Все спят. Это радует, позволяя мне немного побыть в одиночестве. Важно заметить, что я практически не пересекалась вчера с О’Брайеном, несмотря на то, что занял он комнату на третьем этаже. Думаю, он завалился спать. Выглядел так, будто бухал всю ночь перед поездкой, в чем не сомневаюсь.
Надо не забыть выпить витамины.
Занимаюсь готовкой, а «народ» подтягивается, поэтому не успею покушать наедине с собой. Иногда приятно посидеть в тишине с кружкой чая, послушать пение птиц за окном, но часто приходится изменять природному шуму с музыкой в наушниках.
— Тебе помочь? — Лиллиан предлагает, и мне нравится, что она не стремится сесть на шею. Женщина часто отвлекается от своих дел, чтобы составить мне компанию в магазине или по готовке и уборке, но не думаю, что это именно то, чего желает отец. Ему, как и мне, хочется, чтобы Лиллиан не чувствовала себя загруженной домашней работой, вот только оставлять всё на моих плечах тоже нехорошо, верно?
— Можете поставить чайник? — улыбаюсь, пока вожусь с тарелками и вилками. Отец зевает, садится за стол, лениво потягиваясь, чтобы привести тело в чувство после сна. Раскладываю еду всем, кто находится в помещении, ставлю тарелки на стол, чтобы не заставлять взрослых лишний раз подниматься. Лиллиан разливает кофе, стреляя улыбкой на мужчину, который так же искоса смотрит в ответ, растянув бледные губы. Подобные переглядки выглядят очень мило. Сама спешу сесть, чтобы дать желудку возможность получить желаемые калории, иначе изведет меня своим воем.
— Райли, — отец протягивает сидящей рядом с ним Лиллиан кружку с чаем. Я отодвигаю стул, но не опускаюсь на него, готовясь к тому, что мужчина попросит передать что-то из холодильника.
— Ты повесила белье? — он отпивает кофе, сонно смотрит на меня. Начинаю стучать пальцами по спинке стула и отвожу взгляд на несколько секунд, после чего вновь обращаю внимание на отца, промычав:
— Нет еще.
— Оно не постиралось? — он удивленно хмурит брови, и его «удивление» такое естественное, взгляд будто говорит: «Как так? Такое возможно?» — не знаю, почему мысленно передразниваю его внешность, но выглядит мужчина даже слегка ошарашенным, что заставляет меня с таким же непониманием заморгать:
— Нет, постиралось, просто я… — хочу указать на тарелку с едой, чтобы объяснить, что встала позже, поэтому сама не успела позавтракать.
— Помнишь, я просил сразу его вешать, — напоминает без задней мысли. — Если белье долго во влажной среде, оно портится.
Правда? Ну, если оно лежит сырым недельку, то да, покрывается плесенью, и то, нечасто. Был случай, когда у нас белье осталось в стиральной машине мокрым. Да, оно жутко пахло и покрылось плесенью, пришлось выбросить. Но это ведь просто завтрак. Я быстро сметаю всё и…
Отец поднимает брови, перемешивая сахар в кружке с кофе.
Вздыхаю, не громко, и задвигаю стул, сохранив улыбку:
— Приятного аппетита, — желаю, направившись с бурчанием к двери, и получаю ответ от взрослых: «Спасибо». Прижимаю ладонь к воющему и ругающемуся животу, мысленно обещая, что сразу после разборки с бельем набью его завтраком.
У нас три ванных комнат в доме. В трех комнатах стиральные машинки. И все они забиты постельным барахлом, которое теперь пахнет лавандой. Хоть что-то приятное. Приходится обойти все этажи, спуская несколько корзин с бельем вниз на террасу заднего двора. Здесь всё ужасно заросло, но еще видно место, где обычно жгли костер. Прочные веревки тянутся от столба террасы к крыше домика, где мама и бабушка хранили комнатные растения и разные принадлежности по уходу для сада.
Начинаю развешивать белье, шагая по приятной мягкой траве босиком. Она еще покрыта росой. Голубое небо без единого облака, ярко светит солнце. Думаю, высохнет быстро, надеюсь, Лиллиан поможет с глажкой. Всего четыре корзины, две уже пусты, остается еще половина. Слышу, как за домом смеется женщина, кажется, они с отцом всё-таки решились немного побродить в воде. Я рада, что они чувствуют себя хорошо. Стою у веревки, встряхивая белье, и отхожу к заросшему виноградом забору, чтобы сквозь стволы елей рассмотреть взрослых, резвящихся, словно дети. Не отвлекаюсь от работы, когда слышу, как скрипит дверь, и на террасу выходит парень в кофте и джинсах. Вынимает упаковку сигарет из кармана, щурясь от яркого света, бьющего по глазам. Думаю, он не замечает меня, как удачно начинается этот день. Могу видеть, как Лиллиан носится на берегу, её платье ниже колен мокрое, и она смеется, верещит, когда отец брызгает её, не в силах сдержать смех, ведь выглядит женщина забавно и мило. Сама начинаю улыбаться, всё еще игнорируя парня, который спускается с террасы на траву, что-то задевая под ногами. И это что-то явно привлекает его внимание, но мне плевать. С улыбкой возвращаюсь к веревкам, повернувшись спиной к О’Брайену, вешаю и разглаживаю руками синюю наволочку. Агнесс обещала прислать конспекты и домашнюю работу. Мне не хочется отставать от программы, всё-таки последний год, впереди экзамены и поступление, а я трачу время здесь.
Внезапно получаю сильный, ледяной удар в спину, тут же обернувшись с испугом на лице, так как не сразу понимаю, что это вообще за чертовщина. Врезаюсь взглядом в парня, который сжимает сигарету в зубах, прищурившись, смотрит в ответ так, будто ничего сверхненормального не случилось. В руках держит шланг для полива растений. Открываю рот от возмущения, пока пальцами щупаю ткань мокрой майки на спине:
— Ты в своем… — мне не дают закончить. Получаю удар холодной водой в лицо, успев сжать веки и губы, а руки немного раскидываю в стороны, не в силах полностью принять реальность происходящего, ведь для меня подобное настолько нелепо и глупо, что граничит с невозможным. Съеживаюсь от мороза, окутавшего всё тело сразу. Лицо мокрое, волосы мокрые, майка мокрая. Моргаю, выплюнув жидкость, что сумела попасть в рот. Рассерженно смотрю на равнодушно дымящего типа, что выдает спокойным тоном:
— Случайно, — и его губы растягиваются в отвратительную ухмылку. Сгибаю руки в локтях, сжав ладони в кулаки, и еле контролирую тяжелый выдох, полный злости:
— М, — мычу, начав ощущать удары прохладного ветра, не нахожу возможности что-то сказать, ведь не верю, что это вообще происходит со мной. Хочу медленно шагнуть к террасе, чтобы с непоколебимым видом продолжить работу, но сильная струя воды из колодца вновь врезается в бедро, заставив меня сорваться:
— Да что с тобой… — и в лицо. Сгибаюсь, отворачиваясь, ладонями растираю сжатые веки, избавляясь от избытка воды. Активно дышу, стиснув зубы, и сглатываю, со скрипом в груди улыбаясь, но не могу оторвать взгляда от травы:
— Ты… — глубокий вдох. — Я знаю, что говорила это уже много раз, но… — еле контролирую тон голоса, чтобы не давать парню даже думать о том, что, возможно, ему удалось меня задеть.
— Ты противный, — мой неготовый к сопротивлению мозг находит не самые лучшие слова для обороны. Поднимаю голову, не поправляю прилипшие к лицу локоны волос. Слишком голодна, чтобы думать.
О’Брайен продолжает раздражающе усмехаться и пожимает плечами, выглядя очень довольно:
— На самом деле, — хрипит, вынимая сигарету изо рта, предварительно сильно затянув, чтобы выдохнуть дым через ноздри. — Все парни противные, — пару раз надавливает на переключатель шланга, чтобы короткие струи воды ударили по моим ногам. — Я просто не скрываю этого.
— Да что ты? — шепчу, сощурившись, и еле сдерживаюсь, чтобы не проявить сильных эмоций, хотя мне чертовски хочется бросить тот самый крупный камень, который валяется под ногами, прям напрашиваясь встретиться с физиономией этого придурка:
— Так это всё в корне меняет, — опять глотаю злость, выдавив неприятную для самой себя улыбку. Дилан поднимает брови, кивнув головой, и вновь направляет на меня шланг, делает это с таким видом, словно подобное нормально, а я всё сильнее убеждаюсь, что говорить с ним по-взрослому не удастся. Добиваюсь чего-то рационального от невоспитанного ребенка. Смешно, удачи, Райли.
Получаю водой в лицо, но уже не раздражаюсь, а просто смахиваю жидкость грубым движением ладони, и быстрым шагом возвращаюсь к своей работе, чтоб скорее покончить и поесть.
И выпить наконец-то витамины. Забываю.
Окунаю лицо в ладони, полные прохладной воды. Жар не проходит. Горло болит сильнее, а средство для полоскания рта закончилось. До ближайшего торгового центра ехать долго, поэтому не стану заставлять отца гнаться туда. Обычно инфекция в горле держится около недели, после чего организм сам справляется, так что ничего, потерплю.
Выпрямляюсь, взглянув на свое отражение в зеркале ванной комнаты со светлой плиткой. Люблю уборную на третьем этаже. Жаль, что пришлось выставить завядшие растения отсюда, отец не видит в них толку. Хорошо, что ему неизвестно, что переношу «ненужную» растительность к себе в комнату. Будет злиться из-за непослушания.
Надуваю щеки, выдохнув, и слушаю громкое негодование желудка, погладив живот ладонью. Сейчас накормлю тебя, давно пора уже набить чем-то съедобным, но пришлось первым делом принять теплый душ. На улице жарко, но я развешивала вещи на ветру. Без того простыла. Даже замерзнуть успела.
Мешки под глазами сохранились, внешняя усталость, не присущая моему лицу, почему-то не сменяется чем-то здоровым. Думаю, мой организм просто привык к ежедневному приему витаминов, поэтому сейчас я чувствую себя немного нехорошо. Плюс, простуда.
Собираю мокрые волосы, не расчесывая, заплетаю в косичку, плюя на то, как выгляжу. Дайте мне наконец позавтракать. Мокрую пижаму оставляю сушиться на балконе, переодеваюсь в мягкие домашние шорты в клетку, а сверху натягиваю старую огромную футболку с кармашком на правой груди. Косичка прилипает к коже шеи, с неё стекает остаток воды, поэтому ворчу, вовсе собрав волосы в пучок. Раздражает. Обычно, я терпеливее отношусь к таким мелочам, но сейчас хочется схватить пряди и отсобачить клочья волос.
Бросаю взгляд в зеркало, прежде чем выйти. Пф, выгляжу стрёмно.
Спускаюсь вниз, на кухню, чтобы насладиться завтраком. За столом вновь распивают кофе взрослые, которые так же приняли душ после беготни в воде. Не вникаю в суть того, что они обсуждают, и не стала бы, если бы Лиллиан не смеялась, обращаясь ко мне:
— Райли, — хихикает, и я оглядываюсь, хмурясь. Пальцами касаюсь дверцы холодильника, пока отец продолжает за женщину:
— Ты никогда не рассказывала, как в пятом классе на сцене у тебя упала юбка, — и смеются. Мое лицо выражает… Эм… Ничего. Я лишь стреляю взглядом на парня, который сидит с другого края стола, помешивая спокойно сахар в кружке с кофе. Выдыхаю, закатив глаза, и отворачиваюсь, ища свой завтрак на полках холодильника. И мне бы удалось просто проигнорировать, так как эта ситуация правда со стороны кажется смешной, как и для всех в том зале она являлась таковой, но я-то помню, что именно испытывала в тот момент, поэтому не могу сохранить молчание. Смущение толкает на нежелательное действие, так что закрываю дверцу холодильника, схватив только одинокое яблоко с полки:
— Да, был разок, — поворачиваюсь к ним лицом, делая вид, что сама с удовольствием вспоминаю и смеюсь. — Если уж зашла речь о фейлах, то пусть Дилан расскажет, как во время соревнований споткнулся прямо на старте во время бега, — его мать начинает смеяться с новой силой, но уже над сыном. Парень перестает мешать кофе, но внешне всё так же спокоен. Откусываю яблоко, оставляя взрослых обсуждать новую тему и хохотать. Данное поведение, как по мне, немного неправильно. Они не были в моей шкуре, даже в шкуре того же Дилана, так что не понимают, какие неприятные эмоции охватывают тебя в момент позора. Выхожу в прихожую, решая отдохнуть от человеческого шума и немного подышать.
Босиком шагаю по траве к мостику. Конечно, кислого фрукта не достаточно, чтобы мой организм насытился, говорят, яблоки как раз разгоняют чувство голода, но пойду кушать, когда все покинут кухню.
Деревянная пристройка хрустит под ногами. Подхожу к самому краю, с наслаждением принимая теплый ветер, что осторожно одолевает кожу лица, тормоша ткань моей футболки. Сажусь на краю, одну ногу свесив, чтобы касаться носком поверхности воды, а другую сгибаю, обняв рукой колено. Кусаю яблоко. Поют птицы. Ветви хвойных деревьев шуршат. Трава шелестит. Солнце греет кожу рук, покрытую мелкими родинками. Тишина. Покой. Никаких раздражающих голосов. Прикрываю веки, полностью отдаваясь атмосфере, а сознание пользуется моим расслаблением, поэтому помогает воссоздать приятное воспоминание в голове.
Помню, это было летом. Жарко, душно. Мама приехала, чтобы провести со мной свои выходные. Мне лет пять, не больше. С рождения неясная боязнь воды не давала мне войти в озеро, но за руки с мамой заходила. Девушка много смеялась, ведь визжать я начинала, как резанная, стоит ей отпустить меня.
Она учила меня плавать. Водила вдоль берега, до конца мостика, говоря, что здесь мелко, поэтому я могу чувствовать дно под ногами. И я его чувствовала, но всё равно боялась отпускать её руки. Плавать, конечно, не научилась. Думаю, это потому, что в детстве я считала, что научить меня может только мать. Обычно именно она была инициатором плаваний, а мне оставалось только слушаться, закусив губу, так как была готова на любое времяпровождение, лишь бы с ней. Уверена, все дети в какой-то степени зависят от родителей. Отец говорит, моя зависимость ненормальна, хотя чего он ожидал от ребенка, который видел свою мать раз в год?
«Двигай ножками», — она улыбается, отходя всё дальше от берега, и тащит меня по воде за собой, а я не могу держаться на поверхности, просто не понимаю, как это происходит.
Смотрю в сторону, на то место, чуть дальше конца мостика, где заканчивается мелководье. Резкий спуск вниз, в глубину. Именно там я начинала плакать.
И мать берет меня на руки, прижимая мокрое тело к мокрому. Смеется, ведь правда не понимает, что именно меня так пугает. И её смех детально воспроизводится в сознании, словно я слышу его каждый день, поэтому никак не могу забыть. Она говорит то, что отражается в моей голове, превращаясь в необходимое, значимое до сих пор. То, что мне хочется слышать.
«Успокойся, я держу тебя», — и смеется, пока я кричу, ножками колотя поверхность воды, а пальцами цепляюсь за её волосы, заставляя поднять себя выше.
Хмурое лицо. Даже не выражающее злость, скорее, я рассержена. Наблюдаю, как поверхность озера спокойно вибрирует от скачущих водных жучков. Тишина. Носком ноги оставляю круги, мое отражение искажается. Со стороны дома всё еще слышен голос отца и громкий смех Лиллиан.
Пухлой щекой прижимаюсь к колену, продолжая давить стопой на воду.
Кажется, они неплохо проводят время вместе.
Это ведь здорово.
Порой наступают те самые дни, когда настроение резко падает, и самое жуткое, что найти причины данной меланхолии не выходит. Тебе просто грустно, нет, даже не так, ты чувствуешь именно «ничего». Никакой тяги к любимым делам, никакого рвения к вещам, которые проворачиваешь ежедневно с удовольствием. Апатичное состояние, делающее из тебя недееспособного человека. Комок обрастает сердце, постепенно занимая всю грудную клетку, сдавливает, будто просясь разорвать кожу для освобождения.
Надо не забыть выпить витамины.
Занимаюсь готовкой, а «народ» подтягивается, поэтому не успею покушать наедине с собой. Иногда приятно посидеть в тишине с кружкой чая, послушать пение птиц за окном, но часто приходится изменять природному шуму с музыкой в наушниках.
— Тебе помочь? — Лиллиан предлагает, и мне нравится, что она не стремится сесть на шею. Женщина часто отвлекается от своих дел, чтобы составить мне компанию в магазине или по готовке и уборке, но не думаю, что это именно то, чего желает отец. Ему, как и мне, хочется, чтобы Лиллиан не чувствовала себя загруженной домашней работой, вот только оставлять всё на моих плечах тоже нехорошо, верно?
— Можете поставить чайник? — улыбаюсь, пока вожусь с тарелками и вилками. Отец зевает, садится за стол, лениво потягиваясь, чтобы привести тело в чувство после сна. Раскладываю еду всем, кто находится в помещении, ставлю тарелки на стол, чтобы не заставлять взрослых лишний раз подниматься. Лиллиан разливает кофе, стреляя улыбкой на мужчину, который так же искоса смотрит в ответ, растянув бледные губы. Подобные переглядки выглядят очень мило. Сама спешу сесть, чтобы дать желудку возможность получить желаемые калории, иначе изведет меня своим воем.
— Райли, — отец протягивает сидящей рядом с ним Лиллиан кружку с чаем. Я отодвигаю стул, но не опускаюсь на него, готовясь к тому, что мужчина попросит передать что-то из холодильника.
— Ты повесила белье? — он отпивает кофе, сонно смотрит на меня. Начинаю стучать пальцами по спинке стула и отвожу взгляд на несколько секунд, после чего вновь обращаю внимание на отца, промычав:
— Нет еще.
— Оно не постиралось? — он удивленно хмурит брови, и его «удивление» такое естественное, взгляд будто говорит: «Как так? Такое возможно?» — не знаю, почему мысленно передразниваю его внешность, но выглядит мужчина даже слегка ошарашенным, что заставляет меня с таким же непониманием заморгать:
— Нет, постиралось, просто я… — хочу указать на тарелку с едой, чтобы объяснить, что встала позже, поэтому сама не успела позавтракать.
— Помнишь, я просил сразу его вешать, — напоминает без задней мысли. — Если белье долго во влажной среде, оно портится.
Правда? Ну, если оно лежит сырым недельку, то да, покрывается плесенью, и то, нечасто. Был случай, когда у нас белье осталось в стиральной машине мокрым. Да, оно жутко пахло и покрылось плесенью, пришлось выбросить. Но это ведь просто завтрак. Я быстро сметаю всё и…
Отец поднимает брови, перемешивая сахар в кружке с кофе.
Вздыхаю, не громко, и задвигаю стул, сохранив улыбку:
— Приятного аппетита, — желаю, направившись с бурчанием к двери, и получаю ответ от взрослых: «Спасибо». Прижимаю ладонь к воющему и ругающемуся животу, мысленно обещая, что сразу после разборки с бельем набью его завтраком.
У нас три ванных комнат в доме. В трех комнатах стиральные машинки. И все они забиты постельным барахлом, которое теперь пахнет лавандой. Хоть что-то приятное. Приходится обойти все этажи, спуская несколько корзин с бельем вниз на террасу заднего двора. Здесь всё ужасно заросло, но еще видно место, где обычно жгли костер. Прочные веревки тянутся от столба террасы к крыше домика, где мама и бабушка хранили комнатные растения и разные принадлежности по уходу для сада.
Начинаю развешивать белье, шагая по приятной мягкой траве босиком. Она еще покрыта росой. Голубое небо без единого облака, ярко светит солнце. Думаю, высохнет быстро, надеюсь, Лиллиан поможет с глажкой. Всего четыре корзины, две уже пусты, остается еще половина. Слышу, как за домом смеется женщина, кажется, они с отцом всё-таки решились немного побродить в воде. Я рада, что они чувствуют себя хорошо. Стою у веревки, встряхивая белье, и отхожу к заросшему виноградом забору, чтобы сквозь стволы елей рассмотреть взрослых, резвящихся, словно дети. Не отвлекаюсь от работы, когда слышу, как скрипит дверь, и на террасу выходит парень в кофте и джинсах. Вынимает упаковку сигарет из кармана, щурясь от яркого света, бьющего по глазам. Думаю, он не замечает меня, как удачно начинается этот день. Могу видеть, как Лиллиан носится на берегу, её платье ниже колен мокрое, и она смеется, верещит, когда отец брызгает её, не в силах сдержать смех, ведь выглядит женщина забавно и мило. Сама начинаю улыбаться, всё еще игнорируя парня, который спускается с террасы на траву, что-то задевая под ногами. И это что-то явно привлекает его внимание, но мне плевать. С улыбкой возвращаюсь к веревкам, повернувшись спиной к О’Брайену, вешаю и разглаживаю руками синюю наволочку. Агнесс обещала прислать конспекты и домашнюю работу. Мне не хочется отставать от программы, всё-таки последний год, впереди экзамены и поступление, а я трачу время здесь.
Внезапно получаю сильный, ледяной удар в спину, тут же обернувшись с испугом на лице, так как не сразу понимаю, что это вообще за чертовщина. Врезаюсь взглядом в парня, который сжимает сигарету в зубах, прищурившись, смотрит в ответ так, будто ничего сверхненормального не случилось. В руках держит шланг для полива растений. Открываю рот от возмущения, пока пальцами щупаю ткань мокрой майки на спине:
— Ты в своем… — мне не дают закончить. Получаю удар холодной водой в лицо, успев сжать веки и губы, а руки немного раскидываю в стороны, не в силах полностью принять реальность происходящего, ведь для меня подобное настолько нелепо и глупо, что граничит с невозможным. Съеживаюсь от мороза, окутавшего всё тело сразу. Лицо мокрое, волосы мокрые, майка мокрая. Моргаю, выплюнув жидкость, что сумела попасть в рот. Рассерженно смотрю на равнодушно дымящего типа, что выдает спокойным тоном:
— Случайно, — и его губы растягиваются в отвратительную ухмылку. Сгибаю руки в локтях, сжав ладони в кулаки, и еле контролирую тяжелый выдох, полный злости:
— М, — мычу, начав ощущать удары прохладного ветра, не нахожу возможности что-то сказать, ведь не верю, что это вообще происходит со мной. Хочу медленно шагнуть к террасе, чтобы с непоколебимым видом продолжить работу, но сильная струя воды из колодца вновь врезается в бедро, заставив меня сорваться:
— Да что с тобой… — и в лицо. Сгибаюсь, отворачиваясь, ладонями растираю сжатые веки, избавляясь от избытка воды. Активно дышу, стиснув зубы, и сглатываю, со скрипом в груди улыбаясь, но не могу оторвать взгляда от травы:
— Ты… — глубокий вдох. — Я знаю, что говорила это уже много раз, но… — еле контролирую тон голоса, чтобы не давать парню даже думать о том, что, возможно, ему удалось меня задеть.
— Ты противный, — мой неготовый к сопротивлению мозг находит не самые лучшие слова для обороны. Поднимаю голову, не поправляю прилипшие к лицу локоны волос. Слишком голодна, чтобы думать.
О’Брайен продолжает раздражающе усмехаться и пожимает плечами, выглядя очень довольно:
— На самом деле, — хрипит, вынимая сигарету изо рта, предварительно сильно затянув, чтобы выдохнуть дым через ноздри. — Все парни противные, — пару раз надавливает на переключатель шланга, чтобы короткие струи воды ударили по моим ногам. — Я просто не скрываю этого.
— Да что ты? — шепчу, сощурившись, и еле сдерживаюсь, чтобы не проявить сильных эмоций, хотя мне чертовски хочется бросить тот самый крупный камень, который валяется под ногами, прям напрашиваясь встретиться с физиономией этого придурка:
— Так это всё в корне меняет, — опять глотаю злость, выдавив неприятную для самой себя улыбку. Дилан поднимает брови, кивнув головой, и вновь направляет на меня шланг, делает это с таким видом, словно подобное нормально, а я всё сильнее убеждаюсь, что говорить с ним по-взрослому не удастся. Добиваюсь чего-то рационального от невоспитанного ребенка. Смешно, удачи, Райли.
Получаю водой в лицо, но уже не раздражаюсь, а просто смахиваю жидкость грубым движением ладони, и быстрым шагом возвращаюсь к своей работе, чтоб скорее покончить и поесть.
И выпить наконец-то витамины. Забываю.
Окунаю лицо в ладони, полные прохладной воды. Жар не проходит. Горло болит сильнее, а средство для полоскания рта закончилось. До ближайшего торгового центра ехать долго, поэтому не стану заставлять отца гнаться туда. Обычно инфекция в горле держится около недели, после чего организм сам справляется, так что ничего, потерплю.
Выпрямляюсь, взглянув на свое отражение в зеркале ванной комнаты со светлой плиткой. Люблю уборную на третьем этаже. Жаль, что пришлось выставить завядшие растения отсюда, отец не видит в них толку. Хорошо, что ему неизвестно, что переношу «ненужную» растительность к себе в комнату. Будет злиться из-за непослушания.
Надуваю щеки, выдохнув, и слушаю громкое негодование желудка, погладив живот ладонью. Сейчас накормлю тебя, давно пора уже набить чем-то съедобным, но пришлось первым делом принять теплый душ. На улице жарко, но я развешивала вещи на ветру. Без того простыла. Даже замерзнуть успела.
Мешки под глазами сохранились, внешняя усталость, не присущая моему лицу, почему-то не сменяется чем-то здоровым. Думаю, мой организм просто привык к ежедневному приему витаминов, поэтому сейчас я чувствую себя немного нехорошо. Плюс, простуда.
Собираю мокрые волосы, не расчесывая, заплетаю в косичку, плюя на то, как выгляжу. Дайте мне наконец позавтракать. Мокрую пижаму оставляю сушиться на балконе, переодеваюсь в мягкие домашние шорты в клетку, а сверху натягиваю старую огромную футболку с кармашком на правой груди. Косичка прилипает к коже шеи, с неё стекает остаток воды, поэтому ворчу, вовсе собрав волосы в пучок. Раздражает. Обычно, я терпеливее отношусь к таким мелочам, но сейчас хочется схватить пряди и отсобачить клочья волос.
Бросаю взгляд в зеркало, прежде чем выйти. Пф, выгляжу стрёмно.
Спускаюсь вниз, на кухню, чтобы насладиться завтраком. За столом вновь распивают кофе взрослые, которые так же приняли душ после беготни в воде. Не вникаю в суть того, что они обсуждают, и не стала бы, если бы Лиллиан не смеялась, обращаясь ко мне:
— Райли, — хихикает, и я оглядываюсь, хмурясь. Пальцами касаюсь дверцы холодильника, пока отец продолжает за женщину:
— Ты никогда не рассказывала, как в пятом классе на сцене у тебя упала юбка, — и смеются. Мое лицо выражает… Эм… Ничего. Я лишь стреляю взглядом на парня, который сидит с другого края стола, помешивая спокойно сахар в кружке с кофе. Выдыхаю, закатив глаза, и отворачиваюсь, ища свой завтрак на полках холодильника. И мне бы удалось просто проигнорировать, так как эта ситуация правда со стороны кажется смешной, как и для всех в том зале она являлась таковой, но я-то помню, что именно испытывала в тот момент, поэтому не могу сохранить молчание. Смущение толкает на нежелательное действие, так что закрываю дверцу холодильника, схватив только одинокое яблоко с полки:
— Да, был разок, — поворачиваюсь к ним лицом, делая вид, что сама с удовольствием вспоминаю и смеюсь. — Если уж зашла речь о фейлах, то пусть Дилан расскажет, как во время соревнований споткнулся прямо на старте во время бега, — его мать начинает смеяться с новой силой, но уже над сыном. Парень перестает мешать кофе, но внешне всё так же спокоен. Откусываю яблоко, оставляя взрослых обсуждать новую тему и хохотать. Данное поведение, как по мне, немного неправильно. Они не были в моей шкуре, даже в шкуре того же Дилана, так что не понимают, какие неприятные эмоции охватывают тебя в момент позора. Выхожу в прихожую, решая отдохнуть от человеческого шума и немного подышать.
Босиком шагаю по траве к мостику. Конечно, кислого фрукта не достаточно, чтобы мой организм насытился, говорят, яблоки как раз разгоняют чувство голода, но пойду кушать, когда все покинут кухню.
Деревянная пристройка хрустит под ногами. Подхожу к самому краю, с наслаждением принимая теплый ветер, что осторожно одолевает кожу лица, тормоша ткань моей футболки. Сажусь на краю, одну ногу свесив, чтобы касаться носком поверхности воды, а другую сгибаю, обняв рукой колено. Кусаю яблоко. Поют птицы. Ветви хвойных деревьев шуршат. Трава шелестит. Солнце греет кожу рук, покрытую мелкими родинками. Тишина. Покой. Никаких раздражающих голосов. Прикрываю веки, полностью отдаваясь атмосфере, а сознание пользуется моим расслаблением, поэтому помогает воссоздать приятное воспоминание в голове.
Помню, это было летом. Жарко, душно. Мама приехала, чтобы провести со мной свои выходные. Мне лет пять, не больше. С рождения неясная боязнь воды не давала мне войти в озеро, но за руки с мамой заходила. Девушка много смеялась, ведь визжать я начинала, как резанная, стоит ей отпустить меня.
Она учила меня плавать. Водила вдоль берега, до конца мостика, говоря, что здесь мелко, поэтому я могу чувствовать дно под ногами. И я его чувствовала, но всё равно боялась отпускать её руки. Плавать, конечно, не научилась. Думаю, это потому, что в детстве я считала, что научить меня может только мать. Обычно именно она была инициатором плаваний, а мне оставалось только слушаться, закусив губу, так как была готова на любое времяпровождение, лишь бы с ней. Уверена, все дети в какой-то степени зависят от родителей. Отец говорит, моя зависимость ненормальна, хотя чего он ожидал от ребенка, который видел свою мать раз в год?
«Двигай ножками», — она улыбается, отходя всё дальше от берега, и тащит меня по воде за собой, а я не могу держаться на поверхности, просто не понимаю, как это происходит.
Смотрю в сторону, на то место, чуть дальше конца мостика, где заканчивается мелководье. Резкий спуск вниз, в глубину. Именно там я начинала плакать.
И мать берет меня на руки, прижимая мокрое тело к мокрому. Смеется, ведь правда не понимает, что именно меня так пугает. И её смех детально воспроизводится в сознании, словно я слышу его каждый день, поэтому никак не могу забыть. Она говорит то, что отражается в моей голове, превращаясь в необходимое, значимое до сих пор. То, что мне хочется слышать.
«Успокойся, я держу тебя», — и смеется, пока я кричу, ножками колотя поверхность воды, а пальцами цепляюсь за её волосы, заставляя поднять себя выше.
Хмурое лицо. Даже не выражающее злость, скорее, я рассержена. Наблюдаю, как поверхность озера спокойно вибрирует от скачущих водных жучков. Тишина. Носком ноги оставляю круги, мое отражение искажается. Со стороны дома всё еще слышен голос отца и громкий смех Лиллиан.
Пухлой щекой прижимаюсь к колену, продолжая давить стопой на воду.
Кажется, они неплохо проводят время вместе.
Это ведь здорово.
***
Порой наступают те самые дни, когда настроение резко падает, и самое жуткое, что найти причины данной меланхолии не выходит. Тебе просто грустно, нет, даже не так, ты чувствуешь именно «ничего». Никакой тяги к любимым делам, никакого рвения к вещам, которые проворачиваешь ежедневно с удовольствием. Апатичное состояние, делающее из тебя недееспособного человека. Комок обрастает сердце, постепенно занимая всю грудную клетку, сдавливает, будто просясь разорвать кожу для освобождения.
