычу.
— Смотри-ка какая краля, — произнес тот, с лошадиным лицом.
Я попятилась — как была, сидя, но далеко отодвинуться не вышло, уперлась спиной в стену.
— Хороша птичка попалась, — ухмыльнулся второй. Подошел еще ближе, нависая. — Слышь, ты. Мы пожрать принесли.
Изо рта у него воняло, как из курятника . Я невольно поморщилась.
— Ты глянь, Джон, она еще морду кривит, — продолжал он. — Я вот тут думаю, че это мы просто так туда-сюда бегаем?
Кажется, я знаю, что будет дальше. Горло пересохло — в этот раз вовсе не от жажды. Надеялась, дура, если не на помилование, то на достойную смерть. Я постаралась придать лицу невозмутимое выражение, но то ли плохо получилось, то ли эти двое чувствовали запах страха, как чувствует его собака, догоняющая кошку.
— Правильно думаешь, — согласился второй.
