-- Они нас нашли, ты готова?
От страха у меня не было сил ему ответить или спросить, кого он имел ввиду -- и так было понятно… Слабо махнув рукой приютившей нас бабе Кате, вслед за Митей вышла из дома.
Уходили через огород по тропинке между сугробами к маленькой калитке, ведущей на соседнюю улицу. Мотоцикл уже ждал нас, на этот раз мне тоже достался шлем, который едва сумела застегнуть дрожащими пальцами. Дальше всё происходило быстро и сумбурно, как во сне: друг усадил меня на мотоцикл, я крепко вцепилась в его куртку, и мы помчались неизвестно куда...
На этот раз я чувствовала себя на байке немного увереннее, даже пыталась смотреть по сторонам, выискивая ту самую опасность, о которой говорил Митя. Но ничего подозрительного не нашла: ну, ходили люди по своим делам, проезжали мимо машины, никто, казалось, не обращал на нас внимания. Может, зря он всполошился? Как же я хотела, чтобы это оказалось правдой, но интуиция подсказывала, что невидимая опасность совсем рядом и идёт за нами по пятам.
Покинув город, названия которого я так и не успела узнать, мы оказались на оживлённом шоссе. Ехали осторожно, не превышая скорости, не нарушая правил, чтобы не привлекать к себе внимания. Митя, видимо, почувствовал себя здесь увереннее, потому что его спина, к которой я прижималась, немного расслабилась. Мне тоже стало спокойнее, хотя по-прежнему не представляла, куда мы движемся и где будем сегодня ночевать. Если, конечно, к вечеру останемся в живых…
Я честно старалась об этом не думать, но чем дальше мотоцикл удалялся от гостеприимного городка, тем тревожнее становилось на душе:
-- Это настоящее безумие! Что я делаю? Не хочу уезжать далеко от дома, от папы…
И тут ощущение невосполнимой потери накрыло меня с головой. Я только что поняла -- случилось непоправимое, и пути назад, в спокойную счастливую жизнь -- не существует… Захотелось просто закрыть глаза и отцепить руки от Митиной куртки: пусть сначала будет больно, зато потом уже никогда не придётся бояться и убегать… И никаких страшных снов…
Подзабытый было голос в голове вкрадчиво шепнул:
-- Давай, Ася, сделай это. Зачем тебе такая жизнь? Это лучше, чем умереть в когтях монстра…
Почувствовав, что я ослабила хватку, Митя выехал на обочину и остановился, едва успев подхватить меня ещё до того, как в полуобморочном состоянии я окончательно сползла на асфальт. Он поставил меня на ноги и, прижав к себе, крепко обнял, испуганно повторяя:
-- Ася, Асенька, пожалуйста, не падай! Потерпи немного, сейчас тебе станет лучше… Это моя вина -- наверное, слишком сильно гнал, ты же не привыкла. Ничего, всё пройдёт, я справлюсь и смогу тебя защитить, верь мне, пожалуйста, верь…
Непонятно, предназначались ли эти слова мне, или он успокаивал сам себя, а, может быть, и то, и другое. Мы стояли на обочине, слёзы горячим потоком заливали моё лицо, всё вокруг казалось смутным и расплывчатым -- кажется, вдоль дороги чернел лес, а по шоссе мчался нескончаемый поток машин. Колени предательски подгибались, и тело охватила противная слабость. Хотелось только одного -- упасть в снег, закрыв глаза и навсегда забыв обо всём, но друг упрямо меня тормошил, не давая этого сделать.
Не помню, как долго это продолжалось. Неожиданно возле нас затормозила машина, и вышедшая из неё женщина о чём-то заговорила с Митей. Меня кружило в странном гудящем водовороте, растворявшем в себе слова и звуки, и только позже я узнала, что на моём пути снова встретился хороший, неравнодушный человек. Женщина оказалась возвращавшимся с вызова врачом, и это было ещё одно чудо. Она строго сказала перепуганному другу:
-- Давай-ка, дружок, неси её к машине, на ваше счастье, там кое-что есть.
Усадив безвольное тело на заднее сидение «Хонды», Митя внимательно следил, как доктор измеряла мне давление и ставила укол. Это помогло -- уже скоро я немного успокоилась и, постепенно приходя в себя, прислушалась к тому, как снаружи они о чём-то говорили на повышенных тонах. Умудрившись самостоятельно вылезти из машины, шатаясь, подошла к ним и даже попыталась улыбнуться:
-- Со мной всё в порядке, спасибо Вам, доктор… Мне, правда, уже лучше, можно ехать дальше…
Немолодая женщина в тёмном пальто с бледным лицом и усталыми добрыми глазами всплеснула руками, тяжело вздохнув:
-- Ну что с вами делать, ребята? Где вы свои головы оставили, а?
Она отсыпала Мите в руку горсть таблеток со словами:
-- Давай ей по одной штуке, если приступ повторится. Как только приедете на место, сразу покажи жену врачу.
После этого села в машину и уехала, крикнув на прощание:
-- Берегите друг друга!
Я смотрела ей вслед, нахмурившись и пытаясь переварить услышанное:
-- Мить, про какую жену она говорила?
-- Про тебя… Извини, Ася, как-то само вырвалось, я так испугался, вот и ляпнул первое, что пришло в голову…
Беззлобно проворчала:
-- Вот несносный враль, размечтался он… Были бы у меня силы, показала некоторым, где раки зимуют…
-- Ну, слава богу, кажется, тебе и вправду легче, -- попытался шутить Митя. Всхлипнув, я крепко его обняла, зарывшись лицом в парку, потому что только сейчас заметила, какое у него несчастное лицо, потому что поняла -- пришла моя очередь поддержать друга. Так и стояли, обнявшись у всех на виду, пока мимо мчались машины, и никому не было до нас дела.
Хотя было одно исключение -- совсем рядом проехал свадебный кортеж высунувшиеся из окон ребята посигналили нам, что-то прокричав. Мы помахали им в ответ -- счастливые, им сейчас было весело, наверное, приняли нас за влюблённую парочку…
Но долго оставаться на холодном ветру было трудно. Я первая отстранилась, вытирая слёзы:
-- Поедем дальше?
Митя снова притянул меня к себе и, обняв, нежно поцеловал в лоб:
-- Ты правда в порядке? Что ж, тогда в путь...
И всё повторилось -- дорога, ветер, неизвестность… Я прижалась к Мите, гоня прочь печальные мысли, хоть это и было непросто:
-- Хорошо, что он не догадался, какую глупость совсем недавно я пыталась с собой сделать. Пусть и дальше считает, что меня просто укачало, а вот женщина-доктор с пронзительным взглядом сразу всё поняла, поэтому так настаивала на поездке в больницу…
Примерно через час мы свернули с шоссе на небольшой просёлок, ведущий в лес. Удивившись, похлопала друга по спине. Он притормозил, испуганно оглянувшись:
-- Ася, тебе снова нехорошо?
-- Со мной всё нормально, -- бодро соврала я, -- так куда мы едем? Почему в лес, разве здесь не опаснее?
Митя отвёл погрустневший взгляд, делая вид, что рассматривает поваленные ветром сосны. Впервые в его голосе мне почудилась обречённость, и в душе снова зашевелился страх -- неужели он сдался?
-- Тут рядом есть небольшой мотель, тебе надо отдохнуть, а потом… кое с кем встретиться. Я откладывал, сколько мог, не хотел тебя ещё больше пугать, но, кажется, у нас нет выбора -- самим не справиться. Не хочу рисковать твоей жизнью, держись, недолго уже.
Заинтриговав меня таким образом, он повёл байк вперёд. Минут через пять мы остановились у мотеля, больше похожего на сказочный теремок. Митя порылся в карманах, смущённо спросив:
-- У тебя есть какие-нибудь деньги?
Я достала из рюкзака свою крошечную стипендию и, машинально обшарив карманы куртки, обнаружила носовой платок с аккуратно завёрнутыми купюрами:
-- Это же баба Катя в карман положила! Да здесь, наверное, вся её пенсия. Как же она теперь…
Митя взял деньги и, пересчитав, спокойно ответил:
-- Умница, баба Катя… Я обязательно ей всё верну и с процентами, обещаю. А за неё не беспокойся, у пенсионеров всегда есть заначка. Ася, ты почему смотришь на меня с подозрением, что опять не так? Думаешь, промышляю по бабкиным шкафам?
В ответ я фыркнула, показывая, что мне совсем не смешно.
В двухместном номере отеля, сбросив со спины рюкзак, забралась с ногами на кровать. Наконец-то можно было немного расслабиться -- ужасно ныла спина, и не только она одна… Митя порылся в сумке с припасами:
-- Хочешь есть? Тут баба Катя нам блинов положила и бутербродов. Что тебе дать?
-- Спасибо, ничего не хочется, и так тошнит. Может, попозже поем.
Он сел на свою кровать и начал жадно есть бутерброд, запивая его из маленькой пластиковой бутылки с красной жидкостью.
-- Мить, а что у тебя там, в бутылке? -- я сглотнула.
-- Морс из ягод, бабуля постаралась.
-- Пожалуй, от морса не откажусь…
Кивнув, друг протянул мне ещё одну бутылку. Пока я отвинчивала крышку, в дверь внезапно постучали, и присмиревшее было сердце тут же рухнуло в пятки… Пытаясь успокоить нараставшую в душе панику, с ужасом взглянула на Митю:
-- Неужели это за нами? Но почему ведут себя так вежливо, а не врываются, как в кино, выбив дверь ногами?
Митя побледнел, как-то странно посмотрев на меня, словно заранее прося прощения.
Поставив бутылку на тумбочку, он сел на кровать рядом, взяв за руку своими холодными пальцами, и умоляюще заглянул в глаза:
-- Ася, пообещай верить мне и не бояться…
-- Я постараюсь, но, в конце концов, что происходит?
Он словно не расслышал вопроса, пряча взгляд:
-- Помни, я с тобой…
От этих слов мне стало совсем плохо: на голове снова зашевелились волосы, ногти почернели, а в груди как будто разлили ледяное молоко -- так было холодно…
Митя прохрипел срывающимся голосом:
-- Войдите!
Дверь медленно открылась, словно тот, кто стоял за ней, до последнего момента не решался войти. Их было двое, моих старых знакомых монстров -- Иван Иванович и его «практикант», которого я уже однажды приласкала бутылкой шампанского. При виде них из горла против воли вырвался полукрик-полурык. Я в бешенстве взглянула на Митю:
-- Что это значит, кто позвал сюда этих тварей? Ты с ними заодно, предатель! -- размахнулась, пытаясь дать ему пощёчину, но он легко перехватил мою руку, прижав её к своим губам:
-- Ася, ты же обещала мне верить, прошу, не делай поспешных выводов. Просто выслушай их, а потом уже будешь принимать решение. Тебе ничего не угрожает...
Я тяжело дышала, еле сдерживая клокотавшую внутри ярость, но, сумев себя перебороть, с ненавистью посмотрела на вошедших. Они стояли в дверях, не решаясь подойти ближе. Наконец, Иван Иванович сделал шаг вперёд, его приторно-сладкий голос по-прежнему вызывал у меня отвращение.
-- Здравствуй, Ася. Не надо нас бояться, я давно пытался поговорить и объясниться, но сделать это оказалось весьма непросто, ведь ты всё время убегала. Бедная девочка, заблуждаясь, ты обвиняла нас с Сергеем Петровичем в ужасных вещах, к которым мы не имеем никакого отношения, -- и он кивнул на «практиканта». Услышав своё имя, тот вздрогнул, неуверенно наклонив голову, снова спрятавшись за спину «босса».
Я удовлетворённо хмыкнула:
-- Помнит меня и опасается, мерзавец…
Зверь внутри, в любой момент готовый к броску, затих в ожидании. Ко мне опять пришло странное спокойствие и неожиданная уверенность в себе: раз уж так вышло, что я оказалась лицом к лицу с монстром, почему хоть перед смертью не получить ответы на мучившие вопросы:
-- Кто вы такие, почему преследуете меня и Митю? Это вы убили всех этих людей? Отвечайте, или разговора не будет.
-- А Вы решительная девушка, Ася, прямо как ваш отец, и такая же упрямая.
При упоминании папы мой внутренний зверь поднял голову, недобро зарычав -- хорошо, что только я могла его слышать.
-- Не морочьте мне голову, -- спокойно и настойчиво повторила я.
Иван Иванович прошёл вперёд, сев на Митину кровать прямо напротив нас, Сергей Петрович застыл в дверях как часовой.
-- На психику давит, гад, -- подумала я, -- но в странном «спокойном» состоянии на меня это не действует. Пусть изгаляется, плевать…
-- Мне трудно удовлетворить твоё любопытство полностью, Ася, -- продолжил Иван Иванович, -- но кое-что я расскажу. Мы -- несколько необычные, но всё-таки люди, а не звери, убивающие других людей, даже если они непохожи на нас. Это бред. Все те чудовищные преступления, о которых ты спрашивала -- не наша работа, поищи виновных среди своих соотечественников.
Да, за нами идёт охота из-за того, что мы особенные. И за вами с Дмитрием -- тоже, ведь в вас течёт частица -- подчёркиваю -- лишь маленькая частица необычной крови. Вы с Димой -- теперь словно наши дети, именно поэтому я всё время присматривал за вами. Можешь не верить, но твой папа был на нашей стороне, ведь в своё время мы ему помогли…
Иван Иванович замолчал, грустно вздохнув, видимо, давая мне возможность переварить услышанное.
Трудно описать мои чувства в тот момент, но я определённо ему не верила, хотя слова про папу заставляли крепко задуматься. Какое-то время я молчала, исподлобья посматривая на притихшего Митю. У него было одновременно потрясённое и несчастное лицо -- кажется, он и в самом деле ничего не знал, но с этим я разберусь позже.
Мой голос мог бы заморозить всех в этой комнате:
-- Допустим, это так, хотя вы и не представили никаких доказательств того, что говорите правду. С какой стати я должна Вам верить? И чем подтвердите слова о моём отце -- может, есть какой-нибудь документ или запись, видеообращение? Нет?
Иван Иванович растерянно пожал плечами:
-- Никто не ожидал такого развития событий и не готовился специально в чём-то тебя убеждать. Твой отец постоянно обещал, что всё объяснит дочери, но так и не успел этого сделать -- его убили раньше. За несколько минут до этого он позвонил -- вот запись звонка, больше у меня нет никаких доказательств, -- и он включил телефон, а я замерла, услышав родной взволнованный голос:
-- Алло, Иван, кажется, они пришли за мной. К счастью, Аси нет дома, помни, что обещал -- спаси и вывези отсюда и её, и Дмитрия, он дорог дочке… Если не сделаешь, я тебя и на том свете найду…
Раздался щелчок, и голос замолчал. Всё поплыло перед глазами, я вскрикнула, и, уже падая, почувствовала, как Митя прижал меня к себе. Голос Ивана Ивановича был сух и тороплив:
-- Быстро одевайтесь, машина ждёт у дверей. Ни о чём не беспокойся -- мы вывезем обоих в Финляндию, а потом в Швецию к твоей тёте. Обещаю позаботиться о вас.
Хлопнула дверь -- они ушли. Я подняла на Митю глаза, полные слёз и боли, и он нежно поцеловал мои волосы:
-- Ася, решай быстрее, поедем с ними или бежим дальше. Я сделаю так, как скажешь, и ни за что не брошу тебя, слышишь, никогда не брошу…
В ушах ещё звучал голос папы и тот щелчок, оборвавший его жизнь. Вмиг пересохшие губы прошептали:
-- Куда угодно, хоть в Швецию, хоть к чёрту на рога, ни за что здесь не останусь. Они убили папу, -- и я уткнулась Мите в грудь.
Он вытащил из кармана куртки одну из тех таблеток, что дала ему врач, и заставил её выпить. Осторожно помог одеться и, закинув мой рюкзак на плечо, за руку потащил на улицу, где нас уже ждала машина с дипломатическими номерами. Мы сели в неё, и последнее, что осталось в памяти о том страшном дне, были Митины руки, крепко прижимавшие меня к себе. Голову снова повело, затянув сознание в холодную, вращающуюся тьму…
Я надолго уезжала в незнакомую страну, вместе с… людьми или нелюдями, которым по-прежнему не доверяла. Оставляла всё, что так любила и ненавидела, убегая в новую жизнь прочь из этого страшного сна…
Прошло четыре долгих года, прежде чем, наконец, я ненадолго вернулась на Родину, лишь для того, чтобы навестить папину могилу.
От страха у меня не было сил ему ответить или спросить, кого он имел ввиду -- и так было понятно… Слабо махнув рукой приютившей нас бабе Кате, вслед за Митей вышла из дома.
Уходили через огород по тропинке между сугробами к маленькой калитке, ведущей на соседнюю улицу. Мотоцикл уже ждал нас, на этот раз мне тоже достался шлем, который едва сумела застегнуть дрожащими пальцами. Дальше всё происходило быстро и сумбурно, как во сне: друг усадил меня на мотоцикл, я крепко вцепилась в его куртку, и мы помчались неизвестно куда...
На этот раз я чувствовала себя на байке немного увереннее, даже пыталась смотреть по сторонам, выискивая ту самую опасность, о которой говорил Митя. Но ничего подозрительного не нашла: ну, ходили люди по своим делам, проезжали мимо машины, никто, казалось, не обращал на нас внимания. Может, зря он всполошился? Как же я хотела, чтобы это оказалось правдой, но интуиция подсказывала, что невидимая опасность совсем рядом и идёт за нами по пятам.
Покинув город, названия которого я так и не успела узнать, мы оказались на оживлённом шоссе. Ехали осторожно, не превышая скорости, не нарушая правил, чтобы не привлекать к себе внимания. Митя, видимо, почувствовал себя здесь увереннее, потому что его спина, к которой я прижималась, немного расслабилась. Мне тоже стало спокойнее, хотя по-прежнему не представляла, куда мы движемся и где будем сегодня ночевать. Если, конечно, к вечеру останемся в живых…
Я честно старалась об этом не думать, но чем дальше мотоцикл удалялся от гостеприимного городка, тем тревожнее становилось на душе:
-- Это настоящее безумие! Что я делаю? Не хочу уезжать далеко от дома, от папы…
И тут ощущение невосполнимой потери накрыло меня с головой. Я только что поняла -- случилось непоправимое, и пути назад, в спокойную счастливую жизнь -- не существует… Захотелось просто закрыть глаза и отцепить руки от Митиной куртки: пусть сначала будет больно, зато потом уже никогда не придётся бояться и убегать… И никаких страшных снов…
Подзабытый было голос в голове вкрадчиво шепнул:
-- Давай, Ася, сделай это. Зачем тебе такая жизнь? Это лучше, чем умереть в когтях монстра…
Почувствовав, что я ослабила хватку, Митя выехал на обочину и остановился, едва успев подхватить меня ещё до того, как в полуобморочном состоянии я окончательно сползла на асфальт. Он поставил меня на ноги и, прижав к себе, крепко обнял, испуганно повторяя:
-- Ася, Асенька, пожалуйста, не падай! Потерпи немного, сейчас тебе станет лучше… Это моя вина -- наверное, слишком сильно гнал, ты же не привыкла. Ничего, всё пройдёт, я справлюсь и смогу тебя защитить, верь мне, пожалуйста, верь…
Непонятно, предназначались ли эти слова мне, или он успокаивал сам себя, а, может быть, и то, и другое. Мы стояли на обочине, слёзы горячим потоком заливали моё лицо, всё вокруг казалось смутным и расплывчатым -- кажется, вдоль дороги чернел лес, а по шоссе мчался нескончаемый поток машин. Колени предательски подгибались, и тело охватила противная слабость. Хотелось только одного -- упасть в снег, закрыв глаза и навсегда забыв обо всём, но друг упрямо меня тормошил, не давая этого сделать.
Не помню, как долго это продолжалось. Неожиданно возле нас затормозила машина, и вышедшая из неё женщина о чём-то заговорила с Митей. Меня кружило в странном гудящем водовороте, растворявшем в себе слова и звуки, и только позже я узнала, что на моём пути снова встретился хороший, неравнодушный человек. Женщина оказалась возвращавшимся с вызова врачом, и это было ещё одно чудо. Она строго сказала перепуганному другу:
-- Давай-ка, дружок, неси её к машине, на ваше счастье, там кое-что есть.
Усадив безвольное тело на заднее сидение «Хонды», Митя внимательно следил, как доктор измеряла мне давление и ставила укол. Это помогло -- уже скоро я немного успокоилась и, постепенно приходя в себя, прислушалась к тому, как снаружи они о чём-то говорили на повышенных тонах. Умудрившись самостоятельно вылезти из машины, шатаясь, подошла к ним и даже попыталась улыбнуться:
-- Со мной всё в порядке, спасибо Вам, доктор… Мне, правда, уже лучше, можно ехать дальше…
Немолодая женщина в тёмном пальто с бледным лицом и усталыми добрыми глазами всплеснула руками, тяжело вздохнув:
-- Ну что с вами делать, ребята? Где вы свои головы оставили, а?
Она отсыпала Мите в руку горсть таблеток со словами:
-- Давай ей по одной штуке, если приступ повторится. Как только приедете на место, сразу покажи жену врачу.
После этого села в машину и уехала, крикнув на прощание:
-- Берегите друг друга!
Я смотрела ей вслед, нахмурившись и пытаясь переварить услышанное:
-- Мить, про какую жену она говорила?
-- Про тебя… Извини, Ася, как-то само вырвалось, я так испугался, вот и ляпнул первое, что пришло в голову…
Беззлобно проворчала:
-- Вот несносный враль, размечтался он… Были бы у меня силы, показала некоторым, где раки зимуют…
-- Ну, слава богу, кажется, тебе и вправду легче, -- попытался шутить Митя. Всхлипнув, я крепко его обняла, зарывшись лицом в парку, потому что только сейчас заметила, какое у него несчастное лицо, потому что поняла -- пришла моя очередь поддержать друга. Так и стояли, обнявшись у всех на виду, пока мимо мчались машины, и никому не было до нас дела.
Хотя было одно исключение -- совсем рядом проехал свадебный кортеж высунувшиеся из окон ребята посигналили нам, что-то прокричав. Мы помахали им в ответ -- счастливые, им сейчас было весело, наверное, приняли нас за влюблённую парочку…
Но долго оставаться на холодном ветру было трудно. Я первая отстранилась, вытирая слёзы:
-- Поедем дальше?
Митя снова притянул меня к себе и, обняв, нежно поцеловал в лоб:
-- Ты правда в порядке? Что ж, тогда в путь...
И всё повторилось -- дорога, ветер, неизвестность… Я прижалась к Мите, гоня прочь печальные мысли, хоть это и было непросто:
-- Хорошо, что он не догадался, какую глупость совсем недавно я пыталась с собой сделать. Пусть и дальше считает, что меня просто укачало, а вот женщина-доктор с пронзительным взглядом сразу всё поняла, поэтому так настаивала на поездке в больницу…
Примерно через час мы свернули с шоссе на небольшой просёлок, ведущий в лес. Удивившись, похлопала друга по спине. Он притормозил, испуганно оглянувшись:
-- Ася, тебе снова нехорошо?
-- Со мной всё нормально, -- бодро соврала я, -- так куда мы едем? Почему в лес, разве здесь не опаснее?
Митя отвёл погрустневший взгляд, делая вид, что рассматривает поваленные ветром сосны. Впервые в его голосе мне почудилась обречённость, и в душе снова зашевелился страх -- неужели он сдался?
-- Тут рядом есть небольшой мотель, тебе надо отдохнуть, а потом… кое с кем встретиться. Я откладывал, сколько мог, не хотел тебя ещё больше пугать, но, кажется, у нас нет выбора -- самим не справиться. Не хочу рисковать твоей жизнью, держись, недолго уже.
Заинтриговав меня таким образом, он повёл байк вперёд. Минут через пять мы остановились у мотеля, больше похожего на сказочный теремок. Митя порылся в карманах, смущённо спросив:
-- У тебя есть какие-нибудь деньги?
Я достала из рюкзака свою крошечную стипендию и, машинально обшарив карманы куртки, обнаружила носовой платок с аккуратно завёрнутыми купюрами:
-- Это же баба Катя в карман положила! Да здесь, наверное, вся её пенсия. Как же она теперь…
Митя взял деньги и, пересчитав, спокойно ответил:
-- Умница, баба Катя… Я обязательно ей всё верну и с процентами, обещаю. А за неё не беспокойся, у пенсионеров всегда есть заначка. Ася, ты почему смотришь на меня с подозрением, что опять не так? Думаешь, промышляю по бабкиным шкафам?
В ответ я фыркнула, показывая, что мне совсем не смешно.
В двухместном номере отеля, сбросив со спины рюкзак, забралась с ногами на кровать. Наконец-то можно было немного расслабиться -- ужасно ныла спина, и не только она одна… Митя порылся в сумке с припасами:
-- Хочешь есть? Тут баба Катя нам блинов положила и бутербродов. Что тебе дать?
-- Спасибо, ничего не хочется, и так тошнит. Может, попозже поем.
Он сел на свою кровать и начал жадно есть бутерброд, запивая его из маленькой пластиковой бутылки с красной жидкостью.
-- Мить, а что у тебя там, в бутылке? -- я сглотнула.
-- Морс из ягод, бабуля постаралась.
-- Пожалуй, от морса не откажусь…
Кивнув, друг протянул мне ещё одну бутылку. Пока я отвинчивала крышку, в дверь внезапно постучали, и присмиревшее было сердце тут же рухнуло в пятки… Пытаясь успокоить нараставшую в душе панику, с ужасом взглянула на Митю:
-- Неужели это за нами? Но почему ведут себя так вежливо, а не врываются, как в кино, выбив дверь ногами?
Митя побледнел, как-то странно посмотрев на меня, словно заранее прося прощения.
Поставив бутылку на тумбочку, он сел на кровать рядом, взяв за руку своими холодными пальцами, и умоляюще заглянул в глаза:
-- Ася, пообещай верить мне и не бояться…
-- Я постараюсь, но, в конце концов, что происходит?
Он словно не расслышал вопроса, пряча взгляд:
-- Помни, я с тобой…
От этих слов мне стало совсем плохо: на голове снова зашевелились волосы, ногти почернели, а в груди как будто разлили ледяное молоко -- так было холодно…
Митя прохрипел срывающимся голосом:
-- Войдите!
Дверь медленно открылась, словно тот, кто стоял за ней, до последнего момента не решался войти. Их было двое, моих старых знакомых монстров -- Иван Иванович и его «практикант», которого я уже однажды приласкала бутылкой шампанского. При виде них из горла против воли вырвался полукрик-полурык. Я в бешенстве взглянула на Митю:
-- Что это значит, кто позвал сюда этих тварей? Ты с ними заодно, предатель! -- размахнулась, пытаясь дать ему пощёчину, но он легко перехватил мою руку, прижав её к своим губам:
-- Ася, ты же обещала мне верить, прошу, не делай поспешных выводов. Просто выслушай их, а потом уже будешь принимать решение. Тебе ничего не угрожает...
Я тяжело дышала, еле сдерживая клокотавшую внутри ярость, но, сумев себя перебороть, с ненавистью посмотрела на вошедших. Они стояли в дверях, не решаясь подойти ближе. Наконец, Иван Иванович сделал шаг вперёд, его приторно-сладкий голос по-прежнему вызывал у меня отвращение.
-- Здравствуй, Ася. Не надо нас бояться, я давно пытался поговорить и объясниться, но сделать это оказалось весьма непросто, ведь ты всё время убегала. Бедная девочка, заблуждаясь, ты обвиняла нас с Сергеем Петровичем в ужасных вещах, к которым мы не имеем никакого отношения, -- и он кивнул на «практиканта». Услышав своё имя, тот вздрогнул, неуверенно наклонив голову, снова спрятавшись за спину «босса».
Я удовлетворённо хмыкнула:
-- Помнит меня и опасается, мерзавец…
Зверь внутри, в любой момент готовый к броску, затих в ожидании. Ко мне опять пришло странное спокойствие и неожиданная уверенность в себе: раз уж так вышло, что я оказалась лицом к лицу с монстром, почему хоть перед смертью не получить ответы на мучившие вопросы:
-- Кто вы такие, почему преследуете меня и Митю? Это вы убили всех этих людей? Отвечайте, или разговора не будет.
-- А Вы решительная девушка, Ася, прямо как ваш отец, и такая же упрямая.
При упоминании папы мой внутренний зверь поднял голову, недобро зарычав -- хорошо, что только я могла его слышать.
-- Не морочьте мне голову, -- спокойно и настойчиво повторила я.
Иван Иванович прошёл вперёд, сев на Митину кровать прямо напротив нас, Сергей Петрович застыл в дверях как часовой.
-- На психику давит, гад, -- подумала я, -- но в странном «спокойном» состоянии на меня это не действует. Пусть изгаляется, плевать…
-- Мне трудно удовлетворить твоё любопытство полностью, Ася, -- продолжил Иван Иванович, -- но кое-что я расскажу. Мы -- несколько необычные, но всё-таки люди, а не звери, убивающие других людей, даже если они непохожи на нас. Это бред. Все те чудовищные преступления, о которых ты спрашивала -- не наша работа, поищи виновных среди своих соотечественников.
Да, за нами идёт охота из-за того, что мы особенные. И за вами с Дмитрием -- тоже, ведь в вас течёт частица -- подчёркиваю -- лишь маленькая частица необычной крови. Вы с Димой -- теперь словно наши дети, именно поэтому я всё время присматривал за вами. Можешь не верить, но твой папа был на нашей стороне, ведь в своё время мы ему помогли…
Иван Иванович замолчал, грустно вздохнув, видимо, давая мне возможность переварить услышанное.
Трудно описать мои чувства в тот момент, но я определённо ему не верила, хотя слова про папу заставляли крепко задуматься. Какое-то время я молчала, исподлобья посматривая на притихшего Митю. У него было одновременно потрясённое и несчастное лицо -- кажется, он и в самом деле ничего не знал, но с этим я разберусь позже.
Мой голос мог бы заморозить всех в этой комнате:
-- Допустим, это так, хотя вы и не представили никаких доказательств того, что говорите правду. С какой стати я должна Вам верить? И чем подтвердите слова о моём отце -- может, есть какой-нибудь документ или запись, видеообращение? Нет?
Иван Иванович растерянно пожал плечами:
-- Никто не ожидал такого развития событий и не готовился специально в чём-то тебя убеждать. Твой отец постоянно обещал, что всё объяснит дочери, но так и не успел этого сделать -- его убили раньше. За несколько минут до этого он позвонил -- вот запись звонка, больше у меня нет никаких доказательств, -- и он включил телефон, а я замерла, услышав родной взволнованный голос:
-- Алло, Иван, кажется, они пришли за мной. К счастью, Аси нет дома, помни, что обещал -- спаси и вывези отсюда и её, и Дмитрия, он дорог дочке… Если не сделаешь, я тебя и на том свете найду…
Раздался щелчок, и голос замолчал. Всё поплыло перед глазами, я вскрикнула, и, уже падая, почувствовала, как Митя прижал меня к себе. Голос Ивана Ивановича был сух и тороплив:
-- Быстро одевайтесь, машина ждёт у дверей. Ни о чём не беспокойся -- мы вывезем обоих в Финляндию, а потом в Швецию к твоей тёте. Обещаю позаботиться о вас.
Хлопнула дверь -- они ушли. Я подняла на Митю глаза, полные слёз и боли, и он нежно поцеловал мои волосы:
-- Ася, решай быстрее, поедем с ними или бежим дальше. Я сделаю так, как скажешь, и ни за что не брошу тебя, слышишь, никогда не брошу…
В ушах ещё звучал голос папы и тот щелчок, оборвавший его жизнь. Вмиг пересохшие губы прошептали:
-- Куда угодно, хоть в Швецию, хоть к чёрту на рога, ни за что здесь не останусь. Они убили папу, -- и я уткнулась Мите в грудь.
Он вытащил из кармана куртки одну из тех таблеток, что дала ему врач, и заставил её выпить. Осторожно помог одеться и, закинув мой рюкзак на плечо, за руку потащил на улицу, где нас уже ждала машина с дипломатическими номерами. Мы сели в неё, и последнее, что осталось в памяти о том страшном дне, были Митины руки, крепко прижимавшие меня к себе. Голову снова повело, затянув сознание в холодную, вращающуюся тьму…
Я надолго уезжала в незнакомую страну, вместе с… людьми или нелюдями, которым по-прежнему не доверяла. Оставляла всё, что так любила и ненавидела, убегая в новую жизнь прочь из этого страшного сна…
Эпилог
Прошло четыре долгих года, прежде чем, наконец, я ненадолго вернулась на Родину, лишь для того, чтобы навестить папину могилу.
