Понял тогда колдун, что это и есть наказание Совета магов, и наложил на всех своих внучек, правнучек и так далее заклятие, бродить по миру в поисках мужчины, от которого родится сын. Очевидно, его заклятие соединилось с проклятием Совета магов, и получилось таким прочным, что не развеялось и за семь тысяч лет. Потому что обычно любое заклятие, даже самое сильное, держится, только пока жив тот, кто его наложил. Но если заклинание одобрено Советом магов и записано в одной из волшебных книг, оно может держаться и дольше – в идеале до бесконечности. Но я не думаю, что заклятие нашего предка-колдуна где-то записано.
Так, например, магические вещи, всякие там шары или украшения-талисманы, работают и после смерти их создателей. Потому что они созданы с помощью записанных заклинаний и магических составляющих. Стеклянные шары, которые светятся, когда к ним приближается маг или магическое существо, изготавливают с добавлением чешуек драконов, а драконы – существа магические. А талисманы делают обычно из драгоценных камней или серебра, в которых природой изначально заложена частичка магии.
Наверное, этот наш предок-колдун был очень сильным магом. Потому что нам в наследство достался мощный дар. Плюс побочные эффекты заклятия предка. Первый – мы живем дольше обычных людей и даже дольше обычных магов, долго остаемся молодыми, практически никогда не болеем и очень выносливы. Второй – если странствующая колдунья остается на одном месте больше трех месяцев, магический дар ослабевает, и может совсем пропасть. А когда дар пропадает, странница становится обычным человеком, и буквально за пару месяцев начинает выглядеть на свой возраст. Третий – она может родить только от мужчины, которого полюбит, и любовь должна быть взаимной. А добиться этого трудно, мы же нигде не задерживаемся надолго. Поэтому каждая странствующая колдунья за свою долгую жизнь рожает не больше двух раз, очень редко три. И рождаются, конечно, только девочки, и все с магическим даром. Родить мальчика, с даром или без дара, еще ни одной из нас не удалось. А рождение сына среди нас, странствующих колдуний, считается истинным счастьем.
Мы даже имена для своих будущих детей придумываем мужские, в надежде, что родится мальчик. Если бы я родилась мальчиком, мама дала бы мне имя Иван. А раз родилась девочка, то стала Иванной. Бабушка хотела назвать сына Никола. И поэтому мою маму зовут Николетта. Есть среди нас и Алексины, и Данилины, и Петриссы. А бабушку, которую я, кстати, никогда не видела, зовут Василиса.
Я для своего будущего сына тоже имя выбрала. Радослав. Но если родится не Радослав, а Радослава, плакать не буду. Для меня родить дочку – тоже огромное счастье.
Ни люди, ни маги ничего этого о нас не знают. Они только знают, что странствующие колдуньи всем помогают, поэтому встретить одну из нас считается удачей. А мы им о себе ничего и не рассказываем. Завеса тайны в какой-то мере служит нам охранной грамотой. Но основная наша охрана – магия. Ни один человек или животное не сможет подойти близко, когда странствующая колдунья спит. К тому же любой разбойник тоже считает встречу с ней удачей, поэтому не причинит зла. Да и что у нас брать-то? – думают эти лихие люди. Одежда из драконьей кожи и паушелка, конечно, дорогая и красивая, но что они будут с ней делать, если украдут или отберут ее? Продать эти вещи они не смогут, так как они очень узнаваемы из-за серебряных звезд, которые не стираются и не закрашиваются ничем. Их никто не купит, из опасения стать причастным к ограблению странствующей колдуньи, и сами носить не смогут, потому что одежда женская, а разбойниками становятся чаще всего мужчины. А что всё самое ценное находится в посохе, они, может, и догадываются, но достать из него не смогут даже самой мелкой монетки, поэтому и посох странствующей колдуньи для них не представляет интереса.
Вот уже семь тысяч лет мы, странствующие колдуньи, бродим по миру в поисках своего счастья. Иначе мы просто не можем. И каждая из нас надеется, что именно она найдет истинное счастье, то есть родит сына, и этим освободит всех нас от заклятия нашего предка.
А мне такая жизнь даже нравится. Каждый день новые места, новые встречи. Мне нравится помогать людям. От этого на душе становится легко, и прибавляется сил для дальнейшего пути. Что я буду делать, если заклятие вдруг разрушится? Стану обычным человеком, то есть пятидесятилетней старухой, и лет через тридцать-сорок моя жизнь закончится. А я еще не все чудеса нашего мира видела, и ребенка не родила. Так что нет, я не хочу, чтобы заклятие исчезло, и, честно говоря, думаю, что это невозможно. Семь тысяч лет – большой срок, и если бы могло, это уже случилось бы.
А может, всё было совсем не так, как мне рассказывала мама. За тысячи лет легенда могла сильно измениться. Если каждая рассказчица изменит в ней хотя бы одно слово, через несколько десятков поколений легенда будет звучать совершенно по-другому, и смысл тоже может измениться.
Поэтому мне нравится думать, что даже с рождением мальчика в нашей жизни ничего не изменится. Мы так же будем ходить по дорогам своего мира, жить в шатрах и чувствовать себя дома даже на лесной поляне. Только среди нас уже будут не только странницы, но и странники.
Засыпать и просыпаться в одеяле из паушелка, набитом лебяжьим пухом, очень приятно. В шатре из трех слоев паушелка тепло даже зимой, благодаря моей магии. Можно понежиться, ведь торопиться мне по-прежнему некуда. И я позволила себе поваляться пару минут, а потом встала.
Утро было солнечное, день обещал быть теплым. Я сложила шатер, допила оставшееся с вечера молоко, кстати, едим мы мало, и можем обходиться без еды неделями, собрала вещи в посох и пошла дальше по тропе.
Лесная тропа не такая грязная, как проселочная дорога в поле. Она усыпана многолетним слоем еловых иголок, которые пружинят под ногами. Я не знаю, куда иду, куда ведет меня моя колдовская интуиция, но почему-то она часто выбирает именно такие лесные тропы.
Может, потому, что я родилась в лесу. Моими первыми игрушками были сосновые и еловые шишки. Мама мастерила мне погремушки из желудей, и я дружила с белками, зайцами, лесовичками и водянушками. Мама шла и несла меня по лесному краю, где деревни людей встречались в нескольких днях пути друг от друга. Мне было три года, и я уже шла сама, когда в первый раз мы вышли к большому поселению, которое мама называла городом.
Мое колдовское чутье подсказывало, что сегодняшняя тропа вела меня к деревне, в половине дня пути от того места, где я ночевала. Дойду как раз к обеду, хотя могу и не есть еще несколько дней. Но почему бы не поесть просто для удовольствия, а умение обходиться без еды приберечь для более пустынных дорог.
Магические лесные жители зимой почти всё время спят, иногда только просыпаются, когда их сон потревожит какой-нибудь зверь или неосторожный человек. Сейчас они, наверное, уже окончательно проснулись.
Вскоре недалеко от тропы я обнаружила жилище пары лесовиков, устроенное в дупле большого замшелого пня, на маленькой полянке среди бурелома. Обычный человек увидел бы не представляющий для него никакого интереса пень с дуплом в корнях. Я же сразу поняла, что это дом лесовиков. Ошибиться я не могла, потому что сами лесовики ходили вокруг пня. Обычные люди практически никогда не видят магических лесных созданий, те чувствуют их издалека и прячутся. Но я-то не обычный человек, поэтому они от меня не стали скрываться. Когда я была маленькая, ходила к лесовикам в гости, не к этим, конечно, те жили в совершенно другом лесу. Теперь я вряд ли смогла бы влезть в их домик, но в детстве мне у них очень нравилось. Маленькие стульчики, сделанные из коряг, плетеные из травы коврики, глиняная посуда...
Мы не держим никакой мебели, в шатрах только спим, а всё остальное время проводим в дороге, поэтому мебель нам ни к чему. Но в детстве мне очень хотелось иметь такой стульчик.
Лесовики ходили вокруг своего домика, всплескивая руками и охая. Я подошла к ним.
– Доброго здравия добрым лесовикам, – сказала я. – У вас что-то случилось?
– Здравствуй, странствующая колдунья, – ответила лесовичиха, а лесовик поклонился.
Узнали, кто я, значит, когда-то здесь уже проходила странница. Значит, и в той деревне, куда я иду, она была. Впрочем, это могло быть задолго до моего рождения и рождения всех, кто в той деревне сейчас живет.
Лесовики – это такие невысокие, ростом всего около метра, волосатенькие человечки. Волосы у них растут всюду: и на голове, и на руках, и на ногах, а у лесовиков-мужчин еще и на лице. Одеваются они в одежду, сшитую из шкурок мелких лесных зверьков, а обувь им без надобности.
– Беда у нас, беда-огорчение, – добавила лесовичиха, а ее муж согласно покивал головой. – Крыша у нашего дома прохудилась, вода прямо на кровать течет. Как век доживать, неужели новый дом искать придется на старости лет?
И она снова всплеснула руками.
Лесовики живут по тысяче лет, а может и больше, я точно не знаю. Эти на самом деле выглядели старыми. Все волосы на их головах, руках и ногах были очень длинные и седые. Наверное, они в этом пне поселились, когда он еще был роскошным деревом в расцвете лет.
Пень был высотой чуть ниже меня, я подошла и заглянула на «крышу». Крыши как таковой у пня вообще не было. В углублении, образованном стенками из коры, лежал подтаявший снег. Очевидно, древесина пня под воздействием дождей и снегов изгнила и превратилась в труху, вот и стала протекать.
– Всё можно исправить, – сказала я, выгребая снег из углубления. Если вы принесете мне побольше коры и толстых веток.
– Сейчас! – воскликнул лесовик и оба в мгновение ока скрылись в лесу.
Я убрала весь снег из пня, магией просушила трухлявую древесину и плотно набила углубление еловыми иглами и мхом. Тут и лесовики вернулись, принесли всё, что я просила. Я наложила на верхушку пня ветки, а на них – куски коры, так, чтобы они перекрывали друг друга. Я видала, как люди строили дома и укладывали на крыши черепицу. Всю конструкцию я скрепила полосками из кожи дракона. Мы не держим ничего лишнего в посохе, но кусок кожи у меня был, на всякий случай. Я отрезала от него несколько полосок. Для лесовичков не жалко, они лесу помогают расти. Кожа, правда, была розового цвета, и мне пришлось выкрасить полоски в коричневый, под цвет мха.
Конструкция получилась прочная, хотя на первый взгляд походила на кучу мусора. Того и добивалась. Жилище лесовиков должно быть неприметным.
– Ну вот, на какое-то время хватит, – сказала я.
Лесовики рассыпались в благодарностях, ведь им самим было ни за что не отремонтировать крышу, пень слишком высокий для их роста, им наверх не забраться. Да и старенькие они уже, тяжело им.
Они дали мне сушеных ягод, и золотую монету, которую много лет назад нашли на дороге в лесу.
И хотя я провозилась с крышей полдня, хотела отказаться от такой щедрой платы.
– Это слишком много, друзья мои. Ягоды меня вполне устроят.
– Нам та блестяшка ни к чему, а тебе, может, пригодится, – сказала лесовичиха. – Пуговичку вот красивую можно сделать, или на шею повесить.
Я улыбнулась, взяла монету, поблагодарила лесовичков и отправилась дальше.
Нет, этот лес не похож на тот, в котором я родилась. В том было много сосен, а тут в основном ели, и много лиственных деревьев, пока еще голых. В сосновом лесу были города лесных людей, и сначала я думала, что мы с мамой тоже лесные. Только не понимала, почему мы живем в шатре, а не на деревьях. Тогда мама объяснила мне, что мы не лесные люди, а странствующие колдуньи. И мы странствовали по лесам между городами лесных, иногда заходили в деревни обычных людей, которых в том лесном краю было мало, можно было неделю идти, и не встретить ни одной деревни.
Когда мне исполнилось три, мы покинули лесной край. Впервые увидев огромный простор холмистой равнины, и дорогу, скрывающуюся за горизонтом, я показалась себе ужасно маленькой. Как будто превратилась в муравья. И это чувство мне не понравилось.
– Почему мы не можем остаться в лесу? – спросила я.
– Странствующие колдуньи не властны над тем, куда ведет их судьба, – ответила мама.
– Тогда я не хочу быть странствующей колдуньей! – заявила я.
– Ты не можешь быть никем другим, – ответила мама.
Я так огорчилась, что заплакала, а мама принялась ласково объяснять, как мне повезло родиться странницей. Она рассказала обо всех преимуществах, которые мы имеем перед обычными людьми. Я успокоилась, повеселела, и вскоре равнинный простор тоже стал мне нравиться. Зеленые летом, а зимой белые бескрайние поля были прекрасны, и идти по ним я никогда не уставала. А как приятно было забраться в шатер вечером, и слушать, как снаружи воет вьюга, или шумит дождь, а в шатре сухо, тепло и уютно.
По дороге мама помогала всем, кого мы встречали, если им требовалась помощь. Мы заходили в маленькие деревни, в большие сёла, и наконец, подошли к городу. Туда вела дорога из желто-зеленого стекла. Мама пояснила, что маги просто расплавляют речной песок, и получается хорошая твердая дорога. А по мне, так проселки лучше, пусть даже весной и осенью становятся грязными. А по стеклу я за пару часов себе все пятки оттопала.
Город людей – это что-то! Такие высокие каменные дома и так много людей я видела впервые. И мы в первый раз остановились на ночлег не в шатре, а в гостинице. Я впервые спала на кровати, и мне сначала даже немного страшно было спать так высоко, я всё время боялась упасть на пол.
– Зачем людям такие высокие кровати? – удивилась я. – Спать на земле или на полу гораздо удобнее. С пола упасть нельзя.
– Мы отличаемся от людей, как ты уже заметила, дочка, – ответила мама.
Некоторое время, недели две или три, мы жили в городе, и я привыкла спать на кровати. Хотя в шатре мне всё равно больше нравилось. Но мама сказала, что я должна знать, как живут люди. Поэтому мы ходили по городу, и мама помогала всем, кому требовалась помощь, когда магией, а когда руками, или даже просто словами. Я однажды спросила, зачем она это делает. И она ответила, что пекарь печет вкусные булочки, печник кладет печи, портной шьет одежду, учитель учит детей считать, читать и писать, ювелир мастерит украшения. Каждый человек чем-то занимается. У каждого есть своя работа. А работа странствующих колдуний – помогать людям.
– Но мы же странницы, а не люди, – сказала я.
Тогда она рассказала, как странствующие колдуньи появились на свет. И добавила, что наш предок сотворил столько зла, что и семь тысяч лет добрых дел всех странниц, вместе взятых, мало, чтобы искупить его.
За любую помощь маме платили, когда много, когда мало, кто сколько мог. Иногда нас приглашали в дом, угощали чем-нибудь, и мама просила меня обращать внимание на обстановку, одежду, что люди едят и чем занимаются. Мы заходили в разные лавки и магазины, в мастерские одежды и украшений, хотя редко где что-то покупали. Мама говорила, что нам много и не нужно. Нам хватает того, что помещается в волшебном посохе. Излишек вещей будет нам только мешать в пути. Но когда мне очень понравилась большая фарфоровая кукла с настоящими волосами, и одетая, как принцесса, мама ее тут же купила.
А потом мы снова отправились в путь.
Так, например, магические вещи, всякие там шары или украшения-талисманы, работают и после смерти их создателей. Потому что они созданы с помощью записанных заклинаний и магических составляющих. Стеклянные шары, которые светятся, когда к ним приближается маг или магическое существо, изготавливают с добавлением чешуек драконов, а драконы – существа магические. А талисманы делают обычно из драгоценных камней или серебра, в которых природой изначально заложена частичка магии.
Наверное, этот наш предок-колдун был очень сильным магом. Потому что нам в наследство достался мощный дар. Плюс побочные эффекты заклятия предка. Первый – мы живем дольше обычных людей и даже дольше обычных магов, долго остаемся молодыми, практически никогда не болеем и очень выносливы. Второй – если странствующая колдунья остается на одном месте больше трех месяцев, магический дар ослабевает, и может совсем пропасть. А когда дар пропадает, странница становится обычным человеком, и буквально за пару месяцев начинает выглядеть на свой возраст. Третий – она может родить только от мужчины, которого полюбит, и любовь должна быть взаимной. А добиться этого трудно, мы же нигде не задерживаемся надолго. Поэтому каждая странствующая колдунья за свою долгую жизнь рожает не больше двух раз, очень редко три. И рождаются, конечно, только девочки, и все с магическим даром. Родить мальчика, с даром или без дара, еще ни одной из нас не удалось. А рождение сына среди нас, странствующих колдуний, считается истинным счастьем.
Мы даже имена для своих будущих детей придумываем мужские, в надежде, что родится мальчик. Если бы я родилась мальчиком, мама дала бы мне имя Иван. А раз родилась девочка, то стала Иванной. Бабушка хотела назвать сына Никола. И поэтому мою маму зовут Николетта. Есть среди нас и Алексины, и Данилины, и Петриссы. А бабушку, которую я, кстати, никогда не видела, зовут Василиса.
Я для своего будущего сына тоже имя выбрала. Радослав. Но если родится не Радослав, а Радослава, плакать не буду. Для меня родить дочку – тоже огромное счастье.
Ни люди, ни маги ничего этого о нас не знают. Они только знают, что странствующие колдуньи всем помогают, поэтому встретить одну из нас считается удачей. А мы им о себе ничего и не рассказываем. Завеса тайны в какой-то мере служит нам охранной грамотой. Но основная наша охрана – магия. Ни один человек или животное не сможет подойти близко, когда странствующая колдунья спит. К тому же любой разбойник тоже считает встречу с ней удачей, поэтому не причинит зла. Да и что у нас брать-то? – думают эти лихие люди. Одежда из драконьей кожи и паушелка, конечно, дорогая и красивая, но что они будут с ней делать, если украдут или отберут ее? Продать эти вещи они не смогут, так как они очень узнаваемы из-за серебряных звезд, которые не стираются и не закрашиваются ничем. Их никто не купит, из опасения стать причастным к ограблению странствующей колдуньи, и сами носить не смогут, потому что одежда женская, а разбойниками становятся чаще всего мужчины. А что всё самое ценное находится в посохе, они, может, и догадываются, но достать из него не смогут даже самой мелкой монетки, поэтому и посох странствующей колдуньи для них не представляет интереса.
Вот уже семь тысяч лет мы, странствующие колдуньи, бродим по миру в поисках своего счастья. Иначе мы просто не можем. И каждая из нас надеется, что именно она найдет истинное счастье, то есть родит сына, и этим освободит всех нас от заклятия нашего предка.
А мне такая жизнь даже нравится. Каждый день новые места, новые встречи. Мне нравится помогать людям. От этого на душе становится легко, и прибавляется сил для дальнейшего пути. Что я буду делать, если заклятие вдруг разрушится? Стану обычным человеком, то есть пятидесятилетней старухой, и лет через тридцать-сорок моя жизнь закончится. А я еще не все чудеса нашего мира видела, и ребенка не родила. Так что нет, я не хочу, чтобы заклятие исчезло, и, честно говоря, думаю, что это невозможно. Семь тысяч лет – большой срок, и если бы могло, это уже случилось бы.
А может, всё было совсем не так, как мне рассказывала мама. За тысячи лет легенда могла сильно измениться. Если каждая рассказчица изменит в ней хотя бы одно слово, через несколько десятков поколений легенда будет звучать совершенно по-другому, и смысл тоже может измениться.
Поэтому мне нравится думать, что даже с рождением мальчика в нашей жизни ничего не изменится. Мы так же будем ходить по дорогам своего мира, жить в шатрах и чувствовать себя дома даже на лесной поляне. Только среди нас уже будут не только странницы, но и странники.
Засыпать и просыпаться в одеяле из паушелка, набитом лебяжьим пухом, очень приятно. В шатре из трех слоев паушелка тепло даже зимой, благодаря моей магии. Можно понежиться, ведь торопиться мне по-прежнему некуда. И я позволила себе поваляться пару минут, а потом встала.
Утро было солнечное, день обещал быть теплым. Я сложила шатер, допила оставшееся с вечера молоко, кстати, едим мы мало, и можем обходиться без еды неделями, собрала вещи в посох и пошла дальше по тропе.
ГЛАВА 2
Лесная тропа не такая грязная, как проселочная дорога в поле. Она усыпана многолетним слоем еловых иголок, которые пружинят под ногами. Я не знаю, куда иду, куда ведет меня моя колдовская интуиция, но почему-то она часто выбирает именно такие лесные тропы.
Может, потому, что я родилась в лесу. Моими первыми игрушками были сосновые и еловые шишки. Мама мастерила мне погремушки из желудей, и я дружила с белками, зайцами, лесовичками и водянушками. Мама шла и несла меня по лесному краю, где деревни людей встречались в нескольких днях пути друг от друга. Мне было три года, и я уже шла сама, когда в первый раз мы вышли к большому поселению, которое мама называла городом.
Мое колдовское чутье подсказывало, что сегодняшняя тропа вела меня к деревне, в половине дня пути от того места, где я ночевала. Дойду как раз к обеду, хотя могу и не есть еще несколько дней. Но почему бы не поесть просто для удовольствия, а умение обходиться без еды приберечь для более пустынных дорог.
Магические лесные жители зимой почти всё время спят, иногда только просыпаются, когда их сон потревожит какой-нибудь зверь или неосторожный человек. Сейчас они, наверное, уже окончательно проснулись.
Вскоре недалеко от тропы я обнаружила жилище пары лесовиков, устроенное в дупле большого замшелого пня, на маленькой полянке среди бурелома. Обычный человек увидел бы не представляющий для него никакого интереса пень с дуплом в корнях. Я же сразу поняла, что это дом лесовиков. Ошибиться я не могла, потому что сами лесовики ходили вокруг пня. Обычные люди практически никогда не видят магических лесных созданий, те чувствуют их издалека и прячутся. Но я-то не обычный человек, поэтому они от меня не стали скрываться. Когда я была маленькая, ходила к лесовикам в гости, не к этим, конечно, те жили в совершенно другом лесу. Теперь я вряд ли смогла бы влезть в их домик, но в детстве мне у них очень нравилось. Маленькие стульчики, сделанные из коряг, плетеные из травы коврики, глиняная посуда...
Мы не держим никакой мебели, в шатрах только спим, а всё остальное время проводим в дороге, поэтому мебель нам ни к чему. Но в детстве мне очень хотелось иметь такой стульчик.
Лесовики ходили вокруг своего домика, всплескивая руками и охая. Я подошла к ним.
– Доброго здравия добрым лесовикам, – сказала я. – У вас что-то случилось?
– Здравствуй, странствующая колдунья, – ответила лесовичиха, а лесовик поклонился.
Узнали, кто я, значит, когда-то здесь уже проходила странница. Значит, и в той деревне, куда я иду, она была. Впрочем, это могло быть задолго до моего рождения и рождения всех, кто в той деревне сейчас живет.
Лесовики – это такие невысокие, ростом всего около метра, волосатенькие человечки. Волосы у них растут всюду: и на голове, и на руках, и на ногах, а у лесовиков-мужчин еще и на лице. Одеваются они в одежду, сшитую из шкурок мелких лесных зверьков, а обувь им без надобности.
– Беда у нас, беда-огорчение, – добавила лесовичиха, а ее муж согласно покивал головой. – Крыша у нашего дома прохудилась, вода прямо на кровать течет. Как век доживать, неужели новый дом искать придется на старости лет?
И она снова всплеснула руками.
Лесовики живут по тысяче лет, а может и больше, я точно не знаю. Эти на самом деле выглядели старыми. Все волосы на их головах, руках и ногах были очень длинные и седые. Наверное, они в этом пне поселились, когда он еще был роскошным деревом в расцвете лет.
Пень был высотой чуть ниже меня, я подошла и заглянула на «крышу». Крыши как таковой у пня вообще не было. В углублении, образованном стенками из коры, лежал подтаявший снег. Очевидно, древесина пня под воздействием дождей и снегов изгнила и превратилась в труху, вот и стала протекать.
– Всё можно исправить, – сказала я, выгребая снег из углубления. Если вы принесете мне побольше коры и толстых веток.
– Сейчас! – воскликнул лесовик и оба в мгновение ока скрылись в лесу.
Я убрала весь снег из пня, магией просушила трухлявую древесину и плотно набила углубление еловыми иглами и мхом. Тут и лесовики вернулись, принесли всё, что я просила. Я наложила на верхушку пня ветки, а на них – куски коры, так, чтобы они перекрывали друг друга. Я видала, как люди строили дома и укладывали на крыши черепицу. Всю конструкцию я скрепила полосками из кожи дракона. Мы не держим ничего лишнего в посохе, но кусок кожи у меня был, на всякий случай. Я отрезала от него несколько полосок. Для лесовичков не жалко, они лесу помогают расти. Кожа, правда, была розового цвета, и мне пришлось выкрасить полоски в коричневый, под цвет мха.
Конструкция получилась прочная, хотя на первый взгляд походила на кучу мусора. Того и добивалась. Жилище лесовиков должно быть неприметным.
– Ну вот, на какое-то время хватит, – сказала я.
Лесовики рассыпались в благодарностях, ведь им самим было ни за что не отремонтировать крышу, пень слишком высокий для их роста, им наверх не забраться. Да и старенькие они уже, тяжело им.
Они дали мне сушеных ягод, и золотую монету, которую много лет назад нашли на дороге в лесу.
И хотя я провозилась с крышей полдня, хотела отказаться от такой щедрой платы.
– Это слишком много, друзья мои. Ягоды меня вполне устроят.
– Нам та блестяшка ни к чему, а тебе, может, пригодится, – сказала лесовичиха. – Пуговичку вот красивую можно сделать, или на шею повесить.
Я улыбнулась, взяла монету, поблагодарила лесовичков и отправилась дальше.
Нет, этот лес не похож на тот, в котором я родилась. В том было много сосен, а тут в основном ели, и много лиственных деревьев, пока еще голых. В сосновом лесу были города лесных людей, и сначала я думала, что мы с мамой тоже лесные. Только не понимала, почему мы живем в шатре, а не на деревьях. Тогда мама объяснила мне, что мы не лесные люди, а странствующие колдуньи. И мы странствовали по лесам между городами лесных, иногда заходили в деревни обычных людей, которых в том лесном краю было мало, можно было неделю идти, и не встретить ни одной деревни.
***
Когда мне исполнилось три, мы покинули лесной край. Впервые увидев огромный простор холмистой равнины, и дорогу, скрывающуюся за горизонтом, я показалась себе ужасно маленькой. Как будто превратилась в муравья. И это чувство мне не понравилось.
– Почему мы не можем остаться в лесу? – спросила я.
– Странствующие колдуньи не властны над тем, куда ведет их судьба, – ответила мама.
– Тогда я не хочу быть странствующей колдуньей! – заявила я.
– Ты не можешь быть никем другим, – ответила мама.
Я так огорчилась, что заплакала, а мама принялась ласково объяснять, как мне повезло родиться странницей. Она рассказала обо всех преимуществах, которые мы имеем перед обычными людьми. Я успокоилась, повеселела, и вскоре равнинный простор тоже стал мне нравиться. Зеленые летом, а зимой белые бескрайние поля были прекрасны, и идти по ним я никогда не уставала. А как приятно было забраться в шатер вечером, и слушать, как снаружи воет вьюга, или шумит дождь, а в шатре сухо, тепло и уютно.
По дороге мама помогала всем, кого мы встречали, если им требовалась помощь. Мы заходили в маленькие деревни, в большие сёла, и наконец, подошли к городу. Туда вела дорога из желто-зеленого стекла. Мама пояснила, что маги просто расплавляют речной песок, и получается хорошая твердая дорога. А по мне, так проселки лучше, пусть даже весной и осенью становятся грязными. А по стеклу я за пару часов себе все пятки оттопала.
Город людей – это что-то! Такие высокие каменные дома и так много людей я видела впервые. И мы в первый раз остановились на ночлег не в шатре, а в гостинице. Я впервые спала на кровати, и мне сначала даже немного страшно было спать так высоко, я всё время боялась упасть на пол.
– Зачем людям такие высокие кровати? – удивилась я. – Спать на земле или на полу гораздо удобнее. С пола упасть нельзя.
– Мы отличаемся от людей, как ты уже заметила, дочка, – ответила мама.
Некоторое время, недели две или три, мы жили в городе, и я привыкла спать на кровати. Хотя в шатре мне всё равно больше нравилось. Но мама сказала, что я должна знать, как живут люди. Поэтому мы ходили по городу, и мама помогала всем, кому требовалась помощь, когда магией, а когда руками, или даже просто словами. Я однажды спросила, зачем она это делает. И она ответила, что пекарь печет вкусные булочки, печник кладет печи, портной шьет одежду, учитель учит детей считать, читать и писать, ювелир мастерит украшения. Каждый человек чем-то занимается. У каждого есть своя работа. А работа странствующих колдуний – помогать людям.
– Но мы же странницы, а не люди, – сказала я.
Тогда она рассказала, как странствующие колдуньи появились на свет. И добавила, что наш предок сотворил столько зла, что и семь тысяч лет добрых дел всех странниц, вместе взятых, мало, чтобы искупить его.
За любую помощь маме платили, когда много, когда мало, кто сколько мог. Иногда нас приглашали в дом, угощали чем-нибудь, и мама просила меня обращать внимание на обстановку, одежду, что люди едят и чем занимаются. Мы заходили в разные лавки и магазины, в мастерские одежды и украшений, хотя редко где что-то покупали. Мама говорила, что нам много и не нужно. Нам хватает того, что помещается в волшебном посохе. Излишек вещей будет нам только мешать в пути. Но когда мне очень понравилась большая фарфоровая кукла с настоящими волосами, и одетая, как принцесса, мама ее тут же купила.
А потом мы снова отправились в путь.
