Глава 1: Ущерб
Из квартиры на четвёртом этаже, словно из зала старого театра, где каждую ночь разыгрывается одна и та же, до боли знакомая драма, доносились крики и ругань. Это была стандартная пьеса их брака, где декорации – обшарпанные стены, а реквизит – вечный спор о быте.
Катя, её голос срывался от недоумения и накопившейся обиды, кричала на Сергея:
— Мы в браке уже пятый год, а ты всё никак не можешь починить эту стиральную машину! Или, в конце концов, купить новую! Неужели так сложно?
Сергей, чьё лицо исказила гримаса злости, ответил ей такой же яростной волной:
— Конечно, у меня же времени вагон, да и денег куча! — парировал он, чувствуя, как в нём клокочет всё то, что он так долго сдерживал. — Давно тебе говорю, не суй так много вещей в эту развалюху! Она же не резиновая! А ты всё своё: сломай меня, сломай!
Но Катя не унималась, её голос становился всё более истеричным:
— Да я уже устала руками полоскать! Устала от того, что ты вечно находишь отговорки! Это не вещи, Сергей, это жизнь! Это наш общий быт, который ты, похоже, совершенно не ценишь! Может, тебе просто плевать на меня, на наш дом?!
— Плевать?! — взорвался Сергей, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Ты хочешь сказать, что мне плевать?! А тебе, значит, не плевать, когда ты часами зависаешь в этих своих соцсетях, пока я тут, как проклятый, пытаюсь что-то сделать?! Пока я пытаюсь заработать на ту самую новую машину, которую ты так хочешь! Ты хоть представляешь, как это сложно, когда ты целый день на ногах, а потом ещё и дома должен быть мастером на все руки?!
— А ты думаешь, мне легко?! — Катя перешла на крик, слезы уже текли по её щекам. — Ты приходишь домой, и единственное, о чём ты думаешь – это как бы поскорее отдохнуть! А я? Я всё на себе тащу – и быт, и дом, и вот эту дурацкую стиральную машину, которую ты обещал починить ещё три месяца назад! Может, тебе просто надоело всё, а? Может, тебе просто надоела я?!
— Ох, Катя, сколько можно… — Сергей устало опустился на диван, как будто силы покинули его. — Давай не будем. Пожалуйста. Я всё починю. Завтра. Обещаю.
Но в его глазах, даже в этой усталости, читалась та же безысходность, что и в её. Они оба были заложниками этой бесконечной пьесы, где слова ранили, а молчание лишь усиливало пропасть между ними. И где-то там, за стенами их квартиры, жизнь продолжалась своим чередом, не обращая внимания на их драму, которая, казалось, будет длиться вечно.
Катя, провожая его взглядом, полным жгучей обиды, отвернулась к окну. Её плечи мелко подрагивали, а губы шевелились, произнося неразборчивые, горькие слова, словно тихий, но ядовитый шепот, который она направляла в пустоту:
— Бесит… вот же бесит! Как же он меня бесит! Только и знает, что орать… Обещал, обещал… Да когда уже, Господи, когда?!
Её бормотание, тихое, но полное яда, достигло слуха Сергея, который уже собирался уйти. Эти приглушенные слова, словно последняя капля, переполнили чашу его терпения. Он резко обернулся, его глаза сверкнули неистовым гневом.
— Знаешь что, Катя?! — прорычал он, его голос стал ещё громче, словно пытаясь заглушить её бурчание, а может, и свои собственные сомнения. — Ты меня достала! Просто достала! А я… я пойду на работу! Да, я пойду на работу, чтобы заработать на эту чёртову машину, которую ты так жаждешь! Потому что я не могу больше слушать этот бесконечный твой нытьё!
Он резко распахнул дверь, которая с глухим стуком ударилась о стену, словно вторя грому, который бушевал внутри их квартиры. Схватив куртку с вешалки, он напоследок бросил ей, уже не глядя:
— Я не могу больше этого выносить! Не могу!
И, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь так, что стены, казалось, вздрогнули. Тяжёлый звук замка, щелкнувший в тишине, оставил Катю одну, с её невысказанными претензиями и его последними, обжигающими словами, эхом отдающимися в опустевшей комнате. А он, Сергей, уходил, оставляя за спиной не только их ссору, но и ещё одну трещину в фундаменте их брака, унося с собой, возможно, и часть себя, но не своё обещание.
Катя, оставшись одна в повисшей тишине, ощущала, как нервное напряжение медленно отступает, уступая место опустошающей усталости. Она обвела взглядом комнату, где ещё минуту назад гремели слова, словно молнии, и остановилась на стиральной машине, стоящей неподвижно, как молчаливый свидетель их разлада.
Вдруг, словно из ниоткуда, раздался настойчивый стук в дверь. Он был не таким, как у Сергея – не торопливый, не пронзительный, а скорее ровный, настойчивый, с оттенком деловитости. Катя, ещё не успев отдышаться от предыдущей бури, подошла к двери и заглянула в глазок. На пороге стоял незнакомый мужчина, с аккуратно подстриженной бородой и внимательным взглядом. С некоторой опаской она открыла дверь. Мужчина, представившийся Петром, вежливо, но прямо сообщил:
— Добрый день. Я ваш сосед с третьего этажа. Боюсь, у нас возникла небольшая проблема. Похоже, вы меня заливаете.
Катя замерла. Заливаем? Это было последнее, чего она ожидала. Сергей только что ушел, и стиральная машина даже не была включена. В её голове мелькнула тревожная мысль: все таки стиралка протекла!?
— Залива…ете? — её голос прозвучал неуверенно. — Я… я не понимаю.
Пётр, сохранив спокойствие, кивнул:
— Да, я понимаю. Но у меня в квартире, в ванной, прямо на потолке появились мокрые пятна. И они увеличиваются. Похоже, течь идёт сверху.
Он говорил беззлобно, но в его словах чувствовалась явная обеспокоенность. Катя же почувствовала, как всё её предыдущее смятение сменилось новым, более острым беспокойством. Незнакомый человек, стоящий на её пороге с такой неприятной новостью, казалось, олицетворял собой череду неприятностей, которые, словно снежный ком, катились на неё.
— Ох, простите, пожалуйста… — с искренним сожалением проговорила Катя, чувствуя, как к щекам приливает краска. — Я… я не знаю, как это могло произойти. Я сейчас же посмотрю. Может быть… может быть, есть какая-то протечка, о которой мы не знали.
Она стояла на пороге, между миром своей только что отгремевшей ссоры и неожиданной проблемой, которая теперь требовала её внимания. Незнакомое лицо соседа, пришедшее с жалобой, добавляло сюрреалистичности этой уже и без того напряжённой сцене. И в тот момент, когда Сергей, казалось, унёс с собой все её проблемы, реальность, как всегда, подкинула новую.
Не успев толком осознать, что происходит, она, словно по наитию, бросилась в ванную. И зрелище, представшее её глазам, повергло её в настоящий шок.
Вода! Её было так много, что она уже плескалась у края ванны, медленно, но верно расползаясь по кафельному полу. А посреди этого водного хаоса стояла она – стиральная машина. Не просто протекала, а будто бы рыдала, изливая из себя потоки воды. Казалось, она окончательно сдалась, не выдержав ни напора воды, невысказанной агрессии, которая витала в воздухе.
Катя, охваченная паникой, не знала, за что хвататься. Руки сами собой потянулись к заглушке, чтобы перекрыть воду, но она словно не поддавалась, или же она просто не могла найти нужного усилия. Вода прибывала, угрожая вот-вот хлынуть за пределы ванной комнаты, наводняя коридор.
— Господи… — прошептала она, чувствуя, как холодный пот стекает по вискам. — Что же это такое…
И тут, словно из ниоткуда, раздался спокойный голос Петра:
— Не волнуйтесь. Сейчас я займусь этим.
Он, не спрашивая разрешения, уже прошёл в ванную, ловко лавируя между струями воды. Его движения были быстрыми и уверенными. Он наклонился к трубам, и через мгновение послышался характерный звук – поворот вентиля. Поток воды, словно по волшебству, начал стихать. Тревожное бульканье постепенно сменилось тихим журчанием, а затем и вовсе прекратилось.
Пётр выпрямился, вытирая руки о брюки.
— Всё. Воду перекрыл. Похоже, у машины какой-то серьёзный прорыв. Надо будет посмотреть, в чём дело.
Он взглянул на Катю, которая стояла, как вкопанная, с глазами, полными растерянности. В его взгляде не было ни осуждения, ни досады, только спокойная готовность помочь.
— Не переживайте так, — мягко сказал он, — бывает. Главное, что вода теперь остановлена. Теперь надо будет её убрать.
Эта внезапная помощь, эта спокойная решимость незнакомого человека в момент её полного смятения, произвела на Катю огромное впечатление. Она почувствовала, как волна паники начинает отступать, уступая место робкой благодарности. В хаосе и водовороте событий, она нашла неожиданную поддержку.
Пётр, выпрямившись, отряхнул руки и обратился к Кате с оттенком деловитой грусти:
— К сожалению, мне придётся спуститься к себе. Я снимаю квартиру этажом ниже, и, боюсь, мне необходимо будет оценить ущерб, который причинила эта протечка. А затем, разумеется, передать информацию хозяйке квартиры.
Эти слова, сказанные с той невозмутимой вежливостью, которая только подчёркивала неизбежность происходящего, словно молотом обрушились на Катю. Оценить ущерб. Передать хозяйке. Слова, которые в её голове мгновенно трансформировались в: «Платить».
Её сердце сжалось. Деньги. Эта нескончаемая, изматывающая тема, ставшая причиной бесчисленных ссор с Сергеем. Они и так сводили концы с концами, балансируя на грани, каждую копейку считая дважды. А теперь… Теперь к их скудному бюджету добавится ещё и счёт за потоп, за ремонт чужой квартиры, за новую, ещё не купленную стиральную машину, которая, видимо, так и останется несбыточной мечтой.
Что делать? Как объяснить Сергею? Он и так был на взводе, ушёл в гневе, хлопнув дверью. А теперь ещё и эта новость. Катя почувствовала, как к горлу подступает комок. Бессилие, обида, страх – всё смешалось в один тугой узел. Она видела перед собой пропасть, которая разверзлась в результате их с Сергеем ссор, и этот потоп был лишь очередным напоминанием о том, как хрупко их благополучие.
— Я… я понимаю, — прошептала она, едва ворочая языком. — Конечно… Только… я пока не знаю, как… как нам быть с этим. Сергей… он сейчас…
Она не закончила, но Пётр, казалось, понял. В его глазах появилось ещё больше сочувствия, смешанного с профессиональной отстранённостью.
— Понимаю, — ответил он. — Но, к сожалению, это не отменяет необходимости. Как только сможете, дайте знать. Я подожду.
В тот миг, когда Катя, подавленная и растерянная, пыталась осмыслить случившееся, взгляд Петра, скользнув по её фигуре, невольно задержался. Домашний халатик, когда-то, возможно, уютный и милый, теперь казался слишком тонким, слишком откровенным. Он неловко облегал её тело, подчёркивая изгибы, которые в обычных обстоятельствах, в суматохе дня, остались бы незамеченными.
Но сейчас, в этой странной, напряжённой тишине, нарушаемой лишь тихим капаньем воды, халатик стал центром притяжения. Его лёгкая ткань, прилегая к телу, явно не скрывала того, что находилось под ним. Из выреза халата, словно нежные бутоны, настойчиво тянулись к свету соски. Они, будто живые, реагировали на холод воздуха, на её внутреннее смятение, делая образ Кати неожиданно чувственным и уязвимым.
Пётр, человек, который пришёл с деловой претензией, на мгновение потерял нить разговора. Его взгляд, скользящий по мокрой плитке, по потолку, по самой Кате, зацепился за эти маленькие, но такие явные признаки её женственности. На какой-то миг его профессиональная хладнокровность дала трещину. Он почувствовал укол неожиданного, непривычного влечения, которое тут же попытался заглушить, отвернувшись.
Ему стало неловко. Неловко за то, что поддался моменту, неловко за то, что позволил себе такие мысли в этой ситуации. Он быстро моргнул, словно стряхивая наваждение, и снова сосредоточился на проблеме. Но образ, мелькнувший перед глазами, оставил после себя лёгкий, едва уловимый след – след секундной слабости, которая, казалось, принадлежала не ему, а самому моменту, этой неловкой, пропитанной водой и смущением встрече.
Пётр, заметив, что в его мыслях повисла неловкая пауза, мягко откашлялся, возвращая себе привычную деловитость.
— Извините, я забыл представиться, – сказал он, снова обращаясь к Кате. – Меня зовут Пётр.
Его голос звучал ровно, без тени той секундной задумчивости, что мелькнула у него в глазах. Пётр, тридцатипятилетний мужчина, с аккуратно подстриженной бородой, производил впечатление человека собранного и основательного. Его взгляд, хоть и был внимателен, теперь излучал скорее профессиональную вежливость, чем личный интерес. В его осанке чувствовалась уверенность, а в движениях – какая-то неторопливая целеустремлённость. Он явно привык к решению проблем, и сейчас, столкнувшись с одной из них, действовал по отработанной схеме.
Катя, всё ещё находящаяся под впечатлением от его неожиданной помощи и собственной растерянности, нежно ответила:
— Катя.
Её голос звучал мягко, даже чуть приглушённо, словно эхо её недавней паники. В свои двадцать девять лет, она была женщиной, чья хрупкость могла легко переплетаться с внутренней силой. Сейчас, в полупромокшем халатике, стоя перед незнакомым мужчиной, она казалась одновременно уязвимой и стойкой. Её глаза, ещё недавно полные тревоги, теперь смотрели на Петра с робкой благодарностью. В её облике, даже в этой не самой выигрышной ситуации, читалась какая-то природная грация, что-то неуловимо притягательное, что, возможно, и зацепило Петра на мгновение.
Два незнакомца, оказавшиеся вместе в эпицентре маленькой бытовой катастрофы. Он – тридцать пять, деловой, собранный, пришедший с претензией, но оказавший неожиданную помощь. Она – двадцать девять, растерянная, но не сломленная, столкнувшаяся с новыми финансовыми проблемами. Эта встреча, начавшаяся с потопа, оставила после себя не только мокрые пятна на полу, но и тонкий, едва уловимый след взаимного, пусть и мимолётного, внимания.
Он вежливо кивнул и, оставив Катю наедине с её тревогами и журчанием воды, которая, пусть и была перекрыта, всё ещё напоминала о себе тихим эхом, направился вниз, в свою квартиру, где его ждал неприятный сюрприз, порождённый чужой бедой. А Катя осталась стоять посреди ванной, ощущая, как холод воды проникает ей под кожу, заставляя её предчувствовать ещё большие трудности.
После того, как дверь за Петром закрылась, оставив Катю одну в притихшей квартире, её прежнее смятение обернулось липким, всепоглощающим беспокойством. Она не находила себе места. Шаг за шагом, словно загнанная зверушка, она начала метаться по комнатам, из угла в угол, каждый раз возвращаясь к одному и тому же вопросу: — Что делать?
Взгляд её цеплялся за мокрое пятно на полу ванной, за молчаливую, испорченную стиральную машину, за потолок, который, казалось, ещё хранил в себе отголоски утекающей воды. Каждый предмет в квартире напоминал ей о случившемся, усиливая чувство надвигающейся катастрофы.
Ссора с Сергеем, его уход – всё это казалось теперь лишь преддверием настоящего бедствия. Теперь к их бесконечным финансовым спорам добавился реальный, ощутимый ущерб, который предстояло возместить. Как объяснить Сергею, что их скудные средства, которые они так бережно копили, теперь пойдут на оплату чужих потолков и новой стиральной машины? Как найти в себе силы, чтобы справиться с этой новой, свалившейся на голову проблемой?
Каждый её шаг был пропитан отчаянием. Она останавливалась у окна, смотрела на прохожих, словно ища там ответ, но мир за стеклом жил своей обычной жизнью, не подозревая о её личной буре.
