Сам он любил гулять в образе Юлия Цезаря, и было несколько странновато видеть его в белоснежной тунике и венком на плешивой голове, разгуливающего по заснеженным дорожкам кладбища. Но мертвые не только не потеют, они еще и не мерзнут!
Так и наши двое друзей, по ночам гуляли по Москве, в виде собак, котов, лошадей, пьяниц, а чаще всего в образе двух городовых. В общем, развлекались, как могли.
Надо сказать, что в те времена в Москве во множестве появлялись вольнодумные кружки, в которые чаще всего входила интеллигентная молодежь, считавшая, что простой люд живет плохо и надо сделать так, чтобы он жил хорошо. Сам люд, о котором хотели позаботиться, не очень спешил записываться в такие кружки, которые состояли, в основном, из учащихся, студентов и творческой интеллигенции. В один из таких кружков ходил ученик старшего класса гимназии Петя Сенцов. Отец его был квалифицированным рабочим, семья жила неплохо в собственном домике и планировала поступление Пети ближайшим летом в Университет, поскольку у Пети были большие способности к химии и точным наукам.
Кружковцы готовились к серьезной борьбе с самодержавием, учились обращаться с оружием и взрывчаткой. Именно при изготовлении взрывчатки, которой занималось будущее светило химии Петр Сенцов с сотоварищами, и произошел непредвиденный взрыв нитроглицерина. Петя погиб, двое студентов были ранены. Всех членов кружка арестовали и отправили на каторгу, а Петю похоронили по-тихому в седьмом ряду Ваганьковского кладбища. Поскольку этот политический кружок жандармерия выгребла подчистую, то Петина могилка стала Меккой для членов других кружков, где они клялись в верности делу Революции, делились планами на будущее и грозились отомстить кровопийцам и эксплуататорам.
Сам Петя на воздух вылезал не часто, возможно, мешало отсутствие кистей обоих рук, оторванных при взрыве. Он стал очень агрессивен, бродил по кладбищу, вызывал всех на откровенный политический разговор, требовал осуждения самодержавия. Ваганьковские с осуждением не торопились, они вообще были далеки от политики и только бывший профессор Университета со свойственным ему умным видом изрек:
— От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Ты взорвался сам, но если бы сделал бомбу, то взорвал бы кого-нибудь другого. Для Ваганьковского кладбища разницы никакой.
Именно из этих Петиных разговоров, наша парочка узнала, что кружковцы планируют на завтрашнюю ночь изъятие денег из Акционерного Коммерческого Банка, а Петя очень переживает, что из-за своей инвалидности не сможет участвовать в перестрелке.
— Зато мы сможем, — подумали Василий и Вольдемар.
Назавтра в ночь, они, в форме жандармов, подошли к зданию банка. Дежуривший около банка городовой удивился, потому как такого не было никогда, но они ему объяснили, что по решению Главного Жандармского управления, охрану крупных банков теперь будут нести жандармы, а городовой может отправляться домой. Для убедительности Вольдемар показал городовому какую-то бумагу, которую ему недавно с радостью выправил бывший фальшивомонетчик Нефёд Прокукин, уже много лет скучавший в гробу без дела.
Поскольку оба двое были неробкого десятка, то они не стали прятаться в засаде, а просто встали около двери в банк, как столпы правопорядка. Пришлось подождать пару часиков, пока, наконец, на дороге не появилась пролетка с четырьмя налетчиками, весьма юными, скорее всего студентами младших курсов.
— Вот, дураки, — не успел подумать Василий, как на него и Вольдемара посыпался град револьверных пуль. Налетчики, видимо, хотели схода уничтожить охрану, быстро взорвать входную дверь, затем дверь сейфа, забрать деньги и, до подхода полиции, скрыться. Понятно, что пули не могли причинять нашей парочке никакого вреда. «Смерть приходит только один раз!» – подумалось Василию и двинулся по направлению к пролетке. Рядом шел Вольдемар, который даже не вынул из-за пазухи свои любимые дуэльные пистолеты. В рядах нападающих воцарилось смятенье. Они трясущимися руками спешно старались перезарядить барабаны своих револьверов.
— Не торопитесь, господа! — сказал Василий. — Позвольте показать вам маленький фокус! Вольдемар!
Вольдемар ни слова не говоря достал один из своих дуэльных пистолетов, приложил дуло к голове Василия и выстрелил – в многострадальной голове друга появилось дюймовое входное и трехдюймовое выходное отверстия.
— Прошу заглянуть в дырку, господа, очень хороший вид на звезды! — сказал Василий и, подойдя к кружковцам поближе, повернулся к ним пулевым выходным отверстием. Читатель в состоянии сам описать реакцию юных налетчиков. Но я не хочу нарушать достоверности и скажу только, что один лег в обмороке, троих других долго тошнило рядом с коляской. Когда все немного успокоились, Василий только и сказал:
— Господа, вряд ли тюрьма или каторга подходящее для Вас место. Не играйте в чужие игры! Вам больше подойдет библиотека, театр, катанье с барышнями на лодках в каком ни будь поместье на берегу реки. Там я Вас вижу в родной обстановке, а на каторге - нет! Прощайте, господа. Надеюсь, что больше мы с вами никогда не встретимся! И поторопитесь с отъездом -полиция скоро подъедет!
Они повернулись и неспеша пошли прочь, не дожидаясь отъезда заговорщиков.
Настроение у них было отличное.
А террористический кружок в тот же день распался.
Приказчик
Давно это было, еще при Царе-батюшке. Говорят, что похожих случаев было множество на самых разных кладбищах Государства Российского. Ну, а Ваганьковское кладбище – не исключение.
Гулял как-то один приказчик в трактире на дне рождения у приятеля. Гуляли долго, допоздна. Начали расходиться только к ночи, так что приказчик этот, Петром его звали, к своему дому стал подходить уже за полночь. И надо сказать, что остаток пути проходил как раз мимо Ваганьковского кладбища.
Ну, идет это он и встречает у забора кладбища давнишнего знакомого, Евграфа. Евграф очень обрадовался встрече, стал обниматься с Петром и приглашать его выпить за встречу. А Петруха был сильно выпивши и совсем забыл, что Евграф-то лет пять назад как помер. Он согласился и Евграф повел его к каким-то своим знакомым в дом неподалеку. Знакомых было двое и они вчетвером стали выпивать и вести обычные пьяные разговоры.
Посидели и как только стал приближаться рассвет, новые знакомые Евграфа заторопились по своим делам, вывели Петра на улицу и показали в каком направлении ему идти к дому. Петр был сильно пьян и плохо соображал, куда ему идти, потому, что все вокруг было ему вроде бы знакомо, но в тоже время и незнакомо. Наконец, он с трудом добрался до своего дома и постучал в дверь. Ему открыла какая-то незнакомая женщина, которая сначала не хотела его пускать, но потом бросилась ему на шею и расплакалась. Оказалось, что пока они с Евграфом выпивали, прошло три десятка лет. Жена его давно умерла, дочка выросла и это она встретила его в дверях, а сын уехал в Тулу на заработки. Утром все соседи, кто его когда-то знали, ахали и удивлялись тому, что Петр внешне совершенно не изменился. Все советовали ему сходить в церковь и поставить свечку по случаю своего чудесного возвращения.
Так Петруха и сделал. Придя в церковь на Ваганьковском кладбище, он, как положено, крестясь, дважды поклонившись в пояс, зажег свечу и поставил её перед иконой Спасителя, снова поклонился, попросил простить все его прегрешения, поблагодарил за чудесное возвращение и произнес молитву «Отче наш».
Затем они с дочерью пошли на могилку его жены. Но только Петр, подойдя к могилке, поздоровался с женой, как стал на глазах чернеть и рассыпаться в прах. Единственное, что он успел сказать, было: «Спасибо Тебе, Господи».
Прах его схоронили в этой же могилке, с приличествующим отпеванием.
Когда батюшку спросили, что же произошло, он сказал:
— Господь простил его и дал ему возможность быть там, где он давно должен был быть вместе с женой.
Шпион на Ваганьковском
С началом Мировой войны 1914 года, жизнь на Ваганьковском мало изменилась, потому как убиенных защитников Родины в Москву не привозили, а хоронили, в основном, на полях сражений. В конце августа 1914 года в Новочеркасске, в больнице Общества донских врачей, открыли лазарет №1 для раненых, куда привлекли лучших медиков, и куда стали привозить раненных фронтовиков. Вследствие хорошего ухода, почти все раненые выздоравливали. Умерших от ран были единицы, и они были достойно захоронены в Новочеркасске. Хотя, понятно, что такое благолепие могло быть обеспечено только в самом начале войны при малом числе раненых. Вскоре, госпитали стали наполняться раненными и увечными, бинтов, лекарств и прочего катастрофически не хватало, антибиотиков тогда еще не было вовсе, погибших становилось все больше и их все чаще хоронили в братских могилах.
Активизировали свою деятельность доселе притихшие внешние и внутренние враги Российской Империи. А их было немало. Немцы, в том числе и разведывательные службы, готовились к войне за несколько лет до её объявления, загодя создав в России разветвленную разведывательную сеть. В прифронтовых частях и штабах шныряли шпионы всех мастей. Много российских подданых немецкой национальности уже помогали или готовы были помочь Германии. Немцам принадлежали в России множество банков, промышленных и торговых организаций, многие немцы входили в руководство самых разных организаций. Они тормозили их работу, занимались спекуляцией и взвинчивали цены на продукты и промышленные товары, вызывая недовольство граждан. В тылу расплодились всякого рода агитаторы, распускавшие панические слухи и настраивающие население против власти. Но много немцев считали Россию своей новой Родиной и агрессоров не поддерживали. Отвратительно повели себя радикально настроенные революционеры всех национальностей, пытавшиеся воспользоваться моментом и расшатать законную власть помазанника Божия. Много было и продажных россиян, помогавшим немцам за деньги.
Москва, в этом плане, не была исключением.
Вот в такой обстановке, графиня Елизавета Барятинская пришла к бывшему поручику Вольдемару Уварову и рассказала ему следующее. Прогуливаясь по ночам по территории кладбища, она уже несколько раз видела, как какие-то люди в одном и том же месте, у ограды кладбища, прячут, а потом забирают небольшой сверточек. Вот и сейчас, какой-то мужчина вынул сверточек из тайника и скрылся за оградой Армянского кладбища, которое расположено через дорогу от Ваганьковского. Поскольку ходит много разговоров про немецких шпионов, графиня решила посоветоваться с Вольдемаром, с которым у нее хоть и был конфликт из-за перстня, но она была осведомлена о его храбрости и порядочности. К делу, естественно, привлекли и Василия. Посовещавшись, троица решила, что незнакомец, который в это время уверенно скрывается за воротами армянского кладбища, скорее всего служит там сторожем, и что за ним нужно установить круглосуточное наблюдение.
Трудности возникали с выполнением дневного наблюдения, но графиня согласилась отдать Вольдемару свой перстень, который позволял его владельцу в любое время переходить из мира мертвых в мир живых и обратно. Чтобы пояснить этот момент, должен сказать, что во все времена существовали и существуют люди, которые могли и могут выполнять такие переходы, общаться с душами умерших, узнавая прошлое и будущее любого человека и даже всего человечества. Но всегда это были избранные люди, отмеченные Светлыми или Темными Силами, обычно, за определенные заслуги. Отметиной избранности может служить знак на коже, удар молнией в человека, сообщенная ему комбинация слов, любой предмет (перстень, книга, браслет) и др. Таким знаком в виде перстня, переходящего по наследству, был отмечен предок Уваровых. Именно этот перстень с черным камнем так бездарно проиграл Вольдемар графине несколько лет назад. Причем, воспользоваться магической силой перстня графиня все равно не могла, так как не принадлежала к кругу избранных рода Уваровых и перстень в ее руках был очередной побрякушкой.
До рассвета в засаде у тайника просидел Василий, с рассветом его заменил Вольдемар, которому было хорошо видно место с тайником и ворота Армянского кладбища. Доступ посетителей на кладбище начинался с 9.00. У ворот Армянского кладбища никого не было. Однако, где-то около девяти, к воротам с улицы подошел мужчина, ему открыли и впустили, и тут же с кладбища вышел мужчина одетый, как мастеровой. «Смена сторожей. Ночной сменился на дневного» – подумал Вольдемар и решил следовать за вышедшим.
Одет был Вольдемар в форму поручика-артиллериста.
Покрутившись по улицам, «Объект», как теперь его называл Вольдемар, зашел в трактир на улице Грузинский Камер-Коллежский Вал. Вольдемар последовал за ним, занял свободное место за столиком и заказал чай с булочкой. «Объект» заказал кое-какую еду и с аппетитом завтракал. Вскоре к его столу присоединился какой-то господин с газетой, заказал чай и перекинулся парой слов. Допив чай, он встал, оставил на столе монету и удалился, забыв газету на столе. «Объект» закончил завтрак, встал, тоже оставил монету и пошел к выходу. Пройдя несколько шагов, он остановился, на секунду задумался, вернулся к своему столу, взял со стола газету, небрежно просмотрел некоторые ее страницы и, захватив с собой, пошел к выходу, направившись к зданию Брестского вокзала, где уселся на скамью в зале ожидания, почитывая принесенную газету. Вскоре рядом с ним сел солидный господин в шубе и начал неспеша осматриваться. «Объект» встал и направился к выходу – газеты в руках у него не было, оставался ли у него сверточек с Ваганьковского, Вольдемару было неизвестно. Дело в том, что в самом начале он не рискнул сесть вблизи от «Объекта». Господин в шубе тоже встал и пошел к выходу – в руках у него была газета. Вольдемар решил, что не только эта газета, но и сверточек с кладбища находятся у «Шубы», поэтому двинулся за ним, а не за сторожем, тем более, что сторожа можно найти на Армянском кладбище.
Выйдя на улицу, «Шуба» спрятал газету за пазуху. И тут произошло, чего Вольдемар совсем не ожидал – «Шуба» повернулся и встретился глазами с Вольдемаром. Этого бояться все «топтуны» и только самые опытные в этот момент не тушуются, а, продолжая задумчиво смотреть «объекту» в глаза, медленно переводят взгляд левее или правее на 2-3 миллиметра, потом еще на 2-3, и, обычно, «объекту» начинает казаться, что взгляд, с самого начала, был направлен не на него, а куда-то рядом. Особенно, если между объектами значительное расстояние. А посеянные сомнения – это всегда очко в пользу любого «топтуна».
Но Вольдемар не был осведомлен в вопросах слежки, да и вообще, как и многие офицеры, терпеть не мог полицейских, но по какому-то наитию, он поступил неординарно – подошел к «Шубе», отдал под козырек и вежливо спросил, как тут можно снять на недельку приличное жилье офицеру, прибывшему с фронта в командировку, и лучше бы это была комната в частном доме с приличными хозяевами, потому как ему уже до чертиков надоело сидеть в окопе и хочется домашнего уюта и тепла. «Шуба» задумчиво оглядел Вольдемара, что-то обдумывая, потом его глазах появился некоторый интерес и он сказал, что есть такая семья, которая безусловно сочтет за честь принять у себя героя Войны и окружить его всяческой заботой, и даже не возьмет за постой денег, и он, как раз, собирался ехать к ним.
Так и наши двое друзей, по ночам гуляли по Москве, в виде собак, котов, лошадей, пьяниц, а чаще всего в образе двух городовых. В общем, развлекались, как могли.
Надо сказать, что в те времена в Москве во множестве появлялись вольнодумные кружки, в которые чаще всего входила интеллигентная молодежь, считавшая, что простой люд живет плохо и надо сделать так, чтобы он жил хорошо. Сам люд, о котором хотели позаботиться, не очень спешил записываться в такие кружки, которые состояли, в основном, из учащихся, студентов и творческой интеллигенции. В один из таких кружков ходил ученик старшего класса гимназии Петя Сенцов. Отец его был квалифицированным рабочим, семья жила неплохо в собственном домике и планировала поступление Пети ближайшим летом в Университет, поскольку у Пети были большие способности к химии и точным наукам.
Кружковцы готовились к серьезной борьбе с самодержавием, учились обращаться с оружием и взрывчаткой. Именно при изготовлении взрывчатки, которой занималось будущее светило химии Петр Сенцов с сотоварищами, и произошел непредвиденный взрыв нитроглицерина. Петя погиб, двое студентов были ранены. Всех членов кружка арестовали и отправили на каторгу, а Петю похоронили по-тихому в седьмом ряду Ваганьковского кладбища. Поскольку этот политический кружок жандармерия выгребла подчистую, то Петина могилка стала Меккой для членов других кружков, где они клялись в верности делу Революции, делились планами на будущее и грозились отомстить кровопийцам и эксплуататорам.
Сам Петя на воздух вылезал не часто, возможно, мешало отсутствие кистей обоих рук, оторванных при взрыве. Он стал очень агрессивен, бродил по кладбищу, вызывал всех на откровенный политический разговор, требовал осуждения самодержавия. Ваганьковские с осуждением не торопились, они вообще были далеки от политики и только бывший профессор Университета со свойственным ему умным видом изрек:
— От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Ты взорвался сам, но если бы сделал бомбу, то взорвал бы кого-нибудь другого. Для Ваганьковского кладбища разницы никакой.
Именно из этих Петиных разговоров, наша парочка узнала, что кружковцы планируют на завтрашнюю ночь изъятие денег из Акционерного Коммерческого Банка, а Петя очень переживает, что из-за своей инвалидности не сможет участвовать в перестрелке.
— Зато мы сможем, — подумали Василий и Вольдемар.
Назавтра в ночь, они, в форме жандармов, подошли к зданию банка. Дежуривший около банка городовой удивился, потому как такого не было никогда, но они ему объяснили, что по решению Главного Жандармского управления, охрану крупных банков теперь будут нести жандармы, а городовой может отправляться домой. Для убедительности Вольдемар показал городовому какую-то бумагу, которую ему недавно с радостью выправил бывший фальшивомонетчик Нефёд Прокукин, уже много лет скучавший в гробу без дела.
Поскольку оба двое были неробкого десятка, то они не стали прятаться в засаде, а просто встали около двери в банк, как столпы правопорядка. Пришлось подождать пару часиков, пока, наконец, на дороге не появилась пролетка с четырьмя налетчиками, весьма юными, скорее всего студентами младших курсов.
— Вот, дураки, — не успел подумать Василий, как на него и Вольдемара посыпался град револьверных пуль. Налетчики, видимо, хотели схода уничтожить охрану, быстро взорвать входную дверь, затем дверь сейфа, забрать деньги и, до подхода полиции, скрыться. Понятно, что пули не могли причинять нашей парочке никакого вреда. «Смерть приходит только один раз!» – подумалось Василию и двинулся по направлению к пролетке. Рядом шел Вольдемар, который даже не вынул из-за пазухи свои любимые дуэльные пистолеты. В рядах нападающих воцарилось смятенье. Они трясущимися руками спешно старались перезарядить барабаны своих револьверов.
— Не торопитесь, господа! — сказал Василий. — Позвольте показать вам маленький фокус! Вольдемар!
Вольдемар ни слова не говоря достал один из своих дуэльных пистолетов, приложил дуло к голове Василия и выстрелил – в многострадальной голове друга появилось дюймовое входное и трехдюймовое выходное отверстия.
— Прошу заглянуть в дырку, господа, очень хороший вид на звезды! — сказал Василий и, подойдя к кружковцам поближе, повернулся к ним пулевым выходным отверстием. Читатель в состоянии сам описать реакцию юных налетчиков. Но я не хочу нарушать достоверности и скажу только, что один лег в обмороке, троих других долго тошнило рядом с коляской. Когда все немного успокоились, Василий только и сказал:
— Господа, вряд ли тюрьма или каторга подходящее для Вас место. Не играйте в чужие игры! Вам больше подойдет библиотека, театр, катанье с барышнями на лодках в каком ни будь поместье на берегу реки. Там я Вас вижу в родной обстановке, а на каторге - нет! Прощайте, господа. Надеюсь, что больше мы с вами никогда не встретимся! И поторопитесь с отъездом -полиция скоро подъедет!
Они повернулись и неспеша пошли прочь, не дожидаясь отъезда заговорщиков.
Настроение у них было отличное.
А террористический кружок в тот же день распался.
Приказчик
Давно это было, еще при Царе-батюшке. Говорят, что похожих случаев было множество на самых разных кладбищах Государства Российского. Ну, а Ваганьковское кладбище – не исключение.
Гулял как-то один приказчик в трактире на дне рождения у приятеля. Гуляли долго, допоздна. Начали расходиться только к ночи, так что приказчик этот, Петром его звали, к своему дому стал подходить уже за полночь. И надо сказать, что остаток пути проходил как раз мимо Ваганьковского кладбища.
Ну, идет это он и встречает у забора кладбища давнишнего знакомого, Евграфа. Евграф очень обрадовался встрече, стал обниматься с Петром и приглашать его выпить за встречу. А Петруха был сильно выпивши и совсем забыл, что Евграф-то лет пять назад как помер. Он согласился и Евграф повел его к каким-то своим знакомым в дом неподалеку. Знакомых было двое и они вчетвером стали выпивать и вести обычные пьяные разговоры.
Посидели и как только стал приближаться рассвет, новые знакомые Евграфа заторопились по своим делам, вывели Петра на улицу и показали в каком направлении ему идти к дому. Петр был сильно пьян и плохо соображал, куда ему идти, потому, что все вокруг было ему вроде бы знакомо, но в тоже время и незнакомо. Наконец, он с трудом добрался до своего дома и постучал в дверь. Ему открыла какая-то незнакомая женщина, которая сначала не хотела его пускать, но потом бросилась ему на шею и расплакалась. Оказалось, что пока они с Евграфом выпивали, прошло три десятка лет. Жена его давно умерла, дочка выросла и это она встретила его в дверях, а сын уехал в Тулу на заработки. Утром все соседи, кто его когда-то знали, ахали и удивлялись тому, что Петр внешне совершенно не изменился. Все советовали ему сходить в церковь и поставить свечку по случаю своего чудесного возвращения.
Так Петруха и сделал. Придя в церковь на Ваганьковском кладбище, он, как положено, крестясь, дважды поклонившись в пояс, зажег свечу и поставил её перед иконой Спасителя, снова поклонился, попросил простить все его прегрешения, поблагодарил за чудесное возвращение и произнес молитву «Отче наш».
Затем они с дочерью пошли на могилку его жены. Но только Петр, подойдя к могилке, поздоровался с женой, как стал на глазах чернеть и рассыпаться в прах. Единственное, что он успел сказать, было: «Спасибо Тебе, Господи».
Прах его схоронили в этой же могилке, с приличествующим отпеванием.
Когда батюшку спросили, что же произошло, он сказал:
— Господь простил его и дал ему возможность быть там, где он давно должен был быть вместе с женой.
Шпион на Ваганьковском
С началом Мировой войны 1914 года, жизнь на Ваганьковском мало изменилась, потому как убиенных защитников Родины в Москву не привозили, а хоронили, в основном, на полях сражений. В конце августа 1914 года в Новочеркасске, в больнице Общества донских врачей, открыли лазарет №1 для раненых, куда привлекли лучших медиков, и куда стали привозить раненных фронтовиков. Вследствие хорошего ухода, почти все раненые выздоравливали. Умерших от ран были единицы, и они были достойно захоронены в Новочеркасске. Хотя, понятно, что такое благолепие могло быть обеспечено только в самом начале войны при малом числе раненых. Вскоре, госпитали стали наполняться раненными и увечными, бинтов, лекарств и прочего катастрофически не хватало, антибиотиков тогда еще не было вовсе, погибших становилось все больше и их все чаще хоронили в братских могилах.
Активизировали свою деятельность доселе притихшие внешние и внутренние враги Российской Империи. А их было немало. Немцы, в том числе и разведывательные службы, готовились к войне за несколько лет до её объявления, загодя создав в России разветвленную разведывательную сеть. В прифронтовых частях и штабах шныряли шпионы всех мастей. Много российских подданых немецкой национальности уже помогали или готовы были помочь Германии. Немцам принадлежали в России множество банков, промышленных и торговых организаций, многие немцы входили в руководство самых разных организаций. Они тормозили их работу, занимались спекуляцией и взвинчивали цены на продукты и промышленные товары, вызывая недовольство граждан. В тылу расплодились всякого рода агитаторы, распускавшие панические слухи и настраивающие население против власти. Но много немцев считали Россию своей новой Родиной и агрессоров не поддерживали. Отвратительно повели себя радикально настроенные революционеры всех национальностей, пытавшиеся воспользоваться моментом и расшатать законную власть помазанника Божия. Много было и продажных россиян, помогавшим немцам за деньги.
Москва, в этом плане, не была исключением.
Вот в такой обстановке, графиня Елизавета Барятинская пришла к бывшему поручику Вольдемару Уварову и рассказала ему следующее. Прогуливаясь по ночам по территории кладбища, она уже несколько раз видела, как какие-то люди в одном и том же месте, у ограды кладбища, прячут, а потом забирают небольшой сверточек. Вот и сейчас, какой-то мужчина вынул сверточек из тайника и скрылся за оградой Армянского кладбища, которое расположено через дорогу от Ваганьковского. Поскольку ходит много разговоров про немецких шпионов, графиня решила посоветоваться с Вольдемаром, с которым у нее хоть и был конфликт из-за перстня, но она была осведомлена о его храбрости и порядочности. К делу, естественно, привлекли и Василия. Посовещавшись, троица решила, что незнакомец, который в это время уверенно скрывается за воротами армянского кладбища, скорее всего служит там сторожем, и что за ним нужно установить круглосуточное наблюдение.
Трудности возникали с выполнением дневного наблюдения, но графиня согласилась отдать Вольдемару свой перстень, который позволял его владельцу в любое время переходить из мира мертвых в мир живых и обратно. Чтобы пояснить этот момент, должен сказать, что во все времена существовали и существуют люди, которые могли и могут выполнять такие переходы, общаться с душами умерших, узнавая прошлое и будущее любого человека и даже всего человечества. Но всегда это были избранные люди, отмеченные Светлыми или Темными Силами, обычно, за определенные заслуги. Отметиной избранности может служить знак на коже, удар молнией в человека, сообщенная ему комбинация слов, любой предмет (перстень, книга, браслет) и др. Таким знаком в виде перстня, переходящего по наследству, был отмечен предок Уваровых. Именно этот перстень с черным камнем так бездарно проиграл Вольдемар графине несколько лет назад. Причем, воспользоваться магической силой перстня графиня все равно не могла, так как не принадлежала к кругу избранных рода Уваровых и перстень в ее руках был очередной побрякушкой.
До рассвета в засаде у тайника просидел Василий, с рассветом его заменил Вольдемар, которому было хорошо видно место с тайником и ворота Армянского кладбища. Доступ посетителей на кладбище начинался с 9.00. У ворот Армянского кладбища никого не было. Однако, где-то около девяти, к воротам с улицы подошел мужчина, ему открыли и впустили, и тут же с кладбища вышел мужчина одетый, как мастеровой. «Смена сторожей. Ночной сменился на дневного» – подумал Вольдемар и решил следовать за вышедшим.
Одет был Вольдемар в форму поручика-артиллериста.
Покрутившись по улицам, «Объект», как теперь его называл Вольдемар, зашел в трактир на улице Грузинский Камер-Коллежский Вал. Вольдемар последовал за ним, занял свободное место за столиком и заказал чай с булочкой. «Объект» заказал кое-какую еду и с аппетитом завтракал. Вскоре к его столу присоединился какой-то господин с газетой, заказал чай и перекинулся парой слов. Допив чай, он встал, оставил на столе монету и удалился, забыв газету на столе. «Объект» закончил завтрак, встал, тоже оставил монету и пошел к выходу. Пройдя несколько шагов, он остановился, на секунду задумался, вернулся к своему столу, взял со стола газету, небрежно просмотрел некоторые ее страницы и, захватив с собой, пошел к выходу, направившись к зданию Брестского вокзала, где уселся на скамью в зале ожидания, почитывая принесенную газету. Вскоре рядом с ним сел солидный господин в шубе и начал неспеша осматриваться. «Объект» встал и направился к выходу – газеты в руках у него не было, оставался ли у него сверточек с Ваганьковского, Вольдемару было неизвестно. Дело в том, что в самом начале он не рискнул сесть вблизи от «Объекта». Господин в шубе тоже встал и пошел к выходу – в руках у него была газета. Вольдемар решил, что не только эта газета, но и сверточек с кладбища находятся у «Шубы», поэтому двинулся за ним, а не за сторожем, тем более, что сторожа можно найти на Армянском кладбище.
Выйдя на улицу, «Шуба» спрятал газету за пазуху. И тут произошло, чего Вольдемар совсем не ожидал – «Шуба» повернулся и встретился глазами с Вольдемаром. Этого бояться все «топтуны» и только самые опытные в этот момент не тушуются, а, продолжая задумчиво смотреть «объекту» в глаза, медленно переводят взгляд левее или правее на 2-3 миллиметра, потом еще на 2-3, и, обычно, «объекту» начинает казаться, что взгляд, с самого начала, был направлен не на него, а куда-то рядом. Особенно, если между объектами значительное расстояние. А посеянные сомнения – это всегда очко в пользу любого «топтуна».
Но Вольдемар не был осведомлен в вопросах слежки, да и вообще, как и многие офицеры, терпеть не мог полицейских, но по какому-то наитию, он поступил неординарно – подошел к «Шубе», отдал под козырек и вежливо спросил, как тут можно снять на недельку приличное жилье офицеру, прибывшему с фронта в командировку, и лучше бы это была комната в частном доме с приличными хозяевами, потому как ему уже до чертиков надоело сидеть в окопе и хочется домашнего уюта и тепла. «Шуба» задумчиво оглядел Вольдемара, что-то обдумывая, потом его глазах появился некоторый интерес и он сказал, что есть такая семья, которая безусловно сочтет за честь принять у себя героя Войны и окружить его всяческой заботой, и даже не возьмет за постой денег, и он, как раз, собирался ехать к ним.
