Оделась впопыхах, чтобы бежать за помощью, поэтому и не по погоде. Правда, женщина совсем не бежала. И тут меня осенило, что с ней было не так. Она шла строго по прямой. Не оступалась, не обходила ямы и кочки – она их просто не замечала, глядя только прямо перед собой, и на мой крик даже головы не повернула. – Эй, у вас все в порядке?
Незнакомка проплыла мимо, продолжая стойко меня игнорировать. Я проводила ее внимательным взглядом, потом оглядела пустынную улицу и в очередной раз подумала:
- Нет, надо отсюда валить. Любыми путями и способами.
После чего рванула в дом, закрыла дверь на засов и на всякий случай проверила – точно заперто.
- Ну что? Где кошка? – спросил Дементий, сидя на том же месте.
Я сняла пуховик, прошла к столу, села и пододвинула к себе остывающий чай. Головы не поднимала.
- Кошка, говорю, где, ненормальная?
- Можно подумать, вы тут все нормальные, - буркнула обиженно.
- Ты это кого имеешь в виду? – взвился домовой.
- Да вас всех в этой деревне. Заколдовано у вас тут, что ли? Уехать невозможно, по ночам черти что творится, жители как привидения бродят по улице, - не выдержала я.
- Какие жители? – нахмурился мужичок.
- Да откуда я знаю? – раздражение, замешанное на усталости и страхе, росло. – Идет вон, под ноги не смотрит, на голос не реагирует, прет напролом.
- Охо-хо! – вздохнул он. – Дела! Права была, Зинаида, дела здесь не добрые творятся.
- Это я и без тебя поняла, умник, - бросила в сердцах.
- А можно без оскорблений? – обиделся домовой.
- Значит, тебе называть меня «дурой» и «ненормальной» можно, а мне тебя оскорблять нельзя? – возмутилась я.
Он глянул на меня из-под густых бровей.
- Был не прав. Исправлюсь.
- Завтра же отсюда уеду, - твердо заявила я.
- А может, не надо? – спросил мужичок осторожно.
- Не останусь тут ни за что. Пешком уйду. Не нужен мне ни дом, ни наследство.
- Э, осторожнее, - предостерег меня домовой. – Сила – это не та вещь, от которой можно так легко отказаться.
- Жила я без нее и дальше проживу, - отвернулась к окну.
- Ага, жила она. Мыкалась, скорее.
- И ничего. Потерплю.
- Потерпит она, - проворчал Дементий. – Да пойми ты, дуреха… Ой, девушка милая, не отпустит тебя сила. Дальше только хуже будет. Проблемы станут пострашнее.
- Куда уж еще страшнее? Парень изменил, жить практически негде, работы нет.
- Вот видишь.
- Здесь тоже не жизнь, - доказывала я свое. – По ночам звери воют, уехать невозможно, есть нечего, люди как зомби.
- Ладно, ты не горячись. Ложись спать. Утром оно всегда все по-другому видится, - как-то слишком резко отступил домовой.
- Спать? Да как тут можно спать? Того и гляди прирежут или загипнотизируют.
- Ой. Придумала тоже. В дом Зинаиды так просто не войдешь. Защита на нем. И пока работает. Так что, иди, девонька, спи. А я посторожу.
- Сомнительная перспектива, - съязвила я.
- Иди, говорю, - рявкнул он. – С ног вон валишься. Тощая как… селедка. Круги черные под глазами. Ты себя в зеркало видела?
Да я в зеркало в последний раз дома смотрелась, когда в эту дыру проклятую уезжала. Да и не было мне сейчас никакого дела до внешности. Выбраться бы живой и невредимой. В одном домовой был прав – спать я хотела немилосердно. Глаза с трудом открывала, чувствуя, как с каждой минутой веки наливаются свинцом.
- Иди, иди. Отдохни, - напутствовал меня Дементий. Сил сопротивляться больше не было и я покорно поплелась в спальню. Как ложилась, не запомнила. Сон сморил меня сразу.
Проснулась, потому что выспалась. Сладко потянулась, не открывая глаз, и улыбнулась. Хорошо-то как! Но хорошо было ровно пару секунд, пока я не вспомнила, где нахожусь, и пока не поняла, что уже светло. Я подскочила на кровати, как ошпаренная, и бросилась к окну. Во всю светило солнце, отражаясь от снега и ослепляя.
- Да е-мое! – взревела я расстроенно. – Опять проспала!
И бросилась на кухню, где чуть не налетела на домового. Значит, за ночь не полегчало и меня продолжали мучить галлюцинации.
- Ты чего орешь, как заполошная? – недовольно спросил он, отскакивая с моего пути.
- Почему ты меня не разбудил? – набросилась я на мужичка, безуспешно пытаясь натянуть угги, но почему-то все время промахивалась.
- Во-первых, - спокойно начал он, - ты не просила. Во-вторых, я тебе, что, будильник?
- Черт! – сунула я наконец ногу в сапог, затем - вторую.
- И не надо тут выражаться. Куда понеслась-то опять?
- На автобус. Вдруг не ушел.
Я схватила пуховик и бросилась на улицу, надевая его уже по дороге. Выбежала за калитку, добежала до поворота и резко остановилась. Никакого автобуса и в помине не было. Да и время то, судя по солнцу, близилось к обеду.
- Черт! Черт! Черт! – топала я от злости ногой.
- Ой, случилось чего? – раздался за спиной женский голос. Я резко повернулась. Передо мной стояла женщина преклонных лет, но далеко не немощная. Пальто на ней было хорошее, голова платком пуховым покрыта. И смотрит так обеспокоенно.
- Автобус. Ушел опять автобус, а я опоздала на него, - выпалила, запинаясь.
- Да не опоздала ты, - махнула рукой женщина и рассмеялась. – Не было его. И вечером не было.
- Как это? – растерялась.
- Ну ты видела, какой вчера снег был? Дорогу-то не почистили. Федор-то запил опять. Теперь это на неделю, если не больше. А почистить больше некому. Трактор только у него.
- Так он разобранный, - вспомнила я останки техники под снегом.
- Не, то старый. У него другой есть, - пояснила женщина. – А ты внучка Зинаиды?
Она весело сощурила глаза.
- Правнучка, - поправила я ее.
- А меня Мария Никитична зовут. Знала я твою прабабку хорошо. Дружили мы с ей.
Я с подозрением присмотрелась к женщине. В этой деревне ухо надо держать востро. Кто его знает, кто тут друг, а кто враг?
- А тебя как звать?
- Алена.
- Аленушка, стало быть, - по-доброму улыбнулась Мария Никитична. – А я ж к тебе шла. Тут о тебе вся деревня говорит.
- Чего говорит? – напряглась я.
- Ну что приехала ты. Что дом продать хочешь. Давно тебя Зинаида искала.
- Она меня искала? – удивилась, тут же забыв про автобус и свои печали.
- Искала. Несколько лет назад нашла она сына своего. Стало быть, твоего деда. Но не стал он с ней разговаривать. Не знаю, чего уж там его отец ему наплел, но не принял он Зинаиду, - женщина печально вздохнула. А я даже не знала, что к деду приезжала мать. – А потом сон ей приснился, про тебя. И она покой потеряла, разыскивая тебя. Нашла. Незадолго до смерти. И где живешь, и как живешь. Сокрушалась, что пропадешь ты, если не одумаешься.
- В каком смысле? – не поняла я.
- Вот не знаю, не поясняла она. Но сказала, что все тебе завещает. Больше некому.
- Почему она ни разу не встретилась со мной?
- Боялась, что не захочешь ее видеть, прогонишь, как сын.
Ну да, если учесть, что я никогда не знала о ее существовании, то вполне могла и не поверить прабабке.
- А ты в доме живешь? – кивнула Мария Никитична мне за спину.
- В доме, - тоже бросила я взгляд через плечо и остолбенела. За ночь он так преобразился, что как будто и не мой вовсе был. Конечно, выглядел дом не как новый, но и был далек от той развалины, которую я увидела по приезду: аккуратные ставенки, выкрашенные в бело-голубой цвет в тон самого дома, крыша, покрытая целым шифером, основательный фундамент, выглядывающий из-под снега, крепкие стены.
- Что за чертовщина? – пробормотала я растерянно и даже сделала несколько шагов к дому.
- Чего? – не расслышала женщина.
Я бросила на нее короткий взгляд и снова повернулась к дому. Как он мог за ночь так измениться? И даже как будто больше стал.
- Ты чего так на него смотришь? Первый раз увидела, что ли? – рассмеялась Мария Никитична.
Я только кивнула и, тут же спохватившись как бы не приняли за сумасшедшую, поспешно ответила:
- Да нет, смотрю, не нужен ли ремонт.
- А. Да дом-то хороший. Старый, правда, но Зинаида за ним следила, ремонт делала, когда сама, когда нанимала кого. Продавать будешь?
- Не знаю, - я все еще никак не могла прийти в себя.
- Слушай, у Зинаиды же, наверное, и есть-то нечего. Овощи она убрать не успела – умерла раньше. Я чего шла-то. Пойдем ко мне. Накормлю тебя. А-то вон кожа да кости одни.
Я с сомнением посмотрела на женщину. Впечатление она производила приятное, доброе. Вспомнились слова прабабки из сна: «Слушай себя, Аленушка».
- Мне как-то неудобно, - замялась.
- Да чего неудобного-то. Идем. Я блинов с утра напекла. Да сметанка с вареньем домашние. Идем-идем.
И она потянула меня за руку, а я и не стала сопротивляться. Жила Мария Никитична неподалеку – всего через несколько домов. Когда мы уже подошли к темно-зеленой калитке, сзади раздался громкий и веселый голос:
- Привет, Никитична!
Мы как по команде обернулись. И пока женщины здоровались и обменивались последними новостями, я стояла, открыв рот, и внимательно разглядывала незнакомку. Теперь при ярком свете дня было видно, что лет ей около сорока. Красотой она не блистала, но и неприятной ее наружность назвать было нельзя. Иными словами, ничего выдающегося. Бледная только немного, хотя улыбается. В отличие от ночи, сейчас женщина была одета тепло – пуховик застегнут, шапка меховая из чернобурки, болоньевые толстые штаны и валенки. В руках у нее была пустая авоська. Видать, в магазин пошла. Я внимательно пригляделась к женщине. Ничто в ее облике на напоминало внешность зомби. Вполне себе живой человек, разговаривает, смеется, активно жестикулирует. Ошибки быть не могло. Хоть и была темная ночь, но видела я именно эту женщину.
- Ну, пойдем, чего замерла? – окликнула меня Мария Никитична.
- А кто это? – спросила я, проходя в калитку первой.
- Это Ольга. Кстати, жена Федора. Говорит, пьет по-черному. Это надолго.
Женщина заперла ворота и пошла к крыльцу.
- А она не больна? – поинтересовалась я осторожно, поднимаясь по ступеням.
- Да с чего бы? – удивилась Мария Никитична, открывая замок.
- Ну не знаю, бледная она какая-то, - выкрутилась я.
- Ну так поживи с пьяницей. Он же все соки выпьет. Проходи.
В доме было жарко натоплено, пахло блинами и борщом. На стуле под столом, свернувшись в тугой комок, спал огромный рыжий кот. При нашем появлении он поднял голову, приоткрыв один глаз, внимательно рассмотрел меня, после чего спрыгнул и лениво подошел.
- Ну, тебе до всего дело есть, - проворчала на него хозяйка. А кот тем временем обошел меня по кругу, обнюхал, потерся округлыми боками о мои ноги и сел, разглядывая.
- Как тебя зовут? – улыбнулась я, снимая пуховик.
- Васька он, - ответила Мария Никитична, которая уже во всю хлопотала, накрывая на стол.
Я присела на корточки и погладила кота. Он довольно прогнул спину и замурлыкал.
- Красавец, - похвалила его и тут же вспомнила про Тишку и Кешу. Настроение упало ниже плинтуса. Как они там? И почему родители до сих пор не приехали? Я же оставляла им адрес, куда еду. От меня уже два дня ни слуху ни духу, а они молчат. Не случилось ли чего?
- Ну ты чего там застряла-то у порога? Проходи, мой руки и садись за стол.
- А… Можно умыться? – замялась я. – Просто у бабушки воды нет.
- Конечно, можно, - кивнула женщина, ставя на стол тарелку с высокой стопкой румяных блинов. У меня аж с подбородка слюна закапала. – А у Зинаиды есть вода. Колонка возле бани. Наверное, снегом засыпало, вот ты и не увидела.
Я умылась, тщательно вымыла с мылом руки, а после села за стол.
- Давай, ешь, голодная, небось.
Голодная – это слабо сказано. Я бы сейчас одна всю эту гору блинов проглотила и не заметила, но приходилось соблюдать приличия – есть не спеша и не много. Пока стопка блинов уменьшалась, Мария Никитична рассказывала мне про бабушку: какая она была добрая, светлая, никому не отказывала в помощи. Да и нельзя было ей отказывать – силы бы тогда лишилась. Вся деревня лечилась у нее от мала до велика.
- Сильная была Зинаида ведунья, - закончила женщина свой рассказ. – И смерть ее стала неожиданностью для всех.
- Почему? – удивилась я. – Ей лет-то было уже много.
- Да что там лет! – махнула рукой Мария Никитична. – Крепкая она была. Лет десять точно бы еще прожила. Да и на здоровье никогда не жаловалась. А тут раз - не стало ее.
- А она… точно сама? – спросила я осторожно.
- Да а как же еще? – удивилась бабушкина подруга. – Нет, Зинаиду бы тут никто не тронул. Да и сказали, что не было на ней следов этой, как ее, смерти-то.
- Насильственной, - помогла я Марии Никитичне.
- Да, именно.
Мы помолчали. Мне хотелось съесть еще блинчик, но я постеснялась.
- Хорошо у вас тут, наверное, летом, - улыбнулась я, решив сменить тему. – Лес, речка, наверное, есть. Купаться можно, ягоды, грибы собирать.
- О, так было раньше. Речка-то есть, да грязная она. Есть даже озеро в лесу, но в последние годы затянуло его тиной, в болото стало превращаться. А грибов все меньше и меньше. Да и ягод почти не осталось.
- Почему?
- Да кто его знает? Может, туристы вырывают с корнем. Только почти не осталось ничего в лесу. Даже зверье все разбежалось. Зайцы водились, лисы, даже медведи. А потом ушли все. Даже птиц не слыхать.
Меня охватило недоброе предчувствие. Зверей, птиц нет. С чего бы? Ладно бы стройка рядом большая была, город бы строили, или завод какой открыли – тогда понятно, но деревня находилась далеко от всего этого. Казалось бы, такое раздолье для животных!
- Да и вообще в лес стало небезопасно ходить, - продолжила Мария Никитична хмуро.
- Почему? – насторожилась я.
- Люди пропадают. Нечасто, но случается. А в прошлом году турист один пропал. Несколько дней искали. Потом нашли. Сидел сам не свой, седой весь, а парню было около тридцати.
- Ничего себе. Что же с ним произошло? – я отодвинула от себя пустой бокал и приготовилась услышать захватывающую историю.
- А никто не знает. И он ничего не рассказывал. Бормотал что-то себе под нос, руками махал, про тварь какую-то вещал. Все кричал: «Уйди, тварь, уйди». В общем, увезли парня в психушку. С тех пор наши в лес не ходят. Если только с краю.
Я задумалась. Не ту ли тварь этот несчастный имел в виду, которая в первую мою ночь в деревне бесновалась в лесу и выла?
- А вы сами ничего странного не замечали в деревне или в лесу? – спросила осторожно.
Мария Никитична посмотрела на меня внимательно.
- Да все тут странно, Аленушка. Зинаида давно это заприметила. Да никак не могла понять, что происходит.
- А она ничего вам не рассказывала?
- Да так, не особо. Только говорила, что не спроста звери ушли, да ягоды с грибами пропали. Деревья стали изгибаться. Как-то она вскользь сказала, что темное что-то чует, а что, не сказала.
Мне стало не по себе. Желание уехать из деревни не пропало, но приглушилось любопытством, смешанным со страхом, когда и хочется и колется.
- А жену этого Федора вы хорошо знаете, Мария Никитична?
- Ольгу-то? Да с рождения. А что?
- Да нет, ничего. Просто я тут человек новый, вот знакомлюсь, - улыбнулась я.
- Молодежи-то тут почти не осталось. У кого была возможность, уехали. Почитай, за прошедший год четыре семьи уехали. Дома побросали и уехали.
- Ничего себе.
- Вот так. Хотела Зинаида разобраться, да не успела, - вздохнула женщина. – Да ты ешь, ешь.
- Спасибо, я уже наелась, - засмущалась я. – Все было очень вкусно. Но мне пора. Печку надо топить, да колонку от снега откопать.
Незнакомка проплыла мимо, продолжая стойко меня игнорировать. Я проводила ее внимательным взглядом, потом оглядела пустынную улицу и в очередной раз подумала:
- Нет, надо отсюда валить. Любыми путями и способами.
После чего рванула в дом, закрыла дверь на засов и на всякий случай проверила – точно заперто.
- Ну что? Где кошка? – спросил Дементий, сидя на том же месте.
Я сняла пуховик, прошла к столу, села и пододвинула к себе остывающий чай. Головы не поднимала.
- Кошка, говорю, где, ненормальная?
- Можно подумать, вы тут все нормальные, - буркнула обиженно.
- Ты это кого имеешь в виду? – взвился домовой.
- Да вас всех в этой деревне. Заколдовано у вас тут, что ли? Уехать невозможно, по ночам черти что творится, жители как привидения бродят по улице, - не выдержала я.
- Какие жители? – нахмурился мужичок.
- Да откуда я знаю? – раздражение, замешанное на усталости и страхе, росло. – Идет вон, под ноги не смотрит, на голос не реагирует, прет напролом.
- Охо-хо! – вздохнул он. – Дела! Права была, Зинаида, дела здесь не добрые творятся.
- Это я и без тебя поняла, умник, - бросила в сердцах.
- А можно без оскорблений? – обиделся домовой.
- Значит, тебе называть меня «дурой» и «ненормальной» можно, а мне тебя оскорблять нельзя? – возмутилась я.
Он глянул на меня из-под густых бровей.
- Был не прав. Исправлюсь.
- Завтра же отсюда уеду, - твердо заявила я.
- А может, не надо? – спросил мужичок осторожно.
- Не останусь тут ни за что. Пешком уйду. Не нужен мне ни дом, ни наследство.
- Э, осторожнее, - предостерег меня домовой. – Сила – это не та вещь, от которой можно так легко отказаться.
- Жила я без нее и дальше проживу, - отвернулась к окну.
- Ага, жила она. Мыкалась, скорее.
- И ничего. Потерплю.
- Потерпит она, - проворчал Дементий. – Да пойми ты, дуреха… Ой, девушка милая, не отпустит тебя сила. Дальше только хуже будет. Проблемы станут пострашнее.
- Куда уж еще страшнее? Парень изменил, жить практически негде, работы нет.
- Вот видишь.
- Здесь тоже не жизнь, - доказывала я свое. – По ночам звери воют, уехать невозможно, есть нечего, люди как зомби.
- Ладно, ты не горячись. Ложись спать. Утром оно всегда все по-другому видится, - как-то слишком резко отступил домовой.
- Спать? Да как тут можно спать? Того и гляди прирежут или загипнотизируют.
- Ой. Придумала тоже. В дом Зинаиды так просто не войдешь. Защита на нем. И пока работает. Так что, иди, девонька, спи. А я посторожу.
- Сомнительная перспектива, - съязвила я.
- Иди, говорю, - рявкнул он. – С ног вон валишься. Тощая как… селедка. Круги черные под глазами. Ты себя в зеркало видела?
Да я в зеркало в последний раз дома смотрелась, когда в эту дыру проклятую уезжала. Да и не было мне сейчас никакого дела до внешности. Выбраться бы живой и невредимой. В одном домовой был прав – спать я хотела немилосердно. Глаза с трудом открывала, чувствуя, как с каждой минутой веки наливаются свинцом.
- Иди, иди. Отдохни, - напутствовал меня Дементий. Сил сопротивляться больше не было и я покорно поплелась в спальню. Как ложилась, не запомнила. Сон сморил меня сразу.
Проснулась, потому что выспалась. Сладко потянулась, не открывая глаз, и улыбнулась. Хорошо-то как! Но хорошо было ровно пару секунд, пока я не вспомнила, где нахожусь, и пока не поняла, что уже светло. Я подскочила на кровати, как ошпаренная, и бросилась к окну. Во всю светило солнце, отражаясь от снега и ослепляя.
- Да е-мое! – взревела я расстроенно. – Опять проспала!
И бросилась на кухню, где чуть не налетела на домового. Значит, за ночь не полегчало и меня продолжали мучить галлюцинации.
- Ты чего орешь, как заполошная? – недовольно спросил он, отскакивая с моего пути.
- Почему ты меня не разбудил? – набросилась я на мужичка, безуспешно пытаясь натянуть угги, но почему-то все время промахивалась.
- Во-первых, - спокойно начал он, - ты не просила. Во-вторых, я тебе, что, будильник?
- Черт! – сунула я наконец ногу в сапог, затем - вторую.
- И не надо тут выражаться. Куда понеслась-то опять?
- На автобус. Вдруг не ушел.
Я схватила пуховик и бросилась на улицу, надевая его уже по дороге. Выбежала за калитку, добежала до поворота и резко остановилась. Никакого автобуса и в помине не было. Да и время то, судя по солнцу, близилось к обеду.
- Черт! Черт! Черт! – топала я от злости ногой.
- Ой, случилось чего? – раздался за спиной женский голос. Я резко повернулась. Передо мной стояла женщина преклонных лет, но далеко не немощная. Пальто на ней было хорошее, голова платком пуховым покрыта. И смотрит так обеспокоенно.
- Автобус. Ушел опять автобус, а я опоздала на него, - выпалила, запинаясь.
- Да не опоздала ты, - махнула рукой женщина и рассмеялась. – Не было его. И вечером не было.
- Как это? – растерялась.
- Ну ты видела, какой вчера снег был? Дорогу-то не почистили. Федор-то запил опять. Теперь это на неделю, если не больше. А почистить больше некому. Трактор только у него.
- Так он разобранный, - вспомнила я останки техники под снегом.
- Не, то старый. У него другой есть, - пояснила женщина. – А ты внучка Зинаиды?
Она весело сощурила глаза.
- Правнучка, - поправила я ее.
- А меня Мария Никитична зовут. Знала я твою прабабку хорошо. Дружили мы с ей.
Я с подозрением присмотрелась к женщине. В этой деревне ухо надо держать востро. Кто его знает, кто тут друг, а кто враг?
- А тебя как звать?
- Алена.
- Аленушка, стало быть, - по-доброму улыбнулась Мария Никитична. – А я ж к тебе шла. Тут о тебе вся деревня говорит.
- Чего говорит? – напряглась я.
- Ну что приехала ты. Что дом продать хочешь. Давно тебя Зинаида искала.
- Она меня искала? – удивилась, тут же забыв про автобус и свои печали.
- Искала. Несколько лет назад нашла она сына своего. Стало быть, твоего деда. Но не стал он с ней разговаривать. Не знаю, чего уж там его отец ему наплел, но не принял он Зинаиду, - женщина печально вздохнула. А я даже не знала, что к деду приезжала мать. – А потом сон ей приснился, про тебя. И она покой потеряла, разыскивая тебя. Нашла. Незадолго до смерти. И где живешь, и как живешь. Сокрушалась, что пропадешь ты, если не одумаешься.
- В каком смысле? – не поняла я.
- Вот не знаю, не поясняла она. Но сказала, что все тебе завещает. Больше некому.
- Почему она ни разу не встретилась со мной?
- Боялась, что не захочешь ее видеть, прогонишь, как сын.
Ну да, если учесть, что я никогда не знала о ее существовании, то вполне могла и не поверить прабабке.
- А ты в доме живешь? – кивнула Мария Никитична мне за спину.
- В доме, - тоже бросила я взгляд через плечо и остолбенела. За ночь он так преобразился, что как будто и не мой вовсе был. Конечно, выглядел дом не как новый, но и был далек от той развалины, которую я увидела по приезду: аккуратные ставенки, выкрашенные в бело-голубой цвет в тон самого дома, крыша, покрытая целым шифером, основательный фундамент, выглядывающий из-под снега, крепкие стены.
- Что за чертовщина? – пробормотала я растерянно и даже сделала несколько шагов к дому.
- Чего? – не расслышала женщина.
Я бросила на нее короткий взгляд и снова повернулась к дому. Как он мог за ночь так измениться? И даже как будто больше стал.
- Ты чего так на него смотришь? Первый раз увидела, что ли? – рассмеялась Мария Никитична.
Я только кивнула и, тут же спохватившись как бы не приняли за сумасшедшую, поспешно ответила:
- Да нет, смотрю, не нужен ли ремонт.
- А. Да дом-то хороший. Старый, правда, но Зинаида за ним следила, ремонт делала, когда сама, когда нанимала кого. Продавать будешь?
- Не знаю, - я все еще никак не могла прийти в себя.
- Слушай, у Зинаиды же, наверное, и есть-то нечего. Овощи она убрать не успела – умерла раньше. Я чего шла-то. Пойдем ко мне. Накормлю тебя. А-то вон кожа да кости одни.
Я с сомнением посмотрела на женщину. Впечатление она производила приятное, доброе. Вспомнились слова прабабки из сна: «Слушай себя, Аленушка».
- Мне как-то неудобно, - замялась.
- Да чего неудобного-то. Идем. Я блинов с утра напекла. Да сметанка с вареньем домашние. Идем-идем.
И она потянула меня за руку, а я и не стала сопротивляться. Жила Мария Никитична неподалеку – всего через несколько домов. Когда мы уже подошли к темно-зеленой калитке, сзади раздался громкий и веселый голос:
- Привет, Никитична!
Мы как по команде обернулись. И пока женщины здоровались и обменивались последними новостями, я стояла, открыв рот, и внимательно разглядывала незнакомку. Теперь при ярком свете дня было видно, что лет ей около сорока. Красотой она не блистала, но и неприятной ее наружность назвать было нельзя. Иными словами, ничего выдающегося. Бледная только немного, хотя улыбается. В отличие от ночи, сейчас женщина была одета тепло – пуховик застегнут, шапка меховая из чернобурки, болоньевые толстые штаны и валенки. В руках у нее была пустая авоська. Видать, в магазин пошла. Я внимательно пригляделась к женщине. Ничто в ее облике на напоминало внешность зомби. Вполне себе живой человек, разговаривает, смеется, активно жестикулирует. Ошибки быть не могло. Хоть и была темная ночь, но видела я именно эту женщину.
- Ну, пойдем, чего замерла? – окликнула меня Мария Никитична.
- А кто это? – спросила я, проходя в калитку первой.
- Это Ольга. Кстати, жена Федора. Говорит, пьет по-черному. Это надолго.
Женщина заперла ворота и пошла к крыльцу.
- А она не больна? – поинтересовалась я осторожно, поднимаясь по ступеням.
- Да с чего бы? – удивилась Мария Никитична, открывая замок.
- Ну не знаю, бледная она какая-то, - выкрутилась я.
- Ну так поживи с пьяницей. Он же все соки выпьет. Проходи.
В доме было жарко натоплено, пахло блинами и борщом. На стуле под столом, свернувшись в тугой комок, спал огромный рыжий кот. При нашем появлении он поднял голову, приоткрыв один глаз, внимательно рассмотрел меня, после чего спрыгнул и лениво подошел.
- Ну, тебе до всего дело есть, - проворчала на него хозяйка. А кот тем временем обошел меня по кругу, обнюхал, потерся округлыми боками о мои ноги и сел, разглядывая.
- Как тебя зовут? – улыбнулась я, снимая пуховик.
- Васька он, - ответила Мария Никитична, которая уже во всю хлопотала, накрывая на стол.
Я присела на корточки и погладила кота. Он довольно прогнул спину и замурлыкал.
- Красавец, - похвалила его и тут же вспомнила про Тишку и Кешу. Настроение упало ниже плинтуса. Как они там? И почему родители до сих пор не приехали? Я же оставляла им адрес, куда еду. От меня уже два дня ни слуху ни духу, а они молчат. Не случилось ли чего?
- Ну ты чего там застряла-то у порога? Проходи, мой руки и садись за стол.
- А… Можно умыться? – замялась я. – Просто у бабушки воды нет.
- Конечно, можно, - кивнула женщина, ставя на стол тарелку с высокой стопкой румяных блинов. У меня аж с подбородка слюна закапала. – А у Зинаиды есть вода. Колонка возле бани. Наверное, снегом засыпало, вот ты и не увидела.
Я умылась, тщательно вымыла с мылом руки, а после села за стол.
- Давай, ешь, голодная, небось.
Голодная – это слабо сказано. Я бы сейчас одна всю эту гору блинов проглотила и не заметила, но приходилось соблюдать приличия – есть не спеша и не много. Пока стопка блинов уменьшалась, Мария Никитична рассказывала мне про бабушку: какая она была добрая, светлая, никому не отказывала в помощи. Да и нельзя было ей отказывать – силы бы тогда лишилась. Вся деревня лечилась у нее от мала до велика.
- Сильная была Зинаида ведунья, - закончила женщина свой рассказ. – И смерть ее стала неожиданностью для всех.
- Почему? – удивилась я. – Ей лет-то было уже много.
- Да что там лет! – махнула рукой Мария Никитична. – Крепкая она была. Лет десять точно бы еще прожила. Да и на здоровье никогда не жаловалась. А тут раз - не стало ее.
- А она… точно сама? – спросила я осторожно.
- Да а как же еще? – удивилась бабушкина подруга. – Нет, Зинаиду бы тут никто не тронул. Да и сказали, что не было на ней следов этой, как ее, смерти-то.
- Насильственной, - помогла я Марии Никитичне.
- Да, именно.
Мы помолчали. Мне хотелось съесть еще блинчик, но я постеснялась.
- Хорошо у вас тут, наверное, летом, - улыбнулась я, решив сменить тему. – Лес, речка, наверное, есть. Купаться можно, ягоды, грибы собирать.
- О, так было раньше. Речка-то есть, да грязная она. Есть даже озеро в лесу, но в последние годы затянуло его тиной, в болото стало превращаться. А грибов все меньше и меньше. Да и ягод почти не осталось.
- Почему?
- Да кто его знает? Может, туристы вырывают с корнем. Только почти не осталось ничего в лесу. Даже зверье все разбежалось. Зайцы водились, лисы, даже медведи. А потом ушли все. Даже птиц не слыхать.
Меня охватило недоброе предчувствие. Зверей, птиц нет. С чего бы? Ладно бы стройка рядом большая была, город бы строили, или завод какой открыли – тогда понятно, но деревня находилась далеко от всего этого. Казалось бы, такое раздолье для животных!
- Да и вообще в лес стало небезопасно ходить, - продолжила Мария Никитична хмуро.
- Почему? – насторожилась я.
- Люди пропадают. Нечасто, но случается. А в прошлом году турист один пропал. Несколько дней искали. Потом нашли. Сидел сам не свой, седой весь, а парню было около тридцати.
- Ничего себе. Что же с ним произошло? – я отодвинула от себя пустой бокал и приготовилась услышать захватывающую историю.
- А никто не знает. И он ничего не рассказывал. Бормотал что-то себе под нос, руками махал, про тварь какую-то вещал. Все кричал: «Уйди, тварь, уйди». В общем, увезли парня в психушку. С тех пор наши в лес не ходят. Если только с краю.
Я задумалась. Не ту ли тварь этот несчастный имел в виду, которая в первую мою ночь в деревне бесновалась в лесу и выла?
- А вы сами ничего странного не замечали в деревне или в лесу? – спросила осторожно.
Мария Никитична посмотрела на меня внимательно.
- Да все тут странно, Аленушка. Зинаида давно это заприметила. Да никак не могла понять, что происходит.
- А она ничего вам не рассказывала?
- Да так, не особо. Только говорила, что не спроста звери ушли, да ягоды с грибами пропали. Деревья стали изгибаться. Как-то она вскользь сказала, что темное что-то чует, а что, не сказала.
Мне стало не по себе. Желание уехать из деревни не пропало, но приглушилось любопытством, смешанным со страхом, когда и хочется и колется.
- А жену этого Федора вы хорошо знаете, Мария Никитична?
- Ольгу-то? Да с рождения. А что?
- Да нет, ничего. Просто я тут человек новый, вот знакомлюсь, - улыбнулась я.
- Молодежи-то тут почти не осталось. У кого была возможность, уехали. Почитай, за прошедший год четыре семьи уехали. Дома побросали и уехали.
- Ничего себе.
- Вот так. Хотела Зинаида разобраться, да не успела, - вздохнула женщина. – Да ты ешь, ешь.
- Спасибо, я уже наелась, - засмущалась я. – Все было очень вкусно. Но мне пора. Печку надо топить, да колонку от снега откопать.
