выгоду из этого положения, подводя под свою жизнь убогую философию о не такой уж важности наличия достатка - что количество денег не зависит от ума или способностей а напрямую идет вверх или вниз как именно человек живет, мыслит и поступает в своей земной жизни.
Игорь никогда не завидовал им (он вообще ни к кому не испытывал этого чувства, мог только сказать себе, к примеру, когда видел по настоящему дорогую, комфортабельную вещь - "... Ну да, хорошая машинка, качественная ..." - и дальше думал о том, если ему это было нужно, как этот человек сделал так, что эта вещь сейчас у него, как именно заработал и что делал и каким образом это можно применить для себя), не желал подобной для себя доли, так как очень не любил ограниченных людей и не выносил тупость. Считал искренне что в жизни очень много интересного и любопытного можно познать и в чем то себя попробовать, попытаться раскрыть свои способности и принести пользу не только себе, но и людям, тем более при наличии такого количества денег, дающих фактически полную свободу действий в жизни. И ему действительно хватало того уровня по финансовой планке для выстраивания комфортной, относительно свободной своей жизни. Игорь давно уже себя приучил себя к изменению отношения к подобного рода людям и обстоятельствам, то есть старался всегда не натягивать белое пальто составленное из своих представлений и взглядов о мире, нравственных устоев и моральных правил на всех подряд а принимать людей такими, какие они есть, не осуждая, не критикуя, ничему не удивляясь - это их жизнь, их ответственность, их судьба и им отвечать за все это после смерти.
Он окончательно собрал сумку, отправил несколько электронных писем своим клиентам по поводу недельного отсутствия и невозможности взаимодействия в эти дни, еще раз просмотрел на предмет запланированных судебных заседаний свой ежедневник и электронное расписание на месяц вперед. Убедился что в ближайшие три недели в этом плане ничего не предстоит, выкурил еще одну сигару в полностью темной, без света где бы то ни было квартире, сидя в кресле в своем рабочем кабинете.
А после отключил телефон и безо всяких мыслей, какого либо беспокойства и малейшего намека на маломальский душевный вихрь, осторожно, почти на ощупь добрался до кровати и лег спать.
Ровно в восемь утра Игорь вышел из такси перед трехметровым заборомс маленькой, узорчатой чугунной калиткой.
Поставив сумку на чистый снег слева от дверцы, которая была настолько небольшой, что казалось это вход в подземелье с многокилометровыми ходами, поворотами и тупиками а не проход в больницу, Игорь стоял оглядываясь по сторонам. Сквозь железные розы на калитке виднелось старинное здание, в котором разместилась лечебница. Вокруг забора и больницы расположился густой лес, состоящий в основном из пушистых, объемистых посеребренных елей. Когда то, еще в дореволюционные времена это было мужским монастырем. В 1918 году всех монахов расстреляли, всю более менее имеющую ценность церковную утварь растащили, деревянные иконы сбросили в кучу, рубили топорами, шашками. Изуродованные, лохматые части после рубки сожгли здесь же, во внутреннем дворе, при этом обливая маслом из сорванных лампад свои ботинки из кожи и хромовые кованые сапоги, которыми топтали до этого с озверелостью и дикими, бессмысленными глазами иконостасы. А потом, глядя на огонь, в котором сгорали старинные иконы, чистили до блеска обувь, радуясь своей временной безнаказанности.
Помещения монастыря приспособили под подсобные помещения и склады, начав свозить сюда муку и сахар в больших количествах, поставили охрану, вооруженную винтовками со штыками, создав таким образом стратегический запас пропитания для города. Никто из них, судя по архивам, не закончил жизнь спокойной смертью - в течении очень короткого времени, буквально за 8 лет кто то утонул, кто то заживо сгорел, пропал без вести, кого то нашли убитым а кто то сам повесился в лесу, рядом с бывшим монастырем. С годами тут был детский дом, завод по производству швейных иголок, городской военкомат и в итоге отдали после реконструкции и капитального ремонта под лечение психически больных. Так же проводили здесь судебно-психиатрические экспертизы, имея часть здания под постоянное нахождение и проживание больных на принудительном лечении, которым уже никогда по причине своей болезни не находиться в обществе по решению суда, не имея возможности до самой смерти своей выйти за пределы забора, опоясывающего территорию больницы.
Игорь знал это место, бывая здесь несколько раз по служебной необходимости, угрюмость и тяжесть обстановки, самого здания давило сразу же на все тело и голову, при первых же шагах по территории больничного комплекса. Он помнил еще проступающие лики святых на расписанных стенах при реконструкции под слоями грубой штукатурки, как бы их не старались затирать, как оформлял с юридической стороны пакет документов перехода здания в собственность администрации города.
Он выкурил сигарету, закинув окурок точно попав открытую пасть бетонной урны, поднял сумку, сделал глубокий вдох и выдох, нажал на обшарпанную красную кнопку электрического звонка, расположенную вверху справа возле калитки. Буквально через минуту ко входу приближался чуть ли не бегом в телогрейке, надетой поверх белого халата, видимо будучи санитаром усатый, с взъерошенными черными волосами на голове невысокий худой мужичонка с дерганной походкой, лет пятидесяти пяти.
Спросил неожиданно высоким фальцетом Игоря к кому он. Игорь назвал свою фамилию, мужичишка долго открывал калитку, поочередно пробуя разные ключи на двух связках, наконец через пару минут чугунная дверца поддалась его усилиям, запустил Игоря, потом так же старательно санитар ее закрывал. Когда они дошли до высокого, недавно чищенного от наледи и снега крыльца, санитар начал нервно стучать в толстую, корявую и местами выгнутую облезлую стальную дверь с решетчатым вырезанным квадратом с закрывающейся пластиной. Со скрипом в сторону отошла пластина и в квадрате появилось одутловатое женское лицо за решеткой, быстро взглянув кто за дверью, загремели затворы с противным и протяжным визгом. Все эти бряканья, грохот дверей и замков отдающий неприятным послезвучием в ушах Игоря сразу навели на него какую то злобную тоску, которая на несколько мгновений холодным ветром пронеслась внутри него. Захотелось тут же развернуться и бежать отсюда, однако внутри, пройдя еще через две решетчатые из толстой арматуры, с неряшливыми сварными швами на непокрашенных дверях оказалось очень светло, стены оказались расписаны ярко-желтой краской, с написанными на них картинами в морской тематике и висящими керамическими горшками со цветами на деревянных, покрытых лаком полках.
- Егорыч, воруши копытами, чё как не живой то сегодня! - хриплым, огрубелым голосом чуть ли не прокричала еще одна санитарка этого учреждения, открывавшая им дверь, после чего надолго закашлялась, махнув на них рукой. Егорыч промолчал, подошел к телефону на стене, сообщив кому то об Игоре, после чего указал ему в какой кабинет и как ему пройти.
Игорь поднялся на второй этаж, нашел нужную дверь, постучал в нее и чуть приоткрывая спросил:
- Разрешите?
Одновременно с этим из кабинета выскочила молоденькая, симпатичная медсестра, с раскрасневшимся лицом и слезами на глазах и не видя ничего перед собой, побежала по коридору. Вслед ей из глубины кабинета донесся мужской голос, крикнувший:
- Предупреждаю в последний раз! И запомните что я сказал!
Игорь еще раз постучал и спросил разрешения зайти и услышал:
- Да, да, прошу вас, заходите!
В просторном кабинете, за столом в форме буквы "П" сидел в кожаном кресле с высокой спинкой профессор Черепков, рассматривая чей то рентгеновский снимок грудной клетки на просвет, повернувшись в сторону окна. А во всю стену круглое зеркало, висевшее слева от окошка, показало Игорю полного человека, с абсолютно седыми, средней длины волосами, с точным пробором на голове, с очень аккуратной стрижкой полубокс и такой же седыми, идеально подстриженными усами с бородой. В круглых очках, похожий на бегемота в белом халате, на вид ему было лет семьдесят - семьдесят пять.
Игорь у порога назвал свое имя, фамилию и от кого он, еще раз спросил можно ли войти.
Черепков, развернувшись в кресле к двери несколько секунд непонимающе смотрел на Игоря, продолжая держать большую прямоугольную черную пленку в вытянутой руке перед собой, потом бросил ее на край стола, резво выскочил из своего кресла, так же необычайно быстро для своей комплекции подошел к Игорю:
- А-а-а ... Игорь ... простите, запамятовал ваше отчество?
- Петрович.
- Точно ... Игорь Петрович. В свете последних событий, я бы даже сказал - нужно! Прошу вас, присаживайтесь, мы сейчас все с вами обсудим, все выясним, я вам все расскажу и покажу. Вы извините, у нас тут небольшой производственный, так сказать, инцидент, требующий немедленного разрешения и строгих мер наказания. Но ... это естественное явление, человеческий фактор всегда присутствует в любом деле, ничего с этим не поделаешь. Не обращайте внимания, это не имеет никакого отношения к нашему с вами делу.
Игорь кивнул, с интересом рассматривая профессора Черепкова. Тот в свою очередь дружелюбным и мягким взглядом изучал Игоря.
- Может быть кофе? Или что то покрепче?
- Кофе будет в самый раз. Закурить можно?
- Конечно, конечно, курите - ответил Черепков и подвинул к Игорю пепельницу из белого мрамора в виде кленового листа, затем нажал под столом на что то, в стене напротив Игоря открылась до этого незаметная в интерьере кабинета дверь и зашла дежурно улыбаясь миловидная, очень юная, лет восемнадцати девушка. В классическом дресс-коде: белый верх, черный низ, блузка и короткая юбка, на очень высоких каблуках.
- Людочка, два черных крепких кофе, по пять ложек сахара, без сливок на трехсотграммовую кружку.
Людмила удалилась, не произнеся ни слова.
Черепков сказал:
- Я знаю ваш вкус в этом плане и она отлично готовит этот напиток. Ну а я, так как мы с вами почти уже свои люди, позволю себе немного больше.
Он дотянулся из кресла до небольшого напольного сейфа и достал оттуда граненный, пузатый, с плотной пробкой графин, с написанным на нем лаком для ногтей разными по высоте мелкими, красными буквами "Спирт 96%" и такой же стакан с гранями, толстыми стенками, граммов на двести пятьдесят.
- Иногда это просто необходимость, после тяжелейшего дня, как сегодня - произнес Черепков, быстро заполняя стакан до половины спиртом, после этого чуть замедлившись, что то рассматривая на дне стакана, как бы задумавшись, стоит ли это вообще делать, решительно выпил. Сделав несколько коротких, прерывистых выдохов и только после этого осторожно, небольшими порциями впуская в себе воздух, Черепков смачно крякнул, убрав стакан и графин обратно в сейф.
- Знаю, вы наверняка скажете - как же, ведь должны быть способы другие для расслабления, их действительно много, самых разнообразных, уж тем более как не мне это знать. Но это один из старых, проверенных и действенных методов, правда, все чаще в последнее время к нему прибегаю.
Игорь молча стряхивал пепел от сигареты в пепельницу, внутренне усмехнулся и подумал:
"Зачем ему то что я скажу? Неужели это так важно? И что еще будет, раз он считает себя почти своим человеком в отношении меня?"
- Но вернемся к нашим , совместным делам.
Круглое лицо Черепкова с маленькими ушками чуточку раскраснелось, стало еще добродушнее, он заерзал на кресле, устраиваясь поудобнее.
- Так вот, Игорь Петрович. Начиная с сегодняшнего утра вы поступаете в мое полное распоряжение. Я настоятельно прошу вас выполнять все мои просьбы и указания адекватно. Я повторюсь - адекватно воспринимать то что я буду говорить, советовать и рекомендовать. У нас уже бывали случаи, когда у тех кто прибывал сюда как вы, не исполняя того что я говорил, оставались тут навсегда. При вашем желании и для более полного понимания всей серьезности ситуации я могу вам их показать, они находятся в отдельных палатах, вернее даже будет сказать боксах, при усиленном круглосуточном наблюдении, на интенсивной медикаментозной терапии. Проще говоря на психотропных препаратах для снятия различных проявлений их состояний и поддержания на определенном уровне, безопасном прежде всего для них самих и персонала нашей больницы. А у каждого они свои - ярость, гнев, агрессия, апатия, членовредительство, попытки суицида, галлюцинации, мания преследования, бред - и прочее, прочее, прочее ...
Не буду вас утомлять подробными деталями, уверен что вам своих сложностей сейчас хватает. Я говорю вам это все не просто так, ради того чтобы проявить свою может быть более высокую позицию на данный момент или просто поизгаляться, прорабатывая какие свои внутренние комплексы, да мне и не нужно это, таким извращенным способом над кем либо самоутверждаться, поверьте мне. Хвала Создателю, я уже давным давно с этим всем разобрался и в голове разложил по полочкам. Поймите меня пожалуйста правильно, это все для пользы дела, то что я говорю сейчас. Чтобы вы поняли для себя сразу, что любое мое требование к вам в дальнейшем построено на определенной программе, в которой алгоритм действий проработан опытным путем и все выводы основаны как на негативных, так и на позитивных результатах. А так же в ходе экспериментальных исследований, разработок и доработок, в том числе с применением различных, порой кажущихся с человеческой точки зрения жестоких и излишне болезненных манипуляций. Боль естественно снимаем, хотя насколько я знаю, вы ее уже не почти не чувствуете, неприятные побочные эффекты - в вашем случае это встречи, неожиданные визиты и разговоры с теми, кого уже давно нет в живых - уберем.
Уверяю вас, что посещение вашего одноклассника в ночь перед тем как приехали к нам - это один из последних эпизодов общения с мертвыми, к концу прохождения программы этого уже не будет в вашей новой - хочу это отдельно отметить - жизни с другим организмом и головой. Думаю что вам уже самому порядком надоело принимать, если можно так выразиться, тех кого вы знали, тех кто находится лучшем из миров, как говорится. Весьма и весьма спорное выражение, но это отдельная и обширная тема, не будем на ней заострять внимание, да и мое мнение по этому поводу совсем не к месту. И не зачем, собственно говоря.
Бесшумной тенью вошла в кабинет Люда, продолжая чему загадочно улыбаться, поставила поднос из светлого метала с двумя чашками кофе и миниатюрной сахарницей, наполненной зернистыми квадратиками рафинада и так же незаметно удалилась, неприлично виляя бедрами.
- Прошу, Игорь Петрович, ваш кофе. Кстати сказать, этого за все время пребывания у вас будет в избытке, в неограниченных количествах, я имею в виду кофе, сигареты, сигары тех сортов и марок к которым вы привыкли и постоянно употребляете, помимо того что вы взяли с собой на семь суток. Кроме всего прочего, привычная вам еда, остальные натуральные как негазированные напитки - соки, вода, молоко, сливки, йогурты, так и кока-кола, пепси, словом все что вам будет нужно, будет предоставлено.
Игорь никогда не завидовал им (он вообще ни к кому не испытывал этого чувства, мог только сказать себе, к примеру, когда видел по настоящему дорогую, комфортабельную вещь - "... Ну да, хорошая машинка, качественная ..." - и дальше думал о том, если ему это было нужно, как этот человек сделал так, что эта вещь сейчас у него, как именно заработал и что делал и каким образом это можно применить для себя), не желал подобной для себя доли, так как очень не любил ограниченных людей и не выносил тупость. Считал искренне что в жизни очень много интересного и любопытного можно познать и в чем то себя попробовать, попытаться раскрыть свои способности и принести пользу не только себе, но и людям, тем более при наличии такого количества денег, дающих фактически полную свободу действий в жизни. И ему действительно хватало того уровня по финансовой планке для выстраивания комфортной, относительно свободной своей жизни. Игорь давно уже себя приучил себя к изменению отношения к подобного рода людям и обстоятельствам, то есть старался всегда не натягивать белое пальто составленное из своих представлений и взглядов о мире, нравственных устоев и моральных правил на всех подряд а принимать людей такими, какие они есть, не осуждая, не критикуя, ничему не удивляясь - это их жизнь, их ответственность, их судьба и им отвечать за все это после смерти.
Он окончательно собрал сумку, отправил несколько электронных писем своим клиентам по поводу недельного отсутствия и невозможности взаимодействия в эти дни, еще раз просмотрел на предмет запланированных судебных заседаний свой ежедневник и электронное расписание на месяц вперед. Убедился что в ближайшие три недели в этом плане ничего не предстоит, выкурил еще одну сигару в полностью темной, без света где бы то ни было квартире, сидя в кресле в своем рабочем кабинете.
А после отключил телефон и безо всяких мыслей, какого либо беспокойства и малейшего намека на маломальский душевный вихрь, осторожно, почти на ощупь добрался до кровати и лег спать.
Ровно в восемь утра Игорь вышел из такси перед трехметровым заборомс маленькой, узорчатой чугунной калиткой.
Поставив сумку на чистый снег слева от дверцы, которая была настолько небольшой, что казалось это вход в подземелье с многокилометровыми ходами, поворотами и тупиками а не проход в больницу, Игорь стоял оглядываясь по сторонам. Сквозь железные розы на калитке виднелось старинное здание, в котором разместилась лечебница. Вокруг забора и больницы расположился густой лес, состоящий в основном из пушистых, объемистых посеребренных елей. Когда то, еще в дореволюционные времена это было мужским монастырем. В 1918 году всех монахов расстреляли, всю более менее имеющую ценность церковную утварь растащили, деревянные иконы сбросили в кучу, рубили топорами, шашками. Изуродованные, лохматые части после рубки сожгли здесь же, во внутреннем дворе, при этом обливая маслом из сорванных лампад свои ботинки из кожи и хромовые кованые сапоги, которыми топтали до этого с озверелостью и дикими, бессмысленными глазами иконостасы. А потом, глядя на огонь, в котором сгорали старинные иконы, чистили до блеска обувь, радуясь своей временной безнаказанности.
Помещения монастыря приспособили под подсобные помещения и склады, начав свозить сюда муку и сахар в больших количествах, поставили охрану, вооруженную винтовками со штыками, создав таким образом стратегический запас пропитания для города. Никто из них, судя по архивам, не закончил жизнь спокойной смертью - в течении очень короткого времени, буквально за 8 лет кто то утонул, кто то заживо сгорел, пропал без вести, кого то нашли убитым а кто то сам повесился в лесу, рядом с бывшим монастырем. С годами тут был детский дом, завод по производству швейных иголок, городской военкомат и в итоге отдали после реконструкции и капитального ремонта под лечение психически больных. Так же проводили здесь судебно-психиатрические экспертизы, имея часть здания под постоянное нахождение и проживание больных на принудительном лечении, которым уже никогда по причине своей болезни не находиться в обществе по решению суда, не имея возможности до самой смерти своей выйти за пределы забора, опоясывающего территорию больницы.
Игорь знал это место, бывая здесь несколько раз по служебной необходимости, угрюмость и тяжесть обстановки, самого здания давило сразу же на все тело и голову, при первых же шагах по территории больничного комплекса. Он помнил еще проступающие лики святых на расписанных стенах при реконструкции под слоями грубой штукатурки, как бы их не старались затирать, как оформлял с юридической стороны пакет документов перехода здания в собственность администрации города.
Он выкурил сигарету, закинув окурок точно попав открытую пасть бетонной урны, поднял сумку, сделал глубокий вдох и выдох, нажал на обшарпанную красную кнопку электрического звонка, расположенную вверху справа возле калитки. Буквально через минуту ко входу приближался чуть ли не бегом в телогрейке, надетой поверх белого халата, видимо будучи санитаром усатый, с взъерошенными черными волосами на голове невысокий худой мужичонка с дерганной походкой, лет пятидесяти пяти.
Спросил неожиданно высоким фальцетом Игоря к кому он. Игорь назвал свою фамилию, мужичишка долго открывал калитку, поочередно пробуя разные ключи на двух связках, наконец через пару минут чугунная дверца поддалась его усилиям, запустил Игоря, потом так же старательно санитар ее закрывал. Когда они дошли до высокого, недавно чищенного от наледи и снега крыльца, санитар начал нервно стучать в толстую, корявую и местами выгнутую облезлую стальную дверь с решетчатым вырезанным квадратом с закрывающейся пластиной. Со скрипом в сторону отошла пластина и в квадрате появилось одутловатое женское лицо за решеткой, быстро взглянув кто за дверью, загремели затворы с противным и протяжным визгом. Все эти бряканья, грохот дверей и замков отдающий неприятным послезвучием в ушах Игоря сразу навели на него какую то злобную тоску, которая на несколько мгновений холодным ветром пронеслась внутри него. Захотелось тут же развернуться и бежать отсюда, однако внутри, пройдя еще через две решетчатые из толстой арматуры, с неряшливыми сварными швами на непокрашенных дверях оказалось очень светло, стены оказались расписаны ярко-желтой краской, с написанными на них картинами в морской тематике и висящими керамическими горшками со цветами на деревянных, покрытых лаком полках.
- Егорыч, воруши копытами, чё как не живой то сегодня! - хриплым, огрубелым голосом чуть ли не прокричала еще одна санитарка этого учреждения, открывавшая им дверь, после чего надолго закашлялась, махнув на них рукой. Егорыч промолчал, подошел к телефону на стене, сообщив кому то об Игоре, после чего указал ему в какой кабинет и как ему пройти.
Игорь поднялся на второй этаж, нашел нужную дверь, постучал в нее и чуть приоткрывая спросил:
- Разрешите?
Одновременно с этим из кабинета выскочила молоденькая, симпатичная медсестра, с раскрасневшимся лицом и слезами на глазах и не видя ничего перед собой, побежала по коридору. Вслед ей из глубины кабинета донесся мужской голос, крикнувший:
- Предупреждаю в последний раз! И запомните что я сказал!
Игорь еще раз постучал и спросил разрешения зайти и услышал:
- Да, да, прошу вас, заходите!
В просторном кабинете, за столом в форме буквы "П" сидел в кожаном кресле с высокой спинкой профессор Черепков, рассматривая чей то рентгеновский снимок грудной клетки на просвет, повернувшись в сторону окна. А во всю стену круглое зеркало, висевшее слева от окошка, показало Игорю полного человека, с абсолютно седыми, средней длины волосами, с точным пробором на голове, с очень аккуратной стрижкой полубокс и такой же седыми, идеально подстриженными усами с бородой. В круглых очках, похожий на бегемота в белом халате, на вид ему было лет семьдесят - семьдесят пять.
Игорь у порога назвал свое имя, фамилию и от кого он, еще раз спросил можно ли войти.
Черепков, развернувшись в кресле к двери несколько секунд непонимающе смотрел на Игоря, продолжая держать большую прямоугольную черную пленку в вытянутой руке перед собой, потом бросил ее на край стола, резво выскочил из своего кресла, так же необычайно быстро для своей комплекции подошел к Игорю:
- А-а-а ... Игорь ... простите, запамятовал ваше отчество?
- Петрович.
- Точно ... Игорь Петрович. В свете последних событий, я бы даже сказал - нужно! Прошу вас, присаживайтесь, мы сейчас все с вами обсудим, все выясним, я вам все расскажу и покажу. Вы извините, у нас тут небольшой производственный, так сказать, инцидент, требующий немедленного разрешения и строгих мер наказания. Но ... это естественное явление, человеческий фактор всегда присутствует в любом деле, ничего с этим не поделаешь. Не обращайте внимания, это не имеет никакого отношения к нашему с вами делу.
Игорь кивнул, с интересом рассматривая профессора Черепкова. Тот в свою очередь дружелюбным и мягким взглядом изучал Игоря.
- Может быть кофе? Или что то покрепче?
- Кофе будет в самый раз. Закурить можно?
- Конечно, конечно, курите - ответил Черепков и подвинул к Игорю пепельницу из белого мрамора в виде кленового листа, затем нажал под столом на что то, в стене напротив Игоря открылась до этого незаметная в интерьере кабинета дверь и зашла дежурно улыбаясь миловидная, очень юная, лет восемнадцати девушка. В классическом дресс-коде: белый верх, черный низ, блузка и короткая юбка, на очень высоких каблуках.
- Людочка, два черных крепких кофе, по пять ложек сахара, без сливок на трехсотграммовую кружку.
Людмила удалилась, не произнеся ни слова.
Черепков сказал:
- Я знаю ваш вкус в этом плане и она отлично готовит этот напиток. Ну а я, так как мы с вами почти уже свои люди, позволю себе немного больше.
Он дотянулся из кресла до небольшого напольного сейфа и достал оттуда граненный, пузатый, с плотной пробкой графин, с написанным на нем лаком для ногтей разными по высоте мелкими, красными буквами "Спирт 96%" и такой же стакан с гранями, толстыми стенками, граммов на двести пятьдесят.
- Иногда это просто необходимость, после тяжелейшего дня, как сегодня - произнес Черепков, быстро заполняя стакан до половины спиртом, после этого чуть замедлившись, что то рассматривая на дне стакана, как бы задумавшись, стоит ли это вообще делать, решительно выпил. Сделав несколько коротких, прерывистых выдохов и только после этого осторожно, небольшими порциями впуская в себе воздух, Черепков смачно крякнул, убрав стакан и графин обратно в сейф.
- Знаю, вы наверняка скажете - как же, ведь должны быть способы другие для расслабления, их действительно много, самых разнообразных, уж тем более как не мне это знать. Но это один из старых, проверенных и действенных методов, правда, все чаще в последнее время к нему прибегаю.
Игорь молча стряхивал пепел от сигареты в пепельницу, внутренне усмехнулся и подумал:
"Зачем ему то что я скажу? Неужели это так важно? И что еще будет, раз он считает себя почти своим человеком в отношении меня?"
- Но вернемся к нашим , совместным делам.
Круглое лицо Черепкова с маленькими ушками чуточку раскраснелось, стало еще добродушнее, он заерзал на кресле, устраиваясь поудобнее.
- Так вот, Игорь Петрович. Начиная с сегодняшнего утра вы поступаете в мое полное распоряжение. Я настоятельно прошу вас выполнять все мои просьбы и указания адекватно. Я повторюсь - адекватно воспринимать то что я буду говорить, советовать и рекомендовать. У нас уже бывали случаи, когда у тех кто прибывал сюда как вы, не исполняя того что я говорил, оставались тут навсегда. При вашем желании и для более полного понимания всей серьезности ситуации я могу вам их показать, они находятся в отдельных палатах, вернее даже будет сказать боксах, при усиленном круглосуточном наблюдении, на интенсивной медикаментозной терапии. Проще говоря на психотропных препаратах для снятия различных проявлений их состояний и поддержания на определенном уровне, безопасном прежде всего для них самих и персонала нашей больницы. А у каждого они свои - ярость, гнев, агрессия, апатия, членовредительство, попытки суицида, галлюцинации, мания преследования, бред - и прочее, прочее, прочее ...
Не буду вас утомлять подробными деталями, уверен что вам своих сложностей сейчас хватает. Я говорю вам это все не просто так, ради того чтобы проявить свою может быть более высокую позицию на данный момент или просто поизгаляться, прорабатывая какие свои внутренние комплексы, да мне и не нужно это, таким извращенным способом над кем либо самоутверждаться, поверьте мне. Хвала Создателю, я уже давным давно с этим всем разобрался и в голове разложил по полочкам. Поймите меня пожалуйста правильно, это все для пользы дела, то что я говорю сейчас. Чтобы вы поняли для себя сразу, что любое мое требование к вам в дальнейшем построено на определенной программе, в которой алгоритм действий проработан опытным путем и все выводы основаны как на негативных, так и на позитивных результатах. А так же в ходе экспериментальных исследований, разработок и доработок, в том числе с применением различных, порой кажущихся с человеческой точки зрения жестоких и излишне болезненных манипуляций. Боль естественно снимаем, хотя насколько я знаю, вы ее уже не почти не чувствуете, неприятные побочные эффекты - в вашем случае это встречи, неожиданные визиты и разговоры с теми, кого уже давно нет в живых - уберем.
Уверяю вас, что посещение вашего одноклассника в ночь перед тем как приехали к нам - это один из последних эпизодов общения с мертвыми, к концу прохождения программы этого уже не будет в вашей новой - хочу это отдельно отметить - жизни с другим организмом и головой. Думаю что вам уже самому порядком надоело принимать, если можно так выразиться, тех кого вы знали, тех кто находится лучшем из миров, как говорится. Весьма и весьма спорное выражение, но это отдельная и обширная тема, не будем на ней заострять внимание, да и мое мнение по этому поводу совсем не к месту. И не зачем, собственно говоря.
Бесшумной тенью вошла в кабинет Люда, продолжая чему загадочно улыбаться, поставила поднос из светлого метала с двумя чашками кофе и миниатюрной сахарницей, наполненной зернистыми квадратиками рафинада и так же незаметно удалилась, неприлично виляя бедрами.
- Прошу, Игорь Петрович, ваш кофе. Кстати сказать, этого за все время пребывания у вас будет в избытке, в неограниченных количествах, я имею в виду кофе, сигареты, сигары тех сортов и марок к которым вы привыкли и постоянно употребляете, помимо того что вы взяли с собой на семь суток. Кроме всего прочего, привычная вам еда, остальные натуральные как негазированные напитки - соки, вода, молоко, сливки, йогурты, так и кока-кола, пепси, словом все что вам будет нужно, будет предоставлено.
