Ну знаешь, как это говорят в сердцах… — теперь он снова тихо посмеивался. — Ну, может, я бы и попросил у него новую машину в счет десятой доли его бонуса, но… Я получил намного больше. От судьбы. От тебя. Так что ты можешь взять деньги от Тони. Ты их заслужила.
Я напряглась, и вместе со мной напрягся воздух, а Крэг, точно испугавшись, что я сейчас возьму и отодвинусь от него, схватил меня под одеялом за ногу. Не за руку, нет, специально потянулся вниз, чтобы сжать бедро. В другой момент я бы приняла это за начало любовной игры и раскрыла б ему объятья, но тут продолжила лежать истуканом — неужели решил, что я могу ударить его с ноги? Под одеялом. Как? Каким образом?
Нет, мы били друг друга словами — и бой наш, увы, больше походил на драку битами, чем на веселье с подушками.
— Ксюша, не надо… Прошу тебя, не надо… У меня было при себе всего четыреста евро — может, ты и можешь растянуть их на месяц, я не знаю, как вы тут живете. Но если сорок тысяч баксов продержат тебя на плаву год, то Тони переведет их тебе, не спрашивая меня, кому это и зачем…
— Зачем? Я спрашиваю тебя — зачем? Я спрашиваю! — цедила я сквозь зубы, пялясь не на него, а в потолок.
Как же он достал меня с деньгами! Вот, значит, красная цена моей ночи! Сорок штук зеленых! Кто-то, возможно, и возгордился бы от такой оценки, а я… Ну за что ты так меня, я же впервые дарила себя… Безвозмездно, то есть даром.
— Чтобы ты не поехала во Вьетнам. Не стоит, Ксюша, этого делать.
— Да с чего ты решил, что я еду к Джонатану из-за денег?! — всплеснула я руками и скинула одеяло.
Крэг тоже сел, и тоже полуголый.
— Значит, все же едешь?
— Нет, я…
Губы, кажется, успели потрескаться от отсутствия влаги. Я вся высохла и горела. Может, у меня и правда жар? Мысли уж точно воспламенились.
— Я перепутала времена глаголов. Я хотела сказать, что если бы и поехала к Джонатану, то не ради денег. А чтобы выйти из порочного круга, в который меня вновь пытаются загнать особо настырные личности из моего прошлого. Да у него и нет денег, ради которых некоторые готовы стиснуть зубы и раздвинуть ноги перед кем угодно. Ну, в том количестве, которое ты мог бы назвать деньгами…
Крэг заботливо подтянул одеяло к моим поникшим плечам.
— Ксюша, если у меня и будут когда-то деньги, то не больше, чем у твоего Джонатана. Уверен, пляжный ресторанчик во Вьетнаме куда более доходное дело, чем ирландский паб в Портленде, хозяин которого никогда не нюхал виски… В нашей семье богат лишь Тони. Родители не прогадали с выбором ребенка, за образование которого стоило платить.
— Вот и возьми эти деньги себе! — выкрикнула я с прежней злостью, хотя мой внутренний голос и твердил, что я обязана себя контролировать.
Крэг покачал головой.
— На данный момент я себя обеспечиваю, — он говорил все так же тихо. — Худо-бедно, зато не залезая в карман ни к родителям, ни к брату. Они вынесли от меня довольно, чтобы сейчас от меня отдохнуть. Хотя они платят за мои таблетки — без страховки я бы их не потянул, ну и страховку без нормальной работы тоже. Впрочем, они боялись, что во взрослом возрасте я буду большей обузой…
Мое сердце сжалось, как и его губы.
— Почему ж ты обуза?
Он долго смотрел на меня и так ничего и не ответил, пока я не потянулась к нему рукой, которую он сжал, точно выжимал из камня воду.
— Почему ты задаешь такие глупые вопросы, когда ты такая умная женщина? Давай спать.
Я ничего не сказала, когда он отпустил мои пальцы, и молча легла на подушку. И подтянула одеяло раньше, чем Крэг до меня дотронулся. А он сделал это — нежно-нежно: подвел к моему подбородку мягкую, но холодную ткань пододеяльника.
— Доброй ночи, Ксения, — сказал он по-русски, но в этот раз с жутким американским акцентом.
— Доброй ночи, Крэг, — ответила я ему на своем родном языке и дополнила пожелание поцелуем.
Он был коротким, но самым нежным — почти материнским: наверное, таким целуют новорожденных. И его целовала так мать — до того, как узнала, что он болен, и после… Не верю — теперь отчего-то не верю — что ей легко дался такой выбор: решить, который из сыновей лучше.
И так же трудно было решить сейчас, чей поцелуй должен стать последним. Крэг поцеловал меня в ответ — и я тут же вернула ему сдачу, но он не взял ее, и так мы швыряли и швыряли друг другу звонкую монету. Никогда не думала, что поцелуи могут быть такими громкими. Вздохи и ахи не идут с ними ни в какое сравнение, но они все равно не замедлили потеснить звуки поцелуев. Рука Крэга снова легла мне на бедро, и я, вспомнив, как зовется то самое место, которое способно подарить наслаждение нам обоим, в английской культуре, открыла свои «жемчужные врата» в рай… Правда, Крэг все равно снова долго возился с замком, хотя тот и не нуждался в смазке — не скрипел, а хлюпал, когда умелые мужские пальцы настойчиво раскачивали створки давно открытых для разврата врат. Возможно, я даже знаю причину, которая удерживает его на пороге рая: Крэг не хочет засыпать, боясь нового дня, когда ему снова придется влезть в чужую шкуру.
Мы любили друг друга нарочно медленно, и за окнами явно уже вставало солнце, или же я успела, как тот вредный крокодил, заглотить его, и поэтому солнечные лучи теперь сжигают меня изнутри? Медлительность движений Крэга компенсировалась молниеносной реакцией моего тела на каждое, даже легчайшее прикосновение его рук, губ, языка… Я готова была стонать даже от его горячего дыхания подле моего пылающего уха.
Сумасшествие… Я не только чувствовала, но и слышала каждое движение Крэга: на него отзывалась простыня — тихим шелестом, кровать — протяжным скрипом, и мое тело — всем, чем только могло. Для него тоже впервые наступила полная свобода: любовь без всякого страха, плоть к плоти, огонь к огню. Мы грешили на славу, и пена Всемирного потопа заполняла гостиничную кровать дюйм за дюймом, пока не сомкнулись над нашими головами, напрочь лишив нас дыхания, еще секунду назад сотрясавшего четыре стены, точно военный оркестр.
Наконец, с восходом солнца, волны страсти сменились легкими перекатами… покоя — полного. Я чувствовала, что могу уснуть каждую секунду, так и не выпустив Крэга на свободу. Ему давно уже не надо было не над чем стараться. Мы оба получили то, что хотели. Мы просто не могли расстаться — или это тела, в разладе с разумом, по инерции продолжали своё единение, и мне пришлось сознательно упереться Крэгу в грудь.
— Не хочу уходить.
— Оставайся.
Он уже был вне меня, но к груди прижал меня с такой силой, с какой не прижимал, пытаясь от точки Джи дойти до точки Зи.
— Ты, Суши, не знаешь, о чем просишь. Не знаешь…
Я толкнула его на подушку и перекатилась ему на плечо.
— Ты так не уснёшь, — коснулся он губами моих волос.
— Я хочу так уснуть.
— Что ж… Попытайся.
— Это Аня, Ленина сестра…
Звонок на телефоне сработал будильником только для меня. Впрочем, я заснула во второй раз. В первое пробуждение, закутавшись в банный халат, я приняла завтрак и заодно забрала два пакета с чистыми костюмами. Крэг только что перевернулся на другой бок и разбудить его я не рискнула. И, думаю, не смогла б. Успокоительное наконец подействовало.
Я выскочила с телефоном в гостиную и уселась на диван, поджав ноги.
— Мне только что звонил Игорь Сергеевич… — она назвала имя начальника или просто одного из участников наших переговоров, я не разобралась в их иерархии. — Ему очень интересно узнать, когда мистер Макдевитт приедет в офис.
Я не проглотила кислый ком. Он просто не образовался во рту. Хотя сердце все же забилось малость учащенно или не прекращало свой бодрый марш с ночи.
— Понятия не имею. Он спит. Наверное, уснул к утру, так как долго общался с Америкой. Во всяком случае, я уснула раньше него.
— Ксения, это мягко говоря непрофессионально. Не знаю, что вы подумали про мою работу…
Я довольно улыбнулась в пустоту и проворковала:
— Не знаю, что вы подумали про мою работу, но я не спала с Энтони Макдевиттом, а писала для него отчёт. Секретарская работа не больше, не меньше. За дополнительную плату, если это кого-то тревожит.
На том конце повисла пауза.
— Ксения, я…
— Анна, не надо извиняться. Я понимаю, что ситуация нестандартная, и мы с вами не знакомы, но с Леной я отучилась пять лет. Уж она могла бы понять, что я не для другого дела осталась в гостинице. Объясните это своему начальству и скажите, что я сразу позвоню им, когда что-то прояснится с американскими планами. Мне тоже надоело сидеть тут и ждать, когда его величество проснётся.
Я опустила телефон и подняла глаза. Не-Тони не подумал одеться, так и стоял на пороге спальни в образе блистательного Аполлона, точно на границе двух миров: ночного и дневного, не спрашивая меня, что я делаю на диване.
— Доброе утро, Ксюша, — сказал он по-русски.
Но я ответила ему по-английски:
— Тебя уже ищут.
Он кивнул и вознамерился вернуться в спальню, но вдруг выдал:
— Подождут. Пошли вместе в душ!
Я не опустила на пол даже ноги.
— Не веди себя безответственно. Нас ждут люди.
— Ты же сказала им, что я сплю.
— Человек, заключающий такие сделки, не может дрыхнуть до полудня. Он просто не уснёт, пока не доведёт переговоры до конца. Это здравый смысл, ты так не думаешь?
Common sense как common cold у всех проявляется по-разному. Виски, чай и секс спасли меня от простуды, но здравый смысл висел в этом номере по-прежнему на тонюсеньком волоске.
— Какая ж ты скучная, Суши! — почти что выплюнул Крэг и с такой силой через пару секунд хлопнул дверью ванной комнаты, что подо мной пропружинил диван.
Неконтролируемая агрессия, да?
По спине прошёл холодок. А по столу вибрация чужого телефона. На экране высветилась фотография Крэга, но с именем Tonny. Значит, все же близнец существует. Я подняла айфон, но блокировка не снялась.
— Крэг!
Но он по-прежнему был в душе. Хуже бабы! Что он там делает столько времени? Только б не брился!
— Крэг! — я постучала.
Не открывать же дверь — там ванна, а не душевая кабинка. Но вот вода перестала течь, послышалась возня с полотенцем, и наконец дверь открылась: Крэг не брился. Слава богу!
— Тебе Тони звонил.
Он все также молча прошёл мимо меня, и я зашла в ванную, где он прилично наследил мокрыми ногами. Аккуратно повесила на крючок халат, которым ещё предстояло воспользоваться, и зашла за занавеску. Как хорошо, что я не слышу их разговора — на ушах пластик от шапочки. Шапочка для душа волшебным образом превратилась в чепчик для души. И все же мне нужно было вернуться в гостиную за костюмом, в который было вложено и вчерашнее нижнее белье — под платье я надевала другое, незаметное, и утром отдала в стирку новую партию одежды: мокрую от дождя. Само по себе платье не отвисится так, как я выпрямила сейчас спину. Крэг не говорил по телефону, он орал.
— Хватит решать за меня, как и где мне жить. Я отметился дома, с меня довольно. Я не хочу возвращаться под мамин надзор. Я взрослый мужик, мне не нужно вытирать сопли…
Он стоял ко мне спиной в одних трусах, и я на всякий случай сильнее зашелестела полиэтиленом, чтобы обозначить своё присутствие, но Крэгу было плевать, подслушиваю я или нет. Конечно, его ж подслушивал весь этаж. И спрятаться обратно в ванную комнату нельзя: я оставила ее парилкой с запотевшим зеркалом, а мне нужно не только спрятать упругие соски в лифчик, но и нарисовать на роже взрослое лицо.
— Пусть займётся внуком. И ты займись сыном. Неважно, куда я поеду. Мне проще на новом месте устроиться. Что ты хочешь от меня услышать? Нет, я не собираюсь оседать в Портленде и нигде вообще не собираюсь. Это работало столько лет и будет работать дальше. Вы хотели собраться семьей, я все бросил и прилетел. А я не хочу… Я не хочу обратно в семью. Вы мне действуете на нервы, неужели так сложно понять? Вы — мои главные раздражители и всегда ими останетесь. Я вообще не понимаю, с чего вы вдруг решили перетащить меня в Штаты? У тебя, понятно, крыша от отцовства съехала, но что Росе-то вдруг в голову взбрело поиграть в заботливую мамочку? Спасибо. Мне Ваша работа задаром не нужна! Самое лучшее, что вы можете для меня сделать, оставить меня в покое. В полном!
Речь Крэга изобиловала непереводимыми выражениями, которые пугали куда больше его слов. Я не рискнула открыть косметичку — точно б попала кисточкой в глаз.
— Зачем нам встречаться? Я отправлю тебе все ДиЭйчЭл, в чем проблема? Да мне по барабану, куда ты летишь. Я не хочу тебя видеть и мне нечего делать в Хельсинки. Даже полчаса я не хочу тебе выделять. В чем ты хочешь убедиться? Ты видишь все по счетам из аптеки. Я регулярно туда наведываюсь. Что тебе конкретно от меня надо? Тебя мать науськивает? Да потому что тебе есть, кем сейчас заняться! Или твоя Хана тебе уже надоела?
Крэг вдруг обернулся, и я закрылась пакетом, точно мне было, что от него прятать. Глаза в глаза — мои такие же бешеные. Я чувствовала противную резь. Сейчас разревусь, и я ретировалась в спальню. Даже в банном халате я оставалась с голой жопой во всех смыслах — четверть века в кармане, а ни карьеры, ни денег, ни нормального мужика. Нормальные проходят мимо.
— Ксюша…
Крэг заглянул в спальню, когда я уже застегивала юбку.
— Пожалуйста, поторопись, —процедила я сквозь зубы, не поднимая головы. — Нас ждут люди. Сколько тебе нужно времени на завтрак?
— Я не хочу есть, — голос не громкий, но злой.
— Тебе нужно поесть, чтобы принять лекарство.
Он молчал. И смотрел. На меня. В упор.
— В чем дело, Крэг? — я смотрела ему в лицо, которое оставалось в розовых пятнах. — Это все из-за меня? Из-за того, что я не пошла с тобой в душ?
Я не только услышала, но и увидела, как он сглотнул. Возможно даже ругательство.
— Это из-за тебя, но не из-за душа. Третий день. Мне тяжело. Я…
И замолчал, точно шарик, из которого вышел последний воздух.
— Что? — нетерпеливо выдала я.
— Ты не поймёшь, — отрезал он нетерпеливо.
— А если я попытаюсь?
Крэг поймал мое лицо в ладони, и сейчас сила его рук заставила меня задрожать совсем иначе, чем ночью. Он видел мое напряжение. Не мог не видеть. Но только сильнее приблизился ко мне всем телом.
— Я снова проснулся в пустой постели. И даже зная, что ты рядом, и слыша твой голос, и понимая, что ты хотела, как лучше, поэтому и ушла говорить в другую комнату, я почувствовал жуткую пустоту. Привычную. И мне хочется, чтобы ты ушла. Действительно ушла. Третий день для нас лишний. Серьезно. Обычно я двух ночей с одной женщиной не провожу. Специально живу в студенческой и туристской среде, где никто никому ничего не должен…
— Ты ничего мне не должен, — перебила я нервно и попыталась выкрутить голову из его хватки, но он переместил руки на шею, и я замерла.
— Не перебивай, это некрасиво. И это низко. Когда перед тобой открывают душу, надо слушать молча.
Я не кивнула. Я молчала.
— Я подкатил к тебе в аэропорту не потому, что ты мне понравилась. Просто у меня две недели не было женщины, и я понимал, что под родительским оком мне тяжело будет выбраться туда, где ищут любовь на одну ночь.
Почувствовав, что хватка ослабла, я кивнула.
Я напряглась, и вместе со мной напрягся воздух, а Крэг, точно испугавшись, что я сейчас возьму и отодвинусь от него, схватил меня под одеялом за ногу. Не за руку, нет, специально потянулся вниз, чтобы сжать бедро. В другой момент я бы приняла это за начало любовной игры и раскрыла б ему объятья, но тут продолжила лежать истуканом — неужели решил, что я могу ударить его с ноги? Под одеялом. Как? Каким образом?
Нет, мы били друг друга словами — и бой наш, увы, больше походил на драку битами, чем на веселье с подушками.
— Ксюша, не надо… Прошу тебя, не надо… У меня было при себе всего четыреста евро — может, ты и можешь растянуть их на месяц, я не знаю, как вы тут живете. Но если сорок тысяч баксов продержат тебя на плаву год, то Тони переведет их тебе, не спрашивая меня, кому это и зачем…
— Зачем? Я спрашиваю тебя — зачем? Я спрашиваю! — цедила я сквозь зубы, пялясь не на него, а в потолок.
Как же он достал меня с деньгами! Вот, значит, красная цена моей ночи! Сорок штук зеленых! Кто-то, возможно, и возгордился бы от такой оценки, а я… Ну за что ты так меня, я же впервые дарила себя… Безвозмездно, то есть даром.
— Чтобы ты не поехала во Вьетнам. Не стоит, Ксюша, этого делать.
— Да с чего ты решил, что я еду к Джонатану из-за денег?! — всплеснула я руками и скинула одеяло.
Крэг тоже сел, и тоже полуголый.
— Значит, все же едешь?
— Нет, я…
Губы, кажется, успели потрескаться от отсутствия влаги. Я вся высохла и горела. Может, у меня и правда жар? Мысли уж точно воспламенились.
— Я перепутала времена глаголов. Я хотела сказать, что если бы и поехала к Джонатану, то не ради денег. А чтобы выйти из порочного круга, в который меня вновь пытаются загнать особо настырные личности из моего прошлого. Да у него и нет денег, ради которых некоторые готовы стиснуть зубы и раздвинуть ноги перед кем угодно. Ну, в том количестве, которое ты мог бы назвать деньгами…
Крэг заботливо подтянул одеяло к моим поникшим плечам.
— Ксюша, если у меня и будут когда-то деньги, то не больше, чем у твоего Джонатана. Уверен, пляжный ресторанчик во Вьетнаме куда более доходное дело, чем ирландский паб в Портленде, хозяин которого никогда не нюхал виски… В нашей семье богат лишь Тони. Родители не прогадали с выбором ребенка, за образование которого стоило платить.
— Вот и возьми эти деньги себе! — выкрикнула я с прежней злостью, хотя мой внутренний голос и твердил, что я обязана себя контролировать.
Крэг покачал головой.
— На данный момент я себя обеспечиваю, — он говорил все так же тихо. — Худо-бедно, зато не залезая в карман ни к родителям, ни к брату. Они вынесли от меня довольно, чтобы сейчас от меня отдохнуть. Хотя они платят за мои таблетки — без страховки я бы их не потянул, ну и страховку без нормальной работы тоже. Впрочем, они боялись, что во взрослом возрасте я буду большей обузой…
Мое сердце сжалось, как и его губы.
— Почему ж ты обуза?
Он долго смотрел на меня и так ничего и не ответил, пока я не потянулась к нему рукой, которую он сжал, точно выжимал из камня воду.
— Почему ты задаешь такие глупые вопросы, когда ты такая умная женщина? Давай спать.
Я ничего не сказала, когда он отпустил мои пальцы, и молча легла на подушку. И подтянула одеяло раньше, чем Крэг до меня дотронулся. А он сделал это — нежно-нежно: подвел к моему подбородку мягкую, но холодную ткань пододеяльника.
— Доброй ночи, Ксения, — сказал он по-русски, но в этот раз с жутким американским акцентом.
— Доброй ночи, Крэг, — ответила я ему на своем родном языке и дополнила пожелание поцелуем.
Он был коротким, но самым нежным — почти материнским: наверное, таким целуют новорожденных. И его целовала так мать — до того, как узнала, что он болен, и после… Не верю — теперь отчего-то не верю — что ей легко дался такой выбор: решить, который из сыновей лучше.
И так же трудно было решить сейчас, чей поцелуй должен стать последним. Крэг поцеловал меня в ответ — и я тут же вернула ему сдачу, но он не взял ее, и так мы швыряли и швыряли друг другу звонкую монету. Никогда не думала, что поцелуи могут быть такими громкими. Вздохи и ахи не идут с ними ни в какое сравнение, но они все равно не замедлили потеснить звуки поцелуев. Рука Крэга снова легла мне на бедро, и я, вспомнив, как зовется то самое место, которое способно подарить наслаждение нам обоим, в английской культуре, открыла свои «жемчужные врата» в рай… Правда, Крэг все равно снова долго возился с замком, хотя тот и не нуждался в смазке — не скрипел, а хлюпал, когда умелые мужские пальцы настойчиво раскачивали створки давно открытых для разврата врат. Возможно, я даже знаю причину, которая удерживает его на пороге рая: Крэг не хочет засыпать, боясь нового дня, когда ему снова придется влезть в чужую шкуру.
Мы любили друг друга нарочно медленно, и за окнами явно уже вставало солнце, или же я успела, как тот вредный крокодил, заглотить его, и поэтому солнечные лучи теперь сжигают меня изнутри? Медлительность движений Крэга компенсировалась молниеносной реакцией моего тела на каждое, даже легчайшее прикосновение его рук, губ, языка… Я готова была стонать даже от его горячего дыхания подле моего пылающего уха.
Сумасшествие… Я не только чувствовала, но и слышала каждое движение Крэга: на него отзывалась простыня — тихим шелестом, кровать — протяжным скрипом, и мое тело — всем, чем только могло. Для него тоже впервые наступила полная свобода: любовь без всякого страха, плоть к плоти, огонь к огню. Мы грешили на славу, и пена Всемирного потопа заполняла гостиничную кровать дюйм за дюймом, пока не сомкнулись над нашими головами, напрочь лишив нас дыхания, еще секунду назад сотрясавшего четыре стены, точно военный оркестр.
Наконец, с восходом солнца, волны страсти сменились легкими перекатами… покоя — полного. Я чувствовала, что могу уснуть каждую секунду, так и не выпустив Крэга на свободу. Ему давно уже не надо было не над чем стараться. Мы оба получили то, что хотели. Мы просто не могли расстаться — или это тела, в разладе с разумом, по инерции продолжали своё единение, и мне пришлось сознательно упереться Крэгу в грудь.
— Не хочу уходить.
— Оставайся.
Он уже был вне меня, но к груди прижал меня с такой силой, с какой не прижимал, пытаясь от точки Джи дойти до точки Зи.
— Ты, Суши, не знаешь, о чем просишь. Не знаешь…
Я толкнула его на подушку и перекатилась ему на плечо.
— Ты так не уснёшь, — коснулся он губами моих волос.
— Я хочу так уснуть.
— Что ж… Попытайся.
Глава 40. "Люди встречаются зря"
— Это Аня, Ленина сестра…
Звонок на телефоне сработал будильником только для меня. Впрочем, я заснула во второй раз. В первое пробуждение, закутавшись в банный халат, я приняла завтрак и заодно забрала два пакета с чистыми костюмами. Крэг только что перевернулся на другой бок и разбудить его я не рискнула. И, думаю, не смогла б. Успокоительное наконец подействовало.
Я выскочила с телефоном в гостиную и уселась на диван, поджав ноги.
— Мне только что звонил Игорь Сергеевич… — она назвала имя начальника или просто одного из участников наших переговоров, я не разобралась в их иерархии. — Ему очень интересно узнать, когда мистер Макдевитт приедет в офис.
Я не проглотила кислый ком. Он просто не образовался во рту. Хотя сердце все же забилось малость учащенно или не прекращало свой бодрый марш с ночи.
— Понятия не имею. Он спит. Наверное, уснул к утру, так как долго общался с Америкой. Во всяком случае, я уснула раньше него.
— Ксения, это мягко говоря непрофессионально. Не знаю, что вы подумали про мою работу…
Я довольно улыбнулась в пустоту и проворковала:
— Не знаю, что вы подумали про мою работу, но я не спала с Энтони Макдевиттом, а писала для него отчёт. Секретарская работа не больше, не меньше. За дополнительную плату, если это кого-то тревожит.
На том конце повисла пауза.
— Ксения, я…
— Анна, не надо извиняться. Я понимаю, что ситуация нестандартная, и мы с вами не знакомы, но с Леной я отучилась пять лет. Уж она могла бы понять, что я не для другого дела осталась в гостинице. Объясните это своему начальству и скажите, что я сразу позвоню им, когда что-то прояснится с американскими планами. Мне тоже надоело сидеть тут и ждать, когда его величество проснётся.
Я опустила телефон и подняла глаза. Не-Тони не подумал одеться, так и стоял на пороге спальни в образе блистательного Аполлона, точно на границе двух миров: ночного и дневного, не спрашивая меня, что я делаю на диване.
— Доброе утро, Ксюша, — сказал он по-русски.
Но я ответила ему по-английски:
— Тебя уже ищут.
Он кивнул и вознамерился вернуться в спальню, но вдруг выдал:
— Подождут. Пошли вместе в душ!
Я не опустила на пол даже ноги.
— Не веди себя безответственно. Нас ждут люди.
— Ты же сказала им, что я сплю.
— Человек, заключающий такие сделки, не может дрыхнуть до полудня. Он просто не уснёт, пока не доведёт переговоры до конца. Это здравый смысл, ты так не думаешь?
Common sense как common cold у всех проявляется по-разному. Виски, чай и секс спасли меня от простуды, но здравый смысл висел в этом номере по-прежнему на тонюсеньком волоске.
— Какая ж ты скучная, Суши! — почти что выплюнул Крэг и с такой силой через пару секунд хлопнул дверью ванной комнаты, что подо мной пропружинил диван.
Неконтролируемая агрессия, да?
По спине прошёл холодок. А по столу вибрация чужого телефона. На экране высветилась фотография Крэга, но с именем Tonny. Значит, все же близнец существует. Я подняла айфон, но блокировка не снялась.
— Крэг!
Но он по-прежнему был в душе. Хуже бабы! Что он там делает столько времени? Только б не брился!
— Крэг! — я постучала.
Не открывать же дверь — там ванна, а не душевая кабинка. Но вот вода перестала течь, послышалась возня с полотенцем, и наконец дверь открылась: Крэг не брился. Слава богу!
— Тебе Тони звонил.
Он все также молча прошёл мимо меня, и я зашла в ванную, где он прилично наследил мокрыми ногами. Аккуратно повесила на крючок халат, которым ещё предстояло воспользоваться, и зашла за занавеску. Как хорошо, что я не слышу их разговора — на ушах пластик от шапочки. Шапочка для душа волшебным образом превратилась в чепчик для души. И все же мне нужно было вернуться в гостиную за костюмом, в который было вложено и вчерашнее нижнее белье — под платье я надевала другое, незаметное, и утром отдала в стирку новую партию одежды: мокрую от дождя. Само по себе платье не отвисится так, как я выпрямила сейчас спину. Крэг не говорил по телефону, он орал.
— Хватит решать за меня, как и где мне жить. Я отметился дома, с меня довольно. Я не хочу возвращаться под мамин надзор. Я взрослый мужик, мне не нужно вытирать сопли…
Он стоял ко мне спиной в одних трусах, и я на всякий случай сильнее зашелестела полиэтиленом, чтобы обозначить своё присутствие, но Крэгу было плевать, подслушиваю я или нет. Конечно, его ж подслушивал весь этаж. И спрятаться обратно в ванную комнату нельзя: я оставила ее парилкой с запотевшим зеркалом, а мне нужно не только спрятать упругие соски в лифчик, но и нарисовать на роже взрослое лицо.
— Пусть займётся внуком. И ты займись сыном. Неважно, куда я поеду. Мне проще на новом месте устроиться. Что ты хочешь от меня услышать? Нет, я не собираюсь оседать в Портленде и нигде вообще не собираюсь. Это работало столько лет и будет работать дальше. Вы хотели собраться семьей, я все бросил и прилетел. А я не хочу… Я не хочу обратно в семью. Вы мне действуете на нервы, неужели так сложно понять? Вы — мои главные раздражители и всегда ими останетесь. Я вообще не понимаю, с чего вы вдруг решили перетащить меня в Штаты? У тебя, понятно, крыша от отцовства съехала, но что Росе-то вдруг в голову взбрело поиграть в заботливую мамочку? Спасибо. Мне Ваша работа задаром не нужна! Самое лучшее, что вы можете для меня сделать, оставить меня в покое. В полном!
Речь Крэга изобиловала непереводимыми выражениями, которые пугали куда больше его слов. Я не рискнула открыть косметичку — точно б попала кисточкой в глаз.
— Зачем нам встречаться? Я отправлю тебе все ДиЭйчЭл, в чем проблема? Да мне по барабану, куда ты летишь. Я не хочу тебя видеть и мне нечего делать в Хельсинки. Даже полчаса я не хочу тебе выделять. В чем ты хочешь убедиться? Ты видишь все по счетам из аптеки. Я регулярно туда наведываюсь. Что тебе конкретно от меня надо? Тебя мать науськивает? Да потому что тебе есть, кем сейчас заняться! Или твоя Хана тебе уже надоела?
Крэг вдруг обернулся, и я закрылась пакетом, точно мне было, что от него прятать. Глаза в глаза — мои такие же бешеные. Я чувствовала противную резь. Сейчас разревусь, и я ретировалась в спальню. Даже в банном халате я оставалась с голой жопой во всех смыслах — четверть века в кармане, а ни карьеры, ни денег, ни нормального мужика. Нормальные проходят мимо.
— Ксюша…
Крэг заглянул в спальню, когда я уже застегивала юбку.
— Пожалуйста, поторопись, —процедила я сквозь зубы, не поднимая головы. — Нас ждут люди. Сколько тебе нужно времени на завтрак?
— Я не хочу есть, — голос не громкий, но злой.
— Тебе нужно поесть, чтобы принять лекарство.
Он молчал. И смотрел. На меня. В упор.
— В чем дело, Крэг? — я смотрела ему в лицо, которое оставалось в розовых пятнах. — Это все из-за меня? Из-за того, что я не пошла с тобой в душ?
Я не только услышала, но и увидела, как он сглотнул. Возможно даже ругательство.
— Это из-за тебя, но не из-за душа. Третий день. Мне тяжело. Я…
И замолчал, точно шарик, из которого вышел последний воздух.
— Что? — нетерпеливо выдала я.
— Ты не поймёшь, — отрезал он нетерпеливо.
— А если я попытаюсь?
Крэг поймал мое лицо в ладони, и сейчас сила его рук заставила меня задрожать совсем иначе, чем ночью. Он видел мое напряжение. Не мог не видеть. Но только сильнее приблизился ко мне всем телом.
— Я снова проснулся в пустой постели. И даже зная, что ты рядом, и слыша твой голос, и понимая, что ты хотела, как лучше, поэтому и ушла говорить в другую комнату, я почувствовал жуткую пустоту. Привычную. И мне хочется, чтобы ты ушла. Действительно ушла. Третий день для нас лишний. Серьезно. Обычно я двух ночей с одной женщиной не провожу. Специально живу в студенческой и туристской среде, где никто никому ничего не должен…
— Ты ничего мне не должен, — перебила я нервно и попыталась выкрутить голову из его хватки, но он переместил руки на шею, и я замерла.
— Не перебивай, это некрасиво. И это низко. Когда перед тобой открывают душу, надо слушать молча.
Я не кивнула. Я молчала.
— Я подкатил к тебе в аэропорту не потому, что ты мне понравилась. Просто у меня две недели не было женщины, и я понимал, что под родительским оком мне тяжело будет выбраться туда, где ищут любовь на одну ночь.
Почувствовав, что хватка ослабла, я кивнула.
