Впрочем, через пару-тройку виражей ее отпустило: она повисла неподалеку от здоровенной коряги под толстым слоем зеркально-блестящей слизи. Коряга размерами была как дом, уходила обломками ветвей куда-то вниз, под «землю» - хотя Леона точно знала, что никакая это не земля, а просто… Растворившиеся отпечатки тех, кто умер давным-давно, тех, кто вообще когда-либо жил в этом мире. И вот там-то, в сплетении черных липких ветвей, путеводной звездой вспыхнула мелкая шляпка гриба: тот отпечаток, который Леоне нужно было поймать и доставить заказчице.
- Ну вас, льесс уважаемый, и занесло, - пробормотала Леона, все еще оглядывая замершие черные щупальца.
Лезть туда не хотелось. Но вредный отпечаток тоже не желал двигаться в сторону Леоны, и поэтому она, мысленно кряхтя, двинулась вперед, стараясь не касаться гигантского коралла. Не то, чтобы он был опасен, но вот эта слизь… Если пропитает одежду, будешь потом смотреть воспоминаний тех, кто жил задолго до того, как мир разломало на ярусы.
- Идите-ка сюда, льесс, - безнадежно сказала Леона, понимая, что дотянуться колбой до отпечатка не получается.
Отпечаток и не думал плыть навстречу. Наоборот, как будто подался еще дальше под защиту коряги. Леона несколько раз взмахнула рукой, разгоняя плывущие мимо отпечатки. Еще раз глянула на плетение черных ветвей и, вздохнув, двинулась вперед, одновременно вытаскивая колбу, вытягивая пробку.
- Да иди ж ты сюда, - прошипела она, вытягиваясь в струнку.
Ловкое заученное движение рукой – и сияющий отпечаток беспомощно осел на дно колбы. Леона хмыкнула и заткнула горлышко пробкой. Сунула колбу обратно в сумку.
А дальше… Она и сама не поняла, как так получилось. Одно неловкое движение, и черные корявые ветви в слизи оказались угрожающе близко от лица. Леона дернулась в сторону, платок, которым она плотно обмотала голову и шею, сбился набок. И – с отвратительным причмокивающим звуком Леона впечаталась открывшейся щекой во внезапно откуда-то взявшийся рядом блекло-синий отпечаток.
- Ох ты ж… Да твою ж…
Запоздало замахав руками, она разогнала еще парочку парящих рядом грибных шляпок, кое-как выдралась из сплетений черных ветвей. Отчего-то сердце зашлось в беге, перед глазами запрыгали пятна. Ну это ж надо, так неудачно. Прямо физиономией – в чужую память.
Леона кое-как перемотала платок, старательно закрывая лицо. Хотя, что уж теперь. Поймала на свою голову. Дрянные сны обеспечены, до тех пор, пока все не рассыплется, не просочится на дно меморума.
Вздыхая и ругаясь про себя, она еще повисела в киселе, в материи меморума, а затем дернула за путеводную нить. Ее потащило назад сквозь мглу, и буквально через несколько вздохов выплюнуло на влажную землю утоптанной площадки. Чувствительно так шмякнуло, что аж дыхание вышибло из легких.
Ну что ж такое-то? Надо было ту Феломену сразу выставить прочь. Уж как-нибудь обошлась бы без ее золота…
Леона посидела немного, переводя дух. Потом достала из сумки флягу, сделала несколько маленьких глотков. Неудачно как-то она сходила в этот раз…
И, словно напоминая о себе, пойманный лицом отпечаток моментально впрыснул в сознание толику чужих воспоминаний.
Темный пустырь вдруг куда-то делся, и Леона вдруг увидела себя…
В подвале. Точно, она была в подвале. В воздухе плавал такой концентрированный запах горелого мяса, внутренностей и крови, что ее едва не вывернуло наизнанку. Ах, да. В руке надушенный платочек, так удобно закрывать им нос. Тогда ничего не чувствуешь. И вот это… То, что раньше было человеком у ног… а на его спине так и вообще отбитое мясо.
«Ты понимаешь, что меня нужно слушаться?» - спросила она, - «Иначе ты никогда не увидишь свою сестру живой».
Мясо у ног шевельнулось, дернулось, и Леона – или не Леона – увидела лицо, покрытое коркой засохшей крови. Мертвое практически лицо, жили только глаза, страшные, безумные, исполненные тьмы.
«Ты должен любить меня, и у тебя не должно возникать даже мыслей, которые мне не по нраву», - спокойно произнесла она.
И тут Леона не выдержала. Она, снова оказавшись на пустыре, попросту согнулась по полам и вывернула на землю все то, что было съедено у Златы. Пирожки. Кофе. Ее рвало так долго, что под конец она отплевывалась желчью, а внутренности все никак не хотели успокоиться. Потом она просто свалилась набок и, не выдержав, разрыдалась. Чертова Феломена с ее заказом. А теперь вот, изволь, Леона, смотреть вот это все. Ну это ж надо приключиться такому невезению?!!
Она еще долго, не меньше двух часов, сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, шмыгая носом. Содрала с головы платок и вытиралась уже им, плевать, что испачкался. А перед глазами – все то страшное лицо, дикие, совершенно жуткие глаза, наполненные тьмой и ненавистью. И вид ободранной спины… Что должен был сделать тот человек, что с ним сотворили такое? И кем должна быть обладательница того отпечатка, чтобы все это делать с живым человеком?!!
Ответов не было. Оставалось только надеяться, что это уйдет пораньше. Может быть, через недельку. А так – попить снотворного, чтобы ничего не снилось или, если и снилось, чтоб не помнилось.
Кое-как Леона поднялась на ноги, доковыляла до забора, подсвечивая фонариком. Сдвинула доску, вылезла на улицу. В последний миг она увидела, как к ней стремительно метнулась тень, разворачивая, впечатывая лицом в забор так, что доски заскрипели. Леона вскрикнула от боли, когда ей резко заломили руку за спину. Потом – короткая вспышка боли, что-то обожгло запястье, разлилось под кожей. И в тот же миг ее снова развернули, как куклу, горло прижали предплечьем, так, что еще чуть-чуть – хрящики захрустят…
И Леона в потемках разглядела бледный абрис лица напавшего.
- Почему ты не раздеваешься? Стесняешься?
Девица развязно хихикнула.
Армана от этого тонкого и одновременно скрипучего смешка передернуло. Сидя на краю постели, он с силой провел пальцами по волосам. После вчерашней попойки голова неприятно гудела. Прищурился на окно, залитое солнечным светом. Там, за стеклами, трепетала зеленая листва вперемешку с солнечными зайчиками. Тонкие, легкие как паутинка занавески совершенно не препятствовали тому, чтобы позднее утро просочилось в спальню, залило жарким золотом темную резную мебель, заиграло тысячью искр в позолоте на синих шелковых обоях, равнодушно осветило смятые простыни и рыжую девицу, вольготно раскинувшуюся в постели.
Самым забавным было то, что Арман понятия не имел, как ее зовут, и кто она. Служанка? Куртизанка? Он попытался восстановить события вечера: после очередной аудиенции у королевы, где представлял отчет о текущем состоянии безопасности Ее Вечного Величества, Арман отправился побродить по городу. Завернул в ресторан с приятной вывеской. И там… да, там, меж столов, выступала танцовщица – высокая, гибкая, что веточка плакучей ивы. У той девушки были черные волосы, они волнами рассыпались по обнаженным плечам. И танцевала она что-то из репертуара древних кочевых племен… Арману показалось, что она до жути похожа на его сестру, только моложе. И такая тоска накатила, что он попросту напился, вдрызг. Набрался так, что даже не сразу сообразил, что пытается знакомиться с прехорошенькими девицами, одна из которых была огненно-рыжей…
Все-таки куртизанка, решил он. Значит, следовало заплатить и отправить восвояси, даже не спрашивая имени. Герцогу Саторийских земель, Арману Линто, вовсе не нужно знать, с какой девицей кувыркался пол ночи.
- Ты не ответил, - напомнила о себе рыжая, - взрослый такой, а сорочку так и не снял…
Со всем этим надо было заканчивать. Он поднялся, потирая виски и все еще щурясь на яркий свет, открыл бюро и, достав из ящика несколько ассигнаций, вернулся и бросил их на смятые простыни.
- Одевайся и уходи.
- Эй! – девица приподнялась на локте, - не очень-то учтиво! Могу я хоть имя твое узнать, стесняшка?
Арман рассматривал ее с исключительно академическим интересом, как разглядывал бы сквозь увеличительное стекло занятного жучка.
- Арман Линто, герцог Саторийский, - назвался он, одновременно отмечая, что девица в его постели несколько побледнела.
- Черти и проклятые Тени, - выдохнула она, - Оборотень!
Стремительно вскочила с кровати и принялась собирать разбросанную по полу одежду, время от времени бросая в сторону Армана опасливые взгляды. А он, как был, в одной короткой сорочке, уселся в кресло, положил ноги на бархатную банкетку, и наблюдал, как его дама торопливо натягивает чулки, кое-как зашнуровывает корсет…
- Деньги не забудь, - процедил он ей в спину.
- А? – обернулась, тряхнула рыжей гривой, видимо даже не сразу сообразив, о чем речь.
Но затем вернулась к кровати, почему-то на цыпочках, сгребла купюры, и обратно уже пятилась, словно боялась повернуться спиной.
Хлопнула дверь. Арман откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Иногда очень удобно, когда тебя боятся. Ее Величество умело использует своего верного оборотня, чтобы дрожали остальные. Только вот мало кто знает, что точно так же дрожит сам Арман перед королевой, потому что она – единственное звено, связующее его с сестрой. Да-да, так похожей на него, черноволосой, которую он и видеть-то может исключительно через магвизор. И никто, никто – ни во дворце, ни на королевском ярусе не знает, где на самом деле Витта. Знает только королева. Сам Арман как-то попытался разузнать, и с тех пор никогда не раздевается при посторонних…
Сидеть с закрытыми глазами было приятно, но что-то стукнуло в стекло, затем еще раз, и еще… Он поднялся, раздернул занавески: в окно бился крошечный плантос, выращенный в виде шмеля. Под ребрами кольнуло нехорошее предчувствие: такие маленькие плантосы разносили секретные депеши. И, если кто-то прислал плантоса самому Арману Линто, дела плохи.
Он дернул щеколду, распахивая окно, и плантос – теплый, шершавый, с прозрачными крылышками, тут же плюхнулся в раскрытую ладонь. К брюшку его, свитому из тончайших зеленых ростков, в самом деле была прикреплена узкая полоса бумаги, свернутая в трубочку. Арман поддел ногтем зажим, извлек послание, а затем, посадив плантоса на бюро, прочел:
«Срочно во дворец. Чрезвычайная ситуация. Меркл».
Предчувствие уже не просто кололо. Оно разливалось душным маревом по спальне, сдавливало горло. Да что там такого приключилось? И почему плантоса послал смотритель Оракула, а не королева? Ведь только королева отдает указания своему первому советнику…
Выругавшись, Арман подергал шнур для вызова прислуги, а сам принялся торопливо натягивать нижнее белье. Через несколько минут явилась служанка, а с ней – его личный секретарь, почтенный льесс Брант.
- Мири, принеси мне свежую рубашку. И мундир. Во дворец полечу, - Арман сыпал указаниями, почти не думая, - Брант, принеси мне модификаторы… мм… даже не знаю. Менталиста? И прикажи, чтоб разбудили Рекко.
Брант был степенным мужем весьма зрелого возраста, лысоватым, седоватым, с небольшим пузцом, но в целом – совершенно незапоминающейся внешности. Он и бровью не повел, глядя на растрепанного и взъерошенного начальника. Арман иногда подозревал, что льесс Брант не изменился бы в лице, даже если он, Арман, голым бы сплясал на столе.
- Что-то произошло, льесс? – только и спросил секретарь.
- Я не знаю, Меркл вызывает во дворец, - Арман пожал плечами, - что там могло произойти?
- Модификаторы менталиста, все понял, - бесстрастно повторил Брант, - сейчас будут, льесс.
А Мири уже несла и черный мундир с тройным золотым шнуром, и белоснежную сорочку, и шелковый шейный платок, и высокие сапоги. Пока Арман облачался, вернулся Брант, неся на расписном подносике стакан воды и несколько маленьких, с ноготь мизинца, ярко-зеленых пилюль. Арман сгреб их, сунул в рот, не глядя, запил водой. Мысленно досчитал до десяти: в этот миг комната дернулась, слегка накренилась, а потом снова заняла исходную позицию.
«Ну, вот ты и менталист», - горько подумал Арман.
Королева ценила его за то, что он был оборотнем, то есть – под воздействием модификаторов мог реализовать практически любой магический дар. Вот и получалось, что, имея свой собственный дар – дар Жизни – Арман был, как говорится, на все руки мастером и полностью во власти королевы.
И – да. Та попытка узнать, где находится сестра, с треском провалилась только потому, что королева сама была сильнейшим менталистом, и вовремя смогла считать намерения самого Армана, когда тот собирался принять модификаторы и порыться в голове у самой королевы. После той дивной ночи он больше никогда… ничего такого… Ее Величество умела ломать людей. И заставить себя любить тоже умела.
Вниз он уже бежал, перепрыгивая через ступеньки. В холле свернул к черному ходу, миновал узкий коридор и, распахнув двери, вывалился в благоуханный сад. Глубоко вдохнул свежего ветра, напоенного ароматами цветов, и поспешил дальше, по широкой, отсыпанной желтым ракушечником дорожке. Рекко уже выводили из стойла, он рыл острым копытом землю и, распахнув крылья с прозрачными перепонками, разминал их, ненароком стряхивая с ближайшей акации листву. Несмотря на общую нервозность ситуации, Арман с удовольствием отметил, как за ночь Рекко позеленел, весь оброс крошечными изумрудными листочками. Только вчера был шершавый, тонкие прутики глянцево блестели на солнце, а за ночь шкурой оброс. Это было хорошо: значит, плантосу всего хватало – и магии, которой он питался от хозяина, и солнца, и воды, и чернозема, который насыпали в стойло и использовали как подстилку.
Арман подхватил поводья, взлетел в седло. И, не удержавшись, погладил зеленую шкуру своего плантоса: крошечные листочки были мягкими, прохладными и даже немножко липкими. Такими, какими они бывают по весне…
Почувствовав прикосновение сознания плантоса, Арман отдал мысленную команду, и Рекко взял с места в галоп – к услужливо распахивающимся воротам.
Стоило шагнуть под своды дворца, как невидимое, но почти осязаемое напряжение схватило Армана в плотный кокон. Слишком здесь было тихо. Слишком пусто. И чересчур много гвардейцев у всех входов и выходов. Арману даже преградили путь, какой-то совсем молоденький парнишка, но на него тут же шикнул старший напарник, и Арман-таки прошел дальше, сквозь анфиладу залов, одновременно прикидывая, где искать старого Меркла, главного механика Оракула и его бессменного смотрителя.
- Льесс Линто! – его окликнули со спины.
Арман остановился, окинул взглядом запыхавшегося и почему-то бледного второго советника Ее Величества. Да что такого приключилось? Мар Сильен так гордился идеальной укладкой седоватых кудрей, безупречно повязанным галстуком… А сейчас растрепан, космы на глаза падают, весь потный.
- Льесс Линто, - Сильен подбежал, топоча кожаными каблуками по паркету, - льесс… Идемте, скорее. Меркл ждет. Надо что-то делать, пока новость не разлетелась за пределы дворца.
- Да что случилось-то? – и тут Арман пожалел, что модификаторы он принял, а вот никаких вспомогательных средств менталиста не прихватил. Тогда не нужно было задавать вопросов, влез бы в голову Сильену – и готово.
В этот миг второй советник что есть сил вцепился в предплечье, приподнялся на цыпочки и шепнул Арману на ухо:
- Ее Величество умерла.
Прежде Арман даже предположить не мог, что три столь простых слова вызовут самый настоящий взрыв чистой детской радости в груди. Ха! Старая паучиха сдохла! Туда ей и дорога…
- Ну вас, льесс уважаемый, и занесло, - пробормотала Леона, все еще оглядывая замершие черные щупальца.
Лезть туда не хотелось. Но вредный отпечаток тоже не желал двигаться в сторону Леоны, и поэтому она, мысленно кряхтя, двинулась вперед, стараясь не касаться гигантского коралла. Не то, чтобы он был опасен, но вот эта слизь… Если пропитает одежду, будешь потом смотреть воспоминаний тех, кто жил задолго до того, как мир разломало на ярусы.
- Идите-ка сюда, льесс, - безнадежно сказала Леона, понимая, что дотянуться колбой до отпечатка не получается.
Отпечаток и не думал плыть навстречу. Наоборот, как будто подался еще дальше под защиту коряги. Леона несколько раз взмахнула рукой, разгоняя плывущие мимо отпечатки. Еще раз глянула на плетение черных ветвей и, вздохнув, двинулась вперед, одновременно вытаскивая колбу, вытягивая пробку.
- Да иди ж ты сюда, - прошипела она, вытягиваясь в струнку.
Ловкое заученное движение рукой – и сияющий отпечаток беспомощно осел на дно колбы. Леона хмыкнула и заткнула горлышко пробкой. Сунула колбу обратно в сумку.
А дальше… Она и сама не поняла, как так получилось. Одно неловкое движение, и черные корявые ветви в слизи оказались угрожающе близко от лица. Леона дернулась в сторону, платок, которым она плотно обмотала голову и шею, сбился набок. И – с отвратительным причмокивающим звуком Леона впечаталась открывшейся щекой во внезапно откуда-то взявшийся рядом блекло-синий отпечаток.
- Ох ты ж… Да твою ж…
Запоздало замахав руками, она разогнала еще парочку парящих рядом грибных шляпок, кое-как выдралась из сплетений черных ветвей. Отчего-то сердце зашлось в беге, перед глазами запрыгали пятна. Ну это ж надо, так неудачно. Прямо физиономией – в чужую память.
Леона кое-как перемотала платок, старательно закрывая лицо. Хотя, что уж теперь. Поймала на свою голову. Дрянные сны обеспечены, до тех пор, пока все не рассыплется, не просочится на дно меморума.
Вздыхая и ругаясь про себя, она еще повисела в киселе, в материи меморума, а затем дернула за путеводную нить. Ее потащило назад сквозь мглу, и буквально через несколько вздохов выплюнуло на влажную землю утоптанной площадки. Чувствительно так шмякнуло, что аж дыхание вышибло из легких.
Ну что ж такое-то? Надо было ту Феломену сразу выставить прочь. Уж как-нибудь обошлась бы без ее золота…
Леона посидела немного, переводя дух. Потом достала из сумки флягу, сделала несколько маленьких глотков. Неудачно как-то она сходила в этот раз…
И, словно напоминая о себе, пойманный лицом отпечаток моментально впрыснул в сознание толику чужих воспоминаний.
Темный пустырь вдруг куда-то делся, и Леона вдруг увидела себя…
В подвале. Точно, она была в подвале. В воздухе плавал такой концентрированный запах горелого мяса, внутренностей и крови, что ее едва не вывернуло наизнанку. Ах, да. В руке надушенный платочек, так удобно закрывать им нос. Тогда ничего не чувствуешь. И вот это… То, что раньше было человеком у ног… а на его спине так и вообще отбитое мясо.
«Ты понимаешь, что меня нужно слушаться?» - спросила она, - «Иначе ты никогда не увидишь свою сестру живой».
Мясо у ног шевельнулось, дернулось, и Леона – или не Леона – увидела лицо, покрытое коркой засохшей крови. Мертвое практически лицо, жили только глаза, страшные, безумные, исполненные тьмы.
«Ты должен любить меня, и у тебя не должно возникать даже мыслей, которые мне не по нраву», - спокойно произнесла она.
И тут Леона не выдержала. Она, снова оказавшись на пустыре, попросту согнулась по полам и вывернула на землю все то, что было съедено у Златы. Пирожки. Кофе. Ее рвало так долго, что под конец она отплевывалась желчью, а внутренности все никак не хотели успокоиться. Потом она просто свалилась набок и, не выдержав, разрыдалась. Чертова Феломена с ее заказом. А теперь вот, изволь, Леона, смотреть вот это все. Ну это ж надо приключиться такому невезению?!!
Она еще долго, не меньше двух часов, сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, шмыгая носом. Содрала с головы платок и вытиралась уже им, плевать, что испачкался. А перед глазами – все то страшное лицо, дикие, совершенно жуткие глаза, наполненные тьмой и ненавистью. И вид ободранной спины… Что должен был сделать тот человек, что с ним сотворили такое? И кем должна быть обладательница того отпечатка, чтобы все это делать с живым человеком?!!
Ответов не было. Оставалось только надеяться, что это уйдет пораньше. Может быть, через недельку. А так – попить снотворного, чтобы ничего не снилось или, если и снилось, чтоб не помнилось.
Кое-как Леона поднялась на ноги, доковыляла до забора, подсвечивая фонариком. Сдвинула доску, вылезла на улицу. В последний миг она увидела, как к ней стремительно метнулась тень, разворачивая, впечатывая лицом в забор так, что доски заскрипели. Леона вскрикнула от боли, когда ей резко заломили руку за спину. Потом – короткая вспышка боли, что-то обожгло запястье, разлилось под кожей. И в тот же миг ее снова развернули, как куклу, горло прижали предплечьем, так, что еще чуть-чуть – хрящики захрустят…
И Леона в потемках разглядела бледный абрис лица напавшего.
ГЛАВА 2. Оборотень ее величества
- Почему ты не раздеваешься? Стесняешься?
Девица развязно хихикнула.
Армана от этого тонкого и одновременно скрипучего смешка передернуло. Сидя на краю постели, он с силой провел пальцами по волосам. После вчерашней попойки голова неприятно гудела. Прищурился на окно, залитое солнечным светом. Там, за стеклами, трепетала зеленая листва вперемешку с солнечными зайчиками. Тонкие, легкие как паутинка занавески совершенно не препятствовали тому, чтобы позднее утро просочилось в спальню, залило жарким золотом темную резную мебель, заиграло тысячью искр в позолоте на синих шелковых обоях, равнодушно осветило смятые простыни и рыжую девицу, вольготно раскинувшуюся в постели.
Самым забавным было то, что Арман понятия не имел, как ее зовут, и кто она. Служанка? Куртизанка? Он попытался восстановить события вечера: после очередной аудиенции у королевы, где представлял отчет о текущем состоянии безопасности Ее Вечного Величества, Арман отправился побродить по городу. Завернул в ресторан с приятной вывеской. И там… да, там, меж столов, выступала танцовщица – высокая, гибкая, что веточка плакучей ивы. У той девушки были черные волосы, они волнами рассыпались по обнаженным плечам. И танцевала она что-то из репертуара древних кочевых племен… Арману показалось, что она до жути похожа на его сестру, только моложе. И такая тоска накатила, что он попросту напился, вдрызг. Набрался так, что даже не сразу сообразил, что пытается знакомиться с прехорошенькими девицами, одна из которых была огненно-рыжей…
Все-таки куртизанка, решил он. Значит, следовало заплатить и отправить восвояси, даже не спрашивая имени. Герцогу Саторийских земель, Арману Линто, вовсе не нужно знать, с какой девицей кувыркался пол ночи.
- Ты не ответил, - напомнила о себе рыжая, - взрослый такой, а сорочку так и не снял…
Со всем этим надо было заканчивать. Он поднялся, потирая виски и все еще щурясь на яркий свет, открыл бюро и, достав из ящика несколько ассигнаций, вернулся и бросил их на смятые простыни.
- Одевайся и уходи.
- Эй! – девица приподнялась на локте, - не очень-то учтиво! Могу я хоть имя твое узнать, стесняшка?
Арман рассматривал ее с исключительно академическим интересом, как разглядывал бы сквозь увеличительное стекло занятного жучка.
- Арман Линто, герцог Саторийский, - назвался он, одновременно отмечая, что девица в его постели несколько побледнела.
- Черти и проклятые Тени, - выдохнула она, - Оборотень!
Стремительно вскочила с кровати и принялась собирать разбросанную по полу одежду, время от времени бросая в сторону Армана опасливые взгляды. А он, как был, в одной короткой сорочке, уселся в кресло, положил ноги на бархатную банкетку, и наблюдал, как его дама торопливо натягивает чулки, кое-как зашнуровывает корсет…
- Деньги не забудь, - процедил он ей в спину.
- А? – обернулась, тряхнула рыжей гривой, видимо даже не сразу сообразив, о чем речь.
Но затем вернулась к кровати, почему-то на цыпочках, сгребла купюры, и обратно уже пятилась, словно боялась повернуться спиной.
Хлопнула дверь. Арман откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Иногда очень удобно, когда тебя боятся. Ее Величество умело использует своего верного оборотня, чтобы дрожали остальные. Только вот мало кто знает, что точно так же дрожит сам Арман перед королевой, потому что она – единственное звено, связующее его с сестрой. Да-да, так похожей на него, черноволосой, которую он и видеть-то может исключительно через магвизор. И никто, никто – ни во дворце, ни на королевском ярусе не знает, где на самом деле Витта. Знает только королева. Сам Арман как-то попытался разузнать, и с тех пор никогда не раздевается при посторонних…
Сидеть с закрытыми глазами было приятно, но что-то стукнуло в стекло, затем еще раз, и еще… Он поднялся, раздернул занавески: в окно бился крошечный плантос, выращенный в виде шмеля. Под ребрами кольнуло нехорошее предчувствие: такие маленькие плантосы разносили секретные депеши. И, если кто-то прислал плантоса самому Арману Линто, дела плохи.
Он дернул щеколду, распахивая окно, и плантос – теплый, шершавый, с прозрачными крылышками, тут же плюхнулся в раскрытую ладонь. К брюшку его, свитому из тончайших зеленых ростков, в самом деле была прикреплена узкая полоса бумаги, свернутая в трубочку. Арман поддел ногтем зажим, извлек послание, а затем, посадив плантоса на бюро, прочел:
«Срочно во дворец. Чрезвычайная ситуация. Меркл».
Предчувствие уже не просто кололо. Оно разливалось душным маревом по спальне, сдавливало горло. Да что там такого приключилось? И почему плантоса послал смотритель Оракула, а не королева? Ведь только королева отдает указания своему первому советнику…
Выругавшись, Арман подергал шнур для вызова прислуги, а сам принялся торопливо натягивать нижнее белье. Через несколько минут явилась служанка, а с ней – его личный секретарь, почтенный льесс Брант.
- Мири, принеси мне свежую рубашку. И мундир. Во дворец полечу, - Арман сыпал указаниями, почти не думая, - Брант, принеси мне модификаторы… мм… даже не знаю. Менталиста? И прикажи, чтоб разбудили Рекко.
Брант был степенным мужем весьма зрелого возраста, лысоватым, седоватым, с небольшим пузцом, но в целом – совершенно незапоминающейся внешности. Он и бровью не повел, глядя на растрепанного и взъерошенного начальника. Арман иногда подозревал, что льесс Брант не изменился бы в лице, даже если он, Арман, голым бы сплясал на столе.
- Что-то произошло, льесс? – только и спросил секретарь.
- Я не знаю, Меркл вызывает во дворец, - Арман пожал плечами, - что там могло произойти?
- Модификаторы менталиста, все понял, - бесстрастно повторил Брант, - сейчас будут, льесс.
А Мири уже несла и черный мундир с тройным золотым шнуром, и белоснежную сорочку, и шелковый шейный платок, и высокие сапоги. Пока Арман облачался, вернулся Брант, неся на расписном подносике стакан воды и несколько маленьких, с ноготь мизинца, ярко-зеленых пилюль. Арман сгреб их, сунул в рот, не глядя, запил водой. Мысленно досчитал до десяти: в этот миг комната дернулась, слегка накренилась, а потом снова заняла исходную позицию.
«Ну, вот ты и менталист», - горько подумал Арман.
Королева ценила его за то, что он был оборотнем, то есть – под воздействием модификаторов мог реализовать практически любой магический дар. Вот и получалось, что, имея свой собственный дар – дар Жизни – Арман был, как говорится, на все руки мастером и полностью во власти королевы.
И – да. Та попытка узнать, где находится сестра, с треском провалилась только потому, что королева сама была сильнейшим менталистом, и вовремя смогла считать намерения самого Армана, когда тот собирался принять модификаторы и порыться в голове у самой королевы. После той дивной ночи он больше никогда… ничего такого… Ее Величество умела ломать людей. И заставить себя любить тоже умела.
Вниз он уже бежал, перепрыгивая через ступеньки. В холле свернул к черному ходу, миновал узкий коридор и, распахнув двери, вывалился в благоуханный сад. Глубоко вдохнул свежего ветра, напоенного ароматами цветов, и поспешил дальше, по широкой, отсыпанной желтым ракушечником дорожке. Рекко уже выводили из стойла, он рыл острым копытом землю и, распахнув крылья с прозрачными перепонками, разминал их, ненароком стряхивая с ближайшей акации листву. Несмотря на общую нервозность ситуации, Арман с удовольствием отметил, как за ночь Рекко позеленел, весь оброс крошечными изумрудными листочками. Только вчера был шершавый, тонкие прутики глянцево блестели на солнце, а за ночь шкурой оброс. Это было хорошо: значит, плантосу всего хватало – и магии, которой он питался от хозяина, и солнца, и воды, и чернозема, который насыпали в стойло и использовали как подстилку.
Арман подхватил поводья, взлетел в седло. И, не удержавшись, погладил зеленую шкуру своего плантоса: крошечные листочки были мягкими, прохладными и даже немножко липкими. Такими, какими они бывают по весне…
Почувствовав прикосновение сознания плантоса, Арман отдал мысленную команду, и Рекко взял с места в галоп – к услужливо распахивающимся воротам.
***
Стоило шагнуть под своды дворца, как невидимое, но почти осязаемое напряжение схватило Армана в плотный кокон. Слишком здесь было тихо. Слишком пусто. И чересчур много гвардейцев у всех входов и выходов. Арману даже преградили путь, какой-то совсем молоденький парнишка, но на него тут же шикнул старший напарник, и Арман-таки прошел дальше, сквозь анфиладу залов, одновременно прикидывая, где искать старого Меркла, главного механика Оракула и его бессменного смотрителя.
- Льесс Линто! – его окликнули со спины.
Арман остановился, окинул взглядом запыхавшегося и почему-то бледного второго советника Ее Величества. Да что такого приключилось? Мар Сильен так гордился идеальной укладкой седоватых кудрей, безупречно повязанным галстуком… А сейчас растрепан, космы на глаза падают, весь потный.
- Льесс Линто, - Сильен подбежал, топоча кожаными каблуками по паркету, - льесс… Идемте, скорее. Меркл ждет. Надо что-то делать, пока новость не разлетелась за пределы дворца.
- Да что случилось-то? – и тут Арман пожалел, что модификаторы он принял, а вот никаких вспомогательных средств менталиста не прихватил. Тогда не нужно было задавать вопросов, влез бы в голову Сильену – и готово.
В этот миг второй советник что есть сил вцепился в предплечье, приподнялся на цыпочки и шепнул Арману на ухо:
- Ее Величество умерла.
Прежде Арман даже предположить не мог, что три столь простых слова вызовут самый настоящий взрыв чистой детской радости в груди. Ха! Старая паучиха сдохла! Туда ей и дорога…
