– Подождём. Если до завтрашнего утра никто за нами не прилетит, пойдем в Натарьяк пешком.
Так, я прилетела на Криос, когда в окрестностях космопорта было утро. Летели мы, прежде чем «приземлиться» на краю Драконьих пустошей, часов семь, так что сейчас далеко за полдень. И до Сайлана лететь оставалось не больше двух часов. Я спросила:
– Почему не в Сайлан?
– Натарьяк ближе.
– Мои родители будут искать меня, если я сегодня через два или три часа не появлюсь у них.
– Буду чрезвычайно рад, если они найдут нас. Но у них возможностей меньше, чем у СОС. Располагайся удобнее и наслаждайся видами.
Провести весь вечер и ночь в компании крионца мне не улыбалось. Если сначала он мне понравился, то теперь мнение изменилось. Завёз черт знает куда, с управлением флаэром не справился. Я помешала, конечно, но неужели он думал, что я спокойно приму смену маршрута? И насчёт беспорядков, теперь мне казалось, соврал.
А вид из кабины флаэра был впечатляющий. Мы оказались в неширокой долине, с двух сторон в небо поднимались заснеженные скалы. Солнце клонилось к горизонту как раз в центре между склонами. Постепенно опускаясь, оно становилось всё более красным, окрашивая редкие полосы облаков и склоны гор в красный цвет. Снег казался раскалённой лавой, создавалось ощущение, что за бортом жара, и корпус флаэра сейчас начнёт плавиться.
Когда солнце скрылось за горизонтом, стало быстро темнеть, красный цвет постепенно перешёл в синий, а из-за гор показался огромный серп спутника Криоса.
Фантасмагория цвета продолжалась часа два, а потом внезапно ночь стала черно-белой. Краски померкли, снег снова стал белым, серебрящимся в свете луны, скалы отбрасывали резкие темные тени.
Котьяр достал из багажника два рациона в саморазогревающихся пакетах. Они представляли собой брикеты, похожие на плитки шоколада, только толще и больше. По вкусу напоминали мясо с овощами. К брикету вместо напитка прилагалась желейная сладковатая трубочка со вкусом фруктов, тающая во рту и надолго утоляющая жажду.
Мы поели, хотя мне есть не хотелось. Но я заставила себя съесть всё до крошки. Если придётся идти пешком, силы еще понадобятся. Всё это время мы молчали, но мне показалось, крионец наблюдает за мной. Я, в общем-то, тоже наблюдала за ним. Он вёл себя так спокойно, словно не сомневался, что помощь будет.
– Если хочешь в туалет, иди сейчас, – предупредил меня Котьяр. – Потом для тебя будет слишком холодно. Не бойся, никаких зверей здесь нет, а птероптицы ночью не летают.
Не стала спорить, вышла, и – наконец-то! – вдохнула воздух Криоса. Он был холодный до ломоты в зубах, и даже глаза начали мерзнуть. Минус сорок минимум. И это еще без ветра! Не стала задерживаться, быстренько сделала свои дела и вернулась в тёплую кабину.
После меня вышел Котьяр. Он пробыл на улице дольше меня, хотя и одет не так тепло, его куртка с капюшоном, но совсем без меха. Вернулся, выключил в кабине свет и сказал:
– Кресла раскладываются. Спокойной ночи.
В свете луны я видела, что он разложил своё кресло и лёг. Я тоже легла, хотя сомневалась, что смогу уснуть. Нет, я не боялась, что Котьяр начнёт ко мне приставать. Потому что, похоже, антипатия у нас взаимная.
Бедные мои мама и папа! Я должна была прилететь к ним еще вечером, а уже ночь. Они, наверное, сильно беспокоятся. Да еще эти беспорядки... На самом деле происходят или нет?
– Кот, ты не спишь? – спросила я в надежде что-нибудь узнать об обстановке в Сайлане.
– Нет, Ёлка, а что? – ответил он.
– Часто у вас бывают беспорядки между местными и… землянами? – поинтересовалась я.
– Редко.
– Может, там ничего страшного и не происходит? – предположила я. – А если происходит, теперь ко всему прочему мои родители еще и за меня волнуются.
– Пусть лучше поволнуются, чем совсем тебя потеряют, – резко ответил Котьяр и добавил уже мягче: – Прибудем в Натарьяк, свяжемся с Сайланом, и они успокоятся. Твои родители знали, куда тебя приглашали. Знали, что здесь может случиться что угодно. Особенно с теми, кто на Криосе впервые.
Вообще-то я думала, что хорошо подготовилась к посещению Криоса. А если бы плохо, кто меня из космопорта выпустил бы?
– Если бы здесь было так опасно, как ты говоришь, они бы меня не пригласили, – возразила я.
– Они сами многого не знают.
– Они здесь уже два года!
– Этого мало. Спи давай, завтра будет нелёгкий день.
Мне много чего хотелось спросить, но не стала. И, думая о встрече с родителями, не заметила, как уснула.
Утром Котьяр разбудил меня и вручил пищевой рацион. Когда мы поели, крионец сказал:
– Собирайся, пойдём пешком. Если бы наш сигнал услышали, уже кто-нибудь прилетел бы.
– А идти далеко?
– Километров сто.
– Сколько?! – изумилась я.
– Если идти со скоростью три километра в час, это всего тридцать три часа, – пояснил крионец. – Будем идти по одиннадцать часов в сутки. За трое суток дойдём.
– А как же ночью? Мы же замёрзнем! Я-то уж точно!
– Не замерзнем. Во флаэре есть палатка. Ночь будем пережидать в ней. Еды у нас даже больше, чем на трое суток.
– А если подогрев моего комбеза выйдет из строя?
Я машинально взглянула на рукав, на индикатор уровня энергии батарей. Он светился ровным голубым цветом. Когда энергия будет на минимуме, он станет красным.
– Не успеет. Его схема примитивная, на трое суток точно хватит.
– Ладно, идем, – вздохнула я.
Вот будто у меня есть выбор!
– Сумку оставь здесь, – посоветовал Котьяр. – Потом слетаю сюда на другом флаэре и всё привезу. Из рюкзака тоже всё ненужное выложи.
Я так и сделала. В рюкзаке остались только запасные батареи для комбеза, да и ёлочку оставила. Она немного места занимает, и не тяжёлая. Котьяр положил мне несколько пакетов с пищевыми рационами. В свой рюкзак крионец сложил палатку и оставшиеся рационы. Вскоре мы вышли из флаэра и зашагали по долине. Снег был плотный, ровный, идти не трудно. Котьяр объяснил, что мы должны дойти до перевала, перейти его, а там уже и Натарьяк будет недалеко. Сначала мы шли по относительно ровному дну долины, потом начали постепенно подниматься на склон. Котьяр уверенно шагал впереди, и мы, наверное, шли быстрее, чем три километра в час.
– Ты ходил здесь раньше? – спросила я.
– Здесь – нет. Но в других местах пустошей приходилось, – ответил он.
Солнце светило очень ярко, свет отражался от снега, и если бы не тёмные очки, я бы просто ослепла от интенсивного сияния. А крионец и без очков не страдал.
Сначала было холодно, морозный воздух обжигал лёгкие, щипал щёки и нос. Клубы пара от дыхания оседали на волосах и ресницах. Хорошо, что комбинезон укомплектован специальной маской, закрывающей лицо, как гермошлем скафандра, и отводящей выдыхаемый воздух внутрь для сохранения тепла. Котьяр посоветовал мне надеть её. Только дышать приходилось странно: вдыхать носом, а выдыхать ртом. Но я быстро приноровилась. А от размеренной ходьбы даже стало жарко.
Разговаривали мы мало, крионец посоветовал молчать, чтобы не терять тепло, потому что, чтобы разговаривать, маску нужно снимать. Он, кстати, был без маски, просто прикрывал нижнюю часть лица шарфом из специальной ткани.
Местами встречались абсолютно гладкие ледяные участки, и если бы мы не надели ледоступы, входившие в комплектование флаэра, наверное, не раз упали бы и скатились бы вниз по склону.
За день мы остановились один раз, чтобы поесть. Котьяр выбрал место под отвесной скалой, которая состояла из плотно слежавшегося снега. У него был специальный тепловой жезл, которым он быстро вырубил в стене углубление, достаточное для двух человек, чтобы скрыться от ветра. Мы поели, но отдыхать долго не стали, потому что сидеть без движения холодно.
Шли до самой темноты, целых двенадцать часов. День и ночь были примерно равны в этой части планеты и в это время года – вроде бы тут сейчас весна. Я опять любовалась игрой красок вечерней зари. На Земле закаты тоже красивые, но здесь они ярче в разы, возможно, благодаря кристальной прозрачности атмосферы.
Для ночёвки Котьяр снова вырубил в плотном снегу пещеру, поставил в ней палатку и мы вместе залезли внутрь.
– Ну как, замёрзла? – спросил он, когда я сняла маску.
– Нет, – ответила я.
На самом деле мне даже понравилось наше пешее путешествие. Оно теперь казалось приключением, о котором можно будет с гордостью рассказывать, когда вернусь на Землю. Все друзья обзавидуются! Индикатор температуры моего комбеза показывал снаружи минус тридцать, а мне было тепло и комфортно. Мой спутник снова начал мне нравиться. Он держался так уверенно, что я чувствовала себя с ним как за каменной стеной. И если бы не беспокойство за родителей, я была бы вполне счастлива.
А воздух здесь на самом деле вкусный, настроение повышает, словно в нём присутствует веселящий газ, хотя на самом деле его тут нет.
И наконец-то можно поговорить, а то я намолчалась за день. Спросила:
– А ты не замёрз?
– Нет. К холоду можно адаптироваться. Ты не поверишь, но дети у нас рождаются такими же мерзляками, как у вас. И температура тела у нас с вами одинаковая.
– А правда, что у вас детей через несколько часов после рождения выносят на улицу голенькими? Если выдержат на морозе пятнадцать минут, будут жить, а если нет... то нет.
Мне эти страшилки о жизни на Криосе мой бывший парень рассказывал. Я не верила.
– Лет пятьсот назад так и было. Сейчас нет, – ответил Котьяр. – Но приучать к холоду начинают очень рано.
– У нас на Земле есть отдельные личности, которые зимой ходят в летней одежде, – ответила я. – Приучили себя не мёрзнуть. Но их единицы.
И то, что их считают больными на всю голову, добавлять не стала.
– Тем людям у нас понравилось бы, – сказал Котьяр. – А тебе на Криосе нравится?
– Да, – кивнула я. – Но жить здесь всю жизнь я бы не хотела.
– Почему?
Мне показалось, в голосе парня прозвучало разочарование.
– Всё время ходить в зимней одежде, не надеть ни сарафан, ни босоножки, – пояснила я.
– Во всём этом можно ходить дома, – заметил Котьяр. – Мы, как и вы, тоже любим, когда тепло.
– А какая температура в ваших домах? По шкале Цельсия, я имею в виду.
– По-вашему примерно плюс десять градусов.
– Нет, этого мало, надо минимум плюс двадцать пять, – засмеялась я.
И еще не добавила, что снежные и ледяные просторы – это, конечно, здорово и красиво, но скоро я начну скучать по покрытым травой и цветами земным лугам. Потому что Котьяру было бы обидно, что я считаю Землю лучше Криоса. На Криосе цветущих растений мало, это я из информа о планете почерпнула. Нет насекомых, опылять цветы некому, так что и цвести им незачем. Задала очередной вопрос:
– А вы дома из снега строите?
В информе об этом, кстати, ничего не было.
– Только временные.
– А у нас на севере тоже временные строят! Иглу называются. Они такие полукруглые, и в них надо не заходить, а заползать. В них может быть тепло даже до плюс двадцати!
– Оказывается, земляне похожи на нас больше, чем я считал, – заключил Котьяр.
– Ага. Я тоже, – согласилась я. – И еще зимой у нас строят ледяные отели. Это настоящие произведения искусства, но в них прохладно – не выше минус четырёх градусов Цельсия.
Мы поужинали, еще немного побеседовали на тему сходств и различий наших народов, и уснули. А когда я проснулась, неожиданно почувствовала себя в объятиях Котьяра.
Перед сном он нагрел палатку тепловым жезлом, но к утру в ней всё равно стало холодно. Я даже через комбез с подогревом чувствовала, что лежу на снегу. А если бы крионец не обнимал меня, я бы уже замёрзла. Так что вместо упрёков я его поблагодарила. Он улыбнулся, но как-то без эмоций. Осуждает, наверное, за то, что из-за меня пришлось идти пешком, да еще и с теплолюбивой девчонкой нянчиться.
Мы встали, быстро позавтракали, сложили палатку и отправились дальше.
На перевал пришлось взбираться порой по очень крутым склонам. В некоторых местах даже ледоходы не выдерживали и скользили вниз. Котьяру несколько раз пришлось вырубать ступеньки во льду. Узкая долина, где приземлился наш флаэр, осталась далеко внизу.
Зато с высоты открывался поразительный вид! Почти как с флаэра, только на нём мы летели высоко, и всё видели сверху, будто на карте. А с перевала ландшафт смотрелся естественнее. Открытых скал без плотного слоя снега или наледи было мало, только в местах, где снег обвалился, обнажив гранит или базальт.
А в одном месте, в нешироком ущелье, мы обнаружили небольшой вечнозелёный лес! Деревья были толстые, коренастые, с темно-серой, почти черной гладкой корой и большими толстыми темно-зелеными, как у кактусов опунция бразильенсис, листьями, только без колючек.
– Это потомаки, – пояснил Котьяр.
– Почему их не заносит снегом? – спросила я.
– Заносит, – ответил крионец. – Но температура у деревьев выше, чем у снега, поэтому, попадая на листья и стволы, он тает и деревья впитывают влагу. Солнечных дней в Драконьих пустошах много, оно нагревает стволы и листья. Поэтому деревья не замерзают.
В роще действительно было теплее, чем на открытом пространстве! Не плюс, но вполне можно было находиться без маски и свободно разговаривать. И рыть пещеру в снегу было не надо.
Котьяр отметил рощу на карте пустошей, показал мне, где мы, где находится город Сайлан и город Натарьяк, которого на моей карте вообще не было.
– Сколько людей живет в Натарьяке? – поинтересовалась я.
– Где-то тысяч пять, – ответил Котьяр и признался: – Это мой родной город.
Мне стало понятно, почему он не отмечен на моей карте – её составляли земляне, и обозначили только города с населением больше ста тысяч. Для землян население пять тысяч – не город, а деревня, не достойная внимания.
– А земляне там живут? – спросила я.
– Нет, – ответил Котьяр.
Ну, как я и предполагала.
Мы передохнули под потомаками, перекусили и зашагали дальше.
За перевалом открылось широкое плато, ровное, как стол, только изредка из-под снега торчали скалы. Солнце светило вовсю, было всего минус двадцать, так что я даже сняла маску, чтобы можно было разговаривать. Я о Криосе за эти два с половиной дня узнала больше, чем из информа и от родителей за два года.
Нам осталось только перейти плато, спуститься в долину и пройти по ней еще несколько километров.
– А если город так близко, почему мы не видим никаких летательных аппаратов? спросила я, глядя в ту сторону, где предположительно находился Натарьяк.
– Рейс в Натарьяк из Фроста один раз в тридцать дней, из Сайлана – раз в неделю. Частных флаэров и вертолётов мало. Да и зачем им летать над пустошами? Тут никто не живет.
Во второй половине дня небо закрыли низкие облака, пошёл снег, но мы шли быстро, не сбавляя темпа, и уже не разговаривали, хотя было не так уж и холодно, можно идти без маски. Нам надо было успеть дойти до высившихся на горизонте скал, так как на открытом пространстве вырубать пещеру для ночёвки негде, разве что рыть яму, но толщина снежного покрова неизвестна, и уже через полметра можно наткнуться на скальную породу.
Сама не знаю, что меня вдруг насторожило. Вроде бы было всё по-прежнему, но показалось, я стала слышать громче собственные шаги. И будто какое-то потрескивание, которого раньше не было.
Так, я прилетела на Криос, когда в окрестностях космопорта было утро. Летели мы, прежде чем «приземлиться» на краю Драконьих пустошей, часов семь, так что сейчас далеко за полдень. И до Сайлана лететь оставалось не больше двух часов. Я спросила:
– Почему не в Сайлан?
– Натарьяк ближе.
– Мои родители будут искать меня, если я сегодня через два или три часа не появлюсь у них.
– Буду чрезвычайно рад, если они найдут нас. Но у них возможностей меньше, чем у СОС. Располагайся удобнее и наслаждайся видами.
ГЛАВА 2
Провести весь вечер и ночь в компании крионца мне не улыбалось. Если сначала он мне понравился, то теперь мнение изменилось. Завёз черт знает куда, с управлением флаэром не справился. Я помешала, конечно, но неужели он думал, что я спокойно приму смену маршрута? И насчёт беспорядков, теперь мне казалось, соврал.
А вид из кабины флаэра был впечатляющий. Мы оказались в неширокой долине, с двух сторон в небо поднимались заснеженные скалы. Солнце клонилось к горизонту как раз в центре между склонами. Постепенно опускаясь, оно становилось всё более красным, окрашивая редкие полосы облаков и склоны гор в красный цвет. Снег казался раскалённой лавой, создавалось ощущение, что за бортом жара, и корпус флаэра сейчас начнёт плавиться.
Когда солнце скрылось за горизонтом, стало быстро темнеть, красный цвет постепенно перешёл в синий, а из-за гор показался огромный серп спутника Криоса.
Фантасмагория цвета продолжалась часа два, а потом внезапно ночь стала черно-белой. Краски померкли, снег снова стал белым, серебрящимся в свете луны, скалы отбрасывали резкие темные тени.
Котьяр достал из багажника два рациона в саморазогревающихся пакетах. Они представляли собой брикеты, похожие на плитки шоколада, только толще и больше. По вкусу напоминали мясо с овощами. К брикету вместо напитка прилагалась желейная сладковатая трубочка со вкусом фруктов, тающая во рту и надолго утоляющая жажду.
Мы поели, хотя мне есть не хотелось. Но я заставила себя съесть всё до крошки. Если придётся идти пешком, силы еще понадобятся. Всё это время мы молчали, но мне показалось, крионец наблюдает за мной. Я, в общем-то, тоже наблюдала за ним. Он вёл себя так спокойно, словно не сомневался, что помощь будет.
– Если хочешь в туалет, иди сейчас, – предупредил меня Котьяр. – Потом для тебя будет слишком холодно. Не бойся, никаких зверей здесь нет, а птероптицы ночью не летают.
Не стала спорить, вышла, и – наконец-то! – вдохнула воздух Криоса. Он был холодный до ломоты в зубах, и даже глаза начали мерзнуть. Минус сорок минимум. И это еще без ветра! Не стала задерживаться, быстренько сделала свои дела и вернулась в тёплую кабину.
После меня вышел Котьяр. Он пробыл на улице дольше меня, хотя и одет не так тепло, его куртка с капюшоном, но совсем без меха. Вернулся, выключил в кабине свет и сказал:
– Кресла раскладываются. Спокойной ночи.
В свете луны я видела, что он разложил своё кресло и лёг. Я тоже легла, хотя сомневалась, что смогу уснуть. Нет, я не боялась, что Котьяр начнёт ко мне приставать. Потому что, похоже, антипатия у нас взаимная.
Бедные мои мама и папа! Я должна была прилететь к ним еще вечером, а уже ночь. Они, наверное, сильно беспокоятся. Да еще эти беспорядки... На самом деле происходят или нет?
– Кот, ты не спишь? – спросила я в надежде что-нибудь узнать об обстановке в Сайлане.
– Нет, Ёлка, а что? – ответил он.
– Часто у вас бывают беспорядки между местными и… землянами? – поинтересовалась я.
– Редко.
– Может, там ничего страшного и не происходит? – предположила я. – А если происходит, теперь ко всему прочему мои родители еще и за меня волнуются.
– Пусть лучше поволнуются, чем совсем тебя потеряют, – резко ответил Котьяр и добавил уже мягче: – Прибудем в Натарьяк, свяжемся с Сайланом, и они успокоятся. Твои родители знали, куда тебя приглашали. Знали, что здесь может случиться что угодно. Особенно с теми, кто на Криосе впервые.
Вообще-то я думала, что хорошо подготовилась к посещению Криоса. А если бы плохо, кто меня из космопорта выпустил бы?
– Если бы здесь было так опасно, как ты говоришь, они бы меня не пригласили, – возразила я.
– Они сами многого не знают.
– Они здесь уже два года!
– Этого мало. Спи давай, завтра будет нелёгкий день.
Мне много чего хотелось спросить, но не стала. И, думая о встрече с родителями, не заметила, как уснула.
Утром Котьяр разбудил меня и вручил пищевой рацион. Когда мы поели, крионец сказал:
– Собирайся, пойдём пешком. Если бы наш сигнал услышали, уже кто-нибудь прилетел бы.
– А идти далеко?
– Километров сто.
– Сколько?! – изумилась я.
– Если идти со скоростью три километра в час, это всего тридцать три часа, – пояснил крионец. – Будем идти по одиннадцать часов в сутки. За трое суток дойдём.
– А как же ночью? Мы же замёрзнем! Я-то уж точно!
– Не замерзнем. Во флаэре есть палатка. Ночь будем пережидать в ней. Еды у нас даже больше, чем на трое суток.
– А если подогрев моего комбеза выйдет из строя?
Я машинально взглянула на рукав, на индикатор уровня энергии батарей. Он светился ровным голубым цветом. Когда энергия будет на минимуме, он станет красным.
– Не успеет. Его схема примитивная, на трое суток точно хватит.
– Ладно, идем, – вздохнула я.
Вот будто у меня есть выбор!
– Сумку оставь здесь, – посоветовал Котьяр. – Потом слетаю сюда на другом флаэре и всё привезу. Из рюкзака тоже всё ненужное выложи.
Я так и сделала. В рюкзаке остались только запасные батареи для комбеза, да и ёлочку оставила. Она немного места занимает, и не тяжёлая. Котьяр положил мне несколько пакетов с пищевыми рационами. В свой рюкзак крионец сложил палатку и оставшиеся рационы. Вскоре мы вышли из флаэра и зашагали по долине. Снег был плотный, ровный, идти не трудно. Котьяр объяснил, что мы должны дойти до перевала, перейти его, а там уже и Натарьяк будет недалеко. Сначала мы шли по относительно ровному дну долины, потом начали постепенно подниматься на склон. Котьяр уверенно шагал впереди, и мы, наверное, шли быстрее, чем три километра в час.
– Ты ходил здесь раньше? – спросила я.
– Здесь – нет. Но в других местах пустошей приходилось, – ответил он.
Солнце светило очень ярко, свет отражался от снега, и если бы не тёмные очки, я бы просто ослепла от интенсивного сияния. А крионец и без очков не страдал.
Сначала было холодно, морозный воздух обжигал лёгкие, щипал щёки и нос. Клубы пара от дыхания оседали на волосах и ресницах. Хорошо, что комбинезон укомплектован специальной маской, закрывающей лицо, как гермошлем скафандра, и отводящей выдыхаемый воздух внутрь для сохранения тепла. Котьяр посоветовал мне надеть её. Только дышать приходилось странно: вдыхать носом, а выдыхать ртом. Но я быстро приноровилась. А от размеренной ходьбы даже стало жарко.
Разговаривали мы мало, крионец посоветовал молчать, чтобы не терять тепло, потому что, чтобы разговаривать, маску нужно снимать. Он, кстати, был без маски, просто прикрывал нижнюю часть лица шарфом из специальной ткани.
Местами встречались абсолютно гладкие ледяные участки, и если бы мы не надели ледоступы, входившие в комплектование флаэра, наверное, не раз упали бы и скатились бы вниз по склону.
За день мы остановились один раз, чтобы поесть. Котьяр выбрал место под отвесной скалой, которая состояла из плотно слежавшегося снега. У него был специальный тепловой жезл, которым он быстро вырубил в стене углубление, достаточное для двух человек, чтобы скрыться от ветра. Мы поели, но отдыхать долго не стали, потому что сидеть без движения холодно.
Шли до самой темноты, целых двенадцать часов. День и ночь были примерно равны в этой части планеты и в это время года – вроде бы тут сейчас весна. Я опять любовалась игрой красок вечерней зари. На Земле закаты тоже красивые, но здесь они ярче в разы, возможно, благодаря кристальной прозрачности атмосферы.
Для ночёвки Котьяр снова вырубил в плотном снегу пещеру, поставил в ней палатку и мы вместе залезли внутрь.
– Ну как, замёрзла? – спросил он, когда я сняла маску.
– Нет, – ответила я.
На самом деле мне даже понравилось наше пешее путешествие. Оно теперь казалось приключением, о котором можно будет с гордостью рассказывать, когда вернусь на Землю. Все друзья обзавидуются! Индикатор температуры моего комбеза показывал снаружи минус тридцать, а мне было тепло и комфортно. Мой спутник снова начал мне нравиться. Он держался так уверенно, что я чувствовала себя с ним как за каменной стеной. И если бы не беспокойство за родителей, я была бы вполне счастлива.
А воздух здесь на самом деле вкусный, настроение повышает, словно в нём присутствует веселящий газ, хотя на самом деле его тут нет.
И наконец-то можно поговорить, а то я намолчалась за день. Спросила:
– А ты не замёрз?
– Нет. К холоду можно адаптироваться. Ты не поверишь, но дети у нас рождаются такими же мерзляками, как у вас. И температура тела у нас с вами одинаковая.
– А правда, что у вас детей через несколько часов после рождения выносят на улицу голенькими? Если выдержат на морозе пятнадцать минут, будут жить, а если нет... то нет.
Мне эти страшилки о жизни на Криосе мой бывший парень рассказывал. Я не верила.
– Лет пятьсот назад так и было. Сейчас нет, – ответил Котьяр. – Но приучать к холоду начинают очень рано.
– У нас на Земле есть отдельные личности, которые зимой ходят в летней одежде, – ответила я. – Приучили себя не мёрзнуть. Но их единицы.
И то, что их считают больными на всю голову, добавлять не стала.
– Тем людям у нас понравилось бы, – сказал Котьяр. – А тебе на Криосе нравится?
– Да, – кивнула я. – Но жить здесь всю жизнь я бы не хотела.
– Почему?
Мне показалось, в голосе парня прозвучало разочарование.
– Всё время ходить в зимней одежде, не надеть ни сарафан, ни босоножки, – пояснила я.
– Во всём этом можно ходить дома, – заметил Котьяр. – Мы, как и вы, тоже любим, когда тепло.
– А какая температура в ваших домах? По шкале Цельсия, я имею в виду.
– По-вашему примерно плюс десять градусов.
– Нет, этого мало, надо минимум плюс двадцать пять, – засмеялась я.
И еще не добавила, что снежные и ледяные просторы – это, конечно, здорово и красиво, но скоро я начну скучать по покрытым травой и цветами земным лугам. Потому что Котьяру было бы обидно, что я считаю Землю лучше Криоса. На Криосе цветущих растений мало, это я из информа о планете почерпнула. Нет насекомых, опылять цветы некому, так что и цвести им незачем. Задала очередной вопрос:
– А вы дома из снега строите?
В информе об этом, кстати, ничего не было.
– Только временные.
– А у нас на севере тоже временные строят! Иглу называются. Они такие полукруглые, и в них надо не заходить, а заползать. В них может быть тепло даже до плюс двадцати!
– Оказывается, земляне похожи на нас больше, чем я считал, – заключил Котьяр.
– Ага. Я тоже, – согласилась я. – И еще зимой у нас строят ледяные отели. Это настоящие произведения искусства, но в них прохладно – не выше минус четырёх градусов Цельсия.
Мы поужинали, еще немного побеседовали на тему сходств и различий наших народов, и уснули. А когда я проснулась, неожиданно почувствовала себя в объятиях Котьяра.
Перед сном он нагрел палатку тепловым жезлом, но к утру в ней всё равно стало холодно. Я даже через комбез с подогревом чувствовала, что лежу на снегу. А если бы крионец не обнимал меня, я бы уже замёрзла. Так что вместо упрёков я его поблагодарила. Он улыбнулся, но как-то без эмоций. Осуждает, наверное, за то, что из-за меня пришлось идти пешком, да еще и с теплолюбивой девчонкой нянчиться.
Мы встали, быстро позавтракали, сложили палатку и отправились дальше.
На перевал пришлось взбираться порой по очень крутым склонам. В некоторых местах даже ледоходы не выдерживали и скользили вниз. Котьяру несколько раз пришлось вырубать ступеньки во льду. Узкая долина, где приземлился наш флаэр, осталась далеко внизу.
Зато с высоты открывался поразительный вид! Почти как с флаэра, только на нём мы летели высоко, и всё видели сверху, будто на карте. А с перевала ландшафт смотрелся естественнее. Открытых скал без плотного слоя снега или наледи было мало, только в местах, где снег обвалился, обнажив гранит или базальт.
А в одном месте, в нешироком ущелье, мы обнаружили небольшой вечнозелёный лес! Деревья были толстые, коренастые, с темно-серой, почти черной гладкой корой и большими толстыми темно-зелеными, как у кактусов опунция бразильенсис, листьями, только без колючек.
– Это потомаки, – пояснил Котьяр.
– Почему их не заносит снегом? – спросила я.
– Заносит, – ответил крионец. – Но температура у деревьев выше, чем у снега, поэтому, попадая на листья и стволы, он тает и деревья впитывают влагу. Солнечных дней в Драконьих пустошах много, оно нагревает стволы и листья. Поэтому деревья не замерзают.
В роще действительно было теплее, чем на открытом пространстве! Не плюс, но вполне можно было находиться без маски и свободно разговаривать. И рыть пещеру в снегу было не надо.
Котьяр отметил рощу на карте пустошей, показал мне, где мы, где находится город Сайлан и город Натарьяк, которого на моей карте вообще не было.
– Сколько людей живет в Натарьяке? – поинтересовалась я.
– Где-то тысяч пять, – ответил Котьяр и признался: – Это мой родной город.
Мне стало понятно, почему он не отмечен на моей карте – её составляли земляне, и обозначили только города с населением больше ста тысяч. Для землян население пять тысяч – не город, а деревня, не достойная внимания.
– А земляне там живут? – спросила я.
– Нет, – ответил Котьяр.
Ну, как я и предполагала.
Мы передохнули под потомаками, перекусили и зашагали дальше.
ГЛАВА 3
За перевалом открылось широкое плато, ровное, как стол, только изредка из-под снега торчали скалы. Солнце светило вовсю, было всего минус двадцать, так что я даже сняла маску, чтобы можно было разговаривать. Я о Криосе за эти два с половиной дня узнала больше, чем из информа и от родителей за два года.
Нам осталось только перейти плато, спуститься в долину и пройти по ней еще несколько километров.
– А если город так близко, почему мы не видим никаких летательных аппаратов? спросила я, глядя в ту сторону, где предположительно находился Натарьяк.
– Рейс в Натарьяк из Фроста один раз в тридцать дней, из Сайлана – раз в неделю. Частных флаэров и вертолётов мало. Да и зачем им летать над пустошами? Тут никто не живет.
Во второй половине дня небо закрыли низкие облака, пошёл снег, но мы шли быстро, не сбавляя темпа, и уже не разговаривали, хотя было не так уж и холодно, можно идти без маски. Нам надо было успеть дойти до высившихся на горизонте скал, так как на открытом пространстве вырубать пещеру для ночёвки негде, разве что рыть яму, но толщина снежного покрова неизвестна, и уже через полметра можно наткнуться на скальную породу.
Сама не знаю, что меня вдруг насторожило. Вроде бы было всё по-прежнему, но показалось, я стала слышать громче собственные шаги. И будто какое-то потрескивание, которого раньше не было.
