Хотя, если задуматься, - рассуждала девушка, - во всех этих методах, имелось зерно истины.
Спустя несколько недель пребывания в храме, Ия поняла, что Хекау ее к чему-то готовит. Однажды, между ними произошел странный разговор.
- Очень скоро богиня Сопдет известит о разливе Нила, - начала жрица издалека. - Идет время Ахет и воды священной реки окрасились в красный цвет. Мы готовимся к празднику Долины, и новому воплощению богини на нем отводится почетное место.
- Какое же? – осторожно спросила жрицу девушка.
- О! – Хекау загадочно улыбнулась. – Самое почетное!
Ия терялась в догадках. Ее беспокоила предстоящая перспектива оказаться в центре внимания. Каждый день глядя на себя в зеркало Ия не верила, что это ее отражение. Всю свою жизнь она стыдилась себя, своей искалеченной внешности, и теперь, когда силой каких-то высших материй, называемых магией, она вдруг обрела новое тело и новую жизнь, не могла вытравить из себя эти ужасные комплексы.
Девушка слышала об этом празднике, когда бог Ра, в золотой лодке путешествует по Нилу из храма в храм, вместе со своей женской ипостасью и супругой Амаунет. Их путь начинается из храма Имен-Ра в Уасет и заканчивается здесь, в Чени. В это время, весь народ Египта радуется и восхваляет богов. Празднество длится двадцать семь дней, самые полноводные во времена разлива реки.
Все это, она выяснила у одной из своих служанок, чернокожей нубийки Каники, что каждый день причесывала и одевала ее. Та подробно и обо всем рассказала, намекнув, что «новое воплощение богини» будет довольна праздником. К тому же, как слышала Каника, в этом году фараон отдал указ отлить две золотые статуи божественной пары. Это подарок жителям Теп-Иху, самого северного септа владений Нармера. Уже отсюда они направятся вниз по течению, к границам царства, где будет установлены у алтаря храма Имен-Ра.
Ия ждала это время, волнуясь и страшась одновременно. Она хотела увидеть этот древний мир своими глазами, во всей его красе, а не только с высокой террасы. Ждала и боялась одновременно.
Жара стояла невыносимая. Днем все старались спрятаться в прохладе каменных стен Дома Ра, спасаясь от палящих лучей. Но Ия нашла в саду скрытое озерцо, крохотное, с прохладной водой. Видимо здесь бил подземный минеральный источник. Вода была чистая, как слеза и приятна на вкус. Она повадилась купаться в нем, в те часы, когда служанки уходили по храмовым делам и оставляли ее одну.
Ия раздевалась донага, входила в воду и наслаждалась прохладой и уединением. В один из таких моментов ее застукали.
Нет, она его не забыла. Даже наоборот, очень часто думала об этом молодом мужчине, с внешностью древнегреческого бога-атлета. Подумать о том, что она могла понравиться, да еще такому красавцу, у девушки не хватало духа. Но его поцелуй до сих пор пылал на ее губах.
Вот и сейчас Ия думала о нем, вспоминая, как побывала в сильных, но нежных объятиях незнакомца, имени которого даже не знала. Они говорили лишь несколько минут, а его образ не желал выходить из головы.
Человек, что окликнул в тот день прекрасного незнакомца, насколько смогла понять девушка, обратился к нему «царевич». Если это так, то она влюбилась в наследника самого фараона.
Ия фыркнула. Конечно! Полюбить, так королеву, своровать, так миллион, - улыбнулась она собственным мыслям, вспомнив известную поговорку.
- Евдокия!
Этот голос она узнала бы из тысячи, хоть и слышала его лишь однажды. Тот, о ком Ия думала, появился внезапно, будто подкрался, напугав и обрадовав ее одновременно.
- Я сказал, что найду тебя! – его взгляд горел, и девушка устыдилась своей наготы. Схватив одежду, лежащую на земле, она попыталась прикрыться, но молодой человек не понял ее стыда.
И вот, она снова в его объятиях и губы касаются губ.
- Я хочу уснуть на твоей груди, - именно так она перевела его слова. Он открыто говорил, что хочет любви и, поцеловав на прощанье, прошептал:
- Этой ночью ты будешь моей, если конечно захочешь.
Ия ждала ночи с замиранием сердца. Никогда, в той, прежней жизни у нее не было мужчины. Она не знала счастья плотских утех, не знала даже вкуса поцелуя. Теперь, испытав эти удивительные чувства, так неожиданно подаренные ей, она трепетала и тело, это молодое, здоровое тело откликалось томлением. Сердце начинало стучать, от предвкушения чего-то волшебного и неземного.
Ночь уже наступила и служанки ушли. Каника хотела остаться, как она делала каждую ночь, но Ия отпустила нубийку, объяснив это тем, что собирается медитировать, дабы вспомнить хоть что-то из своей «небесной жизни». Служанка поверила, не могла не поверить. Ведь Ия была для нее воплощением богини Тефнут.
Два светильника давали достаточно света, освещая богато обставленную комнату. Девушка не спала, прислушиваясь к каждому шороху и звуку. Не отрываясь, она смотрела в окно, выходящее на террасу. На небе мигали звезды, будто смеясь над ее желаниями. Шли томительные минуты, а того, кто растревожил покой и сердце, так и не было. Утомленная ожиданием, она незаметно уснула.
Разбудили ее поцелуи.
Час леопарда наступил на закате.
Вопли бабуинов раздались неожиданно, это обезьяны отреагировали на своего исконного врага. Леопард подает голос: тяжелое, грозное, повелительное рычание. Зверь не опоздал к обеду. Послышался шорох, затем легкий треск. Хор-Аха насторожился, выждал минуту, приоткрыл краешек ставня и вгляделся. Лицо его выразило неподдельный восторг, он радостно показал второму ловцу большой палец.
Еще пара минут ожидания, и царевич опять приоткрыл ставень скрадка. Он сделал знак ловцу. Тот открыл амбразуру, и Хор-Аха натянул тетиву своего лука. Леопард был хорошо виден. Зверь припал брюхом к ветке и жадно ел приманку, мясо антилопы, оставленную здесь еще со вчерашнего дня.
Он не чует людей. Один из ловцов носит на веревке желудок антилопы и тот оставляет пахучий след, сбивая жертву охоты с толку. Кроме того, место их укрытия и соседние деревья забросаны зловонным содержанием желудка, оно отбивает человеческий запах.
Хор-Аха выстрелил и зверя как ветром сдуло. Раздался громкий звук упавшего тела. Победа! О нет, еще не совсем. Густой кустарник у дерева не дает увидеть результат охоты.
Ловцы осторожно выходят из скрадка и чутко прислушиваются. Ни звука.
Еще выждав время, не спеша, они приближаются к дереву и различают в нескольких метрах впереди пятнистую черно-желтую шкуру. Готов! Все издают вопль радости и, не теряя осторожности, идут к леопарду. Кто-то бросает в него камень. Но уже ясно, что зверь бит чисто. Стрела пробила его правый глаз.
Добытый зверь велик. Хор-Аха счастлив, кровь в его жилах кипит. Он думает о прекрасной Евдокии, что ждет его этой ночью.
Взобраться на высокую террасу не составило особого труда. Царевич не единожды это проделывал в детстве. Храм он знал, как пять своих пальцев. Здесь он числился одним из младших жрецов мер-уннут – служителем часов, в чьи обязанности входило определение начала и окончания сельскохозяйственных работ.
Девушка уже спала. Прекрасные глаза были закрыты, а обнаженная грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Даже во сне она стыдилась своих прелестей, накинув прозрачное покрывало на бедра.
Хор-Аха любовался ее чистой кожей, линиями и изгибами молодого, прекрасного тела. Царевич еще не «остыл» после охоты, хоть и принял освежающую ванну. Кровь бурлила и кипела в жилах, сердце стучало, а в чреслах пробудилась мощь.
Он прилег на ее ложе, рядом, чтобы ненароком не напугать эту птичку, это хрупкое и нежное создание, но не удержался и поцеловал сосок, такой манящий, такой сладкий.
- Бенер-Иб, - прошептал он тихо. – Моя услада. Мое, сладкое сердце.
И тут она открыла глаза, но в них не отразился испуг, то, чего так боялся царевич. Его возлюбленная протянула руку и дотронулась самым кончиком пальца до татуировки на его груди.
- Что она означает? – спросила девушка, обводя пальчиком рисунок по контуру.
- Это сила моего сердца, - он взял ее ладонь и прижал к своей груди. – Слышишь, как оно бьется?
Она улыбнулась, кивнула.
Тогда он потянулся к ее губам, таящим наслаждение. Она ответила. Сначала несмело, будто чего-то боясь. Потом, в ней пробудилась та жажда, что отличает юных влюбленных.
Мужская рука отпустила нежную грудь и скользнула к тому сокровенному, куда он так стремился. Пальцы нежно и осторожно провели по мягкой и влажной коже и ощутили жар, исходящий из женского лона.
И никакие слова были уже не нужны. Сейчас они говорили телами, что пели в такт разгоряченному желанию.
Эти двое тонули в мире чувственных наслаждений, даря друг другу себя без остатка. И ничего прекраснее в этот миг для них больше не существовало.
Рано утром, как только первый луч солнца коснулся земли, Хор-Аха покинул любимую. Вплавь переплыв Нил, он вернулся во дворец фараона, в свои покои.
Но, только лишь задремал, в двери его спальни громко постучали, и в комнату вошел Камос, его воспитатель. Только ему, а еще фараону, и нескольким слугам, позволялось входить без разрешения.
- Что-то срочное? - открыв один глаз, и не вставая с ложа, спросил царевич.
- Рег-Аа призывает к себе сына, - объявил торжественно воспитатель. Обычно, Камос называл фараона тронным именем Нармер, и лишь в особых случаях, уважительным «Рег-Аа», как сегодня. Это что-то значило.
- Надеюсь, в том не вина убитого мной вчера леопарда, - недовольно пробурчал Хор-Аха. Царевич рассчитывал хорошенько выспаться после охоты и бессонной ночи в объятиях возлюбленной.
- Все разрешения были получены, - он с неохотой поднялся с постели и дал знак слуге принести воды для умывания. - Сам Ур-хеку назначил день и час охоты, - царевич посмотрел в глаза Камосу, пытаясь понять истинную причину желания отца видеть его немедленно.
- Думаю, дело не в этом, - прямо ответил воспитатель.
- Тогда хорошо, - молодой мужчина немного успокоился. Он не припоминал каких-то других своих поступков, за которые можно было его отчитывать, а тем более наказать.
Фараон завтракал. За столом кроме него сидело несколько сановников, тех, что решают важные государственные вопросы. Царь всегда много работал и заставлял других это делать, именно поэтому его государство процветало и достигло величайшего могущества. Нармер подчинил себе все многочисленные септы, что раньше существовали сами по себе. Он приумножил богатства казны в сотни раз больше, чем его предшественник, а теперь, собирался еще и завоевать Нижний Египет, чтобы объединить страну.
В этом Хор-Аха был полностью с ним солидарен. Одно лишь огорчало его, что отец дает ему, наследнику и будущему царю слишком мало полномочий. А ведь он так хотел быть полезным, покрыть себя воинской славой, чтобы с достоинством называться сыном того, кто царствует.
Царевич произвел все ритуальные жесты, что полагалось выполнить в присутствии фараона, произнес все хвалебные речи в адрес царя и владыки, и сел на отведенное ему место.
- Говорят, охота была удачной, - Нармер посмотрел на сына. Уголки его губ чуть приподнялись, изображая улыбку, но глаза цепко следили за реакцией сына. Фараон был одет по-домашнему, лишь в одну набедренную повязку. Голову не украшал царский венец, и даже парик. Царя совсем недавно побрили, лицо и голова блестели, умащенные маслами и бальзамами. В присутствии самых близких доверенных лиц он мог позволить себе подобный внешний вид.
- Да, Рег-Аа, - царевич кивнул. – Зверь поистине великолепен.
- Отлично, - Нармер позволил улыбнуться чуть шире. – Кому же достанется шкура? – глаза царя сузились, но не зло, а с любопытством.
- Я…, не думал еще, - Хор-Аха заволновался. На самом деле, он собирался возложить ее на алтарь храма Амаунет-Ра.
- Вот и отлично! – Нармер хлопнул ладонью о свое бедро. – Мы придумали применение твоему трофею.
Хор-Аха посмотрел на отца. В глазах застыл немой вопрос, но он не осмелился спрашивать у фараона о судьбе шкуры животного. Теперь уже это не важно. Нармер все решил за него.
- Мы думаем, тебе пора взять жену, - слова царя, в общем-то, не были новостью. Сам Нармер женился в пятнадцать лет, а в годы царевича уже стал отцом. Но Хор-Аха еще не стремился обзавестись семьей, тем более, жениться не по любви. А в последнее время, его голову занимала лишь одна девушка, и ни о ком другом он не желал и думать. Но у его отца были в отношении наследника другие планы.
- Мы выбрали тебе невесту. Это дочь царя земли Та-шему – царевна Хенхап, - объявил он. - После похода на Нубию, ты, лично, отвезешь дары и подношения царевне и ее отцу и доставишь свою невесту в Чени. Пора укрепить союз с нашими соседями, - заключил царь.
Центром Прекрасного праздника Долины был храм Имен-Ра в Абджу.
У подножия гигантских пилонов расположились бродячие торговцы. Они предлагали арбузы, гранаты, виноград и фиги, ощипанную и готовую для жарки или уже жареную дичь и, конечно, хлеб и пиво.
В самом храме жрецы сбивались с ног. Требовалось, как следует встретить богов, чьи ладьи уже показались на реке.
Самой большой была ладья Имен-Ра. Ее легко узнать по двум бараньим головам – на носу и на корме. Ладью богини Амаунет украшали две женские головы с головными уборами в виде змей. Третья ладья, с головами соколов, принадлежала Гору.
И вот, носильщики, пересекая дворы с этими ладьями на плечах, уже проходят между пилонами и углубляются в аллею сфинксов. На них надеты только длинные юбки с бретелькой через плечо. Впереди шагает музыкант с тамбурином.
Жрецы в накинутых на плечи шкурах пантер возжигают в курильницах благовония, сыплют песок, и размахивают зонтами и опахалами.
Звучит гимн в честь Имен-Ра. Женщины потрясают систрами и трещотками. Мужчины хлопают в ладоши и под аккомпанемент тамбуринов распевают воинские походные песни. Негры кружатся в пляске. Среди толпы идут трубачи и воины с перьями в волосах.
За этим грандиозным действием наблюдают жители всей округи и по-своему принимают участие в празднике. Повсюду расставлены палатки с едой и напитками. Провизию подвозят со всех сторон. Гонят целые стада быков и телят, ведут газелей и ориксов, несут корзины с птицей и фруктами, горшки с благовониями для воскурения. Быков забивают тут же, под открытым небом, быстро разделывают, и носильщикам остается сделать всего два шага, чтобы донести куски мяса до небольших строений с тонкими колоннами, где без устали трудятся повара.
Воины, не переставая бьют в тамбурины. Обнаженные до пояса танцовщицы пляшут под звуки систров и трещоток. Народу столько, что кажется, будто сегодня в Абджу собрались жители всей столицы.
Корабли, доставившие ладьи с богами на борту, стоят у причала. Им еще возвращаться назад, после того, как боги «погостят» в храме. Лишь когда завершится праздник, и тот же самый кортеж под звуки тамбуринов, но, может быть, уже не так весело, пройдет обратно по аллее сфинксов, фараон может быть уверен, что боги даруют ему всевозможные блага и милости: долголетие и силу отца его Ра, должность Атума(1), годы вечности на троне Гора в радости и мужестве, победу над всеми врагами, царство обеих земель, молодость плоти, незыблемые памятники, вечные как небо.
Что касалось народа, то он пил, ел, пел, плясал и веселился, насыщался великолепным зрелищем и чувствовал, что его благополучие и процветание, свобода и сама жизнь зависят от этого подобного богам человека, который сопровождал отца своего Ра на пути между двумя великими святилищами.
Спустя несколько недель пребывания в храме, Ия поняла, что Хекау ее к чему-то готовит. Однажды, между ними произошел странный разговор.
- Очень скоро богиня Сопдет известит о разливе Нила, - начала жрица издалека. - Идет время Ахет и воды священной реки окрасились в красный цвет. Мы готовимся к празднику Долины, и новому воплощению богини на нем отводится почетное место.
- Какое же? – осторожно спросила жрицу девушка.
- О! – Хекау загадочно улыбнулась. – Самое почетное!
Ия терялась в догадках. Ее беспокоила предстоящая перспектива оказаться в центре внимания. Каждый день глядя на себя в зеркало Ия не верила, что это ее отражение. Всю свою жизнь она стыдилась себя, своей искалеченной внешности, и теперь, когда силой каких-то высших материй, называемых магией, она вдруг обрела новое тело и новую жизнь, не могла вытравить из себя эти ужасные комплексы.
Девушка слышала об этом празднике, когда бог Ра, в золотой лодке путешествует по Нилу из храма в храм, вместе со своей женской ипостасью и супругой Амаунет. Их путь начинается из храма Имен-Ра в Уасет и заканчивается здесь, в Чени. В это время, весь народ Египта радуется и восхваляет богов. Празднество длится двадцать семь дней, самые полноводные во времена разлива реки.
Все это, она выяснила у одной из своих служанок, чернокожей нубийки Каники, что каждый день причесывала и одевала ее. Та подробно и обо всем рассказала, намекнув, что «новое воплощение богини» будет довольна праздником. К тому же, как слышала Каника, в этом году фараон отдал указ отлить две золотые статуи божественной пары. Это подарок жителям Теп-Иху, самого северного септа владений Нармера. Уже отсюда они направятся вниз по течению, к границам царства, где будет установлены у алтаря храма Имен-Ра.
Ия ждала это время, волнуясь и страшась одновременно. Она хотела увидеть этот древний мир своими глазами, во всей его красе, а не только с высокой террасы. Ждала и боялась одновременно.
Жара стояла невыносимая. Днем все старались спрятаться в прохладе каменных стен Дома Ра, спасаясь от палящих лучей. Но Ия нашла в саду скрытое озерцо, крохотное, с прохладной водой. Видимо здесь бил подземный минеральный источник. Вода была чистая, как слеза и приятна на вкус. Она повадилась купаться в нем, в те часы, когда служанки уходили по храмовым делам и оставляли ее одну.
Ия раздевалась донага, входила в воду и наслаждалась прохладой и уединением. В один из таких моментов ее застукали.
Нет, она его не забыла. Даже наоборот, очень часто думала об этом молодом мужчине, с внешностью древнегреческого бога-атлета. Подумать о том, что она могла понравиться, да еще такому красавцу, у девушки не хватало духа. Но его поцелуй до сих пор пылал на ее губах.
Вот и сейчас Ия думала о нем, вспоминая, как побывала в сильных, но нежных объятиях незнакомца, имени которого даже не знала. Они говорили лишь несколько минут, а его образ не желал выходить из головы.
Человек, что окликнул в тот день прекрасного незнакомца, насколько смогла понять девушка, обратился к нему «царевич». Если это так, то она влюбилась в наследника самого фараона.
Ия фыркнула. Конечно! Полюбить, так королеву, своровать, так миллион, - улыбнулась она собственным мыслям, вспомнив известную поговорку.
- Евдокия!
Этот голос она узнала бы из тысячи, хоть и слышала его лишь однажды. Тот, о ком Ия думала, появился внезапно, будто подкрался, напугав и обрадовав ее одновременно.
- Я сказал, что найду тебя! – его взгляд горел, и девушка устыдилась своей наготы. Схватив одежду, лежащую на земле, она попыталась прикрыться, но молодой человек не понял ее стыда.
И вот, она снова в его объятиях и губы касаются губ.
- Я хочу уснуть на твоей груди, - именно так она перевела его слова. Он открыто говорил, что хочет любви и, поцеловав на прощанье, прошептал:
- Этой ночью ты будешь моей, если конечно захочешь.
Ия ждала ночи с замиранием сердца. Никогда, в той, прежней жизни у нее не было мужчины. Она не знала счастья плотских утех, не знала даже вкуса поцелуя. Теперь, испытав эти удивительные чувства, так неожиданно подаренные ей, она трепетала и тело, это молодое, здоровое тело откликалось томлением. Сердце начинало стучать, от предвкушения чего-то волшебного и неземного.
Ночь уже наступила и служанки ушли. Каника хотела остаться, как она делала каждую ночь, но Ия отпустила нубийку, объяснив это тем, что собирается медитировать, дабы вспомнить хоть что-то из своей «небесной жизни». Служанка поверила, не могла не поверить. Ведь Ия была для нее воплощением богини Тефнут.
Два светильника давали достаточно света, освещая богато обставленную комнату. Девушка не спала, прислушиваясь к каждому шороху и звуку. Не отрываясь, она смотрела в окно, выходящее на террасу. На небе мигали звезды, будто смеясь над ее желаниями. Шли томительные минуты, а того, кто растревожил покой и сердце, так и не было. Утомленная ожиданием, она незаметно уснула.
Разбудили ее поцелуи.
Глава 14
Час леопарда наступил на закате.
Вопли бабуинов раздались неожиданно, это обезьяны отреагировали на своего исконного врага. Леопард подает голос: тяжелое, грозное, повелительное рычание. Зверь не опоздал к обеду. Послышался шорох, затем легкий треск. Хор-Аха насторожился, выждал минуту, приоткрыл краешек ставня и вгляделся. Лицо его выразило неподдельный восторг, он радостно показал второму ловцу большой палец.
Еще пара минут ожидания, и царевич опять приоткрыл ставень скрадка. Он сделал знак ловцу. Тот открыл амбразуру, и Хор-Аха натянул тетиву своего лука. Леопард был хорошо виден. Зверь припал брюхом к ветке и жадно ел приманку, мясо антилопы, оставленную здесь еще со вчерашнего дня.
Он не чует людей. Один из ловцов носит на веревке желудок антилопы и тот оставляет пахучий след, сбивая жертву охоты с толку. Кроме того, место их укрытия и соседние деревья забросаны зловонным содержанием желудка, оно отбивает человеческий запах.
Хор-Аха выстрелил и зверя как ветром сдуло. Раздался громкий звук упавшего тела. Победа! О нет, еще не совсем. Густой кустарник у дерева не дает увидеть результат охоты.
Ловцы осторожно выходят из скрадка и чутко прислушиваются. Ни звука.
Еще выждав время, не спеша, они приближаются к дереву и различают в нескольких метрах впереди пятнистую черно-желтую шкуру. Готов! Все издают вопль радости и, не теряя осторожности, идут к леопарду. Кто-то бросает в него камень. Но уже ясно, что зверь бит чисто. Стрела пробила его правый глаз.
Добытый зверь велик. Хор-Аха счастлив, кровь в его жилах кипит. Он думает о прекрасной Евдокии, что ждет его этой ночью.
Взобраться на высокую террасу не составило особого труда. Царевич не единожды это проделывал в детстве. Храм он знал, как пять своих пальцев. Здесь он числился одним из младших жрецов мер-уннут – служителем часов, в чьи обязанности входило определение начала и окончания сельскохозяйственных работ.
Девушка уже спала. Прекрасные глаза были закрыты, а обнаженная грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Даже во сне она стыдилась своих прелестей, накинув прозрачное покрывало на бедра.
Хор-Аха любовался ее чистой кожей, линиями и изгибами молодого, прекрасного тела. Царевич еще не «остыл» после охоты, хоть и принял освежающую ванну. Кровь бурлила и кипела в жилах, сердце стучало, а в чреслах пробудилась мощь.
Он прилег на ее ложе, рядом, чтобы ненароком не напугать эту птичку, это хрупкое и нежное создание, но не удержался и поцеловал сосок, такой манящий, такой сладкий.
- Бенер-Иб, - прошептал он тихо. – Моя услада. Мое, сладкое сердце.
И тут она открыла глаза, но в них не отразился испуг, то, чего так боялся царевич. Его возлюбленная протянула руку и дотронулась самым кончиком пальца до татуировки на его груди.
- Что она означает? – спросила девушка, обводя пальчиком рисунок по контуру.
- Это сила моего сердца, - он взял ее ладонь и прижал к своей груди. – Слышишь, как оно бьется?
Она улыбнулась, кивнула.
Тогда он потянулся к ее губам, таящим наслаждение. Она ответила. Сначала несмело, будто чего-то боясь. Потом, в ней пробудилась та жажда, что отличает юных влюбленных.
Мужская рука отпустила нежную грудь и скользнула к тому сокровенному, куда он так стремился. Пальцы нежно и осторожно провели по мягкой и влажной коже и ощутили жар, исходящий из женского лона.
И никакие слова были уже не нужны. Сейчас они говорили телами, что пели в такт разгоряченному желанию.
Эти двое тонули в мире чувственных наслаждений, даря друг другу себя без остатка. И ничего прекраснее в этот миг для них больше не существовало.
Рано утром, как только первый луч солнца коснулся земли, Хор-Аха покинул любимую. Вплавь переплыв Нил, он вернулся во дворец фараона, в свои покои.
Но, только лишь задремал, в двери его спальни громко постучали, и в комнату вошел Камос, его воспитатель. Только ему, а еще фараону, и нескольким слугам, позволялось входить без разрешения.
- Что-то срочное? - открыв один глаз, и не вставая с ложа, спросил царевич.
- Рег-Аа призывает к себе сына, - объявил торжественно воспитатель. Обычно, Камос называл фараона тронным именем Нармер, и лишь в особых случаях, уважительным «Рег-Аа», как сегодня. Это что-то значило.
- Надеюсь, в том не вина убитого мной вчера леопарда, - недовольно пробурчал Хор-Аха. Царевич рассчитывал хорошенько выспаться после охоты и бессонной ночи в объятиях возлюбленной.
- Все разрешения были получены, - он с неохотой поднялся с постели и дал знак слуге принести воды для умывания. - Сам Ур-хеку назначил день и час охоты, - царевич посмотрел в глаза Камосу, пытаясь понять истинную причину желания отца видеть его немедленно.
- Думаю, дело не в этом, - прямо ответил воспитатель.
- Тогда хорошо, - молодой мужчина немного успокоился. Он не припоминал каких-то других своих поступков, за которые можно было его отчитывать, а тем более наказать.
Фараон завтракал. За столом кроме него сидело несколько сановников, тех, что решают важные государственные вопросы. Царь всегда много работал и заставлял других это делать, именно поэтому его государство процветало и достигло величайшего могущества. Нармер подчинил себе все многочисленные септы, что раньше существовали сами по себе. Он приумножил богатства казны в сотни раз больше, чем его предшественник, а теперь, собирался еще и завоевать Нижний Египет, чтобы объединить страну.
В этом Хор-Аха был полностью с ним солидарен. Одно лишь огорчало его, что отец дает ему, наследнику и будущему царю слишком мало полномочий. А ведь он так хотел быть полезным, покрыть себя воинской славой, чтобы с достоинством называться сыном того, кто царствует.
Царевич произвел все ритуальные жесты, что полагалось выполнить в присутствии фараона, произнес все хвалебные речи в адрес царя и владыки, и сел на отведенное ему место.
- Говорят, охота была удачной, - Нармер посмотрел на сына. Уголки его губ чуть приподнялись, изображая улыбку, но глаза цепко следили за реакцией сына. Фараон был одет по-домашнему, лишь в одну набедренную повязку. Голову не украшал царский венец, и даже парик. Царя совсем недавно побрили, лицо и голова блестели, умащенные маслами и бальзамами. В присутствии самых близких доверенных лиц он мог позволить себе подобный внешний вид.
- Да, Рег-Аа, - царевич кивнул. – Зверь поистине великолепен.
- Отлично, - Нармер позволил улыбнуться чуть шире. – Кому же достанется шкура? – глаза царя сузились, но не зло, а с любопытством.
- Я…, не думал еще, - Хор-Аха заволновался. На самом деле, он собирался возложить ее на алтарь храма Амаунет-Ра.
- Вот и отлично! – Нармер хлопнул ладонью о свое бедро. – Мы придумали применение твоему трофею.
Хор-Аха посмотрел на отца. В глазах застыл немой вопрос, но он не осмелился спрашивать у фараона о судьбе шкуры животного. Теперь уже это не важно. Нармер все решил за него.
- Мы думаем, тебе пора взять жену, - слова царя, в общем-то, не были новостью. Сам Нармер женился в пятнадцать лет, а в годы царевича уже стал отцом. Но Хор-Аха еще не стремился обзавестись семьей, тем более, жениться не по любви. А в последнее время, его голову занимала лишь одна девушка, и ни о ком другом он не желал и думать. Но у его отца были в отношении наследника другие планы.
- Мы выбрали тебе невесту. Это дочь царя земли Та-шему – царевна Хенхап, - объявил он. - После похода на Нубию, ты, лично, отвезешь дары и подношения царевне и ее отцу и доставишь свою невесту в Чени. Пора укрепить союз с нашими соседями, - заключил царь.
Глава 15
Центром Прекрасного праздника Долины был храм Имен-Ра в Абджу.
У подножия гигантских пилонов расположились бродячие торговцы. Они предлагали арбузы, гранаты, виноград и фиги, ощипанную и готовую для жарки или уже жареную дичь и, конечно, хлеб и пиво.
В самом храме жрецы сбивались с ног. Требовалось, как следует встретить богов, чьи ладьи уже показались на реке.
Самой большой была ладья Имен-Ра. Ее легко узнать по двум бараньим головам – на носу и на корме. Ладью богини Амаунет украшали две женские головы с головными уборами в виде змей. Третья ладья, с головами соколов, принадлежала Гору.
И вот, носильщики, пересекая дворы с этими ладьями на плечах, уже проходят между пилонами и углубляются в аллею сфинксов. На них надеты только длинные юбки с бретелькой через плечо. Впереди шагает музыкант с тамбурином.
Жрецы в накинутых на плечи шкурах пантер возжигают в курильницах благовония, сыплют песок, и размахивают зонтами и опахалами.
Звучит гимн в честь Имен-Ра. Женщины потрясают систрами и трещотками. Мужчины хлопают в ладоши и под аккомпанемент тамбуринов распевают воинские походные песни. Негры кружатся в пляске. Среди толпы идут трубачи и воины с перьями в волосах.
За этим грандиозным действием наблюдают жители всей округи и по-своему принимают участие в празднике. Повсюду расставлены палатки с едой и напитками. Провизию подвозят со всех сторон. Гонят целые стада быков и телят, ведут газелей и ориксов, несут корзины с птицей и фруктами, горшки с благовониями для воскурения. Быков забивают тут же, под открытым небом, быстро разделывают, и носильщикам остается сделать всего два шага, чтобы донести куски мяса до небольших строений с тонкими колоннами, где без устали трудятся повара.
Воины, не переставая бьют в тамбурины. Обнаженные до пояса танцовщицы пляшут под звуки систров и трещоток. Народу столько, что кажется, будто сегодня в Абджу собрались жители всей столицы.
Корабли, доставившие ладьи с богами на борту, стоят у причала. Им еще возвращаться назад, после того, как боги «погостят» в храме. Лишь когда завершится праздник, и тот же самый кортеж под звуки тамбуринов, но, может быть, уже не так весело, пройдет обратно по аллее сфинксов, фараон может быть уверен, что боги даруют ему всевозможные блага и милости: долголетие и силу отца его Ра, должность Атума(1), годы вечности на троне Гора в радости и мужестве, победу над всеми врагами, царство обеих земель, молодость плоти, незыблемые памятники, вечные как небо.
Что касалось народа, то он пил, ел, пел, плясал и веселился, насыщался великолепным зрелищем и чувствовал, что его благополучие и процветание, свобода и сама жизнь зависят от этого подобного богам человека, который сопровождал отца своего Ра на пути между двумя великими святилищами.
