Я ухватилась за Алекса, воспользовавшись этим удобным предлогом. Кэт шла сзади, жалуясь на промокшие ноги. И ей, и мне пешком было до дома не дойти. Поэтому благородный Алекс предложил нам обеим согреться и обсушиться у него, а затем уехать на такси.
Естественно, мы никуда не уехали. Сначала Алекс бегал вокруг Кэт с тазиком горячей воды, сушилкой для обуви и теплыми тапочками. Потом мы долго пили чай, и в итоге сошлись во мнении, что имеет смысл остаться до утра. С Кэт было хорошо болтать, я ей втайне восхищалась — при всей своей миниатюрности и девочковости внутри она была железной леди, кроме того, исполняла под гитару собственные песни, что для меня всегда было предметом зависти. Я видела, что Алекс откровенно за ней ухаживает, но если б я была мужчиной, возможно и я ухлестывала бы за Кэт. Мне было досадно, что я опять оказалась на обочине и даже как бы третьей лишней, но я понимала Алекса. А ещё, зная Кэт, я была уверена, что она его отвергнет рано или поздно. Они совершенно не подходили друг другу.
На этот раз Алекс тактично разместил нас в отдельной комнате, а сам устроился у себя. Кэт ночью спала плохо — видимо, всё-таки простудилась. Я же не спала вовсе. Лёжа без сна, я представляла себе, как Алекс прокрадывается в нашу спальню, манит меня рукой и ведёт к себе на диван. Несмотря на очевидное притяжение между ним и Кэт, я всё ещё тешила себя иллюзией своей значимости.
К середине ночи возбуждение достигло такого предела, что я не просто не могла спать, я не могла даже лежать. Тихонечко, чтобы не разбудить задремавшую Кэт, я босиком вышла из спальни. Кафель холодил ступни. Дойдя до кухни, смежной с комнатой Алекса, я налила себе остывшего чая и долго смотрела на прямоугольник лунного света, падавший из окна мне под ноги. Только спустя продолжительное время я осмелилась поднять взгляд и оглядеть комнату уже привыкшими к сумраку глазами. Алекс спал, безмятежно раскинувшись на диване. Острое осознание своего одиночества захлестнуло меня, дрожь откуда-то из глубины живота распространилась по всему телу, а слёзы сами покатились по лицу. Я безнадёжно смотрела на Алекса, мечтая, чтобы он проснулся и позвал меня к себе, но уже понимая, что всё напрасно. Я хотела подойти к нему, лечь с ним рядом, обнять — и не могла оторвать ног от пола. Медленно тянулись минуты. Наконец, набравшись смелости, я прокралась к его постели и присела на краешек, боясь потревожить. Если бы он проснулся раньше, то на его возможное неудовольствие я могла бы ответить, что всего лишь встала попить. Теперь же мне не было никакого оправдания. Я сидела на диване рядом с ним и безмолвно рыдала от желания.
Вдруг Алекс вздрогнул во сне, что-то пробормотал и перевернулся на живот, поплотнее закутавшись в одеяло и обхватив подушку. Это было так неожиданно, что я чуть не упала. Резко высохшими расширенными глазами я смотрела на него, понимая, что ждать нечего, а будить человека, ясно выразившего свою позицию о том, что мы лишь друзья, в высшей степени неэтично. Посидев еще некоторое время, я бесшумно поднялась и проскользнула обратно к своей постели. Надо было хоть немного поспать.
За завтраком Кэт спросила:
- А куда ты пропала ночью? Я просыпалась несколько раз — тебя не было. Я решила, что ты в ванной. Тебе было плохо?
"Да, было очень плохо!" - хотелось воскликнуть мне, но вместо этого я безразлично усмехнулась, глядя на Алекса, и сказала:
- Представляете, так устала, что вышла попить и заснула стоя с кружкой в руке. Открываю глаза — уже светает. Забавно, правда?
Он не ответил.
После возвращения домой я ещё долго не могла прийти в себя. Я подвисала на полуслове, забывала, зачем иду и что хотела сделать. Складывалось такое впечатление, что мой мозг занят какой-то усиленной работой и не в состоянии реагировать на происходящее снаружи. К счастью, ничего особенного и не происходило, ведь который месяц я жила в сплошном дне сурка, прерывающимся лишь на время встреч с Алексом, врывавшимся в мою жизнь и заставлявшим отчетливо чувствовать каждый момент, каким бы он ни был. Это было бы не так плохо само по себе, если бы вектор нашего сближения был бы каким-нибудь определенным. Но нет, он не давал мне ни приблизиться, ни уйти, удерживая возле себя с непонятной мне целью. Я никогда не верила в дружбу между мужчиной и женщиной, поэтому такое затянувшееся взаимодействие в ритме "шаг вперёд — два шага назад" всё больше выбивало меня из колеи. Я делала несколько попыток прервать это ставшее невыносимым общение, но Алекс звонил — и я срывалась к нему. Это было как умопомрачение. И каждый раз, когда он оказывался рядом, мне хотелось тактильного контакта. Но я мысленно била себя по рукам и не обнимала, не прикасалась, держала дистанцию. К счастью, мы виделись всё реже. Алекс ссылался на недостаток времени, я тоже погрязла в рутинных заботах, хотя иногда забегала к нему на чай, долго убеждая себя перед этим, что мы просто друзья. Час-полтора успокоительной беседы ни о чём, и я снова была работоспособна на ближайшие несколько дней. Он по-прежнему действовал на меня, как глоток свежего воздуха.
Приближалось лето, и с ним отпуск. Я планировала поездку на море на целый месяц, я ждала её два года, ведь прошлое лето пошло прахом из-за моих проблем со здоровьем. Алекс сумел порадоваться за меня, когда я купила билеты, и даже сказал, что было бы здорово поехать со мной, но, наверное, сейчас не получится. Я посмаковала идею совместного отпуска, почти медового месяца, несколько минут — и не стала уговаривать. Только сказала, что очень хотела бы встретиться перед отъездом. У меня было ощущение, как будто что-то должно измениться с этой поездкой. Как будто разрешится эта угнетающая неопределенность в наших отношениях.
- Да ладно, - легкомысленно сказал Алекс, - можно подумать, мы с тобой слишком часто видимся. Месяц — это совсем не много.
Но мне казалось, что это целая вечность, тем более я не была уверена, что будет возможность общаться по телефону или через интернет.
За неделю до моего отъезда Алекс пригласил меня к себе. Он встретил меня, как ни в чём не бывало, посадил пить чай. На кухне деловито хлопотал Ник, и разговор не клеился, вращаясь вокруг новостей и общих знакомых. Но когда Ник ушёл в свою комнату, Алекс сразу пожаловался на больное плечо и попросил размять его. Я с удовольствием согласилась. Мне нравилось касаться его кожи, гладкой и немного прохладной, поэтому массировать ему плечи и спину я, казалось, могла бы вечно. Мы почти молчали, и это занятие для меня было сродни медитации — мыслей не было, только мои ладони на его коже. Я погрузилась в свои ощущения и даже удивилась, когда Алекс встал и предложил мне ответный массаж. Его руки нежно ласкали меня, и это было похоже на близость. Под его прикосновениями я чувствовала приливы возбуждения и волны расслабления, моё дыхание то учащалось, то замирало помимо воли. Я лишь старалась не подавать виду, как мне хорошо, чтобы не спугнуть Алекса. Когда всё закончилось, и мы сидели, обнявшись и негромко переговариваясь, неожиданно вошёл Ник. Не сговариваясь, мы с Алексом разлетелись, как напуганные птицы, по разным углам дивана, будто нас застали за чем-то предосудительным. Ник со сдержанным любопытством покосился на нас и молча уселся за стол ужинать. Я мучительно подбирала слова для светской беседы, но почему-то они все разом вылетели из головы. Наконец, Алексу пришла спасительная мысль предложить мне чаю, а вскоре — проводить домой.
Стоя в его объятьях в ожидании автобуса, я мысленно досадовала на Ника и на свой скорый отъезд. Почему именно сейчас, когда нам так хорошо вместе?
- Я не хочу прямо сейчас прощаться с тобой на целый месяц! - сказала я Алексу тоном капризной девочки. - Это слишком стремительно и слишком надолго!
- Я постараюсь прийти к тебе накануне, хочешь? - что-то прикидывая в уме, предложил Алекс.
Я отчаянно закивала головой, но он уже развернул меня к подъезжающему автобусу и размашисто зашагал прочь.
Когда я собирала сумку, меня трясло. Завтрашний поезд и возможный визит Алекса силой эмоционально насыщенного ожидания расплющили меня, словно молот и наковальня. Слишком много стресса одновременно. К сожалению, дел оказалось не так много, и, коротая время за чтением, я просто не знала, куда себя деть.
Наконец, раздался звонок в дверь. Уронив книгу и пытаясь справиться с нахлынувшим волнением, я побежала открывать.
- Привет! - Алекс неловко обнял меня одной рукой, проходя в квартиру.
Он сегодня вообще выглядел очень уставшим и сонным. Мы выпили чаю с принесенным им печеньем, я сделала ему массаж, стараясь снять напряжение лёгкими прикосновениями...
- Ты же останешься на ночь, - утвердительно сказала я.
- Останусь, - улыбнулся он.
В постели ласки были взаимными, но столь же целомудренными, как обычно. Наконец я не выдержала:
- Послушай! Я завтра уезжаю на месяц! Я не буду выносить тебе мозг, ты вообще можешь утром сделать вид, что между нами ничего не было!
Но Алекс лишь недоверчиво усмехнулся:
- Ты опять слишком много думаешь.
- Да я вообще не думаю! - взорвалась я. - Или, если думаю, то точно не головой! Почему всё время так?!
- Шшш..., - успокоительно погладил меня по волосам Алекс. - Не надо. Спи.
Я обиженно уткнулась носом в подушку, ругая себя истеричкой, и от отчаянья и бессилия действительно уснула.
Алекс проснулся раньше меня и сразу засобирался:
- Ещё хочу домой заскочить перед работой, - объяснил он свою спешку. - Хорошо тебе отдохнуть на море!
Наклонившись, он обнял меня на прощанье, царапнув бородой щеку, а через несколько часов поезд уже увёз меня от него за много километров.
Доступ в интернет через телефон — это большая иллюзия тоненькой нити, соединяющей двух не мыслящих друг без друга людей. Алекс начал писать мне сразу же, едва поезд отошёл от станции. Сначала это были ничего не значащие вопросы типа: "Где едешь?", "Что видишь?", а потом мы постепенно перешли на сложные психологические темы.
"Знаешь, раньше я очень боялся одиночества, а сейчас думаю, что наоборот, надо избавиться от старого окружения, чтобы в мою жизнь вошло что-нибудь новое," - читала я, лежа на жёсткой полке в сумерках. - "Поэтому ссорюсь со всеми окружающими, особенно с девушками. Истерички вроде Кэт сами сбегают, а адекватных приходится отправлять куда подальше доступным языком."
"А меня?" - печатала я, стараясь выровнять дыхание.
"Тебя незачем пока, ты и так далеко уехала," - подшучивал он, а я потом долго обдумывала каждую букву в его словах, безуспешно пытаясь не примеривать образ любимой истерички на себя. Кажется, именно тогда я окончательно перестала себя обманывать на этот счёт. То, что происходило между нами, не могло быть дружбой.
Большую часть моего отпуска общение с Алексом было круглосуточным. На пляже, в кафе, на экскурсиях — нигде я не расставалась с телефоном. Ведь в любой момент я могла увидеть его онлайн и снова быть как будто бы рядом. Но чем больше мы переписывались, тем чаще он, словно нарочно, отталкивал меня, пытаясь уверить, что мы даже и не друзья — просто болтаем, и у нас не может быть ничего общего. Несколько раз после его неосторожных слов я рыдала в подушку, снова ощущая себя отвергнутой и никому не нужной, но утром он присылал какую-нибудь глупую, но смешную шутку, и я забывала ночные слёзы, уверяя себя, что мне почудилась его холодность, это просто морская влажность, вызывающая дрожь, и недостаток его объятий. Под жарким солнышком у нежно ласкающего пальцы ног моря я чувствовала себя гораздо лучше. Пересыпая мелкие ракушки из ладони в ладонь, чтобы очистить их от песка, я думала о скорой встрече. Ветер обнимал моё лицо, пытаясь оторвать и унести волосы, но мысли мои всегда были далеко — с Алексом. Я очень скучала, и ночами полностью погружалась в интернет, пытаясь оказаться хоть чуточку ближе к нему. Ни поскрипывающий жёсткий песок под ногами, ни обволакивающие бедра водоросли, ни всепоглощающие сырые туманы не могли компенсировать мне рук Алекса. Телом я ощущала и песок, и волны, и ветер, но душой так и осталась в родном городе, в уютном старинном доме с камином и лесенкой. Мне хотелось уже скорее вернуться и остаться навсегда с Алексом, забыв про нечаянные обиды.
Когда ты кинестетик, мир воспринимается иначе, чем большинством людей. Не картинки или звуки, а тактильные ощущения и запахи. Поэтому на самом-то деле, интернет не имеет смысла. Вроде бы пишешь то, что чувствуешь, но всё получается не так. Вроде бы читаешь ответы внимательно — а видишь только свои внутренние проблемы. Нет ощущения обратной связи от собеседника. Нет его тела рядом, чтобы правильно понять реакции. И вообще, разве можно поссориться с другом, если лежишь в его объятьях? А буквами на экране — легко.
"Разве ты счастлива?" - спрашивал меня Алекс. - "Не надо строить планов, надо наслаждаться настоящим, не отдавая его в угоду мифическому будущему!" - и я читала это как "Я не хочу развивать наши отношения, я хочу зависнуть в этой странной дружбе навечно". Я ведь уже была с таким мужчиной, и не хотела повторения. Мне было далеко до такого дзена, в котором существовал Алекс, и одна только мысль о том, что можно принять эту ситуацию, как она есть, ввергала меня в бешенство. Но, сконцентрировавшись на экране телефона, я писала спокойные, даже равнодушные слова:
"Сиюминутное счастье - как мороженое. Сладко, а в желудке ничего нет, и уляпался весь, - растаяло."
"Надо искать другой город для развития," - делился своими мечтами Алекс. - "Давно хочу переехать куда-нибудь из нашей дыры."
А я читала: "Я уеду, а ты останешься, ведь всё равно между нами ничего нет и не будет." Едва различая буквы на экране сквозь завесу подступающих слёз, я холодно отвечала:
"В переездах нет смысла, это бегство от самого себя."
И вот в одну из холодных сырых ночей мы поругались окончательно. Я пожаловалась Алексу на бытовые трудности и внутреннее одиночество, а он ответил:
"Не надо на меня это перекладывать. Ты некрасиво поступаешь, втягивая меня в решение своих проблем."
Я вспылила и ответила:
"Раз я тебе настолько никто, что у тебя нет для меня даже слов поддержки, не говоря уже о более значимых вещах, то какого чёрта ты всё ещё продолжаешь мне писать?"
"Хорошо, не буду," - согласился он и заблокировал возможность переписки.
Сначала я не поверила. Мне показалось это ребячеством, эмоциональной выходкой. Я была уверена, что он остынет и передумает. Каждый день, оставшийся до моего возвращения, я проверяла, не изменилась ли ситуация. Но на все попытки мне отвечали: "Пользователь запретил отправлять ему сообщения".
Я прошла все стадии: отрицание, раздражение, ярость, перешедшую в депрессию, тоску и снова любовь, тихую и грустную. Мне было ужасно обидно, что наши отношения завершились так глупо. Это было неловко рассказывать даже Розе. Но я написала ей, спросив осторожно, не знает ли она, как дела у Алекса. Роза ответила, что видела его недавно, и что у него, вроде бы, всё хорошо. Когда я в двух словах описала произошедшее, Роза очень удивилась и сказала, что при случае спросит у него, в чём проблема. А пока мне оставалось только ждать отъезда — билет был уже куплен.
Естественно, мы никуда не уехали. Сначала Алекс бегал вокруг Кэт с тазиком горячей воды, сушилкой для обуви и теплыми тапочками. Потом мы долго пили чай, и в итоге сошлись во мнении, что имеет смысл остаться до утра. С Кэт было хорошо болтать, я ей втайне восхищалась — при всей своей миниатюрности и девочковости внутри она была железной леди, кроме того, исполняла под гитару собственные песни, что для меня всегда было предметом зависти. Я видела, что Алекс откровенно за ней ухаживает, но если б я была мужчиной, возможно и я ухлестывала бы за Кэт. Мне было досадно, что я опять оказалась на обочине и даже как бы третьей лишней, но я понимала Алекса. А ещё, зная Кэт, я была уверена, что она его отвергнет рано или поздно. Они совершенно не подходили друг другу.
На этот раз Алекс тактично разместил нас в отдельной комнате, а сам устроился у себя. Кэт ночью спала плохо — видимо, всё-таки простудилась. Я же не спала вовсе. Лёжа без сна, я представляла себе, как Алекс прокрадывается в нашу спальню, манит меня рукой и ведёт к себе на диван. Несмотря на очевидное притяжение между ним и Кэт, я всё ещё тешила себя иллюзией своей значимости.
К середине ночи возбуждение достигло такого предела, что я не просто не могла спать, я не могла даже лежать. Тихонечко, чтобы не разбудить задремавшую Кэт, я босиком вышла из спальни. Кафель холодил ступни. Дойдя до кухни, смежной с комнатой Алекса, я налила себе остывшего чая и долго смотрела на прямоугольник лунного света, падавший из окна мне под ноги. Только спустя продолжительное время я осмелилась поднять взгляд и оглядеть комнату уже привыкшими к сумраку глазами. Алекс спал, безмятежно раскинувшись на диване. Острое осознание своего одиночества захлестнуло меня, дрожь откуда-то из глубины живота распространилась по всему телу, а слёзы сами покатились по лицу. Я безнадёжно смотрела на Алекса, мечтая, чтобы он проснулся и позвал меня к себе, но уже понимая, что всё напрасно. Я хотела подойти к нему, лечь с ним рядом, обнять — и не могла оторвать ног от пола. Медленно тянулись минуты. Наконец, набравшись смелости, я прокралась к его постели и присела на краешек, боясь потревожить. Если бы он проснулся раньше, то на его возможное неудовольствие я могла бы ответить, что всего лишь встала попить. Теперь же мне не было никакого оправдания. Я сидела на диване рядом с ним и безмолвно рыдала от желания.
Вдруг Алекс вздрогнул во сне, что-то пробормотал и перевернулся на живот, поплотнее закутавшись в одеяло и обхватив подушку. Это было так неожиданно, что я чуть не упала. Резко высохшими расширенными глазами я смотрела на него, понимая, что ждать нечего, а будить человека, ясно выразившего свою позицию о том, что мы лишь друзья, в высшей степени неэтично. Посидев еще некоторое время, я бесшумно поднялась и проскользнула обратно к своей постели. Надо было хоть немного поспать.
За завтраком Кэт спросила:
- А куда ты пропала ночью? Я просыпалась несколько раз — тебя не было. Я решила, что ты в ванной. Тебе было плохо?
"Да, было очень плохо!" - хотелось воскликнуть мне, но вместо этого я безразлично усмехнулась, глядя на Алекса, и сказала:
- Представляете, так устала, что вышла попить и заснула стоя с кружкой в руке. Открываю глаза — уже светает. Забавно, правда?
Он не ответил.
***
После возвращения домой я ещё долго не могла прийти в себя. Я подвисала на полуслове, забывала, зачем иду и что хотела сделать. Складывалось такое впечатление, что мой мозг занят какой-то усиленной работой и не в состоянии реагировать на происходящее снаружи. К счастью, ничего особенного и не происходило, ведь который месяц я жила в сплошном дне сурка, прерывающимся лишь на время встреч с Алексом, врывавшимся в мою жизнь и заставлявшим отчетливо чувствовать каждый момент, каким бы он ни был. Это было бы не так плохо само по себе, если бы вектор нашего сближения был бы каким-нибудь определенным. Но нет, он не давал мне ни приблизиться, ни уйти, удерживая возле себя с непонятной мне целью. Я никогда не верила в дружбу между мужчиной и женщиной, поэтому такое затянувшееся взаимодействие в ритме "шаг вперёд — два шага назад" всё больше выбивало меня из колеи. Я делала несколько попыток прервать это ставшее невыносимым общение, но Алекс звонил — и я срывалась к нему. Это было как умопомрачение. И каждый раз, когда он оказывался рядом, мне хотелось тактильного контакта. Но я мысленно била себя по рукам и не обнимала, не прикасалась, держала дистанцию. К счастью, мы виделись всё реже. Алекс ссылался на недостаток времени, я тоже погрязла в рутинных заботах, хотя иногда забегала к нему на чай, долго убеждая себя перед этим, что мы просто друзья. Час-полтора успокоительной беседы ни о чём, и я снова была работоспособна на ближайшие несколько дней. Он по-прежнему действовал на меня, как глоток свежего воздуха.
Приближалось лето, и с ним отпуск. Я планировала поездку на море на целый месяц, я ждала её два года, ведь прошлое лето пошло прахом из-за моих проблем со здоровьем. Алекс сумел порадоваться за меня, когда я купила билеты, и даже сказал, что было бы здорово поехать со мной, но, наверное, сейчас не получится. Я посмаковала идею совместного отпуска, почти медового месяца, несколько минут — и не стала уговаривать. Только сказала, что очень хотела бы встретиться перед отъездом. У меня было ощущение, как будто что-то должно измениться с этой поездкой. Как будто разрешится эта угнетающая неопределенность в наших отношениях.
- Да ладно, - легкомысленно сказал Алекс, - можно подумать, мы с тобой слишком часто видимся. Месяц — это совсем не много.
Но мне казалось, что это целая вечность, тем более я не была уверена, что будет возможность общаться по телефону или через интернет.
За неделю до моего отъезда Алекс пригласил меня к себе. Он встретил меня, как ни в чём не бывало, посадил пить чай. На кухне деловито хлопотал Ник, и разговор не клеился, вращаясь вокруг новостей и общих знакомых. Но когда Ник ушёл в свою комнату, Алекс сразу пожаловался на больное плечо и попросил размять его. Я с удовольствием согласилась. Мне нравилось касаться его кожи, гладкой и немного прохладной, поэтому массировать ему плечи и спину я, казалось, могла бы вечно. Мы почти молчали, и это занятие для меня было сродни медитации — мыслей не было, только мои ладони на его коже. Я погрузилась в свои ощущения и даже удивилась, когда Алекс встал и предложил мне ответный массаж. Его руки нежно ласкали меня, и это было похоже на близость. Под его прикосновениями я чувствовала приливы возбуждения и волны расслабления, моё дыхание то учащалось, то замирало помимо воли. Я лишь старалась не подавать виду, как мне хорошо, чтобы не спугнуть Алекса. Когда всё закончилось, и мы сидели, обнявшись и негромко переговариваясь, неожиданно вошёл Ник. Не сговариваясь, мы с Алексом разлетелись, как напуганные птицы, по разным углам дивана, будто нас застали за чем-то предосудительным. Ник со сдержанным любопытством покосился на нас и молча уселся за стол ужинать. Я мучительно подбирала слова для светской беседы, но почему-то они все разом вылетели из головы. Наконец, Алексу пришла спасительная мысль предложить мне чаю, а вскоре — проводить домой.
Стоя в его объятьях в ожидании автобуса, я мысленно досадовала на Ника и на свой скорый отъезд. Почему именно сейчас, когда нам так хорошо вместе?
- Я не хочу прямо сейчас прощаться с тобой на целый месяц! - сказала я Алексу тоном капризной девочки. - Это слишком стремительно и слишком надолго!
- Я постараюсь прийти к тебе накануне, хочешь? - что-то прикидывая в уме, предложил Алекс.
Я отчаянно закивала головой, но он уже развернул меня к подъезжающему автобусу и размашисто зашагал прочь.
Когда я собирала сумку, меня трясло. Завтрашний поезд и возможный визит Алекса силой эмоционально насыщенного ожидания расплющили меня, словно молот и наковальня. Слишком много стресса одновременно. К сожалению, дел оказалось не так много, и, коротая время за чтением, я просто не знала, куда себя деть.
Наконец, раздался звонок в дверь. Уронив книгу и пытаясь справиться с нахлынувшим волнением, я побежала открывать.
- Привет! - Алекс неловко обнял меня одной рукой, проходя в квартиру.
Он сегодня вообще выглядел очень уставшим и сонным. Мы выпили чаю с принесенным им печеньем, я сделала ему массаж, стараясь снять напряжение лёгкими прикосновениями...
- Ты же останешься на ночь, - утвердительно сказала я.
- Останусь, - улыбнулся он.
В постели ласки были взаимными, но столь же целомудренными, как обычно. Наконец я не выдержала:
- Послушай! Я завтра уезжаю на месяц! Я не буду выносить тебе мозг, ты вообще можешь утром сделать вид, что между нами ничего не было!
Но Алекс лишь недоверчиво усмехнулся:
- Ты опять слишком много думаешь.
- Да я вообще не думаю! - взорвалась я. - Или, если думаю, то точно не головой! Почему всё время так?!
- Шшш..., - успокоительно погладил меня по волосам Алекс. - Не надо. Спи.
Я обиженно уткнулась носом в подушку, ругая себя истеричкой, и от отчаянья и бессилия действительно уснула.
Алекс проснулся раньше меня и сразу засобирался:
- Ещё хочу домой заскочить перед работой, - объяснил он свою спешку. - Хорошо тебе отдохнуть на море!
Наклонившись, он обнял меня на прощанье, царапнув бородой щеку, а через несколько часов поезд уже увёз меня от него за много километров.
***
Доступ в интернет через телефон — это большая иллюзия тоненькой нити, соединяющей двух не мыслящих друг без друга людей. Алекс начал писать мне сразу же, едва поезд отошёл от станции. Сначала это были ничего не значащие вопросы типа: "Где едешь?", "Что видишь?", а потом мы постепенно перешли на сложные психологические темы.
"Знаешь, раньше я очень боялся одиночества, а сейчас думаю, что наоборот, надо избавиться от старого окружения, чтобы в мою жизнь вошло что-нибудь новое," - читала я, лежа на жёсткой полке в сумерках. - "Поэтому ссорюсь со всеми окружающими, особенно с девушками. Истерички вроде Кэт сами сбегают, а адекватных приходится отправлять куда подальше доступным языком."
"А меня?" - печатала я, стараясь выровнять дыхание.
"Тебя незачем пока, ты и так далеко уехала," - подшучивал он, а я потом долго обдумывала каждую букву в его словах, безуспешно пытаясь не примеривать образ любимой истерички на себя. Кажется, именно тогда я окончательно перестала себя обманывать на этот счёт. То, что происходило между нами, не могло быть дружбой.
Большую часть моего отпуска общение с Алексом было круглосуточным. На пляже, в кафе, на экскурсиях — нигде я не расставалась с телефоном. Ведь в любой момент я могла увидеть его онлайн и снова быть как будто бы рядом. Но чем больше мы переписывались, тем чаще он, словно нарочно, отталкивал меня, пытаясь уверить, что мы даже и не друзья — просто болтаем, и у нас не может быть ничего общего. Несколько раз после его неосторожных слов я рыдала в подушку, снова ощущая себя отвергнутой и никому не нужной, но утром он присылал какую-нибудь глупую, но смешную шутку, и я забывала ночные слёзы, уверяя себя, что мне почудилась его холодность, это просто морская влажность, вызывающая дрожь, и недостаток его объятий. Под жарким солнышком у нежно ласкающего пальцы ног моря я чувствовала себя гораздо лучше. Пересыпая мелкие ракушки из ладони в ладонь, чтобы очистить их от песка, я думала о скорой встрече. Ветер обнимал моё лицо, пытаясь оторвать и унести волосы, но мысли мои всегда были далеко — с Алексом. Я очень скучала, и ночами полностью погружалась в интернет, пытаясь оказаться хоть чуточку ближе к нему. Ни поскрипывающий жёсткий песок под ногами, ни обволакивающие бедра водоросли, ни всепоглощающие сырые туманы не могли компенсировать мне рук Алекса. Телом я ощущала и песок, и волны, и ветер, но душой так и осталась в родном городе, в уютном старинном доме с камином и лесенкой. Мне хотелось уже скорее вернуться и остаться навсегда с Алексом, забыв про нечаянные обиды.
Когда ты кинестетик, мир воспринимается иначе, чем большинством людей. Не картинки или звуки, а тактильные ощущения и запахи. Поэтому на самом-то деле, интернет не имеет смысла. Вроде бы пишешь то, что чувствуешь, но всё получается не так. Вроде бы читаешь ответы внимательно — а видишь только свои внутренние проблемы. Нет ощущения обратной связи от собеседника. Нет его тела рядом, чтобы правильно понять реакции. И вообще, разве можно поссориться с другом, если лежишь в его объятьях? А буквами на экране — легко.
"Разве ты счастлива?" - спрашивал меня Алекс. - "Не надо строить планов, надо наслаждаться настоящим, не отдавая его в угоду мифическому будущему!" - и я читала это как "Я не хочу развивать наши отношения, я хочу зависнуть в этой странной дружбе навечно". Я ведь уже была с таким мужчиной, и не хотела повторения. Мне было далеко до такого дзена, в котором существовал Алекс, и одна только мысль о том, что можно принять эту ситуацию, как она есть, ввергала меня в бешенство. Но, сконцентрировавшись на экране телефона, я писала спокойные, даже равнодушные слова:
"Сиюминутное счастье - как мороженое. Сладко, а в желудке ничего нет, и уляпался весь, - растаяло."
"Надо искать другой город для развития," - делился своими мечтами Алекс. - "Давно хочу переехать куда-нибудь из нашей дыры."
А я читала: "Я уеду, а ты останешься, ведь всё равно между нами ничего нет и не будет." Едва различая буквы на экране сквозь завесу подступающих слёз, я холодно отвечала:
"В переездах нет смысла, это бегство от самого себя."
И вот в одну из холодных сырых ночей мы поругались окончательно. Я пожаловалась Алексу на бытовые трудности и внутреннее одиночество, а он ответил:
"Не надо на меня это перекладывать. Ты некрасиво поступаешь, втягивая меня в решение своих проблем."
Я вспылила и ответила:
"Раз я тебе настолько никто, что у тебя нет для меня даже слов поддержки, не говоря уже о более значимых вещах, то какого чёрта ты всё ещё продолжаешь мне писать?"
"Хорошо, не буду," - согласился он и заблокировал возможность переписки.
Сначала я не поверила. Мне показалось это ребячеством, эмоциональной выходкой. Я была уверена, что он остынет и передумает. Каждый день, оставшийся до моего возвращения, я проверяла, не изменилась ли ситуация. Но на все попытки мне отвечали: "Пользователь запретил отправлять ему сообщения".
Я прошла все стадии: отрицание, раздражение, ярость, перешедшую в депрессию, тоску и снова любовь, тихую и грустную. Мне было ужасно обидно, что наши отношения завершились так глупо. Это было неловко рассказывать даже Розе. Но я написала ей, спросив осторожно, не знает ли она, как дела у Алекса. Роза ответила, что видела его недавно, и что у него, вроде бы, всё хорошо. Когда я в двух словах описала произошедшее, Роза очень удивилась и сказала, что при случае спросит у него, в чём проблема. А пока мне оставалось только ждать отъезда — билет был уже куплен.
