— А Гарант? — спросил он, хотя ответ уже знал – он выудил его из памяти баронессы.
— Он… уехал. Но скоро вернётся.
— Даже если вернётся, Дайнира не потащит его к тебе в дом – это было бы политическим провалом, - насмешливо протянул архимаг. — К тому же… он не будет разъезжать по гостям. Ведь у него теперь есть весьма увлекательное чтение на ночь.
Шентар улыбнулся, представляя, как через тщательно выстроенную цепочку посредников в руки Гаранта наконец-то было передано то, что обрушит весь фундамент его идиллического убежища в Ренли. Наполнит его мысли ядом сомнений. Пошатнёт его контроль. А значит – сделает уязвимым.
Он не зря потратил недели на девчонку из монастыря – из мелких, бытовых подробностей о жизни замка он выудил те бесценные нити, что теперь сплёл в свою ловчую сеть. И баронесса была одной из этих нитей.
— Ты сделала всё, что от тебя требовалось. Осталось дождаться праздника.
Шентар остановился прямо перед ней, и воздух стал ещё гуще, ещё труднее для дыхания.
— А теперь, — его голос упал до шёпота, — Ты сделаешь кое-что ещё. На колени.
В её сознании вспыхнула яростная, жалкая искра сопротивления. Но её тело не слушалось её. Мышцы живота свело судорогой, ноги сами подкосились, и она соскользнула с бархатной обивки на густой ковёр. Голова закружилась от унижения и той чудовищной силы, что сжала её разум. Мужчина смотрел на неё сверху вниз, и в его глазах не было ни страсти, ни жажды. Лишь холодное, научное любопытство и абсолютная власть. Следующий приказ был уже без слов, вонзившись в самые глубины сознания - боль в висках стала невыносимой, и Шана не могла ей сопротивляться.
Наконец он позволил ей отстраниться.
— Теперь забудь, — произнёс он, и его голос снова приобрёл гипнотическую глубину. — Забудь этот разговор. Забудь моё присутствие здесь. Помни лишь то, как сама пожелала пригласить их. Что ждёшь гостей. Что готовишься к празднику.
Волна тёплой, липкой пустоты накатила на её сознание, смывая острые углы ужаса и унижения. Воспоминания стали расплываться, как чернила под дождём, превращаясь в нечто смутное и незначительное.
Шентар поправил манжету, окинул будуар последним беглым взглядом – и направился к двери.
— Увидимся на дне рождения, дорогая, — бросил он на прощание, уже почти растворившись в тени. — Постарайся выглядеть счастливой.
Дверь бесшумно закрылась за ним.
Шана медленно поднялась с колен, её движения были неуверенными, будто после долгой болезни. Она подошла к туалетному столику, взяла платок, машинально вытерла лицо и сделала глоток воды с лимоном из хрустального стакана. В зеркале на неё смотрела бледная женщина с пустыми глазами. Шана вздрогнула, поймав свой взгляд. Что-то было не так. Какое-то смутное беспокойство, тяжёлый камень на душе. Но причина ускользала, как дым.
Она глубоко вздохнула, стараясь уловить аромат любимых духов. Встряхнула головой. Просто нервы. Предпраздничная суета. Она повернулась к вазе с розами, поправила поникший бутон. Нужно будет заменить букет. Распорядится насчёт комнат для девочек из Ренли... Мысли о предстоящем празднике наконец развеяли тень тревоги. Ей просто нужно отдохнуть и выспаться.
Всё будет прекрасно.
45.
Пространство ментального вызова сегодня клубилось холодными снежными облаками, и Вильнор поёжился, шагнув в него из теней.
— Ты звал, брат? Трёх дней не прошло – в Рентаме настолько скучно?
— В Рентаме спокойно, - чуть напряжённый тон мага не вязался со словами. - Как в Ренли?
— Мир и покой, не считая сбежавшей кошки и явившейся баронессы.
Аскел молчал, глядя в призрачное пламя, и тени несуществующего огня падали на его лицо. Вильнор ждал, пока он соберётся с мыслями.
— Я прочёл кое-что любопытное.
В его руке появилась проекция книги – отражение той, что занимала его ум в реальности.
— Если это очередной унылый текст о магических закономерностях, я предпочту уйти досыпать.
Аскел ответил не сразу.
— Валтер наткнулся на старое исследование о способностях эмпатов в университетских архивах, — наконец произнес он, и голос его звучал неестественно ровно. – Он вспомнил, что я интересовался темой, и прислал копию.
Аскел поднял глаза — синие, холодные, и в глубине их бушевала буря.
— Это теория о том, что самые сильные из Одарённых могут не только чувствовать эмоции, но и влиять на них. В том числе формировать… привязанности.
Вильнор замер. Его расслабленная поза мгновенно сменилась напряженной собранностью, словно в нем щелкнул невидимый выключатель.
— Продолжай, — тихо сказал он, и в этом одном слове уже звучало предостережение.
— Если это так... — голос мага дрогнул, будто слова обжигали горло. — Всё, что я чувствую — каждую мысль, каждую искру, когда Дайнира рядом — это может быть не моё.
Вильнор смотрел на него несколько секунд, будто сомневаясь в том, что только что услышал.
— И ты веришь в это?.. – наконец, спросил он.
— Это логично, — Аскел стиснул зубы. — Её Дар необычно силён. А я… открыт для неё. Слишком открыт. Эмпатия — не магия. Она не оставляет следов. Если бы она хотела — могла бы вплести эмоции так, чтобы я не заметил подмены. Тем более, если она делала это постепенно, с первого дня...
Вильнор рассмеялся — звук был резким, почти злым.
— О, конечно. Всё это время девочка тайно манипулировала тобой. Несмотря на твои щиты.
— Я ставил односторонний щит, Виль. Тот, что скрывал мой поток от неё. И был абсолютно открыт в обратную сторону.
Его взгляд снова упал на книгу, но словно бы не видел страниц.
— Я не обвиняю её, — наконец проговорил он тихо. — Она может вообще не контролировать это. Её Дар мог сработать инстинктивно — защищая её, привязывая к ней того, кто сильнее. Меня. И тебя.
Он поднял глаза, и в них читалось что-то, от чего Вильнор невольно сжал кулаки.
— Ты тоже подпустил её близко, — продолжил Аскел. — Ближе, чем кого-либо за много лет. Спроси себя — почему?..
Вильнор взорвался.
— Я прекрасно знаю разницу между манипуляцией и искренностью! — его голос прозвучал, как удар клинка. — Я помню, каково это – когда твои эмоции не твои: я жил внутри этого. И если бы её Дар работал так, как ты предполагаешь — я бы ощутил это.
— Ты так уверен, что ощутил бы?..
Вильнор шагнул ближе, и его глаза горели алым огнём.
— Да, брат. Я уверен в ней. Но я начинаю сомневаться в тебе. Почему ты, кто знает её лучше всех, сейчас ведёшься на эту дрянь?!..
Аскел резко встал, отбросив книгу в сторону, и пространство наполнилось ожившими тенями.
— Я не «ведусь»! — его голос тоже сорвался на крик. – Я не хочу в это верить, Виль. Но это факт - я действительно никогда не терял контроль так, как с ней!
— Это и называется любовь, Барс, разве нет?!
— А если нет?.. Я Гарант. Я не могу позволить себе слепоту. Что, если мои решения диктует не мой разум, а чужой Дар?
— Слепота — это отрицать очевидное. Ты влюбился в женщину, она отвечает взаимностью, ты боишься потери контроля – демоны, через это проходят все, кто любит по-настоящему! И твой страх - не её вина.
Аскел отвернулся, сжав кулаки.
Его сомнения повисли в воздухе дымом от призрачного очага — густые, удушающие.
Вильнор сменил тактику:
— Но… Допустим, ты прав. Её Дар влияет. Что тогда?
— Я пока не знаю.
— Так я скажу тебе - ты все равно выберешь ее. Потому что даже если это так — ты уже не можешь без этого. Ты не сможешь вырвать её из себя, даже если захочешь.
Аскел усмехнулся:
— Как ты всегда умеешь в самое больное...
— Ты боишься, что она обманула тебя, но единственный, кто обманывает тебя сейчас — это ты сам.
— Я должен проверить.
— Нет.
— Ты даже не знаешь, о чём я.
— Знаю. Ты хочешь найти ещё двадцать дерьмовых трактатов, проеденных молью и пылью, которые не докажут тебе ничего, только усилят твою паранойю. И ты сломаешь себя. И её.
— Тогда что ты предлагаешь?!
— Принять – как принимаешь бурю или восход солнца. Любовь — она не всегда логична. А риск – это то, что делает нас живыми.
— Я – Гарант, я не могу позволить себе такой риск. Если хоть часть моих поступков продиктована внешним влиянием — это не просто личная проблема.
— О, теперь она снова угрожает Пакту?..
Вильнор смотрел на него еще несколько мгновений, потом ровно произнёс:
— Прости, брат, но похоже сегодня тот самый день – когда моя эльфийская мудрость пасует перед всей глубиной твоего божественного идиотизма.
Он развернулся и исчез в тенях, разрывая ментальный контакт.
Аскел остался один посреди ледяной пустоты.
46.
Дни в Ренли текли, как густой мёд — медленно и с нарастающей тревогой. Аскел не вернулся ни через неделю, ни через две. Его отсутствие стало ощутимой пустотой в самом сердце замка, холодным сквозняком, который не могли перекрыть ни жар каминов, ни голоса обитателей. Дайнира старалась заполнить эту пустоту делами. Она разбирала бумаги с Иллен, проводила часы с Лили, а с приближением дня рождения баронессы ди Герверан у девушек только и разговоров было, что о празднике.
В гардеробной царила почти священная суета. Воздух был насыщен ароматом лаванды, свежего льна и тонким запахом шёлка, вынутого из сундуков. Повсюду громоздились шкатулки с лентами, кружевами, жемчужными пуговицами и бархатными лентами. Грета, как генерал перед битвой, распоряжалась всеми ресурсами гардеробной, а Лили сидела на кушетке, подобрав под себя ноги, и с восторгом разглядывала каждую деталь — в десятый, если не в сотый, раз.
Для девочки сшили платье синего бархата, по подолу и рукавам тянулась тонкая серебряная вышивка, и когда Лили вставала и делала шаг, ткань будто оживала, мерцая в такт её движению, но ни капли не стесняя её — ведь танцы и бег по саду никто не отменял.
Иллен получила наряд, словно сотканный из сумерек и тумана. Тёмно-синяя ткань с едва заметным серебристым переливом струилась по её фигуре, подчёркивая изящество, о котором сама девушка, вероятно, и не подозревала. Вышивка с мелкими жемчужинами тянулась по вороту и манжетам. Платье было скромным, но невероятно благородным: оно не кричало о себе, но заставляло взгляд возвращаться снова и снова, будто в нём таилась какая-то тайна.
А Дайнира выбрала платье из тяжёлого чёрного бархата, почти поглощающего свет, расшитое не серебром, а матовыми опалами, переливающимися всеми оттенками серого и синего. Ворот стоял строго, но спускался по спине в изящный шлейф, подчёркивающий осанку. Траур обязывал к сдержанности — но благородные ткани, идеальный покрой и изысканная отделка говорили о силе, а не о скорби.
Предвкушение праздника, поездки в Герверан, возможности увидеть что-то новое… Даже Грета не находила себе места, ежечасно проверяя, всё ли готово. Лили и Иллен сияли. Девочки снова с головой ушли в обсуждение предстоящего события — кто будет на празднике, какие игры устроят, какие сладости подадут — и Дайнира была благодарна за эту передышку. За возможность на мгновение забыть о пустоте, ожидании и той тихой, упрямой тревоге, что росла в её груди, как сорняк, пробивающийся сквозь каменные плиты.
То и дело она ловила себя на том, что прислушивается к звукам замка — не к голосам служанок или смеху Лили, а к чему-то другому. К цокоту копыт по брусчатке во дворе. К шагам в коридоре, которые могли бы быть его шагами. И к молчанию Вильнора.
Эльф вёл себя как обычно. Он появлялся на тренировках — холодный, собранный, безжалостный. Он оттачивал её движения, поправлял стойку, бросал колкости. Но в его глазах Дайнире виделась какая-то новая, напряжённая глубина. Будто его отстранённость стала более… осознанной.
И тень её сомнений и страха росла, и ничто не могло развеять её.
Дайнира злилась на себя за эту слабость. За эту постоянную, унизительную потребность обернуться и увидеть его взгляд, услышать его смех, почувствовать его руку на своей талии. Она превратилась в нервную девочку, считающую дни.
И однажды эта девочка не выдержала.
— Вильнор.
Эльф сидел на подоконнике и задумчиво смотрел в заснеженный сад, где Лили пыталась научить дворового пса приносить палку. Он не обернулся при её появлении, но напряжение в его спине выдавало, что он знал — и о её тревоге, и о причине её визита.
— Где Аскел? — спросила она без предисловий.
Эльф медленно поднял глаза. В них не было ни привычной насмешки, ни холодной отстранённости. Была лишь усталая, тяжёлая глубина.
— В Рентаме.
— Он обещал вернуться через пару дней. Прошло шестнадцать.
— Занят делами, - дёрнул он плечом.
— Какими?
— Скучными. Старые свитки, пыльные книги…
— Я чувствую, когда ты недоговариваешь.
Он усмехнулся:
— Я всегда что-то недоговариваю - это называется «личное пространство».
— Вильнор, - настойчиво повторила она. – Что с ним?..
— Он жив. Не ранен. Не в беде. И не сбежал от тебя к другой женщине, если это твой следующий вопрос, - его голос звучал устало, но без насмешки.
— Тогда почему...
— Потому что он — упрямый идиот, — прошипел он с внезапной, обжигающей злостью. — Но это его право быть идиотом. Его путь. Его демоны.
Дайнира почувствовала, как по спине пробежал холод.
— Ты знаешь причину, — поняла она, — Это что-то... во мне. Так ведь? Эта причина... во мне?
Вильнор не ответил – не мог ей солгать, но она прочитала это молчание.
— Даэлисс, — наконец, вздохнул он. — Есть вещи, которые я не имею права говорить за него. Есть дороги, на которые нельзя взять попутчика. Даже того, кто готов идти рядом до конца. Барс… в пути. Просто дай ему время найти дорогу обратно.
И вдруг всё встало на свои места. Все эти намёки и метафоры.
В этот раз Аскел не возвращался не потому, что не мог - а потому, что не хотел.
Это был его сознательный выбор — изоляция, бегство от неё, от них, от того, что они начали строить. И самое горькое было не в его отсутствии, а в том, что он даже не попытался поговорить. После всех их битв, их ночей, их бурь - он просто захлопнул дверь, оставив её по ту сторону.
Дайнира медленно выпрямилась. Гнев — холодный, острый — начал вытеснять растерянность и боль.
— Хорошо, — сказала Дайнира, и её голос прозвучал звеняще спокойно. — Я поняла.
Вильнор видел, как зелёные глаза девушка потемнели, стали глубже и холоднее. В них не было истерики, не было мольбы — лишь та упрямая решимость, которую он успел узнать.
— Поняла что, Даэлисс? – тихо спросил он.
— Я позволила своей жизни сузиться до ожидания его возвращения, - она посмотрела в окно, где Лили наконец-то уговорила пса принести палку, и теперь смеялась и хлопала в ладоши. – Но моя дорога не начинается и не заканчивается на Александре Рантаре.
Дайнира повернулась к двери, и её осанка, всегда безупречная, стала ещё прямее, словно невидимый корсет из собственной воли стянул её плечи.
— Он – Рантар, - согласился Вильнор. – Он весь – это Сила и контроль. А сейчас в нём нет ни того, ни другого. Разве может он вернуться к тебе таким?..
— Я бы встретила его – любого, - возразила Дайнира. – Но он не захотел прийти.
И закрыла за собой дверь – беззвучно, но очень твёрдо.
47.
Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком. Дайнира остановилась в пустом коридоре, прислонившись лбом к шероховатому, прохладному камню стены. И позволила волне отчаяния наконец накрыть себя с головой.
— Он… уехал. Но скоро вернётся.
— Даже если вернётся, Дайнира не потащит его к тебе в дом – это было бы политическим провалом, - насмешливо протянул архимаг. — К тому же… он не будет разъезжать по гостям. Ведь у него теперь есть весьма увлекательное чтение на ночь.
Шентар улыбнулся, представляя, как через тщательно выстроенную цепочку посредников в руки Гаранта наконец-то было передано то, что обрушит весь фундамент его идиллического убежища в Ренли. Наполнит его мысли ядом сомнений. Пошатнёт его контроль. А значит – сделает уязвимым.
Он не зря потратил недели на девчонку из монастыря – из мелких, бытовых подробностей о жизни замка он выудил те бесценные нити, что теперь сплёл в свою ловчую сеть. И баронесса была одной из этих нитей.
— Ты сделала всё, что от тебя требовалось. Осталось дождаться праздника.
Шентар остановился прямо перед ней, и воздух стал ещё гуще, ещё труднее для дыхания.
— А теперь, — его голос упал до шёпота, — Ты сделаешь кое-что ещё. На колени.
В её сознании вспыхнула яростная, жалкая искра сопротивления. Но её тело не слушалось её. Мышцы живота свело судорогой, ноги сами подкосились, и она соскользнула с бархатной обивки на густой ковёр. Голова закружилась от унижения и той чудовищной силы, что сжала её разум. Мужчина смотрел на неё сверху вниз, и в его глазах не было ни страсти, ни жажды. Лишь холодное, научное любопытство и абсолютная власть. Следующий приказ был уже без слов, вонзившись в самые глубины сознания - боль в висках стала невыносимой, и Шана не могла ей сопротивляться.
Наконец он позволил ей отстраниться.
— Теперь забудь, — произнёс он, и его голос снова приобрёл гипнотическую глубину. — Забудь этот разговор. Забудь моё присутствие здесь. Помни лишь то, как сама пожелала пригласить их. Что ждёшь гостей. Что готовишься к празднику.
Волна тёплой, липкой пустоты накатила на её сознание, смывая острые углы ужаса и унижения. Воспоминания стали расплываться, как чернила под дождём, превращаясь в нечто смутное и незначительное.
Шентар поправил манжету, окинул будуар последним беглым взглядом – и направился к двери.
— Увидимся на дне рождения, дорогая, — бросил он на прощание, уже почти растворившись в тени. — Постарайся выглядеть счастливой.
Дверь бесшумно закрылась за ним.
Шана медленно поднялась с колен, её движения были неуверенными, будто после долгой болезни. Она подошла к туалетному столику, взяла платок, машинально вытерла лицо и сделала глоток воды с лимоном из хрустального стакана. В зеркале на неё смотрела бледная женщина с пустыми глазами. Шана вздрогнула, поймав свой взгляд. Что-то было не так. Какое-то смутное беспокойство, тяжёлый камень на душе. Но причина ускользала, как дым.
Она глубоко вздохнула, стараясь уловить аромат любимых духов. Встряхнула головой. Просто нервы. Предпраздничная суета. Она повернулась к вазе с розами, поправила поникший бутон. Нужно будет заменить букет. Распорядится насчёт комнат для девочек из Ренли... Мысли о предстоящем празднике наконец развеяли тень тревоги. Ей просто нужно отдохнуть и выспаться.
Всё будет прекрасно.
45.
Пространство ментального вызова сегодня клубилось холодными снежными облаками, и Вильнор поёжился, шагнув в него из теней.
— Ты звал, брат? Трёх дней не прошло – в Рентаме настолько скучно?
— В Рентаме спокойно, - чуть напряжённый тон мага не вязался со словами. - Как в Ренли?
— Мир и покой, не считая сбежавшей кошки и явившейся баронессы.
Аскел молчал, глядя в призрачное пламя, и тени несуществующего огня падали на его лицо. Вильнор ждал, пока он соберётся с мыслями.
— Я прочёл кое-что любопытное.
В его руке появилась проекция книги – отражение той, что занимала его ум в реальности.
— Если это очередной унылый текст о магических закономерностях, я предпочту уйти досыпать.
Аскел ответил не сразу.
— Валтер наткнулся на старое исследование о способностях эмпатов в университетских архивах, — наконец произнес он, и голос его звучал неестественно ровно. – Он вспомнил, что я интересовался темой, и прислал копию.
Аскел поднял глаза — синие, холодные, и в глубине их бушевала буря.
— Это теория о том, что самые сильные из Одарённых могут не только чувствовать эмоции, но и влиять на них. В том числе формировать… привязанности.
Вильнор замер. Его расслабленная поза мгновенно сменилась напряженной собранностью, словно в нем щелкнул невидимый выключатель.
— Продолжай, — тихо сказал он, и в этом одном слове уже звучало предостережение.
— Если это так... — голос мага дрогнул, будто слова обжигали горло. — Всё, что я чувствую — каждую мысль, каждую искру, когда Дайнира рядом — это может быть не моё.
Вильнор смотрел на него несколько секунд, будто сомневаясь в том, что только что услышал.
— И ты веришь в это?.. – наконец, спросил он.
— Это логично, — Аскел стиснул зубы. — Её Дар необычно силён. А я… открыт для неё. Слишком открыт. Эмпатия — не магия. Она не оставляет следов. Если бы она хотела — могла бы вплести эмоции так, чтобы я не заметил подмены. Тем более, если она делала это постепенно, с первого дня...
Вильнор рассмеялся — звук был резким, почти злым.
— О, конечно. Всё это время девочка тайно манипулировала тобой. Несмотря на твои щиты.
— Я ставил односторонний щит, Виль. Тот, что скрывал мой поток от неё. И был абсолютно открыт в обратную сторону.
Его взгляд снова упал на книгу, но словно бы не видел страниц.
— Я не обвиняю её, — наконец проговорил он тихо. — Она может вообще не контролировать это. Её Дар мог сработать инстинктивно — защищая её, привязывая к ней того, кто сильнее. Меня. И тебя.
Он поднял глаза, и в них читалось что-то, от чего Вильнор невольно сжал кулаки.
— Ты тоже подпустил её близко, — продолжил Аскел. — Ближе, чем кого-либо за много лет. Спроси себя — почему?..
Вильнор взорвался.
— Я прекрасно знаю разницу между манипуляцией и искренностью! — его голос прозвучал, как удар клинка. — Я помню, каково это – когда твои эмоции не твои: я жил внутри этого. И если бы её Дар работал так, как ты предполагаешь — я бы ощутил это.
— Ты так уверен, что ощутил бы?..
Вильнор шагнул ближе, и его глаза горели алым огнём.
— Да, брат. Я уверен в ней. Но я начинаю сомневаться в тебе. Почему ты, кто знает её лучше всех, сейчас ведёшься на эту дрянь?!..
Аскел резко встал, отбросив книгу в сторону, и пространство наполнилось ожившими тенями.
— Я не «ведусь»! — его голос тоже сорвался на крик. – Я не хочу в это верить, Виль. Но это факт - я действительно никогда не терял контроль так, как с ней!
— Это и называется любовь, Барс, разве нет?!
— А если нет?.. Я Гарант. Я не могу позволить себе слепоту. Что, если мои решения диктует не мой разум, а чужой Дар?
— Слепота — это отрицать очевидное. Ты влюбился в женщину, она отвечает взаимностью, ты боишься потери контроля – демоны, через это проходят все, кто любит по-настоящему! И твой страх - не её вина.
Аскел отвернулся, сжав кулаки.
Его сомнения повисли в воздухе дымом от призрачного очага — густые, удушающие.
Вильнор сменил тактику:
— Но… Допустим, ты прав. Её Дар влияет. Что тогда?
— Я пока не знаю.
— Так я скажу тебе - ты все равно выберешь ее. Потому что даже если это так — ты уже не можешь без этого. Ты не сможешь вырвать её из себя, даже если захочешь.
Аскел усмехнулся:
— Как ты всегда умеешь в самое больное...
— Ты боишься, что она обманула тебя, но единственный, кто обманывает тебя сейчас — это ты сам.
— Я должен проверить.
— Нет.
— Ты даже не знаешь, о чём я.
— Знаю. Ты хочешь найти ещё двадцать дерьмовых трактатов, проеденных молью и пылью, которые не докажут тебе ничего, только усилят твою паранойю. И ты сломаешь себя. И её.
— Тогда что ты предлагаешь?!
— Принять – как принимаешь бурю или восход солнца. Любовь — она не всегда логична. А риск – это то, что делает нас живыми.
— Я – Гарант, я не могу позволить себе такой риск. Если хоть часть моих поступков продиктована внешним влиянием — это не просто личная проблема.
— О, теперь она снова угрожает Пакту?..
Вильнор смотрел на него еще несколько мгновений, потом ровно произнёс:
— Прости, брат, но похоже сегодня тот самый день – когда моя эльфийская мудрость пасует перед всей глубиной твоего божественного идиотизма.
Он развернулся и исчез в тенях, разрывая ментальный контакт.
Аскел остался один посреди ледяной пустоты.
Прода от 13.10.2025 (не вычитана, возможны некоторые шероховатости, стилистические и грамматические ошибки, прошу понять и простить)
46.
Дни в Ренли текли, как густой мёд — медленно и с нарастающей тревогой. Аскел не вернулся ни через неделю, ни через две. Его отсутствие стало ощутимой пустотой в самом сердце замка, холодным сквозняком, который не могли перекрыть ни жар каминов, ни голоса обитателей. Дайнира старалась заполнить эту пустоту делами. Она разбирала бумаги с Иллен, проводила часы с Лили, а с приближением дня рождения баронессы ди Герверан у девушек только и разговоров было, что о празднике.
В гардеробной царила почти священная суета. Воздух был насыщен ароматом лаванды, свежего льна и тонким запахом шёлка, вынутого из сундуков. Повсюду громоздились шкатулки с лентами, кружевами, жемчужными пуговицами и бархатными лентами. Грета, как генерал перед битвой, распоряжалась всеми ресурсами гардеробной, а Лили сидела на кушетке, подобрав под себя ноги, и с восторгом разглядывала каждую деталь — в десятый, если не в сотый, раз.
Для девочки сшили платье синего бархата, по подолу и рукавам тянулась тонкая серебряная вышивка, и когда Лили вставала и делала шаг, ткань будто оживала, мерцая в такт её движению, но ни капли не стесняя её — ведь танцы и бег по саду никто не отменял.
Иллен получила наряд, словно сотканный из сумерек и тумана. Тёмно-синяя ткань с едва заметным серебристым переливом струилась по её фигуре, подчёркивая изящество, о котором сама девушка, вероятно, и не подозревала. Вышивка с мелкими жемчужинами тянулась по вороту и манжетам. Платье было скромным, но невероятно благородным: оно не кричало о себе, но заставляло взгляд возвращаться снова и снова, будто в нём таилась какая-то тайна.
А Дайнира выбрала платье из тяжёлого чёрного бархата, почти поглощающего свет, расшитое не серебром, а матовыми опалами, переливающимися всеми оттенками серого и синего. Ворот стоял строго, но спускался по спине в изящный шлейф, подчёркивающий осанку. Траур обязывал к сдержанности — но благородные ткани, идеальный покрой и изысканная отделка говорили о силе, а не о скорби.
Предвкушение праздника, поездки в Герверан, возможности увидеть что-то новое… Даже Грета не находила себе места, ежечасно проверяя, всё ли готово. Лили и Иллен сияли. Девочки снова с головой ушли в обсуждение предстоящего события — кто будет на празднике, какие игры устроят, какие сладости подадут — и Дайнира была благодарна за эту передышку. За возможность на мгновение забыть о пустоте, ожидании и той тихой, упрямой тревоге, что росла в её груди, как сорняк, пробивающийся сквозь каменные плиты.
То и дело она ловила себя на том, что прислушивается к звукам замка — не к голосам служанок или смеху Лили, а к чему-то другому. К цокоту копыт по брусчатке во дворе. К шагам в коридоре, которые могли бы быть его шагами. И к молчанию Вильнора.
Эльф вёл себя как обычно. Он появлялся на тренировках — холодный, собранный, безжалостный. Он оттачивал её движения, поправлял стойку, бросал колкости. Но в его глазах Дайнире виделась какая-то новая, напряжённая глубина. Будто его отстранённость стала более… осознанной.
И тень её сомнений и страха росла, и ничто не могло развеять её.
Дайнира злилась на себя за эту слабость. За эту постоянную, унизительную потребность обернуться и увидеть его взгляд, услышать его смех, почувствовать его руку на своей талии. Она превратилась в нервную девочку, считающую дни.
И однажды эта девочка не выдержала.
— Вильнор.
Эльф сидел на подоконнике и задумчиво смотрел в заснеженный сад, где Лили пыталась научить дворового пса приносить палку. Он не обернулся при её появлении, но напряжение в его спине выдавало, что он знал — и о её тревоге, и о причине её визита.
— Где Аскел? — спросила она без предисловий.
Эльф медленно поднял глаза. В них не было ни привычной насмешки, ни холодной отстранённости. Была лишь усталая, тяжёлая глубина.
— В Рентаме.
— Он обещал вернуться через пару дней. Прошло шестнадцать.
— Занят делами, - дёрнул он плечом.
— Какими?
— Скучными. Старые свитки, пыльные книги…
— Я чувствую, когда ты недоговариваешь.
Он усмехнулся:
— Я всегда что-то недоговариваю - это называется «личное пространство».
— Вильнор, - настойчиво повторила она. – Что с ним?..
— Он жив. Не ранен. Не в беде. И не сбежал от тебя к другой женщине, если это твой следующий вопрос, - его голос звучал устало, но без насмешки.
— Тогда почему...
— Потому что он — упрямый идиот, — прошипел он с внезапной, обжигающей злостью. — Но это его право быть идиотом. Его путь. Его демоны.
Дайнира почувствовала, как по спине пробежал холод.
— Ты знаешь причину, — поняла она, — Это что-то... во мне. Так ведь? Эта причина... во мне?
Вильнор не ответил – не мог ей солгать, но она прочитала это молчание.
— Даэлисс, — наконец, вздохнул он. — Есть вещи, которые я не имею права говорить за него. Есть дороги, на которые нельзя взять попутчика. Даже того, кто готов идти рядом до конца. Барс… в пути. Просто дай ему время найти дорогу обратно.
И вдруг всё встало на свои места. Все эти намёки и метафоры.
В этот раз Аскел не возвращался не потому, что не мог - а потому, что не хотел.
Это был его сознательный выбор — изоляция, бегство от неё, от них, от того, что они начали строить. И самое горькое было не в его отсутствии, а в том, что он даже не попытался поговорить. После всех их битв, их ночей, их бурь - он просто захлопнул дверь, оставив её по ту сторону.
Дайнира медленно выпрямилась. Гнев — холодный, острый — начал вытеснять растерянность и боль.
— Хорошо, — сказала Дайнира, и её голос прозвучал звеняще спокойно. — Я поняла.
Вильнор видел, как зелёные глаза девушка потемнели, стали глубже и холоднее. В них не было истерики, не было мольбы — лишь та упрямая решимость, которую он успел узнать.
— Поняла что, Даэлисс? – тихо спросил он.
— Я позволила своей жизни сузиться до ожидания его возвращения, - она посмотрела в окно, где Лили наконец-то уговорила пса принести палку, и теперь смеялась и хлопала в ладоши. – Но моя дорога не начинается и не заканчивается на Александре Рантаре.
Дайнира повернулась к двери, и её осанка, всегда безупречная, стала ещё прямее, словно невидимый корсет из собственной воли стянул её плечи.
— Он – Рантар, - согласился Вильнор. – Он весь – это Сила и контроль. А сейчас в нём нет ни того, ни другого. Разве может он вернуться к тебе таким?..
— Я бы встретила его – любого, - возразила Дайнира. – Но он не захотел прийти.
И закрыла за собой дверь – беззвучно, но очень твёрдо.
47.
Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком. Дайнира остановилась в пустом коридоре, прислонившись лбом к шероховатому, прохладному камню стены. И позволила волне отчаяния наконец накрыть себя с головой.
