— С какой стати мне вам верить? — Финора сложила руки на груди. — С вашим появлением на мою голову сыплются только беды. Если бы я знала, что мне предстоит, не читая бросила бы то послание в огонь, а вас отдала в руки страже!
— Моя вина безгранична, и я готов положить жизнь, чтобы искупить её. Быть может, с её высочеством произошло нечто… необыкновенное? — Орион испытующе посмотрел принцессе в глаза. — Что-то, убедившее её не вызывать стражу и в эту самую секунду?
— Я видела сон в ту ночь. Очень яркий сон о вашем драконе и… о вас, — насторожённо призналась принцесса, гадая, действительно ли граф мог знать что-то об этом.
— Сон? Как бы я хотел узнать о нём подробнее! Не могли бы вы рассказать его мне? — с мольбой в голосе обратился он к ней.
— Это было так… — заговорила она, но в то же мгновение осеклась, в который раз напомнив себе о недопустимости подобных бесед с едва знакомым человеком. — Не слишком ли вы любопытны для звездочёта? — холодно спросила она, возвращая маску надменности на её законное место. Увы, одно дело — грезить о несбыточном на смертном одре, и совсем другое — решиться на что-то тогда, когда жизнь вновь идёт своим чередом.
— Вы правы. Прошу прощения, — сказал граф Орион. — Я пришёл выполнить свой долг, и теперь могу удалиться.
— Постойте! — воскликнула принцесса, и граф обернулся, замерев на пороге. Во взгляде его отразилась такая безумная надежда, что она едва не решилась её оправдать. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы он обнял её, как тогда во сне, но Финора сдержала свой безумный порыв и сказала совсем не те слова, что готовы были сорваться с её уст. — Я всего лишь хотела спросить: как вам удаётся раз за разом проникать в самые потаённые уголки нашего дворца? — изобразив почти скучающий тон, спросила она, от всей души надеясь, что граф не воспримет этот вопрос как повод задержать его подольше.
— И в этом мне тоже помогает дракон. Он заговорил мой облик, и все приняли меня за хинорского звездочёта даже в этой грубой маске. Перед заговорённым открываются все двери. Видите, принцесса, у меня нет от вас тайн. Не смею больше отнимать у вас время.
И дверь комнаты Уходящих захлопнулась за ним.
Финора осталась совсем одна. Снова.
***
В покоях королевы Финоры-средней были приспущены шторы.
— Ваше величество, — вполголоса проговорила пожилая служанка. — Я вот принесла… скоро пригодится же, — и развернула перед королевой, сидящей в кресле у камина, большой отрез чёрного ситца. По кромке шла белая вышивка: бесконечная череда лиц с закрытыми глазами. — Девять саженей, с лихвой хватит на саван для бедной крошки.
Королева вздрогнула.
— Спрячь пока. Сходи посмотри, как она. Нет, останься, пошли Нилет, — слабым голосом велела она.
Служанка положила ткань в комод и звякнула в колокольчик. За дверью раздались торопливые шаги.
— Нилет, проведай принцессу.
— Слушаюсь! — ответила девушка и убежала.
— Как мне вас жаль, ваше величество, — сочувственно сказала служанка, смахивая пыль с мебели. — Сперва сына потеряли, теперь дочь. Скоро появится на столе десятый пустой прибор, — и она утёрла слезу передником.
— Я ещё не потеряла Финору, — сухо ответила королева.
— Бедняжка уж почти не разговаривает. Скоро отмучается. Может, сегодня…
— Ирмеф, у тебя есть дочь? — перебила королева.
— Да, ваше величество, — поклонилась служанка и расплылась в улыбке. — Вы же знаете: Флира, моя красавица. Все слуги во дворце по ней сохнут. Скорей бы двадцать пять исполнилось, тогда я смогу выбрать ей мужа.
— А вот представь, Ирмеф, что про твою Флиру кто-то говорит, что она скоро умрёт?
— Сохрани меня Десятеро! — растопырила пальцы перепуганная служанка, выронив перьевую кисть. — Слава Матоне ШестерИце, моя кровиночка здорова, румяна и умирать не собирается.
— А моя Финора больна. Но она ещё жива, и я никому не позволю хоронить её раньше времени.
— Простите, ваше величество. — До Ирмеф наконец-то дошло, что она наговорила лишнего, и служанка бухнулась на колени. — Сболтнула, не подумав.
— Всякая мать надеется до последней секунды, ты понимаешь это? Я верю, что моя дочь выживет!
— Да, ваше величество. Простите меня, глупую, может, ещё и оклемается пташка наша. Я сегодня попрошу в молельной Матону Шестерицу, чтобы послала принцессе выздоровление.
— Поди вон, я хочу побыть одна.
Ирмеф резво вскочила и, пятясь, кланяясь и угодливо бормоча что-то, убралась из покоев королевы. Едва её суетливые шажки стихли в коридоре, как раздались другие шаги — твёрдые и чёткие. Чьи-то очень знакомые, которых давно не слыхали в этом коридоре. Дверь отворилась, и королева подняла голову, намереваясь отчитать лакеев, охраняющих вход снаружи, но слова замерли у неё на устах: по узорчатой ковровой дорожке к ней шагала её единственная дочь. Бледная, похудевшая, но на вид совершенно здоровая. На Финоре поверх спального халата была повязана наискосок серая простыня из комнаты Уходящих, а потускневшие за время болезни волосы принцесса завязала в узел на затылке и подколола писчим пером.
— Финора! — всплеснула руками королева и бросилась ей навстречу.
— Матушка!
Они обнялись. Юная служанка Нилет, остановившаяся на пороге, потупила глаза.
— Простите, ваше величество, — робко сказала она. — Я и так, и этак упрашивала её высочество не вставать с кровати, поберечь себя — но в госпожу Финору словно дракон вселился.
— Рот закрой, дурёха! — крикнула королева. — Будешь поминать драконов — отправишься на конюшню. Беги к его величеству и расскажи, что наша дочь встала с постели и находится в моих покоях. И пусть позовут лекаря!
Нилет убежала.
— Не нужно лекаря, матушка, — попросила Финора. — Я не больна.
— Я так счастлива, дитя моё! Но теперь тебе нужно восстанавливать силы. Я велю заварить полезные травы. Но как это случилось?! Ещё утром ты лежала без движения, к тебе даже вызвали звездочёта — думали, что всё кончено… — голос королевы дрогнул.
— Он и помог мне. Это был особенный звездочёт, — с загадочной улыбкой сказала принцесса. — Матушка, мне нужно одеться и причесаться. Пусть Нилет мне поможет. Я так хочу поскорее увидеть отца и дедушку с бабушкой!
Глава 4. Бал
По случаю выздоровления принцессы назначили большой королевский бал.
Пригласили всех окрестных дворян. Королей соседних стран на этот бал не звали — их ожидали на следующем торжестве, посвящённом помолвке Финоры и Хино, назначенной через три месяца, в день, когда Финоре исполнится двадцать четыре года.
Как боялась того дня принцесса! Впервые она ждала своего дня рождения не с радостью, а с ужасом. Не такого подарка ей хотелось. «Это ещё не скоро, — утешала она себя. — Я снова могу заболеть. Да и случиться может всякое, вдруг наши страны рассорятся?» Она была готова снова отправиться в комнату Уходящих, лишь бы не попасть в руки старого короля.
Подготовка к балу и выбор тканей для платья не могли отвлечь её от тяжких дум.
— Посмотрите, ваше высочество, что привёз караванщик! Какой чудесный переливчатый шёлк, какие искрящиеся ленты! — восхищалась Нилет. — Вы будете самой прекрасной принцессой на Иэне. Какой цвет вы выберете?
— Полагаюсь на твой вкус, Нилет, — с грустной улыбкой ответила Финора.
— Ну какой у меня может быть вкус, госпожа, — потупилась служанка. — Я сама-то вечно одеваюсь в красное с зелёным, надо мной все смеются. Тогда уж пусть ваша матушка выберет.
— Хорошо, так ей и передай. Лет-то тебе сколько?
— Недавно шестнадцать исполнилось. До Первой Прогулки ещё не скоро. Вот же везёт вашему высочеству: еще год, и Первая Прогулка…
— А скажи, тебе хотелось бы прогуляться? — заговорщицки спросила Финора, чуть придвигаясь к ней. Они сидели на оттоманке, а перед ними стоял раскрытый короб с шелками.
— Раньше времени? Да упаси Десятеро, — Нилет растопырила пальцы в защитном жесте. — Хотя… — она понизила голос до шёпота, — по правде говоря, очень хотелось бы. Иногда с трудом удерживаюсь, чтобы не выскочить хоть на минутку.
— А тебе когда-нибудь снилось, что ты на улице? — принцесса тоже перешла на шёпот. — Что ты идёшь по саду, вокруг деревья, и ты можешь к ним прикоснуться. А над тобой небо с облаками… Или со звёздами. И ты можешь побежать куда угодно, и никто тебя за это не накажет.
— Не снилось, — вздохнула Нилет и встала. — По правде говоря, я снов вообще не вижу. Три часа за ночь поспать удаётся, да и то урывками, какие уж тут сны. Ладно, ваше высочество, я отнесу шелка к вашей матушке, и она выберет, в чём вы будете на балу. Разрешите идти?
— Ступай, — кивнула Финора и снова погрузилась в грёзы.
Читала она теперь гораздо реже — её любимую «Книгу волшебных историй» унесли обратно в хранилище, а на её место водрузили скучные «Устройство и законы стран Иэны», чтобы принцесса перед замужеством ознакомилась с историей соседних стран и их географией. Картинки в этой книге тоже были: портреты давнишних правителей, изображения ландшафтов, планы городов и подробные карты. Финора понемногу читала этот толстый том, в день по статье, но делала это насильно. Да, знать о других странах было необходимо, чтобы не ударить в грязь лицом перед иностранными гостями, а впоследствии — перед будущим мужем, но душа принцессы рвалась в иные дали.
Как же ей не хватало развлекательных книг! Как хотелось вновь следить за приключениями беззаботных парочек! Снова и снова она вспоминала ту минуту, когда граф Орион постучался в её двери, и каждый раз придумывала другое продолжение истории. Что, если бы она не прогнала его? Конечно, бросить всё и улететь на драконе с молодым графом она бы не решилась, но ведь можно было поговорить с ним подольше, расспросить о его жизни. Наверно, он очень много повидал, раз уж сумел найти где-то дракона и приручить его.
Можно было пригласить графа ко двору официально. Наверно, родители не стали бы возражать, ведь граф так хорош собой и галантен. На всех балах Финора могла бы танцевать с ним… Хотя нет, это бессмысленная надежда — если уж родители вознамерились выдать её за старого злодея Хино, то не позволили бы и словом перемолвиться с другим мужчиной.
Тогда ей оставался бы один путь — побег. Пусть не сразу, не в день знакомства, а через несколько месяцев. До той поры она и граф могли бы обмениваться письмами… У него такой красивый почерк! Интересно, что бы такого граф Орион мог ей писать, будь она с ним помягче? «Дорогая Финора… » Вот так, без всяких титулов и «высочеств». «Любовь моя, Финора…» Нет, сохрани Десятеро, какой позор будет, если это послание попадёт не в те руки!
Вопреки своим мыслям, принцесса поймала себя на том, что стоит и улыбается, а вовсе не трепещет от страха из-за собственного безрассудства. И ещё спустя минуту разочарованно подумала о том, что судьба этой истории с графом — стать всё той же несбыточной мечтой, какой была и прогулка до совершеннолетия. Совершеннолетия, которое теперь неизбежно сулило лишь крушение всех надежд и девичьих грёз. Реальностью которого был этот ужасный король Хино и неотвратимость брака с ним. Союза, в котором судьба трёх его предыдущих жён станет единственным избавлением.
— Ваше высочество! — пронзительно закричала Нилет ещё из коридора, вырвав принцессу из мира грёз. Двери распахнулись, и юная служанка вбежала с охапкой тряпок в руках. — Ваша августейшая матушка выбрала для вас ткань. Вы будете на балу в васильковом!
Бальный зал по праву считался гордостью Финорского дворца. Десять — по числу управителей мира — маленьких площадок для музыкантов, расположенных возле одной стены на разной высоте, обеспечивали всюду ровный и чистый звук. Музыкальная наука Финории ещё не достигла заоблачных высот, и оркестр состоял всего лишь из лютней, труб и барабанов, а высокими нотами украшала мелодию единственная флейта, простая и деревянная. Для флейтиста отвели отдельную площадку на среднем уровне, с правой стороны. Барабанщик сидел в самом низу и отбивал ритм в две огромные литавры, украшенные золотыми шнурами, а по краям от него стояли два трубача с большими басовыми трубами — один поближе, другой подальше. Также на нижнем уровне сидели лютнисты. Лютни были и на среднем уровне, кроме того, здесь же располагались трубачи с трубами поменьше. На самых верхних площадках, помимо трубачей и лютнистов, стоял юный музыкант, ударявший молоточком в металлический треугольник для создания акцента в конце куплетов.
Толстые, мягкие ковры, купленные по баснословной цене в далёкой Химерии, украшали стены бального зала вместо картин. На них изображались жанровые сцены, исполненные с особым изяществом: сбор цветов на лугах, таинство Первой Прогулки, объяснение в любви возле ручья под сенью леса. Никто не нашёл бы тут исторических событий и кровавых баталий — ковры должны были нести радость и умиротворение, но повесили их в зале не только для этого. Сохранить музыку в первозданном виде, не дать эху испортить чистоту звука — вот основное назначение ковров! Их чудесный вид поражал воображение, но на самом деле они служили не зрению, а слуху.
Балы были единственным развлечением Финоры, если не считать книг. С десяти лет она появлялась на них — по законам страны детям не запрещалось быть на балах, и юных наследников знати привозили в закрытых экипажах, чтобы не нарушать традицию. Маленькой Финоре частенько приходилось танцевать со своими ровесниками. Каждый раз подготовка к балу и обсуждение будущего платья с матерью и служанками становились целым событием. Но таким редким! Балы случались от двух до четырёх раз в год.
Финора-средняя тщательно следила, чтобы цвет и фасон дочкиных нарядов не повторялись. Для самой же принцессы пошив платья и разучивание новых танцев были игрой: она выбирала оттенок ткани, отделку, украшения, и мечтала, как однажды ненавистный закон отменят, и все дети будут танцевать в парке под звёздами, а после танцев можно будет бегать между деревьев в догонялки и рвать спелые сливы прямо с ветвей… Но это были всего лишь мечты, такие же несбыточные, как и её теперешние грёзы о графе Орионе.
— Хороша наша принцесса, — сказала Ирмеф из-за портьеры, глядя на танцующую знать. — Вот только исхудала слишком от болезни. И бледная стала, как белая мышь.
— Все от болезней страшными становятся, — ответила одна из кухарок. — И простые, и принцессы.
— Красота, она не в титулах, — добавила другая, — вон у Ирмеф дочка — кровь с молоком! Волосы черней угля, личико белое, глаза как небеса. Одень её в шелка, и не отличишь от королевишны.
— И имя на королевское похоже — на «ра» кончается.
— Признавайся, Ирмеф, нарочно дочку Флирой назвала?
— Да отвяжитесь вы от меня, побойтесь Десятерых, — отмахнулась Ирмеф. — Как ни назови — всё равно моя кровиночка сейчас не с графьями пляшет, а выпивку разносит.
— Не дело такой красавице на кухне служить, — не унимались работницы.
— Ей бы фрейлиной стать. Скоро для Финоры будут набирать фрейлин, вот бы и твою Флиру взяли.
— Да, как бы хорошо вышло! Уехала бы твоя Флира в Хинорию, да вышла бы там за какого-нибудь маркиза.
— Захлопните рты! — шикнула на них Ирмеф. — Вон моя дочурка идёт.
