Хотя он не обижался больше. Теперь, что бы я не выкинула, какую бы истерику не устроила - он только смиренно утешал, подсовывал вкусненькое, гладил по головке. Святой, как есть святой! Даже стыдно было за себя. Взрослая, ага. Мы почти одногодки, я на год только старше, а кажется, что он меня мудрее на целую жизнь!
- Что ты видел? Не! Не хочу рыбу! И змею тоже! - отпихивала я его руку с копчёностями. А вот банан возьму!
- Видел мох недалеко... Над озером. - мы уже могли сносно разговаривать - я учила его словам, да и он меня своему языку.
- И что, что мох? - я почесала ногу. Опять искусали, гады! Стоит только задержаться на берегу до позднего вечера, как налетают комары и жрут, жрут и жрут! Мазь уже давно закончилась, теперь спастись от нападения гнуса и комариных стай нечем. Ень Гун, правда, толчёт какую-то бурду в ступке, мы мажем её на открытые участки тела перед походом в заросли. И становимся всё темнее от неё. Скоро одни глаза останутся светлыми пятнами на лицах.
- Мох... Он расти после воды...
Путано поясняя, Ень Гун всё же смог донести до меня простую истину: нас ждёт потоп! Когда он придёт - неизвестно. Но он был совсем недавно, поэтому парень опасается его повторения. Уровень паводка должен достигнуть нашей ванной примерно.
Потеря надежды стала сдаваться под напором инстинкта самосохранения. Я испугалась до безумия! Теперь я поняла, почему мой спутник тащит к нам в пещеру еду в таких количествах! И почему мы запасаем в нашем туалете сухие ветки, поняла, зачем он искал большое дерево и теперь выдалбливает моим ножом сердцевину. Очевидно же, что он готовится к худшему!
- Ты делаешь лодку? - поняла я.
- Да. Если вода высокая, то мы можем плыть. Только... - да, я понимаю тебя.
С некоторых пор нам не нужны слова. Он боится за меня, за нас. Мы можем умереть в море от шторма, от голода и жажды. У нас нет никаких надёжных ёмкостей для воды и еды. Что такое кокос? Часть воды выплеснется, часть смешается с морской и станет непригодна для питься. Еда намокнет и испортиться. Если бы мы были уверены, что остров недалеко от цивилизации! Но за этот месяц мы ни разу не увидели корабль! Или лодку, или хотя бы чей-то прогулочный катер! Не было и в воздухе жизни! Ни вертолёта, ни самолёта! Будто мы в вакуумном пузыре, вне времени и пространства! Мы пришли к общему выводу: моя заколка всему виной! Я видела её свет, Ень Гун видел. Это не электричество, не последний вздох маячка - слишком уж был ярким тот свет. Легенда о кровожадной принцессе... Но вместо смерти эта вещь спасла нас! Я уверена в этом! И она же не даёт выбраться... Может, нас никогда не найдут, возможно, что это билет в один конец.
- В нас стреляли, Софен, - сказал мне парень, когда я заговорила об этом. Вспомнить последние минуты перед падением в воду было мне сейчас важнее всего! - И я не кидал тебя! Нас что-то толкнуло... Твой муж... Он упал... Это всё, что я видел. Потом темно, море...
Да. Негусто. Я долго упрашивала его вспомнить, почему упал Юншэн, как именно. Опять грустные глаза, боль, печаль. Он сказал... Сказал, что мой муж выгнулся назад, а на Лианга брызнула его кровь. Много крови... Он был... ранен?!!!! Целый вечер, следующий день и ещё день я паниковала и истерила. Если мой Юншэн ранен, то он сейчас в больнице! Может поэтому, нас не могут найти? Может только он умеет находить маячки? А может меня записали в погибшие, пока мой муж в беспамятстве? А если он...
Боль... она рвала душу пополам, выворачивала меня, ломала. Я понимала, что монаху нет смысла врать, что это действительно было. И это убивало! Только бы он был жив, только бы с ним всё было хорошо! Но ощущение потери только усиливалось! Ень Гун видел, что пули пробили Юншэну грудь и живот... Много крови... Только не это... Только не так! Зачем он вообще сам захотел ловить Зенгуанга?! Знал, что это опасно, и всё равно преследовал того, гнал, как зверя! Вот тот и сделал свой ход. Ты же обещал заботиться обо мне, обещал быть со мной всегда. А теперь я не знаю, увижу ли тебя хоть когда-нибудь... Древней старухой, которую разыщут через много лет? Или через месяц? Два? Когда?!!!!! Уже не плачу. Просто привыкаю... Если мой муж... погиб... Если Юншэна нет, то нет смысла возвращаться назад. Тогда я, можно сказать, умерла с ним тоже.
Ень Гун не трогал меня, он просто был рядом. Кормил, грел ночью. И наверно следил, чтобы я не покончила с собой. Не оставлял одну, только что в туалет не водил.
Мы стали спать рядом практически сразу, с первых дней. Я во сне дрожала осиновым листом, плакала, впадала в панику. Живое тепло моего спутника было мне необходимо. Я цеплялась за его руки, зарывалась в шею или под руку и только тогда расслабленно выдыхала, согревалась. Безопасность... Вот, с чем ассоциировался у меня его запах.
Двадцать девятое августа... Полтора месяца. Может отмечать дни зарубками, как в книгах делали? Или лаком наносить крестики на скалу? Через три дня я бы снова пошла в университет... Тоска... Жарко, даже душно. С самого раннего утра температура уже зашкаливает.
Небо было розоватым. Я любовалась рассветом, ощущая, что приняла правду, какой она есть. Что бы ни случилось с мужем, я всё же жива. Я должна быть сильной, ведь со мной рядом человек, которому я не безразлична. Ень Гун сказал мне, что... Опять реву... Сказал, что если я умру - если сама умру, или же меня погубит остров, то и он уйдёт за мною следом. И больше ничего не сказал. Только это. Но как же много было в этих словах! Мне по-разному признавались в любви. Парни дома были напористыми, норовили в первый же день после слов о симпатии затащить в постель, кто-то клялся, что хочет видеть меня женой. Юншэн постарался заполнить собой всё пространство, влюбить в себя, чтобы я не отказалась от свадьбы. Его признания были откровениями сильного человека, привыкшего скорее к приказам. И он даже находил некое удовольствие в наших нежных перешёптываниях, в том, как я радостно впитываю каждое его слово.
Лианг был упрям и напорист. С той поры, как я сломила его сопротивление и стала ближе, чем любая другая, он тоже поменялся. Не боялся откровенно признать свои чувства.
Но монашек... Мой милый, юный, такой чистый и неиспорченный спутник поразил меня до глубины души! В горле стал ком, на глаза мигом навернулись слёзы, я нашла его руку, пожала пальцы. Я тоже не задержусь надолго, если ты оставишь меня! И не только от того, что беспомощна. Если рядом не будет Ень Гуна... его силы, его ободряющей улыбки, спокойных глаз, ловких рук, то... Зачем тогда жить? Или делать вид, как я поступала в последние дни.
- У тебя есть... семья? - спросила я после долгого молчания. Он кивнул согласно. - А кто? И как ты попал в Шаолинь?
- Есть... тётя Чжао Синьлу. И брат Лючень. Они живут в деревне под горой Сушань. Меня забрал наставник Чонг, когда мне было пять. Голодный год, мы могли умереть. Мама на работе в Пекине. Потом привезла тете моего брата, вот такого! - в руках Ень Гуна был прут. Судя по его длине, братишка был всего-то в полметра длиной! Младенцем привезла?! Ничего себе мать!
Вот так и стал мой спутник монахом! В тот год в Шаолинь забрали из деревень двадцать два мальчика. И этим спасли от голодной смерти. Разумеется, детей не спросили, хотят ли они идти в монастырь. Да и нужды не было: в Китае перед даосскими монахами преклоняются, как перед мудрецами, святыми. Поэтому посчитали этот отбор великой честью. Несмотря на современный Китай, на прогресс, в таких вот дальних уголках большой страны всё ещё есть нищета и голод. Если мать и присылала или привозила какие-то средства, то их было ничтожно мало для выживания троих людей. У семьи было рисовое поле, маленький домик с очагом, где тетушка делала лепёшки.
Остальные годы для Ень Гуна прошли однообразно: тренировки, молитвы, уборка кельи, стирка одежды, сбор трав на склонах гор, опять рассвет, молитва, энергия Ци, которую нужно распределить по телу, высвободить. Через пять лет он уже мог делать такие трюки, о которых и взрослые могли только мечтать. Поэтому его заприметил учитель Нианзу и стал брать с собой в поездки по стране. А потом и Юнгксу забрали. В одной из поездок они и познакомились с Юншэном. Ень Гун очень уважал моего мужа, хотел быть на него похожим в плане силы. Касаясь темы моего семейного положения, монах испытывал неловкость, может стыдился, что мы так близки в последнее время. Да, в Китае такая близость уже была бы изменой.
- Ты... - начала было я.
- Я знаю...
Да, вот так. Он, да и я - мы оба знаем, что там, в большом мире станем по разные стороны. Но здесь и сейчас мы едины, его жизнь зависит от моей, а моя - от него. И ещё мы знали, что нужно измениться, свыкнуться с тем, что мы больше, чем просто партнёры по несчастью. Мы даже больше сейчас, чем брат и сестра, муж и жена. Я не знаю, как назвать эту связь, она такая крепкая. Вот мы молчим сейчас, но я ощущаю, что он смотрит на меня, его тревогу, опасение за мой разум, который уже было накрыла пелена безумия.
- Облака? - удивилась я и показала Ень Гуну на гору: там появилась большая тучка, за ней вторая, третья.
Парень встал, нахмурился. Я усмехнулась, вспомнив, как в жаркие, летние дни приятно было гулять под тёплым дождиком. Пусть бы и здесь прошёл лёгкий такой...
- Софен... - я ещё никогда не видела своего спутника таким. Лицо окаменело, ни следа наивности и мягкости. В глазах - страх. За меня, за нас?
- Да что такое? Что не так? Облака просто... Дождик будет!
- Мох! Помнишь? - какие у него сильные руки. Его пальцы до боли сжали мои плечи, он даже встряхнул меня. Я стала догадываться, что облака на острове - это не есть хорошо. Потоп? - Берём рыбу и уходим!
Мы сняли последнюю партию копчений, затоптали костёр, занесли три большие вязанки хвороста в наше хранилище и быстро-быстро полезли вверх на скалу.
Вопреки опасению Ень Гуна, дождя не было. Мы спокойно занесли снасти в дом, развесили на крючки рыбу. Вскипятили воду горячими камнями. Их мы выделили для этого отдельно: гладкие такие, плоские, чтобы удобно в рогульку ложились. В воду мы бросали сушёные цветы, получался как бы чай. Это мой монашек нашёл их! Заметил, что их любят птички и стрекозы. Нектар у них и правда сладкий. Насушили целые горы, припрятали в сухом месте.
Ень Гун наплёл нам коробов из лыка, травы и пальмовых листьев. Разные по величине, они стояли зелёненькой пирамидкой возле стенки. Теперь там были запасы чая, травок, которые мы посчитали полезными ( одна экспериментально остановила кровь, вторая - диарею, третья отпугивала гнус и комаров, четвёртая по вкусу напомнила чеснок, пятая горчила - стала приправкой к еде), рыба в кокосах, плотно укрытая листьями бананового дерева, вода в выдолбленных тыквах. Мы нашли их совсем недавно. Недалеко от той полянки с тучами комаров. Шагнуть только за заросли, и вот они! Жёлтые, красные, похожие на кабачки по форме. Высушив их кожуру, выдолбив мякоть, мы получили отличные сосуды для воды. Неустойчивые, правда, так что пришлось в коробах сделать рейки для них. Воду периодически меняли, чтобы не цвела.
- Может, обойдётся? - спросила я парня и подошла к нему поближе. Ень Гун стоял у двери и смотрел на море. Над синим, бескрайним простором плыла лёгкая дымка. Чайки летали низко и тревожно кричали.
- Нет. Это! - он указал на горизонт. - Это плохо, Софен! Шторм! Так начинался... Начнётся буря.
- Но у нас полно запасов! И мы высоко! Посидим, пока не утихнет.
Вроде успокоился, сел у очага, поворошил прутики. Над огнём на рогульках тушились кусочки змеи. Толстая, как бревно, мы едва доволокли её вдвоём до дома. Поели, я подползла к нему поближе, привалилась к его тёплому боку, уложила голову на плечо. Погладил рассеянно по волосам. Дышит ровно, это успокаивает. Обняла его за пояс. Какой он стал изящный! Одни косточки...
Спросила, что же изучают монахи? Сказал, разное. Молитвы, буддийские легенды, сказания, воспоминания святых. Тренировки и отработка ударов, чтобы ноги и руки стали сильными. Стойки на голове, на одной ноге, под водой, то есть под струями водопада, на ветру, в дождь. Он овладел техниками, которые позволяли остановить дыхание, сердце. Учитель научил? Сам, говорит. И сейчас по утрам вставал на тренировки, делал гимнастику. Я просыпалась, уже когда он её заканчивал. Показал и мне пару упражнений гимнастики Цигун, чтобы я не теряла гибкости тела. Делала я её, старалась, но не так чтобы успешно. Непривычно, даже неловко было поначалу. Потом привыкла, даже понравилось. Легче стало ходить, бегать. Да и одобрение в глазах моего спутника мне было важно.
Внезапный порыв ветра захлопнул створку двери. С такой силой, что у нас потух огонь! Ень Гун отодвинул меня, встал. Я тоже не могла сидеть на месте, так что мы оба встали у двери, открыли её и поражённо застыли. За этот час на улице погода сменилась с обычной солнечной на сумрачную: тревожная тишина, нависающее грозное небо, не безбрежная синь без единого облака - сейчас это чернильно - чёрная туча на весь горизонт! На берег накатывали волны, всё больше, всё выше! Они уже смыли тёмные пятна кострищ, где мы коптили рыбу, тушили крабов и моллюсков. Пенные лепестки касались пальм на берегу, омывали стволы, а потом возвращались снова в море. Ничего себе!! Где наш пляж?
Ветер выл, закручивал песок в вихри, бросал нам в лицо, мы слышали, как он шуршит и барабанит, опадая обратно на листья, траву. Замерли птицы... Или они улетели ещё раньше? Мы не заметили даже. Лестница у наших ног качалась, билась об скалу. Мы смотали её, решив пока не спускать. Если нужно будет вниз - тогда вывесим снова.
Закрыли дверь, завесили её изнутри пальмовой заслонкой, накрыли крышу листьями и сели на пол. Я вздрагивала каждый раз, как новый порыв ветра швырял в стенку обломки деревьев или струи дождя. С каждым часом он всё усиливался, лил и лил. И, как назло, под эту капель захотелось в туалет! Я маялась, то садилась, то вставала, но организм хотел избавиться от лишнего. Ень Гун понял, почему я никак не могу успокоиться, и предложил сделать свои дела в скорлупку. Несколько тыкв у нас валялись свободные, мы собирались набрать воду вечером.
- Нет... - смутилась я. В дверцу вдруг так гулко ударило, что я даже присела от испуга. - А потом куда? Оставим здесь? Или рискнём дверь открыть?
- Оставим. - твёрдо сказал парень. И вытащил пустую тыкву. Побольше.
Моральные, этические, чисто девичьи стыдливые муки - всё это отошло на второй план перед огромным желанием! После того, как я убедилась, что Ень Гун закрыл глаза, уши, отвернулся и даже отсел подальше, только после этого я сделала своё дело. А-а-а! Какое облегчение!!! Закрыла листиком и поставила в пустой короб. Скорлупок у нас немного, так что надеюсь, что буря закончится до того, как мы совсем уж... Выцарапала духи из рюкзачка, пшыкнула разок в воздух. И себя можно тоже, чтобы хоть с души смыть это ощущение... Будто я варвар! Жалко их, но сколько можно их беречь и жадничать? Повертела флакон, а потом спрятала обратно в короб.
Поели рыбы, попили воды, поговорили, чтобы не было так страшно. Я рассказывала о своём детстве, о маме и тёте Фиме. Описала проделки рыжего проглота Лёвушки, его любовь к моим тапочкам.
- Что ты видел? Не! Не хочу рыбу! И змею тоже! - отпихивала я его руку с копчёностями. А вот банан возьму!
- Видел мох недалеко... Над озером. - мы уже могли сносно разговаривать - я учила его словам, да и он меня своему языку.
- И что, что мох? - я почесала ногу. Опять искусали, гады! Стоит только задержаться на берегу до позднего вечера, как налетают комары и жрут, жрут и жрут! Мазь уже давно закончилась, теперь спастись от нападения гнуса и комариных стай нечем. Ень Гун, правда, толчёт какую-то бурду в ступке, мы мажем её на открытые участки тела перед походом в заросли. И становимся всё темнее от неё. Скоро одни глаза останутся светлыми пятнами на лицах.
- Мох... Он расти после воды...
Путано поясняя, Ень Гун всё же смог донести до меня простую истину: нас ждёт потоп! Когда он придёт - неизвестно. Но он был совсем недавно, поэтому парень опасается его повторения. Уровень паводка должен достигнуть нашей ванной примерно.
Потеря надежды стала сдаваться под напором инстинкта самосохранения. Я испугалась до безумия! Теперь я поняла, почему мой спутник тащит к нам в пещеру еду в таких количествах! И почему мы запасаем в нашем туалете сухие ветки, поняла, зачем он искал большое дерево и теперь выдалбливает моим ножом сердцевину. Очевидно же, что он готовится к худшему!
- Ты делаешь лодку? - поняла я.
- Да. Если вода высокая, то мы можем плыть. Только... - да, я понимаю тебя.
С некоторых пор нам не нужны слова. Он боится за меня, за нас. Мы можем умереть в море от шторма, от голода и жажды. У нас нет никаких надёжных ёмкостей для воды и еды. Что такое кокос? Часть воды выплеснется, часть смешается с морской и станет непригодна для питься. Еда намокнет и испортиться. Если бы мы были уверены, что остров недалеко от цивилизации! Но за этот месяц мы ни разу не увидели корабль! Или лодку, или хотя бы чей-то прогулочный катер! Не было и в воздухе жизни! Ни вертолёта, ни самолёта! Будто мы в вакуумном пузыре, вне времени и пространства! Мы пришли к общему выводу: моя заколка всему виной! Я видела её свет, Ень Гун видел. Это не электричество, не последний вздох маячка - слишком уж был ярким тот свет. Легенда о кровожадной принцессе... Но вместо смерти эта вещь спасла нас! Я уверена в этом! И она же не даёт выбраться... Может, нас никогда не найдут, возможно, что это билет в один конец.
- В нас стреляли, Софен, - сказал мне парень, когда я заговорила об этом. Вспомнить последние минуты перед падением в воду было мне сейчас важнее всего! - И я не кидал тебя! Нас что-то толкнуло... Твой муж... Он упал... Это всё, что я видел. Потом темно, море...
Да. Негусто. Я долго упрашивала его вспомнить, почему упал Юншэн, как именно. Опять грустные глаза, боль, печаль. Он сказал... Сказал, что мой муж выгнулся назад, а на Лианга брызнула его кровь. Много крови... Он был... ранен?!!!! Целый вечер, следующий день и ещё день я паниковала и истерила. Если мой Юншэн ранен, то он сейчас в больнице! Может поэтому, нас не могут найти? Может только он умеет находить маячки? А может меня записали в погибшие, пока мой муж в беспамятстве? А если он...
Боль... она рвала душу пополам, выворачивала меня, ломала. Я понимала, что монаху нет смысла врать, что это действительно было. И это убивало! Только бы он был жив, только бы с ним всё было хорошо! Но ощущение потери только усиливалось! Ень Гун видел, что пули пробили Юншэну грудь и живот... Много крови... Только не это... Только не так! Зачем он вообще сам захотел ловить Зенгуанга?! Знал, что это опасно, и всё равно преследовал того, гнал, как зверя! Вот тот и сделал свой ход. Ты же обещал заботиться обо мне, обещал быть со мной всегда. А теперь я не знаю, увижу ли тебя хоть когда-нибудь... Древней старухой, которую разыщут через много лет? Или через месяц? Два? Когда?!!!!! Уже не плачу. Просто привыкаю... Если мой муж... погиб... Если Юншэна нет, то нет смысла возвращаться назад. Тогда я, можно сказать, умерла с ним тоже.
Ень Гун не трогал меня, он просто был рядом. Кормил, грел ночью. И наверно следил, чтобы я не покончила с собой. Не оставлял одну, только что в туалет не водил.
Мы стали спать рядом практически сразу, с первых дней. Я во сне дрожала осиновым листом, плакала, впадала в панику. Живое тепло моего спутника было мне необходимо. Я цеплялась за его руки, зарывалась в шею или под руку и только тогда расслабленно выдыхала, согревалась. Безопасность... Вот, с чем ассоциировался у меня его запах.
Двадцать девятое августа... Полтора месяца. Может отмечать дни зарубками, как в книгах делали? Или лаком наносить крестики на скалу? Через три дня я бы снова пошла в университет... Тоска... Жарко, даже душно. С самого раннего утра температура уже зашкаливает.
Небо было розоватым. Я любовалась рассветом, ощущая, что приняла правду, какой она есть. Что бы ни случилось с мужем, я всё же жива. Я должна быть сильной, ведь со мной рядом человек, которому я не безразлична. Ень Гун сказал мне, что... Опять реву... Сказал, что если я умру - если сама умру, или же меня погубит остров, то и он уйдёт за мною следом. И больше ничего не сказал. Только это. Но как же много было в этих словах! Мне по-разному признавались в любви. Парни дома были напористыми, норовили в первый же день после слов о симпатии затащить в постель, кто-то клялся, что хочет видеть меня женой. Юншэн постарался заполнить собой всё пространство, влюбить в себя, чтобы я не отказалась от свадьбы. Его признания были откровениями сильного человека, привыкшего скорее к приказам. И он даже находил некое удовольствие в наших нежных перешёптываниях, в том, как я радостно впитываю каждое его слово.
Лианг был упрям и напорист. С той поры, как я сломила его сопротивление и стала ближе, чем любая другая, он тоже поменялся. Не боялся откровенно признать свои чувства.
Но монашек... Мой милый, юный, такой чистый и неиспорченный спутник поразил меня до глубины души! В горле стал ком, на глаза мигом навернулись слёзы, я нашла его руку, пожала пальцы. Я тоже не задержусь надолго, если ты оставишь меня! И не только от того, что беспомощна. Если рядом не будет Ень Гуна... его силы, его ободряющей улыбки, спокойных глаз, ловких рук, то... Зачем тогда жить? Или делать вид, как я поступала в последние дни.
- У тебя есть... семья? - спросила я после долгого молчания. Он кивнул согласно. - А кто? И как ты попал в Шаолинь?
- Есть... тётя Чжао Синьлу. И брат Лючень. Они живут в деревне под горой Сушань. Меня забрал наставник Чонг, когда мне было пять. Голодный год, мы могли умереть. Мама на работе в Пекине. Потом привезла тете моего брата, вот такого! - в руках Ень Гуна был прут. Судя по его длине, братишка был всего-то в полметра длиной! Младенцем привезла?! Ничего себе мать!
Вот так и стал мой спутник монахом! В тот год в Шаолинь забрали из деревень двадцать два мальчика. И этим спасли от голодной смерти. Разумеется, детей не спросили, хотят ли они идти в монастырь. Да и нужды не было: в Китае перед даосскими монахами преклоняются, как перед мудрецами, святыми. Поэтому посчитали этот отбор великой честью. Несмотря на современный Китай, на прогресс, в таких вот дальних уголках большой страны всё ещё есть нищета и голод. Если мать и присылала или привозила какие-то средства, то их было ничтожно мало для выживания троих людей. У семьи было рисовое поле, маленький домик с очагом, где тетушка делала лепёшки.
Остальные годы для Ень Гуна прошли однообразно: тренировки, молитвы, уборка кельи, стирка одежды, сбор трав на склонах гор, опять рассвет, молитва, энергия Ци, которую нужно распределить по телу, высвободить. Через пять лет он уже мог делать такие трюки, о которых и взрослые могли только мечтать. Поэтому его заприметил учитель Нианзу и стал брать с собой в поездки по стране. А потом и Юнгксу забрали. В одной из поездок они и познакомились с Юншэном. Ень Гун очень уважал моего мужа, хотел быть на него похожим в плане силы. Касаясь темы моего семейного положения, монах испытывал неловкость, может стыдился, что мы так близки в последнее время. Да, в Китае такая близость уже была бы изменой.
- Ты... - начала было я.
- Я знаю...
Да, вот так. Он, да и я - мы оба знаем, что там, в большом мире станем по разные стороны. Но здесь и сейчас мы едины, его жизнь зависит от моей, а моя - от него. И ещё мы знали, что нужно измениться, свыкнуться с тем, что мы больше, чем просто партнёры по несчастью. Мы даже больше сейчас, чем брат и сестра, муж и жена. Я не знаю, как назвать эту связь, она такая крепкая. Вот мы молчим сейчас, но я ощущаю, что он смотрит на меня, его тревогу, опасение за мой разум, который уже было накрыла пелена безумия.
- Облака? - удивилась я и показала Ень Гуну на гору: там появилась большая тучка, за ней вторая, третья.
Парень встал, нахмурился. Я усмехнулась, вспомнив, как в жаркие, летние дни приятно было гулять под тёплым дождиком. Пусть бы и здесь прошёл лёгкий такой...
- Софен... - я ещё никогда не видела своего спутника таким. Лицо окаменело, ни следа наивности и мягкости. В глазах - страх. За меня, за нас?
- Да что такое? Что не так? Облака просто... Дождик будет!
- Мох! Помнишь? - какие у него сильные руки. Его пальцы до боли сжали мои плечи, он даже встряхнул меня. Я стала догадываться, что облака на острове - это не есть хорошо. Потоп? - Берём рыбу и уходим!
Мы сняли последнюю партию копчений, затоптали костёр, занесли три большие вязанки хвороста в наше хранилище и быстро-быстро полезли вверх на скалу.
ГЛАВА 8. Большая вода
Вопреки опасению Ень Гуна, дождя не было. Мы спокойно занесли снасти в дом, развесили на крючки рыбу. Вскипятили воду горячими камнями. Их мы выделили для этого отдельно: гладкие такие, плоские, чтобы удобно в рогульку ложились. В воду мы бросали сушёные цветы, получался как бы чай. Это мой монашек нашёл их! Заметил, что их любят птички и стрекозы. Нектар у них и правда сладкий. Насушили целые горы, припрятали в сухом месте.
Ень Гун наплёл нам коробов из лыка, травы и пальмовых листьев. Разные по величине, они стояли зелёненькой пирамидкой возле стенки. Теперь там были запасы чая, травок, которые мы посчитали полезными ( одна экспериментально остановила кровь, вторая - диарею, третья отпугивала гнус и комаров, четвёртая по вкусу напомнила чеснок, пятая горчила - стала приправкой к еде), рыба в кокосах, плотно укрытая листьями бананового дерева, вода в выдолбленных тыквах. Мы нашли их совсем недавно. Недалеко от той полянки с тучами комаров. Шагнуть только за заросли, и вот они! Жёлтые, красные, похожие на кабачки по форме. Высушив их кожуру, выдолбив мякоть, мы получили отличные сосуды для воды. Неустойчивые, правда, так что пришлось в коробах сделать рейки для них. Воду периодически меняли, чтобы не цвела.
- Может, обойдётся? - спросила я парня и подошла к нему поближе. Ень Гун стоял у двери и смотрел на море. Над синим, бескрайним простором плыла лёгкая дымка. Чайки летали низко и тревожно кричали.
- Нет. Это! - он указал на горизонт. - Это плохо, Софен! Шторм! Так начинался... Начнётся буря.
- Но у нас полно запасов! И мы высоко! Посидим, пока не утихнет.
Вроде успокоился, сел у очага, поворошил прутики. Над огнём на рогульках тушились кусочки змеи. Толстая, как бревно, мы едва доволокли её вдвоём до дома. Поели, я подползла к нему поближе, привалилась к его тёплому боку, уложила голову на плечо. Погладил рассеянно по волосам. Дышит ровно, это успокаивает. Обняла его за пояс. Какой он стал изящный! Одни косточки...
Спросила, что же изучают монахи? Сказал, разное. Молитвы, буддийские легенды, сказания, воспоминания святых. Тренировки и отработка ударов, чтобы ноги и руки стали сильными. Стойки на голове, на одной ноге, под водой, то есть под струями водопада, на ветру, в дождь. Он овладел техниками, которые позволяли остановить дыхание, сердце. Учитель научил? Сам, говорит. И сейчас по утрам вставал на тренировки, делал гимнастику. Я просыпалась, уже когда он её заканчивал. Показал и мне пару упражнений гимнастики Цигун, чтобы я не теряла гибкости тела. Делала я её, старалась, но не так чтобы успешно. Непривычно, даже неловко было поначалу. Потом привыкла, даже понравилось. Легче стало ходить, бегать. Да и одобрение в глазах моего спутника мне было важно.
Внезапный порыв ветра захлопнул створку двери. С такой силой, что у нас потух огонь! Ень Гун отодвинул меня, встал. Я тоже не могла сидеть на месте, так что мы оба встали у двери, открыли её и поражённо застыли. За этот час на улице погода сменилась с обычной солнечной на сумрачную: тревожная тишина, нависающее грозное небо, не безбрежная синь без единого облака - сейчас это чернильно - чёрная туча на весь горизонт! На берег накатывали волны, всё больше, всё выше! Они уже смыли тёмные пятна кострищ, где мы коптили рыбу, тушили крабов и моллюсков. Пенные лепестки касались пальм на берегу, омывали стволы, а потом возвращались снова в море. Ничего себе!! Где наш пляж?
Ветер выл, закручивал песок в вихри, бросал нам в лицо, мы слышали, как он шуршит и барабанит, опадая обратно на листья, траву. Замерли птицы... Или они улетели ещё раньше? Мы не заметили даже. Лестница у наших ног качалась, билась об скалу. Мы смотали её, решив пока не спускать. Если нужно будет вниз - тогда вывесим снова.
Закрыли дверь, завесили её изнутри пальмовой заслонкой, накрыли крышу листьями и сели на пол. Я вздрагивала каждый раз, как новый порыв ветра швырял в стенку обломки деревьев или струи дождя. С каждым часом он всё усиливался, лил и лил. И, как назло, под эту капель захотелось в туалет! Я маялась, то садилась, то вставала, но организм хотел избавиться от лишнего. Ень Гун понял, почему я никак не могу успокоиться, и предложил сделать свои дела в скорлупку. Несколько тыкв у нас валялись свободные, мы собирались набрать воду вечером.
- Нет... - смутилась я. В дверцу вдруг так гулко ударило, что я даже присела от испуга. - А потом куда? Оставим здесь? Или рискнём дверь открыть?
- Оставим. - твёрдо сказал парень. И вытащил пустую тыкву. Побольше.
Моральные, этические, чисто девичьи стыдливые муки - всё это отошло на второй план перед огромным желанием! После того, как я убедилась, что Ень Гун закрыл глаза, уши, отвернулся и даже отсел подальше, только после этого я сделала своё дело. А-а-а! Какое облегчение!!! Закрыла листиком и поставила в пустой короб. Скорлупок у нас немного, так что надеюсь, что буря закончится до того, как мы совсем уж... Выцарапала духи из рюкзачка, пшыкнула разок в воздух. И себя можно тоже, чтобы хоть с души смыть это ощущение... Будто я варвар! Жалко их, но сколько можно их беречь и жадничать? Повертела флакон, а потом спрятала обратно в короб.
Поели рыбы, попили воды, поговорили, чтобы не было так страшно. Я рассказывала о своём детстве, о маме и тёте Фиме. Описала проделки рыжего проглота Лёвушки, его любовь к моим тапочкам.
