– Что за хрень! – вырвалось у него.
Глория была права, когда заявила, что он позволил «пластилиновому мальчику» войти в свое сознание, хуже того – отождествил себя с ним. И теперь ему кажется, что он выбросил в мусорку частичку себя. А это грустно… очень грустно.
Он тряхнул головой, отгоняя тягостное чувство вины. Перед кем? Вернее, перед чем? Перед куском пластилина!..
– Вот, блин, попал…
На обратном пути он с трудом заставил себя не оглядываться. По мере того, как он удалялся от мусорного бака, ему легчало. Словно толстый канат, который связывал его с «мальчиком», превратился сначала в тонкую ниточку, потом в паутинку… а потом и вовсе порвался.
– Фу-у-уххх!.. – выдохнул начальник охраны, прибавляя шагу. – Ну и дела…
Он расправил плечи и набрал полную грудь свежего воздуха. На ум невольно пришли слова Глории: «Хочешь узнать, кто принес куклу?»
Разумеется, он хотел. Каким-то образом он нажил себе в офисе врага. А врага всегда лучше знать в лицо.
«Если сможешь избавиться от страха, заклятие вернется к тому, кто его наслал…»
Лавров уже не отмахивался от ее поучений, не посмеивался. Ему стало не до шуток, когда он корчился от боли в сердце, потел и не мог справиться с дрожью в теле.
«Это происки дилетанта, – успокаивала его Глория. – Грубая работа. Выброси куклу и внимательно следи за окружающими. Заметишь симптомы, похожие на те, что были у тебя… они и укажут на злоумышленника».
«Ты не догадываешься, кто он?»
«Я не хочу быть голословной. Сам увидишь…»
И Лавров увидел. Быстрее, чем рассчитывал. В коридоре его чуть не сбила с ног секретарша Колбина. Она была так взволнована, что не удивилась пластиковой корзине в его руках. Обычно мусор выбрасывает уборщица, а тут…
– Петру Ильичу плохо! – пискнула девушка. – Надо вызвать «скорую»!
– Что с ним?
– Сердце… там у него Глория Артуровна… они говорили на повышенных тонах, потом его скрутило… Я бегу за таблетками! Глория Артуровна велела принести валидол из аптечки…
Она заторопилась в подсобку, ковыляя на высоченных шпильках.
– Эх, Петр Ильич! Нехорошо. Не по-мужски… – покачал головой Лавров, глядя ей вслед. – Нечестный прием. Подлый.
Со «скорой» можно было не спешить. Он по своему опыту знал, что ничего непоправимого с Колбиным не произойдет. Но испуг и паника главе компании обеспечены. Что ж, не рой другому яму…
Поселок Роща
Марианна прошлась по двору, любуясь закатом. Верхушки берез за забором порозовели, над ними вышла первая вечерняя звездочка. Из леса доносился запах сосновой коры и трав. Где-то в конце улицы брехали собаки.
Ветлугин был категорически против собак. Марианна как-то заикнулась, что неплохо бы завести сторожевого пса, но встретила неожиданно резкий отпор.
«Как ты себе это представляешь? – накинулся он на Марианну. – Всюду в воздухе носится собачья шерсть! Ночью уснуть невозможно из-за лая. А садовник только тем и занимается, что закапывает вырытые псиной ямы и поправляет испорченные клумбы. Собака все цветы переломает, все грядки испоганит!»
«Пса можно будет держать в вольере, – робко возражала она. – И выпускать побегать под присмотром. Или водить в лес».
«Кто станет с ним возиться? Я не хочу. А Борису и без собаки забот хватает!»
Марианна хотела сказать, что сама позаботится о собаке, но передумала. В конце концов, это усадьба мужа, он здесь хозяин. Вряд ли Ветлугин посчитается с ее мнением.
«У нас нет ни охраны, ни камер наблюдения, – все же сказала она. – Рядом лес. Соседи далеко. Случись что, нам никто не поможет».
Улица Тенистая, примыкающая к лесу, полюбилась зажиточным москвичам. Они приобретали большие участки и строили тут загородные дома, окруженные деревьями. «Поместья» обносили высокими заборами, нанимали сторожа и заводили парочку злобных псов. Постоянных жителей было раз, два и обчелся. Свои дома хозяева посещали наездами, в основном в теплое время года. Зимой или в распутицу улица пустела и казалась безлюдной. В сущности, так и было.
«Ты воров боишься, дорогая? – криво усмехался Ветлугин. – Зря. Красть у нас нечего. Деньги я держу в банке, а вещей не жалко. Стащат, новые купим».
Вот и весь сказ.
Однажды во двор Ветлугиных через открытую заднюю калитку случайно забежала лохматая дворняжка.
Марианна хотела вынести ей отходы от обеда, но собачка повела себя очень странно: завыла, юркнула в сарай и забилась в угол. Садовнику пришлось на руках выносить ее за забор.
«Видишь? – посмеивался муж. – Собаки у нас жить не будут. Им здесь не нравится. Они порядка не любят».
Марианне это почему-то показалось плохим предзнаменованием. Она жила словно в ожидании беды.
По ночам она лежала, прислушиваясь к ветру за окнами, к шорохам и потрескиваниям в комнатах, к странным звукам в дымоходе.
Теперь, оставшись одна, она опасалась, что по дому будет бродить тень покойного мужа, его неприкаянная душа. Как ни крути, а умер он не своей смертью.
Организацией похорон занимался адвокат Ветлугина. Печальная церемония прошла для Марианны как в полусне. Ей что-то говорили, она что-то послушно делала…
Когда дорогой лакированный гроб опускали в яму, один из рабочих оступился, отпустил веревку, и гроб накренился, нырнул вниз и со стуком упал на дно могилы. Горстка присутствующих с возгласами ужаса попятилась, Марианне стало дурно.
Она пришла в себя в машине адвоката, который нервно откупоривал пузырек с нашатырем. К счастью, нашатырь не понадобился. Вдова очнулась, отдышалась и спросила, скоро ли все закончится…
Ее мама стояла рядом с машиной, заглядывала внутрь и качала головой в черном платке.
«Не думала, что придется зятя хоронить, – сказала она адвокату. – Жалко дочку. Не везет нам с семейной жизнью…»
«Крепитесь, – с притворной скорбью отвечал тот. – На все Божья воля».
На поминках мать уговаривала Марианну съесть хоть что-нибудь. Но та не могла проглотить ни кусочка. В горле образовался комок, а в ушах все еще стоял стук падающего гроба.
«Это плохой знак… – прошептал кто-то из присутствующих. – Когда гроб падает…»
Продолжения фразы Марианна не расслышала. Помешала мать, которая забормотала ей на ухо, что надо выпить водки «за упокой души усопшего» и поплакать.
«Поплачь, Мариша… слезы-то, они горе смоют…»
Марианна поднесла к губам рюмку, с трудом глотнула и закашлялась. Мать подала ей воды с плавающей долькой лимона…
После поминок вернулись домой в машине адвоката.
«Заночевать с тобой?» – предложила Антонида Витальевна дочери.
Марианна отказалась.
«Спасибо, ма… не надо. Я должна привыкать жить одна».
Просидели дотемна в роскошной кухне-столовой, выслушали адвоката. Он растолковал женщинам подробности прав наследования. Оказалось, что Марианна богата. Все, что принадлежало Ветлугину, достанется ей. «Если не возникнет препятствий», – оговорился юрист. Но не добавил, что он имеет в виду.
Она и не подозревала, сколько денег было у ее мужа.
Адвокат вел себя нейтрально. Ни о чем вдову не спрашивал, ни на что не намекал. Только один раз Марианна поймала на себе его пристальный взгляд, который, впрочем, он тут же отвел… и заговорил о пустяках. Что весна нынче ранняя, что черемуха отцвела…
С этими воспоминаниями Марианна прошлась по саду, утопающему в малиновых сумерках. Между деревьями чернели ямки. Это садовник выкапывал прорастающие дикие кустики и многолетние сорняки. Трава после дождя поднялась, набралась соку.
Марианна постояла, вдыхая аромат вишневых деревьев и борясь с желанием выйти за забор, на ту самую тропинку, где нашел свою смерть Ветлугин. В конце сада была калитка, через которую он отправлялся на ежедневные прогулки.
Марианна не могла отделаться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Наверное, у нее нервы разыгрались. Днем она гуляла по лесу, и ей почудилось то же самое. Будто кто-то прячется в кустах, скользит между деревьями. Страх заставил ее вернуться домой.
«Уж не садовник ли следил за мной? Где он, кстати?»
Она направилась к сараю, где Борис хранил лопаты, грабли и прочие орудия труда. У входа приткнулась тачка с обрезанными ветками и мусором.
Из сарая раздавался неприятный звук – чирк-чирк… вжик-вжик… чирк…
Марианна, стараясь ступать неслышно, подкралась к двери и заглянула внутрь. Садовник точил косу. Одной рукой он держал ее за древко, – острым концом лезвие упиралось в пол, – а другой рукой водил бруском по режущему краю косы.
Вжик-вжик… чирк… вжик…
Марианну затошнило. Она нащупала в кармане ветровки короткий кухонный нож, которым кухарка чистила овощи, и затаилась. Она не знала, чего или кого ей бояться. И потому боялась всего и всех.
Садовник почувствовал ее взгляд и медленно повернул голову…
* * *
– Ох, как вы меня испугали!
Брусок, которым он точил косу, выпал из его грязных пальцев.
Марианна не сводила с него глаз, содрогаясь от ужаса и отвращения. Чем этот человек отталкивал ее? Они с Ветлугиным – два сапога, пара. Недаром покойный поручал Борису наблюдать за женой. А она считала садовника чуть ли не своим тюремщиком. Во всяком случае, он бы ни за что не выпустил ее из «усадьбы» в отсутствие мужа. Правда, она не собиралась бежать… но Борис-то об этом не знал, и, как верный пес, служил хозяину.
На похоронах он бродил вокруг да около с видом побитой собаки, плелся в хвосте процессии, да зыркал исподлобья по сторонам. Когда гроб с телом хозяина упал в яму, Бориса перекосило, и он торопливо, неумело перекрестился. Это было последнее, что видела Марианна перед тем, как лишиться чувств.
– Что это за мусор в тачке? – не узнавая своего голоса, спросила она. Надо же ей было как-то объяснить садовнику свое появление.
– Я сейчас же вывезу…
– Зачем ты следишь за мной, Борис? – вырвалось у нее.
– Я не слежу… – растерялся он. – Как можно? Мое дело в саду копаться, поддерживать чистоту на участке. Я мусор подметаю, траву сегодня подсеял. Плохо растет трава…
Марианна молча смотрела на его слегка сутулые развитые плечи, короткую шею и сильные волосатые руки. Такой «горилле» человека убить – раз плюнуть. Тем более, женщину. Ей бы уволить шпиона ветлугинского к чертовой матери, а она почему-то не решается. Словно без Бориса в этой сумрачной картине жизни будет чего-то не доставать.
Порой какая-нибудь незначительная деталь способна изменить ход вещей. Марианна интуитивно чувствовала: нельзя ничего менять. Пусть все идет, как идет. Иногда стоит довериться судьбе.
– Может, ты не хочешь работать у меня?
– Что вы, хозяйка! – взмолился Борис. – Не увольняйте! Куда я без вас? Я уже привык к этому саду, каждое деревце моими руками посажено, каждый кустик!
– Здесь много богатых домов. Думаю, тебя с удовольствием возьмут. Хочешь, я рекомендацию дам?
– Не прогоняйте меня… Я ведь мастер на все руки. Где что починить, наладить, за машиной приглядеть. Без мужика в хозяйстве никак не обойтись.
– Я машину не вожу, – усмехнулась Марианна. – У меня даже прав нет. Раньше меня муж возил, а теперь вот некому.
– Шофера наймите. Без машины за городом как без рук.
Она сама это понимала. Подумывала и о том, как быть с машиной, и о водителе, и об одиноких ночах в пустом доме на краю леса. В принципе, она могла бы переехать к матери на время, пока все утрясется. Но не торопилась покидать мужнину вотчину.
– Вы были дружны с Трифоном, кажется…
– Гусь лебедю не товарищ, – потупился садовник. – Хозяева со слугами дружбы не водят.
Его нарочитое смирение не обмануло Марианну. Она хорошо помнила, как Борис ходил за ней по пятам, буравил колючим взглядом. А от его щербатой ухмылки у нее мороз шел по коже. Это он прикидывается покорным и несчастным. Чтобы вызвать у нее жалость и позволить провести себя. На что он надеется?
– Хотите, я в сарай перейду ночевать? – предложил вдруг садовник. – Вам спокойней будет. И мне хорошо. Чуть свет вставать не надо, пешком топать. Ваши соседи, почитай, все сторожей держат.
Борис жил неподалеку, на другой улице, – снимал комнату у одинокого старика. Платил копейки, но старик и тому был рад.
«Он же не здешний! – осенило Марианну. – Как я раньше не догадывалась! Откуда его принесло в подмосковный поселок?»
– В сарае холодно, – сказала она, обдумывая сие обстоятельство.
– Так я печурку разожгу. Буржуйку, – не унимался садовник. – Я и дровец припас.
– Дрова – для камина.
– Само собой. Я много припас. И для камина хватит, и для печурки. В лесу сучьев, валежника хоть отбавляй.
– Я подумаю, – уклонилась от ответа Марианна. – Ты ведь жалованье потребуешь прибавить. За сторожа.
– Не потребую! Мне прежнего хватит. Тратить-то здесь некуда…
Мысль о том, что Борис останется на ночь в сарае и сможет без помех разгуливать по двору, пугала Марианну. С другой стороны, что ему стоит ночью, когда все уснут, перемахнуть через забор и делать то же самое? Ему-то отлично известно, что ни собакой, ни видеокамерами Ветлугин не обзавелся.
– Откуда ты родом, Борис?
Тот не сумел скрыть замешательства.
– Родом-то? Русский я… коренной сибиряк.
– Чего ж ты Сибирь свою оставил?
– Бобыль я, семьи нет, – невнятно бубнил садовник. – Решил в Москву податься, поглядеть, как люди живут. Грузчиком работал на станции, потом меня Трифон Авдеич к себе взял…
– И где вы с ним познакомились? На разгрузке вагонов?
Борис машинально кивнул и тут же спохватился, поправился:
– На бирже. Я другую работу искал, полегче… Спину себе сорвал. Мешки покидаешь с утра до ночи, потом хоть волком вой.
Марианна заподозрила наглую ложь. Ветлугин – и биржа? Не пляшет. Не таким человеком был ее муж, чтобы подыскивать себе помощников по хозяйству среди незнакомцев. Тем более, на городской бирже.
К Клавдии, прежде чем взять ее в дом кухаркой, Ветлугин долго присматривался, даже побывал у нее в гостях. С родней побеседовал, с соседями по улице. Чуть ли не всю подноготную выведал. Он сам хвалился перед женой, как тщательно подходит к найму прислуги. А тут на тебе! Биржа…
– Значит, Трифон тебя на бирже нашел? И предложил стать садовником?
– Так и было, – смущенно подтвердил Борис.
Понял, что дал маху. Но обратно уже не отыграешь. Проехали.
– Ладно… трудись пока, – бросила Марианна, повернулась и зашагала к дому. – Работай…
Италия, город Генуя. Осень 1927 года
Ее тело, влажное от любовного пота, змеей соскользнуло на смятые простыни.
– С каждым разом это все слаще, – прошептала она, раскидываясь и совершенно не стесняясь своей наготы. – Ты меня удивляешь, Пьер!
«Я еще не достиг своей лучшей формы, детка, – успокаивая дыхание, подумал он. – Длительные перерывы сказываются на моих мужских способностях. Однако еще никто не заводил меня так, как ты! Я наверстаю упущенное, не сомневайся…»
Она молча лежала, глядя в потолок. Лунный луч ласкал ее восхитительные выпуклости и очаровательные впадинки. Росси не ошибся. Она была француженкой до мозга костей. От нее пахло парижскими духами, а ее платья были сшиты по последней моде. Что она делает в Италии? Живет замкнуто, нигде не появляется. А между тем она могла бы украсить своей внешностью и манерами любую светскую вечеринку.
Росси поймал себя на том, что хотел бы более длительных отношений, чем обычно. Женщины занимали в его жизни подобающее им место. Он ухаживал за ними либо по жгучей страсти, либо по долгу службы. Служба – так он предпочитал называть свое занятие.
Глория была права, когда заявила, что он позволил «пластилиновому мальчику» войти в свое сознание, хуже того – отождествил себя с ним. И теперь ему кажется, что он выбросил в мусорку частичку себя. А это грустно… очень грустно.
Он тряхнул головой, отгоняя тягостное чувство вины. Перед кем? Вернее, перед чем? Перед куском пластилина!..
– Вот, блин, попал…
На обратном пути он с трудом заставил себя не оглядываться. По мере того, как он удалялся от мусорного бака, ему легчало. Словно толстый канат, который связывал его с «мальчиком», превратился сначала в тонкую ниточку, потом в паутинку… а потом и вовсе порвался.
– Фу-у-уххх!.. – выдохнул начальник охраны, прибавляя шагу. – Ну и дела…
Он расправил плечи и набрал полную грудь свежего воздуха. На ум невольно пришли слова Глории: «Хочешь узнать, кто принес куклу?»
Разумеется, он хотел. Каким-то образом он нажил себе в офисе врага. А врага всегда лучше знать в лицо.
«Если сможешь избавиться от страха, заклятие вернется к тому, кто его наслал…»
Лавров уже не отмахивался от ее поучений, не посмеивался. Ему стало не до шуток, когда он корчился от боли в сердце, потел и не мог справиться с дрожью в теле.
«Это происки дилетанта, – успокаивала его Глория. – Грубая работа. Выброси куклу и внимательно следи за окружающими. Заметишь симптомы, похожие на те, что были у тебя… они и укажут на злоумышленника».
«Ты не догадываешься, кто он?»
«Я не хочу быть голословной. Сам увидишь…»
И Лавров увидел. Быстрее, чем рассчитывал. В коридоре его чуть не сбила с ног секретарша Колбина. Она была так взволнована, что не удивилась пластиковой корзине в его руках. Обычно мусор выбрасывает уборщица, а тут…
– Петру Ильичу плохо! – пискнула девушка. – Надо вызвать «скорую»!
– Что с ним?
– Сердце… там у него Глория Артуровна… они говорили на повышенных тонах, потом его скрутило… Я бегу за таблетками! Глория Артуровна велела принести валидол из аптечки…
Она заторопилась в подсобку, ковыляя на высоченных шпильках.
– Эх, Петр Ильич! Нехорошо. Не по-мужски… – покачал головой Лавров, глядя ей вслед. – Нечестный прием. Подлый.
Со «скорой» можно было не спешить. Он по своему опыту знал, что ничего непоправимого с Колбиным не произойдет. Но испуг и паника главе компании обеспечены. Что ж, не рой другому яму…
ГЛАВА 9
Поселок Роща
Марианна прошлась по двору, любуясь закатом. Верхушки берез за забором порозовели, над ними вышла первая вечерняя звездочка. Из леса доносился запах сосновой коры и трав. Где-то в конце улицы брехали собаки.
Ветлугин был категорически против собак. Марианна как-то заикнулась, что неплохо бы завести сторожевого пса, но встретила неожиданно резкий отпор.
«Как ты себе это представляешь? – накинулся он на Марианну. – Всюду в воздухе носится собачья шерсть! Ночью уснуть невозможно из-за лая. А садовник только тем и занимается, что закапывает вырытые псиной ямы и поправляет испорченные клумбы. Собака все цветы переломает, все грядки испоганит!»
«Пса можно будет держать в вольере, – робко возражала она. – И выпускать побегать под присмотром. Или водить в лес».
«Кто станет с ним возиться? Я не хочу. А Борису и без собаки забот хватает!»
Марианна хотела сказать, что сама позаботится о собаке, но передумала. В конце концов, это усадьба мужа, он здесь хозяин. Вряд ли Ветлугин посчитается с ее мнением.
«У нас нет ни охраны, ни камер наблюдения, – все же сказала она. – Рядом лес. Соседи далеко. Случись что, нам никто не поможет».
Улица Тенистая, примыкающая к лесу, полюбилась зажиточным москвичам. Они приобретали большие участки и строили тут загородные дома, окруженные деревьями. «Поместья» обносили высокими заборами, нанимали сторожа и заводили парочку злобных псов. Постоянных жителей было раз, два и обчелся. Свои дома хозяева посещали наездами, в основном в теплое время года. Зимой или в распутицу улица пустела и казалась безлюдной. В сущности, так и было.
«Ты воров боишься, дорогая? – криво усмехался Ветлугин. – Зря. Красть у нас нечего. Деньги я держу в банке, а вещей не жалко. Стащат, новые купим».
Вот и весь сказ.
Однажды во двор Ветлугиных через открытую заднюю калитку случайно забежала лохматая дворняжка.
Марианна хотела вынести ей отходы от обеда, но собачка повела себя очень странно: завыла, юркнула в сарай и забилась в угол. Садовнику пришлось на руках выносить ее за забор.
«Видишь? – посмеивался муж. – Собаки у нас жить не будут. Им здесь не нравится. Они порядка не любят».
Марианне это почему-то показалось плохим предзнаменованием. Она жила словно в ожидании беды.
По ночам она лежала, прислушиваясь к ветру за окнами, к шорохам и потрескиваниям в комнатах, к странным звукам в дымоходе.
Теперь, оставшись одна, она опасалась, что по дому будет бродить тень покойного мужа, его неприкаянная душа. Как ни крути, а умер он не своей смертью.
Организацией похорон занимался адвокат Ветлугина. Печальная церемония прошла для Марианны как в полусне. Ей что-то говорили, она что-то послушно делала…
Когда дорогой лакированный гроб опускали в яму, один из рабочих оступился, отпустил веревку, и гроб накренился, нырнул вниз и со стуком упал на дно могилы. Горстка присутствующих с возгласами ужаса попятилась, Марианне стало дурно.
Она пришла в себя в машине адвоката, который нервно откупоривал пузырек с нашатырем. К счастью, нашатырь не понадобился. Вдова очнулась, отдышалась и спросила, скоро ли все закончится…
Ее мама стояла рядом с машиной, заглядывала внутрь и качала головой в черном платке.
«Не думала, что придется зятя хоронить, – сказала она адвокату. – Жалко дочку. Не везет нам с семейной жизнью…»
«Крепитесь, – с притворной скорбью отвечал тот. – На все Божья воля».
На поминках мать уговаривала Марианну съесть хоть что-нибудь. Но та не могла проглотить ни кусочка. В горле образовался комок, а в ушах все еще стоял стук падающего гроба.
«Это плохой знак… – прошептал кто-то из присутствующих. – Когда гроб падает…»
Продолжения фразы Марианна не расслышала. Помешала мать, которая забормотала ей на ухо, что надо выпить водки «за упокой души усопшего» и поплакать.
«Поплачь, Мариша… слезы-то, они горе смоют…»
Марианна поднесла к губам рюмку, с трудом глотнула и закашлялась. Мать подала ей воды с плавающей долькой лимона…
После поминок вернулись домой в машине адвоката.
«Заночевать с тобой?» – предложила Антонида Витальевна дочери.
Марианна отказалась.
«Спасибо, ма… не надо. Я должна привыкать жить одна».
Просидели дотемна в роскошной кухне-столовой, выслушали адвоката. Он растолковал женщинам подробности прав наследования. Оказалось, что Марианна богата. Все, что принадлежало Ветлугину, достанется ей. «Если не возникнет препятствий», – оговорился юрист. Но не добавил, что он имеет в виду.
Она и не подозревала, сколько денег было у ее мужа.
Адвокат вел себя нейтрально. Ни о чем вдову не спрашивал, ни на что не намекал. Только один раз Марианна поймала на себе его пристальный взгляд, который, впрочем, он тут же отвел… и заговорил о пустяках. Что весна нынче ранняя, что черемуха отцвела…
С этими воспоминаниями Марианна прошлась по саду, утопающему в малиновых сумерках. Между деревьями чернели ямки. Это садовник выкапывал прорастающие дикие кустики и многолетние сорняки. Трава после дождя поднялась, набралась соку.
Марианна постояла, вдыхая аромат вишневых деревьев и борясь с желанием выйти за забор, на ту самую тропинку, где нашел свою смерть Ветлугин. В конце сада была калитка, через которую он отправлялся на ежедневные прогулки.
Марианна не могла отделаться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Наверное, у нее нервы разыгрались. Днем она гуляла по лесу, и ей почудилось то же самое. Будто кто-то прячется в кустах, скользит между деревьями. Страх заставил ее вернуться домой.
«Уж не садовник ли следил за мной? Где он, кстати?»
Она направилась к сараю, где Борис хранил лопаты, грабли и прочие орудия труда. У входа приткнулась тачка с обрезанными ветками и мусором.
Из сарая раздавался неприятный звук – чирк-чирк… вжик-вжик… чирк…
Марианна, стараясь ступать неслышно, подкралась к двери и заглянула внутрь. Садовник точил косу. Одной рукой он держал ее за древко, – острым концом лезвие упиралось в пол, – а другой рукой водил бруском по режущему краю косы.
Вжик-вжик… чирк… вжик…
Марианну затошнило. Она нащупала в кармане ветровки короткий кухонный нож, которым кухарка чистила овощи, и затаилась. Она не знала, чего или кого ей бояться. И потому боялась всего и всех.
Садовник почувствовал ее взгляд и медленно повернул голову…
* * *
– Ох, как вы меня испугали!
Брусок, которым он точил косу, выпал из его грязных пальцев.
Марианна не сводила с него глаз, содрогаясь от ужаса и отвращения. Чем этот человек отталкивал ее? Они с Ветлугиным – два сапога, пара. Недаром покойный поручал Борису наблюдать за женой. А она считала садовника чуть ли не своим тюремщиком. Во всяком случае, он бы ни за что не выпустил ее из «усадьбы» в отсутствие мужа. Правда, она не собиралась бежать… но Борис-то об этом не знал, и, как верный пес, служил хозяину.
На похоронах он бродил вокруг да около с видом побитой собаки, плелся в хвосте процессии, да зыркал исподлобья по сторонам. Когда гроб с телом хозяина упал в яму, Бориса перекосило, и он торопливо, неумело перекрестился. Это было последнее, что видела Марианна перед тем, как лишиться чувств.
– Что это за мусор в тачке? – не узнавая своего голоса, спросила она. Надо же ей было как-то объяснить садовнику свое появление.
– Я сейчас же вывезу…
– Зачем ты следишь за мной, Борис? – вырвалось у нее.
– Я не слежу… – растерялся он. – Как можно? Мое дело в саду копаться, поддерживать чистоту на участке. Я мусор подметаю, траву сегодня подсеял. Плохо растет трава…
Марианна молча смотрела на его слегка сутулые развитые плечи, короткую шею и сильные волосатые руки. Такой «горилле» человека убить – раз плюнуть. Тем более, женщину. Ей бы уволить шпиона ветлугинского к чертовой матери, а она почему-то не решается. Словно без Бориса в этой сумрачной картине жизни будет чего-то не доставать.
Порой какая-нибудь незначительная деталь способна изменить ход вещей. Марианна интуитивно чувствовала: нельзя ничего менять. Пусть все идет, как идет. Иногда стоит довериться судьбе.
– Может, ты не хочешь работать у меня?
– Что вы, хозяйка! – взмолился Борис. – Не увольняйте! Куда я без вас? Я уже привык к этому саду, каждое деревце моими руками посажено, каждый кустик!
– Здесь много богатых домов. Думаю, тебя с удовольствием возьмут. Хочешь, я рекомендацию дам?
– Не прогоняйте меня… Я ведь мастер на все руки. Где что починить, наладить, за машиной приглядеть. Без мужика в хозяйстве никак не обойтись.
– Я машину не вожу, – усмехнулась Марианна. – У меня даже прав нет. Раньше меня муж возил, а теперь вот некому.
– Шофера наймите. Без машины за городом как без рук.
Она сама это понимала. Подумывала и о том, как быть с машиной, и о водителе, и об одиноких ночах в пустом доме на краю леса. В принципе, она могла бы переехать к матери на время, пока все утрясется. Но не торопилась покидать мужнину вотчину.
– Вы были дружны с Трифоном, кажется…
– Гусь лебедю не товарищ, – потупился садовник. – Хозяева со слугами дружбы не водят.
Его нарочитое смирение не обмануло Марианну. Она хорошо помнила, как Борис ходил за ней по пятам, буравил колючим взглядом. А от его щербатой ухмылки у нее мороз шел по коже. Это он прикидывается покорным и несчастным. Чтобы вызвать у нее жалость и позволить провести себя. На что он надеется?
– Хотите, я в сарай перейду ночевать? – предложил вдруг садовник. – Вам спокойней будет. И мне хорошо. Чуть свет вставать не надо, пешком топать. Ваши соседи, почитай, все сторожей держат.
Борис жил неподалеку, на другой улице, – снимал комнату у одинокого старика. Платил копейки, но старик и тому был рад.
«Он же не здешний! – осенило Марианну. – Как я раньше не догадывалась! Откуда его принесло в подмосковный поселок?»
– В сарае холодно, – сказала она, обдумывая сие обстоятельство.
– Так я печурку разожгу. Буржуйку, – не унимался садовник. – Я и дровец припас.
– Дрова – для камина.
– Само собой. Я много припас. И для камина хватит, и для печурки. В лесу сучьев, валежника хоть отбавляй.
– Я подумаю, – уклонилась от ответа Марианна. – Ты ведь жалованье потребуешь прибавить. За сторожа.
– Не потребую! Мне прежнего хватит. Тратить-то здесь некуда…
Мысль о том, что Борис останется на ночь в сарае и сможет без помех разгуливать по двору, пугала Марианну. С другой стороны, что ему стоит ночью, когда все уснут, перемахнуть через забор и делать то же самое? Ему-то отлично известно, что ни собакой, ни видеокамерами Ветлугин не обзавелся.
– Откуда ты родом, Борис?
Тот не сумел скрыть замешательства.
– Родом-то? Русский я… коренной сибиряк.
– Чего ж ты Сибирь свою оставил?
– Бобыль я, семьи нет, – невнятно бубнил садовник. – Решил в Москву податься, поглядеть, как люди живут. Грузчиком работал на станции, потом меня Трифон Авдеич к себе взял…
– И где вы с ним познакомились? На разгрузке вагонов?
Борис машинально кивнул и тут же спохватился, поправился:
– На бирже. Я другую работу искал, полегче… Спину себе сорвал. Мешки покидаешь с утра до ночи, потом хоть волком вой.
Марианна заподозрила наглую ложь. Ветлугин – и биржа? Не пляшет. Не таким человеком был ее муж, чтобы подыскивать себе помощников по хозяйству среди незнакомцев. Тем более, на городской бирже.
К Клавдии, прежде чем взять ее в дом кухаркой, Ветлугин долго присматривался, даже побывал у нее в гостях. С родней побеседовал, с соседями по улице. Чуть ли не всю подноготную выведал. Он сам хвалился перед женой, как тщательно подходит к найму прислуги. А тут на тебе! Биржа…
– Значит, Трифон тебя на бирже нашел? И предложил стать садовником?
– Так и было, – смущенно подтвердил Борис.
Понял, что дал маху. Но обратно уже не отыграешь. Проехали.
– Ладно… трудись пока, – бросила Марианна, повернулась и зашагала к дому. – Работай…
ГЛАВА 10
Италия, город Генуя. Осень 1927 года
Ее тело, влажное от любовного пота, змеей соскользнуло на смятые простыни.
– С каждым разом это все слаще, – прошептала она, раскидываясь и совершенно не стесняясь своей наготы. – Ты меня удивляешь, Пьер!
«Я еще не достиг своей лучшей формы, детка, – успокаивая дыхание, подумал он. – Длительные перерывы сказываются на моих мужских способностях. Однако еще никто не заводил меня так, как ты! Я наверстаю упущенное, не сомневайся…»
Она молча лежала, глядя в потолок. Лунный луч ласкал ее восхитительные выпуклости и очаровательные впадинки. Росси не ошибся. Она была француженкой до мозга костей. От нее пахло парижскими духами, а ее платья были сшиты по последней моде. Что она делает в Италии? Живет замкнуто, нигде не появляется. А между тем она могла бы украсить своей внешностью и манерами любую светскую вечеринку.
Росси поймал себя на том, что хотел бы более длительных отношений, чем обычно. Женщины занимали в его жизни подобающее им место. Он ухаживал за ними либо по жгучей страсти, либо по долгу службы. Служба – так он предпочитал называть свое занятие.
