— Значит, так. Сейчас мы плывём в райцентр, на причале я вызову скорую помощь, и ты будешь врать, что я твой брат, иначе меня с тобой не пустят. Поняла?
— Нельзя обманывать, — прохныкала Луиза.
— Чья бы мычала. И ты тоже ври, что Луиза наша сестра, — велел он притихшей от страха Настьке, и малявка кивнула. — А то нас разлучат, и все потеряемся на фиг в этом райцентре. Ну, поплыли.
Через три с половиной километра Луиза вспомнила о штанах.
— Мои бриджи! Они остались в рюкзачке! Витя, ты не мог бы вернуться?
— Они никому не нужны, я потом за ними сплаваю.
— А сейчас?
— Что, таких бешеных денег стоят?
— Нет. То есть, да, но дело не в этом. Мне неловко показаться в городе в одном купальнике и парео. Это неприлично!
— Сойдёшь, — сказал Витька, налегая на вёсла. Течение течением, а так будет скорее.
Она картинно закрыла лицо руками.
— Нет, Витя, нехорошо это. Я уже достаточно взрослая.
— Да ни черта ты не взрослая, — бросил Витька. — Сопля соплёй.
Он сам не знал, почему грубит Луизе — должно быть, накипело, но каким-то чутьём понимал, что сейчас она не обидится: он распекал её, как бывало, нашкодившую Настьку — без злобы, по-братски. Власть Луизы испарилась, теперь это была не принцесса, а нескладная хнычущая девчонка с больной ногой.
— Витя, не говори со мной так, мне и без того плохо! — взмолилась Луиза. — Может быть, я сегодня останусь без ноги.
— Ну, без ноги — это ты хватила. А вот без ушей мы все точно сегодня останемся, — успокоил он её.
Теперь нечего было и думать незаметно вернуть лодку. Её придётся тащить обратно на буксире, вдобавок Луиза додумалась потерять штаны на берегу чёрт знает где — улику оставила. Она сидела, как поникшая лилия, склонив белокурую головку, и Витька пожалел о своих словах. Луизе на самом деле было плохо. Судя по нездоровому румянцу, у неё поднялась температура, и решение плыть в райцентр определённо было правильным. Мимо них, грохоча, пронеслась моторная лодка с двумя парнями. Оба радостно проорали что-то Луизе, но её ничуть не тронуло внимание мужского пола. Она окончательно превратилась в умирающего лебедя.
Вот и добрались до причала. Витька начал направлять лодку к левому берегу. Из-за сильного течения пришлось изрядно повозиться, чтобы втиснуть её на единственное свободное место между двумя огромными посудинами, и, пока он привязывал краденое плавсредство, мужики на причале гоготали и улюлюкали.
— Чем смеяться, лучше бы «скорую помощь» вызвали, — сурово сказал Витька и начал извлекать полубессознательную Луизу на бетонный мосток. Настька вылезла сама.
Дальше было как в тумане. Приехала «скорая помощь». Луиза вцепилась в Витькину руку и завопила: «Это мой брат!» — в другую руку вцепилась Настька с воплем: «И мой тоже!»— и тут на Настьку напал такой безудержный приступ чиха, что врач не сразу понял, какая из девочек нуждается в лечении. К счастью, разлучать их не стали и затолкали в машину всех троих.
В больнице Луизу унесли на носилках, а Настька так расчихалась, что её тоже признали больной и повели лечить. Витьку допрашивали, как пленного партизана, целых полчаса, и, чем больше он рассказывал, тем строже на него смотрела медсестра-допросчица. Вытянув из него информацию о Настькиных прививках и аллергиях, а также все телефоны, она позвонила и Луизиным родителям, и их с Настькой, вкратце описала похождения троицы, сообщила диагнозы и намекнула, что с непослушными детьми надо построже. Положив трубку, она пообещала Витьке, что от родителей ему достанется, и велела ждать в вестибюле.
Чего ждать, он не понял: то ли, когда достанется от родителей, то ли, когда отдадут девчонок, и он просто сидел в компании нескольких забинтованных мужиков и рассматривал красочный плакат «Статистика детской смертности». Никогда раньше в больнице он не был, и ему тут не понравилось. Пахло хлоркой. Синие стены навевали мрачные мысли о школе. Санитарки носили туда-сюда блестящие коробочки с жуткими шприцами.
«Такими шприцами слонов колоть», — подумал Витька и поёжился: как там девчонки? Особенно Настька, она же маленькая, шприц больше неё. Неужели и вправду простудилась от купания? Луизу отпустили первой. К Витькиному удивлению, шла она на своих двоих, лишь слегка прихрамывая, и спокойно улыбалась. На больной ноге красовалась толстая повязка.
— Витя, представляешь, у меня нет ни перелома, ни вывиха, — оживлённо поделилась она. — Только ссадина. Мне дали антибиотик и сделали прививку от столбняка... Витя, а ты боишься прививок?
«Как же она любит поддевать насчет боязни!» — подумал Витька, вспомнил назидательный мамин тон и строго сказал:
— Нет. Единственное, чего я боюсь — это глупых капризных девчонок.
Луиза поджала губы и дёрнула бровками.
— Я думала, ты обрадуешься, что со мной все в порядке.
— Я обрадовался.
— По тебе не скажешь. А где Настя?
Он не успел ответить: из процедурной бабулька в белом халате вывела Настьку и посадила между Витькой и Луизой.
— Сидите все трое, сейчас за вами родители подъедут.
— Что с Настей? — спросил Витька, поднявшись.
— Острое респираторное заболевание. Нужно класть в больницу. Хорош братец, застудил ребёнка чуть не до смерти.
Бабулька повернулась и потопала к себе в процедурную, а Витька сел, как громом поражённый. О простуде он и не вспомнил, когда целый день купал Настьку в реке, следил лишь, чтобы не захлебнулась. Думал, что утонуть — это единственное, что в воде можно сделать. А в ней, оказывается, можно ещё и простудиться. Особенно когда тебе всего четыре года. Ему-то, одиннадцатилетнему лбу, всё нипочем... Он опустил голову, чувствуя себя законченным негодяем.
Заболевшую Настьку переполняли новые впечатления, и она подпрыгивала на месте, рассказывая, что было в кабинете.
— Витя, представляешь? Мне укол сделали! В ЗАДНИЦУ!
Чувствуя укор совести, Витька обнял сестру. Настька продолжала весело болтать:
— Луиза, а тебе укол сделали? Тоже в ЗАДНИЦУ?
Луиза закатила глаза. К Настьке подошла тётя, спросила, не болит ли горло, заставила выпить таблетку, а потом вбуравила маленькие чёрные глаза в Витьку.
— Это ты брат?
По властному голосу тёти Витька догадался, что она врач, может быть, даже главный. Он кивнул, предчувствуя, что тётя-врач пригласит его сейчас куда-нибудь в кабинет для прорабатывания, но ошибся. Тётя не стала себя утруждать и наорала на него прямо в вестибюле, при Настьке и Луизе. Другие больные с удовольствием смотрели и слушали, как она орёт, а орать тётя умела, ей любая школьная учительница в подмётки не годилась.
Витька понимал, что надо прослезиться, и тогда его оставят в покое — взрослые всегда стараются довести детей до слёз, когда ругают, и умные дети начинают реветь сразу, а глупые позже, — но он словно окаменел, ибо орала тётя правильно. Он действительно был виноват. Луиза отвела глазки и смотрела в сторону и вверх. Настька вытирала сопли казённым носовым платком и собралась уже зареветь вместо Витьки, но тут входная дверь на пружине с лязгом хлопнула, и на пороге показались Витькины родители. Луиза чуть слышно поздоровалась, но её не заметили.
— Доченька!
Мама бросилась к Настьке. Папа согнал Витьку со скамьи подзатыльником, сел сам, взял Настьку на колени и стал её расспрашивать. Настька была счастлива и возбуждённо рассказывала папе обо всех приключениях, а мама и врачиха отошли в конец коридора для беседы. Мама хваталась за голову, врачиха поила её корвалолом, а папа бросал на сына такие взгляды, что Витька понял: лучше сегодня было утонуть.
Луиза за всё это время не проронила ни слова, стараясь выглядеть как можно скромнее в своём прозрачном парео. Витька знал, что им всем придётся дождаться Луизиных родителей, и был этому даже рад. Даже если Луизе и не влетит, то по крайней мере папа с мамой узнают, кто в этой истории заводила, и не будут всю вину валить на Витьку — тем более что половину работы за них уже сделали. На Витьку за год столько не орали, сколько за сегодняшний день.
Сперва снаружи донёсся гул подъехавшей машины и хлопанье дверей, и Витька, холодея, услышал тот самый цыплячий голос с жеманными интонациями, который так хорошо справлялся с трудной буквой «р» и от которого кровь стыла в жилах. Мгновение спустя в вестибюль ввалились трое: молодой парень (который вошёл только для того, чтобы открыть двери, и тут же убрался — должно быть, шофёр), седовласый высокий мужчина правительственного вида и невероятно, просто чудовищно жирная женщина, окутанная бежевым облаком тончайших кружев и крепдешина. Сладкий запах духов перебил хлорку. Неужели эта толстуха — мама худенькой Луизы? Витьке захотелось сбежать.
— Луизиана! — воскликнула женщина, и Витька испытал шок, поняв, что цыплячий голос принадлежит ей. — Ты разрываешь мне сердце!
Луиза легко соскочила с высокой скамейки и трогательно обнялась с родителями.
— Мамочка, со мной всё в порядке, я просто немножко поцарапалась.
Жена дипломата вся тряслась, и украшения на ней тоже тряслись, переливаясь в свете ртутной лампы. Несмотря на ужасную фигуру, эта дама была одета исключительно красиво и со вкусом, даже причёска была волосок к волоску. Где время находит? Похоже, из-за модного туалета и задержались. У Витькиной-то мамы всего одно платье, выбирать не из чего...
— Но ты могла погибнуть! Разве можно убегать без разрешения?
Луиза бросилась её утешать, а оба папы тем временем познакомились, обменялись рукопожатием и пришли к выводу, что дети немного похулиганили, с кем не бывает — но, слава Богу, все остались живы, и переживать причины нет. Надо поскорее увезти их по домам и не вспоминать больше об этом происшествии. Подошла мама Витьки и Насти.
— Я одного не понимаю, — сказала она, глядя по очереди на детей. — Зачем вас понесло к чёрту на кулички? Что вам в деревне не сиделось?
Витька промолчал, исподлобья поглядывая на Луизу. Почему она тянет с признанием? Разве не видит, что он и так уже все шишки собрал? Луиза не полезла за словом в карман. Она оторвалась от своей мамы, сделала благочестивое выражение лица и объявила:
— Это Витя решил угнать лодку. Я его отговаривала.
У Витьки земля ушла из-под ног. Он потерял дар речи. Он не мог поверить, что такое предательство вообще возможно! Никто из деревенских ребят не поступил бы так с другом, даже хулиган Жорик. Он смотрел на Луизу, пытаясь поймать её взгляд, но она отворачивалась.
— Мой сын — вор! Бессовестный, втянул девочек в такое! — сокрушаясь, мама ни на секунду не усомнилась в словах Луизы, и Витьку это привело в отчаяние. До сих пор его ругали за дело, и он терпел, но теперь начиналась сплошная несправедливость.
— Это же неправда, — робко возразил он. — Луиза, это же ты подбивала меня угнать лодку. Расскажи всем.
Вместо ответа Луиза всхлипнула и спрятала лицо на груди у матери.
— Ай-ай-ай, нехорошо на девочку вину сваливать! — покачал головой Луизин папа, не переставая, впрочем, дипломатически улыбаться.
— Луизиана, мне всегда не нравилась твоя дружба с этим Витей! — проговорила толстая леди и надменно обратилась к Витькиной маме: — Скажите, дорогая, ваш сын не курит? Неделю назад Луиза пришла с прогулки, и от неё пахло дешёвыми сигаретами.
Мама охнула и упала на скамью. Витька чуть не рассказал про зажигалку, но смолчал. Было ясно, что все верят этой девчонке — потому что она милая, вежливая и белокурая. А ему никто не поверит. Дипломат сказал, что им пора увозить свою маленькую разбойницу, пожелал счастливо доехать до дома, и они все трое очень быстро убрались. Луиза даже не посмотрела в его сторону.
— Разочаровал ты меня сынок, — недобро сказал папа. — Помнишь, я обещал: с куревом застукаю — всыплю ремня?
— Но это она курила.
— Девчонка? Не смеши.
— И лодку она придумала угнать.
— Имей смелость признать вину! Ты не только вор, но и трус.
— Я не... — вскинулся Витька, но сник под гневным взглядом мамы.
— Дома разберёмся, — едва удерживаясь от крика, сказала она. — Я договорилась с врачом, будем лечить Настю дома. Я сбегаю на второй этаж за лекарствами, а ты пока отнеси ребёнка в машину. — Витьку мама словно не видела.
Папа хотел поднять больную Настю на руки, но она вырвалась и поскакала сама, чтобы лишний раз прокатиться на входной двери. Во дворе больницы стояла знакомая серая девятка, которую папа иногда брал с работы напрокат. Настька хотела ещё немножко побегать, но папа велел сидеть на заднем сиденье и не крутиться, потому что больные должны болеть смирно.
— Где лодка? — обратился он к сыну чужим, ледяным голосом.
— На причале.
— Ты её приковал?
— Чем? Привязал и попросил смотрителя посторожить.
— Это Ивана Васильича лодка. Ты в курсе?
— Нет, не в курсе.
— Если украдут, знаешь, что будет?
— Знаю, — огрызнулся Витька. — Тебе придётся купить ему новую.
— А где взять деньги на новую, тоже знаешь? Ты заработаешь?
Витька промолчал. В зеркало заднего обзора ему было видно, как на крыльцо вышли мама и та самая докторша. Его удивило, что они шептались, как старые подруги. Докторша написала что-то в блокноте и дала листок маме, а мама несколько раз кивнула, спрятала листок в сумочку и уже громко сказала: «Большое спасибо, Наталья Евгеньевна. Вы не представляете, как меня выручили». Потом они распрощались, мама села рядом с папой, и они поехали.
— Би-би! — крикнула Настька. Она была единственной, у кого настроение не испортилось. Прокатиться всей семьёй на машине — это же так здорово!
Уставший Витька задремал. Ему снилось, как они подъехали к причалу, нашли лодку, и папа прямо здесь нанял буксир. «Половина беды улажена, — подумал Витька во сне. — Теперь бы Настьку вылечить». Проснулся он от затрещины. Машина и впрямь стояла возле причала, но на этом сходство со сном заканчивалось.
— Где ты её привязал? Где? — папа тряс его за плечи. — Вылезай живо!
Витька полез из машины. Неужели судьбе ещё не надоело подбрасывать ему гадости? Лодки не было. Витька оглянулся на будку смотрителя, потом просительно посмотрел на папу.
— Тут мой малец пару часов назад лодку оставил, — обратился папа к смотрителю. — Говорит, здесь привязал.
— При мне никаких лодок не оставляли, — отозвался смотритель, приглушив телевизор. — Я с девяти тут сижу.
— А куда ж она делась?
— Спросите у Михалыча, он завтра будет. А при мне никаких лодок не оставляли.
Витька с тоской оглядел ещё раз ряды прикованных посудин. Старой почерневшей плоскодонки и след простыл.
— Всё ясно, — сказал папа. — Поехали.
— Пап, я завтра приеду на автобусе и спрошу у этого Михалыча...
— И он тебе скажет, что честно сторожил её всю смену, а в девять его сменили, и пошлёт тебя к сменщику. Пора взрослеть.
Они сели в машину, папа включил фары, и только сейчас Витька заметил, что наступила ночь.
— Сергей, ты заказал буксир? — взволнованно спросила мама.
— Нет, — ответил папа и рванул сцепление. Всех вжало в спинки сидений.
— Почему? Ты должен был заказать! За ночь лодку могут украсть, мы тогда не расплатимся!
— Её и украли, — нехотя сказал папа. И началось…
Через полчаса они были дома. Все так обозлились на Витьку, что он даже удивился, когда мама поставила перед ним тарелку щей — думал, кормить не будут. Дорогу домой он старался не вспоминать. В ушах звенело. В воздухе завис прочный запах корвалола.
— Нельзя обманывать, — прохныкала Луиза.
— Чья бы мычала. И ты тоже ври, что Луиза наша сестра, — велел он притихшей от страха Настьке, и малявка кивнула. — А то нас разлучат, и все потеряемся на фиг в этом райцентре. Ну, поплыли.
Через три с половиной километра Луиза вспомнила о штанах.
— Мои бриджи! Они остались в рюкзачке! Витя, ты не мог бы вернуться?
— Они никому не нужны, я потом за ними сплаваю.
— А сейчас?
— Что, таких бешеных денег стоят?
— Нет. То есть, да, но дело не в этом. Мне неловко показаться в городе в одном купальнике и парео. Это неприлично!
— Сойдёшь, — сказал Витька, налегая на вёсла. Течение течением, а так будет скорее.
Она картинно закрыла лицо руками.
— Нет, Витя, нехорошо это. Я уже достаточно взрослая.
— Да ни черта ты не взрослая, — бросил Витька. — Сопля соплёй.
Он сам не знал, почему грубит Луизе — должно быть, накипело, но каким-то чутьём понимал, что сейчас она не обидится: он распекал её, как бывало, нашкодившую Настьку — без злобы, по-братски. Власть Луизы испарилась, теперь это была не принцесса, а нескладная хнычущая девчонка с больной ногой.
— Витя, не говори со мной так, мне и без того плохо! — взмолилась Луиза. — Может быть, я сегодня останусь без ноги.
— Ну, без ноги — это ты хватила. А вот без ушей мы все точно сегодня останемся, — успокоил он её.
Теперь нечего было и думать незаметно вернуть лодку. Её придётся тащить обратно на буксире, вдобавок Луиза додумалась потерять штаны на берегу чёрт знает где — улику оставила. Она сидела, как поникшая лилия, склонив белокурую головку, и Витька пожалел о своих словах. Луизе на самом деле было плохо. Судя по нездоровому румянцу, у неё поднялась температура, и решение плыть в райцентр определённо было правильным. Мимо них, грохоча, пронеслась моторная лодка с двумя парнями. Оба радостно проорали что-то Луизе, но её ничуть не тронуло внимание мужского пола. Она окончательно превратилась в умирающего лебедя.
Вот и добрались до причала. Витька начал направлять лодку к левому берегу. Из-за сильного течения пришлось изрядно повозиться, чтобы втиснуть её на единственное свободное место между двумя огромными посудинами, и, пока он привязывал краденое плавсредство, мужики на причале гоготали и улюлюкали.
— Чем смеяться, лучше бы «скорую помощь» вызвали, — сурово сказал Витька и начал извлекать полубессознательную Луизу на бетонный мосток. Настька вылезла сама.
Дальше было как в тумане. Приехала «скорая помощь». Луиза вцепилась в Витькину руку и завопила: «Это мой брат!» — в другую руку вцепилась Настька с воплем: «И мой тоже!»— и тут на Настьку напал такой безудержный приступ чиха, что врач не сразу понял, какая из девочек нуждается в лечении. К счастью, разлучать их не стали и затолкали в машину всех троих.
Глава 8. Больница
В больнице Луизу унесли на носилках, а Настька так расчихалась, что её тоже признали больной и повели лечить. Витьку допрашивали, как пленного партизана, целых полчаса, и, чем больше он рассказывал, тем строже на него смотрела медсестра-допросчица. Вытянув из него информацию о Настькиных прививках и аллергиях, а также все телефоны, она позвонила и Луизиным родителям, и их с Настькой, вкратце описала похождения троицы, сообщила диагнозы и намекнула, что с непослушными детьми надо построже. Положив трубку, она пообещала Витьке, что от родителей ему достанется, и велела ждать в вестибюле.
Чего ждать, он не понял: то ли, когда достанется от родителей, то ли, когда отдадут девчонок, и он просто сидел в компании нескольких забинтованных мужиков и рассматривал красочный плакат «Статистика детской смертности». Никогда раньше в больнице он не был, и ему тут не понравилось. Пахло хлоркой. Синие стены навевали мрачные мысли о школе. Санитарки носили туда-сюда блестящие коробочки с жуткими шприцами.
«Такими шприцами слонов колоть», — подумал Витька и поёжился: как там девчонки? Особенно Настька, она же маленькая, шприц больше неё. Неужели и вправду простудилась от купания? Луизу отпустили первой. К Витькиному удивлению, шла она на своих двоих, лишь слегка прихрамывая, и спокойно улыбалась. На больной ноге красовалась толстая повязка.
— Витя, представляешь, у меня нет ни перелома, ни вывиха, — оживлённо поделилась она. — Только ссадина. Мне дали антибиотик и сделали прививку от столбняка... Витя, а ты боишься прививок?
«Как же она любит поддевать насчет боязни!» — подумал Витька, вспомнил назидательный мамин тон и строго сказал:
— Нет. Единственное, чего я боюсь — это глупых капризных девчонок.
Луиза поджала губы и дёрнула бровками.
— Я думала, ты обрадуешься, что со мной все в порядке.
— Я обрадовался.
— По тебе не скажешь. А где Настя?
Он не успел ответить: из процедурной бабулька в белом халате вывела Настьку и посадила между Витькой и Луизой.
— Сидите все трое, сейчас за вами родители подъедут.
— Что с Настей? — спросил Витька, поднявшись.
— Острое респираторное заболевание. Нужно класть в больницу. Хорош братец, застудил ребёнка чуть не до смерти.
Бабулька повернулась и потопала к себе в процедурную, а Витька сел, как громом поражённый. О простуде он и не вспомнил, когда целый день купал Настьку в реке, следил лишь, чтобы не захлебнулась. Думал, что утонуть — это единственное, что в воде можно сделать. А в ней, оказывается, можно ещё и простудиться. Особенно когда тебе всего четыре года. Ему-то, одиннадцатилетнему лбу, всё нипочем... Он опустил голову, чувствуя себя законченным негодяем.
Заболевшую Настьку переполняли новые впечатления, и она подпрыгивала на месте, рассказывая, что было в кабинете.
— Витя, представляешь? Мне укол сделали! В ЗАДНИЦУ!
Чувствуя укор совести, Витька обнял сестру. Настька продолжала весело болтать:
— Луиза, а тебе укол сделали? Тоже в ЗАДНИЦУ?
Луиза закатила глаза. К Настьке подошла тётя, спросила, не болит ли горло, заставила выпить таблетку, а потом вбуравила маленькие чёрные глаза в Витьку.
— Это ты брат?
По властному голосу тёти Витька догадался, что она врач, может быть, даже главный. Он кивнул, предчувствуя, что тётя-врач пригласит его сейчас куда-нибудь в кабинет для прорабатывания, но ошибся. Тётя не стала себя утруждать и наорала на него прямо в вестибюле, при Настьке и Луизе. Другие больные с удовольствием смотрели и слушали, как она орёт, а орать тётя умела, ей любая школьная учительница в подмётки не годилась.
Витька понимал, что надо прослезиться, и тогда его оставят в покое — взрослые всегда стараются довести детей до слёз, когда ругают, и умные дети начинают реветь сразу, а глупые позже, — но он словно окаменел, ибо орала тётя правильно. Он действительно был виноват. Луиза отвела глазки и смотрела в сторону и вверх. Настька вытирала сопли казённым носовым платком и собралась уже зареветь вместо Витьки, но тут входная дверь на пружине с лязгом хлопнула, и на пороге показались Витькины родители. Луиза чуть слышно поздоровалась, но её не заметили.
— Доченька!
Мама бросилась к Настьке. Папа согнал Витьку со скамьи подзатыльником, сел сам, взял Настьку на колени и стал её расспрашивать. Настька была счастлива и возбуждённо рассказывала папе обо всех приключениях, а мама и врачиха отошли в конец коридора для беседы. Мама хваталась за голову, врачиха поила её корвалолом, а папа бросал на сына такие взгляды, что Витька понял: лучше сегодня было утонуть.
Луиза за всё это время не проронила ни слова, стараясь выглядеть как можно скромнее в своём прозрачном парео. Витька знал, что им всем придётся дождаться Луизиных родителей, и был этому даже рад. Даже если Луизе и не влетит, то по крайней мере папа с мамой узнают, кто в этой истории заводила, и не будут всю вину валить на Витьку — тем более что половину работы за них уже сделали. На Витьку за год столько не орали, сколько за сегодняшний день.
Сперва снаружи донёсся гул подъехавшей машины и хлопанье дверей, и Витька, холодея, услышал тот самый цыплячий голос с жеманными интонациями, который так хорошо справлялся с трудной буквой «р» и от которого кровь стыла в жилах. Мгновение спустя в вестибюль ввалились трое: молодой парень (который вошёл только для того, чтобы открыть двери, и тут же убрался — должно быть, шофёр), седовласый высокий мужчина правительственного вида и невероятно, просто чудовищно жирная женщина, окутанная бежевым облаком тончайших кружев и крепдешина. Сладкий запах духов перебил хлорку. Неужели эта толстуха — мама худенькой Луизы? Витьке захотелось сбежать.
— Луизиана! — воскликнула женщина, и Витька испытал шок, поняв, что цыплячий голос принадлежит ей. — Ты разрываешь мне сердце!
Луиза легко соскочила с высокой скамейки и трогательно обнялась с родителями.
— Мамочка, со мной всё в порядке, я просто немножко поцарапалась.
Жена дипломата вся тряслась, и украшения на ней тоже тряслись, переливаясь в свете ртутной лампы. Несмотря на ужасную фигуру, эта дама была одета исключительно красиво и со вкусом, даже причёска была волосок к волоску. Где время находит? Похоже, из-за модного туалета и задержались. У Витькиной-то мамы всего одно платье, выбирать не из чего...
— Но ты могла погибнуть! Разве можно убегать без разрешения?
Луиза бросилась её утешать, а оба папы тем временем познакомились, обменялись рукопожатием и пришли к выводу, что дети немного похулиганили, с кем не бывает — но, слава Богу, все остались живы, и переживать причины нет. Надо поскорее увезти их по домам и не вспоминать больше об этом происшествии. Подошла мама Витьки и Насти.
— Я одного не понимаю, — сказала она, глядя по очереди на детей. — Зачем вас понесло к чёрту на кулички? Что вам в деревне не сиделось?
Витька промолчал, исподлобья поглядывая на Луизу. Почему она тянет с признанием? Разве не видит, что он и так уже все шишки собрал? Луиза не полезла за словом в карман. Она оторвалась от своей мамы, сделала благочестивое выражение лица и объявила:
— Это Витя решил угнать лодку. Я его отговаривала.
У Витьки земля ушла из-под ног. Он потерял дар речи. Он не мог поверить, что такое предательство вообще возможно! Никто из деревенских ребят не поступил бы так с другом, даже хулиган Жорик. Он смотрел на Луизу, пытаясь поймать её взгляд, но она отворачивалась.
— Мой сын — вор! Бессовестный, втянул девочек в такое! — сокрушаясь, мама ни на секунду не усомнилась в словах Луизы, и Витьку это привело в отчаяние. До сих пор его ругали за дело, и он терпел, но теперь начиналась сплошная несправедливость.
— Это же неправда, — робко возразил он. — Луиза, это же ты подбивала меня угнать лодку. Расскажи всем.
Вместо ответа Луиза всхлипнула и спрятала лицо на груди у матери.
— Ай-ай-ай, нехорошо на девочку вину сваливать! — покачал головой Луизин папа, не переставая, впрочем, дипломатически улыбаться.
— Луизиана, мне всегда не нравилась твоя дружба с этим Витей! — проговорила толстая леди и надменно обратилась к Витькиной маме: — Скажите, дорогая, ваш сын не курит? Неделю назад Луиза пришла с прогулки, и от неё пахло дешёвыми сигаретами.
Мама охнула и упала на скамью. Витька чуть не рассказал про зажигалку, но смолчал. Было ясно, что все верят этой девчонке — потому что она милая, вежливая и белокурая. А ему никто не поверит. Дипломат сказал, что им пора увозить свою маленькую разбойницу, пожелал счастливо доехать до дома, и они все трое очень быстро убрались. Луиза даже не посмотрела в его сторону.
— Разочаровал ты меня сынок, — недобро сказал папа. — Помнишь, я обещал: с куревом застукаю — всыплю ремня?
— Но это она курила.
— Девчонка? Не смеши.
— И лодку она придумала угнать.
— Имей смелость признать вину! Ты не только вор, но и трус.
— Я не... — вскинулся Витька, но сник под гневным взглядом мамы.
— Дома разберёмся, — едва удерживаясь от крика, сказала она. — Я договорилась с врачом, будем лечить Настю дома. Я сбегаю на второй этаж за лекарствами, а ты пока отнеси ребёнка в машину. — Витьку мама словно не видела.
Папа хотел поднять больную Настю на руки, но она вырвалась и поскакала сама, чтобы лишний раз прокатиться на входной двери. Во дворе больницы стояла знакомая серая девятка, которую папа иногда брал с работы напрокат. Настька хотела ещё немножко побегать, но папа велел сидеть на заднем сиденье и не крутиться, потому что больные должны болеть смирно.
— Где лодка? — обратился он к сыну чужим, ледяным голосом.
— На причале.
— Ты её приковал?
— Чем? Привязал и попросил смотрителя посторожить.
— Это Ивана Васильича лодка. Ты в курсе?
— Нет, не в курсе.
— Если украдут, знаешь, что будет?
— Знаю, — огрызнулся Витька. — Тебе придётся купить ему новую.
— А где взять деньги на новую, тоже знаешь? Ты заработаешь?
Витька промолчал. В зеркало заднего обзора ему было видно, как на крыльцо вышли мама и та самая докторша. Его удивило, что они шептались, как старые подруги. Докторша написала что-то в блокноте и дала листок маме, а мама несколько раз кивнула, спрятала листок в сумочку и уже громко сказала: «Большое спасибо, Наталья Евгеньевна. Вы не представляете, как меня выручили». Потом они распрощались, мама села рядом с папой, и они поехали.
— Би-би! — крикнула Настька. Она была единственной, у кого настроение не испортилось. Прокатиться всей семьёй на машине — это же так здорово!
Уставший Витька задремал. Ему снилось, как они подъехали к причалу, нашли лодку, и папа прямо здесь нанял буксир. «Половина беды улажена, — подумал Витька во сне. — Теперь бы Настьку вылечить». Проснулся он от затрещины. Машина и впрямь стояла возле причала, но на этом сходство со сном заканчивалось.
— Где ты её привязал? Где? — папа тряс его за плечи. — Вылезай живо!
Витька полез из машины. Неужели судьбе ещё не надоело подбрасывать ему гадости? Лодки не было. Витька оглянулся на будку смотрителя, потом просительно посмотрел на папу.
— Тут мой малец пару часов назад лодку оставил, — обратился папа к смотрителю. — Говорит, здесь привязал.
— При мне никаких лодок не оставляли, — отозвался смотритель, приглушив телевизор. — Я с девяти тут сижу.
— А куда ж она делась?
— Спросите у Михалыча, он завтра будет. А при мне никаких лодок не оставляли.
Витька с тоской оглядел ещё раз ряды прикованных посудин. Старой почерневшей плоскодонки и след простыл.
— Всё ясно, — сказал папа. — Поехали.
— Пап, я завтра приеду на автобусе и спрошу у этого Михалыча...
— И он тебе скажет, что честно сторожил её всю смену, а в девять его сменили, и пошлёт тебя к сменщику. Пора взрослеть.
Они сели в машину, папа включил фары, и только сейчас Витька заметил, что наступила ночь.
— Сергей, ты заказал буксир? — взволнованно спросила мама.
— Нет, — ответил папа и рванул сцепление. Всех вжало в спинки сидений.
— Почему? Ты должен был заказать! За ночь лодку могут украсть, мы тогда не расплатимся!
— Её и украли, — нехотя сказал папа. И началось…
Через полчаса они были дома. Все так обозлились на Витьку, что он даже удивился, когда мама поставила перед ним тарелку щей — думал, кормить не будут. Дорогу домой он старался не вспоминать. В ушах звенело. В воздухе завис прочный запах корвалола.
