- Да, княже. Пятьсот мечей. Это только у дядьки моего, Сигурда. Да у побратимов его по две сотни. Всего почитай дюжина драккаров будет, а то и больше.
- Хорошие вести.
Да, действительно хорошие, коли, варяги пришлют свои дружины в помощь Китежу, буде случится война. А то, что война может случиться, князь почему-то не сомневался. Не тот колдун Мрак, чтобы просто сидеть в своей башне до старости. Его приход на Рось это лишь вопрос времени.
А потому, девять сотен варягов под водительством дядьки Олгердова, которые тот обещал своему будущему тестю, будут не плохим подспорьем китежской дружине.
Нет, конечно, Ярослав и без союза с варягами отдал бы дочь в жёны молодому Труворовичу. Знает ведь, как молодые любят друг друга. Тем более что, сам растил его словно сына, душу вкладывая. Да и князь из Ольгерда выйдет толковый. Вот опыта поднаберёт, возмужает, тогда можно и передавать стол. Не вечно же Ярославу сидеть на одном месте. Пора и честь знать, молодым дорогу уступать. А Ярослав будет с внуками нянчиться, молодых витязей взращивать.
А пока же у князя насущными делами голова болела.
Скифы вон, сказывают, что участились набеги прислужников Мраковых на их приграничье. Силу скифов проверяют. Но стоят крепко скифы на своей земле, хотя и многих справных витязей положили в той войне с Мраком.
Они ведь тогда первыми поспели на помощь берендеям, когда Мрак с мечом к тем пришёл. А ведь Мрак сам из берендеев. Сын царя Картауса, тогдашнего правителя. И ведь поднялась у поганца рука не только на народ свой, на самого отца родного со злом поднялся. Молва сказывает, что Мрак, то ли самолично убил его, то ли держит в темнице в цепях, как раба. А народ свой частью истребил, частью поработил.
Росы тогда тоже на помощь спешили, да только не поспели. Всего и смогли, так это скифам подсобили отбиться: те как раз отступали, хоть и, сохраняя порядок, но многих оставили на земле берендеев. Много зла призвал Мрак к себе, когда уселся на престоле отцовском. Башню чёрную выстроил, волшбой чёрной стал промышлять много, и соседей окрестных порабощать стал.
Мрак.
А ведь немало чего с этим именем у Ярослава в памяти осталось. Раны эти никогда не затянутся. Нет-нет, да и дают о себе знать старые шрамы. Только Ратибор знает, что у Ярослава на душе происходит при каждом упоминании имени чёрного колдуна.
Старый Ратибор, верный сподвижник братом старшим был для Милолики. Как же Ярослав скучает по своей красавице жене. Уж сколько лет минуло, а не отпускает князя тоска-печаль. Только вот в дочери своей, Марьяночке находит он утешение.
После смерти жены чуть руки на себя не наложил, в проруби хотел утопиться. Ратибор тогда вовремя появился. Как оглоушил кулачищем по темени, да не якшаясь, схватил за шиворот и так волоком по снегу в терем и притащил. Бросил у кроватки Марьяшкиной и ушёл. Стражу у дверей выставил и велел, ежели что, так не смотреть, что князь – бить не жалеючи, пока дурь из башки не вылетит.
Первое, что увидел Ярослав, когда в себя пришёл это испуганные глазёнки Марьяны. Она сидела на своей кроватке, смотрела на него и тихо, беззвучно плакала, словно говоря ему: «Что же ты, совсем меня сиротой оставить хотел?».
Так и нашёл их потом Ратибор, сидящими на полу в обнимку. Марьянка спала у Ярослава на груди, обвив шею маленькими ручонками. А князь нежно покачивал её, сидя с закрытыми глазами и тихо поскуливая: одно, что воин каких поискать. И по щекам его катились крупные слёзы.
С тех пор всю свою любовь князь обратил к дочери. Да и дружина, понимая как тяжко князю на душе, Марьяшку опекать стала. Удивительно смотреть было, как тёртые и битые жизнью суровые воины нянчатся с малой девчонкой. Хоть князь и запретил дружине баловать дочь, но кто ж устоит, когда живой вихрь радости и задора днями крутится вокруг.
Ну и дружина старалась на совесть. Заодно и премудростям кой-каким обучили. Из лука-то Марьяна весьма ловко стрелять научилась. Да и Ратибор ухваткам разным с ножом боевым (меч да топор, как ни крути, всё ж тяжел для девчонки) обучил. А уж на коне ездит Марьяшка почище некоторых воинов, одно, что те сызмальства к седлу приучены были.
Ну, а уж, купцы заезжие, дочери князя старались угодить всячески, одаривая её подарками разными. Понятное дело, что как-никак, будущая княжна и если не самим, купцам, то детям их всё одно здесь торговлю вести. Посему задел должен быть. Один арамейский купец даже научил Марьяну ухваткам хитрым, коими владеют далёкие воины, то ли из Индии, то ли из Китая.
Ну и Марьяна не преминула воспользоваться ими. В одном из потешных поединков с дядькой Ратибором, в те разы, когда он обучал её с ножом управляться, княжна и применила одну хитроумную ухватку супротив воеводы.
Когда от очередного, безуспешного выпада княжны воевода, выбив деревянный нож из её руки, снова уклонился уходом в сторону, Марьяна неожиданно присев, крутнулась вокруг себя и подсекла Ратибора ногой.
Упав на спину, воевода мгновенным перекатом вскочил, было на ноги, но получил ногой в живот. А Марьяна отскочив назад, встала в какую-то невообразимую позу, подняв согнутую в колене ногу и, немыслимым образом, раскинув над головой руки.
Не ожидавший от своей ученицы ничего подобного воевода, так и сидел в пыли с раскрытым от удивления ртом. Все кто наблюдал за этим потешным поединком, грянули хохотом, распугав всех кур и гусей по округе.
Воевода поднялся, потирая ушибленный зад, и расплылся широченной улыбкой. Давненько никому не удавалось его повалять в пыли, да ещё кому - пестышу! Не важно, что не сам Ратибор научил княжну этим ухваткам, а вот что многоопытный ветеран так попался и проглядел удар, будто необученный ещё отрок, это вызывало восхищение. Ратибор с гордостью смотрел, тогда на Марьяну, а та смущённо опустила глаза, мол, прости дядька Ратибор, не зашибла ли?
Правда, с тех пор княжне так и не удалось больше применить свои хитрые ухватки. Ратибор не был бы воеводой, если позволил бы себе снова такую оплошность. Теперь он знал, что от Марьяны можно ждать не только того, чему сам же её и обучал.
Да и воины дружины заинтересовались новыми приёмами. Пришлось Марьяне показывать им всё, что она запомнила из того, чему научил её тот арамейский купец. Ну а дружинные быстро смекнули, что из нового мастерства можно и должно применять в бою, да ещё и сами развили и придумали многое, благо опыта и воинской смекалки было не занимать. Так и родилось новое и весьма полезное умение воинское, которое стали широко использовать в бою, даже будучи раненым или безоружным против более сильного врага.
Тот арамейский купец называл сие мастерство заумно: «самооборона без оружия против вооружённого противника, нужная с целью выживания самому и победы над своими врагами», но кому охота произносить такие длинноты? Так и родилось у этих ухваток своё название.
По примеру купцов, которые предпочитают в своих записях сокращать слова до первых буквиц, или вообще до хитрых закорючек, то ли чтоб места много экономить на восковых дощечках, то ли просто из-за стремления к тайности своих подсчётов, стали называть это мастерство просто и не затейливо – «собор».
- Олька!- Марьяна ворвалась в горницу и бросилась на шею варягу. – Ты что так долго там гостил? Я уж извелась вся. Привет, тяту.
- Ну ладно, - Ярослав хлопнул по подлокотникам кресла и встал. – Не буду вам мешать. Вижу, хотите побыть наедине. А я пока пойду, распоряжусь на счёт твоих воинов, Ольгерд.
Ярослав потрепал дочь по непослушной чёлке и вышел, слегка пригнувшись, в дверь.
- Каких воинов? – Марьяна подняла глаза на любимого.
Ольгерд был статным молодцем. Но, будучи почти на голову выше Марьяны, всё же был немного худощав. Тем не менее, витязь был крепок и силён. Старше Марьяны всего на два года, он уже считался вполне зрелым и опытным воином. Не раз бывал с малой дружиной в приграничье, когда туда наведывались в набег прислужники Мрака, и имел уже достаточно стычек кровавых за плечами.
У юноши были густые, цвета спелой соломы волосы и серые, как у Ярослава, глаза. На волевом подбородке уже вовсю росла, хоть и редкая, борода да усы. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не многочисленные мелкие оспинки на его лице. Это были следы того мора, что унёс много жизней в городе. Ольгерду тогда повезло, он выжил, но вот следы на лице остались.
Правда, Марьяне не было дела до внешности своего милого. Не за это она его любила. Более нежного и преданного друга у неё не было. Нет, конечно, Тишок с Мизгирём тоже её друзья, но они как младшие братья. А Ольгерд…. За ним она как за крепкой стеной, ничего не боится. С ним хорошо. Ну, ещё отца она тоже любит так же сильно, да дядьку Ратибора, но то – отец и родич. И теперь её любимый обнимал её за плечи и нежно смотрел в глаза.
- А! Что? – очнулся Ольгерд, вынырнув из глубины глаз своей любимой.
- Про каких, спрашиваю, воинов отец говорил?
- А. Так, они ж со мной пришли. Мне дядька Сигурд драккар дал. На нашу свадьбу дарит его. Ну и семь десятков воинов, кто захотел со мной пошли. Князю нашему теперь служить будут. А я их сотник теперь.
- Правда? – Марьяна прижалась к варягу, положив ему на грудь голову. Ольгерд прижался щекой к её волосам и закрыл глаза.
Так он и стоял, прижав к себе девушку и вдыхая аромат её волос. Незаметно для него самого, его руки спустились сперва на талию девушки, а потом, видно решив проявить самостоятельность, скользнули ниже к упругим девичьим ягодицам.
- Ты чего это удумал, а? – Марьяна резко отпрянула от него и, уперев руки в бока, склонила голову, сверкнув на Ольгерда синими глазами.
- Марьян. Дак, мы всё равно ж скоро поженимся. Чего ты?
- Вот когда поженимся, тогда и будешь руки свои распускать, - Марьяна ткнула пальцем в грудь юноши.- А пока, терпи. Негоже раньше времени…счастья, говорят, не будет.
- Да ладно, потерплю уж.
- Вот и терпи, витязь, - констатировала девушка, и, сморщив свой носик, всё же не удержавшись, высунула язык, стремясь подразнить любимого. - Ты так смешно закраснелся, прям как девица.
- Ах ты, - варяг попытался схватить Марьяну, но та увернулась.
- А ты чего такая мокрая-то?- спохватился Ольгерд.
Когда девушку обнимал, до него не сразу и дошло, что она в сыром платье да с мокрыми волосами, так соскучился по любимой.
- А! Так мы ж с мальчишками рыбу поймали. Совсем забыла. Вот такая рыбина, представляешь? Хвостом меня в воду скинула. Чуть не утопла.
Марьяна развела руки, чтоб показать Ольгерду каких размеров достигала пойманная рыба. Ольгерд недоверчиво мотнул головой.
- Да ну?
- Да! Я ж прямо с берега. Мне Посташка как сообщил, так я сразу сюда бежать, даже переодеться не успела.
- Ты спешила меня увидеть?
- Вот ещё, - Марьяна надула губки и, отвернувшись, скрестила на груди руки. – Нужно мне видеть, такого, который сразу руки, куда нельзя протягивает. Отцу бежала сообщить.
- Марьяш, ну ты что, в самом-то деле? Сердишься?- Ольгерд привлёк девушку к себе. – Ты же знаешь, что я ничего такого…. Я ж люблю тебя.
- Знаю, - Марьяна прижалась к нему и потёрлась щекой. - Я соскучилась.
- Я тоже по тебе скучал.
- Только рукам своим воли не давай больше, ладно? А то обижусь,- девушка вновь посмотрела на Ольгерда, слегка приподняв красиво изогнутую бровь.
- А давай хотя бы поцелуемся?
- Ты что? Очумел?- Марьяна чуть дар речи потеряла. - Да и увидит вдруг кто, вот сраму-то будет. Нельзя же нам пока.
- Да кто увидит-то?
Марьяна огляделась вокруг. Кроме них в горнице никого не было, но вдруг домовой кого принёс, а они и не заметили.
- Ну, нет же никого. Сама видишь, - Ольгерд развёл руки в стороны.
- А боги-то видят же.
- Да нечто они прогневаются? Им же только в радость, что молодые любят друг друга. Да и осталось-то до свадьбы, всего ничего. Ну не проклянут же они нас, за один-то поцелуй!
- А ты умеешь?
- Ну…, нет. Но я видел, как целуются.
Несмотря на то, что витязь уже считался взрослым мужем, он действительно не умел целоваться. Да и не пытался научиться, считая, что само придёт. Хотя, будучи у родичей, ему выпадала возможность познать радость женщины. У варягов с этим проще было, да и дядька Сигурд намекал, мол, только скажи, от девок отбоя не будет. Да только Ольгерд хранил себя для одной Марьяны, которую единственно по-настоящему любил.
- Я тоже не умею. А, ладно, - махнула рукой Марьяна. – Только один разок, слышишь? И больше ни-ни.
Марьяна встала на цыпочки и потянулась губами к своему любимому. Их губы неумело сомкнулись. Всего лишь короткое мгновение, показавшееся вечностью, губы Марьяны прижимались к губам молодого варяга. Потом молодые отпрянули и посмотрели друг, на друга, заливаясь краской.
Чуть придя в себя, Марьяна осторожно протянула руку к лицу Ольгерда и коснулась его юношеских усов.
- А они пушистые и вовсе не колючие оказывается.
Ольгерд схватил её пальцы, прижал к своим губам, одновременно обнимая за талию и притягивая к себе. Марьяна быстро отскочила, и спрятала руку за спину.
- Хитрый ёжик! – она погрозила ему пальцем.
- Давай ещё разок, а?
- Не-а! – Марьяна засмеялась, и быстро повернувшись, выбежала из горницы. – Потерпи! Скоро уже.
Ярослав, выйдя из горницы и оставив наедине молодых, спустился по узкой лестнице, пригнулся в дверях и вышел во двор. Поймав за шкирку пробегавшего мимо мальца, что-то ему сказал и, получив утвердительный кивок, отпустил.
- Давай, дуй! Одна нога здесь, а другая там.
Во дворе вовсю кипела стройка. И хотя работа длилась уже не первую седмицу, всё ж, протекала быстро и близилась к завершению. Осталось крышу закрыть и резные наличники навесить, да ещё по мелочи. А украшать дом внутри уж бабы будут. Вернее не дом, а пристроенное к терему крыло (для этого пришлось в глухой стене княжеского терема разобрать часть брёвен), где молодые обитать станут. Свадьба-то не за горами уже, но поспеть должны, вон как споро мастеровые работают.
Князь не занимал весь терем, жил в восточном крыле. Остальные клети занимали работники княжеские, да помещения были хозяйственные. Ну и, разумеется, были палаты и для официальных церемоний, хотя, если была возможность, князь нужный народ прямо в своих покоях принимал. Так проще, да и по-домашнему уютнее вопросы решать.
Сейчас же расширяться потребность назрела - молодым ведь тоже жить где-то надо. В покоях Марьяниных уже вдвоём тесновато будет, а там детишки пойдут, так и вовсе не повернуться будет.
А Ольгерд-то всё с ратниками дружинными жил последние годы. Как с ними стал ходить на порубежье, так ближе к ним и перебрался. Раньше он в соседней с князем горнице обитался, под княжьим приглядом был. А теперь, как ни крути, свой угол должен иметь.
Два дюжих работника подавали бревно тем, кто был на крыше. Скрипели блоки и трещали верёвки. Хорошая балка, прочная, должна лечь точно в приготовленный для неё паз.
- Давай навались, мужики!
Бревно оторвалось от земли и, скрипя верёвками, медленно поползло наверх.
Ярослав оглянулся на звук шагов.Во двор зашёл Ратибор.
- Звал, княже? – произнёс подошедший воевода.
Старше князя зим на пятнадцать, воевода Ратибор был, тем не менее, довольно-таки моложав и подтянут, и по-прежнему считался лучшим бойцом. Простая кольчуга ладно сидела на мощном, бугрящемся мышцами торсе воеводы.
- Хорошие вести.
Да, действительно хорошие, коли, варяги пришлют свои дружины в помощь Китежу, буде случится война. А то, что война может случиться, князь почему-то не сомневался. Не тот колдун Мрак, чтобы просто сидеть в своей башне до старости. Его приход на Рось это лишь вопрос времени.
А потому, девять сотен варягов под водительством дядьки Олгердова, которые тот обещал своему будущему тестю, будут не плохим подспорьем китежской дружине.
Нет, конечно, Ярослав и без союза с варягами отдал бы дочь в жёны молодому Труворовичу. Знает ведь, как молодые любят друг друга. Тем более что, сам растил его словно сына, душу вкладывая. Да и князь из Ольгерда выйдет толковый. Вот опыта поднаберёт, возмужает, тогда можно и передавать стол. Не вечно же Ярославу сидеть на одном месте. Пора и честь знать, молодым дорогу уступать. А Ярослав будет с внуками нянчиться, молодых витязей взращивать.
А пока же у князя насущными делами голова болела.
Скифы вон, сказывают, что участились набеги прислужников Мраковых на их приграничье. Силу скифов проверяют. Но стоят крепко скифы на своей земле, хотя и многих справных витязей положили в той войне с Мраком.
Они ведь тогда первыми поспели на помощь берендеям, когда Мрак с мечом к тем пришёл. А ведь Мрак сам из берендеев. Сын царя Картауса, тогдашнего правителя. И ведь поднялась у поганца рука не только на народ свой, на самого отца родного со злом поднялся. Молва сказывает, что Мрак, то ли самолично убил его, то ли держит в темнице в цепях, как раба. А народ свой частью истребил, частью поработил.
Росы тогда тоже на помощь спешили, да только не поспели. Всего и смогли, так это скифам подсобили отбиться: те как раз отступали, хоть и, сохраняя порядок, но многих оставили на земле берендеев. Много зла призвал Мрак к себе, когда уселся на престоле отцовском. Башню чёрную выстроил, волшбой чёрной стал промышлять много, и соседей окрестных порабощать стал.
Мрак.
А ведь немало чего с этим именем у Ярослава в памяти осталось. Раны эти никогда не затянутся. Нет-нет, да и дают о себе знать старые шрамы. Только Ратибор знает, что у Ярослава на душе происходит при каждом упоминании имени чёрного колдуна.
Старый Ратибор, верный сподвижник братом старшим был для Милолики. Как же Ярослав скучает по своей красавице жене. Уж сколько лет минуло, а не отпускает князя тоска-печаль. Только вот в дочери своей, Марьяночке находит он утешение.
После смерти жены чуть руки на себя не наложил, в проруби хотел утопиться. Ратибор тогда вовремя появился. Как оглоушил кулачищем по темени, да не якшаясь, схватил за шиворот и так волоком по снегу в терем и притащил. Бросил у кроватки Марьяшкиной и ушёл. Стражу у дверей выставил и велел, ежели что, так не смотреть, что князь – бить не жалеючи, пока дурь из башки не вылетит.
Первое, что увидел Ярослав, когда в себя пришёл это испуганные глазёнки Марьяны. Она сидела на своей кроватке, смотрела на него и тихо, беззвучно плакала, словно говоря ему: «Что же ты, совсем меня сиротой оставить хотел?».
Так и нашёл их потом Ратибор, сидящими на полу в обнимку. Марьянка спала у Ярослава на груди, обвив шею маленькими ручонками. А князь нежно покачивал её, сидя с закрытыми глазами и тихо поскуливая: одно, что воин каких поискать. И по щекам его катились крупные слёзы.
С тех пор всю свою любовь князь обратил к дочери. Да и дружина, понимая как тяжко князю на душе, Марьяшку опекать стала. Удивительно смотреть было, как тёртые и битые жизнью суровые воины нянчатся с малой девчонкой. Хоть князь и запретил дружине баловать дочь, но кто ж устоит, когда живой вихрь радости и задора днями крутится вокруг.
Ну и дружина старалась на совесть. Заодно и премудростям кой-каким обучили. Из лука-то Марьяна весьма ловко стрелять научилась. Да и Ратибор ухваткам разным с ножом боевым (меч да топор, как ни крути, всё ж тяжел для девчонки) обучил. А уж на коне ездит Марьяшка почище некоторых воинов, одно, что те сызмальства к седлу приучены были.
Ну, а уж, купцы заезжие, дочери князя старались угодить всячески, одаривая её подарками разными. Понятное дело, что как-никак, будущая княжна и если не самим, купцам, то детям их всё одно здесь торговлю вести. Посему задел должен быть. Один арамейский купец даже научил Марьяну ухваткам хитрым, коими владеют далёкие воины, то ли из Индии, то ли из Китая.
Ну и Марьяна не преминула воспользоваться ими. В одном из потешных поединков с дядькой Ратибором, в те разы, когда он обучал её с ножом управляться, княжна и применила одну хитроумную ухватку супротив воеводы.
Когда от очередного, безуспешного выпада княжны воевода, выбив деревянный нож из её руки, снова уклонился уходом в сторону, Марьяна неожиданно присев, крутнулась вокруг себя и подсекла Ратибора ногой.
Упав на спину, воевода мгновенным перекатом вскочил, было на ноги, но получил ногой в живот. А Марьяна отскочив назад, встала в какую-то невообразимую позу, подняв согнутую в колене ногу и, немыслимым образом, раскинув над головой руки.
Не ожидавший от своей ученицы ничего подобного воевода, так и сидел в пыли с раскрытым от удивления ртом. Все кто наблюдал за этим потешным поединком, грянули хохотом, распугав всех кур и гусей по округе.
Воевода поднялся, потирая ушибленный зад, и расплылся широченной улыбкой. Давненько никому не удавалось его повалять в пыли, да ещё кому - пестышу! Не важно, что не сам Ратибор научил княжну этим ухваткам, а вот что многоопытный ветеран так попался и проглядел удар, будто необученный ещё отрок, это вызывало восхищение. Ратибор с гордостью смотрел, тогда на Марьяну, а та смущённо опустила глаза, мол, прости дядька Ратибор, не зашибла ли?
Правда, с тех пор княжне так и не удалось больше применить свои хитрые ухватки. Ратибор не был бы воеводой, если позволил бы себе снова такую оплошность. Теперь он знал, что от Марьяны можно ждать не только того, чему сам же её и обучал.
Да и воины дружины заинтересовались новыми приёмами. Пришлось Марьяне показывать им всё, что она запомнила из того, чему научил её тот арамейский купец. Ну а дружинные быстро смекнули, что из нового мастерства можно и должно применять в бою, да ещё и сами развили и придумали многое, благо опыта и воинской смекалки было не занимать. Так и родилось новое и весьма полезное умение воинское, которое стали широко использовать в бою, даже будучи раненым или безоружным против более сильного врага.
Тот арамейский купец называл сие мастерство заумно: «самооборона без оружия против вооружённого противника, нужная с целью выживания самому и победы над своими врагами», но кому охота произносить такие длинноты? Так и родилось у этих ухваток своё название.
По примеру купцов, которые предпочитают в своих записях сокращать слова до первых буквиц, или вообще до хитрых закорючек, то ли чтоб места много экономить на восковых дощечках, то ли просто из-за стремления к тайности своих подсчётов, стали называть это мастерство просто и не затейливо – «собор».
- Олька!- Марьяна ворвалась в горницу и бросилась на шею варягу. – Ты что так долго там гостил? Я уж извелась вся. Привет, тяту.
- Ну ладно, - Ярослав хлопнул по подлокотникам кресла и встал. – Не буду вам мешать. Вижу, хотите побыть наедине. А я пока пойду, распоряжусь на счёт твоих воинов, Ольгерд.
Ярослав потрепал дочь по непослушной чёлке и вышел, слегка пригнувшись, в дверь.
- Каких воинов? – Марьяна подняла глаза на любимого.
Ольгерд был статным молодцем. Но, будучи почти на голову выше Марьяны, всё же был немного худощав. Тем не менее, витязь был крепок и силён. Старше Марьяны всего на два года, он уже считался вполне зрелым и опытным воином. Не раз бывал с малой дружиной в приграничье, когда туда наведывались в набег прислужники Мрака, и имел уже достаточно стычек кровавых за плечами.
У юноши были густые, цвета спелой соломы волосы и серые, как у Ярослава, глаза. На волевом подбородке уже вовсю росла, хоть и редкая, борода да усы. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не многочисленные мелкие оспинки на его лице. Это были следы того мора, что унёс много жизней в городе. Ольгерду тогда повезло, он выжил, но вот следы на лице остались.
Правда, Марьяне не было дела до внешности своего милого. Не за это она его любила. Более нежного и преданного друга у неё не было. Нет, конечно, Тишок с Мизгирём тоже её друзья, но они как младшие братья. А Ольгерд…. За ним она как за крепкой стеной, ничего не боится. С ним хорошо. Ну, ещё отца она тоже любит так же сильно, да дядьку Ратибора, но то – отец и родич. И теперь её любимый обнимал её за плечи и нежно смотрел в глаза.
- А! Что? – очнулся Ольгерд, вынырнув из глубины глаз своей любимой.
- Про каких, спрашиваю, воинов отец говорил?
- А. Так, они ж со мной пришли. Мне дядька Сигурд драккар дал. На нашу свадьбу дарит его. Ну и семь десятков воинов, кто захотел со мной пошли. Князю нашему теперь служить будут. А я их сотник теперь.
- Правда? – Марьяна прижалась к варягу, положив ему на грудь голову. Ольгерд прижался щекой к её волосам и закрыл глаза.
Так он и стоял, прижав к себе девушку и вдыхая аромат её волос. Незаметно для него самого, его руки спустились сперва на талию девушки, а потом, видно решив проявить самостоятельность, скользнули ниже к упругим девичьим ягодицам.
- Ты чего это удумал, а? – Марьяна резко отпрянула от него и, уперев руки в бока, склонила голову, сверкнув на Ольгерда синими глазами.
- Марьян. Дак, мы всё равно ж скоро поженимся. Чего ты?
- Вот когда поженимся, тогда и будешь руки свои распускать, - Марьяна ткнула пальцем в грудь юноши.- А пока, терпи. Негоже раньше времени…счастья, говорят, не будет.
- Да ладно, потерплю уж.
- Вот и терпи, витязь, - констатировала девушка, и, сморщив свой носик, всё же не удержавшись, высунула язык, стремясь подразнить любимого. - Ты так смешно закраснелся, прям как девица.
- Ах ты, - варяг попытался схватить Марьяну, но та увернулась.
- А ты чего такая мокрая-то?- спохватился Ольгерд.
Когда девушку обнимал, до него не сразу и дошло, что она в сыром платье да с мокрыми волосами, так соскучился по любимой.
- А! Так мы ж с мальчишками рыбу поймали. Совсем забыла. Вот такая рыбина, представляешь? Хвостом меня в воду скинула. Чуть не утопла.
Марьяна развела руки, чтоб показать Ольгерду каких размеров достигала пойманная рыба. Ольгерд недоверчиво мотнул головой.
- Да ну?
- Да! Я ж прямо с берега. Мне Посташка как сообщил, так я сразу сюда бежать, даже переодеться не успела.
- Ты спешила меня увидеть?
- Вот ещё, - Марьяна надула губки и, отвернувшись, скрестила на груди руки. – Нужно мне видеть, такого, который сразу руки, куда нельзя протягивает. Отцу бежала сообщить.
- Марьяш, ну ты что, в самом-то деле? Сердишься?- Ольгерд привлёк девушку к себе. – Ты же знаешь, что я ничего такого…. Я ж люблю тебя.
- Знаю, - Марьяна прижалась к нему и потёрлась щекой. - Я соскучилась.
- Я тоже по тебе скучал.
- Только рукам своим воли не давай больше, ладно? А то обижусь,- девушка вновь посмотрела на Ольгерда, слегка приподняв красиво изогнутую бровь.
- А давай хотя бы поцелуемся?
- Ты что? Очумел?- Марьяна чуть дар речи потеряла. - Да и увидит вдруг кто, вот сраму-то будет. Нельзя же нам пока.
- Да кто увидит-то?
Марьяна огляделась вокруг. Кроме них в горнице никого не было, но вдруг домовой кого принёс, а они и не заметили.
- Ну, нет же никого. Сама видишь, - Ольгерд развёл руки в стороны.
- А боги-то видят же.
- Да нечто они прогневаются? Им же только в радость, что молодые любят друг друга. Да и осталось-то до свадьбы, всего ничего. Ну не проклянут же они нас, за один-то поцелуй!
- А ты умеешь?
- Ну…, нет. Но я видел, как целуются.
Несмотря на то, что витязь уже считался взрослым мужем, он действительно не умел целоваться. Да и не пытался научиться, считая, что само придёт. Хотя, будучи у родичей, ему выпадала возможность познать радость женщины. У варягов с этим проще было, да и дядька Сигурд намекал, мол, только скажи, от девок отбоя не будет. Да только Ольгерд хранил себя для одной Марьяны, которую единственно по-настоящему любил.
- Я тоже не умею. А, ладно, - махнула рукой Марьяна. – Только один разок, слышишь? И больше ни-ни.
Марьяна встала на цыпочки и потянулась губами к своему любимому. Их губы неумело сомкнулись. Всего лишь короткое мгновение, показавшееся вечностью, губы Марьяны прижимались к губам молодого варяга. Потом молодые отпрянули и посмотрели друг, на друга, заливаясь краской.
Чуть придя в себя, Марьяна осторожно протянула руку к лицу Ольгерда и коснулась его юношеских усов.
- А они пушистые и вовсе не колючие оказывается.
Ольгерд схватил её пальцы, прижал к своим губам, одновременно обнимая за талию и притягивая к себе. Марьяна быстро отскочила, и спрятала руку за спину.
- Хитрый ёжик! – она погрозила ему пальцем.
- Давай ещё разок, а?
- Не-а! – Марьяна засмеялась, и быстро повернувшись, выбежала из горницы. – Потерпи! Скоро уже.
Ярослав, выйдя из горницы и оставив наедине молодых, спустился по узкой лестнице, пригнулся в дверях и вышел во двор. Поймав за шкирку пробегавшего мимо мальца, что-то ему сказал и, получив утвердительный кивок, отпустил.
- Давай, дуй! Одна нога здесь, а другая там.
Во дворе вовсю кипела стройка. И хотя работа длилась уже не первую седмицу, всё ж, протекала быстро и близилась к завершению. Осталось крышу закрыть и резные наличники навесить, да ещё по мелочи. А украшать дом внутри уж бабы будут. Вернее не дом, а пристроенное к терему крыло (для этого пришлось в глухой стене княжеского терема разобрать часть брёвен), где молодые обитать станут. Свадьба-то не за горами уже, но поспеть должны, вон как споро мастеровые работают.
Князь не занимал весь терем, жил в восточном крыле. Остальные клети занимали работники княжеские, да помещения были хозяйственные. Ну и, разумеется, были палаты и для официальных церемоний, хотя, если была возможность, князь нужный народ прямо в своих покоях принимал. Так проще, да и по-домашнему уютнее вопросы решать.
Сейчас же расширяться потребность назрела - молодым ведь тоже жить где-то надо. В покоях Марьяниных уже вдвоём тесновато будет, а там детишки пойдут, так и вовсе не повернуться будет.
А Ольгерд-то всё с ратниками дружинными жил последние годы. Как с ними стал ходить на порубежье, так ближе к ним и перебрался. Раньше он в соседней с князем горнице обитался, под княжьим приглядом был. А теперь, как ни крути, свой угол должен иметь.
Два дюжих работника подавали бревно тем, кто был на крыше. Скрипели блоки и трещали верёвки. Хорошая балка, прочная, должна лечь точно в приготовленный для неё паз.
- Давай навались, мужики!
Бревно оторвалось от земли и, скрипя верёвками, медленно поползло наверх.
Ярослав оглянулся на звук шагов.Во двор зашёл Ратибор.
- Звал, княже? – произнёс подошедший воевода.
Старше князя зим на пятнадцать, воевода Ратибор был, тем не менее, довольно-таки моложав и подтянут, и по-прежнему считался лучшим бойцом. Простая кольчуга ладно сидела на мощном, бугрящемся мышцами торсе воеводы.
