Теперь у нас есть соль. Она скопилась у камней под водопадом, когда ушла вода. Её было немного, но для двух человек вполне хватит, чтобы еда не была такой безвкусной и пресной. Целый день мы пилили акулу, срезали длинными лентами с неё кожу. Ень Гун выложил её на камни - просушить. Из неё можно сделать новые сандалии, а то наши лапти не выдержали и развалились. Мясо было жирным, вкуснейшим! М-м-м! Присолили его, уложили в тыквы, не жалея последних - новые ещё не наросли, но ведь нам уже не нужно запасать воду! Отрезали огромный плавник, приставили его к себе и ахнули! С нас высотой! Я сбегала за телефоном и сняла ещё один ролик. Да, знаю... Некому его будет смотреть. Но ведь это так нужно мне, чтобы осознать, что я не на краю мира, а часть цивилизации. Ох, какой же всё это бред, Софи!
Вся моя жизнь теперь сосредоточена на ловле рыбы, сладких, нежных ночах с Ень Гуном и мечтах. Я мечтаю увидеть маму с Фимой, обнять Юншэна и Лианга. Юншэн... Он ушёл, я знаю... И боль ушла. Или нет... Ничего уже не знаю, ничего! Ень Гун словил меня за руку, прижал к себе. Ты тоже расстроен? Ты потерял друга, наставника. И не увидишь брата и тётю...
- Всё будет хорошо... Не плакать, Софен!
Он боится моих слёз. Тогда в нём всё будто кипит. Так пояснял мне недавно. С тех пор, как ушла вода, когда он заболел и почти оставил меня... С той поры мы говорим теперь обо всём. Нет такой темы, которая была бы для нас под запретом. Я спрашивала, нравлюсь ли ему. Сказал, что влюбился сразу, ещё когда я шла к тумбе - алтарю в алом ципао. Мучительно медленно, стесняясь и краснея, он признался, что тогда понял: путь монаха не для него. Не сможет он больше смиренно жить, как прежде, молясь и постясь.
- И не надо! Мы же всегда будем вместе? - сколько же в его глазах доброты, любви, заботы, преданности, отзывчивости! И грусти...
Я грею душу в этих его взглядах, в улыбке. Охотно иду в его руки, или же хватаю его в свои. Стоит он, мотает сети, а я подхожу со спины и просто касаюсь рукой его локтя, плеча. Замирает, стоит и ждёт. Тогда уж я расхожусь по полной! Целую затылок, загорелую шею, а руки гладят его живот и грудь. Некого бояться, не перед кем изображать, что мы чужие друг другу! Это делает меня счастливой, насколько это возможно здесь.
Мы уже самые настоящие Робинзоны! На нём остатки штанов ( я угадала, что через какое-то время наши вещи расползутся по швам!), а на мне короткий топик, оборванный, дырявый... И модные в этом сезоне трусики из джинсовой ткани! Понемногу, помалу, ткань исчезает в пучине... Белья нет, остался только спасательный жилет. Но резина в качестве белья... Может, юбочки сплетём?
- Можно... - улыбка снова... Как солнце! Я тоже улыбаюсь!
Получив свою первую юбку от моего гражданского - островного мужа, я долго бегаю по пляжу и кричу, как Тарзан в джунглях! Ень Гун, глядя на меня, тоже смеётся. Подбегаю к нему и хватаю за руку.
- Я так рада, что ты со мной! Ты - невероятный! Я... - горячая, сухая ладонь ложится на мои губы.
- Не надо... - грустный снова. От чего?
- Ень Гун? Ень Гун! - требовательно и с обидой. - Почему ты не даёшь мне это сказать?
- Ты отпустить... - умолк, подбирает слова. Я уже его научила нескольким фразам, он легко запомнил много слов на английском и на русском с украинским. - Ты отпустить мужа? Лианг? Мы вернёмся, ты уходить домой...
- А ты... Ты хочешь уйти... В Шаолинь снова?! - поразилась я. - Неужели это всё... Ты всё забудешь? Забудешь меня?
- Никогда...
- Почему ты такой? Тихий, покорный! Я буду драться за тебя, за нас!
- Нет... Если твой муж живой, то это всё... - обвёл рукой пляж. - Это нужно забыть... Я буду знать, что ты есть... Я буду помнить нас... Не хочу тебе... проблема...
Благородство, природная скромность, покорность судьбе и тем, кто старше, выше. Это я и люблю в нём... И ненавижу! Он прав, но... Я не хочу отпускать это! Это правда: если Юншэн жив, то нам не дадут быть вместе. Лианг... Может, он уже с другой. Два... Да нет же! Мы уже три с половиной месяца здесь! За это время и Юншэн мог... Расстроившись, я побрела к водопаду, чтобы побыть одной. Зачем Ень Гун это сказал? Мы останемся здесь, может нам повезёт умереть в один день, чтобы не тосковать по ушедшему. Он любит меня, хочет мне добра. Он не только ушёл бы безропотно обратно в монастырь - он бы никогда и никому не сказал, что между нами было. Но так нечестно! Это было. Это есть... и будет! Как я могу предать того, кто жил мной, кем я живу уже три месяца? Никого рядом, никого! А он со мной, он всегда готов помочь. Даже в критичные, женские дни... Это вообще удивляет меня. Вытерпеть женскую истерику? Запросто! Просто улыбнуться так, чтобы я вместо злости ощутила тепло в душе, радость, что он рядом.
А когда? Не было ведь... Я поняла, что этих самых дней и нету! Это от голода. Многие модели, голодая, лишаются детей. Вот и я... К лучшему наверное... Пора уже посмотреть правде в глаза. Мы узники этого сказочного, нереального, смертельного и убийственного места! Лучше будет, если его жертв будет только две, а не три.
- Если я... Если я не отпущу тебя... Ты всё равно уйдешь?
Молчит. Только гладит нежно волосы, спину. Уйдёт! Да что такое? Почему мы думаем о спасении?! Всё, что у нас есть - это остров и наши жизни! Снова грустим и молчим, только ночи полны эмоций. Не ушёл бы, никогда бы не оставил меня. Но я не принадлежу ему, это причиняет ему боль. Совесть ли его мучает... Моя уже где-то в прошлом осталась... Прежней меня нет, можно сказать, что здесь, в этом плену, родилась новая София. Фамилия моего монашка Чжао... Чжао Софен... А что? Звучит!
Прошёл ещё месяц. Мы сильные! Ха-ха! Два тощих задохлика съели ещё одну акулу!!! И сами же словили! Змей нет, черепахи уплыли или же съедены кем-то, так что вариантов немного. Кровь пришлось пустить из раны. Приплыла как миленькая! Оглушили её камнем. Еле подняли его! Насадили с боков на копья. Два дня помирала. Упёртая какая! Потом уже, когда даже хвост перестал шевелиться - потом мы её разделали. У меня шикарнейший костюм в виде топа и шортиков из акульей кожи! Прохладный, гладкий, нигде не натирает! Монашек мой тоже как морской воин, весь в коже.
Мне даже удалось немного поправиться. Ень Гун одобрительно кивал и подкладывал мне кусочки посытнее. Благодарю с поклоном, церемонно спрашиваю, разрешает ли мой господин сесть рядом? Смеется. Снова я ощущаю солнечный свет ярким, ласковым. Я ощущаю, что жива, только если он рядом... В тайне от него я записала видео, где откровенно пояснила, почему так хочу остаться здесь навсегда. Потому что здесь мы не наследница миллионов и монах Шаолиня. Здесь мы муж и жена, мы одно целое.
Мы неразлучны, мы так довольны, что улыбки не сходят с наших лиц! Паводок будет нескоро. Мох на камнях ещё только наметился, так что мы высчитали примерный интервал - три года. Следующий раз не застанет нас врасплох!
Четыре месяца, десять дней. Восемнадцатое декабря. У меня дома уже зима вовсю, у Ень Гуна - тоже. А здесь тепло, даже жарко иногда. Не нужно ни тёплых вещей, ни отопления в квартиру. Спросила у парня, что они делают зимой в монастыре. То же самое, что и всегда. И не играете в снежки?
- Играем, - улыбается. - Закаливаем тело. Уборка двора...
Просто живут, тренируются. Скучно! Нет, ему нравилось. А теперь? Не жалеешь? Нет, не жалеет, даже благодарен судьбе за эти дни со мной рядом. Когда всё кончится. Закрыла ему рот поцелуем. Зачем говорить "если"? Просто живи со мной здесь, живи для меня. Я ведь для тебя живу!
Двадцать пятое декабря. Меня страшно мутит! Я не могу есть рыбу! А ведь у нас пока нет ничего! Устрицы, молодая травка, бананы молодые, зелёные. Ень Гун в панике, заставил выпить таблетку, но мне от неё стало нереально плохо, так что вызвали рвоту, чтобы от неё избавиться. Пью чай, сижу в тенёчке и роюсь в своих сокровищах.
Обе шпильки уже давно входили в наши столовые приборы: мы ими разделывали рыбу наравне с ножом, Ень Гун брал одну из них с собой на промыслы, то есть походы за моллюсками, за хворостом. Вот и сейчас, мой монашек с паникой в глазах, не желая оставлять меня, всё же ушёл на поиски фруктов. Бананы я ем, ем печеные тыквы. Хорошо, что некоторые уже поспели. Кокосы ещё мелкие, их долго ждать. Корешки гадкие, но меня после них не рвёт.
- Вот так! Были вы на голове у принцессы, а стали просто зубочистками! - сказала я заколке и издевательски покривила лицо. Фыркнула даже. - Сами захотели с нами уйти! Вот и останетесь здесь, когда мы умрём с милым! На вас намоет море песок, похоронит вас глубоко-глубоко!
Внезапно заколка засветилась! Я с криком вскочила и помчалась к Ень Гуну. Тот, как оказалось, тоже заметил странность со своей шпилькой, поэтому бежал мне навстречу. Мы вытянули заколки вперёд, сравнивая их сияние. Одинаковое!
- Что это? Ень Гун!!! Мне страшно! Если они нас сожгут? Или утопят? - плакала я и с тревогой смотрела на голубоватый свет, который становился всё ярче.
Монах мой тоже был напуган, но повёл себя, как настоящий мужчина: вытащил шпильку из моей руки, обнял за плечи, долго утешал, успокаивал. Мы даже не поели, так и легли спать голодные. Какой уж тут аппетит, когда такое происходит?!
Утро. Прохладный воздух, чистый, пахнет морем и водорослями. Ень Гун уже ловит рыбу, я слышу, как он запевает песню про горы. И про звёзды. Улыбаюсь. Сегодня меня не тошнит, это так радует, что я вскакиваю с нашего лиственного ложа и бегу к моему милому, чтобы спеть с ним, обнять его и сказать, что...
Корабль... Ноги подкосились, и я сползла по стволу пальмы на песок. Ень Гун застыл, даже невод из рук выпустил! А ведь их у нас всего два... Мы сорвались оба одновременно: кричали так громко, как могли, махали руками, даже сбегали за спичками и развели костёр, срочно притащив весь свой запас дров. Кажется...
- Они... - горло перехватило спазмом. - Плывут...
- Плывут сюда. Софен... - снова эта светлая улыбка, снова ласка и нежность в глазах. Нет, даже не думай со мной прощаться! Гладит мою щёку, целует руки, отпускает. Но поскандалить у нас не вышло...
Это... Это была яхта богатого американца Айвори Фокса. Он плавал у островов. Багамы?! Мы всё ещё здесь?! Какими глазами он на нас смотрел! Какими глазами на нас глядела его команда! Мы были чем-то средним между узниками немецкого концлагеря и героев, которые прошли войну и плен! Суровые мужики едва не плакали, глядя на нас!
В лодку, снаряженную за нами, сел сам владелец судна и капитан. Мы смотрели на людей и не понимали, что это реальность. Я даже подошла к мистеру Фоксу, чтобы коснуться его руки. Только тогда мои глаза поверили. Дальнейшего я не видела - упала в обморок. Рассказывали потом, что Ень Гун сбегал в нашу пещеру, принёс мои вещи. Перед отплытием, он посмотрел на остров, подумал о чём-то. И мистер Фокс с мистером Найджелом Карпентером с удивлением и опаской наблюдали, как лицо парня исказилось от злости, как он вытащил из рюкзака обе шпильки и зашвырнул их далеко в заросли! Прощайте, проклятые заколки! Надеюсь, вас никто, никогда не найдёт!
Расспросив Ень Гуна, мистер Фокс пришёл к выводу, что первым делом нужно плыть в Орландо, а также сообщить о нас полиции. Поэтому яхту срочно развернули, и мы устремились к берегам Америки.
Я пришла в себя уже перед самым нашим возвращением. Снова тошнило, в теле была дикая слабость. Кто-то одел меня в... Что это? Матроска, серые брюки. И пояс, дырочки явно проверчены по моей худющей талии. В капитанской каюте было уютно и темно. Уже ночь? Наткнулась на ножку стола и с криком заскакала на одной ноге. Дверь едва с петель не сорвали!
- Задушишь... - довольно шептала я, нежась в знакомых руках. Монашек тоже был в матроске, тоже с ремешком с просверленной дыркой. Две тощие мыши... Тихий смех, потом плач, сидим на постели и шепчемся. - Не смей уходить! Я хочу, чтобы ты остался!
- Хорошо... - соглашается он, а я выдыхаю. Если что и волнует меня сейчас, так это, не разлучат ли нас.
В порту много людей. Что там такое? Журналисты? Полиция?! Ах да, это же нас встречают. Капитан по рации передал на берег, что на судне два пропавших человека. Когда он сказал наши имена, то на том конце долго молчали. Как рассказал мне мистер Фокс, в городе сейчас находятся оба моих родителя. Они прилетают в Америку ровно восьмого числа. А в этом месяце прибыли немного раньше. Поэтому о нас знают уже все. И встречают тоже все.
Мы ступили на землю двадцать восьмого декабря. Я цеплялась за Ень Гуна, прятала глаза от ярких прожекторов и вспышек. Кто-то кричал слова ободрения, кто-то жалел нас, были даже те, у кого слёзы навернулись на глаза. Полиция сдерживала людей, постепенно расширяя коридор для...
- Ма... - начала я, но горло перехватило, всё завертелось...
Супруги Яо всю ночь провели в больнице, ожидая вердикта врачей. Какое счастье, что именно сегодня они решили задержаться на день, дождаться прилёта Лианга, чтобы снова сесть на катер и поплыть на тот остров. На что они надеялись, они уже и сами не знали. Просто... Найти подсказку, что произошло в ту ночь.
Ночь, когда застрелили их зятя Юншэна, когда бесследно пропали двое... София и мальчик - монах. Полицейские клялись, что они просто исчезли! Как только рассвело, водолазы обследовали всё вдоль и поперёк в этом квадрате. Там, где в воду было нырять опасно из-за акул, спускали батискафы и камеры. Семья Яо была очень богата. А ещё... Очень несчастна, убита горем. Смерть... Никто не хотел произносить это слово, верить, что всё кончено. Но за эти пять месяцев им не удалось найти ничего, ни одной зацепки!
Зенгуанг получил своё сполна. В руках агентов он раскололся как орех и стал сдавать своих заказчиков. Его показания послужили основанием для ареста и задержания всей верхушки в компании Фухуа. Обе их семьи могли спать спокойно: враг побеждён, договора с Триадой переписаны, причём на таких выгодных для них условиях, что только живи и радуйся. Но...
Каждый месяц, восьмого числа они прилетали в Америку, чтобы снова организовать экспедицию к островам. Неделя, две. Сколько бы не понадобилось времени - они сменяли друг друга, передавали эстафету Лиангу и его отцу. Лианг помимо поисков в море, искал и на суше. Он опросил всех до единого жителей, а полисменов, которые были тогда в патруле, буквально вытряхнул наизнанку. Его усилия принесли некие плоды. Не сказать, что сведения были точными, что они обрадовали семью, но... Один из водолазов вспомнил, что видел два силуэта в воде, которых вдруг осветила голубая вспышка. Он не стал рассказывать коллегам об этом, опасаясь прослыть сумасшедшим. А Лиангу рассказал, потому что видел, что этому парню всё равно, насколько это фантастично звучит. Этот молчаливый, серьёзный парень был в отчаянии, он так и сказал, что это его последняя надежда понять, что произошло тогда.
Был созван семейный совет. На нём Лианг заявил, что не верит в смерть Софен! Что он скорее будет считать ее украденной, потерянной, но не мёртвой. Госпожа Анна была обессилена, измотана поисками и ежедневными рыданиями перед фотографией дочери. Её сестра слетала на родину, но задержалась там только для того, чтобы продать квартиру и вернуться. Сейчас, когда в их семье такое произошло, им нужно быть вместе.
Вся моя жизнь теперь сосредоточена на ловле рыбы, сладких, нежных ночах с Ень Гуном и мечтах. Я мечтаю увидеть маму с Фимой, обнять Юншэна и Лианга. Юншэн... Он ушёл, я знаю... И боль ушла. Или нет... Ничего уже не знаю, ничего! Ень Гун словил меня за руку, прижал к себе. Ты тоже расстроен? Ты потерял друга, наставника. И не увидишь брата и тётю...
- Всё будет хорошо... Не плакать, Софен!
Он боится моих слёз. Тогда в нём всё будто кипит. Так пояснял мне недавно. С тех пор, как ушла вода, когда он заболел и почти оставил меня... С той поры мы говорим теперь обо всём. Нет такой темы, которая была бы для нас под запретом. Я спрашивала, нравлюсь ли ему. Сказал, что влюбился сразу, ещё когда я шла к тумбе - алтарю в алом ципао. Мучительно медленно, стесняясь и краснея, он признался, что тогда понял: путь монаха не для него. Не сможет он больше смиренно жить, как прежде, молясь и постясь.
- И не надо! Мы же всегда будем вместе? - сколько же в его глазах доброты, любви, заботы, преданности, отзывчивости! И грусти...
Я грею душу в этих его взглядах, в улыбке. Охотно иду в его руки, или же хватаю его в свои. Стоит он, мотает сети, а я подхожу со спины и просто касаюсь рукой его локтя, плеча. Замирает, стоит и ждёт. Тогда уж я расхожусь по полной! Целую затылок, загорелую шею, а руки гладят его живот и грудь. Некого бояться, не перед кем изображать, что мы чужие друг другу! Это делает меня счастливой, насколько это возможно здесь.
Мы уже самые настоящие Робинзоны! На нём остатки штанов ( я угадала, что через какое-то время наши вещи расползутся по швам!), а на мне короткий топик, оборванный, дырявый... И модные в этом сезоне трусики из джинсовой ткани! Понемногу, помалу, ткань исчезает в пучине... Белья нет, остался только спасательный жилет. Но резина в качестве белья... Может, юбочки сплетём?
- Можно... - улыбка снова... Как солнце! Я тоже улыбаюсь!
Получив свою первую юбку от моего гражданского - островного мужа, я долго бегаю по пляжу и кричу, как Тарзан в джунглях! Ень Гун, глядя на меня, тоже смеётся. Подбегаю к нему и хватаю за руку.
- Я так рада, что ты со мной! Ты - невероятный! Я... - горячая, сухая ладонь ложится на мои губы.
- Не надо... - грустный снова. От чего?
- Ень Гун? Ень Гун! - требовательно и с обидой. - Почему ты не даёшь мне это сказать?
- Ты отпустить... - умолк, подбирает слова. Я уже его научила нескольким фразам, он легко запомнил много слов на английском и на русском с украинским. - Ты отпустить мужа? Лианг? Мы вернёмся, ты уходить домой...
- А ты... Ты хочешь уйти... В Шаолинь снова?! - поразилась я. - Неужели это всё... Ты всё забудешь? Забудешь меня?
- Никогда...
- Почему ты такой? Тихий, покорный! Я буду драться за тебя, за нас!
- Нет... Если твой муж живой, то это всё... - обвёл рукой пляж. - Это нужно забыть... Я буду знать, что ты есть... Я буду помнить нас... Не хочу тебе... проблема...
Благородство, природная скромность, покорность судьбе и тем, кто старше, выше. Это я и люблю в нём... И ненавижу! Он прав, но... Я не хочу отпускать это! Это правда: если Юншэн жив, то нам не дадут быть вместе. Лианг... Может, он уже с другой. Два... Да нет же! Мы уже три с половиной месяца здесь! За это время и Юншэн мог... Расстроившись, я побрела к водопаду, чтобы побыть одной. Зачем Ень Гун это сказал? Мы останемся здесь, может нам повезёт умереть в один день, чтобы не тосковать по ушедшему. Он любит меня, хочет мне добра. Он не только ушёл бы безропотно обратно в монастырь - он бы никогда и никому не сказал, что между нами было. Но так нечестно! Это было. Это есть... и будет! Как я могу предать того, кто жил мной, кем я живу уже три месяца? Никого рядом, никого! А он со мной, он всегда готов помочь. Даже в критичные, женские дни... Это вообще удивляет меня. Вытерпеть женскую истерику? Запросто! Просто улыбнуться так, чтобы я вместо злости ощутила тепло в душе, радость, что он рядом.
А когда? Не было ведь... Я поняла, что этих самых дней и нету! Это от голода. Многие модели, голодая, лишаются детей. Вот и я... К лучшему наверное... Пора уже посмотреть правде в глаза. Мы узники этого сказочного, нереального, смертельного и убийственного места! Лучше будет, если его жертв будет только две, а не три.
- Если я... Если я не отпущу тебя... Ты всё равно уйдешь?
Молчит. Только гладит нежно волосы, спину. Уйдёт! Да что такое? Почему мы думаем о спасении?! Всё, что у нас есть - это остров и наши жизни! Снова грустим и молчим, только ночи полны эмоций. Не ушёл бы, никогда бы не оставил меня. Но я не принадлежу ему, это причиняет ему боль. Совесть ли его мучает... Моя уже где-то в прошлом осталась... Прежней меня нет, можно сказать, что здесь, в этом плену, родилась новая София. Фамилия моего монашка Чжао... Чжао Софен... А что? Звучит!
Прошёл ещё месяц. Мы сильные! Ха-ха! Два тощих задохлика съели ещё одну акулу!!! И сами же словили! Змей нет, черепахи уплыли или же съедены кем-то, так что вариантов немного. Кровь пришлось пустить из раны. Приплыла как миленькая! Оглушили её камнем. Еле подняли его! Насадили с боков на копья. Два дня помирала. Упёртая какая! Потом уже, когда даже хвост перестал шевелиться - потом мы её разделали. У меня шикарнейший костюм в виде топа и шортиков из акульей кожи! Прохладный, гладкий, нигде не натирает! Монашек мой тоже как морской воин, весь в коже.
Мне даже удалось немного поправиться. Ень Гун одобрительно кивал и подкладывал мне кусочки посытнее. Благодарю с поклоном, церемонно спрашиваю, разрешает ли мой господин сесть рядом? Смеется. Снова я ощущаю солнечный свет ярким, ласковым. Я ощущаю, что жива, только если он рядом... В тайне от него я записала видео, где откровенно пояснила, почему так хочу остаться здесь навсегда. Потому что здесь мы не наследница миллионов и монах Шаолиня. Здесь мы муж и жена, мы одно целое.
Мы неразлучны, мы так довольны, что улыбки не сходят с наших лиц! Паводок будет нескоро. Мох на камнях ещё только наметился, так что мы высчитали примерный интервал - три года. Следующий раз не застанет нас врасплох!
Четыре месяца, десять дней. Восемнадцатое декабря. У меня дома уже зима вовсю, у Ень Гуна - тоже. А здесь тепло, даже жарко иногда. Не нужно ни тёплых вещей, ни отопления в квартиру. Спросила у парня, что они делают зимой в монастыре. То же самое, что и всегда. И не играете в снежки?
- Играем, - улыбается. - Закаливаем тело. Уборка двора...
Просто живут, тренируются. Скучно! Нет, ему нравилось. А теперь? Не жалеешь? Нет, не жалеет, даже благодарен судьбе за эти дни со мной рядом. Когда всё кончится. Закрыла ему рот поцелуем. Зачем говорить "если"? Просто живи со мной здесь, живи для меня. Я ведь для тебя живу!
Двадцать пятое декабря. Меня страшно мутит! Я не могу есть рыбу! А ведь у нас пока нет ничего! Устрицы, молодая травка, бананы молодые, зелёные. Ень Гун в панике, заставил выпить таблетку, но мне от неё стало нереально плохо, так что вызвали рвоту, чтобы от неё избавиться. Пью чай, сижу в тенёчке и роюсь в своих сокровищах.
Обе шпильки уже давно входили в наши столовые приборы: мы ими разделывали рыбу наравне с ножом, Ень Гун брал одну из них с собой на промыслы, то есть походы за моллюсками, за хворостом. Вот и сейчас, мой монашек с паникой в глазах, не желая оставлять меня, всё же ушёл на поиски фруктов. Бананы я ем, ем печеные тыквы. Хорошо, что некоторые уже поспели. Кокосы ещё мелкие, их долго ждать. Корешки гадкие, но меня после них не рвёт.
- Вот так! Были вы на голове у принцессы, а стали просто зубочистками! - сказала я заколке и издевательски покривила лицо. Фыркнула даже. - Сами захотели с нами уйти! Вот и останетесь здесь, когда мы умрём с милым! На вас намоет море песок, похоронит вас глубоко-глубоко!
Внезапно заколка засветилась! Я с криком вскочила и помчалась к Ень Гуну. Тот, как оказалось, тоже заметил странность со своей шпилькой, поэтому бежал мне навстречу. Мы вытянули заколки вперёд, сравнивая их сияние. Одинаковое!
- Что это? Ень Гун!!! Мне страшно! Если они нас сожгут? Или утопят? - плакала я и с тревогой смотрела на голубоватый свет, который становился всё ярче.
Монах мой тоже был напуган, но повёл себя, как настоящий мужчина: вытащил шпильку из моей руки, обнял за плечи, долго утешал, успокаивал. Мы даже не поели, так и легли спать голодные. Какой уж тут аппетит, когда такое происходит?!
Утро. Прохладный воздух, чистый, пахнет морем и водорослями. Ень Гун уже ловит рыбу, я слышу, как он запевает песню про горы. И про звёзды. Улыбаюсь. Сегодня меня не тошнит, это так радует, что я вскакиваю с нашего лиственного ложа и бегу к моему милому, чтобы спеть с ним, обнять его и сказать, что...
Корабль... Ноги подкосились, и я сползла по стволу пальмы на песок. Ень Гун застыл, даже невод из рук выпустил! А ведь их у нас всего два... Мы сорвались оба одновременно: кричали так громко, как могли, махали руками, даже сбегали за спичками и развели костёр, срочно притащив весь свой запас дров. Кажется...
- Они... - горло перехватило спазмом. - Плывут...
- Плывут сюда. Софен... - снова эта светлая улыбка, снова ласка и нежность в глазах. Нет, даже не думай со мной прощаться! Гладит мою щёку, целует руки, отпускает. Но поскандалить у нас не вышло...
Это... Это была яхта богатого американца Айвори Фокса. Он плавал у островов. Багамы?! Мы всё ещё здесь?! Какими глазами он на нас смотрел! Какими глазами на нас глядела его команда! Мы были чем-то средним между узниками немецкого концлагеря и героев, которые прошли войну и плен! Суровые мужики едва не плакали, глядя на нас!
В лодку, снаряженную за нами, сел сам владелец судна и капитан. Мы смотрели на людей и не понимали, что это реальность. Я даже подошла к мистеру Фоксу, чтобы коснуться его руки. Только тогда мои глаза поверили. Дальнейшего я не видела - упала в обморок. Рассказывали потом, что Ень Гун сбегал в нашу пещеру, принёс мои вещи. Перед отплытием, он посмотрел на остров, подумал о чём-то. И мистер Фокс с мистером Найджелом Карпентером с удивлением и опаской наблюдали, как лицо парня исказилось от злости, как он вытащил из рюкзака обе шпильки и зашвырнул их далеко в заросли! Прощайте, проклятые заколки! Надеюсь, вас никто, никогда не найдёт!
Расспросив Ень Гуна, мистер Фокс пришёл к выводу, что первым делом нужно плыть в Орландо, а также сообщить о нас полиции. Поэтому яхту срочно развернули, и мы устремились к берегам Америки.
Я пришла в себя уже перед самым нашим возвращением. Снова тошнило, в теле была дикая слабость. Кто-то одел меня в... Что это? Матроска, серые брюки. И пояс, дырочки явно проверчены по моей худющей талии. В капитанской каюте было уютно и темно. Уже ночь? Наткнулась на ножку стола и с криком заскакала на одной ноге. Дверь едва с петель не сорвали!
- Задушишь... - довольно шептала я, нежась в знакомых руках. Монашек тоже был в матроске, тоже с ремешком с просверленной дыркой. Две тощие мыши... Тихий смех, потом плач, сидим на постели и шепчемся. - Не смей уходить! Я хочу, чтобы ты остался!
- Хорошо... - соглашается он, а я выдыхаю. Если что и волнует меня сейчас, так это, не разлучат ли нас.
В порту много людей. Что там такое? Журналисты? Полиция?! Ах да, это же нас встречают. Капитан по рации передал на берег, что на судне два пропавших человека. Когда он сказал наши имена, то на том конце долго молчали. Как рассказал мне мистер Фокс, в городе сейчас находятся оба моих родителя. Они прилетают в Америку ровно восьмого числа. А в этом месяце прибыли немного раньше. Поэтому о нас знают уже все. И встречают тоже все.
Мы ступили на землю двадцать восьмого декабря. Я цеплялась за Ень Гуна, прятала глаза от ярких прожекторов и вспышек. Кто-то кричал слова ободрения, кто-то жалел нас, были даже те, у кого слёзы навернулись на глаза. Полиция сдерживала людей, постепенно расширяя коридор для...
- Ма... - начала я, но горло перехватило, всё завертелось...
ГЛАВА 9. Возвращение
Супруги Яо всю ночь провели в больнице, ожидая вердикта врачей. Какое счастье, что именно сегодня они решили задержаться на день, дождаться прилёта Лианга, чтобы снова сесть на катер и поплыть на тот остров. На что они надеялись, они уже и сами не знали. Просто... Найти подсказку, что произошло в ту ночь.
Ночь, когда застрелили их зятя Юншэна, когда бесследно пропали двое... София и мальчик - монах. Полицейские клялись, что они просто исчезли! Как только рассвело, водолазы обследовали всё вдоль и поперёк в этом квадрате. Там, где в воду было нырять опасно из-за акул, спускали батискафы и камеры. Семья Яо была очень богата. А ещё... Очень несчастна, убита горем. Смерть... Никто не хотел произносить это слово, верить, что всё кончено. Но за эти пять месяцев им не удалось найти ничего, ни одной зацепки!
Зенгуанг получил своё сполна. В руках агентов он раскололся как орех и стал сдавать своих заказчиков. Его показания послужили основанием для ареста и задержания всей верхушки в компании Фухуа. Обе их семьи могли спать спокойно: враг побеждён, договора с Триадой переписаны, причём на таких выгодных для них условиях, что только живи и радуйся. Но...
Каждый месяц, восьмого числа они прилетали в Америку, чтобы снова организовать экспедицию к островам. Неделя, две. Сколько бы не понадобилось времени - они сменяли друг друга, передавали эстафету Лиангу и его отцу. Лианг помимо поисков в море, искал и на суше. Он опросил всех до единого жителей, а полисменов, которые были тогда в патруле, буквально вытряхнул наизнанку. Его усилия принесли некие плоды. Не сказать, что сведения были точными, что они обрадовали семью, но... Один из водолазов вспомнил, что видел два силуэта в воде, которых вдруг осветила голубая вспышка. Он не стал рассказывать коллегам об этом, опасаясь прослыть сумасшедшим. А Лиангу рассказал, потому что видел, что этому парню всё равно, насколько это фантастично звучит. Этот молчаливый, серьёзный парень был в отчаянии, он так и сказал, что это его последняя надежда понять, что произошло тогда.
Был созван семейный совет. На нём Лианг заявил, что не верит в смерть Софен! Что он скорее будет считать ее украденной, потерянной, но не мёртвой. Госпожа Анна была обессилена, измотана поисками и ежедневными рыданиями перед фотографией дочери. Её сестра слетала на родину, но задержалась там только для того, чтобы продать квартиру и вернуться. Сейчас, когда в их семье такое произошло, им нужно быть вместе.
