Сестра мигом умотала на кухню, и я услышала, как звякнула посуда, так долго мама молчала, стоя передо мной навытяжку. А потом вдруг резко опустилась на разобранный Машкин диван.
— Не хочешь сама сказать мне правду?
Приехали… Какую правду? Но мне даже подумать не дали. И заодно испугаться.
— Мне позвонила мама Таси.
Все, конец… Я знала, что так будет. Вчера Таська какими только словами не называла меня… по телефону. Встретиться с ней в кофейне я отказалась.
— Ты понимаешь, чем это для тебя закончится?! — подытожила она свой монолог по поводу моей поездки с ее братом. Извиниться для начала за Андрея и коньяк она не подумала.
— Понимаю, но это касается только Кузьмы и меня, — ответила я ровно, хоть грудь и ходила ходуном, а ладонь, в которой лежал телефон, вспотела.
— Его это вообще не касается, — закричала Таська. — Ему похер, кого трахать.
— Я в курсе.
— Комарова, ты дура совсем, да? — голос Таси дрогнул. Или мне это только показалось. — Тебе так на море хочется или ты надеешься его заарканить? Уверяю тебя, не получится. Он тебе даже не позвонит. Ты на себя в зеркало-то смотрела? У него девки все модели, а на тебя даже твой сосед не смотрит!
Там было много слов, но суть укладывалась в эту пару предложений. Разве Тася сказала мне что-то новое? Нет… Однако многое открыла о себе. Да, Кузя меня пожалел. Да и черт бы с ним! Зато у меня будет отпуск. У меня, возможно, даже будет секс с парнем, к которому я бы в жизни не подошла. После этой поездки я, может, стану иначе смотреть на жизнь… Например, решусь на ничего не значащие отношения с кем-то попроще. С признаниями в настоящей любви ко мне же до сих пор никто не подвалил…
— И что? — я смотрела матери в глаза.
Не думаю, что Тихоновых заботило мое будущее. Таська просто хотела получить свое — вернее не дать получить «мое» брату.
— Я еду отдыхать с Кузьмой, потому что я с ним встречаюсь, — перерубила я одним ударом канат, который держал мою утлую лодочку у родного берега.
Мама нервно дернулась. Что-то сказала, но я не поняла… В ушах гудело.
— Мама, я не обязана была докладывать тебе про него. Мне двадцать один. И он не должен отчитываться своей матери, с кем спит. Не надо промывать мне мозги. Я знаю, что делаю. А Таська просто злится на то, что Кузя не хочет с ней ехать из-за ее косяков.
— Она твоя подруга, — едва слышно произнесла мама.
— Приоритеты с возрастом меняются. Сейчас Кузя мне важнее. Еще вопросы будут?
Грубила я специально, чтобы мама обиделась и не стала расспрашивать меня дальше. Я могла сболтнуть лишнее или нелогичное, ведь понятия не имела, что ей там сказала мать Кузьмы, Кузькина мать… Вернее, что ее попросила донести до моей матери дочь.
Таська за меня переживает… Ага, дважды! Не поверю! Я уж лучше поверю Кузьме и тому, как он представил мне ситуацию с нашим отпуском. Что и говорить, он не зря назвал меня дурой. Дура я и есть. Но только в отношениях с его сестрой. С ним-то все предельно ясно. Никаких иллюзий!
— Дашка, у тебя наконец-то парень появился? — ворвалась ко мне Машка.
Ну ё-моё, просила же маму молчать.
— Знаешь, ты так орала…
Может, Маша и права. Да и фиг с ним и с ней — с информацией. Главное, чтобы бабушке не сказали, а то будет нервничать. От нее же отлично скрывают, что у Машки в пятнадцать давно есть парень. Но я маленькая, я всегда останусь для них маленькой, пусть я и старшая из сестёр.
— Слушай, Маш, ничего серьезного… Просто…
Я, наверное, покраснела, потому что сестра расхохоталась:
— Ты просто наконец созрела до секса… Но как бы твой Кузька в чем-то все же прЫнц…
— В белом коне…
Мне самой было смешно от всего этого безобразия. А что будет завтра в аэропорту… Ух… Как бы мне не захлебнуться в правде.
Глава 9 "Аэропорт"
Я простилась с мамой холодно и сухо, но мне все же пожелали хорошо отдохнуть. Вернее, мама поддакнула Машке. Ладно, ничего страшного не произошло. Мама просто немного опоздала с осознанием того, что старшая дочь выросла. У нее будет десять дней, чтобы принять мое взросление как данность.
Температура встречи с Кузьмой оказалась не выше. Он выглядел каким-то помятым и уставшим. Странно, ведь мы встретились в аэропорту в восемь утра, и он мог спокойно спать до шести. Не конопатили же ему мозги этой поездкой, как мне! Он вообще, с мужской точки зрения, делал все правильно — ехал на море с бабой. Или…
Я сглотнула, желая заодно проглотить и неприятную мысль, комом вставшую в горле: а что если Кузьма успел пожалеть, что взял меня с собой? Если я такая как я есть, есть в его глазах, то буду мешать ему даже на пляже. Надо доказать бедняге, что я не мямля, ни рохля, ни дура и вообще… И вообще мне страшно, страшно оказаться с ним на необитаемом острове, а именно так я буду чувствовать себя на Адриатике все десять дней. Всего каких-то десять дней…
Кузьма поглядел на мой рюкзак и протянул руку, готовый, наверное, повесить его себе на второе плечо. Нет, я не нуждаюсь в его джентльменстве, не надорвусь от пяти кило. Девочка, которая таскает продукты из города на электричке, не такой уж и хиляк, как может казаться Его Высочеству!
— Я сама.
Кузьма не стал настаивать, лишь попросил отдать ему паспорт, чтобы вместе зарегистрироваться на полет, потому что я проходила по его бронированию. Я стояла рядом с ним и кляла себя за то, что заливаюсь краской, будто маленькая девочка, измазавшаяся в маминой помаде. Головой-то я понимала, что девушка за стойкой смотрит только на паспорт и не выносит никаких суждений относительно моего вида и факта путешествия вдвоем с парнем. Но тело отказывалось меня слушаться. Или проблема все-таки была в голове, из которой я часто гнала подобные мысли, когда воображение рисовало мне пару совсем не в тех позах, в которых парень с девушкой повстречались мне на улице. Я им завидовала, да! Я отдавала себе в этом отчёт. Как и сейчас…
Весь путь до паспортного контроля я не могла отвести взгляда от профиля Кузьмы. Даже нос как-то быстро перестал казаться таким уж большим. Большими теперь были губы, и мне вдруг стало безумно интересно, как он целуется. Я зажмурилась, вспоминая тот детский мимолетный поцелуй, и обрадовалась, что не накрасила глаза. Я бросила крохотную косметичку на самое дно рюкзака, хотя и не понимала, когда и как и, а главное, зачем ей воспользуюсь.
— Иди первой. Тебя вряд ли что-то спросят. Отдашь паспорт и все.
И все… А я все стояла и держала паспорт на весу, хотя Кузьма давно его отпустил.
— Ты чего? Боишься?
Он понизил голос до шепота, но я все равно расслышала смешок. Рука сразу упала вдоль тела, повисла плетью, а сердце сильнее ударило в ребра. Ну вот, срезалась на первом же этапе. Ага, смелая серьёзная девочка-туристка… Тьфу на меня! Самой противно… А как противно и смешно должно быть ему!
Я шагнула в будку паспортного контроля и с трудом оставила на стойке прилипший к вспотевшей ладони паспорт. Надо собраться, взять себя в руки и научиться не мигая смотреть в оценивающие тебя глаза.
Ну вот и первая печать в новеньком, моем первом, загранпаспорте.
— Здравствуйте и до свидания, — это все, что сказала я на контроле, а мне не сказали ничего.
И хорошо. Только бы не обернуться на Кузьму. Надо смотреть строго на зеленый сигнал и уходить. Я уже не в России, я уже вылетела, могу даже бумажку показать… Теперь бы не вылететь из мыслей Кузьмы полной дурой.
— Ну вот, а ты боялась…
— Ничего я не боялась…
Я повернулась к нему спиной так резко, что проехались по его плечу рюкзаком, но вовремя стиснула зубы, чтобы не извиниться. Сам виноват, мог отступить на шаг, а я… Я ведь просто не заметила, что задела его!
Кузьма, к счастью, не стал настаивать на извинениях. Сделал вид, что так и было… И я пошла вперед, будто каждый день летала на самолёте. Наверное, летай я часто — или хотя бы во второй раз — сердце так бы не колотилось при сканировании меня самой и почти что моего рюкзака. У меня нет в багаже ничего запрещённого, так почему же тело проверяет на стойкость перспирант? Жидкости с собой нет, и скоро ее не останется даже в организме…
— Куда ты летишь?
Ах, какой замечательный русский язык! Я никуда пока не летела, стояла как вкопанная на том месте, где Кузьма схватил меня за руку.
— Пошли по кофе и тортику возьмём. Нам час лететь, а кофе в самолёте говно. Даже не денег на него жалко, а свои вкусовые рецепторы.
Мне жалко было его денег. И себя, за то, что не взяла кредит на отпуск. Как-нибудь потом бы выкрутилась, а сейчас… Мама взяла и перевела мне на карту непонятно откуда взявшиеся деньги, не предупредив заранее. Типа, нельзя ехать без копейки, даже если…
А если «не если», то как не подавиться круассаном, стоимость которого равносильна моей зарплате за смену? И это только начало этих десяти дней… Как перестать переводить суммы в плоскость своих доходов? Как заставить смотреть на цены с колокольни Кузьмы — это не рубли, это копейки. Для него это сущие копейки. Как… сделать так, чтобы крошки не застревали в горле?
— Прости!
Кузьма шарахнул меня по спине довольно чувствительно, но это действительно помогло. Подзатыльник, наверное, привёл бы в порядок мозг, если у моей головы еще оставались хоть какие-то шансы на здравомыслие. Но вместо подзатыльника Кузьма протянул мне кофе. Горький, потому что я сразу не положила сахар, а потом испугалась, что обольюсь.
Чего я испугалась следующим пунктом? Взлёта? Вот и посадку объявили. Нет, наверное, все же я боялась окончательно стать в глазах Кузьмы дурой.
Глава 10 "Самолет"
Кузьма отдал мне место у окна, хотя буковка А значилась на его посадочном талоне.
— Скажи честно, немного страшно, да? — не унимался он, заглядывая через блестящие от его близости глаза прямо мне в душу, в которой он успел устроить ужасный беспорядок.
— Нет, — не лгала я.
Страх так и не появился, а волнение легко списывалось на чужое худи, которое касалось моего плеча, а потом Кузьма поступил и вовсе неосмотрительно, скомкав его на коленях, и теперь я, даже через плотную ткань кофты, чувствовала горячую кожу его предплечья.
Зачем он разделся и сидит так близко? Что он не видел в окне? Аэропорт «Пулково»? Отсесть мне было некуда — Кузьма упирался локтем в разделительный подлокотник. И ничего не скажешь — он ведь просто сидит вот так, без всякой задней мысли, и не замечает свою коленку на моем бедре, а у меня в животе круассан давно попал в водоворот из кофе, а нам еще только взлетать…
— Пожалуйста, поднимите до конца шторку иллюминатора, — попросила вдруг стюардесса, и я, бросившись исполнять просьбу, жутко больно шарахнула пальцами по пластику.
Шторка никак не поддавалась. Или трясущиеся пальцы совсем перестали меня слушаться. Кузьма пришёл на помощь, но и у него ничего не получилось.
— Она застряла, — оправдал он свои безуспешные попытки подготовить самолет к взлету.
— А вы покачайте шторку, — нисколько не смутившись, попросила стюардесса на прекрасном русском.
Ну да, если имя капитана корабля было чисто прибалтийским, то стюардессы носили чисто русские имена, хотя именно эта начала разговор с нами по-английски.
— Да сами качайте! — разозлился под конец Кузьма. — Она у вас застряла намертво.
Стюардесса махнула рукой и пошла по проходу дальше.
— Сколько бы они не лезли в Европу, советское наследие утянет вниз, — усмехнулся Кузьма, еще сильнее прижимаясь ко мне плечом. — Надо было лететь из Хельсинки финнами.
Он делает это специально, следя за моей реакцией? Или ему реально не хватает в эконом-классе места? Но он же до жути худой. Футболка складками лежит на животе…
Я не должна его рассматривать. Тем более живот… И потому уставилась в карту безопасности, найденную в кармашке кресла. Почему же сразу я не сообразила, что можно взять ее в руки и совершенно законно оттолкнуть соседа локтем? Но, сделав это, я тут же почувствовала безумное разочарование: Кузьма совершенно спокойно сдвинул колени и сместился к центру своего кресла.
— Даш, да не нервничай ты так. Все будет хорошо. Второй самолет ты даже не заметишь. Давай ты лучше почитаешь журнал? Как у тебя с английским?
— Как у всех. По переводу пять, а говорить не могу, — почти что не пошутила я.
— Ну вот, сиди и читай…
Но я смотрела в проход на стюардессу, демонстрирующую правила техники безопасности. Нет, не на нее — краем глаза я продолжала ловить кончик большого носа Кузьмы.
— Даш, ну хватит! — Кузьма вытащил журнал и чуть ли не дал мне им по сцепленным рукам. — Давай отвлекись уже на журнал. У меня слишком много планов на этот отпуск, чтобы разбиться, не начав его!
Самолет уже начал движение, и я стала смотреть в окно. Но вовсе не потому, что меня заинтересовала движущаяся картинка. Так можно было не смотреть на Кузьму, чьё дыхание я чувствовала у самого уха. Шея аж занемела, но я не смела повернуть голову в его сторону — ну почему он не может сидеть в своем кресле ровно!
— Кузьма, я не боюсь самолета. Я ничего не боюсь. Это ты меня накручиваешь зачем-то…
— Я? — он отпрянул, и я смогла повернуться от окна к нему. Он действительно выглядел растерянным. — Блин, я пытаюсь тебя поддержать…
— А я просила тебя об этом? — выдала я с неприкрытой злостью, зная, что лучшей защиты, чем нападение, пока не придумано.
— Как знаешь, — и он сам начал смотреть в окно, только в противоположное.
Я не боялась взлетать. Сердце колотилось от другого. От него. От его дурацкого внимания к моей персоне. Я не просила его брать надо мной шефство. Я не маленький ребенок! Что мне сделать, чтобы Кузьма перестал видеть во мне девочку, плетущую косички? Сейчас мои волосы были стянуты в хвост, конский, и не мешали мне откинуться на подголовник. Мешали мне кружившие голову мысли. Но чтобы хоть как-то заинтересовать Кузьму, надо выбить из его башки образ столетней давности! Но как, как это сделать?
Самолет разогнался и взлетел, но я не почувствовала отрыва от земли, зато взгляд прищуренных глаз оказался настолько чувствительным, что у меня зачесалась щека. Ища спасение в английском тексте, я погрузилась в журнал авиакомпании и тут же пожалела об этом. Какого фига расписывать королевские курорты для людей, летящих экономом, а те, кто предпочитает бизнес-класс заранее знают куда и зачем едут. Я тоже знаю, чего жду от отпуска: моря, солнца и… больше ничего.
Кузьма мною не заинтересован. Если только в качестве игрушки, на которой можно потренировать свои отцовские навыки. Хорошо еще за руку не взял при взлёте, но при посадке все же поймал мои руки, когда я присоединилась к аплодисментам, раздавшимся в салоне.
— Нормальные люди не хлопают лётчикам. Если только не верят, что сели удачно случайно. Хотя на этом дырявом ведре не рухнуть уже удача. Надеюсь, в Европу они посылают не такое старье…
Пока Кузьма жалился на самолетную жизнь, самолет остановился. Почти… Знак «пристегните ремни» еще не погас, но народ подорвался со своих мест и начал вытаскивать чемоданы. Наши рюкзаки лежали под креслами, места наверху им изначально не нашлось, и я начала недоуменно оглядываться.
— Целый самолет придурков, — сказал Кузьма по-русски, но в голос. — Как в жизни прямо. Картина маслом…
