И она это заметила.
- Вы очнулись? – продолжая оттирать палец салфеткой, сестра Мариш склонилась ко мне. Не дожидаясь ответа, проверила пульс, оттянула веки, разглядывая глазные яблоки. – Откройте рот, - последовал суровый приказ, не подчиниться которому было просто невозможно. – Как чувствуете себя? Говорить можете?
- Д-да, - сипло ответила я и закашлялась. Говорить я могла, только вот во рту пересохло так, что получалось это с трудом. – Пить хочу.
- Подождите минуту, - величественно кивнула мне сестра. – Я позову доктора Вингарда и принесу вам попить.
И она вышла, аккуратно притворив за собой дверь.
Я вздохнула с облегчением. Странно, но в присутствии этой женщины, мне было неуютно и дышалось с трудом.
До прихода доктора, я успела повертеть головой по сторонам, несколько раз сжала и разжала кулаки, проверяя, как слушается тело, даже сесть попыталась, но быстро сдалась – сил больше не осталось, а перед глазами запрыгали черные точки.
Доктор появился буквально спустя несколько минут.
- Я вижу, наша пациентка уже пришла в себя, - пророкотал он, приближаясь к койке. – Как вы себя чувствуете? Боли? Общая слабость? Головокружение?
Я закашлялась в ответ и помотала головой. Вообще, я лукавила, больно было, и слабость присутствовала, и голова тоже кружилась, но больше всего мне хотелось сейчас пить, о чем я и поведала, как только меня перестал мучить приступ.
Сестра Мариш словно только этого и ждала – тут же появилась со стаканом и ловко воткнула мне в рот трубочку. Первый же глоток привел меня в состоянии чистейшего восторга. Вода была такой вкусной, что я не удержалась и закатила глаза от удовольствия. Жаль только, что жидкость в стакане так быстро закончилась.
- Пока достаточно, - понимающе кивнул доктор, перехватив мой умаляющий взгляд.
- Сколько я уже здесь? – это было первое, что я спросила, и честно говоря, почему-то не рассчитывала получить ответ. Ошибалась.
- Восемь суток. Вас доставили в бессознательном состоянии.
Я судорожно сглотнула, услышав ответ. И вспомнила. Наконец-то я все вспомнила. Ночной звонок Старински, поездку к месту зачистки на машине с Дэном, сам особняк, в котором некромант проводил свои ритуалы, Марка я тоже вспомнила и почувствовала, как к горлу подступает тошнота…
- А… остальные? – голос сорвался.
- В каком смысле? – удивился доктор. Он в это время сверял записи сестры Мариш с показаниями на приборах.
- Мои коллеги? Кого-нибудь еще… кто-то пострадал? Мужчина. Возраст – двадцать семь лет, блондин, глаза светло-карие, рост сто восемьдесят четыре…
- Вас доставили одну, - перебил меня доктор. – Возможно, вашего коллегу отвезли в городской госпиталь.
Я закрыла глаза и с шумом втянула в себя воздух. Нет, в это я не верила. Ни на мгновение не верила. Но… если я осталась жива и даже чувствую сейчас себя относительно неплохо – бывало, конечно, и лучше, но что уж тут – то, может быть, Дэн… он тоже… он выжил?
- Сестра Мариш, вколите мисс Севастьян успокоительное и…
- Нет! – я тут же распахнула глаза и даже попыталась встать, правда тело предало меня и пришлось оставить все, как есть. – Не надо успокоительных. Боль не сильная, я могу терпеть. А от этих уколов меня потом тошнит.
Доктор Вингард покосился на меня, пожевал губами и кивнул каким-то своим мыслям.
- Хорошо, - согласился он. – Но сестра будет дежурить подле вас, и в случае если почувствуете боль, не упрямьтесь и не геройствуйте. Это никому не надо.
Я тут же согласно закивала. В этот момент, была готова согласиться на что угодно, только бы снова не проваливаться в кошмары, наведенные из-за медицинских препаратов. А боль… я умею справляться с болью. Не впервой.
Куда как страшнее была неизвестность. Я не представляла чем закончилась операция, не знала, кто еще пострадал, и понятия не имела жив ли Дэн. А еще мне надо было подумать. Хорошенько все взвесить и понять, где я ошиблась. Или не я?
Я шла на поправку. Слишком быстро, по мнению доктора Вингарда, но слишком медленно, по моему личному мнению. Лежать без дела и смотреть в белый потолок больничной палаты надоело мне до чертиков уже на второй день. Я прокрутила в голове все события, предшествующие моему сюда попаданию, проанализировала свои действия и действия напарника и… ничего не поняла, так и не нашла ошибки. Своей. Про ошибки, допущенные Дэном, я старалась не думать, отгоняла от себя эти мысли.
Судьба напарника меня тревожила. Я даже решилась на то, чтобы переступить через свою гордость и попросила сестру Мариш выяснить, что с ним случилось, но результаты меня не порадовали:
- К нам такие не поступали, - безразлично произнесла «ледяная королева», как я называла про себя мою тюремщицу.
Сестра Мариш меня нервировала. В ней все было не так: от идеальной прически и кристально чистого халата, до неодобрительно поджатых тонких губ. Не женщина, а ледяной айсберг. Она ни разу не повысила голос, не проявила ни капли эмоций. И это заставляло меня ежиться всякий раз, когда она приближалась ко мне. А делала это сестра Мариш постоянно. Она прикасалась ко мне своими сухими теплыми пальцами, когда проверяла пульс или температуру, ставила уколы или подключала очередной прибор. Я не могла с уверенностью ответить, что с ней было не так, но точно знала, что хочу оказаться от нее как можно дальше. Сдержать дрожь при ее прикосновениях мне удавалось не всегда.
Кошмары больше не возвращались, но сны мои не были крепкими и безмятежными. Я вздрагивала, просыпалась через каждые полчаса – час, что никак не могло повлиять на мое благодушие. Каждая минута, проведенная в госпитале, добавляла тревог и волнений. Я не могла понять, что не так, но чувствовала всем своим существом, что отсюда стоит убираться поскорее.
- Доктор Вингард, - обратилась я к врачу, когда он появился в палате на третий день, после моего пробуждения. – Выписывайте меня уже. Надоело лежать здесь без дела. И потом, я себя замечательно чувствую.
- Еще рано, мисс Севастьян, - невозмутимо отозвался доктор и от звука его голоса у меня ожидаемо побежали мурашки по всему телу. – Ваши жизненные показатели до сих пор не стабильны и анализы оставляют желать лучшего.
- Вы же говорили, что ничего страшного со мной не произошло. Легкие повреждения. Я долечусь дома, просто назначьте мне каких-нибудь лекарств и дело с концом.
В ответ на это доктор Вингард просто покачал головой, посчитал мой пульс, снял показатели с приборов, от которых меня так никто и не удосужился отключить, дал сестре Мариш задание в очередной раз взять у меня анализы и… был таков.
Я вздохнула. С трудом вынесла все процедуры, проводимые «ледяной королевой» и, дождавшись пока она удалится, попыталась встать. Лежать и смотреть в потолок сил больше не было. Из палаты меня не выпускали и даже вставать не позволяли, но… слушаться этих приказов и дальше я не собиралась. Меня угнетала больничная обстановка, раздражало все – от невозмутимой сестры Мариш до выкрашенных в белый цвет стен палаты и тихого писка приборов. К тому же, я не была уверена, что те пилюли, которыми меня пичкали на самом деле шли мне на пользу. Каждый раз, после приема лекарства я чувствовала себя вялой, мысли начинали разбредаться по закоулкам сознания, и память… она начинала меня подводить, чего раньше не случалось никогда. После каждой таблетки я ловила себя на том, что произошедшее в логове Марка бледнело и все больше стиралось из моей памяти. Делали ли врачи это осознанно или нет – понять не могла, поскольку на мои вопросы и сестра Мариш и доктор только пожимали плечами и отвечать не собирались.
А еще… как это ни странно звучит, создавалось впечатление, что я здесь одна. Вернее, что кроме меня, доктора Вингарда и сестры Мариш во всем госпитале нет ни единой живой души. Я ни разу не видела другую сестру, ко мне в палату даже санитары и уборщицы не заходили. И звуки… их не было. Мертвая тишина царила в этом логове медицинских приборов и лекарств: из коридора ни разу не донеслись шаги или голоса, не хлопали двери и сквозняк, кажется, совершенно никогда сюда не заглядывал. Жалюзи на окнах моей палаты всегда были плотно закрыты, так, что я даже неба не видела, только и могла, что отслеживать как день сменяет ночь.
Жутко было. И мысли появлялись… нехорошие. Тревожные мысли.
Я все чаще и чаще воскрешала в памяти странный разговор доктора Вингарда и Старински и… недоумевала. Не могла никак определиться, было ли это на самом деле или же привиделось мне в кошмаре. Второй вариант нравился не в пример больше и был куда более правдоподобным. Ну не могла я поверить в то, что суровый и всегда невозмутимый Рейз Старински лично решился навестить в госпитале скромную меня!
Да и судьба Дэна тревожила. У меня не было особо теплых отношений ни с кем в отделе, кроме напарника. Так что, отсутствие посетителей не удивляло. Но Дэн…
Он непременно навестил бы меня, если бы мог. А поскольку за почти две недели, проведенные мной в госпитале, напарник не появился, то это наводило на определенные мысли. Или Дэн сильно пострадал и тоже сейчас восстанавливается или же… Вот об этом я думать не хотела. Нет, нет и нет! Не собираюсь хоронить его раньше времени. Да, я понимала, что выжить в тех условиях, в которых мы с ним оказались, было сложно. Но… я ведь выжила. И даже не сильно пострадала. Значит, есть надежда, что и Дэн тоже жив. Вот так и буду думать до того момента, пока точно не узнаю, что все наоборот.
Я осторожно отсоединила проводки, тянущиеся от моего тела к приборам. Последние тихо пискнули, словно возмущаясь подобным самоуправством и потухли. Ну, вот и замечательно. Теперь можно попробовать встать.
Спустив ноги с кровати, я несколько минут просто сидела, прислушиваясь к себе и пытаясь уловить тот момент, когда мой организм начнет возмущаться. Не начал. Голова немного кружилась, но это было не удивительно, учитывая, что я пролежала без движения больше десяти дней. Очень медленно, осторожно, стараясь не делать резких движений, я встала рядом с больничной койкой. Ноги слабо подрагивали, по телу пробегала противная крупная дрожь, пот выступил на висках, и дыхание сбилось.
Не думала, что такое простое действие вызовет во мне подобный отклик. Тело слушалось плохо. Было словно чужое, но я упрямо сжав зубы, попыталась сделать несколько шагов.
С трудом, но у меня получилось. Правда, времени на то, чтобы преодолеть расстояние от койки до двери в коридор ушло немеряно. А тут всего-то шесть шагов. Да-да, я посчитала. Пол качался, перед глазами плыли разноцветные круги, в ушах шумело, но я справилась – добралась до входной двери в палату и привалилась к ней всем телом. Закрыла глаза. Дашала так, словно только что пробежала несколько километров на скорость, сердце колотилось словно бешеное, пот заливал глаза, а ноги дрожали. Но я упрямая. Передохнув несколько минут и справившись с одышкой, отстранилась и открыла дверь.
Тихо. Пусто. Ни сестер, ни пациентов. Только два ряда глухих дверей по обе стороны длинного коридора. И ни единого звука. Такое впечатление, что все вымерли.
Придерживаясь одной рукой за стенку, я сделала несколько шагов прочь от палаты. Остановилась. Прислушалась. Ни звука. Ни единого звука, кроме моего дыхания.
Да что ж такое-то? Где я? Что это за госпиталь, где кроме меня нет ни единого пациента и врач всего один? Я огляделась по сторонам.
Длинный широкий коридор, стены, пол и потолок выкрашены в белый цвет. Ни окон, ни поста медсестры, ни снующих туда-сюда медсестер и санитаров. Ничего. Странно? До жути.
Слабость накатила внезапно, накрыла с головой, точно ледяная волна. Я стала задыхаться, ноги подкосились, а в ушах зашумело. Идти куда-то в таком состоянии было бы глупостью, и я осталась стоять на месте. Прислонилась спиной к холодной стене и пыталась справиться с дыханием. Получалось плохо. Голова кружилась все сильнее. Стены вокруг меня шатались, от чего больничный коридор стал напоминать длинную резиновую трубку, которая, то сжималась, то наоборот, расширялась. И меня колбасило где-то в самом эпицентре.
Что-то теплое потекло по губам, сползло на подбородок, щекоча кожу. Я попыталась убрать это, поднесла руку к лицу, а затем с удивлением уставилась на собственные пальцы, окрашенные яркой алой кровью.
Это было последней каплей. Пошатнувшись, я не удержалась на ногах и грохнулась на пол. Заваливалась на бок и только чудом успела выставить перед собой руки, но больно ударилась коленями. Качка стала сильнее. Меня швыряло из стороны в сторону, несколько раз я даже ударилась головой о стену, но упорно пыталась удержаться на четвереньках и не распластаться на полу во весь рост. Голова моталась из стороны в сторону. Во рту уже отчетливо чувствовался привкус крови.
Пора было звать на помощь, но сил закричать не осталось. Последние уходили на то, чтобы удержать хотя бы видимость равновесия. Да и не была я уверена в том, что кто-нибудь услышит и придет на помощь. Здесь же никого нет. Совсем никого.
Но я рискнула. Открыла рот, попыталась закричать. Из пересохшего горла вырвался какой-то полузадушенный хрип. Зато я прикусила язык. Больно так прикусила. И эта боль стала отправной точкой дальнейшего безумия.
Кап.
Кап. Кап.
Этот звук гулом отозвался в моей голове.
Кап. Кап. Кап.
Громкий. Гулкий. Он словно отражался от внутренних стенок черепа и рассеивался внутри. Я помотала головой, надеясь избавиться от него. Не получилось.
Кап. Кап.
Капель стала быстрее. И звонче.
Раздражала непомерно.
С трудом приоткрыв глаза, я уставилась на яркие капли, растекающиеся по белоснежной плитке пола. Перед глазами все расплывалось, плавали нечеткие разноцветные круги. И мне показалось… только на мгновение…
Я прищурилась и наклонила голову пониже.
Это накатило внезапно. Но странность была в том, что я не спала и не валялась в бессознательном состоянии. Прекрасно отдавала себе отчет в том, что стою на четвереньках в больничном коридоре и вглядываюсь в растекшиеся по полу капли собственной крови, как ведьма в хрустальный шар.
Не знаю, что мерзкие колдовки видят во время своих трансов и ритуалов, но точно знаю, что видела я.
Темный коридор. Длинный, глухой. Такой знакомый. Отвратительный сладковатый запах разложения настолько силен, что оседает на зубах и языке мерзким налетом. Прибор ночного видения работает как-то не так. Из-за чего можно рассмотреть каждую трещинку в каменных стенах. Надписи на незнакомом языке, остатки плесени.
Тихий шорох шагов, едва слышный, почему-то отдается в ушах колокольным набатом. Противоестественно? Может быть. Нет времени думать над этим.
Впереди показался слабый просвет. Шаг. Еще один.
Марк стоит лицом к Дэну. Что-то говорит, пока еще скрывая свое ужасное лицо под капюшоном. Вот он отбрасывает покров на спину, вытягивает руку, словно бы… словно… Что он собирается делать? Что?
Бросить заклинанием? Или… или… нет… Нет! Нет! Нет…
В себя пришла, словно вынырнула из глубины на поверхность, резко. Распахнула глаза и затаила дыхание. Я лежала на той самой койке, на которой провела последние две недели, по грудь укрытая тонким больничным одеялом. От меня к приборам сверху тянулись тонкие проводочки, а сами медицинские аппараты тихо попискивали. Этот звук стал мне уже почти родным. Не представляю, как я буду жить потом, когда меня наконец-то выпустят из госпиталя. Если выпустят.
- Вы очнулись? – продолжая оттирать палец салфеткой, сестра Мариш склонилась ко мне. Не дожидаясь ответа, проверила пульс, оттянула веки, разглядывая глазные яблоки. – Откройте рот, - последовал суровый приказ, не подчиниться которому было просто невозможно. – Как чувствуете себя? Говорить можете?
- Д-да, - сипло ответила я и закашлялась. Говорить я могла, только вот во рту пересохло так, что получалось это с трудом. – Пить хочу.
- Подождите минуту, - величественно кивнула мне сестра. – Я позову доктора Вингарда и принесу вам попить.
И она вышла, аккуратно притворив за собой дверь.
Я вздохнула с облегчением. Странно, но в присутствии этой женщины, мне было неуютно и дышалось с трудом.
До прихода доктора, я успела повертеть головой по сторонам, несколько раз сжала и разжала кулаки, проверяя, как слушается тело, даже сесть попыталась, но быстро сдалась – сил больше не осталось, а перед глазами запрыгали черные точки.
Доктор появился буквально спустя несколько минут.
- Я вижу, наша пациентка уже пришла в себя, - пророкотал он, приближаясь к койке. – Как вы себя чувствуете? Боли? Общая слабость? Головокружение?
Я закашлялась в ответ и помотала головой. Вообще, я лукавила, больно было, и слабость присутствовала, и голова тоже кружилась, но больше всего мне хотелось сейчас пить, о чем я и поведала, как только меня перестал мучить приступ.
Сестра Мариш словно только этого и ждала – тут же появилась со стаканом и ловко воткнула мне в рот трубочку. Первый же глоток привел меня в состоянии чистейшего восторга. Вода была такой вкусной, что я не удержалась и закатила глаза от удовольствия. Жаль только, что жидкость в стакане так быстро закончилась.
- Пока достаточно, - понимающе кивнул доктор, перехватив мой умаляющий взгляд.
- Сколько я уже здесь? – это было первое, что я спросила, и честно говоря, почему-то не рассчитывала получить ответ. Ошибалась.
- Восемь суток. Вас доставили в бессознательном состоянии.
Я судорожно сглотнула, услышав ответ. И вспомнила. Наконец-то я все вспомнила. Ночной звонок Старински, поездку к месту зачистки на машине с Дэном, сам особняк, в котором некромант проводил свои ритуалы, Марка я тоже вспомнила и почувствовала, как к горлу подступает тошнота…
- А… остальные? – голос сорвался.
- В каком смысле? – удивился доктор. Он в это время сверял записи сестры Мариш с показаниями на приборах.
- Мои коллеги? Кого-нибудь еще… кто-то пострадал? Мужчина. Возраст – двадцать семь лет, блондин, глаза светло-карие, рост сто восемьдесят четыре…
- Вас доставили одну, - перебил меня доктор. – Возможно, вашего коллегу отвезли в городской госпиталь.
Я закрыла глаза и с шумом втянула в себя воздух. Нет, в это я не верила. Ни на мгновение не верила. Но… если я осталась жива и даже чувствую сейчас себя относительно неплохо – бывало, конечно, и лучше, но что уж тут – то, может быть, Дэн… он тоже… он выжил?
- Сестра Мариш, вколите мисс Севастьян успокоительное и…
- Нет! – я тут же распахнула глаза и даже попыталась встать, правда тело предало меня и пришлось оставить все, как есть. – Не надо успокоительных. Боль не сильная, я могу терпеть. А от этих уколов меня потом тошнит.
Доктор Вингард покосился на меня, пожевал губами и кивнул каким-то своим мыслям.
- Хорошо, - согласился он. – Но сестра будет дежурить подле вас, и в случае если почувствуете боль, не упрямьтесь и не геройствуйте. Это никому не надо.
Я тут же согласно закивала. В этот момент, была готова согласиться на что угодно, только бы снова не проваливаться в кошмары, наведенные из-за медицинских препаратов. А боль… я умею справляться с болью. Не впервой.
Куда как страшнее была неизвестность. Я не представляла чем закончилась операция, не знала, кто еще пострадал, и понятия не имела жив ли Дэн. А еще мне надо было подумать. Хорошенько все взвесить и понять, где я ошиблась. Или не я?
ГЛАВА 4
Я шла на поправку. Слишком быстро, по мнению доктора Вингарда, но слишком медленно, по моему личному мнению. Лежать без дела и смотреть в белый потолок больничной палаты надоело мне до чертиков уже на второй день. Я прокрутила в голове все события, предшествующие моему сюда попаданию, проанализировала свои действия и действия напарника и… ничего не поняла, так и не нашла ошибки. Своей. Про ошибки, допущенные Дэном, я старалась не думать, отгоняла от себя эти мысли.
Судьба напарника меня тревожила. Я даже решилась на то, чтобы переступить через свою гордость и попросила сестру Мариш выяснить, что с ним случилось, но результаты меня не порадовали:
- К нам такие не поступали, - безразлично произнесла «ледяная королева», как я называла про себя мою тюремщицу.
Сестра Мариш меня нервировала. В ней все было не так: от идеальной прически и кристально чистого халата, до неодобрительно поджатых тонких губ. Не женщина, а ледяной айсберг. Она ни разу не повысила голос, не проявила ни капли эмоций. И это заставляло меня ежиться всякий раз, когда она приближалась ко мне. А делала это сестра Мариш постоянно. Она прикасалась ко мне своими сухими теплыми пальцами, когда проверяла пульс или температуру, ставила уколы или подключала очередной прибор. Я не могла с уверенностью ответить, что с ней было не так, но точно знала, что хочу оказаться от нее как можно дальше. Сдержать дрожь при ее прикосновениях мне удавалось не всегда.
Кошмары больше не возвращались, но сны мои не были крепкими и безмятежными. Я вздрагивала, просыпалась через каждые полчаса – час, что никак не могло повлиять на мое благодушие. Каждая минута, проведенная в госпитале, добавляла тревог и волнений. Я не могла понять, что не так, но чувствовала всем своим существом, что отсюда стоит убираться поскорее.
- Доктор Вингард, - обратилась я к врачу, когда он появился в палате на третий день, после моего пробуждения. – Выписывайте меня уже. Надоело лежать здесь без дела. И потом, я себя замечательно чувствую.
- Еще рано, мисс Севастьян, - невозмутимо отозвался доктор и от звука его голоса у меня ожидаемо побежали мурашки по всему телу. – Ваши жизненные показатели до сих пор не стабильны и анализы оставляют желать лучшего.
- Вы же говорили, что ничего страшного со мной не произошло. Легкие повреждения. Я долечусь дома, просто назначьте мне каких-нибудь лекарств и дело с концом.
В ответ на это доктор Вингард просто покачал головой, посчитал мой пульс, снял показатели с приборов, от которых меня так никто и не удосужился отключить, дал сестре Мариш задание в очередной раз взять у меня анализы и… был таков.
Я вздохнула. С трудом вынесла все процедуры, проводимые «ледяной королевой» и, дождавшись пока она удалится, попыталась встать. Лежать и смотреть в потолок сил больше не было. Из палаты меня не выпускали и даже вставать не позволяли, но… слушаться этих приказов и дальше я не собиралась. Меня угнетала больничная обстановка, раздражало все – от невозмутимой сестры Мариш до выкрашенных в белый цвет стен палаты и тихого писка приборов. К тому же, я не была уверена, что те пилюли, которыми меня пичкали на самом деле шли мне на пользу. Каждый раз, после приема лекарства я чувствовала себя вялой, мысли начинали разбредаться по закоулкам сознания, и память… она начинала меня подводить, чего раньше не случалось никогда. После каждой таблетки я ловила себя на том, что произошедшее в логове Марка бледнело и все больше стиралось из моей памяти. Делали ли врачи это осознанно или нет – понять не могла, поскольку на мои вопросы и сестра Мариш и доктор только пожимали плечами и отвечать не собирались.
А еще… как это ни странно звучит, создавалось впечатление, что я здесь одна. Вернее, что кроме меня, доктора Вингарда и сестры Мариш во всем госпитале нет ни единой живой души. Я ни разу не видела другую сестру, ко мне в палату даже санитары и уборщицы не заходили. И звуки… их не было. Мертвая тишина царила в этом логове медицинских приборов и лекарств: из коридора ни разу не донеслись шаги или голоса, не хлопали двери и сквозняк, кажется, совершенно никогда сюда не заглядывал. Жалюзи на окнах моей палаты всегда были плотно закрыты, так, что я даже неба не видела, только и могла, что отслеживать как день сменяет ночь.
Жутко было. И мысли появлялись… нехорошие. Тревожные мысли.
Я все чаще и чаще воскрешала в памяти странный разговор доктора Вингарда и Старински и… недоумевала. Не могла никак определиться, было ли это на самом деле или же привиделось мне в кошмаре. Второй вариант нравился не в пример больше и был куда более правдоподобным. Ну не могла я поверить в то, что суровый и всегда невозмутимый Рейз Старински лично решился навестить в госпитале скромную меня!
Да и судьба Дэна тревожила. У меня не было особо теплых отношений ни с кем в отделе, кроме напарника. Так что, отсутствие посетителей не удивляло. Но Дэн…
Он непременно навестил бы меня, если бы мог. А поскольку за почти две недели, проведенные мной в госпитале, напарник не появился, то это наводило на определенные мысли. Или Дэн сильно пострадал и тоже сейчас восстанавливается или же… Вот об этом я думать не хотела. Нет, нет и нет! Не собираюсь хоронить его раньше времени. Да, я понимала, что выжить в тех условиях, в которых мы с ним оказались, было сложно. Но… я ведь выжила. И даже не сильно пострадала. Значит, есть надежда, что и Дэн тоже жив. Вот так и буду думать до того момента, пока точно не узнаю, что все наоборот.
Я осторожно отсоединила проводки, тянущиеся от моего тела к приборам. Последние тихо пискнули, словно возмущаясь подобным самоуправством и потухли. Ну, вот и замечательно. Теперь можно попробовать встать.
Спустив ноги с кровати, я несколько минут просто сидела, прислушиваясь к себе и пытаясь уловить тот момент, когда мой организм начнет возмущаться. Не начал. Голова немного кружилась, но это было не удивительно, учитывая, что я пролежала без движения больше десяти дней. Очень медленно, осторожно, стараясь не делать резких движений, я встала рядом с больничной койкой. Ноги слабо подрагивали, по телу пробегала противная крупная дрожь, пот выступил на висках, и дыхание сбилось.
Не думала, что такое простое действие вызовет во мне подобный отклик. Тело слушалось плохо. Было словно чужое, но я упрямо сжав зубы, попыталась сделать несколько шагов.
С трудом, но у меня получилось. Правда, времени на то, чтобы преодолеть расстояние от койки до двери в коридор ушло немеряно. А тут всего-то шесть шагов. Да-да, я посчитала. Пол качался, перед глазами плыли разноцветные круги, в ушах шумело, но я справилась – добралась до входной двери в палату и привалилась к ней всем телом. Закрыла глаза. Дашала так, словно только что пробежала несколько километров на скорость, сердце колотилось словно бешеное, пот заливал глаза, а ноги дрожали. Но я упрямая. Передохнув несколько минут и справившись с одышкой, отстранилась и открыла дверь.
Тихо. Пусто. Ни сестер, ни пациентов. Только два ряда глухих дверей по обе стороны длинного коридора. И ни единого звука. Такое впечатление, что все вымерли.
Придерживаясь одной рукой за стенку, я сделала несколько шагов прочь от палаты. Остановилась. Прислушалась. Ни звука. Ни единого звука, кроме моего дыхания.
Да что ж такое-то? Где я? Что это за госпиталь, где кроме меня нет ни единого пациента и врач всего один? Я огляделась по сторонам.
Длинный широкий коридор, стены, пол и потолок выкрашены в белый цвет. Ни окон, ни поста медсестры, ни снующих туда-сюда медсестер и санитаров. Ничего. Странно? До жути.
Слабость накатила внезапно, накрыла с головой, точно ледяная волна. Я стала задыхаться, ноги подкосились, а в ушах зашумело. Идти куда-то в таком состоянии было бы глупостью, и я осталась стоять на месте. Прислонилась спиной к холодной стене и пыталась справиться с дыханием. Получалось плохо. Голова кружилась все сильнее. Стены вокруг меня шатались, от чего больничный коридор стал напоминать длинную резиновую трубку, которая, то сжималась, то наоборот, расширялась. И меня колбасило где-то в самом эпицентре.
Что-то теплое потекло по губам, сползло на подбородок, щекоча кожу. Я попыталась убрать это, поднесла руку к лицу, а затем с удивлением уставилась на собственные пальцы, окрашенные яркой алой кровью.
Это было последней каплей. Пошатнувшись, я не удержалась на ногах и грохнулась на пол. Заваливалась на бок и только чудом успела выставить перед собой руки, но больно ударилась коленями. Качка стала сильнее. Меня швыряло из стороны в сторону, несколько раз я даже ударилась головой о стену, но упорно пыталась удержаться на четвереньках и не распластаться на полу во весь рост. Голова моталась из стороны в сторону. Во рту уже отчетливо чувствовался привкус крови.
Пора было звать на помощь, но сил закричать не осталось. Последние уходили на то, чтобы удержать хотя бы видимость равновесия. Да и не была я уверена в том, что кто-нибудь услышит и придет на помощь. Здесь же никого нет. Совсем никого.
Но я рискнула. Открыла рот, попыталась закричать. Из пересохшего горла вырвался какой-то полузадушенный хрип. Зато я прикусила язык. Больно так прикусила. И эта боль стала отправной точкой дальнейшего безумия.
Кап.
Кап. Кап.
Этот звук гулом отозвался в моей голове.
Кап. Кап. Кап.
Громкий. Гулкий. Он словно отражался от внутренних стенок черепа и рассеивался внутри. Я помотала головой, надеясь избавиться от него. Не получилось.
Кап. Кап.
Капель стала быстрее. И звонче.
Раздражала непомерно.
С трудом приоткрыв глаза, я уставилась на яркие капли, растекающиеся по белоснежной плитке пола. Перед глазами все расплывалось, плавали нечеткие разноцветные круги. И мне показалось… только на мгновение…
Я прищурилась и наклонила голову пониже.
Это накатило внезапно. Но странность была в том, что я не спала и не валялась в бессознательном состоянии. Прекрасно отдавала себе отчет в том, что стою на четвереньках в больничном коридоре и вглядываюсь в растекшиеся по полу капли собственной крови, как ведьма в хрустальный шар.
Не знаю, что мерзкие колдовки видят во время своих трансов и ритуалов, но точно знаю, что видела я.
Темный коридор. Длинный, глухой. Такой знакомый. Отвратительный сладковатый запах разложения настолько силен, что оседает на зубах и языке мерзким налетом. Прибор ночного видения работает как-то не так. Из-за чего можно рассмотреть каждую трещинку в каменных стенах. Надписи на незнакомом языке, остатки плесени.
Тихий шорох шагов, едва слышный, почему-то отдается в ушах колокольным набатом. Противоестественно? Может быть. Нет времени думать над этим.
Впереди показался слабый просвет. Шаг. Еще один.
Марк стоит лицом к Дэну. Что-то говорит, пока еще скрывая свое ужасное лицо под капюшоном. Вот он отбрасывает покров на спину, вытягивает руку, словно бы… словно… Что он собирается делать? Что?
Бросить заклинанием? Или… или… нет… Нет! Нет! Нет…
В себя пришла, словно вынырнула из глубины на поверхность, резко. Распахнула глаза и затаила дыхание. Я лежала на той самой койке, на которой провела последние две недели, по грудь укрытая тонким больничным одеялом. От меня к приборам сверху тянулись тонкие проводочки, а сами медицинские аппараты тихо попискивали. Этот звук стал мне уже почти родным. Не представляю, как я буду жить потом, когда меня наконец-то выпустят из госпиталя. Если выпустят.
