Строгое начальственное "ну-ну-ну!" действия не возымело. Пришлось прибегнуть к королевской привилегии ментального принуждения. В результате чего я стала владелицей приличной кучки запрещёнки. А, чтоб не поощрять недовольства подчинённых и излишней работы по поиску нового персонала кладбища, что является неблагодарной деятельностью по замене шила на мыло, пришлось озаботится и подчисткой памяти вышеупомянутых.
Благодаря этому, ещё до обеда, оставив "колобка" внушать своему кадровому составу удачно задуманный наведённый втык, по улучшению творческой работы коллектива по переходу из Чесменской реальности в предполагаемый лучший мир, я почувствовала себя вымотанной до предела. А мне ещё надо было закончить работу по созданию проводника и доставке его к небезопасному получателю.
Очутившись снова в центре Привоза, я поняла, что если не брошу что-нибудь в желудок, то у меня перестанут ходить ноги.
-Всегда была уверена, что сигналы к остальным органам идут от желудка, а не от мозга,- давясь слюной от запахов еды, в лучшей городской таверне, заявила я Лами. Всё время, пока нам готовили обед, я полировала задом массивную деревянную скамью и не желала поднимать другие темы, кроме обсуждения местного меню. Такое количество энергии, какое я потратила на утренние дела с ведьмой и её практичной, хоть и дальней роднёй, нужно было восполнить как можно скорее. Хотя состояние, которое в этот раз вызывала моя усталость, было скорее возбуждённо-истерическим, чем обычным депрессивным.
Обеденный зал таверны, в которой мы, поразмыслив, всё же решили остановиться, выглядел шикарно. Блюда подавались в основном традиционно местные, но для любителей экзотики привозный рынок давал общирные возможности. Но мы угостились огромной речной рыбой, которую здесь фаршировали так вкусно, с обилием пахучих местных водорослей и прочих пряных приправ, что впервые попробовав её с отцом, я всегда возвращалась к этому блюду, попадая в город на Открытия ярмарочного сезона - праздники формальные, так как рынок функционировал круглогодично, но Весенний праздник начала сева, служил одновременно и для этой цели.
По весне у многих подходили к концу собственные припасы. Не все удачно переживали зимы. Случались нашествия грызунов. Такие, как то, что погубило семью Лами. В такие страшные годы некоторые, даже выжив сами и сохранив близких, теряли посевной фонд. В эти дни, королевский кортеж, не просто открывал праздник, выступая перед народом, но и собирал налоги, как деньгами, так и товарами. Любой, попавший в беду крестьянин, на таком открытом мероприятии мог обратится к королю лично, с просьбой о помощи и получить её в обязательном порядке.
Поскольку Привоз, от Дворца самая близкая точка, где доступны любые развлечения и подарки, я посещала его с отцом регулярно и ежегодно. Любимый новогодний праздник для всех детишек хомо. Неизменно связанный с запахом привозных фруктов из тёплых лесов южных сидхе и той самой фаршированной рыбы. Поскольку вылов по весне увеличивался, а рыба в это время шла на нерест, то всю икру и молоки, аккуратно извлечённые из улова, аккуратно оплодотворяли при помощи магов воды, доращивали до появления малька и выпускали снова в реку. Сохраняли таким образом поголовье для соблюдения ежегодной традиции.
Осоловевшие после трапезы, разошлись по комнатам. Кстати, тоже ошеломлявших как интерьерами, так и ценой. Но мы себе вполне могли позволить любую роскошь. Все предыдущие наши постои нам не стоили ровно ничего, кроме собственного труда. А сбережения были у всех.
Лами и я были счастливы возможности побыть наконец в уединении. И потому, даже торопясь завершить работу, я предпочла остаться рядом с сидхе. Он никогда не был навязчивым и нетерпеливым. Скорее чрезмерно серьёзным и ответственным, и уж никак не попытался бы помешать моей миссии. Которая на самом деле была срочной. Потому, несмотря на усталость и желание прикорнуть после обеда, мы устроились у стола и стали привередливо перебирать кладбищенскую добычу.
Все знают, что ничего из взятого с кладбища лучше не касаться голыми руками. Но Лами, как целитель, иногда варил составы из таких убийственных трав, что имел для такой работы всё нужное. Перчатки, пинцеты, заговорённые ёмкости для отходов.
Я не просто так потратила энергию на допрос кладбищенских.. А это был именно он. Я должна была быть уверена, что отобранное сырьё качественное, а не мусор для простачков, чтоб продать для покупки ежедневной дозы алкоголя.
Отсюда и множество вопросов по каждой мелочовке. Где взято, кто покойник, когда преставился, как, когда и для кого взято. Была мысль попутно размотать клубочки чернокнижников.
Их работа не всегда вредна. В такой ситуации, например, как нынешняя, где действие на благо. Но по большей части, ритуалы мерзкие и беззаконные. Направленые на такие же цели. Прежде всего чернокнижники порабощают свеженьких покойников и делают из них слуг, берущих на себя всё, что на земле и в небе считается грехом. Делают заговоры на смерть, болезни и привороты членов семьи усопшего. И захватывают чистую душу, чтоб сбросить на неё свои прегрешения перед богами.
Потому все предметы взятые на детских захоронениях, были собраны и брошены в текучую воду сразу. Благо, река видна прямо из окошка. Только ручку младенчика я, ещё на месте, заставила мага-алкоголика вернуть на могилку. Хоть и лечит она от самых тяжких болезней, но дитя, потеряв целостность тела, останется привязанным к земле, не сможет уйти и переродиться. На мага я разозлилась сильно. Лами уговорил не поднимать скандала с наказанием. Заговорил его от пьянства, да ещё и на зеркало. Чтоб любая попытка снять заговор вдвойне возвращалась.
А вот верёвку от висельника-самоубийцы Лами забрал. Она от многих болячек лечит. И от головной боли в первую очередь. Да и удачу она приносит.
Клочков от саванов было три. Два из них я отложила сразу, сожгу потом. Ткань из савана можно использовать, как раз чтоб сделать себе раба из покойного. Правда сделать это можно из покойника живой могилы. А для куколки-проводника старый саван лучше. Причём тем лучше, чем старее. Это те покойники, которые уйти не могут, дело их важное на земле держит. Или месть справедливая. А Грань на себя тянет. Вот и бежит дух до Грани за каждым свежим покойником, а потом возвращается. И так, пока саван не истлеет. Если справится за это время, уйдёт спокойно. Если нет, так нежитью неприкаяной останется. Пока саван на покойнике, он от могилы не уйдёт. Как истлел - отлетит и он вольной нежитью. До первого мага-охотника. И тогда уж не переродиться ему.
Два кусочка были явно свеженькими, да и расхититель, санитар морга, обмывающий и обряжающий неопознанных или одиноких мертвецов, подтвердил, что "срезал по кусочку изнутри и замаскировал, чтоб видно не было". Могилки отметил, за ними ходить будет некому. Вот и прийдёт чёрный колдун, могилку обиходит, покойничка покормит, дары принесёт и так все сорок дней. А потом восковую куколку сделает. Одёжку ей из савана и на сороковой день душу в вольт переманит. Вот и будет ему слуга, которого никто не хватится.
Лами сам сжёг кусочки и пепел тоже над рекой рассеял. А я пока над последним куском возилась.
Саван был старый. Как раз такой как надо. Копальщик говорит свежую могилу копал и на старые кости наткнулся. Он их трогать не стал, забросал обратно, а вот кусочек савана, недотлевшего забрал. Повезло мне, можно сказать. Это ж довольно редкая вещь. Резать его нельзя. Я краешки аккуратно распустила, по ниточке. Пока не остался цельный квадрат с бахромой. Вот тогда я лишние ниточки на ткани обожгла, а те, что повыдергала, свила в верёвочки. Из квадратика сформировала фигурку. В головку травок сухих набила. Из обережных. Те, что горькие, колючие, вонючие. Верёвочкой заготовленой перевязала. Глазки нарисовала краской, что от воды растворяется. Переведёт куколка ведьму через Грань и глаза смоются. Обратно дороги не найдёт. Все же знают, что Грань - это река полноводная.
Ручек да ножек куколке тоже не делала. Пусть её ведьма сама несёт, деревянным кинжалом к груди приколотой. Ещё одна трудность, чтоб сама назад не вернулась. Если бы снять могла, она бы её летать научила. Только до мёртвого берега куклу снимать не положено. Последним делом по четырём уголкам руны нарисовала. Юг-Север-Запад-Восток. Тоже потом водой смоет. А на макушке, на всякий случай, руну Саота оставила. Не знаю почему. По наитию. Пошлю Данфи к ведьме через трубу печную, его Саот побережёт. Плакальщику, в общем, и так не опасно. Его ведьма тронуть не может. Он в двух мирах сразу живёт. А руна.. во всяком случае не помешает.
Лами понёс готовую куколку Данфи. Он его скорей уговорит. А я прилегла, да и провалилась в сон. Ничего странного, что приснилась мне Тантра. Я почему-то не испугалась. То ли ведьма выглядела расслабленой и довольной, то ли я сама жутко устала и отупела, только старуха, в которой ещё сохранились черты былой красотки, благодушно поманила меня длинным пальцем и я спокойно подошла.
-Вот не думала, что ты меня к своему покровителю отослать захочешь,- ехидно посмеялась старуха,- не боишься, что очарую твоего женишка посмертного? Ко мне ведь за Гранью вся моя красота вернётся.. Пока ещё ты к нему наведаешься, а я тут как тут.
-Да я, знаешь, как-то не привыкла своих женихов на цепи водить. Жених, он же не аруш ярмарочный,- улыбнулась я в ответ,- да и он меня не одну оставляет. У меня тоже любимый есть. Я, конечно, такого не планировала, но, если ты Тантра, его от сердечной боли отвлечёшь, я тебе благодарна буду. Не хочу, чтоб кто-то из-за меня страдал. Хотя рисовала руну я как оберег для плакальщика.
-Не веришь моему слову?- зло прищурилась ведьма.
-Да не то чтоб. Плакальщик мой уж больно опасливый, чтоб не сказать трусишка. Ты уж его не пугай. Лучше щит свой покажи, как обещала.
Ведьма загадочно усмехнулась и бросила первую нить плетения. Я повторяла за ней, только нити у меня имели другой оттенок и не поменяли его даже тогда, когда ведьма набросила на меня свою именную привязку. Старуха только досадливо хмыкнула. Видно какой-то её план нежданно расстроился. Я огорчилась. Значит чуть не попалась на какую-то уловку.
Меня потянуло обратно. Я почувствовала руки Лами на своём теле. Подкатился таки милый под бочок,- хихикнула я.
А за моей спиной из сумерек выступила мощная фигура. На руках её свернулся плакальщик. Длинные пальцы с вытянутыми лунками ногтей, ласково перебирали белёсую шёрстку.
Глаза бога, тем не менее, смотрели жёстко и безжалостно.
-Не из трусливых, стало быть,- спросил он нежданную гостью,- и гнева моего не боишься, раз попыталась порчу на невесту мою навести? Или совсем долгая жизнь мозги съела?
-Да ладно, твоё темнейшество.. К чистому не прилипнет. А тебе же чистая нужна. Да и ты не позволишь совсем плохому случится. Проверила я её.
Саот молча махнул рукой и старуха, продолжая ещё что-то говорить, исчезла.
-Скоро принцесса встретится с Трумми. Будет кому за ней присмотреть. Может ты хочешь домой вернуться?- всё ещё поглаживая малыша-плакальщика, спросил Саот.
Данфи кивнул. Он увидел много нового. Люди, которых он встретил, не обижали его. Но близко он с ними не сошёлся. Он всего лишь должен был присмотреть за невестой господина. А теперь ему бы вернуться обратно. Он соскучился за жаркими колючими джунглями и даже за семейкой хитрых лирров. Там, дома, он был легкомысленным и весёлым, а чем дальше уходил от родных мест, тем больше тосковал. Не знакомые, чужие земли навевали на него страх. А привычные опасности, только бодрили.
-Я понял,- ласково сказал Саот,- отправляйся обратно. Завтра Лиира уже встретится с Трумми. Я сообщу ей, чтоб не волновалась.
И Саот потянулся к любимой, у него был повод сказать ей несколько слов. Но в этот момент я повернулась и открыла глаза в кольце сильных рук моего сидхе. Его напряжённое, подрагивающее от желания тело, горело от прикосновений к моему. И я откликнулась навстречу. Сегодня никто не сможет помешать нам. А что будет завтра никто не знает.
Тёмный отшатнулся. Пальцы судорожно сжались на тельце плакальщика. Тот жалобно пискнул. Сверкнули алым глаза бога, и зверюшка исчезла. На тёмной обнажённой груди вспыхнули огненные узоры. Саот застонал. Болезненно и обречённо. Кто говорил, что богам легко? За всякую силу своя плата. Он представил, что тоненькое нежное тело Ли сейчас в его, а не в чужих руках. Сколько ласки и огня желания он отдал бы ей.. Гора рядом полыхнула жаром и вершина её поплыла раскалённой лавой по склону. Бог приник к ней, упершись в камень лбом и пальцы с изящными длинными ногтевыми лунками вошли в камень, как в масло.
Глава 31.
Ночь не показалась мне длинной. Хотя мы не могли оторваться друг от друга почти до рассвета. Острота наших отношений ничуть не угасла. Наоборот, то, что нам приходилось сдерживать всё буйство молодых гормонов из-за отсутствия условий для близости, делало наши редкие моменты уединения наполненными какой-то голодной страстью. А может быть эту жадность в любви обусловливало то, что законность нашей связи не была окончательно подтверждена. За спиной маячил Совет с его претензиями, козни клики Вара и его гнусного сыночка с патриархальными позициями в наследовании и моё черезчур выпестованное королевское чувство долга.
Нас не беспокоили. Хотя, и Лами со своей эмпатией, и я чувствовали ментальную тревогу Комэра, расположившегося в соседней комнате. Но нам так не хотелось ни с кем делить этих долгожданных минут интимности и теплоты. Моя кожа обретала такую чувствительность от прикосновений Лами, что я задыхалась от желания. Его всегдашнее терпение взрывалось от единственной ласки и первое единение между нами становилось быстрым и порой даже грубоватым. И это желание исходило от обоих. Утолив первую страсть, мы становились нежными и чувственными и с удовольствием исследовали тела друг друга, отыскивая самые чувствительные местечки.
Доставить друг другу наибольшее удовольствие было основным стремлением в наших отношениях. Довести до пика удовлетворения, так, чтоб сердце взорвалось от избытка эмоций нам удавалось столько раз, что засыпали мы, зачастую, одновременно проваливаясь в забытьё, без сновидений, с дрожащими от усталости коленками и звёздочками в глазах. И просыпались, всё ещё истомлённые сладкой негой в теле и тут же тянулись друг к другу снова, чтоб не потерять этой утренней сладости и расслабленности любимого тела, оживающего под ласковыми руками партнёра.
Но в этот раз я заснула, сразу как будто снова войдя в прерванный сон, как в комнату с единственным выходом и наткнулась на всё понимающие и переполненные украденным чувством глаза Тантры. Она изменилась. Когда я сегодня увидела её во сне в первый раз, она была всё ещё старухой, а упоминание о том, что я отослала её к Саоту убедило меня, что на тот момент Данфи уже отдал ей проводника.. Вот почему я неосознанно уверилась в успехе и, не волнуясь за судьбу малыша, отдалась общению с, разбудившим меня, сидхе.
Тантра сидела на камне, который обычно выбирал для встреч Саот. Рядом со спящим вулканом. Очертания горы несколько изменились.
