Ледяное сердце
Ольга Лебедева
Дурман в голове никак не желал развеиваться. Даже навязчивый скрип кресла-качалки больше не вызывал раздражения, хотя первое время мне казалось, что я не вынесу подобного издевательства и сойду с ума от этого противного звука.
- Как моя дочь? – голос отца прозвучал глухо, будто издалека.
А ведь я и не заметила, когда он пришёл. Скрип сразу прекратился, это сиделка вскочила с насиженного места, завидев лорда.
- Ей становится хуже, милорд, - она и не думала скрывать истинное положение дел от своего господина.
Со служанками эта словоохотливая женщина бывала ещё более откровенной, уверенно заявляя, что жить мне осталось не больше недели. Поразительное бессердечие со стороны той, кому в обязанности вменялась забота о больных и немощных. Эту особу ничуть не волновал тот факт, что я прекрасно слышала всё, что она говорила. Видимо, дела мои и впрямь были плохи.
- Сибелиус приходил к ней сегодня? – задал следующий вопрос отец, медленно приближаясь к моей постели.
Если бы я могла, то укрылась бы одеялом с головой, лишь бы он не видел меня настолько слабой и беспомощной, как сейчас.
- Приходил, ваша светлость, - послышался ответ. - Только проку от его визитов никакого. Бедняжке уже ничто не поможет.
Сиделка постаралась выразить голосом сочувствие, но у неё ничего не вышло – фальшь ощутила не только я.
- Избавь меня от притворной жалости, - отец резко оборвал её причитания. – Лучше смени бельё и проветри покои моей дочери. Я плачу тебе деньги не за пустую болтовню.
Герцог вышел из комнаты, хлопнув дверью, а сиделка принялась недовольно ворчать, что, мол, не ценят господа её усилий. Однако ослушаться хозяина она не посмела. Принялась ворочать меня с боку на бок, перестилая простыни, меняя ночную рубашку. Даже пару раз мазнула по моей спине и груди влажной тряпкой, на большее её не хватило.
С недавних пор тело отказывалось мне подчиняться, и потому я чувствовала себя безвольной куклой в чужих руках. Надо сказать, очень недобрых руках. После грубых касаний сиделки на моей коже наверняка останутся синяки. И где только отец её отыскал? Или это опять происки моей мачехи?
Сказав напоследок несколько нелицеприятных слов в мой адрес, сиделка распахнула окно и вышла из комнаты.
Я наслаждалась мгновеньями тишины и покоя. Разговоры слуг в основном состояли из сплетен и пересудов, что изрядно утомляло моё сознание, хотя только так и можно было узнать, кто и что из себя представляет.
К примеру, из двух горничных – Кори и Мари, я бы оставила только Кори. Мари слишком честолюбива, а ещё, кажется, не чиста на руку. Однажды я видела, как она рылась в моей шкатулке с драгоценностями. Зато Кори всегда добросовестно исполняла свои обязанности и старалась помалкивать, особенно если разговор заходил о господах.
Свежий воздух, приправленный ароматом жасмина, постепенно наполнял комнату. Я старалась дышать глубоко, получая несказанное удовольствие даже от такой малости. В последнее время у меня почти не осталось радостей в жизни.
Я так погрузилась в свои размышления, что не сразу заметила появления леди Люсинды – моей мачехи.
Отец женился два года назад, а год спустя, когда у Люсинды родился сын, меня поразила неизвестная болезнь. Никому не пришло в голову связать воедино эти два обстоятельства, но у меня было время подумать и прийти к определённым выводам.
Беспричинная слабость и головокружения стали лишь первыми симптомами смертельного недуга. Позже появились головные боли и обмороки, тошнота и невозможность принимать твёрдую пищу. За прошедший год из здоровой жизнерадостной девушки я превратилась в жалкую развалину. Думать не хочу, как я сейчас выгляжу, если даже родной отец во время своих кратковременных визитов старается не смотреть в мою сторону.
Леди Люсинда сперва мне очень понравилась. Я наивно поверила в то, что мы с ней непременно подружимся, ведь разница в пять лет не могла стать серьёзным препятствием на пути нашей дружбы. А вот обещанные мне в приданое серебряные рудники – легко справились с этой задачей.
Мачеха навещала меня довольно часто. Подолгу просиживала у кровати, рассказывала разные истории из своей прежней жизни, иногда читала вслух любовные романы. Вероятно в глазах окружающих она являлась образцом истинной добродетели. Я бы тоже поверила в доброту леди Люсинды, если бы однажды не стала свидетелем её разговора с сиделкой.
Они думали, что их никто не услышит. И будь я обычным человеком, не смогла бы разобрать ни слова из сказанного полушёпотом. Но от мамы-оборотня помимо всего прочего, мне достался ещё и отличный слух.
- Станешь добавлять это зелье в питьё, но так, чтобы никто не заметил, - говорила Люсинда, вкладывая в руку сиделки небольшой пузырёк, в котором плескалась мутноватая жидкость. – Да смотри, не более двух-трёх капель за раз. Быстрая кончина Элайны может вызвать у его светлости подозрения, но если соблюдать осторожность, он ни за что не догадается, что смерть его дочери не была случайной.
- Не сомневайтесь, миледи, я всё исполню в точности, как вы сказали.
Сиделка спрятала пузырёк в карман, и в руки ей тут же лёг небольшой мешочек с тихо звякнувшими монетами.
- Когда дело будет сделано, получишь вдвое больше против этого, - сказала Люсинда, а сиделка истово принялась уверять госпожу в своей безграничной преданности.
К сожалению, я не успела поведать об услышанном разговоре отцу. Сперва он находился в отъезде, а когда вернулся, я уже была настолько слаба, что не могла говорить.
Визиты Люсинды превратились для меня в настоящую пытку. А она, будто чувствуя, что мне неприятно её присутствие, старалась задержаться подольше. Я отворачивалась к стене, чтобы не видеть злорадного блеска в её глазах, притворялась спящей, но мачеха всё равно не уходила.
С каждым днём моё сознание становилось всё более затуманенным, а если и прояснялось, то лишь на краткий миг. В редкие минуты просветления я молилась, чтобы всё поскорее закончилось, но моё желание не спешило исполняться. Тогда я решила, что буду жить на зло Люсинде. И когда в следующий раз отец пришёл меня навестить, я, собрав остатки сил, прошептала одними губами:
- Помоги мне.
Крепкая деревянная дверь содрогнулась от сильных ударов, но ожидаемо выстояла, а вот щеколда подвела, не удержалась и с грохотом отлетела в дальний угол комнаты. Видать, гвозди оказались коротковаты. Надо бы кузнецу попенять, а заодно уму-разуму поучить, совсем мужик страх потерял. Думает, раз здоров как бык, так c ведьмой можно не церемониться и подсовывать ей то, что другим негоже. До чего же глупы и недальновидны бывают люди.
Рагана осуждающе покачала головой и с кряхтением поднялась из-за стола.
- Кого там нелёгкая принесла на ночь глядя? - проворчала она, недобро косясь на дверь. Привычным движением оправила подол шерстяного платья, повязала на голову чёрный плат и застыла, будто изваяние, ожидая появления незваных гостей.
Те не заставили себя долго ждать. На порог шагнули два дюжих мужика. Судя по виду, то были герцогские стражи. И это обстоятельство Рагану несказанно удивило, да и насторожило, чего уж скрывать. Благородные господа прежде к ней не захаживали, всё больше полагаясь на помощь магов. Ведьма и не жаловалась на такое пренебрежение с их стороны. Работы ей хватало. Чай у деревенских работяг хворей побольше будет, чем у сиятельных бездельников.
Так зачем же пожаловали гости незваные? Неужто по её душу явились супостаты?
По спине у ведьмы пробежал холодок.
К счастью, Рагана быстро справилась с приступом страха.
И чего она, в самом деле, всполошилась? Не станет же герцог лишать своих людей единственного шанса на исцеление. Народ ему этого не простит. Почитай у половины деревенских баб Рагана роды принимала. А ещё не единожды спасала поля от засухи и ежегодно отводила весенние заморозки от садов и посевов. Не говоря уж о том, что избавляла от хворей не только людей, но и домашнюю скотину. Не то чтобы Рагана верила в людскую благодарность, просто другой ведьмы с даром целительницы в округе было днём с огнём не сыскать.
- Собирайся, старуха, да поживее, - пробасил один из мужиков, - наш герцог желает тебя видеть.
Рагане захотелось огрызнуться, мол, коли хочет ваш герцог меня видеть, так пусть сам сюда и пожалует, но сдержалась. За свою долгую жизнь ведьма привыкла к уважительному обращению, и пренебрежительное отношение стража её немало покоробило. Однако силы были неравны, и Рагана решила за лучшее промолчать. Ей бы ничего не стоило одарить этого молодца проклятием за непочтительное отношение к её сединам, только не хотелось на старости лет связываться с инквизицией. И всё же она дала себе слово, непременно устроить негоднику почесуху, только позже, когда уже никому и в голову не придёт связать его нежданную хворь с одной очень злопамятной ведьмой.
Рагана достала из-под лавки большую плетёную корзину. Сложила в неё несколько склянок с зельями, чистые тряпицы и острый кинжал. Может и не понадобится ничего из прихваченного впопыхах, да пусть лучше будет под рукой, чем не окажется в нужный момент. Видать у герцога кто-то из дворовых захворал, а придворный маг опять напился, вот и послали за ней этих олухов.
Герцог часто грозился прогнать выпивоху из замка, но по какой то причине продолжал и дальше терпеть у себя на службе этого жалкого пьянчугу. Рагана могла бы исцелить болезного от пьянства, только вряд ли маг сподобится обратиться к ведьме за подмогой - гордость ему не позволит. А вот валяться пьяной свиньёй под забором - это для него в самый раз. Это ему гордость позволяет, потому, как сам Сибелиус после очередного загула ничего не помнил, а значит, и мук совести не испытывал.
- Я готова, - оповестила незваных гостей Рагана, набрасывая на плечи тёплую шаль.
За порогом её ожидала повозка. Это обстоятельство несколько улучшило настроение ведьмы. По крайней мере, не придётся идти всю дорогу пешком. До замка то путь не близкий. Верхом ездить она не умела, и годы уже не те, чтобы несколько часов без продыху месить ногами дорожную пыль, а после этого ещё и больных пользовать.
До замка доехали быстро. Там их уже ждали. Сам герцог вышел к воротам встречать позднюю гостью. Стражи почтительно склонили перед ним головы, но сиятельный лорд на них даже не взглянул, сразу обратился к Рагане с вопросом:
- Ты ли та ведьма, что поселилась на моих землях?
Рагана мысленно усмехнулась: «Опомнился, милый, да я почитай шесть десятков годков тут живу. Когда я тут поселилась, тебя ещё и на свете не было. А разрешительную грамоту мне твой дед выписывал и обратной силы она не имеет, потому как стоит на ней печать рода».
Но вслух, разумеется, сказала другое:
- Твоя правда, сиятельный лорд, я ведьма и живу на твоей земле. Законов не нарушаю, помогаю всем нуждающимся по мере сил и возможностей.
- Ну, значит, и мне в помощи не откажешь, - герцог не спрашивал, утверждал, но выглядел при этом так неуверенно, словно сомневался в её способности ему помочь.
- Отчего ж не помочь? Помогу, коль смогу, - согласилась ведьма с притворным смирением.
Рагана не спешила вселять в герцога надежду. Пусть сперва расскажет, что за беда с ним приключилась, а там видно будет. Иную хворь без тёмного колдовства не осилить, а оно – колдовство это, нынче под строгим запретом.
- В дом проходи, - сказал герцог, - там и поговорим.
Рагана поплелась вслед за сиятельным лордом, и мысли её были безрадостными. Чтобы там не случилось, а герцогу не откажешь. Но и против закона тоже не попрёшь, выйдет себе дороже. Герцогский маг, опасаясь потери тёплого местечка, в один миг состряпает в инквизицию донос, и тогда быть ей прилюдно поджаренной на медленном огне. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
Герцог шагал широко, не оглядываясь, ведьма поспевала за ним с трудом. Сразу видно, привык к тому, что приказы его исполняются незамедлительно. Да и как такого ослушаться? Смотрит грозно, слова бросает веско, что те камни.
Тревожно сделалось на душе у Раганы при одной только мысли, что вдруг да не сумеет она угодить сиятельному лорду. И тогда костёр инквизиции покажется ей меньшим из зол.
Ведьма за своими думами и не заметила, как оказались они перед дверью в чьи-то покои. Герцог толкнул тяжёлую створку, та отворилась легко, без скрипа. Широкая спина хозяина замка на мгновение заслонила Рагане обзор, но мужчина тут же отошёл в сторону, пропуская её вперёд. Лицо герцога сделалось пепельно-серым, во взгляде появилась отчаянная решимость.
- Пошли все вон, - сказал он тихо, и мимо Раганы пронеслись две девицы в синих форменных платьях и белых чепцах. Последней комнату покидала немолодая женщина. Судя по одежде, тоже служанка. Глянула на ведьму недобро, развернулась к хозяину, чтобы что-то сказать, но не решилась, столкнувшись с ним взглядом. Так и шагнула за порог с молчаливым неодобрением в блёклых глазах.
Дверь за женщиной закрылась с мягким стуком.
- Подойди ближе, ведьма, - приказал герцог.
Он стоял возле кровати, на которой лежала девушка. По её исхудавшему лицу разливалась мертвенная бледность, вокруг глаз залегли тёмные тени, губы посинели, щёки ввалились. В этом измождённом до крайности создании Рагана с трудом признала герцогскую дочь – красавицу Элайну.
Ведьма помнила её здоровой и полной жизни. Сейчас же девушка походила скорее на умертвие, чем на живого человека. Рагана мысленно содрогнулась, подумав, что герцог решил с её помощью оживить покойную.
- Нет, нет, нет, - ведьма затрясла головой, поспешно отступая к двери. Теперь она действительно испугалась. Ведь хуже того, что задумал герцог, ничего и быть не могло. Да за такое её мало того, что сожгут на костре, так ещё и посмертия лишат на веки вечные.
- Что значит нет? – рыкнул герцог и в одно мгновенье оказался возле ведьмы. Схватил её за рукав и рывком подтащил к кровати. Рагана сопротивлялась изо всех сил, но это было всё равно, что спорить с бурным потоком. А герцог продолжал на неё кричать, чем только сильнее пугал бедную женщину. От страха у неё подкашивались ноги, воздуха катастрофически не хватало, сердце билось где-то в горле. И всё же сквозь шум в ушах Рагана услышала слова, которые моментально вернули ей самообладание: - Моя дочь тяжело больна. И если ты откажешься её лечить, я велю отрубить тебе голову.
У ведьмы вырвался вздох облегчения - девушка оказалась живой.
Это новость была не просто замечательной, она буквально вернула саму Рагану к жизни. Лечить живых она может. Ничего сложного в этом нет. И не таких полудохликов на ноги поднимала. Травки заварит, слова заветные нашепчет, и станет герцогская дочка краше прежнего.
Ведьма согласно закивала головой, вторя своим мыслям.
- Всё сделаю, сиятельный лорд, не изволь беспокоиться, а тем паче гневаться. Вон как жилки на висках вздулись, того и гляди удар хватит. А с дурной головой, да к тому же немощный, кому ты будешь нужен?
Видя, как после её слов герцог помрачнел ещё больше, она зачастила: - Да ты не волнуйся, милый, я тебе травки дам, отварчик на ночь выпьешь и думать забудешь о том, что тревожит. И за дочку свою не переживай. Полечу я её, как не полечить такую раскрасавицу.
Старуха несла всякую околесицу, а сама подталкивала герцога к двери, приговаривая:
Ольга Лебедева
ГЛАВА 1
Дурман в голове никак не желал развеиваться. Даже навязчивый скрип кресла-качалки больше не вызывал раздражения, хотя первое время мне казалось, что я не вынесу подобного издевательства и сойду с ума от этого противного звука.
- Как моя дочь? – голос отца прозвучал глухо, будто издалека.
А ведь я и не заметила, когда он пришёл. Скрип сразу прекратился, это сиделка вскочила с насиженного места, завидев лорда.
- Ей становится хуже, милорд, - она и не думала скрывать истинное положение дел от своего господина.
Со служанками эта словоохотливая женщина бывала ещё более откровенной, уверенно заявляя, что жить мне осталось не больше недели. Поразительное бессердечие со стороны той, кому в обязанности вменялась забота о больных и немощных. Эту особу ничуть не волновал тот факт, что я прекрасно слышала всё, что она говорила. Видимо, дела мои и впрямь были плохи.
- Сибелиус приходил к ней сегодня? – задал следующий вопрос отец, медленно приближаясь к моей постели.
Если бы я могла, то укрылась бы одеялом с головой, лишь бы он не видел меня настолько слабой и беспомощной, как сейчас.
- Приходил, ваша светлость, - послышался ответ. - Только проку от его визитов никакого. Бедняжке уже ничто не поможет.
Сиделка постаралась выразить голосом сочувствие, но у неё ничего не вышло – фальшь ощутила не только я.
- Избавь меня от притворной жалости, - отец резко оборвал её причитания. – Лучше смени бельё и проветри покои моей дочери. Я плачу тебе деньги не за пустую болтовню.
Герцог вышел из комнаты, хлопнув дверью, а сиделка принялась недовольно ворчать, что, мол, не ценят господа её усилий. Однако ослушаться хозяина она не посмела. Принялась ворочать меня с боку на бок, перестилая простыни, меняя ночную рубашку. Даже пару раз мазнула по моей спине и груди влажной тряпкой, на большее её не хватило.
С недавних пор тело отказывалось мне подчиняться, и потому я чувствовала себя безвольной куклой в чужих руках. Надо сказать, очень недобрых руках. После грубых касаний сиделки на моей коже наверняка останутся синяки. И где только отец её отыскал? Или это опять происки моей мачехи?
Сказав напоследок несколько нелицеприятных слов в мой адрес, сиделка распахнула окно и вышла из комнаты.
Я наслаждалась мгновеньями тишины и покоя. Разговоры слуг в основном состояли из сплетен и пересудов, что изрядно утомляло моё сознание, хотя только так и можно было узнать, кто и что из себя представляет.
К примеру, из двух горничных – Кори и Мари, я бы оставила только Кори. Мари слишком честолюбива, а ещё, кажется, не чиста на руку. Однажды я видела, как она рылась в моей шкатулке с драгоценностями. Зато Кори всегда добросовестно исполняла свои обязанности и старалась помалкивать, особенно если разговор заходил о господах.
Свежий воздух, приправленный ароматом жасмина, постепенно наполнял комнату. Я старалась дышать глубоко, получая несказанное удовольствие даже от такой малости. В последнее время у меня почти не осталось радостей в жизни.
Я так погрузилась в свои размышления, что не сразу заметила появления леди Люсинды – моей мачехи.
Отец женился два года назад, а год спустя, когда у Люсинды родился сын, меня поразила неизвестная болезнь. Никому не пришло в голову связать воедино эти два обстоятельства, но у меня было время подумать и прийти к определённым выводам.
Беспричинная слабость и головокружения стали лишь первыми симптомами смертельного недуга. Позже появились головные боли и обмороки, тошнота и невозможность принимать твёрдую пищу. За прошедший год из здоровой жизнерадостной девушки я превратилась в жалкую развалину. Думать не хочу, как я сейчас выгляжу, если даже родной отец во время своих кратковременных визитов старается не смотреть в мою сторону.
Леди Люсинда сперва мне очень понравилась. Я наивно поверила в то, что мы с ней непременно подружимся, ведь разница в пять лет не могла стать серьёзным препятствием на пути нашей дружбы. А вот обещанные мне в приданое серебряные рудники – легко справились с этой задачей.
Мачеха навещала меня довольно часто. Подолгу просиживала у кровати, рассказывала разные истории из своей прежней жизни, иногда читала вслух любовные романы. Вероятно в глазах окружающих она являлась образцом истинной добродетели. Я бы тоже поверила в доброту леди Люсинды, если бы однажды не стала свидетелем её разговора с сиделкой.
Они думали, что их никто не услышит. И будь я обычным человеком, не смогла бы разобрать ни слова из сказанного полушёпотом. Но от мамы-оборотня помимо всего прочего, мне достался ещё и отличный слух.
- Станешь добавлять это зелье в питьё, но так, чтобы никто не заметил, - говорила Люсинда, вкладывая в руку сиделки небольшой пузырёк, в котором плескалась мутноватая жидкость. – Да смотри, не более двух-трёх капель за раз. Быстрая кончина Элайны может вызвать у его светлости подозрения, но если соблюдать осторожность, он ни за что не догадается, что смерть его дочери не была случайной.
- Не сомневайтесь, миледи, я всё исполню в точности, как вы сказали.
Сиделка спрятала пузырёк в карман, и в руки ей тут же лёг небольшой мешочек с тихо звякнувшими монетами.
- Когда дело будет сделано, получишь вдвое больше против этого, - сказала Люсинда, а сиделка истово принялась уверять госпожу в своей безграничной преданности.
К сожалению, я не успела поведать об услышанном разговоре отцу. Сперва он находился в отъезде, а когда вернулся, я уже была настолько слаба, что не могла говорить.
Визиты Люсинды превратились для меня в настоящую пытку. А она, будто чувствуя, что мне неприятно её присутствие, старалась задержаться подольше. Я отворачивалась к стене, чтобы не видеть злорадного блеска в её глазах, притворялась спящей, но мачеха всё равно не уходила.
С каждым днём моё сознание становилось всё более затуманенным, а если и прояснялось, то лишь на краткий миг. В редкие минуты просветления я молилась, чтобы всё поскорее закончилось, но моё желание не спешило исполняться. Тогда я решила, что буду жить на зло Люсинде. И когда в следующий раз отец пришёл меня навестить, я, собрав остатки сил, прошептала одними губами:
- Помоги мне.
***
Крепкая деревянная дверь содрогнулась от сильных ударов, но ожидаемо выстояла, а вот щеколда подвела, не удержалась и с грохотом отлетела в дальний угол комнаты. Видать, гвозди оказались коротковаты. Надо бы кузнецу попенять, а заодно уму-разуму поучить, совсем мужик страх потерял. Думает, раз здоров как бык, так c ведьмой можно не церемониться и подсовывать ей то, что другим негоже. До чего же глупы и недальновидны бывают люди.
Рагана осуждающе покачала головой и с кряхтением поднялась из-за стола.
- Кого там нелёгкая принесла на ночь глядя? - проворчала она, недобро косясь на дверь. Привычным движением оправила подол шерстяного платья, повязала на голову чёрный плат и застыла, будто изваяние, ожидая появления незваных гостей.
Те не заставили себя долго ждать. На порог шагнули два дюжих мужика. Судя по виду, то были герцогские стражи. И это обстоятельство Рагану несказанно удивило, да и насторожило, чего уж скрывать. Благородные господа прежде к ней не захаживали, всё больше полагаясь на помощь магов. Ведьма и не жаловалась на такое пренебрежение с их стороны. Работы ей хватало. Чай у деревенских работяг хворей побольше будет, чем у сиятельных бездельников.
Так зачем же пожаловали гости незваные? Неужто по её душу явились супостаты?
По спине у ведьмы пробежал холодок.
К счастью, Рагана быстро справилась с приступом страха.
И чего она, в самом деле, всполошилась? Не станет же герцог лишать своих людей единственного шанса на исцеление. Народ ему этого не простит. Почитай у половины деревенских баб Рагана роды принимала. А ещё не единожды спасала поля от засухи и ежегодно отводила весенние заморозки от садов и посевов. Не говоря уж о том, что избавляла от хворей не только людей, но и домашнюю скотину. Не то чтобы Рагана верила в людскую благодарность, просто другой ведьмы с даром целительницы в округе было днём с огнём не сыскать.
- Собирайся, старуха, да поживее, - пробасил один из мужиков, - наш герцог желает тебя видеть.
Рагане захотелось огрызнуться, мол, коли хочет ваш герцог меня видеть, так пусть сам сюда и пожалует, но сдержалась. За свою долгую жизнь ведьма привыкла к уважительному обращению, и пренебрежительное отношение стража её немало покоробило. Однако силы были неравны, и Рагана решила за лучшее промолчать. Ей бы ничего не стоило одарить этого молодца проклятием за непочтительное отношение к её сединам, только не хотелось на старости лет связываться с инквизицией. И всё же она дала себе слово, непременно устроить негоднику почесуху, только позже, когда уже никому и в голову не придёт связать его нежданную хворь с одной очень злопамятной ведьмой.
Рагана достала из-под лавки большую плетёную корзину. Сложила в неё несколько склянок с зельями, чистые тряпицы и острый кинжал. Может и не понадобится ничего из прихваченного впопыхах, да пусть лучше будет под рукой, чем не окажется в нужный момент. Видать у герцога кто-то из дворовых захворал, а придворный маг опять напился, вот и послали за ней этих олухов.
Герцог часто грозился прогнать выпивоху из замка, но по какой то причине продолжал и дальше терпеть у себя на службе этого жалкого пьянчугу. Рагана могла бы исцелить болезного от пьянства, только вряд ли маг сподобится обратиться к ведьме за подмогой - гордость ему не позволит. А вот валяться пьяной свиньёй под забором - это для него в самый раз. Это ему гордость позволяет, потому, как сам Сибелиус после очередного загула ничего не помнил, а значит, и мук совести не испытывал.
- Я готова, - оповестила незваных гостей Рагана, набрасывая на плечи тёплую шаль.
За порогом её ожидала повозка. Это обстоятельство несколько улучшило настроение ведьмы. По крайней мере, не придётся идти всю дорогу пешком. До замка то путь не близкий. Верхом ездить она не умела, и годы уже не те, чтобы несколько часов без продыху месить ногами дорожную пыль, а после этого ещё и больных пользовать.
До замка доехали быстро. Там их уже ждали. Сам герцог вышел к воротам встречать позднюю гостью. Стражи почтительно склонили перед ним головы, но сиятельный лорд на них даже не взглянул, сразу обратился к Рагане с вопросом:
- Ты ли та ведьма, что поселилась на моих землях?
Рагана мысленно усмехнулась: «Опомнился, милый, да я почитай шесть десятков годков тут живу. Когда я тут поселилась, тебя ещё и на свете не было. А разрешительную грамоту мне твой дед выписывал и обратной силы она не имеет, потому как стоит на ней печать рода».
Но вслух, разумеется, сказала другое:
- Твоя правда, сиятельный лорд, я ведьма и живу на твоей земле. Законов не нарушаю, помогаю всем нуждающимся по мере сил и возможностей.
- Ну, значит, и мне в помощи не откажешь, - герцог не спрашивал, утверждал, но выглядел при этом так неуверенно, словно сомневался в её способности ему помочь.
- Отчего ж не помочь? Помогу, коль смогу, - согласилась ведьма с притворным смирением.
Рагана не спешила вселять в герцога надежду. Пусть сперва расскажет, что за беда с ним приключилась, а там видно будет. Иную хворь без тёмного колдовства не осилить, а оно – колдовство это, нынче под строгим запретом.
- В дом проходи, - сказал герцог, - там и поговорим.
Рагана поплелась вслед за сиятельным лордом, и мысли её были безрадостными. Чтобы там не случилось, а герцогу не откажешь. Но и против закона тоже не попрёшь, выйдет себе дороже. Герцогский маг, опасаясь потери тёплого местечка, в один миг состряпает в инквизицию донос, и тогда быть ей прилюдно поджаренной на медленном огне. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
Герцог шагал широко, не оглядываясь, ведьма поспевала за ним с трудом. Сразу видно, привык к тому, что приказы его исполняются незамедлительно. Да и как такого ослушаться? Смотрит грозно, слова бросает веско, что те камни.
Тревожно сделалось на душе у Раганы при одной только мысли, что вдруг да не сумеет она угодить сиятельному лорду. И тогда костёр инквизиции покажется ей меньшим из зол.
Ведьма за своими думами и не заметила, как оказались они перед дверью в чьи-то покои. Герцог толкнул тяжёлую створку, та отворилась легко, без скрипа. Широкая спина хозяина замка на мгновение заслонила Рагане обзор, но мужчина тут же отошёл в сторону, пропуская её вперёд. Лицо герцога сделалось пепельно-серым, во взгляде появилась отчаянная решимость.
- Пошли все вон, - сказал он тихо, и мимо Раганы пронеслись две девицы в синих форменных платьях и белых чепцах. Последней комнату покидала немолодая женщина. Судя по одежде, тоже служанка. Глянула на ведьму недобро, развернулась к хозяину, чтобы что-то сказать, но не решилась, столкнувшись с ним взглядом. Так и шагнула за порог с молчаливым неодобрением в блёклых глазах.
Дверь за женщиной закрылась с мягким стуком.
- Подойди ближе, ведьма, - приказал герцог.
Он стоял возле кровати, на которой лежала девушка. По её исхудавшему лицу разливалась мертвенная бледность, вокруг глаз залегли тёмные тени, губы посинели, щёки ввалились. В этом измождённом до крайности создании Рагана с трудом признала герцогскую дочь – красавицу Элайну.
Ведьма помнила её здоровой и полной жизни. Сейчас же девушка походила скорее на умертвие, чем на живого человека. Рагана мысленно содрогнулась, подумав, что герцог решил с её помощью оживить покойную.
- Нет, нет, нет, - ведьма затрясла головой, поспешно отступая к двери. Теперь она действительно испугалась. Ведь хуже того, что задумал герцог, ничего и быть не могло. Да за такое её мало того, что сожгут на костре, так ещё и посмертия лишат на веки вечные.
- Что значит нет? – рыкнул герцог и в одно мгновенье оказался возле ведьмы. Схватил её за рукав и рывком подтащил к кровати. Рагана сопротивлялась изо всех сил, но это было всё равно, что спорить с бурным потоком. А герцог продолжал на неё кричать, чем только сильнее пугал бедную женщину. От страха у неё подкашивались ноги, воздуха катастрофически не хватало, сердце билось где-то в горле. И всё же сквозь шум в ушах Рагана услышала слова, которые моментально вернули ей самообладание: - Моя дочь тяжело больна. И если ты откажешься её лечить, я велю отрубить тебе голову.
У ведьмы вырвался вздох облегчения - девушка оказалась живой.
Это новость была не просто замечательной, она буквально вернула саму Рагану к жизни. Лечить живых она может. Ничего сложного в этом нет. И не таких полудохликов на ноги поднимала. Травки заварит, слова заветные нашепчет, и станет герцогская дочка краше прежнего.
Ведьма согласно закивала головой, вторя своим мыслям.
- Всё сделаю, сиятельный лорд, не изволь беспокоиться, а тем паче гневаться. Вон как жилки на висках вздулись, того и гляди удар хватит. А с дурной головой, да к тому же немощный, кому ты будешь нужен?
Видя, как после её слов герцог помрачнел ещё больше, она зачастила: - Да ты не волнуйся, милый, я тебе травки дам, отварчик на ночь выпьешь и думать забудешь о том, что тревожит. И за дочку свою не переживай. Полечу я её, как не полечить такую раскрасавицу.
Старуха несла всякую околесицу, а сама подталкивала герцога к двери, приговаривая:
