— Пообещай больше ничего и никуда не вплетать без моего согласия, — потребовала я, скрестив руки на груди. — Мне надоело быть подопытной мышью.
Он резко качнул головой, но на моё возмущенное пыхтение объяснился:
— Полина, таким создали меня боги. Мне нужно всё контролировать, и либо ты с этим живешь как с данностью, либо…
— Да ты просто опасаешься, что я тоже уйду! — выпалила на едином дыхании.
— Что за бред? — Его брови сошлись на переносице, хотя взгляд на мгновение потускнел, будто моё предположение попало в цель. — Дело не в том, что меня что-то тревожит. Я помчался за тобой потому, что в России ты умрешь.
Мы вернулись к тому самому перекрестку, подальше от которого я уматывала несколько минут назад. Кафе всё так же сияло вывеской и зазывало внутрь. Демьян без сомнений пошел через проезжую часть, и я последовала за ним, хотя последнее сказанное слово заставило вздрогнуть и оступиться.
— Почему?
— Потому что дни твоего существования тут сочтены. У каждого есть срок жизни, и тебе было отмерено без малого двадцать четыре года. Полина, тебя отобрали не просто так, но ещё и из-за того, что в России ты бы погибла. Таким образом, мы сохранили равновесие: твое исчезновение уже было предрешено, а мы лишь заменили смерть жизнью в Иссе. — Демьян подумал и добавил, закусив губу: — В прошлый раз, когда ты уходила обсуждать идею с розами, колдуны успокоили меня, что время ещё есть. Но после твоего возвращения его почти не осталось. Так что я отчасти виноват в том, что тебе нельзя больше находиться в родном мире.
Мы остановились возле входной двери в «ЧайКоффский». Как только дверь откроется, колокольчик звонко оповестит о новых посетителях, а в ноздри ударит аромат свежей выпечки и корицы. Но моя рука замерла, занесенная над ручкой.
— Скорее уводи своего друга, — посоветовал Демьян. — Он околдован сильнейшими ментальными чарами, я их отсюда чувствую. Ему нужно показаться магам, иначе мозг попросту закиснет.
— Кто это с ним сотворил?
Господин долины роз неоднозначно ухмыльнулся.
— О, поверь, этот человек тут не появится. По крайней мере, пока я рядом с тобой. Кажется, мы окончательно подобрались к заговорщикам во дворце. Я всё объясню позднее. Пока же уводи своего Маркелова.
Я влетела в зал и, отбиваясь от улыбчивых официанток, рванула к безучастному Саше, который сидел с приоткрытым ртом и тупо пялился в чашку с остывшим капучино. Он даже не отреагировал, когда я потащила его за собой, только плелся позади, едва перебирая ногами.
Вскоре магический портал перенес нас троих в Иссу, и Демьян оповестил стражников, что мужчину без магических сил мы притащили по личному поручению короля.
Маркелова поселили в одной из гостевых комнат, а Демьян, распорядившись о колдуне-лекаре для многострадального директора рекламного агентства, уехал на встречу с Августом. Он даже не удосужился обсудить со мной, как быть дальше. Взял и свалил.
А мне-то что делать с новыми знаниями?..
В смысле, я всегда тяготилась привязанностью, но только сейчас поняла, как будет мне не хватать России. Я никогда не смогу вернуться домой? Обнять родителей? Прийти на встречу выпускников, повидать подруг детства?..
В горле застыл тягучий, масляный ком. Я боролась с рыданиями, но они прорывались сквозь неплотную броню и вскоре сотрясали меня всю. Мне хотелось то закрыться за семью замками, чтобы не подпустить к себе смерть, то назло всем рвануть в Россию и умереть там счастливой. Когда в дверь спальни постучались, я упала на матрас и накрылась подушкой, продолжая плакать. Стук повторился, а затем кто-то грузно опустился на край кровати.
— Поль, ну ты чего? — жалостливо произнесла Виктория севшим голосом. — Ты ведь жива, здорова, а что придется насовсем остаться в нашем мире — так это неплохо, особенно теперь, когда у тебя есть Демьян.
— Ты… знала? — не веря своим ушам, спросила я, выглядывая из-под подушки.
Она покраснела — как обычно — до корней сальных волос и опустила в пол близко посаженные глазки.
— Не обижайся на меня, но я не должна была рассказывать тебе правду. Ты не первая, кого отбирают подобным образом. Мы не можем тащить сюда кого попало, это чревато тем, что люди будут возвращаться на родину, желая поделиться новыми знаниями с родными и близкими. А такие, как ты... Вам всё равно некуда деваться.
— А если бы я уехала домой и погибла там?!
— За тобой присматривали колдуны, и как только показатели стали бы критичными, мы бы вернули тебя в Иссу.
— Вот спасибо. Меня забыли спросить, нужна мне вообще ваша Исса или нет. — Я вытерла слезы краем одеяла.
— Конечно, нужна! — изумилась Виктория. — Ты тут добьешься невероятных успехов! Взять хотя бы твою авантюру с моим замужеством.
— Которая благополучно провалилась, — кивнула я хмуро. — Кстати, как твои успехи на любовном поприще? Брат-то вернулся.
Принцесса закопалась пятерней в волосах, не сразу ответив на простой, казалось бы, вопрос.
— Нормально всё. Слушай, а бывает такое, что любишь одного, но нравится другой?
— В смысле? — Я недоуменно прищурилась.
Оказалось, что Дим в тот день остался с принцессой. Именно он помог ей очухаться после знакомства с водкой, заботился во время похмелья и был крайне обходительным. Ну и неискушенное сердечко Виктории растаяло. Следующие недели они провели вместе, даже посетили балет, на который Марка было не затащить.
— Мы с ним как будто родственные души, но Марка я люблю так сильно, что плакать охота. Не понимаю, что со мной происходит.
Я смотрела на принцессу, слушала её восторженные речи, обращенные к возлюбленному, а после сбивчивые рассказы о том, как ей легко и радостно рядом с Димом. Картинка не складывалась. Это у умудренных опытом дам чувства к двум кавалерам — дело обычное; но робкой принцессе не давалось понимание того, как быть. Она стыдилась себя, но не могла отказаться от прогулок с Димом или от редких свиданий с Марком, к которому её тянуло точно магнитом.
— С кем бы осталась ты? — наивно уточнила Виктория, договорив.
Легко предоставить выбор кому-то другому, сбросить с себя груз ответственности за будущее. В случае, если выбор окажется неудачным, принцесса будет корить именно меня до скончания веков за то, как тяжело ей живется с нелюбимым человеком. Ну а если я сделаю правильный ход — она благополучно забудет об этом и скажет в дальнейшем, что приняла решение самостоятельно.
Разумеется, не мне решать её судьбу, но я ответила предельно честно:
— Присмотрелась бы к Диму. Хороший парень, искренне симпатизирующий тебе. В отличие от Марка, который несколько… специфичен.
— Что ты подразумеваешь под специфичностью? — Виктория закусила сгиб указательного пальца. — Типа «убогий», да? Некрасивый, неумный или безразличный?
Ха, тройное попадание в цель!
— Вик, не мне осуждать твоего мужчину, но мне он не нравится. Есть в нем что-то неприятное, а к тебе он относится плохо. Я понимаю, что ты влюблена. У меня тоже по юности такой козел был безрогий, от которого я слюной истекала, а он ноги об меня вытирал.
— Глупости! — Принцесса тотчас ощерилась, вскочила с кровати. — Он нормальный! Просто ты, как и мой братец, не видишь очевидного! Для вас важна внешность, статус в обществе, а мне — душа. Понятно?
Конечно. Если у человека нет вообще никаких положительных качеств, то в ход идут разговоры о душе. Бедный, туговатый на головушку и страшненький? Зато исключительно душевный.
Негодование Виктории прервал новый стук. Мы обе пасмурно уставились на дверь, а раскрасневшаяся принцесса ещё и уперла руки в бока, чтобы гаркнуть на вошедшего.
— Поли-ина, мне сказали, что ты мне всё объяснишь. Я могу зайти? — В комнату просунулась встрепанная голова. — Господи, я схожу с ума, — всхлипнул Маркелов, увидев перед собой гигантскую принцессу, и повалился в не мужественный обморок.
— Вот тебе ещё один с широкой душой. Сама и приводи его в чувство, — буркнула я, удаляясь в ванную комнату, чтобы умыть лицо.
Следующий час мы возвращали Саше состояние хрупкого покоя. Не обошлось без алкоголя и успокоительных речей, мол, не парься, магия — это нормально, ты втянешься, и тебе понравится. Нет, на метлах мы не летаем, нет, это чудовище тебя не сожрет, и вообще оно переживает, что напугало тебя. Переживает ведь?
— Да, — пищала Виктория, скрытая в ванной, чтобы не ранить тонкую душевную организацию Маркелова. — Извините, пожалуйста.
— Полин, это ж безумие! — Саша стучал зубами, и пальцы его тряслись, потому он никак не мог допить коньяк (между прочим, я стащила тот из личных запасов Демьяна). — Откуда взялся этот гоблин?!
В недрах пещеры ванны возмущенно запыхтела Виктория.
— Во-первых, это не гоблин, а местная принцесса, у которой есть настоящий дворец, брат-король и миллионы подданных. Во-вторых, она замечательная девушка, а в-третьих, если будешь её оскорблять, то тебя казнят. — Маркелов всхлипнул. — Важнее другое. Кто-то запудрил тебе мозги. Вспоминай, чем ты занимался после того, как разругался со мной?
— Работал.
— А потом?
— Домой пошел.
— А потом? — Я прищурилась, изображая следователя с многолетним стажем.
— Проснулся в комнате на первом этаже. Никакого телефонного разговора с тобой я не помню, вообще ничего.
Мы грустно помолчали, причем не знаю, о чем думал Маркелов, а я нецензурно выражалась внутри себя, ибо ситуация напрягала. Это Демьяну «всё понятно» с первого взгляда, мне же было не понятно ровным счетом ничего. Кто-то сыграл на наших воспоминаниях о «ЧайКоффском», поломал мозг Саше, чуть не завел меня в западню. Чем бы это закончилось, ни очутись рядом Демьян?..
Чутье подсказывало, что мои похороны пришлось бы устраивать повторно, а хомяк все-таки перешел бы по наследству Виктории.
— Можешь попросить свою принцессу выйти? — Маркелов боязливо глянул в сторону ванны.
— Вик, ату его! — фыркнула я под сдавленный писк моего бывшего работодателя.
Дверь медленно открылась. Гора в человеческом обличии плотоядно оскалилась вместо приветствия. Повисло молчание, во время которого Саша осматривал Викторию так, будто думал, как бы её сбагрить по выгодной цене. Он переводил взгляд с туфелек сорок четвертого размера на необъятную грудь, пристально изучал редкие волосенки.
— Любопытный типаж, — признался он после. — И много вас таких… зеленых?
— Тебя это сильно волнует? — ответила я с долей раздражения.
Вообще-то чувство такта у Маркелова всегда было на высшем уровне — хаму сложно управлять рекламным агентством, где всегда нужно кому-то улыбаться и кого-то ублажать, — а тут его словно с цепи сорвало. Виктория, впрочем, настолько привыкла к обсуждениям своей внешности, что лишь хихикнула:
— Я единственная и неповторимая на многие километры во всех направлениях.
Любопытство в Саше зашкаливало, поэтому он завалил принцессу вопросами разной степени приличия. Потом Виктория отправилась в замок, а у Маркелова разболелась голова (видимо, от переизбытка знаний), и он завалился спать прямо на моей кровати. Я же взяла плед, прихватила с собой зонтик и уселась на любимую скамейку во дворе, дожидаясь, когда в окнах спальни Демьяна зажжется свет. Накрапывал дождь, разбивался об изумрудную листву розовых кустов, колотил о стены.
Наконец, чернота сменилась желтоватым огоньком, и я вернулась в дом. Дверь в комнату была открыта — добрый знак, потому что в особо тяжелые дни господин долины Роз попросту запирался на всевозможные замки. В спальне его не оказалось, зато из ванной комнаты доносился приглушенный плеск воды. Я поскреблась в дверь, но ответа не последовало — что я расценила приглашением войти. Демьян лежал в воде, прикрыв глаза, и лицо его казалось слепленной посмертной маской.
Он не шелохнулся, когда я присела на бортик, только чуть слышно вздохнул.
— Мне уйти?
— Останься. Завтра с утра твоему другу подчистят память и отправят восвояси.
— Он мне давно уже не друг, — помолчала и добавила, коснувшись его руки: — Что с тобой?
— Тяжелый день. — Демьян поморщился, так и не разлепив веки. — Наверное, ты хочешь еще что-то спросить?
Его голос, обычно чуть язвительный, сейчас был глух и едва пробивался сквозь бурление воды, текущей из крана. Наверное, именно в такие моменты и влюбляешься в человека. Когда он беззащитен, когда с него снята одежда и ментальная броня. Когда ты восхищаешься не его силой, а слабостью. Когда ты понимаешь, что он уже не боится быть слабым для тебя.
— Хочу и спрошу. Чуть позже. Мне надо тебе кое-что рассказать. Я думаю, на Викторию наложен какой-то сложный приворот.
— Исключено, — Демьян даже не дослушал меня до конца. — Её ежедневно проверяют от и до, никакие чары не останутся незамеченными.
— А если приворот подвязан на проклятии? — робко предположила я.
— То есть? — От интереса он даже приоткрыл левый глаз.
Эта мысль зародилась ещё тогда, когда Виктория обмолвилась о своей симпатии к Диму. Слишком уж пугало принцессу её состояние: ей нравилось два человека одновременно, причем от одного она не могла оторваться, словно была насильно привязана к нему. Я стала думать, как одурачить принцессу так, чтобы никто из придворных магов этого не понял. И тут всплыл в памяти давний разговор, когда принцесса обмолвилась, что зелье, превращающее в лягушку, — дело рук её возлюбленного. Уж неизвестно, где он его раздобыл, но эффект превзошел все ожидания! Никто не сумел разрушить эти чары.
Разумеется, Викторию осматривали ежедневно, но всякий раз натыкались на вполне очевидное проклятие. Что помешало бы вплести туда любовную магию, благодаря которой принцесса окончательно подсела на своего Марка? Он нравился ей и раньше, не спорю, но благодаря привороту у неё не осталось шансов на излечение.
Если приворот был частью того зелья, то и не прощупывался отдельно, оттого колдуны не смогли бы его обнаружить, даже если бы очень постарались.
— Если честно, мы не рассматривали вариант, что Виктория может быть приворожена. — Демьян приподнялся на локтях. Влажные волосы налипли на лоб, завились у кончиков. — Желание пойти против воли брата, не более того. Тем более, она спелась со своим Марком задолго до проклятия.
— Ага, — радостно кивнула я. — Спелась-то до проклятия, но сохранила чувства благодаря ему. Поверь, этого гопника невозможно любить без дополнительных стимуляторов.
— Кого-кого? — прищурился Демьян.
Точно! Откуда ему знать российские словечки?
— Асоциального элемента, — прыснула я и тотчас потускнела: — Почему ты не сказал раньше, что мне нельзя бывать в России?
— Тебе понравилось бы это знание? — Демьян коснулся моего запястья, наощупь прочертил путь по выступающей вене.
— Нет, но… дом… мама…
Я замолчала, не зная, что сказать. Как выказать всю свою обиду и боль за то, что родной мир оказался для меня навеки закрытым? Ещё вчера у меня были семья и бесконечные возможности, а сегодня я заперта в мире, где не представляю собой ничего.
— Поль, я понимаю, что ты чувствуешь. — Он посмотрел на меня всей темнотой своего взгляда. — Мы что-нибудь придумаем, притащим сюда всех твоих родственников, если понадобится, найдем способ обмануть смерть. Ты — не пленница этого поместья или города.
Его пальцы очутились на моих напряженных плечах, огладили их поверх рубашки. Мне хотелось безоговорочно поверить этим словам и этому человеку.
Он резко качнул головой, но на моё возмущенное пыхтение объяснился:
— Полина, таким создали меня боги. Мне нужно всё контролировать, и либо ты с этим живешь как с данностью, либо…
— Да ты просто опасаешься, что я тоже уйду! — выпалила на едином дыхании.
— Что за бред? — Его брови сошлись на переносице, хотя взгляд на мгновение потускнел, будто моё предположение попало в цель. — Дело не в том, что меня что-то тревожит. Я помчался за тобой потому, что в России ты умрешь.
Мы вернулись к тому самому перекрестку, подальше от которого я уматывала несколько минут назад. Кафе всё так же сияло вывеской и зазывало внутрь. Демьян без сомнений пошел через проезжую часть, и я последовала за ним, хотя последнее сказанное слово заставило вздрогнуть и оступиться.
— Почему?
— Потому что дни твоего существования тут сочтены. У каждого есть срок жизни, и тебе было отмерено без малого двадцать четыре года. Полина, тебя отобрали не просто так, но ещё и из-за того, что в России ты бы погибла. Таким образом, мы сохранили равновесие: твое исчезновение уже было предрешено, а мы лишь заменили смерть жизнью в Иссе. — Демьян подумал и добавил, закусив губу: — В прошлый раз, когда ты уходила обсуждать идею с розами, колдуны успокоили меня, что время ещё есть. Но после твоего возвращения его почти не осталось. Так что я отчасти виноват в том, что тебе нельзя больше находиться в родном мире.
Мы остановились возле входной двери в «ЧайКоффский». Как только дверь откроется, колокольчик звонко оповестит о новых посетителях, а в ноздри ударит аромат свежей выпечки и корицы. Но моя рука замерла, занесенная над ручкой.
— Скорее уводи своего друга, — посоветовал Демьян. — Он околдован сильнейшими ментальными чарами, я их отсюда чувствую. Ему нужно показаться магам, иначе мозг попросту закиснет.
— Кто это с ним сотворил?
Господин долины роз неоднозначно ухмыльнулся.
— О, поверь, этот человек тут не появится. По крайней мере, пока я рядом с тобой. Кажется, мы окончательно подобрались к заговорщикам во дворце. Я всё объясню позднее. Пока же уводи своего Маркелова.
Я влетела в зал и, отбиваясь от улыбчивых официанток, рванула к безучастному Саше, который сидел с приоткрытым ртом и тупо пялился в чашку с остывшим капучино. Он даже не отреагировал, когда я потащила его за собой, только плелся позади, едва перебирая ногами.
Вскоре магический портал перенес нас троих в Иссу, и Демьян оповестил стражников, что мужчину без магических сил мы притащили по личному поручению короля.
Маркелова поселили в одной из гостевых комнат, а Демьян, распорядившись о колдуне-лекаре для многострадального директора рекламного агентства, уехал на встречу с Августом. Он даже не удосужился обсудить со мной, как быть дальше. Взял и свалил.
А мне-то что делать с новыми знаниями?..
В смысле, я всегда тяготилась привязанностью, но только сейчас поняла, как будет мне не хватать России. Я никогда не смогу вернуться домой? Обнять родителей? Прийти на встречу выпускников, повидать подруг детства?..
В горле застыл тягучий, масляный ком. Я боролась с рыданиями, но они прорывались сквозь неплотную броню и вскоре сотрясали меня всю. Мне хотелось то закрыться за семью замками, чтобы не подпустить к себе смерть, то назло всем рвануть в Россию и умереть там счастливой. Когда в дверь спальни постучались, я упала на матрас и накрылась подушкой, продолжая плакать. Стук повторился, а затем кто-то грузно опустился на край кровати.
— Поль, ну ты чего? — жалостливо произнесла Виктория севшим голосом. — Ты ведь жива, здорова, а что придется насовсем остаться в нашем мире — так это неплохо, особенно теперь, когда у тебя есть Демьян.
— Ты… знала? — не веря своим ушам, спросила я, выглядывая из-под подушки.
Она покраснела — как обычно — до корней сальных волос и опустила в пол близко посаженные глазки.
— Не обижайся на меня, но я не должна была рассказывать тебе правду. Ты не первая, кого отбирают подобным образом. Мы не можем тащить сюда кого попало, это чревато тем, что люди будут возвращаться на родину, желая поделиться новыми знаниями с родными и близкими. А такие, как ты... Вам всё равно некуда деваться.
— А если бы я уехала домой и погибла там?!
— За тобой присматривали колдуны, и как только показатели стали бы критичными, мы бы вернули тебя в Иссу.
— Вот спасибо. Меня забыли спросить, нужна мне вообще ваша Исса или нет. — Я вытерла слезы краем одеяла.
— Конечно, нужна! — изумилась Виктория. — Ты тут добьешься невероятных успехов! Взять хотя бы твою авантюру с моим замужеством.
— Которая благополучно провалилась, — кивнула я хмуро. — Кстати, как твои успехи на любовном поприще? Брат-то вернулся.
Принцесса закопалась пятерней в волосах, не сразу ответив на простой, казалось бы, вопрос.
— Нормально всё. Слушай, а бывает такое, что любишь одного, но нравится другой?
— В смысле? — Я недоуменно прищурилась.
Оказалось, что Дим в тот день остался с принцессой. Именно он помог ей очухаться после знакомства с водкой, заботился во время похмелья и был крайне обходительным. Ну и неискушенное сердечко Виктории растаяло. Следующие недели они провели вместе, даже посетили балет, на который Марка было не затащить.
— Мы с ним как будто родственные души, но Марка я люблю так сильно, что плакать охота. Не понимаю, что со мной происходит.
Я смотрела на принцессу, слушала её восторженные речи, обращенные к возлюбленному, а после сбивчивые рассказы о том, как ей легко и радостно рядом с Димом. Картинка не складывалась. Это у умудренных опытом дам чувства к двум кавалерам — дело обычное; но робкой принцессе не давалось понимание того, как быть. Она стыдилась себя, но не могла отказаться от прогулок с Димом или от редких свиданий с Марком, к которому её тянуло точно магнитом.
— С кем бы осталась ты? — наивно уточнила Виктория, договорив.
Легко предоставить выбор кому-то другому, сбросить с себя груз ответственности за будущее. В случае, если выбор окажется неудачным, принцесса будет корить именно меня до скончания веков за то, как тяжело ей живется с нелюбимым человеком. Ну а если я сделаю правильный ход — она благополучно забудет об этом и скажет в дальнейшем, что приняла решение самостоятельно.
Разумеется, не мне решать её судьбу, но я ответила предельно честно:
— Присмотрелась бы к Диму. Хороший парень, искренне симпатизирующий тебе. В отличие от Марка, который несколько… специфичен.
— Что ты подразумеваешь под специфичностью? — Виктория закусила сгиб указательного пальца. — Типа «убогий», да? Некрасивый, неумный или безразличный?
Ха, тройное попадание в цель!
— Вик, не мне осуждать твоего мужчину, но мне он не нравится. Есть в нем что-то неприятное, а к тебе он относится плохо. Я понимаю, что ты влюблена. У меня тоже по юности такой козел был безрогий, от которого я слюной истекала, а он ноги об меня вытирал.
— Глупости! — Принцесса тотчас ощерилась, вскочила с кровати. — Он нормальный! Просто ты, как и мой братец, не видишь очевидного! Для вас важна внешность, статус в обществе, а мне — душа. Понятно?
Конечно. Если у человека нет вообще никаких положительных качеств, то в ход идут разговоры о душе. Бедный, туговатый на головушку и страшненький? Зато исключительно душевный.
Негодование Виктории прервал новый стук. Мы обе пасмурно уставились на дверь, а раскрасневшаяся принцесса ещё и уперла руки в бока, чтобы гаркнуть на вошедшего.
— Поли-ина, мне сказали, что ты мне всё объяснишь. Я могу зайти? — В комнату просунулась встрепанная голова. — Господи, я схожу с ума, — всхлипнул Маркелов, увидев перед собой гигантскую принцессу, и повалился в не мужественный обморок.
— Вот тебе ещё один с широкой душой. Сама и приводи его в чувство, — буркнула я, удаляясь в ванную комнату, чтобы умыть лицо.
Следующий час мы возвращали Саше состояние хрупкого покоя. Не обошлось без алкоголя и успокоительных речей, мол, не парься, магия — это нормально, ты втянешься, и тебе понравится. Нет, на метлах мы не летаем, нет, это чудовище тебя не сожрет, и вообще оно переживает, что напугало тебя. Переживает ведь?
— Да, — пищала Виктория, скрытая в ванной, чтобы не ранить тонкую душевную организацию Маркелова. — Извините, пожалуйста.
— Полин, это ж безумие! — Саша стучал зубами, и пальцы его тряслись, потому он никак не мог допить коньяк (между прочим, я стащила тот из личных запасов Демьяна). — Откуда взялся этот гоблин?!
В недрах пещеры ванны возмущенно запыхтела Виктория.
— Во-первых, это не гоблин, а местная принцесса, у которой есть настоящий дворец, брат-король и миллионы подданных. Во-вторых, она замечательная девушка, а в-третьих, если будешь её оскорблять, то тебя казнят. — Маркелов всхлипнул. — Важнее другое. Кто-то запудрил тебе мозги. Вспоминай, чем ты занимался после того, как разругался со мной?
— Работал.
— А потом?
— Домой пошел.
— А потом? — Я прищурилась, изображая следователя с многолетним стажем.
— Проснулся в комнате на первом этаже. Никакого телефонного разговора с тобой я не помню, вообще ничего.
Мы грустно помолчали, причем не знаю, о чем думал Маркелов, а я нецензурно выражалась внутри себя, ибо ситуация напрягала. Это Демьяну «всё понятно» с первого взгляда, мне же было не понятно ровным счетом ничего. Кто-то сыграл на наших воспоминаниях о «ЧайКоффском», поломал мозг Саше, чуть не завел меня в западню. Чем бы это закончилось, ни очутись рядом Демьян?..
Чутье подсказывало, что мои похороны пришлось бы устраивать повторно, а хомяк все-таки перешел бы по наследству Виктории.
— Можешь попросить свою принцессу выйти? — Маркелов боязливо глянул в сторону ванны.
— Вик, ату его! — фыркнула я под сдавленный писк моего бывшего работодателя.
Дверь медленно открылась. Гора в человеческом обличии плотоядно оскалилась вместо приветствия. Повисло молчание, во время которого Саша осматривал Викторию так, будто думал, как бы её сбагрить по выгодной цене. Он переводил взгляд с туфелек сорок четвертого размера на необъятную грудь, пристально изучал редкие волосенки.
— Любопытный типаж, — признался он после. — И много вас таких… зеленых?
— Тебя это сильно волнует? — ответила я с долей раздражения.
Вообще-то чувство такта у Маркелова всегда было на высшем уровне — хаму сложно управлять рекламным агентством, где всегда нужно кому-то улыбаться и кого-то ублажать, — а тут его словно с цепи сорвало. Виктория, впрочем, настолько привыкла к обсуждениям своей внешности, что лишь хихикнула:
— Я единственная и неповторимая на многие километры во всех направлениях.
Любопытство в Саше зашкаливало, поэтому он завалил принцессу вопросами разной степени приличия. Потом Виктория отправилась в замок, а у Маркелова разболелась голова (видимо, от переизбытка знаний), и он завалился спать прямо на моей кровати. Я же взяла плед, прихватила с собой зонтик и уселась на любимую скамейку во дворе, дожидаясь, когда в окнах спальни Демьяна зажжется свет. Накрапывал дождь, разбивался об изумрудную листву розовых кустов, колотил о стены.
Наконец, чернота сменилась желтоватым огоньком, и я вернулась в дом. Дверь в комнату была открыта — добрый знак, потому что в особо тяжелые дни господин долины Роз попросту запирался на всевозможные замки. В спальне его не оказалось, зато из ванной комнаты доносился приглушенный плеск воды. Я поскреблась в дверь, но ответа не последовало — что я расценила приглашением войти. Демьян лежал в воде, прикрыв глаза, и лицо его казалось слепленной посмертной маской.
Он не шелохнулся, когда я присела на бортик, только чуть слышно вздохнул.
— Мне уйти?
— Останься. Завтра с утра твоему другу подчистят память и отправят восвояси.
— Он мне давно уже не друг, — помолчала и добавила, коснувшись его руки: — Что с тобой?
— Тяжелый день. — Демьян поморщился, так и не разлепив веки. — Наверное, ты хочешь еще что-то спросить?
Его голос, обычно чуть язвительный, сейчас был глух и едва пробивался сквозь бурление воды, текущей из крана. Наверное, именно в такие моменты и влюбляешься в человека. Когда он беззащитен, когда с него снята одежда и ментальная броня. Когда ты восхищаешься не его силой, а слабостью. Когда ты понимаешь, что он уже не боится быть слабым для тебя.
— Хочу и спрошу. Чуть позже. Мне надо тебе кое-что рассказать. Я думаю, на Викторию наложен какой-то сложный приворот.
— Исключено, — Демьян даже не дослушал меня до конца. — Её ежедневно проверяют от и до, никакие чары не останутся незамеченными.
— А если приворот подвязан на проклятии? — робко предположила я.
— То есть? — От интереса он даже приоткрыл левый глаз.
Эта мысль зародилась ещё тогда, когда Виктория обмолвилась о своей симпатии к Диму. Слишком уж пугало принцессу её состояние: ей нравилось два человека одновременно, причем от одного она не могла оторваться, словно была насильно привязана к нему. Я стала думать, как одурачить принцессу так, чтобы никто из придворных магов этого не понял. И тут всплыл в памяти давний разговор, когда принцесса обмолвилась, что зелье, превращающее в лягушку, — дело рук её возлюбленного. Уж неизвестно, где он его раздобыл, но эффект превзошел все ожидания! Никто не сумел разрушить эти чары.
Разумеется, Викторию осматривали ежедневно, но всякий раз натыкались на вполне очевидное проклятие. Что помешало бы вплести туда любовную магию, благодаря которой принцесса окончательно подсела на своего Марка? Он нравился ей и раньше, не спорю, но благодаря привороту у неё не осталось шансов на излечение.
Если приворот был частью того зелья, то и не прощупывался отдельно, оттого колдуны не смогли бы его обнаружить, даже если бы очень постарались.
— Если честно, мы не рассматривали вариант, что Виктория может быть приворожена. — Демьян приподнялся на локтях. Влажные волосы налипли на лоб, завились у кончиков. — Желание пойти против воли брата, не более того. Тем более, она спелась со своим Марком задолго до проклятия.
— Ага, — радостно кивнула я. — Спелась-то до проклятия, но сохранила чувства благодаря ему. Поверь, этого гопника невозможно любить без дополнительных стимуляторов.
— Кого-кого? — прищурился Демьян.
Точно! Откуда ему знать российские словечки?
— Асоциального элемента, — прыснула я и тотчас потускнела: — Почему ты не сказал раньше, что мне нельзя бывать в России?
— Тебе понравилось бы это знание? — Демьян коснулся моего запястья, наощупь прочертил путь по выступающей вене.
— Нет, но… дом… мама…
Я замолчала, не зная, что сказать. Как выказать всю свою обиду и боль за то, что родной мир оказался для меня навеки закрытым? Ещё вчера у меня были семья и бесконечные возможности, а сегодня я заперта в мире, где не представляю собой ничего.
— Поль, я понимаю, что ты чувствуешь. — Он посмотрел на меня всей темнотой своего взгляда. — Мы что-нибудь придумаем, притащим сюда всех твоих родственников, если понадобится, найдем способ обмануть смерть. Ты — не пленница этого поместья или города.
Его пальцы очутились на моих напряженных плечах, огладили их поверх рубашки. Мне хотелось безоговорочно поверить этим словам и этому человеку.
