Жрец сидел сложив ноги и писал, сначала тщательно отполировав бумагу аматль, сделанную из ветвей фикуса. Каждый иероглиф давался ему трудом и болью. Но воскрешал память о самом значительном событии в жизни. Он был одним из "сошедших в пламя" и пользовался большим уважением племени.
Великий Дракон Ицамна - небесное божество майя. Весь мир им созданный представлялся гигантским домом, чьи стены образованы четырьмя Малыми драконами, сплетающимися вверху хвостами и образующими крышу мира. Четыре зверя - четыре стороны света, четыре главных цвета, четыре народа. Дракон управлял подземным огнём, растительностью и вулканами. Создатель мира Ицамна и его супруга Иш Чель - Солнце и Земля, каждую ночь делили ложе в жерле вулкана, когда дневное светило покидало небо. Существовала легенда, что пять дней в году в короткий месяц Вайеб самый храбрый и мудрый мужчина племени может сойти в жерло вулкана и получить в жёны огненную Драконицу, дочь Ицамна и Иш Чель. Породить новое более сильное поколение. Чтоб войти в вулкан он должен только правильно надеть маску о двух лицах. Одно из них было нефритовым, другое золотым. Лицо Ицамна и лицо Иш Чель.
В эти пять коротких дней многие потерпели поражение. Теперь пришёл его черёд. Вулкан в эти дни затихал. Но всё равно жар, пропитавший болью всё тело, не давал раскрыть глаза, завязанные повязкой с вставленными вовнутрь кусочками льда. Руки обжигало, когда он случайно касался стен и когда они упёрлись в каменный постамент, на котором стояла маска, осязание уже ничего не могло подсказать ему. Лёд в повязке уже растаял и влажная ткань наливалась жаром. Нужно было спешить. Но сошедший старался сохранить рассудок холодным. Никакой паники. Момент полного сосредоточения. Одна сторона маски казалась прохладней, другая пылала так, что, казалось, должна сжечь его лицо до кости, но именно этой стороной он прислонил её к коже.
В один момент он стал огнём. Боль в его теле танцевала язычками пламени. Облизывала нервы. Он кричал. Просто не мог иначе. Перенести эту муку было не в силах живого существа и в тот момент, когда сознание стало милосердно покидать его, к его огню присоединилось ещё что-то и боль стала отступать.
Его тело обрело лёгкость и силу. Сила переливалась волной через край и требовала выхода. А рядом уже была она. Текла шипящей струёй обвивая ноги, прижимаясь трепещущим живым телом, разрывая душу на все четыре бушующие стихии. Тело отвечало страстью, которую не давала ему ни одна из женщин. Он был в ней, а она в нём и нельзя было разделить их желания. Его семя раскалённой струйкой лавы скользнуло в лоно огненной подруги и вцепилось в её нутро когтями -лепестками, образовав кроваво-алый бутон. Оба забились в вопле и пламенные потоки растащили их в разные стороны.
Что-то толкало его, он ударялся спиной и плечами о раскалённые камни. Наконец сознание померкло и темнота затопила мозг.
Очнулся он в храме. Камень-жертвенник прикасался к спине, но он не чувствовал этого прикосновения. Сукровица стекала с обожженной кожи, больше похожей на корку застывающей лавы. Боль была. Наверное.. Но, после пережитой ранее, она была так мала и несущественна. Он выжил. Память огненной любви сохранилась в нём навсегда. Теперь его судьба Храм. Обожжённое лицо и тело покроют шрамы. Боль не покинет его до конца жизни. Но новая кровь появится в народе.
Каравелла шла из Дарьена в Сан-Доминго. Капитан Вальдивья вёз отчёт о беспорядках в городе адмиралу и губернатору. А также должен был доставить двадцать тысяч дукатов пятины короля.
На корабле были мужчины и женщины, бежавшие от преследования и везшие судебные иски против обидчиков и жалобы губернатору.
Большую часть дороги пассажиры изнывали от жары, ссорились и раздражали команду. Лето тысяча пятсот одиннадцатого года от Рождества Христова было воистину божьим наказанием грешникам. Зной стоял такой, что даже, привычные к жаре, испанцы превращали каждую свободную минутку в сиесту и старались отыскать местечко в тени, так же не слишком желающих работать, парусов.
Зной и безветрие, что может быть хуже. А ещё длинные перья облаков, сходящихся веером в одной точке. Алый кровавый закат заставил капитана раздавать пинки сонной команде, стараясь по максимуму использовать слабые порывы ветра. Каравелла ползла по тёмной глади воды, а монах Херонимо де Агильяр читал молитву, сжимая старенький отцовский молитвенник и глядя на луну, окутанную густой туманной дымкой.
К утру появились рваные кучевые облака. Вода потемнела и покрылась зыбью. Она шла совсем не оттуда, откуда дул, наконец-то проснувшийся, ветер.
Резкие крики матросов разбудили пассажиров. Пока хаос на палубе оставался управляемым. Матросы найтовали груз. Пассажиров загнали обратно в каюты. Стараясь уйти подальше от надвигающегося шторма, Вальдивья не спешил убирать паруса. Только, когда понял, что это ему не удастся, засуетился, загоняя матросов на реи.
Первый и совершенно неожиданный удар ветра, всё время меняющего направление, почти уложил корабль на бок. Не успевшие убраться с рей матросы, заорали, цепляясь за ванты. Рулевой выправил корабль навстречу порывам ветра, который наконец определился в направлении и понёс навстречу густую серую с зеленью волну облаков, которые очень скоро разродились злым, секущим лица, ливнем.
Волны становились всё выше и выше. Команда пыталась бороться со штормом, но скоро потеряла ориентацию и уже никто не понимал где находится корабль. Прошло несколько часов полных изматывающей качки, проливного дождя и рвущего снасти ветра. Каравеллу бросало из стороны в сторону, мгновениями она зависала на гребне волны, потом проваливалась в водяную яму и громадные валы, как стены из дымчатого стекла, поднимались выше мачт.
Одна из них подхватила судёнышко, кажущееся совсем маленьким рядом с мощью урагана, и подняла его выше всех других волн. Застывшие в ужасе моряки видели, что длина её достигает чуть ли не четверть мили. Верхушка в нескольких метрах от них неожиданно стала сворачиваться, подгибаться, и в провале, куда несло корабль, люди увидели острые каменные рифы.
-Виборас!- в ужасе закричали некоторые.
-"Зубы змеи,"или "зубы Дракона"- по разному называли этот риф моряки.
Но чьими бы не были эти зубы, но страшная челюсть уже рвала каравеллу пополам.
В просвете туч блеснуло алым.
-Молния?- мелькнуло в голове монаха Херонимо,- как же похожа она на огненную птицу..
И тут же волна хлестнула его по лицу и охватила тело мощными тисками.
Очнулся Мохумба оттого, что волна плеснула ему в лицо. Яхта накренилась и он покатился по палубе. Видно выпал из реальности он буквально на секунды, но сейчас опасность, что его стащит за борт, была вполне ощутима и пришлось собирать мысли в кучку. У борта он ухватился за такелажный конец и смог придать себе более безопасное положение, до появления следующей волны. Подняться было нелегко. Мешали проклятые протезы.
-И что его понесло на палубу?
Хоть его отсутствующие ноги не заменяли деревяшки пиратских времён - это были самые современные биопротезы, но всё же близость с юной женщиной и владение её здоровым телом, только создавало иллюзию собственной полноценности, чего на самом деле не было в полной мере.
Шторм был довольно сильным, но далеко не критичным. Команда вполне справлялась. Один из матросов, заметив его неуклюжие потуги, уже спешил на помощь. И, когда он спустился в каюту, качка уже не чувствовалась так сильно, как на палубе.
Ирен спала. Он переодел мокрую одежду и подумал о своём видении.
-Драконица, жрец Солнца, испанский монах... Всё это касалось следа Маски, по которому он шёл сейчас. Это были очень яркие иллюстрации к сухим документам, бесчисленное количество которых он перешерстил пока не нашёл этот самый след. Раньше такого не случалось. До этого путешествия, все его поиски заводили в тупики. Может быть появление драконицы знак, что сейчас его путь верен?
Он перебрался в кресло и открыл старинную книгу.
-Спаслось не более 20 человек, которые с Вальдивья сели в лодку без парусов, с несколькими плохими веслами и без каких-либо припасов; они плавали по морю 13 дней...
Сколько раз он перечитывал эти строки, но только сейчас увидел живые лица. Как после первых минут хорошего фильма ему хотелось продолжения. И оно пришло к нему, когда сон взял своё.
Каравелла затонула не сразу. Во время удара многие из тех, кто были на палубе, упали за борт. Часть из них бешенные волны расшвыряли, ударяя о камни, перемалывая кости в крошево. Но кровавые потоки смешивались с бурными водами и тут же уносились дальше, по большей части вместе с мёртвыми или бесчувственными телами.
Из команды спаслось только двое. Капитан Вальдивья, привязавший себя к рулевому колесу и лично управлявший кораблём и матрос Гонсало Герреро, который хоть и сорвался в море, но успел ухватится за вантовый канат и попал вместе с обломком мачты между двух камней рифа. Корма каравеллы "застряла в зубах Дракона". Пассажиры уцелевших кают цеплялись за всё, что давало хоть какую-то надежду удержаться. Женщины кричали и рыдали. Некоторые мужчины громко взывали к Богу.
Свистопляска волн продолжалась ещё несколько часов. Наконец шторм начал стихать и, хотя волны ещё были высоки, у потерпевших кораблекрушение появился небольшой шанс на спасение.
-Если нам удастся спустить шлюпку мы можем попытаться добраться до берега,- крикнул капитан Вальдивья.
Несколько мужчин кое-как перебрались на палубу и стали помогать капитану с единственной уцелевшей лодкой.
В большой шлюп уместились все выжившие восемнадцать человек. Шестнадцать мужчин и две женщины. Счастливца Герреро, цеплявшегося за ванты с упорством стоика, тоже смогли подобрать, хотя для этого ему пришлось наконец разжать сведённые судорогой пальцы и отпустить спасительный канат. И ещё продержаться на воде несколько секунд, пока волна подбросила его к шлюпке и он ухватился за протянутое весло.
Но ничего ещё не было кончено. Добраться отсюда до берега Юкатана почти нереально. В лодке не было ни запасов пищи, ни, что ещё хуже, пресной воды.
Что-то удалось собрать. Но это была такая малость. Кроме того, вёсла, не унесённые волнами, были в плохом состоянии и их было недостаточно для корабельного шлюпа. И всё таки это была возможность, за которую они цеплялись, с молитвами и проклятиями одновременно.
Риф, как волнорез, перекрывал дорогу самым большим водяным валам. И, когда лодка отошла на какое-то расстояние от страшных скал, волны, хоть и были ещё высоки, стали более гладкими. С каждым часом море возвращало себе то ленивое спокойствие и жару, которые изводили путешественников до шторма. Через сутки о нём можно было бы и забыть, если бы не кучка, страдающих от жажды и голода, людей в утлой скорлупке среди бесконечного океана.
Вальдивья знал об этом рифе. Хоть и понаслышке. Он пытался определить местонахождение шлюпа, по солнцу днём и по звёздам ночью, и сохранять направление, которое должно было привести их к земле.
Если бы каравелла была цела, они уже были бы на берегу. Но уже шестой день шлюпка болталась между двух синих бесконечностей и надежда стала пропадать. Люди теряли силы и сейчас только капитан, Герреро и один из пассажиров по имени Херонимо Агильяр пытались время от времени грести, пока не падали от усталости.
Как ни странно, женщины лучше переносили невзгоды физически. Но морально были страшно подавлены и, по большей части, либо плакали, либо смотрели в морскую даль, обнявшись и отстранившись от мужчин. Им приходилось ещё и справляться с неудобствами, связанными с физиологией. И, если в первые дни мужчины ещё как-то пытались оставаться мужчинами, отворачивались, уважая стеснение женщин, то, после многодневных испытаний, многие стали терять рассудок. Двое, несмотря на предупреждения капитана, ночью напились морской воды. Сейчас у них начался понос и они стремительно теряли ещё больше жидкости.
Герреро выловил дохлую рыбину и, хотя она уже подванивала, разрезал её на куски и попытался рыбачить. Убираясь с разбившейся каравеллы, капитан прихватил всё до чего смог добраться, после того как отвязался от штурвала, в том числе немногочисленную рыболовную снасть. Когда он поймал первую барракуду, её чуть не порвали на части именно те, чья психика уже успела пострадать. Капитан, с большим трудом и при помощи более адекватных, отобрал улов и честно разделил его между всеми. Некоторые старались высосать из рыбьей мякоти побольше сока, разминая мясо зубами в мягкую кашицу. Женщины с трудом выщипывали мягкие кусочки. Вторую рыбину встретили спокойнее. Видно они попали в косяк и каждый кусок наживки приносил удачу. Жаль барракуды были небольшими. Но всё равно оставались ещё недоеденные кусочки и Гереро попросил капитана сберечь их на утро, в надежде продлить удачу на завтрашний день. Всего четыре крупные рыбины могли продлить жизнь спасшимся.
Наутро, ещё перед рассветом Гонсало попробовал приманить рыбу, выбросив за борт остатки кишок и костей. Тем двоим, что напились морской воды, еда впрок не пошла. Понос стал кровавым и пришлось опускать их за борт, чтоб облегчиться, чтоб морская вода смыла нестерпимое зловоние исходящее от них. Поэтому эта малоприятная процедура предшествовала прикорму. Мужчины постарались отвести лодку подальше от этого места и только тогда начали ловлю. Но, очевидно, отплыли они не слишком далеко. Их силы тоже были не бесконечны. Подождав немного, забросили снасть с разрезанной вдоль длинной зубастой головой.
Сильный рывок резанул руку, намотанной на запястье, снастью и чуть не сбросил Герреро за борт. Херонимо, сидевший рядом и напряжённо наблюдающий за ловлей, едва успел обхватить его ноги. По руке протянулась кровавая полоса. Конец вылетел из руки рыбака и моментально исчез в воде. Через несколько секунд в паре метрах от лодки воду прорезал треугольный плавник.
Веретенообразное тело длиной около двух с половиной метров легко скользило вокруг лодки, неустанно накручивая круги. Капитан велел туго перемотать руку неудачливому ловцу и запретил облегчаться за борт, надеясь, что акула уйдёт. Но за последующие пол-часа у шлюпки замелькали ещё несколько меньших хищниц. Они никак не грозили находящимся в шлюпке, но о рыбалке можно было забыть. Как и об уменьшении страданий больных, которые слабели буквально на глазах.
Акулы ушли только к темноте. Остатки рыбы окончательно протухли за прожаренный солнцем день и источали тошнотворный запах. Их выбросили за борт. Ночью умер один из больных. Его опустили в воду, покуда ночь давала отдых от хищных преследовательниц. Второй продержался ещё сутки. Жажда привела к сердечному приступу у одного из беженцев. Полный седоватый мужчина кричал от острой боли пока не потерял сознание. Так, не приходя в себя, он и умер.. к счастью очень быстро.
Таким образом к девятому дню после шторма в шлюпке осталось пятнадцать человек. Ночью один из братьев близнецов Солис - Висенто, выпрыгнул за борт.
Великий Дракон Ицамна - небесное божество майя. Весь мир им созданный представлялся гигантским домом, чьи стены образованы четырьмя Малыми драконами, сплетающимися вверху хвостами и образующими крышу мира. Четыре зверя - четыре стороны света, четыре главных цвета, четыре народа. Дракон управлял подземным огнём, растительностью и вулканами. Создатель мира Ицамна и его супруга Иш Чель - Солнце и Земля, каждую ночь делили ложе в жерле вулкана, когда дневное светило покидало небо. Существовала легенда, что пять дней в году в короткий месяц Вайеб самый храбрый и мудрый мужчина племени может сойти в жерло вулкана и получить в жёны огненную Драконицу, дочь Ицамна и Иш Чель. Породить новое более сильное поколение. Чтоб войти в вулкан он должен только правильно надеть маску о двух лицах. Одно из них было нефритовым, другое золотым. Лицо Ицамна и лицо Иш Чель.
В эти пять коротких дней многие потерпели поражение. Теперь пришёл его черёд. Вулкан в эти дни затихал. Но всё равно жар, пропитавший болью всё тело, не давал раскрыть глаза, завязанные повязкой с вставленными вовнутрь кусочками льда. Руки обжигало, когда он случайно касался стен и когда они упёрлись в каменный постамент, на котором стояла маска, осязание уже ничего не могло подсказать ему. Лёд в повязке уже растаял и влажная ткань наливалась жаром. Нужно было спешить. Но сошедший старался сохранить рассудок холодным. Никакой паники. Момент полного сосредоточения. Одна сторона маски казалась прохладней, другая пылала так, что, казалось, должна сжечь его лицо до кости, но именно этой стороной он прислонил её к коже.
В один момент он стал огнём. Боль в его теле танцевала язычками пламени. Облизывала нервы. Он кричал. Просто не мог иначе. Перенести эту муку было не в силах живого существа и в тот момент, когда сознание стало милосердно покидать его, к его огню присоединилось ещё что-то и боль стала отступать.
Его тело обрело лёгкость и силу. Сила переливалась волной через край и требовала выхода. А рядом уже была она. Текла шипящей струёй обвивая ноги, прижимаясь трепещущим живым телом, разрывая душу на все четыре бушующие стихии. Тело отвечало страстью, которую не давала ему ни одна из женщин. Он был в ней, а она в нём и нельзя было разделить их желания. Его семя раскалённой струйкой лавы скользнуло в лоно огненной подруги и вцепилось в её нутро когтями -лепестками, образовав кроваво-алый бутон. Оба забились в вопле и пламенные потоки растащили их в разные стороны.
Что-то толкало его, он ударялся спиной и плечами о раскалённые камни. Наконец сознание померкло и темнота затопила мозг.
Очнулся он в храме. Камень-жертвенник прикасался к спине, но он не чувствовал этого прикосновения. Сукровица стекала с обожженной кожи, больше похожей на корку застывающей лавы. Боль была. Наверное.. Но, после пережитой ранее, она была так мала и несущественна. Он выжил. Память огненной любви сохранилась в нём навсегда. Теперь его судьба Храм. Обожжённое лицо и тело покроют шрамы. Боль не покинет его до конца жизни. Но новая кровь появится в народе.
Глава3.
Каравелла шла из Дарьена в Сан-Доминго. Капитан Вальдивья вёз отчёт о беспорядках в городе адмиралу и губернатору. А также должен был доставить двадцать тысяч дукатов пятины короля.
На корабле были мужчины и женщины, бежавшие от преследования и везшие судебные иски против обидчиков и жалобы губернатору.
Большую часть дороги пассажиры изнывали от жары, ссорились и раздражали команду. Лето тысяча пятсот одиннадцатого года от Рождества Христова было воистину божьим наказанием грешникам. Зной стоял такой, что даже, привычные к жаре, испанцы превращали каждую свободную минутку в сиесту и старались отыскать местечко в тени, так же не слишком желающих работать, парусов.
Зной и безветрие, что может быть хуже. А ещё длинные перья облаков, сходящихся веером в одной точке. Алый кровавый закат заставил капитана раздавать пинки сонной команде, стараясь по максимуму использовать слабые порывы ветра. Каравелла ползла по тёмной глади воды, а монах Херонимо де Агильяр читал молитву, сжимая старенький отцовский молитвенник и глядя на луну, окутанную густой туманной дымкой.
К утру появились рваные кучевые облака. Вода потемнела и покрылась зыбью. Она шла совсем не оттуда, откуда дул, наконец-то проснувшийся, ветер.
Резкие крики матросов разбудили пассажиров. Пока хаос на палубе оставался управляемым. Матросы найтовали груз. Пассажиров загнали обратно в каюты. Стараясь уйти подальше от надвигающегося шторма, Вальдивья не спешил убирать паруса. Только, когда понял, что это ему не удастся, засуетился, загоняя матросов на реи.
Первый и совершенно неожиданный удар ветра, всё время меняющего направление, почти уложил корабль на бок. Не успевшие убраться с рей матросы, заорали, цепляясь за ванты. Рулевой выправил корабль навстречу порывам ветра, который наконец определился в направлении и понёс навстречу густую серую с зеленью волну облаков, которые очень скоро разродились злым, секущим лица, ливнем.
Волны становились всё выше и выше. Команда пыталась бороться со штормом, но скоро потеряла ориентацию и уже никто не понимал где находится корабль. Прошло несколько часов полных изматывающей качки, проливного дождя и рвущего снасти ветра. Каравеллу бросало из стороны в сторону, мгновениями она зависала на гребне волны, потом проваливалась в водяную яму и громадные валы, как стены из дымчатого стекла, поднимались выше мачт.
Одна из них подхватила судёнышко, кажущееся совсем маленьким рядом с мощью урагана, и подняла его выше всех других волн. Застывшие в ужасе моряки видели, что длина её достигает чуть ли не четверть мили. Верхушка в нескольких метрах от них неожиданно стала сворачиваться, подгибаться, и в провале, куда несло корабль, люди увидели острые каменные рифы.
-Виборас!- в ужасе закричали некоторые.
-"Зубы змеи,"или "зубы Дракона"- по разному называли этот риф моряки.
Но чьими бы не были эти зубы, но страшная челюсть уже рвала каравеллу пополам.
В просвете туч блеснуло алым.
-Молния?- мелькнуло в голове монаха Херонимо,- как же похожа она на огненную птицу..
И тут же волна хлестнула его по лицу и охватила тело мощными тисками.
Глава4.
Очнулся Мохумба оттого, что волна плеснула ему в лицо. Яхта накренилась и он покатился по палубе. Видно выпал из реальности он буквально на секунды, но сейчас опасность, что его стащит за борт, была вполне ощутима и пришлось собирать мысли в кучку. У борта он ухватился за такелажный конец и смог придать себе более безопасное положение, до появления следующей волны. Подняться было нелегко. Мешали проклятые протезы.
-И что его понесло на палубу?
Хоть его отсутствующие ноги не заменяли деревяшки пиратских времён - это были самые современные биопротезы, но всё же близость с юной женщиной и владение её здоровым телом, только создавало иллюзию собственной полноценности, чего на самом деле не было в полной мере.
Шторм был довольно сильным, но далеко не критичным. Команда вполне справлялась. Один из матросов, заметив его неуклюжие потуги, уже спешил на помощь. И, когда он спустился в каюту, качка уже не чувствовалась так сильно, как на палубе.
Ирен спала. Он переодел мокрую одежду и подумал о своём видении.
-Драконица, жрец Солнца, испанский монах... Всё это касалось следа Маски, по которому он шёл сейчас. Это были очень яркие иллюстрации к сухим документам, бесчисленное количество которых он перешерстил пока не нашёл этот самый след. Раньше такого не случалось. До этого путешествия, все его поиски заводили в тупики. Может быть появление драконицы знак, что сейчас его путь верен?
Он перебрался в кресло и открыл старинную книгу.
-Спаслось не более 20 человек, которые с Вальдивья сели в лодку без парусов, с несколькими плохими веслами и без каких-либо припасов; они плавали по морю 13 дней...
Сколько раз он перечитывал эти строки, но только сейчас увидел живые лица. Как после первых минут хорошего фильма ему хотелось продолжения. И оно пришло к нему, когда сон взял своё.
Каравелла затонула не сразу. Во время удара многие из тех, кто были на палубе, упали за борт. Часть из них бешенные волны расшвыряли, ударяя о камни, перемалывая кости в крошево. Но кровавые потоки смешивались с бурными водами и тут же уносились дальше, по большей части вместе с мёртвыми или бесчувственными телами.
Из команды спаслось только двое. Капитан Вальдивья, привязавший себя к рулевому колесу и лично управлявший кораблём и матрос Гонсало Герреро, который хоть и сорвался в море, но успел ухватится за вантовый канат и попал вместе с обломком мачты между двух камней рифа. Корма каравеллы "застряла в зубах Дракона". Пассажиры уцелевших кают цеплялись за всё, что давало хоть какую-то надежду удержаться. Женщины кричали и рыдали. Некоторые мужчины громко взывали к Богу.
Свистопляска волн продолжалась ещё несколько часов. Наконец шторм начал стихать и, хотя волны ещё были высоки, у потерпевших кораблекрушение появился небольшой шанс на спасение.
-Если нам удастся спустить шлюпку мы можем попытаться добраться до берега,- крикнул капитан Вальдивья.
Несколько мужчин кое-как перебрались на палубу и стали помогать капитану с единственной уцелевшей лодкой.
В большой шлюп уместились все выжившие восемнадцать человек. Шестнадцать мужчин и две женщины. Счастливца Герреро, цеплявшегося за ванты с упорством стоика, тоже смогли подобрать, хотя для этого ему пришлось наконец разжать сведённые судорогой пальцы и отпустить спасительный канат. И ещё продержаться на воде несколько секунд, пока волна подбросила его к шлюпке и он ухватился за протянутое весло.
Но ничего ещё не было кончено. Добраться отсюда до берега Юкатана почти нереально. В лодке не было ни запасов пищи, ни, что ещё хуже, пресной воды.
Что-то удалось собрать. Но это была такая малость. Кроме того, вёсла, не унесённые волнами, были в плохом состоянии и их было недостаточно для корабельного шлюпа. И всё таки это была возможность, за которую они цеплялись, с молитвами и проклятиями одновременно.
Глава.5
Риф, как волнорез, перекрывал дорогу самым большим водяным валам. И, когда лодка отошла на какое-то расстояние от страшных скал, волны, хоть и были ещё высоки, стали более гладкими. С каждым часом море возвращало себе то ленивое спокойствие и жару, которые изводили путешественников до шторма. Через сутки о нём можно было бы и забыть, если бы не кучка, страдающих от жажды и голода, людей в утлой скорлупке среди бесконечного океана.
Вальдивья знал об этом рифе. Хоть и понаслышке. Он пытался определить местонахождение шлюпа, по солнцу днём и по звёздам ночью, и сохранять направление, которое должно было привести их к земле.
Если бы каравелла была цела, они уже были бы на берегу. Но уже шестой день шлюпка болталась между двух синих бесконечностей и надежда стала пропадать. Люди теряли силы и сейчас только капитан, Герреро и один из пассажиров по имени Херонимо Агильяр пытались время от времени грести, пока не падали от усталости.
Как ни странно, женщины лучше переносили невзгоды физически. Но морально были страшно подавлены и, по большей части, либо плакали, либо смотрели в морскую даль, обнявшись и отстранившись от мужчин. Им приходилось ещё и справляться с неудобствами, связанными с физиологией. И, если в первые дни мужчины ещё как-то пытались оставаться мужчинами, отворачивались, уважая стеснение женщин, то, после многодневных испытаний, многие стали терять рассудок. Двое, несмотря на предупреждения капитана, ночью напились морской воды. Сейчас у них начался понос и они стремительно теряли ещё больше жидкости.
Герреро выловил дохлую рыбину и, хотя она уже подванивала, разрезал её на куски и попытался рыбачить. Убираясь с разбившейся каравеллы, капитан прихватил всё до чего смог добраться, после того как отвязался от штурвала, в том числе немногочисленную рыболовную снасть. Когда он поймал первую барракуду, её чуть не порвали на части именно те, чья психика уже успела пострадать. Капитан, с большим трудом и при помощи более адекватных, отобрал улов и честно разделил его между всеми. Некоторые старались высосать из рыбьей мякоти побольше сока, разминая мясо зубами в мягкую кашицу. Женщины с трудом выщипывали мягкие кусочки. Вторую рыбину встретили спокойнее. Видно они попали в косяк и каждый кусок наживки приносил удачу. Жаль барракуды были небольшими. Но всё равно оставались ещё недоеденные кусочки и Гереро попросил капитана сберечь их на утро, в надежде продлить удачу на завтрашний день. Всего четыре крупные рыбины могли продлить жизнь спасшимся.
Наутро, ещё перед рассветом Гонсало попробовал приманить рыбу, выбросив за борт остатки кишок и костей. Тем двоим, что напились морской воды, еда впрок не пошла. Понос стал кровавым и пришлось опускать их за борт, чтоб облегчиться, чтоб морская вода смыла нестерпимое зловоние исходящее от них. Поэтому эта малоприятная процедура предшествовала прикорму. Мужчины постарались отвести лодку подальше от этого места и только тогда начали ловлю. Но, очевидно, отплыли они не слишком далеко. Их силы тоже были не бесконечны. Подождав немного, забросили снасть с разрезанной вдоль длинной зубастой головой.
Сильный рывок резанул руку, намотанной на запястье, снастью и чуть не сбросил Герреро за борт. Херонимо, сидевший рядом и напряжённо наблюдающий за ловлей, едва успел обхватить его ноги. По руке протянулась кровавая полоса. Конец вылетел из руки рыбака и моментально исчез в воде. Через несколько секунд в паре метрах от лодки воду прорезал треугольный плавник.
Веретенообразное тело длиной около двух с половиной метров легко скользило вокруг лодки, неустанно накручивая круги. Капитан велел туго перемотать руку неудачливому ловцу и запретил облегчаться за борт, надеясь, что акула уйдёт. Но за последующие пол-часа у шлюпки замелькали ещё несколько меньших хищниц. Они никак не грозили находящимся в шлюпке, но о рыбалке можно было забыть. Как и об уменьшении страданий больных, которые слабели буквально на глазах.
Акулы ушли только к темноте. Остатки рыбы окончательно протухли за прожаренный солнцем день и источали тошнотворный запах. Их выбросили за борт. Ночью умер один из больных. Его опустили в воду, покуда ночь давала отдых от хищных преследовательниц. Второй продержался ещё сутки. Жажда привела к сердечному приступу у одного из беженцев. Полный седоватый мужчина кричал от острой боли пока не потерял сознание. Так, не приходя в себя, он и умер.. к счастью очень быстро.
Таким образом к девятому дню после шторма в шлюпке осталось пятнадцать человек. Ночью один из братьев близнецов Солис - Висенто, выпрыгнул за борт.
