Шагаем к прозрачным автоматическим дверям торгового центра, и меня немного забавляет взгляд, которым охранник провожает нас внутрь, сидя в своей будке. Думает, что за кретины закупаются в такой час?
Зал огромный. Свет приглушен для сохранности электроэнергии. Нам не нужно проходить мимо турникетов в основной зал, где находятся ряды высоких стеллажей. Нам требуется пройти в другой конец магазина, куда и начинаю двигаться, пока парень молча тащится за мной.
Телефон в руках вибрирует. Открываю сообщение от отца, слегка… Нет, ни хрена не слегка опешив. После списка лекарств идет следующее:
«Раз уж вы всё равно там, может, закупите кое-что? У тебя на карточке есть деньги», — затем следует список «необходимых» продуктов и вещей, заставивший меня приоткрыть рот, и опустить руки:
— Серьезно? — не реагирую должным образом, когда Дилан выхватывает из моих рук телефон, чтобы изучить текст сообщения, после чего хмурится куда сильнее, раздраженно выдав:
— Он хочет, чтобы мы полмагазина скупили?
Рывком отбираю свой мобильный, зло прошептав:
— Круто, — сворачиваю к входу в зал, заранее взяв железную тележку, чтобы складывать туда еду. Кто, если не я, будет заниматься этим? О’Брайен зевает, шагает позади, пока перечитываю список, в голове создавая маршрут. Плохо помню, где и что находится, отделы явно сменили свои места за столько лет.
Тошнота никуда не испаряется. Головная боль выматывает, и мне уже хочется просто бросить тележку, пойти в машину и завалиться спать на заднем сидении. Постоянно кашляю, радуясь только тому, что в магазине практически нет людей. Плюс, О’Брайен не особо многословен, не трогает меня и…
— Чего ты так медленно плетешься? — отлично. Парень пихает меня локтем, сжав пальцами ручку тележки:
— Я не собираюсь здесь полночи торчать, — ворчит, быстрым шагом отдаляясь, поэтому приходится ускориться вопреки своему состоянию. Дышу глубже, активнее, чтобы сдержать рвотные рефлексы. Отец писал про филе рыбное, поэтому заходим в рыбный отдел, и тут-то я понимаю, что дело плохо. Мне реально приходится не дышать носом.
— Что за филе? — раздражение этого типа усугубляет ситуацию. Он морально давит на меня, хотя даже не смотрит в мою сторону, изучая полки и рыбу, лежащую в кубиках льда.
Медленно хожу вдоль стеллажа, помутненным взглядом ища нужную упаковку. Живот воет, прижимаю к нему ладонь, немного согнувшись.
— Харе стоять, найди уже эту рыбу, — парень ведет себя, как нетерпеливый ребенок. Он везет за мной тележку, без конца врезается ею в мою спину, подталкивая к действию.
— Крольчатина, у тебя какие-то проблемы? — просто отвали. Дилан ворчит, запрокинув голову, даже не пытаюсь разобрать его слова. Вижу нужную упаковку и беру, бросив в тележку, после чего рвусь прочь из отдела морепродуктов. Но лучше не становится. Боюсь, мне придется отлучиться в уборную. Ощущение такое, что головная боль является причиной тошноты. Не могу терпеть давление в висках.
Проверяю список, ладонью держусь за ворот, прижимая его ко рту. Дышу. Не заставляю себя отвечать на раздражение парня, иначе точно вырвет. Останавливаюсь у отдела, где замечаю на полках мёд. Не вхожу внутрь, просто смотрю, ненадолго выпадая из реальности в свои мысли, поэтому с болью на лице реагирую, когда Дилан дает мне в спину тележкой, со злостью процедив:
— Блять, как же бесишь, — выдергивает из рук телефон, просматривая список. — Дура, мы прошли молочный отдел, — начинает пихать мне в лицо экран мобильного устройства, причем стараясь как следует вжать кончик моего носа, но ничего не отвечаю, только сморщившись. Делаю шаг назад. О’Брайен оставляет мой телефон у себя, пока разворачивает тележку, направившись в молочный отдел. Так не хочу идти за ним. Хочется стоять здесь, не двигаться, пускай даже у него мой телефон, главное, что находится на расстоянии от меня. Мне требуется больше личного пространства, в котором нет этого упыря.
И, знаете, я бы правда осталась на месте, ведь парень не нуждается в моем присутствии так же сильно, вот только…
Медленно поворачиваю голову, краем глаз улавливая движение. Трое мужчин, явно нетрезвых, бродят в отделе с алкоголем. Напрягаюсь, хотя они далеко от меня и вряд ли вообще способны в таком состоянии что-то сделать. Качаются из стороны в сторону, опьянено смеются, поддерживая друг друга за плечи.
Сглатываю, непроизвольно поспешив ближе к молочной секции. Я не доверяю Дилану, но незнакомых мужчин боюсь сильнее, поэтому буду стараться держаться рядом с парнем, чтобы недоброжелатели думали, что я не одна здесь. Звучит так же жалко, как и выглядит? Я прикрываюсь человеком, которого так же остерегаюсь, как и любого другого.
Парень берет упаковку яиц, неосторожно положив в тележку, и оглядывается, когда подхожу ближе, ладони скрывая под длинными рукавами свитера.
— Чего ты так медленно ходишь? У тебя в заднице что-то? — Боже, дай мне сил игнорировать это дерьмо, льющееся из его рта. Закатываю глаза, когда Дилан отворачивается, продолжив идти, и делаю пару шагов, внезапно ощутив, как тошнота подкатывает к самому вверху, поэтому замираю, испуганно сжав пальцами рот.
Начинает кружиться голова. Лоб горит, глаза к черту сейчас лопнут от давления.
— Ты стебешься? — О’Брайен подает голос, вытягивая ногу, чтобы пнуть меня в колено, только по этой причине не выдерживаю:
— Мне нехорошо, — звучит так раздраженно, как и хотелось, вот только из-за боли голос дрожит. Ставлю одну руку на талию, пока пальцами другой сжимаю рот, сильно сутулясь. Дышу через нос громко и ровно. Так глубоко, как только можно, чтобы помочь себе отогнать тошноту. От слабости организма трясутся колени. Не помню, чтобы когда-нибудь мне было настолько плохо.
— Не думаю, что тебе настолько плохо, — он делает пару шагов ко мне.
— Тебе откуда знать? — еле говорю, немного дернувшись от давления в глотке. Раздражает, что Дилан говорит это таким тоном, будто считает, что я лгу. Я не меньше хочу скорее покончить с этой вылазкой и вернуться домой. Думает, мне в кайф торчать здесь с ним?
— Ага, твой отец отправляет тебя, будучи тяжело больной, — уверена, он даже показывает кавычки пальцами, неприятно усмехаясь, — в магазин, нарушая твой оздоровительный сон, и…
Не могу. Сгибаюсь, не вытерпев, и с чувством стыда меня рвет на пол. Опираюсь ладонями на полусогнутые колени. Кашляю, успевая подавиться, и вовсе не чувствую, что мне становится легче от вышедшего, наоборот, подкатывает еще больше, что даже на глазах выступают неприятные слезы.
— На… на мои кроссовки? — парень интересуется сдержанно, видимо, уставившись куда-то перед собой, чтобы не видеть происходящего. Тон голоса такой… Ровный, без эмоций. Кое-как качаю головой, дав ответ, а сама не разгибаюсь, не меняю положения, чувствуя, как всё тело дрожит от напряжения.
— Славно, — шепчет, судя по движению, начинает оглядываться. — Тебе реально настолько плохо? — гребаное удивление в голосе, за которое хочется ему хорошенько врезать. И без того горю от стыда, еле перенося очередное унижение.
— Я сейчас на тебя плюну… — не выходит прошептать со злостью. Не способна на такой негатив в данный момент.
Слышу, как сдержанно он выдыхает, издав подобие тихого горлового мычания. Прекращает озираться, кажется, с трудом принимая решение, которое озвучивает мне:
— Для начала отойдем от этого места, — начинаю поддерживать локоны своих волос, находя в себе силы, чтобы немного выпрямиться, но головы по-прежнему не поднимаю. — Аптека где? — оставляет тележку, но вообще не думаю о ней, повернувшись, и спешно перебираю ногами, ведь шаг у парня большой:
— В конце, — только и могу выговорить, после сильно сжав дрожащие губы, боясь, что сейчас опять начну плеваться. Руками обнимаю живот, уже выше подняв лицо, но замученный усталостью взгляд оставляю на уровне пола. Следую за Диланом через отдел булочных изделий к кассам, одна из которых рабочая и находится в начале магазина. Есть перегородка, которая, в принципе, должна мешать тебе выйти из магазина не через положенное место, но её можно с легкостью миновать: О’Брайен без труда перелезает, а мне приходится наклониться, присев на корточки, чтобы пройти. И на секунду торможу, оставаясь в сидячем положении, чтобы перетерпеть резко подкатившуюся тошноту к горлу.
— Ты можешь не задерживать процесс? — Дилан успевает ворчать, пока оборачивается, продолжая двигаться в нужном направлении. — Я не хочу, чтобы ты заблевала меня.
Хочется послать его, вот только возможности нет, поэтому лишь судорожно выдыхаю, хватаясь за перегородку, чтобы помочь себе подняться на слабые ноги. Шагаю, терплю.
Аптека работает, уже хорошо, что она реально круглосуточная. Мы входим в прозрачные двери, оказываясь в прохладном помещении с голубыми стенами, вдоль которых тянутся прозрачные шкафчики с предложенным товаром. Могу рассмотреть свое отражение и пугаюсь того, какого оттенка мое лицо. Либо дело в освещении, либо у меня реально зеленоватый цвет кожи. Прикладываю ладонь к горячему лбу. Может, мне действительно посчастливится отрубиться на обратном пути, что лишит меня времяпровождения с парнем?
Подходим к окошку, и Дилан пускает смешок, вынув руки из карманов кофты:
— Какой, на хер, перерыв в ночное время? — привстаю на носки, замечая табличку рядом с кассой. — Ночная смена — это и есть один большой перерыв, — у него явно нет терпения. Парень начинает стучать пальцами по оконному стеклу. Причем долго, пока к нам не выходит сонный мужчина средних лет в белом халате. Он вынимает затычки из ушей, внешне демонстрирует целый спектр негативных эмоций. Ему явно не по душе, что кто-то нарушает сон.
— Табличку видите? — открывает мелкую дверцу окошка, раздраженно процедив. — Перерыв.
— Охереть, — не знаю, но хочется пустить смешок с того, как Дилан пожимает плечами, уставившись на мужчину, как на придурка. — Обслужи нас, а потом дрыхни, — не очень-то уважительно, но, если честно, всё равно, ибо предполагаю, что меня сейчас опять стошнит. Лучше скорее получить лекарства и скрыться в уборной.
— У меня перерыв, — чего этот тип заладил? Всё равно покупателей больше нет.
— Чувак, просто обслужи нас сейчас, — О’Брайен нервно притоптывает ногой, а я сжимаю ладонью рот, вновь сутулясь.
— Жди десять минут, — что вообще происходит?
— Мне нужно сейчас, — Дилан уже не на шутку раздражен, а мужчина пускает противный смешок:
— А если не сейчас, то что? У нас тут охрана есть, — будто понимает, что от О’Брайена можно и в нос получить.
— А у меня тут баба, умеющая блевать по заказу, — и стоило ему вроде как усмехнуться, как я срываюсь с места, убегая из магазина в сторону уборной. Еще одного позора не перенесу.
…Умываю лицо холодной водой. В уборной пахнет мятой. Обычно я спокойно переношу этот аромат, но сейчас он только ухудшает мое состояние. Белые мраморные раковины блестят на свету ярких ламп, плиточный пол только что вымыт женщиной, что теперь бродит по туалету, заходя в каждую серую кабинку с тряпкой и моющим средством. Сгибаюсь так, чтобы можно было опереться локтями на край раковины, пальцами сдавливаю щеки, уставившись на свое отражение. Круги под глазами. Лицо такое бледное. Но мне удалось достаточно долго проторчать над унитазом, живот болит, но больше нет такого давления. Ничего в горле не мешает дышать. Желудок ноет, да и голова не проходит, но… Хочется заметить, мне гораздо легче.
Глубокий вдох. Выдох. Опускаю лицо, пальцами проникая в распущенные волосы. Ни с чем не сравнимое чувство наслаждения, когда тебя наконец «отпускает».
Слышу, как позади открывается дверь, поэтому поднимаю голову, хмурясь при виде парня в отражении, который спокойно входит в женскую уборную, держа в одной руке белый пакетик из аптеки. Дилан смотрит на уборщицу, которая замирает, немного возмущенно отвечая на его зрительный контакт.
— Дамы, — О’Брайен усмехается и продолжает идти ко мне. Качаю головой, щурясь:
— Ты же знаешь, что это женская уборная, — не поворачиваю голову, всё еще следя за Диланом при помощи отражения.
— А ты знаешь, что тебе лучше молчать, пока я не решил оставить тебя без лекарств? — ставит пакет на край раковины, начав осматривать уборную. Прикрываю веки, полностью забивая. Мне стоит впредь меньше переживать о происходящем. Выпрямляюсь и беру пакет, изучая содержимое:
— Это всё из списка? — ищу что-нибудь от головной боли и для понижения жара.
Дилан игнорирует вопрос, двинувшись к кабинке:
— У тебя есть время принять что-то, а мне надо отлить.
Поднимаю взгляд на зеркало, хмуро уставившись парню в спину, и еле сдерживаю свое отвращение к его личности:
— Ты противный, — не знаю, как еще выразить то, что чувствую по отношению к нему и к его поведению. Это омерзительно.
Только вот мои слова встречают тот самый наглый смешок О’Брайена, открывающего дверь кабинки:
— Я знаю.
Возвращаемся в зал, взяв на всякий случай тележку, если ту нашу уже увезли. Хотя, думаю, весь персонал, состоящий из одного кассира и рабочего из зала, хорошо проводят время, отдыхая на своих местах. Мне гораздо лучше, поэтому отнимаю у парня телефон, чтобы зачитывать продукты.
Выходим на открытое пространство между рядами отделов, и я притормаживаю, замечая, как что-то привлекает внимание Дилана, заставив остановиться. Делаю пару шагов назад к нему и ищу взглядом объект, на который он пялится, с необычным желанием сощурившись:
— Как же хочется… — шепчет, выглядит при этом настолько серьезно, что мне становится не по себе. Моргаю, перескакивая взглядом с него на гору сладкой кукурузы впереди:
— Эм… Это уже слишком, — знаю фишку: садишься в тележку, тебя толкают в кучу продуктов, но подобное — сплошное ребячество… Стоп, каждый раз забываю, что речь идет о Дилане. Ну, да, ну, да…
Парень опускает на меня взгляд, хмурясь:
— У тебя сил не хватит толкнуть, ладно, — вздыхает реально разочарованно, будто ему правда так необходимо развалить ту гору.
— Ты бы всё равно не сделал этого, — не верю, пустив смешок, и продолжаю идти, листая ленту новостей в социальной сети. Не слышу, чтобы парень пошел за мной, поэтому оглядываюсь, встречаясь с его спокойно раздраженным взглядом. Опять. То самое выражение лица, будто именно я — идиот, несущий какую-то чушь. Молчу, и он молчит. Но смотрим.
Сильно толкает тележку, поэтому перевожу хмурый взгляд на предмет, который быстро едет в сторону горы из упаковок кукурузы. Парень отворачивается, сунув руки в карманы джинсов, а я вновь подхожу к нему, так же, как и он, следя за тележкой, что влетает в цель, разнося аккуратно разложенные продукты. Падает. Смотрим. Приоткрываю рот, заморгав с непониманием и хмуростью на своем лице:
— Я вот не пойму, — слабо дергаю головой, будто хочу поверить в правдивость происходящего, — ты получаешь какое-то эстетическое наслаждение от разрушений? — поднимаю лицо, взглянув на Дилана, а тот выглядит очень довольным, что не выражается открыто на лице, но хорошо ясно по глазам:
— Кайф, — тянет шепотом, после чего уголок его губы поднимается в ухмылке.
— Детский сад, — у него любовь к разрушению в генах заложена что ли?
— Дай пять, — фыркает, ударив ладонью мне в лоб, отчего морщусь, пальцы прижав к больному участку.
