- Его нет, его больше здесь нет, - повторяю про себя. Меня бьет озноб. Кожа покрывается испариной.
Спустя минуту отпускает. Но не ненависть к отчиму, матери и сестре. Им было плевать на меня! Так какого хрена я должен заботиться о какой-то там племяннице? Она мне никто! И плевать я хотел, что с ней станет.
Презентация прошла на ура. Клиент доволен. Можно выдохнуть, но ненадолго. Впереди предстоит еще много работы, чтобы завершить проект и сделать его реальностью.
- Ты как всегда оказался прав, сукин сын, - беззлобно произносит Успенский, касаясь краем своего фужера моего. – И мы снова в выигрыше.
Я молча делаю глоток коньяка, не спеша глотать его.
- Как у тебя это получается?
- Что именно? – окидываю зал ленивым взглядом, но подмечая при этом малейшие детали. Юля активно окучивает клиента. Он улыбается. Это хорошо. Это нам в плюс. Антон что-то живо втирает Максу. Тот сосредоточенно кивает, пытается возражать, но не успевает, захлопывая рот.
- Всегда быть уверенным в успехе. Я бы пошел на попятную, умолял бы клиента дать нам отсрочку. А ты…
- Вот поэтому, Боря, ты у нас отвечаешь за финансы, а я за все остальное, – поворачиваюсь к нему.
- Мне иногда кажется, что ты сумасшедший, - Успенский залпом выпивает коньяк.
- А, может, тебе не кажется? – взгляд возвращается к смеющейся Макеевой, цепляясь за ее тонкие щиколотки, запястья и длинные пальцы с ярким маникюром.
Телефон в кармане звонит так настойчиво, что кажется сейчас взорвется. Недовольно смотрю на номер.
- Что-то не так? – спрашивает Боря, наблюдая за мной.
Сбрасываю вызов.
- Все в порядке.
Снова звонит.
- Да что ж ты такая заноза? – спрашиваю в полголоса.
- М? Бывшая? – с интересом смотрит на мой телефон Успенский.
- Если бы.
- Клиент?
- Это было бы еще лучше.
- Тогда кто? Почему не отвечаешь?
- Не вижу смысла, - убираю телефон в карман пиджака и тут же чувствую короткую вибрацию. Опять сообщение. Наверное, стоит ей прямо ответить, что меня не интересует судьба этой девчонки. И пусть делает с ней, что хочет. Но почему-то откладываю это. И не читаю сообщение.
Все уже разошлись. И мне тоже пора домой. Выключаю компьютер, запираю сейф и, прихватив со стола телефон, направляюсь к дверям. Заглядывает Успенский.
- Еще тут?
- Уже ухожу.
- Ты обещал выходной. Ребята спрашивают.
- Я обещал отдых, но не выходной, - закрываю за собой дверь. – Завтра скажу Регине, чтобы нашла хороший клуб или ресторан.
- Вечеринка за счет большого босса? – ухмыляется пьяными глазами Боря.
Не успеваю ответить – снова телефонный звонок.
- Да ответь ты уже. Человек чего-то хочет, - кивает на мой айфон Успенский.
- Впарить мне чужого ребенка, - бормочу я, чтобы он не слышал, но у него превосходный слух.
- Что? У тебя есть ребенок? – ошарашенно смотрит на меня мой компаньон.
- Боже упаси! – поднимаю я руки.
- Тогда откуда ребенок.
- Племянница, - слово дается мне не без труда.
- Племянница??? – все, Успенский окончательно протрезвел. – У тебя есть сестра? Или брат? Ты никогда не говорил.
- Потому что нет, - нажимаю на кнопку лифта.
- Тогда откуда племянница?
- Это долгая и неинтересная история.
- Почему ты не отвечаешь на звонок? Не хочешь с ней разговаривать?
- Именно.
- Почему? – не сдается Боря, заходя за мной в лифт.
- Потому что мне нет никакого дела до этой так называемой племянницы, - начинаю я раздражаться.
- А что с ней?
Еще одной занозы на мою голову не хватало!
- Ее мать умерла и мне пытаются ее впарить.
- А отец?
- Понятия не имею.
- Сколько ей?
- Не знаю, - с трудом сдерживаю раздражение. Отвлекают цифры на мониторе, отсчитывающие этажи.
- Большая? Маленькая?
- Не знаю.
- А зовут как? – двери лифта распахиваются. Я выдыхаю и выхожу.
- Не имею ни малейшего понятия.
- Так, постой, ты, что, единственный родственник? – не отстает Успенский.
- Наверное, - мне все равно. Прощаюсь с охранником и выхожу в вечернюю прохладу. Уже темнеет. На парковке ждет такси.
- И тебе все равно? – шагов за спиной больше не слышно.
- Бинго, Боря! – поднимаю руки, не оглядываясь.
- Она же ребенок, - доносится мне в спину растерянное.
- Мне. Нет. До. Нее. Никакого. Дела, - поворачиваюсь к нему.
- Ты же не можешь быть такой сволочью, Марк.
На его лице растерянность и шок.
- Почему? – искренне не понимаю я.
- Она твоя племянница. Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? Да, Марк? Вот так просто позволишь?
Я молчу, глядя ему в глаза. И не чувствую при этом ни малейших угрызений совести.
- Нет, Климов, я знал, что ты отмороженная сволочь, но не думал, что настолько, - почти шепчет Успенский.
- Ну вот и познакомились, - ухмыляюсь я и снова разворачиваюсь, чтобы уйти. До такси каких-то пять метров. Хочу домой, в душ и спать. К счастью, Успенский больше не пытается читать мне нотации. Через стекло такси я вижу его лицо. Он осуждает меня. Может быть, даже ненавидит. Но мне плевать. Я закрываю глаза, позволяя машине укачать меня.
Пока утром варится кофе, пролистывая телефон, удаляя лишние сообщения и номера. Черт, я же вчера так и не ответил этой подруге.
- Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? – вспоминаю слова Успенского. И тут же – он сам из детского дома. Да, он не понаслышке знает, как там. Да и по херу! Почему я все время об этом думаю. Мне плевать! ПЛЕВАТЬ! Но это продолжает сидеть внутри моей головы и зудеть, жужжать, как бор-машина. Раздражает. Сегодня все раздражает. Слишком яркое солнце. Начинающаяся жара. Пробка. Сигналящие машины. Хочется что-нибудь сломать, попинать, выпустить пар. Не понимаю, что меня так завело. Почему я не спокоен? Что случилось? Мы спасли проект. Мы спасли контракт. Нас ждет миллионная прибыль. Что не так, Климов, твою мать? Что ты бесишься?
Успенский со мной не разговаривает. Точнее я только догадываюсь об этом, потому что он не звонит и не заходит ко мне. Может, просто много работы. Не знаю. Не хочу гадать. Регина нашла ресторан. На следующую пятницу. Отлично. Мне нужно расслабиться. Выпить. Заняться сексом. Сексом, да. Что-то Макеева тоже не жалует меня своим вниманием в последнее время. Ах да, у нас же договор. Без моей инициативы она не лезет. Отличная партнерша. С ней никаких проблем и никакой головной боли. Рука тянется к телефону, отыскиваю ее номер.
- Да? – отвечает почти сразу.
- Зайди.
Минута. Две. Три. Ее нет. Чувствую, как внутри зреет взрыв. Вдох-выдох. Все хорошо. Нет никаких проблем.
- Что случилось?
Ну наконец-то.
- Закрой дверь. На ключ, - приказываю я, скидывая пиджак.
- О, нет, Марк не сегодня, - пятится Юля назад.
- Что? – замираю я. – Почему нет?
- У меня… эти дни.
Все против меня!
- Макеева, ты издеваешься?
- Нет. Марк, я серьезно, - она смотрит виновато. – Хочешь, сделаю минет?
- Хочу, - злюсь я.
- Ты чего такой нервный? – она идет за мной к дивану.
Не отвечаю, расстегивая ширинку. Мне нужна разрядка. Быстрая и без сантиментов. Юля умеет это делать. Отличная любовница. Надо будет ее чем-нибудь вознаградить за это.
Я смотрю сверху вниз, как ходит ходуном затылок Макеевой, и пытаюсь заставить себя расслабиться, отдаться во власть ее податливого рта и умелых пальцев, но ничего не выходит. Закрываю глаза, откидываясь назад. Дышу глубоко. Выбрасываю из головы все мысли. Пальцы запутываются в мягких волосах. Я хочу, чтобы она взяла его всего. Хочу чувствовать ее горло. Оргазм близко. Бедра сводит. Затылок вдавливается в диван. Я не замечаю, как пальцы с силой удерживают ее голову. Где-то на границе сознания слышу возмущенный стон. Отпускаю. Становится легче. Напряжение отступает. Посидеть пару минут и снова за работу.
- Климов, ты сволочь, - Юля недовольно поправляет волосы. На губах капля спермы. Брезгливо отворачиваюсь, застегивая ширинку. – Ты когда-нибудь оставишь меня без волос или задушишь.
- Я контролирую себя. Тебе нечего бояться.
- Ты чего такой напряженный? Все же хорошо. Или я чего-то не знаю? – она салфетками вытирает губы и, комкая их, бросает в мусорное ведро под моим столом. Меня передергивает от этого.
- Нормально все. В следующую пятницу идешь на вечеринку? – сажусь за стол с мыслью, что надо попросить кого-нибудь вынести мусор.
- Конечно, - радостно улыбается Макеева. – Ты же знаешь, я не пропускаю ни одной вечеринки.
- Надеюсь, твои… дни закончатся к этому времени? – вскидываю бровь, глядя на нее.
Она смеется, поправляя блузку.
- Будь уверен.
- Иди работай, - киваю ей на дверь.
- А как же поцелуй? – надувает она губки.
- Макеева, не беси.
- Нет, Климов, ты все-таки сволочь, - идет она к дверям. – Медаль тебе надо большую. С надписью «Сволочь».
- Большими буквами, - киваю я.
- Да, большими буквами.
- Так что ж ты трахаешься со мной, если я сволочь? – ухмыляюсь я.
- Дура потому что, - поворачивает Юля ключ. – И трахаешься ты классно.
Мои губы растягиваются в довольной улыбке. Что есть, то есть.
Не успевает за ней закрыться дверь, как в кабинет заходит Успенский. Мрачный, как небо октября. Молча садится в кресло напротив.
- Натрахался?
Для него наши с Макеевой так называемые отношения давно не секрет. Он никогда не осуждал. Значит, причина его недовольства в другом.
- Ты чего такой? – спрашиваю, вглядываясь в него внимательно. – Какие-то проблемы?
- Слушай, ты же прекрасно знаешь, что я провел в детском доме почти все свое детство.
Черт! Только не это!
- Знаю, - отвечаю ровно.
- Да что ты можешь знать! – взрывается он, вскакивая с кресла и начинает метаться по кабинету, потом резко останавливается. – Что ты можешь знать про детский дом? Скажи, у тебя была семья? Ты же вырос в семье? Отец, мать.
Я молчу, не моргая глядя на него. Не стоит тебе Боря трогать эту тему.
- Что ты молчишь? – снова срывается он. Глаза бешенные. С трудом контролирует себя. – Знаешь, каково там в этом детдоме? Всем на тебя НАСРАТЬ! Сможешь – выживешь, нет – так тебе и надо.
Успенский замолкает, уставившись куда-то в пространство. Наверное, вспоминает, но не долго. Я терпеливо жду, когда он закончит.
- В детском доме ты никто. Каждый день тебя упрекают за сам факт твоего существования. Все, что у тебя есть вкусного, красивого, интересного, отбирают те, кто сильнее. Жаловаться бесполезно – будет хуже.
Я слушаю спокойно. Но это спокойствие только внешнее. Внутри меня все сжимается. Тихий напряженный голос Успенского уносит в детство. Детство, которое я никогда не хотел бы вспоминать.
- Тебе плевать, верно? – горько ухмыляется он, не дождавшись от меня никакой реакции.
Я моргаю, возвращаясь в настоящее.
- Мне жаль, что тебе не повезло, Боря, - говорю ровным голосом, но мне на самом деле не жаль, потому что я знаю, что в семье может быть хуже.
- Да плевать тебе, Климов, - Успенский машет рукой. – И на меня плевать, и на Макееву тебе плевать. И на эту девочку, племянницу твою.
Челюсти сжимаются против воли при одном упоминании этой девчонки.
- Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя. Во мне, в Юле, в других. А в своей племяннице ты не видишь выгоды, поэтому ты позволишь сдать ее в детский дом. Может, оно и к лучшему. Уж лучше расти там, чем… с таким дядей.
Последнее слово он выплевывает из себя, как что-то мерзкое. Я провожаю взглядом его осунувшуюся фигуру. Работать не получается. Успенский своей речью поднял со дна моей души все, что я столько лет тщательно прятал, запирал на сотни замков, топил. Я не хочу вспоминать это. Но он заставил. Чертов, Успенский, на хрена он приперся?!
На часах два ночи. Я не сплю. Опершись рукой о пластиковую раму, смотрю на ночной город. В доме напротив в нескольких квартирах тоже не спят. У них, наверное, дела, но почему я еще не в постели? Не могу. Сегодня не могу заставить себя лечь. Гаденыш Успенский! Форменная тварь! Отталкиваюсь от окна. Пара таблеток успокоительного и все придет в норму, но не пью. Сердце стучит часто. Дыхание сбивается. Плечи сводит от боли, но сегодня никто не бьет меня по ним.
- В детском доме ты никто, - слышу в ушах крик Успенского.
Уверяю тебя, Боренька, не только в детском доме.
- Жаловаться бесполезно – будет хуже.
Мои губы кривит безрадостная улыбка.
Ладони сжимаются в кулаки.
- Да плевать тебе, Климов!
Кулак входит в стену. Больно. Но это хорошо. Боль отрезвляет. Боль делает сильнее. Боль очищает. И я бью снова.
- Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя.
Это правда. Черт возьми, это правда и мне за нее не стыдно. Все мы в этом мире держимся друг за друга, пока нам выгодно. Дружба, любовь, альтруизм? Ах оставьте все это книгам и красивым сказкам. Они не имеют ничего общего с реальной жизнью.
- Уж лучше расти там, чем… с таким дядей.
Кулак ходит в стену. Боль пронзает до самого локтя. Сломал? Нет, целая. Пальцы сжимаются и разжимаются. Придется делать ремонт. В груди болит, выворачивает, закручивает. Успокоиться легко – надо просто ничего не менять. И все снова станет хорошо. Но я беру в руки телефон. Пальцы с трудом попадают по буквам. Меня это бесит, но я продолжаю упорно писать. Как какой-то мазохист. Ответ приходит почти сразу. Адрес. Нижний Новгород. Хочется удариться об стену головой. Это какой-то треш. Ненавижу этот город! Ну почему именно там? Снова хочется послать все к черту, но опять делаю совсем другое. Сообщение уходит. Все, теперь оставьте меня все в покое. Я собираюсь спать!
Успенский сторонится меня и разговаривает, только если это касается работы. Но я вижу, с каким трудом ему это дается. И все из-за этой девчонки. Не хватало еще партнера по бизнесу потерять из-за нее. И чего он так завелся? Не хочет, чтобы она жила в детском доме, так пусть удочеряет. Тем более, что опыт общения с детьми у него есть – своих двое.
- Что у нас с налоговой проверкой? – спрашиваю на совещании, делая пометки в ежедневнике.
- Документы подготовили. Нужна Ваша подпись, - несколько напряженно и торопливо отвечает наш главбух Раиса Владимировна. Она работает у нас уже… года три, но до сих пор трясется при каждом обращении к ней.
- Документы у Регины? – смотрю на нее исподлобья и вижу, как она бледнеет, от чего коричневая помада на губах кажется еще темнее.
- Д-да, передали утром.
Киваю.
- Что с банком? – снова опускаю взгляд в ежедневник.
- Договор у них на подписи. Обещали сегодня подписать и передать нам, - отвечает Успенский. – Как только подпишем, можем начать выбирать кредит.
- Только в крайнем случае, - предупреждаю.
- Я помню.
Чувствую в его голосе плохо скрываемое раздражение.
- Что с серверами? – смотрю на Макса.
- Работают. Вчера поменяли железо. Пока все без происшествий.
Хочется сказать «Сплюнь», но молчу.
- Что по плану продаж?
- Выполняем. У нас два новых клиента. Один запросил демонстрацию. Антон пока не дал ответ.
- Антон? – поворачиваюсь к нему.
- Я в процессе.
- В каком?
- Пытаюсь понять, куда всунуть эту демонстрацию. Пока могу провести только в ночное время. Но вряд ли это устроит клиента.
- Может, тогда Миша?
Антон вздыхает. Да знаю я, что он не большой спец в этом, но давать клиенту возможность найти другого подрядчика тоже нельзя.
- Если в ближайшие два дня не найдешь на них время, передавай их Мише.
- Хорошо, - кивает он недовольно.
Спустя минуту отпускает. Но не ненависть к отчиму, матери и сестре. Им было плевать на меня! Так какого хрена я должен заботиться о какой-то там племяннице? Она мне никто! И плевать я хотел, что с ней станет.
Прода от 27.09.2022, 12:37
Глава 2. Климов, ты сволочь
Презентация прошла на ура. Клиент доволен. Можно выдохнуть, но ненадолго. Впереди предстоит еще много работы, чтобы завершить проект и сделать его реальностью.
- Ты как всегда оказался прав, сукин сын, - беззлобно произносит Успенский, касаясь краем своего фужера моего. – И мы снова в выигрыше.
Я молча делаю глоток коньяка, не спеша глотать его.
- Как у тебя это получается?
- Что именно? – окидываю зал ленивым взглядом, но подмечая при этом малейшие детали. Юля активно окучивает клиента. Он улыбается. Это хорошо. Это нам в плюс. Антон что-то живо втирает Максу. Тот сосредоточенно кивает, пытается возражать, но не успевает, захлопывая рот.
- Всегда быть уверенным в успехе. Я бы пошел на попятную, умолял бы клиента дать нам отсрочку. А ты…
- Вот поэтому, Боря, ты у нас отвечаешь за финансы, а я за все остальное, – поворачиваюсь к нему.
- Мне иногда кажется, что ты сумасшедший, - Успенский залпом выпивает коньяк.
- А, может, тебе не кажется? – взгляд возвращается к смеющейся Макеевой, цепляясь за ее тонкие щиколотки, запястья и длинные пальцы с ярким маникюром.
Телефон в кармане звонит так настойчиво, что кажется сейчас взорвется. Недовольно смотрю на номер.
- Что-то не так? – спрашивает Боря, наблюдая за мной.
Сбрасываю вызов.
- Все в порядке.
Снова звонит.
- Да что ж ты такая заноза? – спрашиваю в полголоса.
- М? Бывшая? – с интересом смотрит на мой телефон Успенский.
- Если бы.
- Клиент?
- Это было бы еще лучше.
- Тогда кто? Почему не отвечаешь?
- Не вижу смысла, - убираю телефон в карман пиджака и тут же чувствую короткую вибрацию. Опять сообщение. Наверное, стоит ей прямо ответить, что меня не интересует судьба этой девчонки. И пусть делает с ней, что хочет. Но почему-то откладываю это. И не читаю сообщение.
Все уже разошлись. И мне тоже пора домой. Выключаю компьютер, запираю сейф и, прихватив со стола телефон, направляюсь к дверям. Заглядывает Успенский.
- Еще тут?
- Уже ухожу.
- Ты обещал выходной. Ребята спрашивают.
- Я обещал отдых, но не выходной, - закрываю за собой дверь. – Завтра скажу Регине, чтобы нашла хороший клуб или ресторан.
- Вечеринка за счет большого босса? – ухмыляется пьяными глазами Боря.
Не успеваю ответить – снова телефонный звонок.
- Да ответь ты уже. Человек чего-то хочет, - кивает на мой айфон Успенский.
- Впарить мне чужого ребенка, - бормочу я, чтобы он не слышал, но у него превосходный слух.
- Что? У тебя есть ребенок? – ошарашенно смотрит на меня мой компаньон.
- Боже упаси! – поднимаю я руки.
- Тогда откуда ребенок.
- Племянница, - слово дается мне не без труда.
- Племянница??? – все, Успенский окончательно протрезвел. – У тебя есть сестра? Или брат? Ты никогда не говорил.
- Потому что нет, - нажимаю на кнопку лифта.
- Тогда откуда племянница?
- Это долгая и неинтересная история.
- Почему ты не отвечаешь на звонок? Не хочешь с ней разговаривать?
- Именно.
- Почему? – не сдается Боря, заходя за мной в лифт.
- Потому что мне нет никакого дела до этой так называемой племянницы, - начинаю я раздражаться.
- А что с ней?
Еще одной занозы на мою голову не хватало!
- Ее мать умерла и мне пытаются ее впарить.
- А отец?
- Понятия не имею.
- Сколько ей?
- Не знаю, - с трудом сдерживаю раздражение. Отвлекают цифры на мониторе, отсчитывающие этажи.
- Большая? Маленькая?
- Не знаю.
- А зовут как? – двери лифта распахиваются. Я выдыхаю и выхожу.
- Не имею ни малейшего понятия.
- Так, постой, ты, что, единственный родственник? – не отстает Успенский.
- Наверное, - мне все равно. Прощаюсь с охранником и выхожу в вечернюю прохладу. Уже темнеет. На парковке ждет такси.
- И тебе все равно? – шагов за спиной больше не слышно.
- Бинго, Боря! – поднимаю руки, не оглядываясь.
- Она же ребенок, - доносится мне в спину растерянное.
- Мне. Нет. До. Нее. Никакого. Дела, - поворачиваюсь к нему.
- Ты же не можешь быть такой сволочью, Марк.
На его лице растерянность и шок.
- Почему? – искренне не понимаю я.
- Она твоя племянница. Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? Да, Марк? Вот так просто позволишь?
Я молчу, глядя ему в глаза. И не чувствую при этом ни малейших угрызений совести.
- Нет, Климов, я знал, что ты отмороженная сволочь, но не думал, что настолько, - почти шепчет Успенский.
- Ну вот и познакомились, - ухмыляюсь я и снова разворачиваюсь, чтобы уйти. До такси каких-то пять метров. Хочу домой, в душ и спать. К счастью, Успенский больше не пытается читать мне нотации. Через стекло такси я вижу его лицо. Он осуждает меня. Может быть, даже ненавидит. Но мне плевать. Я закрываю глаза, позволяя машине укачать меня.
Пока утром варится кофе, пролистывая телефон, удаляя лишние сообщения и номера. Черт, я же вчера так и не ответил этой подруге.
- Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? – вспоминаю слова Успенского. И тут же – он сам из детского дома. Да, он не понаслышке знает, как там. Да и по херу! Почему я все время об этом думаю. Мне плевать! ПЛЕВАТЬ! Но это продолжает сидеть внутри моей головы и зудеть, жужжать, как бор-машина. Раздражает. Сегодня все раздражает. Слишком яркое солнце. Начинающаяся жара. Пробка. Сигналящие машины. Хочется что-нибудь сломать, попинать, выпустить пар. Не понимаю, что меня так завело. Почему я не спокоен? Что случилось? Мы спасли проект. Мы спасли контракт. Нас ждет миллионная прибыль. Что не так, Климов, твою мать? Что ты бесишься?
Успенский со мной не разговаривает. Точнее я только догадываюсь об этом, потому что он не звонит и не заходит ко мне. Может, просто много работы. Не знаю. Не хочу гадать. Регина нашла ресторан. На следующую пятницу. Отлично. Мне нужно расслабиться. Выпить. Заняться сексом. Сексом, да. Что-то Макеева тоже не жалует меня своим вниманием в последнее время. Ах да, у нас же договор. Без моей инициативы она не лезет. Отличная партнерша. С ней никаких проблем и никакой головной боли. Рука тянется к телефону, отыскиваю ее номер.
- Да? – отвечает почти сразу.
- Зайди.
Минута. Две. Три. Ее нет. Чувствую, как внутри зреет взрыв. Вдох-выдох. Все хорошо. Нет никаких проблем.
- Что случилось?
Ну наконец-то.
- Закрой дверь. На ключ, - приказываю я, скидывая пиджак.
- О, нет, Марк не сегодня, - пятится Юля назад.
- Что? – замираю я. – Почему нет?
- У меня… эти дни.
Все против меня!
- Макеева, ты издеваешься?
- Нет. Марк, я серьезно, - она смотрит виновато. – Хочешь, сделаю минет?
- Хочу, - злюсь я.
- Ты чего такой нервный? – она идет за мной к дивану.
Не отвечаю, расстегивая ширинку. Мне нужна разрядка. Быстрая и без сантиментов. Юля умеет это делать. Отличная любовница. Надо будет ее чем-нибудь вознаградить за это.
Я смотрю сверху вниз, как ходит ходуном затылок Макеевой, и пытаюсь заставить себя расслабиться, отдаться во власть ее податливого рта и умелых пальцев, но ничего не выходит. Закрываю глаза, откидываясь назад. Дышу глубоко. Выбрасываю из головы все мысли. Пальцы запутываются в мягких волосах. Я хочу, чтобы она взяла его всего. Хочу чувствовать ее горло. Оргазм близко. Бедра сводит. Затылок вдавливается в диван. Я не замечаю, как пальцы с силой удерживают ее голову. Где-то на границе сознания слышу возмущенный стон. Отпускаю. Становится легче. Напряжение отступает. Посидеть пару минут и снова за работу.
- Климов, ты сволочь, - Юля недовольно поправляет волосы. На губах капля спермы. Брезгливо отворачиваюсь, застегивая ширинку. – Ты когда-нибудь оставишь меня без волос или задушишь.
- Я контролирую себя. Тебе нечего бояться.
- Ты чего такой напряженный? Все же хорошо. Или я чего-то не знаю? – она салфетками вытирает губы и, комкая их, бросает в мусорное ведро под моим столом. Меня передергивает от этого.
- Нормально все. В следующую пятницу идешь на вечеринку? – сажусь за стол с мыслью, что надо попросить кого-нибудь вынести мусор.
- Конечно, - радостно улыбается Макеева. – Ты же знаешь, я не пропускаю ни одной вечеринки.
- Надеюсь, твои… дни закончатся к этому времени? – вскидываю бровь, глядя на нее.
Она смеется, поправляя блузку.
- Будь уверен.
- Иди работай, - киваю ей на дверь.
- А как же поцелуй? – надувает она губки.
- Макеева, не беси.
- Нет, Климов, ты все-таки сволочь, - идет она к дверям. – Медаль тебе надо большую. С надписью «Сволочь».
- Большими буквами, - киваю я.
- Да, большими буквами.
- Так что ж ты трахаешься со мной, если я сволочь? – ухмыляюсь я.
- Дура потому что, - поворачивает Юля ключ. – И трахаешься ты классно.
Мои губы растягиваются в довольной улыбке. Что есть, то есть.
Не успевает за ней закрыться дверь, как в кабинет заходит Успенский. Мрачный, как небо октября. Молча садится в кресло напротив.
- Натрахался?
Для него наши с Макеевой так называемые отношения давно не секрет. Он никогда не осуждал. Значит, причина его недовольства в другом.
- Ты чего такой? – спрашиваю, вглядываясь в него внимательно. – Какие-то проблемы?
- Слушай, ты же прекрасно знаешь, что я провел в детском доме почти все свое детство.
Черт! Только не это!
- Знаю, - отвечаю ровно.
- Да что ты можешь знать! – взрывается он, вскакивая с кресла и начинает метаться по кабинету, потом резко останавливается. – Что ты можешь знать про детский дом? Скажи, у тебя была семья? Ты же вырос в семье? Отец, мать.
Я молчу, не моргая глядя на него. Не стоит тебе Боря трогать эту тему.
- Что ты молчишь? – снова срывается он. Глаза бешенные. С трудом контролирует себя. – Знаешь, каково там в этом детдоме? Всем на тебя НАСРАТЬ! Сможешь – выживешь, нет – так тебе и надо.
Успенский замолкает, уставившись куда-то в пространство. Наверное, вспоминает, но не долго. Я терпеливо жду, когда он закончит.
- В детском доме ты никто. Каждый день тебя упрекают за сам факт твоего существования. Все, что у тебя есть вкусного, красивого, интересного, отбирают те, кто сильнее. Жаловаться бесполезно – будет хуже.
Я слушаю спокойно. Но это спокойствие только внешнее. Внутри меня все сжимается. Тихий напряженный голос Успенского уносит в детство. Детство, которое я никогда не хотел бы вспоминать.
- Тебе плевать, верно? – горько ухмыляется он, не дождавшись от меня никакой реакции.
Я моргаю, возвращаясь в настоящее.
- Мне жаль, что тебе не повезло, Боря, - говорю ровным голосом, но мне на самом деле не жаль, потому что я знаю, что в семье может быть хуже.
- Да плевать тебе, Климов, - Успенский машет рукой. – И на меня плевать, и на Макееву тебе плевать. И на эту девочку, племянницу твою.
Челюсти сжимаются против воли при одном упоминании этой девчонки.
- Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя. Во мне, в Юле, в других. А в своей племяннице ты не видишь выгоды, поэтому ты позволишь сдать ее в детский дом. Может, оно и к лучшему. Уж лучше расти там, чем… с таким дядей.
Последнее слово он выплевывает из себя, как что-то мерзкое. Я провожаю взглядом его осунувшуюся фигуру. Работать не получается. Успенский своей речью поднял со дна моей души все, что я столько лет тщательно прятал, запирал на сотни замков, топил. Я не хочу вспоминать это. Но он заставил. Чертов, Успенский, на хрена он приперся?!
На часах два ночи. Я не сплю. Опершись рукой о пластиковую раму, смотрю на ночной город. В доме напротив в нескольких квартирах тоже не спят. У них, наверное, дела, но почему я еще не в постели? Не могу. Сегодня не могу заставить себя лечь. Гаденыш Успенский! Форменная тварь! Отталкиваюсь от окна. Пара таблеток успокоительного и все придет в норму, но не пью. Сердце стучит часто. Дыхание сбивается. Плечи сводит от боли, но сегодня никто не бьет меня по ним.
- В детском доме ты никто, - слышу в ушах крик Успенского.
Уверяю тебя, Боренька, не только в детском доме.
- Жаловаться бесполезно – будет хуже.
Мои губы кривит безрадостная улыбка.
Ладони сжимаются в кулаки.
- Да плевать тебе, Климов!
Кулак входит в стену. Больно. Но это хорошо. Боль отрезвляет. Боль делает сильнее. Боль очищает. И я бью снова.
- Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя.
Это правда. Черт возьми, это правда и мне за нее не стыдно. Все мы в этом мире держимся друг за друга, пока нам выгодно. Дружба, любовь, альтруизм? Ах оставьте все это книгам и красивым сказкам. Они не имеют ничего общего с реальной жизнью.
- Уж лучше расти там, чем… с таким дядей.
Кулак ходит в стену. Боль пронзает до самого локтя. Сломал? Нет, целая. Пальцы сжимаются и разжимаются. Придется делать ремонт. В груди болит, выворачивает, закручивает. Успокоиться легко – надо просто ничего не менять. И все снова станет хорошо. Но я беру в руки телефон. Пальцы с трудом попадают по буквам. Меня это бесит, но я продолжаю упорно писать. Как какой-то мазохист. Ответ приходит почти сразу. Адрес. Нижний Новгород. Хочется удариться об стену головой. Это какой-то треш. Ненавижу этот город! Ну почему именно там? Снова хочется послать все к черту, но опять делаю совсем другое. Сообщение уходит. Все, теперь оставьте меня все в покое. Я собираюсь спать!
Прода от 28.09.2022, 17:39
Глава 3. Племянница
Успенский сторонится меня и разговаривает, только если это касается работы. Но я вижу, с каким трудом ему это дается. И все из-за этой девчонки. Не хватало еще партнера по бизнесу потерять из-за нее. И чего он так завелся? Не хочет, чтобы она жила в детском доме, так пусть удочеряет. Тем более, что опыт общения с детьми у него есть – своих двое.
- Что у нас с налоговой проверкой? – спрашиваю на совещании, делая пометки в ежедневнике.
- Документы подготовили. Нужна Ваша подпись, - несколько напряженно и торопливо отвечает наш главбух Раиса Владимировна. Она работает у нас уже… года три, но до сих пор трясется при каждом обращении к ней.
- Документы у Регины? – смотрю на нее исподлобья и вижу, как она бледнеет, от чего коричневая помада на губах кажется еще темнее.
- Д-да, передали утром.
Киваю.
- Что с банком? – снова опускаю взгляд в ежедневник.
- Договор у них на подписи. Обещали сегодня подписать и передать нам, - отвечает Успенский. – Как только подпишем, можем начать выбирать кредит.
- Только в крайнем случае, - предупреждаю.
- Я помню.
Чувствую в его голосе плохо скрываемое раздражение.
- Что с серверами? – смотрю на Макса.
- Работают. Вчера поменяли железо. Пока все без происшествий.
Хочется сказать «Сплюнь», но молчу.
- Что по плану продаж?
- Выполняем. У нас два новых клиента. Один запросил демонстрацию. Антон пока не дал ответ.
- Антон? – поворачиваюсь к нему.
- Я в процессе.
- В каком?
- Пытаюсь понять, куда всунуть эту демонстрацию. Пока могу провести только в ночное время. Но вряд ли это устроит клиента.
- Может, тогда Миша?
Антон вздыхает. Да знаю я, что он не большой спец в этом, но давать клиенту возможность найти другого подрядчика тоже нельзя.
- Если в ближайшие два дня не найдешь на них время, передавай их Мише.
- Хорошо, - кивает он недовольно.
