магия вырвалась на свободу: хаотичный поток ветра закружил вазу и, превратив её в мелкую стеклянную пыль, осторожно опустил кучкой на ковёр, ровно на то самое место, где фифочка всегда и стояла. Произошло всё в одно мгновение: вот была ваза, а потом – раз! – и кучка стекла. Я стояла, совершенно поражённая, и смотрела на эту кучку, одновременно соображая, что представляла себе именно её, как конечный результат выдёргивания ниточек. При этом я понимала, что отец меня убьёт, если увидит, во что превратился старинный артефакт, который ему подарил ещё предыдущий император, отец нынешнего – Шаенмара диа Сайхана. Кажется, правитель подарил вазу в знак дружбы и доверия, благодарности за много лет служения империи, как приложение к назначению на пост генерала-главнокомандующего имперской армией... Чем больше подробностей я вспоминала, тем сильнее начинала паниковать.
– Ну вот почему эту вазу поставили в детской комнате? Не нашлось, что ли, в огромном замке места получше? Попросили бы меня! Я бы нашла его для очередной папиной игрушки! – с неудовольствием бурчала маленькая экспериментаторша, нарезая круги по спальне и не замечая, как в ответ на её эмоции колеблются нити магии, как различные стихии следуют за ней по пятам, словно хвост за кометой. – Как было бы хорошо, если бы можно было выкинуть фифочкин прах на улицу! А лучше для надёжности его ещё и прикопать под розовым кустиком по-тихому!
И тут я почувствовала дуновение тёплого ветерка и едва уловимый запах роз. Развернувшись лицом к окну, в очередной раз застыла от изумления: один едва заметный поток ветра (очень похожий на окружающие ниточки, только намного толще) аккуратно открывал окно, второй – больше похожий на веник – сдвигал пепел к нему. Потом третий поток-покрывало подхватил, закутал прах фифочки и кульком вылетел, как будто выпрыгнул, в распахнутое окно! Остальные ветряные канаты последовали за ним. Я подбежала к окну и нашла их глазами. Эти затейники подлетели к одному из розовых кустов, двое из них быстро-быстро закружили вокруг самого «упитанного» кустика, образуя воронку, и принялись плавно, осторожно, вытягивать растение из земли, а «кулёчек» стоял на стрёме! Когда кустик вместе с корешками оказался зависшим в метре от земли, оттуда вдруг полезли другие полупрозрачные потоки-щупальца и принялись затягивать несчастное растение обратно! Но если ветряные канаты были бело-голубые, то эти щупальца были разных цветов: от светло-жёлтого до тёмно-коричневого. А ещё, приглядевшись, я поняла, что кустик тоже пронизан, даже, скорее, окутан, тоненькой паутинкой зелёного цвета, просто из-за листьев она мне раньше не была заметна, а теперь, когда изумрудные ниточки стали изо всех сил тянуться к щупальцам, то я их с лёгкостью обнаружила! Как же, оказывается, отличается этот мир от того, что я видела раньше! Какой он интересный!.. Я с любопытством продолжила наблюдать «схватку воздушных и земельных сил» (мне показалось, что это название идеально подходит для необычной битвы). Однако, долго мне любоваться не пришлось: кто-то из слуг, наверное, садовник, двигался в эту сторону! Мы (я и «силы») испугались, и, быстро договорившись, силы принялись за совместную работу: «жёлтенькие» за одно мгновение вырыли глубокую ямку, куда «кулёчек» и поместил покойную фифочку, после чего щупальца добавили слой земли, а «голубенькие» ровно опустили в ямку кустик и, придерживая, дождались, пока противники закопают ямку. Дело было сделано! Я шёпотом поблагодарила помощников, и они исчезли.
Постояв у окна ещё некоторое время и понаблюдав за изменившимся миром, я отправилась в столовую ужинать, так как слуги уж очень настойчиво стучались в мои покои, что совершенно не давало сосредоточиться. По дороге я ловила на себе печальные и разочарованные взгляды и не понимала, почему все так странно на меня смотрят. Но долго думать над этим не получалось: меня всё время отвлекали ниточки и их разнообразные плетения, а также непонятно откуда взявшаяся головная боль и странные, как будто чужие, чувства, а иногда даже и мысли. Короткие, в одно-два слова: «Бедняжка», «Бедная девочка», «Несчастный ребёнок», «Не повезло», «Глупые лорды», «Как можно», «Отказаться», – и эти восклицания в голове совершенно не добавляли мне радости. Когда я добралась до столовой, то без сил упала на свой стул. Кроме меня в комнате никого из родственников не было. Это показалось мне странным. Я вопросительно взглянула на слугу, но Роджер отвёл глаза и принялся подавать ужин. И всё это в полнейшей тишине! Хотя обычно он всегда (когда взрослых не было рядом) развлекал меня и Рози всякими историями. Что-то было явно не так... Я ела, не чувствуя вкуса предлагаемых блюд, и анализировала эмоции Джера. Там были сожаление, злость, жалость, нежность и глубокая печаль.
«Хорошо, что не почувствовала разочарования и презрения, – подумала я, вспомнив эмоции некоторых слуг. – Осталось только понять – откуда что взялось...»
И я решила попытаться (как частенько поговаривал маркиз Карвэн, когда рассказывал истории про свою службу в Тайной канцелярии) залезть Роджеру в голову! Я сконцентрировалась на своём желании всё узнать и на голове Джера. Сначала ничего не происходило, потом пришла какая-то слабость, словно я вся стала желе, и вдруг почувствовала, как моё сознание куда-то затягивает... Вокруг был сплошной бело-серый туман. Я попробовала сделать шаг, но ничего не вышло! Пройти дальше не получалось! И обратно выйти не получалось! Я застряла! Неимоверными усилиями подавив панику, представила себя ниточкой: такой же, как те, что, оказывается, нас окружают. И мне удалось пройти сквозь невидимые преграды! Передо мной вспышками мелькали картинки, слышались различные фразы... и я поняла, что это воспоминания Роджера! Как же мне хотелось всё-всё здесь посмотреть! Но так как лазить в чужой голове нехорошо (тем более без разрешения), то я сконцентрировалась на родителях и своих и Джера эмоциях. Через несколько мгновений передо мной, прямо напротив глаз, появилось старое карманное зеркальце в простой прямоугольной медной оправе; точно такое было у Роджера в жизни: перед своей смертью его мама (обычный человек) оставила свою величайшую ценность – зеркальце – сыну, и он бережно хранит его до сих пор...
От мыслей о слуге и его маме меня отвлекло серебристое сияние, исходящее как будто из глубины зеркальной глади. Я, не задумываясь, дотронулась до неё рукой и, почувствовав жуткий, пробирающий до костей холод, попыталась убрать руку, но та словно приросла к зеркалу! Дёрнувшись несколько раз, я замерла: холод сковал всё моё тело, а потом пришли воспоминания. Они просто оказались в моей голове, и я не могла ничего другого сделать, кроме как просмотреть их целиком...
В первом – Джер вместе с ещё четырьмя слугами после обеда убирался в библиотеке. Там оказался просто ужасный беспорядок: почти все книги были скинуты с полок, всюду виднелись следы огненной магии, многие предметы мебели и некоторые фолианты оказались совершенно мокрыми, окна были выбиты, статуэтки мраморным крошевом украшали полы, защитные заклинания и прочие чары были уничтожены... Я ужаснулась – никогда такого не видела! Но это было только начало: через пару часов послышались шаги и дверь практически снесло с петель волной воздушной магии; следом вошёл разъярённый отец и непривычно бледная и тихая мать. Герцог упал в кресло и, призвав двухлитровую бутылку гномьего самогона, налил себе полный стакан. Осушив его одним махом и даже не поморщившись, он уставился на жену, примостившуюся в кресле напротив.
– Вот скажи мне, Джулия, как так вышло, что у нас – у нас! – у двух не самых слабых боевых магов, входящих в десятку сильнейших в империи Сайхан, родилась такая дочь?! Как?! Да у неё же резерв как у отродья «пустых»! И при этом она – целитель! Целитель! – на стенах библиотеки появились новые полосы от огненной плети, а слуги понадёжнее спрятались за дальними стеллажами.
Я не понимала, что сейчас происходит, но то, что я – целитель, осознала отчётливо.
Мама вздрогнула и обняла себя руками. Отец, глядя на неё, глубоко вздохнул, опрокинул в себя ещё один стакан и снова сел в кресло.
– Целительница... Да у хороших целителей резерв в два раза превышает мой! А те, чей равен моему, – от несложных ранений и лёгких болезней и проклятий только вылечить и могут! При этом по происхождению они из семей, которым далеко до баронских, но «пустых» в родителях не имеет никто из них! Остальные – просто мусор! И теперь оказывается, что моя дочь, мой первый ребёнок, тоже мусор! А её резерв! Никогда ни у кого из целителей я такого не видел! Даже у самого слабого целителя, ребёнка двух «пустых», резерв практически в два раза больше, чем у неё! Наша дочь даже не мусор! Она ошибка! Ошибка этого мира! Наша ошибка! – орал отец, а я чувствовала, как что-то в моей душе рвётся. Наверное, ниточки... Нет, я больше никогда не смогу считать его родным. Никогда не смогу доверять ему. Как же больно! А ещё больнее от того, что моя любимая мамочка молчит.
Ближайшие стеллажи превратились в щепки от волны огненных шаров, выпущенных герцогом.
И тут ровным тихим голосом заговорила герцогиня:
– Лучше уж очень слабая целительница, чем «пустая» или чем маг огня или воды с таким резервом, – женщина изящно поднялась со своего кресла и, встав за спиной супруга, положила руки ему на плечи. – Не переживай, дорогой. Я уверена, что Розалина будет сильным магом. И наш малыш тоже, – с улыбкой добавила она.
Герцог развернулся и, приобняв жену, нежно провёл ладонью по её пока ещё плоскому животику.
– Я верю тебе, Джулия. И очень хочу, чтобы это было действительно так.
Супруги обнялись и покинули библиотеку.
Слуги зашептались...
Во втором воспоминании передо мной предстал разговор слуг во время вечернего собрания: все уже всё знали. Чары конфиденциальности, наложенные на поместье, запрещали разглашать сведения, полученные в доме, но только родственников и слуг рода этот запрет не сильно ограничивал: между собой они могли делиться любыми новостями.
В основном прислуга жалела «юную леди», но были среди слуг и те, кто говорил, что это наказание аристократам за все их грехи. Меня, в том, что я «позор рода», «недостойная дочь» и «ошибка», обвиняли всего четверо магов, совершенно со мной не знакомых. Но их мнение осуждалось, поскольку слуги меня действительно любили: я никогда не повышала на них голос, всегда была вежливой и не просила чего-нибудь невозможного, как мать и сестра. Воспоминания царапнули сердце острыми коготками.
Третье и последнее воспоминание касалось распоряжений на счёт сегодняшнего ужина и дальнейших указаний, связанных с моим обеспечением. В этом воспоминании отец сидел за столом в своём кабинете, в кресле, и обнимал мать, расположившуюся на подлокотнике. У обоих были холодные бесстрастные лица. Помимо них в кабинете ещё находилось пятеро главных слуг, включая Роджера.
Указания давались сухим тоном и сводились к следующему: меня переселяют из «Покоев первенца» в левое крыло поместья, меня кормят (отдельно), обучают всему тому, что должна знать леди (тоже отдельно ото всех), в свободное время я предоставлена самой себе. Ещё отец сказал, что мне не стоит видеться с сестрой и что уделять мне лишнее внимание ни к чему. Эти «пожелания» прозвучали как приказ генерала, и всем было понятно, что подпускать ко мне Рози и общаться со мной как раньше строго запрещено.
Это было обидно и несправедливо! Ладно – выселили из покоев! Так их в хозяйском правом крыле столько, что можно долго искать друг друга и никогда не встретиться! Допустим, не хотите меня видеть, но можно же и в основном здании спальню выделить! Нет, решили сразу переселить куда подальше! Да там, вообще, всего две гостевые комнаты есть, в которые заселяют только в том случае, если остальные заняты! Это крыло всё отдано под научные изыскания: лаборатория (первый этаж и подвал), научная библиотека (второй и третий этажи), те самые гостевые покои и оранжерея с редкими растениями, в которой уже давно остался только грунт и парочка сорняков (четвёртый этаж). Прекрасно! Не хотите со мной общаться – больно надо! Но почему другим нельзя, если хочется? А с Рози мы лучшие подруги, так что обязательно найдём способ увидеться!
Так я думала сидя за столом и пряча глаза от Джера. Голова немного болела после путешествия по чужому сознанию, но в ней уже вырисовывался план. И пусть хотелось кричать и плакать от боли, но я – леди. Мне нельзя!..
– Каким же сильным ребёнком мы с тобой были, Лилиан, – покачала головой я и, сделав очередной глоток вина, запрокинула её на кровать. – Сколько всего нам пришлось преодолеть! Помню, как через пару недель «молчаливого заточения» попыталась поговорить с родителями: они смерили меня безразличными взглядами, сказали, что я не оправдала их надежд, сподобились, наконец, сообщить о моей магической предрасположенности и резерве, после чего без прикрас обрисовали мои перспективы и приказали слугам проводить меня, – хмыкнув, сделала ещё глоток. – Да уж, умеют мои глубокоуважаемые родители общаться с детьми! Сказать такое семилетнему ребёнку, собственной дочери!.. Но намного больнее мне было осознать, что моя милая Розалина, моя любимая сестрёнка, которая меньше чем на год младше меня, стала относиться ко мне ещё хуже, чем родители. Она высмеяла меня, когда я в тот же день подкараулила её в розовом саду. Теперь, при взгляде на «никчёмную недомажку», как она прозвала меня, в её глазах читалось неприкрытое презрение и личное превосходство, а на лице, вообще, появлялось выражение брезгливости… Да-а-а, не думала, что спустя столько лет, эти воспоминания будут по-прежнему причинять боль. Хотя разве ж это боль? Так – отголоски. Вот тогда малышка Лили чувствовала боль! Она два месяца пролежала с сильнейшей магической лихорадкой, терзаемая своими демонами и неспособная прогнать их! Если бы не преданный Роджер, ухаживающий за своей юной хозяйкой, и не мои способности к ментальной магии, «заморозившие» эмоции на долгое время, то я бы не выжила... Очнувшись, решила доказать себе, что не слабая и не ошибка, что тоже многого стою! Именно с этого момента началась моя история как мага жизни и увлечённость знаниями вообще. Я кушала, делала всё, что от меня требовали учителя, которые знали о моём «дефекте» и были предвзяты: большинство – потому, что жалели и старались подготовить меня к будущей жизни при дворе и местным «кровососам», отточив умения и маски до совершенства, некоторые – хотели самоутвердиться за мой счёт, – но сейчас я им всем безмерно благодарна за это, хотя тогда мне было очень обидно... а потом я спешила в библиотеку, где проводила всё свободное время. Моя – научная – была мне пока непонятна, поэтому я тайными ходами пробиралась в обычную, и там зачитывалась древними фолиантами. Два года спустя – спасибо идеальной магической памяти и ментальным практикам, а также заклинаниям и ритуалам из книги, которую мне посоветовал Джер, – все фолианты и свитки, находящиеся в общей библиотеке и секретных архивах рода, были мною тщательно изучены и заняли своё место в моём «ментальном хранилище». С научной библиотекой я расправилась только спустя десять лет. Виной тому было моё обучение в военной академии.
– Ну вот почему эту вазу поставили в детской комнате? Не нашлось, что ли, в огромном замке места получше? Попросили бы меня! Я бы нашла его для очередной папиной игрушки! – с неудовольствием бурчала маленькая экспериментаторша, нарезая круги по спальне и не замечая, как в ответ на её эмоции колеблются нити магии, как различные стихии следуют за ней по пятам, словно хвост за кометой. – Как было бы хорошо, если бы можно было выкинуть фифочкин прах на улицу! А лучше для надёжности его ещё и прикопать под розовым кустиком по-тихому!
И тут я почувствовала дуновение тёплого ветерка и едва уловимый запах роз. Развернувшись лицом к окну, в очередной раз застыла от изумления: один едва заметный поток ветра (очень похожий на окружающие ниточки, только намного толще) аккуратно открывал окно, второй – больше похожий на веник – сдвигал пепел к нему. Потом третий поток-покрывало подхватил, закутал прах фифочки и кульком вылетел, как будто выпрыгнул, в распахнутое окно! Остальные ветряные канаты последовали за ним. Я подбежала к окну и нашла их глазами. Эти затейники подлетели к одному из розовых кустов, двое из них быстро-быстро закружили вокруг самого «упитанного» кустика, образуя воронку, и принялись плавно, осторожно, вытягивать растение из земли, а «кулёчек» стоял на стрёме! Когда кустик вместе с корешками оказался зависшим в метре от земли, оттуда вдруг полезли другие полупрозрачные потоки-щупальца и принялись затягивать несчастное растение обратно! Но если ветряные канаты были бело-голубые, то эти щупальца были разных цветов: от светло-жёлтого до тёмно-коричневого. А ещё, приглядевшись, я поняла, что кустик тоже пронизан, даже, скорее, окутан, тоненькой паутинкой зелёного цвета, просто из-за листьев она мне раньше не была заметна, а теперь, когда изумрудные ниточки стали изо всех сил тянуться к щупальцам, то я их с лёгкостью обнаружила! Как же, оказывается, отличается этот мир от того, что я видела раньше! Какой он интересный!.. Я с любопытством продолжила наблюдать «схватку воздушных и земельных сил» (мне показалось, что это название идеально подходит для необычной битвы). Однако, долго мне любоваться не пришлось: кто-то из слуг, наверное, садовник, двигался в эту сторону! Мы (я и «силы») испугались, и, быстро договорившись, силы принялись за совместную работу: «жёлтенькие» за одно мгновение вырыли глубокую ямку, куда «кулёчек» и поместил покойную фифочку, после чего щупальца добавили слой земли, а «голубенькие» ровно опустили в ямку кустик и, придерживая, дождались, пока противники закопают ямку. Дело было сделано! Я шёпотом поблагодарила помощников, и они исчезли.
Постояв у окна ещё некоторое время и понаблюдав за изменившимся миром, я отправилась в столовую ужинать, так как слуги уж очень настойчиво стучались в мои покои, что совершенно не давало сосредоточиться. По дороге я ловила на себе печальные и разочарованные взгляды и не понимала, почему все так странно на меня смотрят. Но долго думать над этим не получалось: меня всё время отвлекали ниточки и их разнообразные плетения, а также непонятно откуда взявшаяся головная боль и странные, как будто чужие, чувства, а иногда даже и мысли. Короткие, в одно-два слова: «Бедняжка», «Бедная девочка», «Несчастный ребёнок», «Не повезло», «Глупые лорды», «Как можно», «Отказаться», – и эти восклицания в голове совершенно не добавляли мне радости. Когда я добралась до столовой, то без сил упала на свой стул. Кроме меня в комнате никого из родственников не было. Это показалось мне странным. Я вопросительно взглянула на слугу, но Роджер отвёл глаза и принялся подавать ужин. И всё это в полнейшей тишине! Хотя обычно он всегда (когда взрослых не было рядом) развлекал меня и Рози всякими историями. Что-то было явно не так... Я ела, не чувствуя вкуса предлагаемых блюд, и анализировала эмоции Джера. Там были сожаление, злость, жалость, нежность и глубокая печаль.
«Хорошо, что не почувствовала разочарования и презрения, – подумала я, вспомнив эмоции некоторых слуг. – Осталось только понять – откуда что взялось...»
И я решила попытаться (как частенько поговаривал маркиз Карвэн, когда рассказывал истории про свою службу в Тайной канцелярии) залезть Роджеру в голову! Я сконцентрировалась на своём желании всё узнать и на голове Джера. Сначала ничего не происходило, потом пришла какая-то слабость, словно я вся стала желе, и вдруг почувствовала, как моё сознание куда-то затягивает... Вокруг был сплошной бело-серый туман. Я попробовала сделать шаг, но ничего не вышло! Пройти дальше не получалось! И обратно выйти не получалось! Я застряла! Неимоверными усилиями подавив панику, представила себя ниточкой: такой же, как те, что, оказывается, нас окружают. И мне удалось пройти сквозь невидимые преграды! Передо мной вспышками мелькали картинки, слышались различные фразы... и я поняла, что это воспоминания Роджера! Как же мне хотелось всё-всё здесь посмотреть! Но так как лазить в чужой голове нехорошо (тем более без разрешения), то я сконцентрировалась на родителях и своих и Джера эмоциях. Через несколько мгновений передо мной, прямо напротив глаз, появилось старое карманное зеркальце в простой прямоугольной медной оправе; точно такое было у Роджера в жизни: перед своей смертью его мама (обычный человек) оставила свою величайшую ценность – зеркальце – сыну, и он бережно хранит его до сих пор...
От мыслей о слуге и его маме меня отвлекло серебристое сияние, исходящее как будто из глубины зеркальной глади. Я, не задумываясь, дотронулась до неё рукой и, почувствовав жуткий, пробирающий до костей холод, попыталась убрать руку, но та словно приросла к зеркалу! Дёрнувшись несколько раз, я замерла: холод сковал всё моё тело, а потом пришли воспоминания. Они просто оказались в моей голове, и я не могла ничего другого сделать, кроме как просмотреть их целиком...
В первом – Джер вместе с ещё четырьмя слугами после обеда убирался в библиотеке. Там оказался просто ужасный беспорядок: почти все книги были скинуты с полок, всюду виднелись следы огненной магии, многие предметы мебели и некоторые фолианты оказались совершенно мокрыми, окна были выбиты, статуэтки мраморным крошевом украшали полы, защитные заклинания и прочие чары были уничтожены... Я ужаснулась – никогда такого не видела! Но это было только начало: через пару часов послышались шаги и дверь практически снесло с петель волной воздушной магии; следом вошёл разъярённый отец и непривычно бледная и тихая мать. Герцог упал в кресло и, призвав двухлитровую бутылку гномьего самогона, налил себе полный стакан. Осушив его одним махом и даже не поморщившись, он уставился на жену, примостившуюся в кресле напротив.
– Вот скажи мне, Джулия, как так вышло, что у нас – у нас! – у двух не самых слабых боевых магов, входящих в десятку сильнейших в империи Сайхан, родилась такая дочь?! Как?! Да у неё же резерв как у отродья «пустых»! И при этом она – целитель! Целитель! – на стенах библиотеки появились новые полосы от огненной плети, а слуги понадёжнее спрятались за дальними стеллажами.
Я не понимала, что сейчас происходит, но то, что я – целитель, осознала отчётливо.
Мама вздрогнула и обняла себя руками. Отец, глядя на неё, глубоко вздохнул, опрокинул в себя ещё один стакан и снова сел в кресло.
– Целительница... Да у хороших целителей резерв в два раза превышает мой! А те, чей равен моему, – от несложных ранений и лёгких болезней и проклятий только вылечить и могут! При этом по происхождению они из семей, которым далеко до баронских, но «пустых» в родителях не имеет никто из них! Остальные – просто мусор! И теперь оказывается, что моя дочь, мой первый ребёнок, тоже мусор! А её резерв! Никогда ни у кого из целителей я такого не видел! Даже у самого слабого целителя, ребёнка двух «пустых», резерв практически в два раза больше, чем у неё! Наша дочь даже не мусор! Она ошибка! Ошибка этого мира! Наша ошибка! – орал отец, а я чувствовала, как что-то в моей душе рвётся. Наверное, ниточки... Нет, я больше никогда не смогу считать его родным. Никогда не смогу доверять ему. Как же больно! А ещё больнее от того, что моя любимая мамочка молчит.
Ближайшие стеллажи превратились в щепки от волны огненных шаров, выпущенных герцогом.
И тут ровным тихим голосом заговорила герцогиня:
– Лучше уж очень слабая целительница, чем «пустая» или чем маг огня или воды с таким резервом, – женщина изящно поднялась со своего кресла и, встав за спиной супруга, положила руки ему на плечи. – Не переживай, дорогой. Я уверена, что Розалина будет сильным магом. И наш малыш тоже, – с улыбкой добавила она.
Герцог развернулся и, приобняв жену, нежно провёл ладонью по её пока ещё плоскому животику.
– Я верю тебе, Джулия. И очень хочу, чтобы это было действительно так.
Супруги обнялись и покинули библиотеку.
Слуги зашептались...
Во втором воспоминании передо мной предстал разговор слуг во время вечернего собрания: все уже всё знали. Чары конфиденциальности, наложенные на поместье, запрещали разглашать сведения, полученные в доме, но только родственников и слуг рода этот запрет не сильно ограничивал: между собой они могли делиться любыми новостями.
В основном прислуга жалела «юную леди», но были среди слуг и те, кто говорил, что это наказание аристократам за все их грехи. Меня, в том, что я «позор рода», «недостойная дочь» и «ошибка», обвиняли всего четверо магов, совершенно со мной не знакомых. Но их мнение осуждалось, поскольку слуги меня действительно любили: я никогда не повышала на них голос, всегда была вежливой и не просила чего-нибудь невозможного, как мать и сестра. Воспоминания царапнули сердце острыми коготками.
Третье и последнее воспоминание касалось распоряжений на счёт сегодняшнего ужина и дальнейших указаний, связанных с моим обеспечением. В этом воспоминании отец сидел за столом в своём кабинете, в кресле, и обнимал мать, расположившуюся на подлокотнике. У обоих были холодные бесстрастные лица. Помимо них в кабинете ещё находилось пятеро главных слуг, включая Роджера.
Указания давались сухим тоном и сводились к следующему: меня переселяют из «Покоев первенца» в левое крыло поместья, меня кормят (отдельно), обучают всему тому, что должна знать леди (тоже отдельно ото всех), в свободное время я предоставлена самой себе. Ещё отец сказал, что мне не стоит видеться с сестрой и что уделять мне лишнее внимание ни к чему. Эти «пожелания» прозвучали как приказ генерала, и всем было понятно, что подпускать ко мне Рози и общаться со мной как раньше строго запрещено.
Это было обидно и несправедливо! Ладно – выселили из покоев! Так их в хозяйском правом крыле столько, что можно долго искать друг друга и никогда не встретиться! Допустим, не хотите меня видеть, но можно же и в основном здании спальню выделить! Нет, решили сразу переселить куда подальше! Да там, вообще, всего две гостевые комнаты есть, в которые заселяют только в том случае, если остальные заняты! Это крыло всё отдано под научные изыскания: лаборатория (первый этаж и подвал), научная библиотека (второй и третий этажи), те самые гостевые покои и оранжерея с редкими растениями, в которой уже давно остался только грунт и парочка сорняков (четвёртый этаж). Прекрасно! Не хотите со мной общаться – больно надо! Но почему другим нельзя, если хочется? А с Рози мы лучшие подруги, так что обязательно найдём способ увидеться!
Так я думала сидя за столом и пряча глаза от Джера. Голова немного болела после путешествия по чужому сознанию, но в ней уже вырисовывался план. И пусть хотелось кричать и плакать от боли, но я – леди. Мне нельзя!..
– Каким же сильным ребёнком мы с тобой были, Лилиан, – покачала головой я и, сделав очередной глоток вина, запрокинула её на кровать. – Сколько всего нам пришлось преодолеть! Помню, как через пару недель «молчаливого заточения» попыталась поговорить с родителями: они смерили меня безразличными взглядами, сказали, что я не оправдала их надежд, сподобились, наконец, сообщить о моей магической предрасположенности и резерве, после чего без прикрас обрисовали мои перспективы и приказали слугам проводить меня, – хмыкнув, сделала ещё глоток. – Да уж, умеют мои глубокоуважаемые родители общаться с детьми! Сказать такое семилетнему ребёнку, собственной дочери!.. Но намного больнее мне было осознать, что моя милая Розалина, моя любимая сестрёнка, которая меньше чем на год младше меня, стала относиться ко мне ещё хуже, чем родители. Она высмеяла меня, когда я в тот же день подкараулила её в розовом саду. Теперь, при взгляде на «никчёмную недомажку», как она прозвала меня, в её глазах читалось неприкрытое презрение и личное превосходство, а на лице, вообще, появлялось выражение брезгливости… Да-а-а, не думала, что спустя столько лет, эти воспоминания будут по-прежнему причинять боль. Хотя разве ж это боль? Так – отголоски. Вот тогда малышка Лили чувствовала боль! Она два месяца пролежала с сильнейшей магической лихорадкой, терзаемая своими демонами и неспособная прогнать их! Если бы не преданный Роджер, ухаживающий за своей юной хозяйкой, и не мои способности к ментальной магии, «заморозившие» эмоции на долгое время, то я бы не выжила... Очнувшись, решила доказать себе, что не слабая и не ошибка, что тоже многого стою! Именно с этого момента началась моя история как мага жизни и увлечённость знаниями вообще. Я кушала, делала всё, что от меня требовали учителя, которые знали о моём «дефекте» и были предвзяты: большинство – потому, что жалели и старались подготовить меня к будущей жизни при дворе и местным «кровососам», отточив умения и маски до совершенства, некоторые – хотели самоутвердиться за мой счёт, – но сейчас я им всем безмерно благодарна за это, хотя тогда мне было очень обидно... а потом я спешила в библиотеку, где проводила всё свободное время. Моя – научная – была мне пока непонятна, поэтому я тайными ходами пробиралась в обычную, и там зачитывалась древними фолиантами. Два года спустя – спасибо идеальной магической памяти и ментальным практикам, а также заклинаниям и ритуалам из книги, которую мне посоветовал Джер, – все фолианты и свитки, находящиеся в общей библиотеке и секретных архивах рода, были мною тщательно изучены и заняли своё место в моём «ментальном хранилище». С научной библиотекой я расправилась только спустя десять лет. Виной тому было моё обучение в военной академии.
