Женщина потерла глаза руками и внимательно посмотрела на лекарку. Затем попыталась привстать, но у нее ничего не вышло. Гримаса боли исказила приятные черты лица, и женщина снова рухнула на подушку.
- Приветствую, - через силу выдавила она. – В лесу неудачно спрыгнула с каплана. Нога попала в яму, подвернулась. В обед осматривала ее, была припухшей. Сейчас не знаю, что там творится. Только боль дикая при каждом движении. Ходить с трудом могу.
- Какая нога болит? – тут же спросила Мартина, придвигая себе стул и усаживаясь на него.
- Правая.
- Так, - засучила она рукава и метнула в меня недовольный взгляд. – Сейчас разберемся. Оливия! Чего застыла в дверях? Бегом сюда! Снимай с нее сапоги. Да поставь ты эту сумку! Не до нее сейчас.
Я поспешно опустила свою ношу на пол и принялась стягивать обувь стража. С левой ноги сапог легко слетел. А вот с правой никак не поддавался. Я потянула его посильнее, но тут женщина вскрикнула, и мне пришлось убрать руки.
- Неумеха! – обозлилась на меня Мартина. – Ничего путного от тебя не дождешься! И почему именно мне выпало с такой бестолочью дежурить?
Лекарка сама принялась тянуть, но эффект был точно таким же. Женщина терпела, как могла, стискивая зубы, но сапог с ее ноги никак не снимался.
- Придется разрезать, - вынесла вердикт Мартина, утирая пот со лба. – По-другому его не снять. Нога сильно распухла. Не пускает.
- Делайте что нужно, - устало выдохнула женщина, прикрывая глаза.
- Достань большие ножницы, - велела мне лекарка. – Да не эти! Неужели не понятно? Вон те. Да. Давай сюда!
Я передала ножницы Мартине, и она быстро разрезала голенище. Стянув остатки сапога, лекарка принялась осматривать поврежденную ногу. Кожа вокруг голеностопного сустава покраснела, из-за отека не было видно даже лодыжек.
- Мда, - протянула Мартина, ощупывая и двигая стопу то в одну, то в другую сторону, от чего женщина взвыла от боли. – Вывих точно есть. Насчет перелома не уверена.
- И что делать? – выдавила женщина сквозь плотно сжатые зубы.
- Сейчас вправлю, - отозвала лекарка. – А утром еще раз осмотрю. Если улучшений не будет, будем накладывать шину. И постельный режим, естественно, нужно будет соблюдать.
- Грын плешивый! – ругнулась женщина, сжав руки в кулаки. – Только этого не хватало.
- Так, - сосредоточилась Мартина, кивком указав мне на поврежденную конечность. – Иди, держи ногу вот здесь. Только смотри, чтобы крепко держала. А то ничего не выйдет. Сейчас нужно будет потерпеть.
Лекарка взялась за стопу, начала ее двигать вверх-вниз, а потом резко дернула. Страж вздрогнула всем телом и охнула от боли.
- Ну, вот и все, - довольно проговорила Мартина, вытирая вспотевшие руки о передник. – Теперь смажем ногу специальной мазью и наложим фиксирующую повязку. Утром отек должен пройти. И наступать будет легче. Но если все сохранится, будем решать, что делать дальше.
- Хорошо, - кивнула женщина. – Спасибо за помощь.
- Не за что, - отмахнулась лекарка и строго на меня посмотрела. – Заканчивай здесь. А я в лазарет пошла. Пациентов нельзя надолго одних оставлять.
Мартина вышла из комнаты, а я принялась рыться в сумке, доставая все необходимое. Пока занималась этим, исподтишка рассматривала стража. Женщина была высокой, стройной, с темно-каштановыми волнистыми волосами до плеч, живыми карими глазами и тонкими губами. На ее лбу выступила испарина, а на бледных щеках полыхал болезненный румянец. Как бы завтра лихорадка не началась.
Приготовив все необходимое, обработала мазью поврежденный сустав, наложила тугую повязку и повернулась к женщине.
- Давайте я помогу вам раздеться, - нерешительно предложила. – Вам самой будет сложно это сделать. А полноценный отдых очень важен после любой травмы.
- Ладно, - нехотя согласилась она, приподнимаясь на локтях. – Ненавижу болеть! Чувствуешь себя беспомощной куклой.
- Это временно, - тепло улыбнулась ей, снимая ее брюки, куртку и рубашку. – Завтра будет уже легче. Надеюсь, никакого перелома у вас нет.
- Тебя Оливия зовут? – вдруг спросила она, внимательно следя за тем, как я аккуратно разглаживаю ее вещи и вещаю на спинку стула.
- Да, - кивнула. – А вас?
- А я Керана, - впервые за все время улыбнулась она, слегка обнажая ровные белоснежные зубы. – Ты послушница? Или служащая?
- Послушница, - ответила, собирая оставшиеся вещи в сумку и выискивая в аптечке нужное зелье. – Я с младенчества в этой обители воспитывалась. Скоро должно пройти моё распределение.
- Жрицей мечтаешь стать? – с непонятной суровостью спросила она.
- Нет, - спокойно ответила, капая в стакан с водой необходимую дозу лекарства. – Это не для меня.
- Почему? – пораженно уставилась на меня женщина. – Я думала, это предел мечтаний любой послушницы. Ведь служительницей гораздо хуже быть. Куча работы и никаких радостей. Разве нет?
- Зато служительницы не участвуют в ритуалах и не помогают при храме жрецу, - выдвинула я свой главный аргумент, который давным-давно заготовила для своего распределения, чтобы заранее попросить настоятеля не отдавать меня в жрицы.
- А что плохого в ритуалах? – еще больше удивилась моя собеседница. – Ты за столько лет могла бы и привыкнуть к ним. Уверена, здесь без конца их проводят.
Я невольно рассмеялась, поставив стакан с зельем на стол.
- Сразу видно, что вы мало смыслите в религиозных тонкостях, - улыбнулась женщине. – В обителях не проводят ритуалы. Вернее, здесь проводят только определенные их виды. А жертвоприношения осуществляют в храмах по всему миру. В Главном Храме, например, ни одна служба не обходится без какой-либо жертвы. Это особое место сосредоточения силы и близкого общения с Великой Пятеркой. В обителях допустимы только бескровные жертвоприношения. Это важно. Считается, что кровь, пролитая на жертвенник, может навсегда изменить молодые души послушников. Поэтому нам запрещено участвовать в кровавых ритуалах. И, честно говоря, я этому очень рада. Чужие страдания для меня сущая пытка. Так что, жрицей быть я совсем не стремлюсь.
- Понятно, - задумчиво отозвалась Керана.
- Вы успели покушать? – уточнила важный нюанс.
- Нет еще, - тягостно вздохнула она, бросив тоскливый взгляд на тарелку с остывшим супом и большой ломоть мясного пирога. – Как дошла до постели, мгновенно вырубилась.
- Я сейчас схожу, погрею для вас ужин, - собрала тарелки на поднос и направилась к выходу. – Вам нужно подкрепиться.
- Да не нужно, - отмахнулась она. – И так сойдет.
- Я быстро, - улыбнулась ей и вышла в коридор.
На первом этаже казармы было темно и пустынно. Тусклый свет редких светильников отпугивал сумрак и позволял увидеть, куда же мне идти. Небольшая кухня располагалась здесь же. Свернув туда, зажгла светильник и погрела на еле тлеющейся жаровне ужин. Это, конечно, не свежеприготовленный обед с кухни настоятеля, но и не ледяная баланда чернорабочих.
- А вот и я, - вернулась в комнату стража и поставила поднос с едой на стол. – Давайте, я помогу вам поесть.
- Спасибо, Оливия, - смутилась она, натягивая одеяло повыше. – Но я как-нибудь сама. Ты и так для меня сделала более, чем достаточно.
- Это мелочи, - отмахнулась, устраивая поднос перед Кераной. – Я развела для вас специальное зелье. Оно поможет унять боль и предотвратит развитие лихорадки. У вас слишком яркий румянец. Может быть ухудшение состояния. Но это средство нужно принимать только после еды. Поэтому, если вы не против, я подожду, пока вы поедите.
- Ладно, - сконфужено отозвалась она и уткнулась в тарелку.
Я села на стул и начала аккуратно сматывать перевязочный материал, чтобы не стеснять женщину своим неуместным вниманием.
Керана быстро съела все предложенное, и я забрала у нее поднос с посудой.
- Вот держите, - протянула стакан с зельем. – Выпейте полностью.
Она быстро осушила его и отдала мне.
- Отлично, - улыбнулась, перекидывая лямку сумки через плечо и забирая поднос с посудой. – А теперь отдыхайте. Надеюсь, завтра вам станет лучше.
- Спасибо, Оливия, - сдержано улыбнулась она в ответ, откидываясь на подушку и устало прикрывая глаза. – До завтра.
- Доброй ночи, - отозвалась, осторожно прикрывая за собой дверь.
Поднос с грязной посудой оставила на кухне, а сама поспешила в лазарет. Я и так порядком задержалась.
- Где тебя так долго носило! – прикрикнула на меня Мартина, как только я вошла в комнату для дежурных. – Я здесь уже с ног сбилась! Быстро разбирай аптечку и иди, проверь пациентов.
- Хорошо, - послушно отозвалась, по опыту зная, что с бывшими жрицами себе дороже спорить.
Все эти женщины, которые исполнили свой священный долг перед Богами и вернулись в обитель, вечно были чем-то недовольны, поминутно всем делали замечания и злились по малейшему поводу. Это была еще одна причина, по которой я не хотела становиться жрицей. Как представлю, что к старости превращусь вот в такую вечно брюзжащую «Мартину», так тошно становится. Лучше уж служительницей работать, а потом будь что будет.
Обошла всех тех, кто находился в лазарете под нашим наблюдением, убедилась, что пациенты мирно спят и сбиваться с ногу тут попросту негде, и вернулась в комнату. Мартина уже похрапывала на своей кровати в углу, так что я со спокойной совестью тоже улеглась спать. Утром ненавистное дежурство в лазарете закончится, и я смогу, наконец-то, заняться тем, что мне действительно нравится.
Малыши в первой и второй группах были моими любимчиками. Особенно белокурая Дейзи и шустрый Жан. Вспомнив о детях, беззаботно улыбнулась, предвкушая нашу завтрашнюю встречу и новые веселые игры.
Утро началось с очередной тирады обвинений и претензий в мой адрес. Мартина встала с рассветом и была полна сил и энергии, ненавидеть окружающих весь предстоящий день.
- Вставай, лентяйка! Чего разлеглась? Нужно пациентов проверить. Пошевеливайся. Некогда тут разлеживаться.
Поднялась, привела себя в порядок и заправила постель для следующих дежурных свежим постельным бельем. И только собралась выйти в коридор, как лекарка снова меня дернула:
- Мою кровать тоже прибери. Мне некогда.
Достала еще один чистый комплект и убрала еще одну постель. Спорить или возмущаться не имело никакого смысла. Мартина имела все шансы выставить меня виноватой, непокорной и еще Боги знает какой, и тогда мне бы отвесили плетей, а она все так же продолжала бы третировать очередную послушницу. И смысл? Лучше уж отвязаться от противной лекарки поскорее.
Когда мы сдали свою смену начальнице и уже хотели идти на утреннее богомолье, к нам забежал Берн и предупредил, что Керане стало лучше, и приходить на дополнительный осмотр не нужно. Мартина обрадовалась, что не требуется перед трапезой еще и в казарму идти, а можно будет прямиком в столовую наведаться. А я подумала, что мне было бы приятно увидеть эту интересную женщину снова.
В Храме мы с лекаркой разделились. Я присоединилась к остальным послушницам в передней части женской половины, а Мартина отправилась к другим служительницам на задние ряды.
- Привет, Оли, - хором шепнули Сури и Фанни, с которыми я делила келью уже много лет. – Как дежурство?
- Привет, - улыбнулась подружкам, занимая место между ними. – Мартина была, как всегда, в своем репертуаре. Так что, ничего нового.
- А как же страж, который вчера прибыл? – с любопытством поинтересовалась рыженькая Фанни, сверкнув на меня хитрющими глазами. – Говорят, вы ночью его лечили.
- Да, было дело, - кивнула. – Вывих голеностопа. Но Берн сказал, что уже все в порядке.
- Ну и как тебе осматривать мужчину? – понизив голос до еле уловимого шепота, поинтересовалась самая несносная из нас. – Все успела увидеть?
- Во-первых, что я там могла этакого увидеть, если мы лечили вывих? – прошептала в ответ. – А, во-вторых, стражем оказалась женщина. Так что, не переживай, тебе в другой раз повезет больше, чем мне.
- Что за вздор вы несете? – шикнула на нас Сури, поправив на носу очки. – Послушницу никогда бы не допустили к осмотру мужчины. И хватит уже об этом. Вон, настоятель идет.
Все лишние звуки в огромной зале с уходящим ввысь округлым сводом мгновенно стихли. Присутствующие в Храме поднялись со скамей и замерли в ожидании слов настоятеля Пирмена. Низкорослый, скрюченный старикашка в роскошных ярко-красных с золотом одеяниях чинно взошел на возвышение в конце зала и повернулся к собравшимся.
- Дети мои! – возвестил он скрипучим голосом, который словно отвратительная ледяная змея, проникал в нутро людей. – Да осветит ваши дни Великая Пятерка! Воздадим же нашим Богам честь и хвалу! На колени!
Раздалось шуршание многочисленных одежд, но больше ни один посторонний звук не прерывал торжественность момента.
- О, Боги! – воскликнул настоятель, разворачиваясь лицом к статуям пяти Покровителей, высеченным из камня в стене здания. – Примите нашу молитву!
Старик принялся заунывно растягивать древний текст, а я, стоя на коленях среди других послушниц, думала о том, что мне чуждо все происходящее. Я ни разу в жизни не чувствовала благоговения или любви к Пятерке, хотя нам эти чувства внушали, наверное, с младенчества. Мне не нравилось посещать Храм и присутствовать на службах. Даже сами Боги казались мне страшными и отталкивающими.
Пять статуй одинакового размера изображали пятерых мужчин. У каждого из них был как будто свой характер. Один – нахмуренный и суровый, виделся мне злым. Другой – ухмыляющийся и как бы оценивающий твою привлекательность, вызывал у меня смущение и ощущение, что он похотлив. Третий – с маленькими, словно бегающими глазками и большими ладонями, казался мне жадным и вороватым. У четвертого были пухлые губы и широкий рот. Для меня он был лгуном. А пятый имел пронизывающий насквозь взгляд убийцы.
С самого детства я видела Богов именно такими. Но когда спрашивала у подружек о том, как они относятся к Пятерке, всегда получала один и тот же ответ: наши Боги великодушны, мудры и справедливы. Поэтому я очень рано поняла, что о моих неподобающих мыслях нужно молчать, иначе меня могу принести в жертву, как тех несчастных рабов, которых режет жрец на алтаре, словно скот на бойне.
Конечно же, я ни разу не присутствовала при человеческом жертвоприношении. В обителях это было строжайше запрещено. Но однажды наткнулась в библиотеке на одну книгу для жрецов и увидела там подробные картинки, изображавшие все нюансы главного ритуала. С того дня я четко поняла, что не хочу иметь к этому никакого отношения. Если уж родителям было угодно отдать меня на воспитание в обитель, то я лучше буду полы мыть в каком-нибудь Богами забытом уголке этого мира, чем помогу жрецу, окропить алтарь свежей кровью.
Единственным, кто действительно был мне приятен в нашем пантеоне Богов, оказался раб Пятерки. Его обычно изображали, как человекоподобное существо, полностью заросшее длинной косматой шерстью. Он лежал у ног Богов, готовый в любой момент сорваться с места и исполнить любой их приказ. Почему-то именно раб вызывал во мне не отвращение, которое к нему питали все мои подружки, а сострадание и участие.
Пока я вместо того, чтобы повторять за настоятелем слова молитв, в очередной раз рассматривала статуи и предавалась праздным размышлениям, богослужение подошло к концу. Пирмен повернулся к нам лицом и возвестил:
- Боги посылают нам свое благословение! Поднимитесь с колен, дети мои. Сегодня я прочту вам проповедь о спасении ваших душ. Прошу всех построиться перед Храмом.
- Приветствую, - через силу выдавила она. – В лесу неудачно спрыгнула с каплана. Нога попала в яму, подвернулась. В обед осматривала ее, была припухшей. Сейчас не знаю, что там творится. Только боль дикая при каждом движении. Ходить с трудом могу.
- Какая нога болит? – тут же спросила Мартина, придвигая себе стул и усаживаясь на него.
- Правая.
- Так, - засучила она рукава и метнула в меня недовольный взгляд. – Сейчас разберемся. Оливия! Чего застыла в дверях? Бегом сюда! Снимай с нее сапоги. Да поставь ты эту сумку! Не до нее сейчас.
Я поспешно опустила свою ношу на пол и принялась стягивать обувь стража. С левой ноги сапог легко слетел. А вот с правой никак не поддавался. Я потянула его посильнее, но тут женщина вскрикнула, и мне пришлось убрать руки.
- Неумеха! – обозлилась на меня Мартина. – Ничего путного от тебя не дождешься! И почему именно мне выпало с такой бестолочью дежурить?
Лекарка сама принялась тянуть, но эффект был точно таким же. Женщина терпела, как могла, стискивая зубы, но сапог с ее ноги никак не снимался.
- Придется разрезать, - вынесла вердикт Мартина, утирая пот со лба. – По-другому его не снять. Нога сильно распухла. Не пускает.
- Делайте что нужно, - устало выдохнула женщина, прикрывая глаза.
- Достань большие ножницы, - велела мне лекарка. – Да не эти! Неужели не понятно? Вон те. Да. Давай сюда!
Я передала ножницы Мартине, и она быстро разрезала голенище. Стянув остатки сапога, лекарка принялась осматривать поврежденную ногу. Кожа вокруг голеностопного сустава покраснела, из-за отека не было видно даже лодыжек.
- Мда, - протянула Мартина, ощупывая и двигая стопу то в одну, то в другую сторону, от чего женщина взвыла от боли. – Вывих точно есть. Насчет перелома не уверена.
- И что делать? – выдавила женщина сквозь плотно сжатые зубы.
- Сейчас вправлю, - отозвала лекарка. – А утром еще раз осмотрю. Если улучшений не будет, будем накладывать шину. И постельный режим, естественно, нужно будет соблюдать.
- Грын плешивый! – ругнулась женщина, сжав руки в кулаки. – Только этого не хватало.
- Так, - сосредоточилась Мартина, кивком указав мне на поврежденную конечность. – Иди, держи ногу вот здесь. Только смотри, чтобы крепко держала. А то ничего не выйдет. Сейчас нужно будет потерпеть.
Лекарка взялась за стопу, начала ее двигать вверх-вниз, а потом резко дернула. Страж вздрогнула всем телом и охнула от боли.
- Ну, вот и все, - довольно проговорила Мартина, вытирая вспотевшие руки о передник. – Теперь смажем ногу специальной мазью и наложим фиксирующую повязку. Утром отек должен пройти. И наступать будет легче. Но если все сохранится, будем решать, что делать дальше.
- Хорошо, - кивнула женщина. – Спасибо за помощь.
- Не за что, - отмахнулась лекарка и строго на меня посмотрела. – Заканчивай здесь. А я в лазарет пошла. Пациентов нельзя надолго одних оставлять.
Мартина вышла из комнаты, а я принялась рыться в сумке, доставая все необходимое. Пока занималась этим, исподтишка рассматривала стража. Женщина была высокой, стройной, с темно-каштановыми волнистыми волосами до плеч, живыми карими глазами и тонкими губами. На ее лбу выступила испарина, а на бледных щеках полыхал болезненный румянец. Как бы завтра лихорадка не началась.
Приготовив все необходимое, обработала мазью поврежденный сустав, наложила тугую повязку и повернулась к женщине.
- Давайте я помогу вам раздеться, - нерешительно предложила. – Вам самой будет сложно это сделать. А полноценный отдых очень важен после любой травмы.
- Ладно, - нехотя согласилась она, приподнимаясь на локтях. – Ненавижу болеть! Чувствуешь себя беспомощной куклой.
- Это временно, - тепло улыбнулась ей, снимая ее брюки, куртку и рубашку. – Завтра будет уже легче. Надеюсь, никакого перелома у вас нет.
- Тебя Оливия зовут? – вдруг спросила она, внимательно следя за тем, как я аккуратно разглаживаю ее вещи и вещаю на спинку стула.
- Да, - кивнула. – А вас?
- А я Керана, - впервые за все время улыбнулась она, слегка обнажая ровные белоснежные зубы. – Ты послушница? Или служащая?
- Послушница, - ответила, собирая оставшиеся вещи в сумку и выискивая в аптечке нужное зелье. – Я с младенчества в этой обители воспитывалась. Скоро должно пройти моё распределение.
- Жрицей мечтаешь стать? – с непонятной суровостью спросила она.
- Нет, - спокойно ответила, капая в стакан с водой необходимую дозу лекарства. – Это не для меня.
- Почему? – пораженно уставилась на меня женщина. – Я думала, это предел мечтаний любой послушницы. Ведь служительницей гораздо хуже быть. Куча работы и никаких радостей. Разве нет?
- Зато служительницы не участвуют в ритуалах и не помогают при храме жрецу, - выдвинула я свой главный аргумент, который давным-давно заготовила для своего распределения, чтобы заранее попросить настоятеля не отдавать меня в жрицы.
- А что плохого в ритуалах? – еще больше удивилась моя собеседница. – Ты за столько лет могла бы и привыкнуть к ним. Уверена, здесь без конца их проводят.
Я невольно рассмеялась, поставив стакан с зельем на стол.
- Сразу видно, что вы мало смыслите в религиозных тонкостях, - улыбнулась женщине. – В обителях не проводят ритуалы. Вернее, здесь проводят только определенные их виды. А жертвоприношения осуществляют в храмах по всему миру. В Главном Храме, например, ни одна служба не обходится без какой-либо жертвы. Это особое место сосредоточения силы и близкого общения с Великой Пятеркой. В обителях допустимы только бескровные жертвоприношения. Это важно. Считается, что кровь, пролитая на жертвенник, может навсегда изменить молодые души послушников. Поэтому нам запрещено участвовать в кровавых ритуалах. И, честно говоря, я этому очень рада. Чужие страдания для меня сущая пытка. Так что, жрицей быть я совсем не стремлюсь.
- Понятно, - задумчиво отозвалась Керана.
- Вы успели покушать? – уточнила важный нюанс.
- Нет еще, - тягостно вздохнула она, бросив тоскливый взгляд на тарелку с остывшим супом и большой ломоть мясного пирога. – Как дошла до постели, мгновенно вырубилась.
- Я сейчас схожу, погрею для вас ужин, - собрала тарелки на поднос и направилась к выходу. – Вам нужно подкрепиться.
- Да не нужно, - отмахнулась она. – И так сойдет.
- Я быстро, - улыбнулась ей и вышла в коридор.
На первом этаже казармы было темно и пустынно. Тусклый свет редких светильников отпугивал сумрак и позволял увидеть, куда же мне идти. Небольшая кухня располагалась здесь же. Свернув туда, зажгла светильник и погрела на еле тлеющейся жаровне ужин. Это, конечно, не свежеприготовленный обед с кухни настоятеля, но и не ледяная баланда чернорабочих.
- А вот и я, - вернулась в комнату стража и поставила поднос с едой на стол. – Давайте, я помогу вам поесть.
- Спасибо, Оливия, - смутилась она, натягивая одеяло повыше. – Но я как-нибудь сама. Ты и так для меня сделала более, чем достаточно.
- Это мелочи, - отмахнулась, устраивая поднос перед Кераной. – Я развела для вас специальное зелье. Оно поможет унять боль и предотвратит развитие лихорадки. У вас слишком яркий румянец. Может быть ухудшение состояния. Но это средство нужно принимать только после еды. Поэтому, если вы не против, я подожду, пока вы поедите.
- Ладно, - сконфужено отозвалась она и уткнулась в тарелку.
Я села на стул и начала аккуратно сматывать перевязочный материал, чтобы не стеснять женщину своим неуместным вниманием.
Керана быстро съела все предложенное, и я забрала у нее поднос с посудой.
- Вот держите, - протянула стакан с зельем. – Выпейте полностью.
Она быстро осушила его и отдала мне.
- Отлично, - улыбнулась, перекидывая лямку сумки через плечо и забирая поднос с посудой. – А теперь отдыхайте. Надеюсь, завтра вам станет лучше.
- Спасибо, Оливия, - сдержано улыбнулась она в ответ, откидываясь на подушку и устало прикрывая глаза. – До завтра.
- Доброй ночи, - отозвалась, осторожно прикрывая за собой дверь.
Поднос с грязной посудой оставила на кухне, а сама поспешила в лазарет. Я и так порядком задержалась.
- Где тебя так долго носило! – прикрикнула на меня Мартина, как только я вошла в комнату для дежурных. – Я здесь уже с ног сбилась! Быстро разбирай аптечку и иди, проверь пациентов.
- Хорошо, - послушно отозвалась, по опыту зная, что с бывшими жрицами себе дороже спорить.
Все эти женщины, которые исполнили свой священный долг перед Богами и вернулись в обитель, вечно были чем-то недовольны, поминутно всем делали замечания и злились по малейшему поводу. Это была еще одна причина, по которой я не хотела становиться жрицей. Как представлю, что к старости превращусь вот в такую вечно брюзжащую «Мартину», так тошно становится. Лучше уж служительницей работать, а потом будь что будет.
Обошла всех тех, кто находился в лазарете под нашим наблюдением, убедилась, что пациенты мирно спят и сбиваться с ногу тут попросту негде, и вернулась в комнату. Мартина уже похрапывала на своей кровати в углу, так что я со спокойной совестью тоже улеглась спать. Утром ненавистное дежурство в лазарете закончится, и я смогу, наконец-то, заняться тем, что мне действительно нравится.
Малыши в первой и второй группах были моими любимчиками. Особенно белокурая Дейзи и шустрый Жан. Вспомнив о детях, беззаботно улыбнулась, предвкушая нашу завтрашнюю встречу и новые веселые игры.
Утро началось с очередной тирады обвинений и претензий в мой адрес. Мартина встала с рассветом и была полна сил и энергии, ненавидеть окружающих весь предстоящий день.
- Вставай, лентяйка! Чего разлеглась? Нужно пациентов проверить. Пошевеливайся. Некогда тут разлеживаться.
Поднялась, привела себя в порядок и заправила постель для следующих дежурных свежим постельным бельем. И только собралась выйти в коридор, как лекарка снова меня дернула:
- Мою кровать тоже прибери. Мне некогда.
Достала еще один чистый комплект и убрала еще одну постель. Спорить или возмущаться не имело никакого смысла. Мартина имела все шансы выставить меня виноватой, непокорной и еще Боги знает какой, и тогда мне бы отвесили плетей, а она все так же продолжала бы третировать очередную послушницу. И смысл? Лучше уж отвязаться от противной лекарки поскорее.
Когда мы сдали свою смену начальнице и уже хотели идти на утреннее богомолье, к нам забежал Берн и предупредил, что Керане стало лучше, и приходить на дополнительный осмотр не нужно. Мартина обрадовалась, что не требуется перед трапезой еще и в казарму идти, а можно будет прямиком в столовую наведаться. А я подумала, что мне было бы приятно увидеть эту интересную женщину снова.
В Храме мы с лекаркой разделились. Я присоединилась к остальным послушницам в передней части женской половины, а Мартина отправилась к другим служительницам на задние ряды.
- Привет, Оли, - хором шепнули Сури и Фанни, с которыми я делила келью уже много лет. – Как дежурство?
- Привет, - улыбнулась подружкам, занимая место между ними. – Мартина была, как всегда, в своем репертуаре. Так что, ничего нового.
- А как же страж, который вчера прибыл? – с любопытством поинтересовалась рыженькая Фанни, сверкнув на меня хитрющими глазами. – Говорят, вы ночью его лечили.
- Да, было дело, - кивнула. – Вывих голеностопа. Но Берн сказал, что уже все в порядке.
- Ну и как тебе осматривать мужчину? – понизив голос до еле уловимого шепота, поинтересовалась самая несносная из нас. – Все успела увидеть?
- Во-первых, что я там могла этакого увидеть, если мы лечили вывих? – прошептала в ответ. – А, во-вторых, стражем оказалась женщина. Так что, не переживай, тебе в другой раз повезет больше, чем мне.
- Что за вздор вы несете? – шикнула на нас Сури, поправив на носу очки. – Послушницу никогда бы не допустили к осмотру мужчины. И хватит уже об этом. Вон, настоятель идет.
Все лишние звуки в огромной зале с уходящим ввысь округлым сводом мгновенно стихли. Присутствующие в Храме поднялись со скамей и замерли в ожидании слов настоятеля Пирмена. Низкорослый, скрюченный старикашка в роскошных ярко-красных с золотом одеяниях чинно взошел на возвышение в конце зала и повернулся к собравшимся.
- Дети мои! – возвестил он скрипучим голосом, который словно отвратительная ледяная змея, проникал в нутро людей. – Да осветит ваши дни Великая Пятерка! Воздадим же нашим Богам честь и хвалу! На колени!
Раздалось шуршание многочисленных одежд, но больше ни один посторонний звук не прерывал торжественность момента.
- О, Боги! – воскликнул настоятель, разворачиваясь лицом к статуям пяти Покровителей, высеченным из камня в стене здания. – Примите нашу молитву!
Старик принялся заунывно растягивать древний текст, а я, стоя на коленях среди других послушниц, думала о том, что мне чуждо все происходящее. Я ни разу в жизни не чувствовала благоговения или любви к Пятерке, хотя нам эти чувства внушали, наверное, с младенчества. Мне не нравилось посещать Храм и присутствовать на службах. Даже сами Боги казались мне страшными и отталкивающими.
Пять статуй одинакового размера изображали пятерых мужчин. У каждого из них был как будто свой характер. Один – нахмуренный и суровый, виделся мне злым. Другой – ухмыляющийся и как бы оценивающий твою привлекательность, вызывал у меня смущение и ощущение, что он похотлив. Третий – с маленькими, словно бегающими глазками и большими ладонями, казался мне жадным и вороватым. У четвертого были пухлые губы и широкий рот. Для меня он был лгуном. А пятый имел пронизывающий насквозь взгляд убийцы.
С самого детства я видела Богов именно такими. Но когда спрашивала у подружек о том, как они относятся к Пятерке, всегда получала один и тот же ответ: наши Боги великодушны, мудры и справедливы. Поэтому я очень рано поняла, что о моих неподобающих мыслях нужно молчать, иначе меня могу принести в жертву, как тех несчастных рабов, которых режет жрец на алтаре, словно скот на бойне.
Конечно же, я ни разу не присутствовала при человеческом жертвоприношении. В обителях это было строжайше запрещено. Но однажды наткнулась в библиотеке на одну книгу для жрецов и увидела там подробные картинки, изображавшие все нюансы главного ритуала. С того дня я четко поняла, что не хочу иметь к этому никакого отношения. Если уж родителям было угодно отдать меня на воспитание в обитель, то я лучше буду полы мыть в каком-нибудь Богами забытом уголке этого мира, чем помогу жрецу, окропить алтарь свежей кровью.
Единственным, кто действительно был мне приятен в нашем пантеоне Богов, оказался раб Пятерки. Его обычно изображали, как человекоподобное существо, полностью заросшее длинной косматой шерстью. Он лежал у ног Богов, готовый в любой момент сорваться с места и исполнить любой их приказ. Почему-то именно раб вызывал во мне не отвращение, которое к нему питали все мои подружки, а сострадание и участие.
Пока я вместо того, чтобы повторять за настоятелем слова молитв, в очередной раз рассматривала статуи и предавалась праздным размышлениям, богослужение подошло к концу. Пирмен повернулся к нам лицом и возвестил:
- Боги посылают нам свое благословение! Поднимитесь с колен, дети мои. Сегодня я прочту вам проповедь о спасении ваших душ. Прошу всех построиться перед Храмом.
