Дар и Тьма - 3
Пакт Равновесия
I. Никто не смеет изменять законы времени, пространства и магии.
II. Магия, ведущая к природным катаклизмам, под запретом.
III. Воскрешение мёртвых и создание искусственной жизни карается немедленно, с уничтожением измененной крови до третьего колена.
IV. Никакое заклинание не может лишить разумное существо свободы выбора, ибо рабство духа — величайшее преступление.
V. Заглядывать в будущее дозволено лишь на срок одной человеческой жизни.
VI. Заклинания, требующие силы более десяти душ, отныне под запретом.
VII. Гаранты следят за исполнением Пакта, подчинение непреложно, Пакт превыше всего.
1.
Тени от свечей дрожали на стенах, удлиняясь и сжимаясь, будто живые. Иллен сидела, склонившись над пожелтевшими страницами, но буквы уже давно расплывались перед глазами — усталость накрывала её, как тяжёлое одеяло. Она потянулась, чувствуя, как хрустят позвонки, и вдруг услышала голоса. Она замерла.
Смех – лёгкий, переливчатый, словно звон хрустальных колокольчиков – разнесся по коридору. Пальцы Иллен непроизвольно сжали страницы. Эльф. Вильнор. Но она никогда не слышала его таким... беззаботным. Второй голос ответил ему — низкий, бархатистый, с лёгкой хрипотцой. Лэр Аскел. Они говорили на эльфийском, мелодичном и странном. Язык звучал, будто журчание воды в тёмном лесу. Она не понимала слов, но звуки сами по себе завораживали — то переливаясь, как шёлк, то обрываясь резко, как удар клинка.
Иллен невольно прижалась к спинке кресла, словно пытаясь раствориться в нём.
Они вошли в библиотеку, увлечённые разговором, не замечая её.
Вильнор — весь изящество и острые углы, и на его губах играла та самая улыбка, которая всегда казалась Иллен одновременно пугающей и завораживающей. Его присутствие в замке всё ещё заставляло её внутренне сжиматься — не из-за страха, а, скорее, из-за того, каким нереальным он казался на фоне древних стен. Как будто кто-то вырезал кусок ночного неба и вшил его в ткань их будней. Его красота была неестественной, слишком отточенной, слишком… нечеловеческой.
А лэр Аскел... Лунный свет посеребрил его профиль, сделав похожим на статую из мрамора — холодную, недосягаемую. Но когда он рассмеялся, это сравнение рассыпалось: в его глазах вспыхнули искры, прядь волос упала на лоб, и он показался моложе и проще.
Иллен затаила дыхание.
Они были такими разными.
Эльф — как лезвие, заточенное до бритвенной остроты, или сжатая пружина, готовая взорваться движением. Маг казался более сдержанным, но в его спокойствии чувствовалась мощь океана в штиль. И сейчас в его голосе сейчас звучала та же теплота, с которой он говорил с Дайнирой. Эльф же словно дразнил мага, бросая ему фразы, как ножи – но тот ловил их с лёгкостью и возвращал обратно.
Иллен вдруг осознала, что наблюдает за чем-то личным.
За тем, как они понимают друг друга без слов — будто связаны невидимыми нитями.
Иллен остро почувствовала себя чужой. Она была человеком - обычной, земной, с её страхами, с её неловкостью, с её… маленькостью. А они были чем-то несоизмеримо большим.
Сердце её бешено колотилось.
Она не должна была их слышать. Не должна была видеть. Они были другими — не из её мира. Из мифа, легенды, сказки, которые она читала когда-то, прячась под одеялом. Но здесь не было страниц, которые можно было захлопнуть, не было расстояния, которое отделяло бы вымысел от реальности. Они были этой реальностью, здесь, рядом, прямо сейчас. А она… Она была лишь тенью у их ног.
Вдруг чёрные глаза эльфа посмотрели прямо на неё.
— Мышка, — произнёс он, и взгляд не был ни добрым, ни злым — просто… изучающим.
Иллен почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она хотела исчезнуть, провалиться сквозь пол, но словно приросла к месту. Аскел повернулся, и его взгляд стал мягче.
— Не пугай её, Виль, — сказал он.
Иллен хотела ответить, что не боится, но слова застряли в горле. Потому что это была ложь. Она боялась. Не их — нет. А той бездны, что зияла между ними и ею. Они были существами из легенд, а она — всего лишь девушкой, вырванной из монастырских стен и брошенной в мир, где магия была такой же реальностью, как камень под ногами.
— Я… я не мешаю? — прошептала Иллен, и голос её звучал хрипло от напряжения.
— Вовсе нет, — ответил маг, и в его тоне не было ни раздражения, ни снисхождения — лишь лёгкое, искреннее любопытство. — Что читаешь в такой час?
— Честер, — она сглотнула. — «Хроники первых дней».
Взгляд лэра Аскела скользнул по потрёпанному переплёту.
— Тяжёлое чтение на ночь, — заметил он. — Честер любил приукрашать. Половина из написанного— вымысел поэта, а не исследование историка.
— А другая половина? — рискнула спросить Иллен, внезапно осмелев от того, что он не стал её прогонять.
— Другая половина — правда, — тихо ответил маг. Его взгляд стал отстранённым, будто он увидел что-то далёкое сквозь стены библиотеки.
И тут её осенило. Это была не догадка, а внезапная, ослепительная уверенность, ударившая её, как молния. Она увидела всё: его неестественную, всеобъемлющую силу, его знание древних текстов, его властность, которую не скрывала даже любезность, этот загадочный перстень на его пальце... И его глаза — в них сейчас не было ни капли веселья, которое звучало в них минуту назад. Только бездна ответственности и знания, которое тянулось откуда-то из глубин времён.
Она не думала, слова вырвались сами, шёпотом, полным благоговейного ужаса:
— Вы... вы один из них. Из Гарантов.
Лэр Аскел не подтвердил и не стал отрицать. Он смотрел на Иллен, и его взгляд был оценивающим. Он видел, как дрожат её пальцы, прижимающие книгу, как широко раскрыты её глаза, но в них читался не просто страх, а жгучее, ненасытное любопытство, которое оказалось сильнее страха.
— Умная мышка, — Вильнор сделал изящный шаг вперёд, и его тень накрыла Иллен. — Но знание подобно яду: то, что полезно в малых дозах, может быть смертельно в больших.
Она посмотрела на Вильнора, пойманная в ловушку его совершенства и той абсолютной, леденящей пустоты, что сквозила в чёрных глазах.
— Я никому не скажу, — прошептала она, охваченная внезапным страхом. — Клянусь.
Вильнор склонил голову набок.
— А что, если скажешь? — его голос был мягким, почти ласковым, но в нём сквозила опасность.
Иллен отступила, наткнувшись на полку.
— Иллен, — мягко, но твёрдо произнёс Аскел, — Ты под защитой этого дома. И моей тоже. Никто не причинит тебе вреда. — Он бросил краткий, но выразительный взгляд на эльфа. — Не нужно бояться ни меня, ни его.
— Я могу хранить секреты, — тихо, но твёрдо повторила девушка. Внутри всё трепетало, но голос не больше не дрожал. — Меня учили молчать. Долгие годы.
Лэр Аскел кивнул, принимая её ответ.
— Верю. И помни: хроники редко говорят правду. Чаще — то, что люди хотят слышать. Учись читать между строк.
— Но… — она запнулась, пальцы всё ещё впивались в переплёт. Любопытство грызло её изнутри, оказавшись сильнее страха. — Я могу иногда… обращаться к первоисточнику?
Вильнор рассмеялся, и губы мага тоже дрогнули в улыбке.
— Можешь – но в другой раз, — заключил Аскел. — Уже поздно. Иди спать. А легенды… никуда не денутся.
— Доброй ночи, Мышка, — бросил Вильнор на прощание.
И они ушли, оставив её одну. Иллен услышала, как они снова заговорили на эльфийском, и их голоса слились в странную, красивую мелодию — как два струящихся потока, смешивающиеся и играющие на камнях. Иллен осталась сидеть в кресле, вцепившись в подлокотники. Её мир, только начавший обретать новые, пугающие и прекрасные очертания, снова перевернулся. Он оказался больше и гораздо опаснее, чем она могла представить.
Она медленно подняла книгу. Провела пальцами по шероховатой бумаге, и её губы сами собой растянулись в странной, неуверенной улыбке. Опасное знание. Да. Но какое же оно манящее. Её пальцы сжали переплёт. Она будет читать. Она будет искать между строк.
2.
Вильнор развалился на кровати, запрокинув руки за голову. Его черная рубаха была расстегнута до пояса, обнажая гладкую кожу с тонкими шрамами
— Ты заметил, как Мышка впитывает каждую букву? — голос Вильнора был ленивым, сонным, но в черных глазах светился интерес.
— Её зовут Иллен, - отозвался Аскел.
Вильнор усмехнулся, потянулся и сбросил рубаху совсем, оставшись в одних штанах. Его тело было создано для скорости — длинные мышцы, ни грамма лишнего, шрамы, как отметины на клинке. Аскел знал историю каждого из них, поэтому эльфу не было нужды что-то скрывать.
— О, прости. Лэа Иллен ди что-то там, что никто не запомнит. Тем удобнее. Никто не примет в расчёт скромную компаньонку из монастыря. Но если подсунуть ей нужные книги… — Он сделал выразительную паузу. —Она станет идеальной мышкой при дворе. Незаметная, тихая, но с глазами, которые всё видят.
Аскел почувствовал, как что-то холодное сжимается у него в груди.
— Ты предлагаешь сделать из неё шпионку?
Вильнор рассмеялся — звук был мягким, как шорох крыльев ночной птицы.
— Я предлагаю дать ей знания. Историю, родословные, искусство видеть то, что скрыто… — Он провел рукой по воздуху, рисуя невидимые символы. — Всё уже написано. Пусть учится. Она дотошна, наблюдательна и слишком боится нас, чтобы ослушаться. Дайнире нужны глаза и уши — почему бы не её?
Аскел не ответил сразу, ощущая противоречие — холодный расчет против чего-то другого, более глубокого.
— Это разумно, — наконец, сказал он, но в голосе его прозвучало отвращение.
Вильнор прищурился.
— Ты против. Почему?
— Потому что это грязь. Дайнира не станет использовать её так.
— Потому что Дайнира пока верит, что можно править, не опускаясь до интриг. Но ты-то знаешь правду.
Аскел замолчал.
— Я ненавижу это, — наконец вырвалось у него.
— Что именно?
— Что я должен учить Дайниру играть в ту же игру, от которой меня тошнит.
Вильнор перевернулся на бок, оперся на локоть. Пламя свечей играло на его коже, подчеркивая каждый шрам.
— Ты сделаешь её сильной.
— Сильной? — Аскел резко обернулся, и в его глазах вспыхнуло что-то яростное. — Или такой же, как все?.. Я видел, что делает двор с людьми – всю жизнь это наблюдаю. Как они гниют изнутри, учась лгать, предавать, подстраиваться. И теперь я сам должен превратить Дайниру в одну из них?.. В ту, кто использует всех, до кого может дотянуться.
Вильнор долго смотрел на него, потом вдруг рассмеялся.
— Тогда не учи её. Оставь наивной. Пусть идёт по льду, не зная, где провалы. — Он обернулся, и его глаза сверкнули. — И когда её предадут — а предадут обязательно — ты сможешь утешать себя тем, что не виноват, да?
Аскел вздрогнул, будто от удара.
— Если я не помогу ей — её сожрут. Если помогу — убью в ней то, за что люблю её.
Вильнор усмехнулся:
— Ты недооцениваешь её. Она не станет копией тебя, меня или Шаны ди Герверан. Она другая. Она спасла Корнелию, не испугавшись Тьмы. Заставила древние камни Ренли признать её. Приручила тебя – а теперь скалится на меня, когда я в пятидесятый раз отправляю её лицом в снег. Ты можешь научить её, как правильно играть в придворные игры?.. Прекрасно. Но она сама решит, что делать с этим умением.
Аскел внимательно посмотрел на него:
— Ты сейчас говоришь мне, что веришь в неё?..
— Я верю в тех, кто не ломается, а Дайнира – из таких.
Эльф потянулся, его тело изогнулось, как тень от пламени.
— Но если это так тревожит тебя… Не спеши. Не торопись учить дракона плеваться огнём. Она и так рано или поздно научится — и её пламя будет её, а не твоим.
Он зевнул.
— А Мышка... Дай ей книги. И пусть сама решит, что с ними делать.
Аскел посмотрел на него, и в его глазах мелькнуло что-то теплое.
— Я подумаю.
Эльф лишь хмыкнул и закрыл глаза, будто разговор его уже утомил. Но потом уголки его губ дрогнули:
— Ну что тебе ещё нужно, Барс? У тебя есть женщина, которую ты любишь, и которая любит тебя. Есть замок без придворных змей, зато с винным погребом. И есть брат, который пойдёт и убьёт за тебя тех, кого нужно убить, чтобы ты мог пить это вино и любить эту женщину. Почему ты не можешь просто расслабиться?
— Потому что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— И ты намерен всё испортить, чтобы было... привычнее? – Иронично заметил эльф.
— Нет, Виль, - Аскел опустился на край кровати рядом с ним, сгорбив плечи. – Я до дрожи боюсь всё испортить.
Его признание повисло в тишине комнаты.
— У меня нет ответа для тебя, - наконец, отозвался Вильнор. – Ты знаешь - я не тот, кто умеет справляться со своими страхами.
— Демоны, Виль, я идиот, да? – выдохнул Аскел.
— Есть немного. Иди спать, - улыбнулся эльф, толкнув его плечом и отворачиваясь.
Аскел взъерошил волосы пятернёй, потом движением воздуха погасил свечи и вышел из комнаты.
В собственной спальне Аскел тихо прикрыл дверь, задержав дыхание, чтобы не нарушить тишину комнаты. В слабом свете угасающего камина он увидел Дайниру — спящую, уткнувшуюся лицом в подушку, с растрепанными каштановыми волосами, раскинувшимися по простыням, как теплая река. Она всегда спала так, словно отчаянно цеплялась за кровать — одна нога выброшена из-под одеяла, рука сжата в кулак, будто даже во сне готовая к бою. И он любил это в ней.
Он подошел ближе, осторожно опускаясь на край постели, и провел пальцами по ее щеке — нежно, не разбудив. Она вздохнула во сне, губы ее дрогнули в едва уловимой улыбке.
Аскел закрыл глаза и наложил на себя щит — плотный, непроницаемый для ее Дара. Он не хотел, чтобы его тревоги, его страх, его сомнения просочились в ее сон. Потом разделся и лег рядом, обняв ее, прижавшись губами к ее плечу, вдыхая запах ее кожи — мёд, травы, что-то неуловимо родное.
И тогда Дайнира пошевелилась.
— Опять щит… — прошептала она, голос чуть хриплый от сна.
— Ты должна была спать, — он притянул ее ближе, чувствуя, как ее тело прижимается к нему в ответ.
— Чувствую, когда ты возвращаешься. Всегда. — Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и в ее зеленых глазах не было ни тревоги, ни вопроса — только понимание.
— Не хочешь спросить, зачем?
— Знаю зачем. — Она коснулась его груди ладонью, прямо над сердцем. — Ты боишься, что я увижу что-то, что тебе самому не нравится.
— Я…
— Молчи, — она прижала палец к его губам. — Я не стану лезть туда, куда ты меня не зовешь.
Он рассмеялся тихо, обнимая ее крепче.
— Ты слишком добра ко мне.
— Нет. Просто люблю тебя. Со всеми твоими щитами.
Она закрыла глаза, уткнувшись лицом в его шею, и через мгновение ее дыхание снова стало ровным.
Аскел лежал, слушая биение ее сердца.
Впервые в жизни он чувствовал себя таким уязвимым. И таким счастливым – тоже.
3.
Начало зимы в этом году было мягким, но ветер всё равно пробирал до костей. Небольшая площадка за стеной Главной башни, засыпанная тонким слоем снега и скрыта от посторонних глаз, превратилась в тренировочную площадку. Вильнор стоял посреди белого пространства, одетый в чёрный дублет с высоким воротником. Неровно отрастающие волосы были слегка взъерошенными, в ушах поблёскивали серебряные кольца, руки, скрытые глухими кожаными перчатками, сжимали парные кинжалы, а в глазах читалось неудовольствие.
Дайнира в очередной раз поднялась с земли, стирая с губ капли крови.
— Опять упала, — заметил он без эмоций.
Дайнира стиснула зубы. Её ладони горели, а спина покрылась испариной, несмотря на холод.
Пакт Равновесия
I. Никто не смеет изменять законы времени, пространства и магии.
II. Магия, ведущая к природным катаклизмам, под запретом.
III. Воскрешение мёртвых и создание искусственной жизни карается немедленно, с уничтожением измененной крови до третьего колена.
IV. Никакое заклинание не может лишить разумное существо свободы выбора, ибо рабство духа — величайшее преступление.
V. Заглядывать в будущее дозволено лишь на срок одной человеческой жизни.
VI. Заклинания, требующие силы более десяти душ, отныне под запретом.
VII. Гаранты следят за исполнением Пакта, подчинение непреложно, Пакт превыше всего.
1.
Тени от свечей дрожали на стенах, удлиняясь и сжимаясь, будто живые. Иллен сидела, склонившись над пожелтевшими страницами, но буквы уже давно расплывались перед глазами — усталость накрывала её, как тяжёлое одеяло. Она потянулась, чувствуя, как хрустят позвонки, и вдруг услышала голоса. Она замерла.
Смех – лёгкий, переливчатый, словно звон хрустальных колокольчиков – разнесся по коридору. Пальцы Иллен непроизвольно сжали страницы. Эльф. Вильнор. Но она никогда не слышала его таким... беззаботным. Второй голос ответил ему — низкий, бархатистый, с лёгкой хрипотцой. Лэр Аскел. Они говорили на эльфийском, мелодичном и странном. Язык звучал, будто журчание воды в тёмном лесу. Она не понимала слов, но звуки сами по себе завораживали — то переливаясь, как шёлк, то обрываясь резко, как удар клинка.
Иллен невольно прижалась к спинке кресла, словно пытаясь раствориться в нём.
Они вошли в библиотеку, увлечённые разговором, не замечая её.
Вильнор — весь изящество и острые углы, и на его губах играла та самая улыбка, которая всегда казалась Иллен одновременно пугающей и завораживающей. Его присутствие в замке всё ещё заставляло её внутренне сжиматься — не из-за страха, а, скорее, из-за того, каким нереальным он казался на фоне древних стен. Как будто кто-то вырезал кусок ночного неба и вшил его в ткань их будней. Его красота была неестественной, слишком отточенной, слишком… нечеловеческой.
А лэр Аскел... Лунный свет посеребрил его профиль, сделав похожим на статую из мрамора — холодную, недосягаемую. Но когда он рассмеялся, это сравнение рассыпалось: в его глазах вспыхнули искры, прядь волос упала на лоб, и он показался моложе и проще.
Иллен затаила дыхание.
Они были такими разными.
Эльф — как лезвие, заточенное до бритвенной остроты, или сжатая пружина, готовая взорваться движением. Маг казался более сдержанным, но в его спокойствии чувствовалась мощь океана в штиль. И сейчас в его голосе сейчас звучала та же теплота, с которой он говорил с Дайнирой. Эльф же словно дразнил мага, бросая ему фразы, как ножи – но тот ловил их с лёгкостью и возвращал обратно.
Иллен вдруг осознала, что наблюдает за чем-то личным.
За тем, как они понимают друг друга без слов — будто связаны невидимыми нитями.
Иллен остро почувствовала себя чужой. Она была человеком - обычной, земной, с её страхами, с её неловкостью, с её… маленькостью. А они были чем-то несоизмеримо большим.
Сердце её бешено колотилось.
Она не должна была их слышать. Не должна была видеть. Они были другими — не из её мира. Из мифа, легенды, сказки, которые она читала когда-то, прячась под одеялом. Но здесь не было страниц, которые можно было захлопнуть, не было расстояния, которое отделяло бы вымысел от реальности. Они были этой реальностью, здесь, рядом, прямо сейчас. А она… Она была лишь тенью у их ног.
Вдруг чёрные глаза эльфа посмотрели прямо на неё.
— Мышка, — произнёс он, и взгляд не был ни добрым, ни злым — просто… изучающим.
Иллен почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она хотела исчезнуть, провалиться сквозь пол, но словно приросла к месту. Аскел повернулся, и его взгляд стал мягче.
— Не пугай её, Виль, — сказал он.
Иллен хотела ответить, что не боится, но слова застряли в горле. Потому что это была ложь. Она боялась. Не их — нет. А той бездны, что зияла между ними и ею. Они были существами из легенд, а она — всего лишь девушкой, вырванной из монастырских стен и брошенной в мир, где магия была такой же реальностью, как камень под ногами.
— Я… я не мешаю? — прошептала Иллен, и голос её звучал хрипло от напряжения.
— Вовсе нет, — ответил маг, и в его тоне не было ни раздражения, ни снисхождения — лишь лёгкое, искреннее любопытство. — Что читаешь в такой час?
— Честер, — она сглотнула. — «Хроники первых дней».
Взгляд лэра Аскела скользнул по потрёпанному переплёту.
— Тяжёлое чтение на ночь, — заметил он. — Честер любил приукрашать. Половина из написанного— вымысел поэта, а не исследование историка.
— А другая половина? — рискнула спросить Иллен, внезапно осмелев от того, что он не стал её прогонять.
— Другая половина — правда, — тихо ответил маг. Его взгляд стал отстранённым, будто он увидел что-то далёкое сквозь стены библиотеки.
И тут её осенило. Это была не догадка, а внезапная, ослепительная уверенность, ударившая её, как молния. Она увидела всё: его неестественную, всеобъемлющую силу, его знание древних текстов, его властность, которую не скрывала даже любезность, этот загадочный перстень на его пальце... И его глаза — в них сейчас не было ни капли веселья, которое звучало в них минуту назад. Только бездна ответственности и знания, которое тянулось откуда-то из глубин времён.
Она не думала, слова вырвались сами, шёпотом, полным благоговейного ужаса:
— Вы... вы один из них. Из Гарантов.
Лэр Аскел не подтвердил и не стал отрицать. Он смотрел на Иллен, и его взгляд был оценивающим. Он видел, как дрожат её пальцы, прижимающие книгу, как широко раскрыты её глаза, но в них читался не просто страх, а жгучее, ненасытное любопытство, которое оказалось сильнее страха.
— Умная мышка, — Вильнор сделал изящный шаг вперёд, и его тень накрыла Иллен. — Но знание подобно яду: то, что полезно в малых дозах, может быть смертельно в больших.
Она посмотрела на Вильнора, пойманная в ловушку его совершенства и той абсолютной, леденящей пустоты, что сквозила в чёрных глазах.
— Я никому не скажу, — прошептала она, охваченная внезапным страхом. — Клянусь.
Вильнор склонил голову набок.
— А что, если скажешь? — его голос был мягким, почти ласковым, но в нём сквозила опасность.
Иллен отступила, наткнувшись на полку.
— Иллен, — мягко, но твёрдо произнёс Аскел, — Ты под защитой этого дома. И моей тоже. Никто не причинит тебе вреда. — Он бросил краткий, но выразительный взгляд на эльфа. — Не нужно бояться ни меня, ни его.
— Я могу хранить секреты, — тихо, но твёрдо повторила девушка. Внутри всё трепетало, но голос не больше не дрожал. — Меня учили молчать. Долгие годы.
Лэр Аскел кивнул, принимая её ответ.
— Верю. И помни: хроники редко говорят правду. Чаще — то, что люди хотят слышать. Учись читать между строк.
— Но… — она запнулась, пальцы всё ещё впивались в переплёт. Любопытство грызло её изнутри, оказавшись сильнее страха. — Я могу иногда… обращаться к первоисточнику?
Вильнор рассмеялся, и губы мага тоже дрогнули в улыбке.
— Можешь – но в другой раз, — заключил Аскел. — Уже поздно. Иди спать. А легенды… никуда не денутся.
— Доброй ночи, Мышка, — бросил Вильнор на прощание.
И они ушли, оставив её одну. Иллен услышала, как они снова заговорили на эльфийском, и их голоса слились в странную, красивую мелодию — как два струящихся потока, смешивающиеся и играющие на камнях. Иллен осталась сидеть в кресле, вцепившись в подлокотники. Её мир, только начавший обретать новые, пугающие и прекрасные очертания, снова перевернулся. Он оказался больше и гораздо опаснее, чем она могла представить.
Она медленно подняла книгу. Провела пальцами по шероховатой бумаге, и её губы сами собой растянулись в странной, неуверенной улыбке. Опасное знание. Да. Но какое же оно манящее. Её пальцы сжали переплёт. Она будет читать. Она будет искать между строк.
2.
Вильнор развалился на кровати, запрокинув руки за голову. Его черная рубаха была расстегнута до пояса, обнажая гладкую кожу с тонкими шрамами
— Ты заметил, как Мышка впитывает каждую букву? — голос Вильнора был ленивым, сонным, но в черных глазах светился интерес.
— Её зовут Иллен, - отозвался Аскел.
Вильнор усмехнулся, потянулся и сбросил рубаху совсем, оставшись в одних штанах. Его тело было создано для скорости — длинные мышцы, ни грамма лишнего, шрамы, как отметины на клинке. Аскел знал историю каждого из них, поэтому эльфу не было нужды что-то скрывать.
— О, прости. Лэа Иллен ди что-то там, что никто не запомнит. Тем удобнее. Никто не примет в расчёт скромную компаньонку из монастыря. Но если подсунуть ей нужные книги… — Он сделал выразительную паузу. —Она станет идеальной мышкой при дворе. Незаметная, тихая, но с глазами, которые всё видят.
Аскел почувствовал, как что-то холодное сжимается у него в груди.
— Ты предлагаешь сделать из неё шпионку?
Вильнор рассмеялся — звук был мягким, как шорох крыльев ночной птицы.
— Я предлагаю дать ей знания. Историю, родословные, искусство видеть то, что скрыто… — Он провел рукой по воздуху, рисуя невидимые символы. — Всё уже написано. Пусть учится. Она дотошна, наблюдательна и слишком боится нас, чтобы ослушаться. Дайнире нужны глаза и уши — почему бы не её?
Аскел не ответил сразу, ощущая противоречие — холодный расчет против чего-то другого, более глубокого.
— Это разумно, — наконец, сказал он, но в голосе его прозвучало отвращение.
Вильнор прищурился.
— Ты против. Почему?
— Потому что это грязь. Дайнира не станет использовать её так.
— Потому что Дайнира пока верит, что можно править, не опускаясь до интриг. Но ты-то знаешь правду.
Аскел замолчал.
— Я ненавижу это, — наконец вырвалось у него.
— Что именно?
— Что я должен учить Дайниру играть в ту же игру, от которой меня тошнит.
Вильнор перевернулся на бок, оперся на локоть. Пламя свечей играло на его коже, подчеркивая каждый шрам.
— Ты сделаешь её сильной.
— Сильной? — Аскел резко обернулся, и в его глазах вспыхнуло что-то яростное. — Или такой же, как все?.. Я видел, что делает двор с людьми – всю жизнь это наблюдаю. Как они гниют изнутри, учась лгать, предавать, подстраиваться. И теперь я сам должен превратить Дайниру в одну из них?.. В ту, кто использует всех, до кого может дотянуться.
Вильнор долго смотрел на него, потом вдруг рассмеялся.
— Тогда не учи её. Оставь наивной. Пусть идёт по льду, не зная, где провалы. — Он обернулся, и его глаза сверкнули. — И когда её предадут — а предадут обязательно — ты сможешь утешать себя тем, что не виноват, да?
Аскел вздрогнул, будто от удара.
— Если я не помогу ей — её сожрут. Если помогу — убью в ней то, за что люблю её.
Вильнор усмехнулся:
— Ты недооцениваешь её. Она не станет копией тебя, меня или Шаны ди Герверан. Она другая. Она спасла Корнелию, не испугавшись Тьмы. Заставила древние камни Ренли признать её. Приручила тебя – а теперь скалится на меня, когда я в пятидесятый раз отправляю её лицом в снег. Ты можешь научить её, как правильно играть в придворные игры?.. Прекрасно. Но она сама решит, что делать с этим умением.
Аскел внимательно посмотрел на него:
— Ты сейчас говоришь мне, что веришь в неё?..
— Я верю в тех, кто не ломается, а Дайнира – из таких.
Эльф потянулся, его тело изогнулось, как тень от пламени.
— Но если это так тревожит тебя… Не спеши. Не торопись учить дракона плеваться огнём. Она и так рано или поздно научится — и её пламя будет её, а не твоим.
Он зевнул.
— А Мышка... Дай ей книги. И пусть сама решит, что с ними делать.
Аскел посмотрел на него, и в его глазах мелькнуло что-то теплое.
— Я подумаю.
Эльф лишь хмыкнул и закрыл глаза, будто разговор его уже утомил. Но потом уголки его губ дрогнули:
— Ну что тебе ещё нужно, Барс? У тебя есть женщина, которую ты любишь, и которая любит тебя. Есть замок без придворных змей, зато с винным погребом. И есть брат, который пойдёт и убьёт за тебя тех, кого нужно убить, чтобы ты мог пить это вино и любить эту женщину. Почему ты не можешь просто расслабиться?
— Потому что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— И ты намерен всё испортить, чтобы было... привычнее? – Иронично заметил эльф.
— Нет, Виль, - Аскел опустился на край кровати рядом с ним, сгорбив плечи. – Я до дрожи боюсь всё испортить.
Его признание повисло в тишине комнаты.
— У меня нет ответа для тебя, - наконец, отозвался Вильнор. – Ты знаешь - я не тот, кто умеет справляться со своими страхами.
— Демоны, Виль, я идиот, да? – выдохнул Аскел.
— Есть немного. Иди спать, - улыбнулся эльф, толкнув его плечом и отворачиваясь.
Аскел взъерошил волосы пятернёй, потом движением воздуха погасил свечи и вышел из комнаты.
В собственной спальне Аскел тихо прикрыл дверь, задержав дыхание, чтобы не нарушить тишину комнаты. В слабом свете угасающего камина он увидел Дайниру — спящую, уткнувшуюся лицом в подушку, с растрепанными каштановыми волосами, раскинувшимися по простыням, как теплая река. Она всегда спала так, словно отчаянно цеплялась за кровать — одна нога выброшена из-под одеяла, рука сжата в кулак, будто даже во сне готовая к бою. И он любил это в ней.
Он подошел ближе, осторожно опускаясь на край постели, и провел пальцами по ее щеке — нежно, не разбудив. Она вздохнула во сне, губы ее дрогнули в едва уловимой улыбке.
Аскел закрыл глаза и наложил на себя щит — плотный, непроницаемый для ее Дара. Он не хотел, чтобы его тревоги, его страх, его сомнения просочились в ее сон. Потом разделся и лег рядом, обняв ее, прижавшись губами к ее плечу, вдыхая запах ее кожи — мёд, травы, что-то неуловимо родное.
И тогда Дайнира пошевелилась.
— Опять щит… — прошептала она, голос чуть хриплый от сна.
— Ты должна была спать, — он притянул ее ближе, чувствуя, как ее тело прижимается к нему в ответ.
— Чувствую, когда ты возвращаешься. Всегда. — Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и в ее зеленых глазах не было ни тревоги, ни вопроса — только понимание.
— Не хочешь спросить, зачем?
— Знаю зачем. — Она коснулась его груди ладонью, прямо над сердцем. — Ты боишься, что я увижу что-то, что тебе самому не нравится.
— Я…
— Молчи, — она прижала палец к его губам. — Я не стану лезть туда, куда ты меня не зовешь.
Он рассмеялся тихо, обнимая ее крепче.
— Ты слишком добра ко мне.
— Нет. Просто люблю тебя. Со всеми твоими щитами.
Она закрыла глаза, уткнувшись лицом в его шею, и через мгновение ее дыхание снова стало ровным.
Аскел лежал, слушая биение ее сердца.
Впервые в жизни он чувствовал себя таким уязвимым. И таким счастливым – тоже.
3.
Начало зимы в этом году было мягким, но ветер всё равно пробирал до костей. Небольшая площадка за стеной Главной башни, засыпанная тонким слоем снега и скрыта от посторонних глаз, превратилась в тренировочную площадку. Вильнор стоял посреди белого пространства, одетый в чёрный дублет с высоким воротником. Неровно отрастающие волосы были слегка взъерошенными, в ушах поблёскивали серебряные кольца, руки, скрытые глухими кожаными перчатками, сжимали парные кинжалы, а в глазах читалось неудовольствие.
Дайнира в очередной раз поднялась с земли, стирая с губ капли крови.
— Опять упала, — заметил он без эмоций.
Дайнира стиснула зубы. Её ладони горели, а спина покрылась испариной, несмотря на холод.
