— А нечего было телескопом гвозди забивать, — проворчал я, помогая ему забраться на козлы. — Мне иногда кажется, что вы забываете, кто я. И какова моя сила. Или вы думали унизить меня, продав трактирщику? Я не обязан уметь мести пол или мыть котлы. И меня вовсе не заботит ни то, что мне приходится это делать, ни то, что я делаю это плохо.
— А я не обязан отчитываться о своих мотивах.
— Ну тогда отчитайтесь о своих желаниях. Куда едем?
— На Эйсенскую переправу. Там видели Тени.
— Куда едем?
— Я уже сказал!
— Хорошо, что лошади местные, дорогу найдут.
Я отпустил поводья. Копытные бросились с места в карьер.
— Чего творишь?!
— Они недостаточно разумны?
— Они угробят нас, если понесут! — Немигон натянул повод.
Он действительно напуган. Я почувствовал легкий укол совести. За то, что подхлестнул лошадок. Разозлил меня маг. Ну не умею я читать мысли. Не знаю, где находится эта переправа. А трактир, вообще-то, на перекрестке стоит.
Вполне естественно, что поводья в руки больше мне не дали. Я ехал и наслаждался чудесными видами. Мы тряслись уже довольно долго. Все это время Немигон обиженно молчал. Я все-таки решился посмотреть на мир его глазами.
Красот природы он не замечал. Сердце сжимала тревога. В зарождавшихся вечерних сумерках маг высматривал Нечто. Везде мерещились Тени. Меня он видел теперь хитрым интриганом, заманившим его в ловушку клятв и не желающим отпускать. Жестоким садистом. Кстати, встречные мимоходящие выдели меня простоватым деревенским парнем, охочим до выпивки и женщин. Забавно, как смена одежды влияет на восприятие.
Я уже почти не испытывал дурноты от искаженных взглядов. С интересом рассматривая многообразие вариаций этого мира. Кажется, я скоро потеряю линию горизонта.
Однако меня все больше беспокоил Немигон. Черные Тени в его сознании сгущались, ища выход.
— Хозяин, расскажите мне о своей тревоге. Возможно, я смогу помочь.
Немигон долго смотрел на меня, потом произнес:
— На переправе Эйсен произошёл разлом, и сущности из тьмы вырвались наружу. Вселились в людей, обитавших там, превратив их в бездушных зомби. Всех. Даже детей. Теперь местные жители нападают на путников. И съедают живьем.
— И сколько заболевших?
— Заболевших?
— Да. Сколько человек пострадало от подселения?
— Ты сталкивался с подобным?
— Я сам когда-то в детстве был поражен гутами. Меня, правда, достаточно быстро вылечили.
— Как?
Я показал маленький белый шрам на груди:
— Достали ее, и все.
— Кого?
— Гуту, конечно. Это паразит. Он проникает в тело и замыкает разум владельца. Тот видит едой все, что движется.
— И ты думаешь, люди у переправы…
— Скорее всего. Я, помнится, отцу тогда два пальца откусил. Думал — пирог с вишней. Вкусно было.
— Насмешничаешь? Знаешь, Рута, это низко даже для такого, как ты.
Ага. Насмешничаю. Веселюсь. Это вообще очень весело. Очнуться и узнать, что ты насмерть загрыз младшего брата. И покалечил отца.
Я был зол на Немигона. Зачем? Почему он так ко мне относится? Вернее, почему он меня таким видит? Я не такой. Не хитрый, не жестокий и вовсе не интриган. Да, я порой неуклюж и у меня специфическое чувство юмора. Еще я горд без меры, хотя и стараюсь этого не показывать.
Воздух вокруг меня замерцал алым — ярость и боль, пробужденные нелепым обвинением, рвались наружу. Ну и в добрый путь. Сверкнула молния, прозвучали раскаты. Не грома — огненные шары взрывались над землей, поливая лес пламенем. Огненный вихрь поднял в воздух повозку, крутил ее, швырял, как песчинку. Потом бросил в какой-то овраг. На все четыре колеса. Лошади, обезумев от ужаса, храпели, припав к земле. Человеческий маг без сознания лежал у моих ног. Сердце мое, сорванное с его шеи, лежало поодаль в траве.
Я спрыгнул с повозки, подобрал кристалл. Внимательно осмотрел, ощупал магией. Нет и следа клятвы. Похоже, оно свободно. Мое Сердце. Тем временем Немигон пришел в себя. И смотрел на меня как на воплощение собственной смерти. Повесив кристалл на грудь, я еще раз проверил, нет ли ограничений или проклятий.
Вообще, если хозяин терял дарованное ему Сердце, то владеть им будет тот, кто найдет. Но в данном случае потерял он его из-за моего колдовства. И такое вполне можно посчитать за нападение на хозяина. Однако ввиду отсутствия злого умысла, я не попал под клятву. Светлые силы не осудили меня. А вот я сам…
Не должен огненный маг моего уровня впадать в гнев. Не имеет права. Я не только устроил лесной пожар — я еще и чуть не угробил владетеля своего Сердца.
Пламя вины разгоралось быстро, и вот я уже вновь полыхал, к ужасу Немигона. Точно, человеческий глаз не может различить оттенки чувств жар-птиц. Он вновь ждал огненного безумия.
Пламя вины жжет гораздо сильнее гнева. Нестерпимо. Я снял с шеи шнурок. Протянул магу:
— Накажите меня, как сочтете нужным. Я виноват.
Несмело взял кристалл, удивленно, будто не веря, смотрел. Повесил Сердце на шею.
Кстати. Я свел руки — лес потух в мгновение ока. Мертвая тишина. Преклонил колено. Опустил голову. Лег ниц в ожидании расплаты.
Вина. Да, в Нимводе исцеляют пораженных гутами. Однако есть одно «но»: девяносто процентов исцеленных накладывают на себя руки в течение года. Потому что мы помним. И исцеленный разум раз за разом прокручивает в памяти картины. И ешь уже вовсе не вишневый пирог.
Меня начала бить дрожь. Сжалься уже. Убей меня.
— Подними лицо. — Я повиновался. Сердце мое пылало на чужой груди. — Ты сможешь вынести нас на дорогу?
— Конечно.
Признаться, я не этого ожидал. Не поднимаясь с колен, вызвал огненный вихрь. Невидимый. И мы вновь на тракте. Правда, лошадям это уже не поможет.
— Я бы к переправе доставил, да без знания местности портал не открыть.
— Ничего. Лошадей я успокою. Я ведь тоже маг, хоть и не чета тебе.
Немигон подошёл к насмерть перепуганным животным, положил по очереди им руки на головы. Они успокоились, поднялись.
— Теперь ты, мой бедный дух.
— Я не дух, — прошептал одними губами.
А по телу разливалась тихая радость. И тревога утихла.
Я слышал о подобной магии от своего отца. А он — от своего. Магия Светлых сил — так это называется.
Утешение. Исцеление. Умиротворение. Смирение.
Я не выдержал, в приступе благодарности припал к руке Хранителя. Наверное, завтра меня за это сожрет гордость, но сегодня я бесконечно благодарен за великодушие. И пусть благословение, что мне подарили, ничем не отличается от того, которым подняли на ноги лошадей…
— Другое. То, которым я утешил тебя — другое. Я не равняю тебя с животными.
— Я что, произнес это вслух?
— Да. Я, в отличие от некоторых, мысли не читаю.
— Да я тоже не телепат. Просто мой народ способен смотреть на мир чужими глазами. Я могу увидеть, каким вы видите окружающую действительность. Какими вы видите людей. Каким — меня.
— Это из-за этого ты так восторгаешься императором? Что он может увидеть твое к нему отношение?
— Нет. Отношение увидеть невозможно. О нем можно только догадываться. А императора я просто люблю. Мы выросли вместе, вместе учились, вместе кутили. Потом сражались бок о бок.
Дофин вырос на моих руках, именно я обучал его магии.
— Я не знал. Думал, эти разговоры о дружбе — лесть.
— Как иначе, ведь я циничный и хитрый интриган. А еще садист.
— Прости.
— Вы меня простите. Разоткровенничался тут. — Я встал пошел наводить порядок в повозке. — Что вы планируете делать на переправе? Прикажете уничтожить местных или будете лечить?
— Не знаю пока. Ты как посоветуешь?
— Если бы в Нимводе убивали зараженных, я бы прожил на сто семьдесят лет меньше. Хорошо это для окружающих или плохо — судить не возьмусь, но мне жить нравится.
— Разумный ответ. Ладно, попробуем вылечить. Наверняка существуют какие-то хитрости.
— Разумеется. Обычно вокруг зараженной местности ставят магический лабиринт, а потом заключают в него носителей. И, отлавливая по одному, доставляют в госпиталь. Извлекают гуту, а исцеленного связывают и накачивают алкоголем.
— Зачем?
— Чтобы не убился о стену прямо на глазах врачей.
— Ты хочешь сказать, что очнувшись несчастные ПОМНЯТ?
— Поверьте — помнят. Во всех деталях.
— Светлые силы…
— Процентов десять из переживших подселение отваживаются продолжить путь. Остальные не выдерживают.
— И ты все равно считаешь, что нужно лечить?
— Я ценю свободу воли. Не мы давали жизнь, не нам ее отнимать.
— Странные речи для воина.
— Вовсе не странные. Полководец, который не ценит жизнь людей — дурак.
Пусть и десять процентов, но они хотят жить. Кто мы такие, чтобы оспаривать их выбор?
Немигон стоял задумавшись, пожёвывая веточку какого-то растения. А я прикидывал, хватит ли у меня сил поддерживать магический лабиринт достаточно долгое время.
Надо сказать, что и создание такой конструкции дело совсем не простое, а уж своевременно менять пути, чтобы провести носителя к выходу в гордом одиночестве... Кроме того — облава занимает не один день. И выходят на нее даже не десятками, а сотнями. Но есть и другой способ — в стиле генерала Руты: накрыть деревню огненным куполом, разбить его на квадраты периметром два на два метра и последовательно зачищать местность, носителей вырубать и оперировать прямо на месте, а по мере очищения местности сокращать купол.
Мы тронулись в путь. Лошадки мирно цокали по брусчатке Большого тракта. Повозка подпрыгивала, Немигон молчал. Я дремал в обнимку с мешком сена.
Вдруг тревога заставила подскочить. Выше, куда выше, чем подкинул ухаб, на который мы налетели.
— Что с вами, хозяин? — Я схватил Немигона за руку, развернул к себе.
Лицо его было серым, похожим на маску из папье-маше.
— Я голоден…— простонал он. И улыбнулся. Я замер. Не двигаться. Не дышать. — Рута? Это ты? Что со мной? Я только что видел перед собой куриную ножку.
Под кожей рядом с моим сердцем волновалось Это. Резкая боль скрутила внутренности. Похоже, паразит освоил управление эмпатической связью.
От неожиданности я шелохнулся. В тот же миг Немигон бросился в атаку. Он удивительно силен. И ловок. Не заботился о собственной безопасности. Просто пер на меня, пытаясь вонзить зубы мне в шею. И сжимал Сердце. Бил в него магией. С трудом, превозмогая боль, я пытался сдержать его. Боясь использовать огонь, чтобы, повредив хозяину, не навлечь на себя проклятье. Как борец я не очень-то силен. Кроме того, человек на голову выше меня. И раза в полтора тяжелее. Изловчившись, поднырнул Немигону под руку, схватил бугорок под его кожей, рванул на себя.
Гута, как вода, потекла меж пальцев по предплечью к локтевому нерву. Огонь настиг ее. Успел. Рассматривая руку, обезображенную пламенем, я улыбался. Немигон лежал без сознания. Кровотечение — обычное дело после удаления паразита, а рану я нанес огого какую.
Надо шевелиться.
Кое-как остановив кровь и подпитав колдуна магией, я принялся сооружать барьер.
Очевидно, местность была заражена. Еще на одну гуту меня не хватит. Установив защиту, я принялся методично прожаривать каждый квадратный метр площади. Спалил и обоз и одежду. Лошадок отпустил. Хотя воспоминание о куриной ножке, виденной Немигоном, наводило на мысли. Зачистив внутри купола, сел, завернув несчастную мою клешню в предварительно приготовленную и тщательно проверенную тряпицу.
Маг очнулся ближе к вечеру, попросил пить.
— Я уничтожил провиант и заранее предупреждаю — купол покидать не стану. Самое время вернуть Нулиз. И послать куда-нибудь подальше.
Он внял моему совету, призвал девушку, выдал ей ворох ценных указаний, отпустил. На меня даже не взглянул. Ну и к лучшему. Я полулежал, облокотившись на обуглившийся остов дерева. Чтобы не стонать, тянул какую-то руладу, раскачиваясь в такт самопальной мелодии.
Нулиз вернулась быстро, принесла воды, напоила Немигона, перевязала ему рану. Потом снова исчезла.
И такие потери всего из-за одного паразита. Как мы собираемся теперь другим помогать?
Но хранитель, похоже, не сомневался, медленно встал, надел принесенный костюм и прикрепил к поясу меч. Подошел ко мне, пнул мыском ботинка.
— Поднимайся. Хватит песенки распевать.
— И куда вы собрались?
— Куда шел. На переправу.
— Уже? Нам надо отдохнуть.
— Тебя спросить забыл. Поднимайся, или тебя этим поднять? Он слегка тронул мое сердце магией.
С трудом сдерживаемый мною стон вырвался, наконец, наружу. В глазах потемнело от боли. Опасаясь потерять сознание, я лег на выжженную почву. Поняв мои действия по-своему Немигон усилил воздействие. Тело свело судорогой. Где-то на границе сознания возникло понимание, что это, возможно, агония. Нет, я не буду кричать. Не стану молить о пощаде. Я прожил хорошую жизнь, хоть по меркам моего народа и недолгую. Боль, достигнув своего пика, перестала ощущаться. И я словно воспарил над землей. Увидел Немигона, сосредоточенно сжимавшего Сердце. Он даже не смотрел на мое агонизирующее тело. Интересно, он нашел способ обойти клятву или действительно не понимает, что происходит? А может, это мое малодушное «хочу сдохнуть» сыграло злую шутку? Нет! Это не в моих интересах!
Будто в ответ на отчаянную мысль маг оторвал взгляд от кристалла. Я видел, как расширились глаза, устремленные на мое умирающее тело. Немигон бросился ко мне, положил руки на голову, от его пальцев исходило голубоватое свечение.
— Давай, давай! — кричал он.
Что и кому я должен дать — было не очень понятно, но из моего рта донеслось бульканье, потом я закашлялся — уже я, не только мое тело. Со смешанными чувствами я вновь смотрел своими глазами. Летать было весело.
— Живи давай, негодяй огнезадый! Не смей умирать!
Не умираю. Уже не умираю, нечего орать. Я вновь почувствовал жгучую боль в обожженной руке — сознание вернулось.
— Да живу, живу — прошептал я и, по-моему, даже улыбнулся.
Маг зашипел:
— Какого ляда ты творишь? Напугал до чертиков! — И что ему ответить? Нет, мне не понять человека, а людям, видимо, не понять меня. — На вот, — хранитель положил к моим губам флягу. Немигон помог мне сесть, облокотил о дерево. Я сделал добрых два глотка, снова закашлялся. — Как себя чувствуешь? У тебя что-нибудь болит?
— Только рука. Но это терпимо.
— Что с рукой?
Нет, блин, ты серьезно?!
— Обжегся немного.
— Не знал, что огонь может тебе повредить.
— Зависит от температуры. Гуты весьма тугоплавки.
— Ясно. Но почему ты так среагировал на эмпатическую передачу? Мое воздействие было мягким.
— Зачем вообще было его применять?
— Ты не хотел вставать. Или забыл уже?
— Не хотел. Но я бы встал. Что такое приказ — я прекрасно знаю.
— Непохоже. По мне так ты на редкость своевольный дух.
— Не дух. Но да, своевольный. Пойдемте уже?
Я с трудом поднялся, опираясь на дерево. Пошатываясь, направился по тракту. Купол, который я создавал, пропал в тот момент, когда душа отделилась от тела. И сейчас мы были беззащитны как перед паразитами, так и перед пораженными ими людьми.
Немигон тоже поднялся.
— Обопрись на меня. Рута! Ты слышишь?
— Дойду. Я к ранениям привычный. — Он не послушал, обхватил меня за плечи, помогая идти. — Здесь местность заражена. Без защитного купола опасно. — Я повел здоровой рукой, устанавливая барьер. — Он будет двигаться вместе с нами, пока у меня хватает на него сил.
— Рука сильно поражена?
— До кости.
— Проклятье! Почему не сказал?
— Сказал. Только что.
— А я не обязан отчитываться о своих мотивах.
— Ну тогда отчитайтесь о своих желаниях. Куда едем?
— На Эйсенскую переправу. Там видели Тени.
— Куда едем?
— Я уже сказал!
— Хорошо, что лошади местные, дорогу найдут.
Я отпустил поводья. Копытные бросились с места в карьер.
— Чего творишь?!
— Они недостаточно разумны?
— Они угробят нас, если понесут! — Немигон натянул повод.
Он действительно напуган. Я почувствовал легкий укол совести. За то, что подхлестнул лошадок. Разозлил меня маг. Ну не умею я читать мысли. Не знаю, где находится эта переправа. А трактир, вообще-то, на перекрестке стоит.
Вполне естественно, что поводья в руки больше мне не дали. Я ехал и наслаждался чудесными видами. Мы тряслись уже довольно долго. Все это время Немигон обиженно молчал. Я все-таки решился посмотреть на мир его глазами.
Красот природы он не замечал. Сердце сжимала тревога. В зарождавшихся вечерних сумерках маг высматривал Нечто. Везде мерещились Тени. Меня он видел теперь хитрым интриганом, заманившим его в ловушку клятв и не желающим отпускать. Жестоким садистом. Кстати, встречные мимоходящие выдели меня простоватым деревенским парнем, охочим до выпивки и женщин. Забавно, как смена одежды влияет на восприятие.
Я уже почти не испытывал дурноты от искаженных взглядов. С интересом рассматривая многообразие вариаций этого мира. Кажется, я скоро потеряю линию горизонта.
Однако меня все больше беспокоил Немигон. Черные Тени в его сознании сгущались, ища выход.
— Хозяин, расскажите мне о своей тревоге. Возможно, я смогу помочь.
Немигон долго смотрел на меня, потом произнес:
— На переправе Эйсен произошёл разлом, и сущности из тьмы вырвались наружу. Вселились в людей, обитавших там, превратив их в бездушных зомби. Всех. Даже детей. Теперь местные жители нападают на путников. И съедают живьем.
— И сколько заболевших?
— Заболевших?
— Да. Сколько человек пострадало от подселения?
— Ты сталкивался с подобным?
— Я сам когда-то в детстве был поражен гутами. Меня, правда, достаточно быстро вылечили.
— Как?
Я показал маленький белый шрам на груди:
— Достали ее, и все.
— Кого?
— Гуту, конечно. Это паразит. Он проникает в тело и замыкает разум владельца. Тот видит едой все, что движется.
— И ты думаешь, люди у переправы…
— Скорее всего. Я, помнится, отцу тогда два пальца откусил. Думал — пирог с вишней. Вкусно было.
— Насмешничаешь? Знаешь, Рута, это низко даже для такого, как ты.
Ага. Насмешничаю. Веселюсь. Это вообще очень весело. Очнуться и узнать, что ты насмерть загрыз младшего брата. И покалечил отца.
Я был зол на Немигона. Зачем? Почему он так ко мне относится? Вернее, почему он меня таким видит? Я не такой. Не хитрый, не жестокий и вовсе не интриган. Да, я порой неуклюж и у меня специфическое чувство юмора. Еще я горд без меры, хотя и стараюсь этого не показывать.
Воздух вокруг меня замерцал алым — ярость и боль, пробужденные нелепым обвинением, рвались наружу. Ну и в добрый путь. Сверкнула молния, прозвучали раскаты. Не грома — огненные шары взрывались над землей, поливая лес пламенем. Огненный вихрь поднял в воздух повозку, крутил ее, швырял, как песчинку. Потом бросил в какой-то овраг. На все четыре колеса. Лошади, обезумев от ужаса, храпели, припав к земле. Человеческий маг без сознания лежал у моих ног. Сердце мое, сорванное с его шеи, лежало поодаль в траве.
Я спрыгнул с повозки, подобрал кристалл. Внимательно осмотрел, ощупал магией. Нет и следа клятвы. Похоже, оно свободно. Мое Сердце. Тем временем Немигон пришел в себя. И смотрел на меня как на воплощение собственной смерти. Повесив кристалл на грудь, я еще раз проверил, нет ли ограничений или проклятий.
Вообще, если хозяин терял дарованное ему Сердце, то владеть им будет тот, кто найдет. Но в данном случае потерял он его из-за моего колдовства. И такое вполне можно посчитать за нападение на хозяина. Однако ввиду отсутствия злого умысла, я не попал под клятву. Светлые силы не осудили меня. А вот я сам…
Не должен огненный маг моего уровня впадать в гнев. Не имеет права. Я не только устроил лесной пожар — я еще и чуть не угробил владетеля своего Сердца.
Пламя вины разгоралось быстро, и вот я уже вновь полыхал, к ужасу Немигона. Точно, человеческий глаз не может различить оттенки чувств жар-птиц. Он вновь ждал огненного безумия.
Пламя вины жжет гораздо сильнее гнева. Нестерпимо. Я снял с шеи шнурок. Протянул магу:
— Накажите меня, как сочтете нужным. Я виноват.
Несмело взял кристалл, удивленно, будто не веря, смотрел. Повесил Сердце на шею.
Кстати. Я свел руки — лес потух в мгновение ока. Мертвая тишина. Преклонил колено. Опустил голову. Лег ниц в ожидании расплаты.
Вина. Да, в Нимводе исцеляют пораженных гутами. Однако есть одно «но»: девяносто процентов исцеленных накладывают на себя руки в течение года. Потому что мы помним. И исцеленный разум раз за разом прокручивает в памяти картины. И ешь уже вовсе не вишневый пирог.
Меня начала бить дрожь. Сжалься уже. Убей меня.
— Подними лицо. — Я повиновался. Сердце мое пылало на чужой груди. — Ты сможешь вынести нас на дорогу?
— Конечно.
Признаться, я не этого ожидал. Не поднимаясь с колен, вызвал огненный вихрь. Невидимый. И мы вновь на тракте. Правда, лошадям это уже не поможет.
— Я бы к переправе доставил, да без знания местности портал не открыть.
— Ничего. Лошадей я успокою. Я ведь тоже маг, хоть и не чета тебе.
Немигон подошёл к насмерть перепуганным животным, положил по очереди им руки на головы. Они успокоились, поднялись.
— Теперь ты, мой бедный дух.
— Я не дух, — прошептал одними губами.
А по телу разливалась тихая радость. И тревога утихла.
Я слышал о подобной магии от своего отца. А он — от своего. Магия Светлых сил — так это называется.
Утешение. Исцеление. Умиротворение. Смирение.
Я не выдержал, в приступе благодарности припал к руке Хранителя. Наверное, завтра меня за это сожрет гордость, но сегодня я бесконечно благодарен за великодушие. И пусть благословение, что мне подарили, ничем не отличается от того, которым подняли на ноги лошадей…
— Другое. То, которым я утешил тебя — другое. Я не равняю тебя с животными.
— Я что, произнес это вслух?
— Да. Я, в отличие от некоторых, мысли не читаю.
— Да я тоже не телепат. Просто мой народ способен смотреть на мир чужими глазами. Я могу увидеть, каким вы видите окружающую действительность. Какими вы видите людей. Каким — меня.
— Это из-за этого ты так восторгаешься императором? Что он может увидеть твое к нему отношение?
— Нет. Отношение увидеть невозможно. О нем можно только догадываться. А императора я просто люблю. Мы выросли вместе, вместе учились, вместе кутили. Потом сражались бок о бок.
Дофин вырос на моих руках, именно я обучал его магии.
— Я не знал. Думал, эти разговоры о дружбе — лесть.
— Как иначе, ведь я циничный и хитрый интриган. А еще садист.
— Прости.
— Вы меня простите. Разоткровенничался тут. — Я встал пошел наводить порядок в повозке. — Что вы планируете делать на переправе? Прикажете уничтожить местных или будете лечить?
— Не знаю пока. Ты как посоветуешь?
— Если бы в Нимводе убивали зараженных, я бы прожил на сто семьдесят лет меньше. Хорошо это для окружающих или плохо — судить не возьмусь, но мне жить нравится.
— Разумный ответ. Ладно, попробуем вылечить. Наверняка существуют какие-то хитрости.
— Разумеется. Обычно вокруг зараженной местности ставят магический лабиринт, а потом заключают в него носителей. И, отлавливая по одному, доставляют в госпиталь. Извлекают гуту, а исцеленного связывают и накачивают алкоголем.
— Зачем?
— Чтобы не убился о стену прямо на глазах врачей.
— Ты хочешь сказать, что очнувшись несчастные ПОМНЯТ?
— Поверьте — помнят. Во всех деталях.
— Светлые силы…
— Процентов десять из переживших подселение отваживаются продолжить путь. Остальные не выдерживают.
— И ты все равно считаешь, что нужно лечить?
— Я ценю свободу воли. Не мы давали жизнь, не нам ее отнимать.
— Странные речи для воина.
— Вовсе не странные. Полководец, который не ценит жизнь людей — дурак.
Пусть и десять процентов, но они хотят жить. Кто мы такие, чтобы оспаривать их выбор?
Немигон стоял задумавшись, пожёвывая веточку какого-то растения. А я прикидывал, хватит ли у меня сил поддерживать магический лабиринт достаточно долгое время.
Надо сказать, что и создание такой конструкции дело совсем не простое, а уж своевременно менять пути, чтобы провести носителя к выходу в гордом одиночестве... Кроме того — облава занимает не один день. И выходят на нее даже не десятками, а сотнями. Но есть и другой способ — в стиле генерала Руты: накрыть деревню огненным куполом, разбить его на квадраты периметром два на два метра и последовательно зачищать местность, носителей вырубать и оперировать прямо на месте, а по мере очищения местности сокращать купол.
Мы тронулись в путь. Лошадки мирно цокали по брусчатке Большого тракта. Повозка подпрыгивала, Немигон молчал. Я дремал в обнимку с мешком сена.
Вдруг тревога заставила подскочить. Выше, куда выше, чем подкинул ухаб, на который мы налетели.
— Что с вами, хозяин? — Я схватил Немигона за руку, развернул к себе.
Лицо его было серым, похожим на маску из папье-маше.
— Я голоден…— простонал он. И улыбнулся. Я замер. Не двигаться. Не дышать. — Рута? Это ты? Что со мной? Я только что видел перед собой куриную ножку.
Под кожей рядом с моим сердцем волновалось Это. Резкая боль скрутила внутренности. Похоже, паразит освоил управление эмпатической связью.
От неожиданности я шелохнулся. В тот же миг Немигон бросился в атаку. Он удивительно силен. И ловок. Не заботился о собственной безопасности. Просто пер на меня, пытаясь вонзить зубы мне в шею. И сжимал Сердце. Бил в него магией. С трудом, превозмогая боль, я пытался сдержать его. Боясь использовать огонь, чтобы, повредив хозяину, не навлечь на себя проклятье. Как борец я не очень-то силен. Кроме того, человек на голову выше меня. И раза в полтора тяжелее. Изловчившись, поднырнул Немигону под руку, схватил бугорок под его кожей, рванул на себя.
Гута, как вода, потекла меж пальцев по предплечью к локтевому нерву. Огонь настиг ее. Успел. Рассматривая руку, обезображенную пламенем, я улыбался. Немигон лежал без сознания. Кровотечение — обычное дело после удаления паразита, а рану я нанес огого какую.
Надо шевелиться.
Кое-как остановив кровь и подпитав колдуна магией, я принялся сооружать барьер.
Очевидно, местность была заражена. Еще на одну гуту меня не хватит. Установив защиту, я принялся методично прожаривать каждый квадратный метр площади. Спалил и обоз и одежду. Лошадок отпустил. Хотя воспоминание о куриной ножке, виденной Немигоном, наводило на мысли. Зачистив внутри купола, сел, завернув несчастную мою клешню в предварительно приготовленную и тщательно проверенную тряпицу.
Маг очнулся ближе к вечеру, попросил пить.
— Я уничтожил провиант и заранее предупреждаю — купол покидать не стану. Самое время вернуть Нулиз. И послать куда-нибудь подальше.
Он внял моему совету, призвал девушку, выдал ей ворох ценных указаний, отпустил. На меня даже не взглянул. Ну и к лучшему. Я полулежал, облокотившись на обуглившийся остов дерева. Чтобы не стонать, тянул какую-то руладу, раскачиваясь в такт самопальной мелодии.
Нулиз вернулась быстро, принесла воды, напоила Немигона, перевязала ему рану. Потом снова исчезла.
И такие потери всего из-за одного паразита. Как мы собираемся теперь другим помогать?
Но хранитель, похоже, не сомневался, медленно встал, надел принесенный костюм и прикрепил к поясу меч. Подошел ко мне, пнул мыском ботинка.
— Поднимайся. Хватит песенки распевать.
— И куда вы собрались?
— Куда шел. На переправу.
— Уже? Нам надо отдохнуть.
— Тебя спросить забыл. Поднимайся, или тебя этим поднять? Он слегка тронул мое сердце магией.
С трудом сдерживаемый мною стон вырвался, наконец, наружу. В глазах потемнело от боли. Опасаясь потерять сознание, я лег на выжженную почву. Поняв мои действия по-своему Немигон усилил воздействие. Тело свело судорогой. Где-то на границе сознания возникло понимание, что это, возможно, агония. Нет, я не буду кричать. Не стану молить о пощаде. Я прожил хорошую жизнь, хоть по меркам моего народа и недолгую. Боль, достигнув своего пика, перестала ощущаться. И я словно воспарил над землей. Увидел Немигона, сосредоточенно сжимавшего Сердце. Он даже не смотрел на мое агонизирующее тело. Интересно, он нашел способ обойти клятву или действительно не понимает, что происходит? А может, это мое малодушное «хочу сдохнуть» сыграло злую шутку? Нет! Это не в моих интересах!
Будто в ответ на отчаянную мысль маг оторвал взгляд от кристалла. Я видел, как расширились глаза, устремленные на мое умирающее тело. Немигон бросился ко мне, положил руки на голову, от его пальцев исходило голубоватое свечение.
— Давай, давай! — кричал он.
Что и кому я должен дать — было не очень понятно, но из моего рта донеслось бульканье, потом я закашлялся — уже я, не только мое тело. Со смешанными чувствами я вновь смотрел своими глазами. Летать было весело.
— Живи давай, негодяй огнезадый! Не смей умирать!
Не умираю. Уже не умираю, нечего орать. Я вновь почувствовал жгучую боль в обожженной руке — сознание вернулось.
— Да живу, живу — прошептал я и, по-моему, даже улыбнулся.
Маг зашипел:
— Какого ляда ты творишь? Напугал до чертиков! — И что ему ответить? Нет, мне не понять человека, а людям, видимо, не понять меня. — На вот, — хранитель положил к моим губам флягу. Немигон помог мне сесть, облокотил о дерево. Я сделал добрых два глотка, снова закашлялся. — Как себя чувствуешь? У тебя что-нибудь болит?
— Только рука. Но это терпимо.
— Что с рукой?
Нет, блин, ты серьезно?!
— Обжегся немного.
— Не знал, что огонь может тебе повредить.
— Зависит от температуры. Гуты весьма тугоплавки.
— Ясно. Но почему ты так среагировал на эмпатическую передачу? Мое воздействие было мягким.
— Зачем вообще было его применять?
— Ты не хотел вставать. Или забыл уже?
— Не хотел. Но я бы встал. Что такое приказ — я прекрасно знаю.
— Непохоже. По мне так ты на редкость своевольный дух.
— Не дух. Но да, своевольный. Пойдемте уже?
Я с трудом поднялся, опираясь на дерево. Пошатываясь, направился по тракту. Купол, который я создавал, пропал в тот момент, когда душа отделилась от тела. И сейчас мы были беззащитны как перед паразитами, так и перед пораженными ими людьми.
Немигон тоже поднялся.
— Обопрись на меня. Рута! Ты слышишь?
— Дойду. Я к ранениям привычный. — Он не послушал, обхватил меня за плечи, помогая идти. — Здесь местность заражена. Без защитного купола опасно. — Я повел здоровой рукой, устанавливая барьер. — Он будет двигаться вместе с нами, пока у меня хватает на него сил.
— Рука сильно поражена?
— До кости.
— Проклятье! Почему не сказал?
— Сказал. Только что.
