— Поехали, — глухо отозвался Витька. Ромка был прав по всем статьям. — Как я сам не додумался...
— Да ну вас, потом съездите, — заныл Славка. — Самое речное время, а вы себе дела находите.
— Мы быстро, — пообещал Ромка. Он уже оделся.
— Не перегрейся на солнышке, — вредным голосом сказал Витька, садясь на велик.
Ему в спину полетела пробка от бутылки.
В сарае Ромка выдал ему не только трансформатор, но и крепление для лампочки, и штепсель, который вилка, и даже остаток дефицитной изоленты. Хотел снабдить Витьку и проводом, но этого добра у Витьки было достаточно.
— Спасибо, — сказал он, распихивая подарки по карманам.
— Будет гудеть, — предупредил Ромка, — правда, тихо.
— Да знаю...
На речку Витька больше не поехал, ему не терпелось сделать ночник. «Ромка молодец, — говорил себе он, — а я действительно дурак». Подумать только, все эти годы сестра могла быть избавлена от ночных страхов, если бы он чуть-чуть пошевелил мозгами. Витька до сих пор с содроганием вспоминал своё раннее детство, когда Настьки ещё не было и его укладывали спать одного в кромешной темноте. Стоило высунуть голову из-под одеяла, как изо всех углов начинали таращиться красные глаза, отовсюду раздавались странные скрипы и шорохи, а до выключателя надо было идти через всю комнату, потому что торшера или прикроватного светильника не было.
Маленький Витька очень быстро убедился, что с родителями говорить на эту тему бесполезно. Мама готова была сто раз на дню повторять: «Тебе это кажется», приучая его не верить своим глазам и ушам, а папа бодро говорил, что мальчику стыдно бояться темноты. Стыдно или не стыдно, но дошкольные годы для Витьки были прочно связаны с чёрным непреодолимым ужасом, поэтому он понимал сестру очень хорошо. Единственное, чего он не понимал — почему до взрослых не доходят такие простые вещи. Как будто сами не были детьми.
Витька был полон решимости и ехал во весь опор, когда вдруг увидел что-то жёлтенькое неподалёку от дома, словно второе солнышко засияло на берегу. Или очень большой одуванчик. Он ещё не успел осознать, что происходит, а ноги его уже перестали крутить педали, он потерял равновесие и чуть не упал вместе с велосипедом. За всеми треволнениями он и думать забыл о Луизе. Почему-то он ждал, что она появится опять в голубом — глупо, конечно, ведь у такой барышни наверняка целая куча нарядов. Издалека он не мог различить лица идущей девочки, но знал, что это она. Луиза. Кто ещё в деревне наденет длинное платье?
Уже узнав её, он сошёл с велосипеда и, не чуя ног под собой, приблизился. Сейчас он ей выскажет всё, что думает о людях, которые обещают прийти и не приходят. Луиза заулыбалась. Опять вся в кружевах, даже в волосах заколки с кружевами, и вместо локонов сегодня — мелкие пушистые кудряшки, и шляпка в руке новая — соломенная, с жёлтой лентой. Ишь, Мальвина выискалась.
— Привет, — сказал он, глядя исподлобья.
— Привет! Витя, как я рада, что вас нашла.
— Мы с Настей ждали тогда. Что-то случилось? — сдержанно спросил он, избегая обращения на «вы».
— Да. Меня мама посадила за рояль, и я не смогла прийти. Витя, не сердитесь на меня, пожалуйста. Я бы вам позвонила, но не знаю телефона.
Витька уже почти не сердился. Он представил, как мама снимает трубку и слышит детский голос: «А Витю можно?»... Луизе, может, и полезно будет выслушать поток грубостей, но тогда уж она точно не станет с ним водиться, а это Витьку не устраивало.
— Ничего страшного. Даже хорошо, что вы не позвонили, а то мама ругается.
— Вот такие у нас строгие мамы! — светски подытожила Луиза. — Скорей бы вырасти.— Она помолчала ровно секунду, словно дожидаясь от Витьки чего-то, а потом вроде как спохватилась и достала из кармашка микроскопический блокнот с малюсенькой ручкой. — Витя, знаете, что? Моя мама не ругается, когда мне звонят. Давайте я вам оставлю свой номер, чтобы между нами больше не было недоразумений.
— Ага, — сказал он. Сам он бы никогда в жизни не смог состряпать такую длинную фразу.
Размашистым недетским почерком она написала номер и инициал: «Л.» с чуть заметной виньеткой. Он кивнул, не зная, говорят ли в таких случаях спасибо, и с опозданием понял, чего ждала от него эта маленькая аристократка: нужно было самому попросить у неё номер, а он повёл себя как невежа.
— Я обязательно позвоню, — твёрдо сказал он, пряча листок в карман, и наткнулся рукой на тяжёлый металлический куб.
— Ой, а что это у вас в кармане? — тоном хитрой лисы спросила Луиза, лукаво улыбаясь.
Витька вспомнил, что он весь грязный, вспотевший и в песке, а из карманов торчат старые железки.
— Трансформатор. Светильник делать.
Луизе непременно нужно было знать, что за светильник, она начала расспрашивать, и он слово за слово рассказал ей про глиняную кошку и Настины страхи. К концу рассказа Луиза уже не улыбалась, и на её лице появилось незнакомое выражение.
— А почему ты просто не выбросил эту мерзость? На помойку.
— Ты мою маму не знаешь, — с легкостью перешёл на «ты» Витька, радуясь, что Луиза приняла его сторону. — Она такой шум поднимет.
— Ну и что, — фыркнула Луиза, глядя в сторону. — На меня тоже ругались, когда я отказалась прокалывать уши.
Проблемки у людей! Другие девчонки жалуются, что им запрещают носить серьги, а эта... Он машинально посмотрел на её уши. Аккуратненькие такие. Наверно, их больно прокалывать — и как девчонки терпят? Точно, боли испугалась. Луиза смотрела вдаль, повернувшись к нему самым выгодным ракурсом, и делала вид, что задумалась. Дав ему вдоволь наглядеться на свои ушки, кудряшки и ресницы, она снова улыбнулась и спросила:
— Витя, а твоя мама не будет ругаться, если ты пригласишь меня в гости?
— Не знаю. Я никого раньше не приглашал. Нет, наверное. Я спрошу.
— Вот и славно! Позвони мне сегодня вечером, и если разрешат, завтра я приду. Как раз познакомлюсь с твоей сестрёнкой.
— Хорошо, — ответил он и добавил: — Будет здорово, если придёшь. Я сказал Насте, что ты принцесса.
Луиза хихикнула. Ей нравилось быть принцессой.
— До завтра, — сказала она и пошла вдоль берега, помахивая шляпкой.
Старинные часы сработали!
Едва он переступил порог родного дома, как на него дохнуло атмосферой холода и отчуждения. Было тихо. Отец по случаю выходного читал детектив на веранде, мама, как всегда, стирала, а Настька смотрела мультики. По второму кругу. Витьке это не понравилось. Он вернулся на веранду и позвал:
— Па!
— Чего ещё.
— Ты не боишься, что Настька зрение испортит?
— Да ну, брось.
— Она с утра мультики смотрит.
— И что? Ребёнок же. — Отец не отрывал глаз от книги.
— Пап, она боится идти к себе, потому и смотрит обе кассеты по десятому разу, — чуть настойчивей сказал Витька.
— Надо третью купить. Сейчас детям лафа. В моё время видиков не было.
— Видик ни при чём, она боится этого чучела!
— Да ну. Привыкнет. Не мешай читать, у меня один выходной в неделю.
Витька развернулся и ушёл к себе. Ничего другого он и не ждал, но попытаться стоило. Выгрузил запчасти под стол, накрыл пуфиком, чтобы мать не нашла, и пошёл отмываться. Потом сходил в сарай за проводом, пассатижами и паяльником, расстелил на столе газету, вывалил запчасти и собрался уже с чувством, с толком, с расстановкой заняться производством ночника, как вдруг вспомнил, что нет лампочки. «По такому случаю можно выкрутить из фонарика», — решил Витька, выдвинул нижний ящик и застыл. Фонарик лежал на месте, но часов не было.
Чего только не передумал Витька в ту минуту. Воры? Залезли через окно и украли самое ценное. Был бы жив Чапа, он бы залаял и не пустил воров. Или это не воры, а родной отец взял и продал? Он давно намекает, что часы Витьке не нужны. Или ещё хуже: Настька взяла поиграть и заиграла. Подозревая всех, он вышел во двор, где мама развешивала бельё, и спросил:
— Ма, ко мне в комнату никто не заходил?
— Никто, — ответила мама. — Кому ты ссохся.
— Часы пропали, — объявил он. — Прадедушкины.
— Я их в верхний ящик переложила, — как ни в чем не бывало ответила мама и оглушительно хлопнула простыней.
— А зачем? — поинтересовался Витька, чувствуя, как всё в нём закипает.
— У тебя в столе разбирала и переложила.
— Разве у меня в столе беспорядок был?
— Конечно! У тебя везде беспорядок, и в столе, и в голове. А я на вас на всех одна, как служанка.
— Мам, я тебя очень прошу, — как можно спокойнее сказал Витька. — Никогда больше не разбирай в моём столе. Я сам разберу.
— Как же, разберёшь! Когда это ты сам что-нибудь делал? Только о своих удовольствиях и думаешь, нет бы спасибо сказать родителям, что вообще есть своя комната, другим детям такое и не снилось.
Мама ещё что-то говорила, но он, не слушая, уже возвращался к себе. Много чего ему хотелось сказать в ответ, но сегодня нельзя. Сегодня за ужином он будет просить разрешения пригласить Луизу в гости. Тем более что ничего плохого не случилось, мама сказала правду — часы лежали в верхнем ящике, закрытые, и спокойно тикали. Витька открыл их, посмотрел, закрыл и переложил в нижний ящик. И только после этого занялся ночником.
Провозился до самого ужина, но вещь получилась лучше магазинной. Из старого пластмассового шарика для игры в кегли он сделал плафон, закрепив его на проволоке, и теперь свет от лампочки не резал глаза, а был мягким и рассеянным. Для чего каждому ребёнку покупают кегли, Витька не знал, в них никто никогда не играет, а вот шарик пригодился. Ну и отлично! Можно выбрасывать мусор и мыть руки. День прошёл не зря.
Настьке решил пока ничего не говорить, а то ещё маме проболтается, и хана тогда новому светильнику. Как всегда, за едой разговаривали о ремонте. Мама и папа спорили, какая краска лучше, Настька с видимым отвращением поедала разогретую манную кашу с коричневыми подгорелыми ошмётками, а Витька выжидал удобный момент. Улучив паузу, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Можно, ко мне завтра в гости зайдет кое-кто?
— Ромка, что ли, со Славкой? — вскинулась мама и тут же, не давая ни секунды на возражение, на одном дыхании прокричала: — Нечего этим лоботрясам у нас делать, они тут весь дом разнесут! От них вся ихняя деревня стонет, матеря не знают, что с ними делать, я Кате звонила, она от своего Славки волком воет, криком кричит — ему тринадцати лет нет, а он уже курит! Курит! Ты тоже хочешь курильщиком заделаться? Со мной этот номер не пройдёт, я твоих дружков на порог не пущу, не надо мне, чтобы ты курить начал! Нет! Не разрешаю!
— Вообще-то, я не Ромку и Славку хотел пригласить.
— А кого? — недобро прищурилась мама. Большинство Витькиных ровесников на лето разъехались, кроме упомянутых Ромки и Славки остался один Жорик-хулиган, и мама наверняка подумала на него. Ну и зря, Витька с Жориком не водится, потому что Жорик не только курит, но ещё пьёт пиво, не стрижётся и катает на своём мотоцикле девиц.
— Одну девочку.
— О, — многозначительно протянул папа.
— А не рано ли тебе с девочками дружить? — язвительно спросила мама.
— Она не ко мне, а к нам с Настей придёт. Если вы разрешите, конечно, — терпеливо объяснил Витька.
— Что ещё за девочка? На лето к соседям, что ли, приехала? — недоверчиво спросила мама и сама же себе ответила: — Чья-нибудь племянница. Привезли из города.
— А что, пусть зайдёт, — неожиданно поддержал Витьку папа. — Посмотрим, что за чудо в перьях.
— Она не чудо в перьях, — процедил Витька, глядя в тарелку. — Она обычная девочка.
— Сколько лет? — быстро спросила мама.
— Одиннадцать.
— В пятом классе ходит, — вычислила мама.
Витька не стал говорить про домашнее обучение.
— Если можно пригласить, то я ей позвоню.
— Да можно, можно, — махнула рукой мама и понукнула Настьку, которая под шумок начала отлынивать от манной каши: — Ешь, ешь! Это полезно.
— Во сколько?
— Ну, с утра уборка, в обед помидоры... В четыре приглашай, чтоб до ужина ушла. Не сажать же её за стол.
Витька наскоро дохлебал кислые щи, буркнул: «Спасибо», и пошёл... нет, не звонить, позвонит он чуть позже, когда мама уйдёт мыть посуду, а отец включит новости, — а в свою комнату ещё раз посмотреть на светильник, да и на часы не мешало взглянуть. Подумав, вытащил часы, открыл и поставил на книжную полку, за стекло. Настька сюда не долезет, зато теперь можно смотреть на них, сколько угодно. И ждать Луизу.
Из телевизора на весь дом загрохотала отвратительная музыкальная заставка новостей, и Витька пошёл в прихожую звонить. С замиранием сердца набрал заветный номер по бумажке и приготовился услышать что угодно — грубость, нравоучения, но никак не то, что услышал на самом деле.
— Я слушаю, — медленно и жеманно произнёс детский голосок, но не Луизин. Это был тоненький, цыплячий голос совсем маленького ребёнка, и Витька растерялся. «Маму позови», — хотел он сказать, но что-то его удержало.
— Здравствуйте, а Луизу можно?
— А кто её спрашивает? — строго пропищал цыплячий голос.
«Ого», — подумал Витька и назвался.
— Ждите, я сейчас её приглашу, — высокомерно велел цыплячий голос, и Витька подивился, как легко его обладатель справляется с буквой «р».
В трубке зашуршало.
— Алё, — услышал он знакомый фальцет с хрипотцой.
— Привет, это Витя.
— Привет.
— Разрешили. Приходи завтра в четыре.
— Здорово, — обрадовалась Луиза. — Я приду. Как дела у Насти?
У Витьки мигом испортилось настроение.
— Погано, — ответил он. Едва сдержался, чтобы не сказать покрепче. — Я сегодня самодельный светильник собрал, вечером включу.
— Какой ты молодец! — восхитилась Луиза.
Витька только хмыкнул в ответ. Луизе ведь не скажешь: «Ага, я такой!» или «Стараемся». Это вам не Ромка со Славкой. Луиза вежливо поинтересовалась, как дела у него, выразила надежду, что завтра будет хорошая погода, и попрощалась до завтра, отговорившись тем, что её зовёт мама.
— Да, до завтра, — повторил за ней Витька, подождал, пока она повесит трубку, и несколько секунд слушал гудки. Ну вот, поговорили.
Он выглянул в прихожую. Гремели новости. Настька сидела рядом с папой на диване и пустыми глазами глядела в телевизор. Теперь она так до ночи будет сидеть, пока не окосеет, а мама только рада. Все-таки взрослые с другой планеты. Ладно, сегодня посмотрим, как себя покажет новый ночник. Может быть, все проблемы будут решены. Только и делов — поработать паяльником, и прощай ночные страхи! Жаль, что папа не догадался сделать такой ночник, когда Витька был маленький.
Витьке вдруг пришло в голову, что решение любой проблемы всегда лежит на поверхности, просто люди об этом не знают, вот и маются годами, разбивая себе лбы. Мысль стоила того, чтобы её записать, но он отложил это дело на завтра, а пока взял с полки «Капитана Блада» и залёг читать. В одиннадцатом часу, когда почти уже стемнело, из-за двери донеслись крики, а затем рёв. Это погнали спать Настьку. Между прочим, раньше она укладывалась без рёва. Подарок тёти Тани сделал своё дело. Как назло, чтение пришлось прервать на самом интересном месте. Только он успел поставить книгу, как между столом и кроватью вихрем пронеслись Настька и мама, обе вопящие каждая своё.
— Боюсь!
— Бессовестная!
— Боюсь!
— Бессовестная! А ты почему ещё не спишь, балбес? Хотите меня в гроб загнать?
Вот так, и Витьке досталось за компанию. Несмотря на Настькин рёв, мама включила жуткий светильник и захлопнула за собой дверь, крикнув напоследок:
— Да ну вас, потом съездите, — заныл Славка. — Самое речное время, а вы себе дела находите.
— Мы быстро, — пообещал Ромка. Он уже оделся.
— Не перегрейся на солнышке, — вредным голосом сказал Витька, садясь на велик.
Ему в спину полетела пробка от бутылки.
В сарае Ромка выдал ему не только трансформатор, но и крепление для лампочки, и штепсель, который вилка, и даже остаток дефицитной изоленты. Хотел снабдить Витьку и проводом, но этого добра у Витьки было достаточно.
— Спасибо, — сказал он, распихивая подарки по карманам.
— Будет гудеть, — предупредил Ромка, — правда, тихо.
— Да знаю...
На речку Витька больше не поехал, ему не терпелось сделать ночник. «Ромка молодец, — говорил себе он, — а я действительно дурак». Подумать только, все эти годы сестра могла быть избавлена от ночных страхов, если бы он чуть-чуть пошевелил мозгами. Витька до сих пор с содроганием вспоминал своё раннее детство, когда Настьки ещё не было и его укладывали спать одного в кромешной темноте. Стоило высунуть голову из-под одеяла, как изо всех углов начинали таращиться красные глаза, отовсюду раздавались странные скрипы и шорохи, а до выключателя надо было идти через всю комнату, потому что торшера или прикроватного светильника не было.
Маленький Витька очень быстро убедился, что с родителями говорить на эту тему бесполезно. Мама готова была сто раз на дню повторять: «Тебе это кажется», приучая его не верить своим глазам и ушам, а папа бодро говорил, что мальчику стыдно бояться темноты. Стыдно или не стыдно, но дошкольные годы для Витьки были прочно связаны с чёрным непреодолимым ужасом, поэтому он понимал сестру очень хорошо. Единственное, чего он не понимал — почему до взрослых не доходят такие простые вещи. Как будто сами не были детьми.
Глава 4. Тайна глиняной кошки
Витька был полон решимости и ехал во весь опор, когда вдруг увидел что-то жёлтенькое неподалёку от дома, словно второе солнышко засияло на берегу. Или очень большой одуванчик. Он ещё не успел осознать, что происходит, а ноги его уже перестали крутить педали, он потерял равновесие и чуть не упал вместе с велосипедом. За всеми треволнениями он и думать забыл о Луизе. Почему-то он ждал, что она появится опять в голубом — глупо, конечно, ведь у такой барышни наверняка целая куча нарядов. Издалека он не мог различить лица идущей девочки, но знал, что это она. Луиза. Кто ещё в деревне наденет длинное платье?
Уже узнав её, он сошёл с велосипеда и, не чуя ног под собой, приблизился. Сейчас он ей выскажет всё, что думает о людях, которые обещают прийти и не приходят. Луиза заулыбалась. Опять вся в кружевах, даже в волосах заколки с кружевами, и вместо локонов сегодня — мелкие пушистые кудряшки, и шляпка в руке новая — соломенная, с жёлтой лентой. Ишь, Мальвина выискалась.
— Привет, — сказал он, глядя исподлобья.
— Привет! Витя, как я рада, что вас нашла.
— Мы с Настей ждали тогда. Что-то случилось? — сдержанно спросил он, избегая обращения на «вы».
— Да. Меня мама посадила за рояль, и я не смогла прийти. Витя, не сердитесь на меня, пожалуйста. Я бы вам позвонила, но не знаю телефона.
Витька уже почти не сердился. Он представил, как мама снимает трубку и слышит детский голос: «А Витю можно?»... Луизе, может, и полезно будет выслушать поток грубостей, но тогда уж она точно не станет с ним водиться, а это Витьку не устраивало.
— Ничего страшного. Даже хорошо, что вы не позвонили, а то мама ругается.
— Вот такие у нас строгие мамы! — светски подытожила Луиза. — Скорей бы вырасти.— Она помолчала ровно секунду, словно дожидаясь от Витьки чего-то, а потом вроде как спохватилась и достала из кармашка микроскопический блокнот с малюсенькой ручкой. — Витя, знаете, что? Моя мама не ругается, когда мне звонят. Давайте я вам оставлю свой номер, чтобы между нами больше не было недоразумений.
— Ага, — сказал он. Сам он бы никогда в жизни не смог состряпать такую длинную фразу.
Размашистым недетским почерком она написала номер и инициал: «Л.» с чуть заметной виньеткой. Он кивнул, не зная, говорят ли в таких случаях спасибо, и с опозданием понял, чего ждала от него эта маленькая аристократка: нужно было самому попросить у неё номер, а он повёл себя как невежа.
— Я обязательно позвоню, — твёрдо сказал он, пряча листок в карман, и наткнулся рукой на тяжёлый металлический куб.
— Ой, а что это у вас в кармане? — тоном хитрой лисы спросила Луиза, лукаво улыбаясь.
Витька вспомнил, что он весь грязный, вспотевший и в песке, а из карманов торчат старые железки.
— Трансформатор. Светильник делать.
Луизе непременно нужно было знать, что за светильник, она начала расспрашивать, и он слово за слово рассказал ей про глиняную кошку и Настины страхи. К концу рассказа Луиза уже не улыбалась, и на её лице появилось незнакомое выражение.
— А почему ты просто не выбросил эту мерзость? На помойку.
— Ты мою маму не знаешь, — с легкостью перешёл на «ты» Витька, радуясь, что Луиза приняла его сторону. — Она такой шум поднимет.
— Ну и что, — фыркнула Луиза, глядя в сторону. — На меня тоже ругались, когда я отказалась прокалывать уши.
Проблемки у людей! Другие девчонки жалуются, что им запрещают носить серьги, а эта... Он машинально посмотрел на её уши. Аккуратненькие такие. Наверно, их больно прокалывать — и как девчонки терпят? Точно, боли испугалась. Луиза смотрела вдаль, повернувшись к нему самым выгодным ракурсом, и делала вид, что задумалась. Дав ему вдоволь наглядеться на свои ушки, кудряшки и ресницы, она снова улыбнулась и спросила:
— Витя, а твоя мама не будет ругаться, если ты пригласишь меня в гости?
— Не знаю. Я никого раньше не приглашал. Нет, наверное. Я спрошу.
— Вот и славно! Позвони мне сегодня вечером, и если разрешат, завтра я приду. Как раз познакомлюсь с твоей сестрёнкой.
— Хорошо, — ответил он и добавил: — Будет здорово, если придёшь. Я сказал Насте, что ты принцесса.
Луиза хихикнула. Ей нравилось быть принцессой.
— До завтра, — сказала она и пошла вдоль берега, помахивая шляпкой.
Старинные часы сработали!
Едва он переступил порог родного дома, как на него дохнуло атмосферой холода и отчуждения. Было тихо. Отец по случаю выходного читал детектив на веранде, мама, как всегда, стирала, а Настька смотрела мультики. По второму кругу. Витьке это не понравилось. Он вернулся на веранду и позвал:
— Па!
— Чего ещё.
— Ты не боишься, что Настька зрение испортит?
— Да ну, брось.
— Она с утра мультики смотрит.
— И что? Ребёнок же. — Отец не отрывал глаз от книги.
— Пап, она боится идти к себе, потому и смотрит обе кассеты по десятому разу, — чуть настойчивей сказал Витька.
— Надо третью купить. Сейчас детям лафа. В моё время видиков не было.
— Видик ни при чём, она боится этого чучела!
— Да ну. Привыкнет. Не мешай читать, у меня один выходной в неделю.
Витька развернулся и ушёл к себе. Ничего другого он и не ждал, но попытаться стоило. Выгрузил запчасти под стол, накрыл пуфиком, чтобы мать не нашла, и пошёл отмываться. Потом сходил в сарай за проводом, пассатижами и паяльником, расстелил на столе газету, вывалил запчасти и собрался уже с чувством, с толком, с расстановкой заняться производством ночника, как вдруг вспомнил, что нет лампочки. «По такому случаю можно выкрутить из фонарика», — решил Витька, выдвинул нижний ящик и застыл. Фонарик лежал на месте, но часов не было.
Чего только не передумал Витька в ту минуту. Воры? Залезли через окно и украли самое ценное. Был бы жив Чапа, он бы залаял и не пустил воров. Или это не воры, а родной отец взял и продал? Он давно намекает, что часы Витьке не нужны. Или ещё хуже: Настька взяла поиграть и заиграла. Подозревая всех, он вышел во двор, где мама развешивала бельё, и спросил:
— Ма, ко мне в комнату никто не заходил?
— Никто, — ответила мама. — Кому ты ссохся.
— Часы пропали, — объявил он. — Прадедушкины.
— Я их в верхний ящик переложила, — как ни в чем не бывало ответила мама и оглушительно хлопнула простыней.
— А зачем? — поинтересовался Витька, чувствуя, как всё в нём закипает.
— У тебя в столе разбирала и переложила.
— Разве у меня в столе беспорядок был?
— Конечно! У тебя везде беспорядок, и в столе, и в голове. А я на вас на всех одна, как служанка.
— Мам, я тебя очень прошу, — как можно спокойнее сказал Витька. — Никогда больше не разбирай в моём столе. Я сам разберу.
— Как же, разберёшь! Когда это ты сам что-нибудь делал? Только о своих удовольствиях и думаешь, нет бы спасибо сказать родителям, что вообще есть своя комната, другим детям такое и не снилось.
Мама ещё что-то говорила, но он, не слушая, уже возвращался к себе. Много чего ему хотелось сказать в ответ, но сегодня нельзя. Сегодня за ужином он будет просить разрешения пригласить Луизу в гости. Тем более что ничего плохого не случилось, мама сказала правду — часы лежали в верхнем ящике, закрытые, и спокойно тикали. Витька открыл их, посмотрел, закрыл и переложил в нижний ящик. И только после этого занялся ночником.
Провозился до самого ужина, но вещь получилась лучше магазинной. Из старого пластмассового шарика для игры в кегли он сделал плафон, закрепив его на проволоке, и теперь свет от лампочки не резал глаза, а был мягким и рассеянным. Для чего каждому ребёнку покупают кегли, Витька не знал, в них никто никогда не играет, а вот шарик пригодился. Ну и отлично! Можно выбрасывать мусор и мыть руки. День прошёл не зря.
Настьке решил пока ничего не говорить, а то ещё маме проболтается, и хана тогда новому светильнику. Как всегда, за едой разговаривали о ремонте. Мама и папа спорили, какая краска лучше, Настька с видимым отвращением поедала разогретую манную кашу с коричневыми подгорелыми ошмётками, а Витька выжидал удобный момент. Улучив паузу, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Можно, ко мне завтра в гости зайдет кое-кто?
— Ромка, что ли, со Славкой? — вскинулась мама и тут же, не давая ни секунды на возражение, на одном дыхании прокричала: — Нечего этим лоботрясам у нас делать, они тут весь дом разнесут! От них вся ихняя деревня стонет, матеря не знают, что с ними делать, я Кате звонила, она от своего Славки волком воет, криком кричит — ему тринадцати лет нет, а он уже курит! Курит! Ты тоже хочешь курильщиком заделаться? Со мной этот номер не пройдёт, я твоих дружков на порог не пущу, не надо мне, чтобы ты курить начал! Нет! Не разрешаю!
— Вообще-то, я не Ромку и Славку хотел пригласить.
— А кого? — недобро прищурилась мама. Большинство Витькиных ровесников на лето разъехались, кроме упомянутых Ромки и Славки остался один Жорик-хулиган, и мама наверняка подумала на него. Ну и зря, Витька с Жориком не водится, потому что Жорик не только курит, но ещё пьёт пиво, не стрижётся и катает на своём мотоцикле девиц.
— Одну девочку.
— О, — многозначительно протянул папа.
— А не рано ли тебе с девочками дружить? — язвительно спросила мама.
— Она не ко мне, а к нам с Настей придёт. Если вы разрешите, конечно, — терпеливо объяснил Витька.
— Что ещё за девочка? На лето к соседям, что ли, приехала? — недоверчиво спросила мама и сама же себе ответила: — Чья-нибудь племянница. Привезли из города.
— А что, пусть зайдёт, — неожиданно поддержал Витьку папа. — Посмотрим, что за чудо в перьях.
— Она не чудо в перьях, — процедил Витька, глядя в тарелку. — Она обычная девочка.
— Сколько лет? — быстро спросила мама.
— Одиннадцать.
— В пятом классе ходит, — вычислила мама.
Витька не стал говорить про домашнее обучение.
— Если можно пригласить, то я ей позвоню.
— Да можно, можно, — махнула рукой мама и понукнула Настьку, которая под шумок начала отлынивать от манной каши: — Ешь, ешь! Это полезно.
— Во сколько?
— Ну, с утра уборка, в обед помидоры... В четыре приглашай, чтоб до ужина ушла. Не сажать же её за стол.
Витька наскоро дохлебал кислые щи, буркнул: «Спасибо», и пошёл... нет, не звонить, позвонит он чуть позже, когда мама уйдёт мыть посуду, а отец включит новости, — а в свою комнату ещё раз посмотреть на светильник, да и на часы не мешало взглянуть. Подумав, вытащил часы, открыл и поставил на книжную полку, за стекло. Настька сюда не долезет, зато теперь можно смотреть на них, сколько угодно. И ждать Луизу.
Из телевизора на весь дом загрохотала отвратительная музыкальная заставка новостей, и Витька пошёл в прихожую звонить. С замиранием сердца набрал заветный номер по бумажке и приготовился услышать что угодно — грубость, нравоучения, но никак не то, что услышал на самом деле.
— Я слушаю, — медленно и жеманно произнёс детский голосок, но не Луизин. Это был тоненький, цыплячий голос совсем маленького ребёнка, и Витька растерялся. «Маму позови», — хотел он сказать, но что-то его удержало.
— Здравствуйте, а Луизу можно?
— А кто её спрашивает? — строго пропищал цыплячий голос.
«Ого», — подумал Витька и назвался.
— Ждите, я сейчас её приглашу, — высокомерно велел цыплячий голос, и Витька подивился, как легко его обладатель справляется с буквой «р».
В трубке зашуршало.
— Алё, — услышал он знакомый фальцет с хрипотцой.
— Привет, это Витя.
— Привет.
— Разрешили. Приходи завтра в четыре.
— Здорово, — обрадовалась Луиза. — Я приду. Как дела у Насти?
У Витьки мигом испортилось настроение.
— Погано, — ответил он. Едва сдержался, чтобы не сказать покрепче. — Я сегодня самодельный светильник собрал, вечером включу.
— Какой ты молодец! — восхитилась Луиза.
Витька только хмыкнул в ответ. Луизе ведь не скажешь: «Ага, я такой!» или «Стараемся». Это вам не Ромка со Славкой. Луиза вежливо поинтересовалась, как дела у него, выразила надежду, что завтра будет хорошая погода, и попрощалась до завтра, отговорившись тем, что её зовёт мама.
— Да, до завтра, — повторил за ней Витька, подождал, пока она повесит трубку, и несколько секунд слушал гудки. Ну вот, поговорили.
Он выглянул в прихожую. Гремели новости. Настька сидела рядом с папой на диване и пустыми глазами глядела в телевизор. Теперь она так до ночи будет сидеть, пока не окосеет, а мама только рада. Все-таки взрослые с другой планеты. Ладно, сегодня посмотрим, как себя покажет новый ночник. Может быть, все проблемы будут решены. Только и делов — поработать паяльником, и прощай ночные страхи! Жаль, что папа не догадался сделать такой ночник, когда Витька был маленький.
Витьке вдруг пришло в голову, что решение любой проблемы всегда лежит на поверхности, просто люди об этом не знают, вот и маются годами, разбивая себе лбы. Мысль стоила того, чтобы её записать, но он отложил это дело на завтра, а пока взял с полки «Капитана Блада» и залёг читать. В одиннадцатом часу, когда почти уже стемнело, из-за двери донеслись крики, а затем рёв. Это погнали спать Настьку. Между прочим, раньше она укладывалась без рёва. Подарок тёти Тани сделал своё дело. Как назло, чтение пришлось прервать на самом интересном месте. Только он успел поставить книгу, как между столом и кроватью вихрем пронеслись Настька и мама, обе вопящие каждая своё.
— Боюсь!
— Бессовестная!
— Боюсь!
— Бессовестная! А ты почему ещё не спишь, балбес? Хотите меня в гроб загнать?
Вот так, и Витьке досталось за компанию. Несмотря на Настькин рёв, мама включила жуткий светильник и захлопнула за собой дверь, крикнув напоследок: