Через несколько минут, кое-как накрасившись и причесавшись, столкнулась в дверях с тётей. Она с удивлением осмотрела мой наряд, но ничего не сказала. Я тоже не горела желанием с ней что-либо обсуждать.
Так, молча, мы вошли в лифт, где я первым делом уставилась на пол -- осколки бутылки уже убрали. Тётя с подозрением следила за каждым моим движением, но высказаться не решилась. И когда, выйдя из подъезда, мы наконец-то разошлись в разные стороны, я выдохнула с облегчением.
«Собрат по несчастью» обнаружился в пяти минутах от моего дома. Стало понятно, почему он выбрал именно это место для встречи: на улице шёл сильный дождь, а на крытой автобусной остановке скамейка была свободна. Горожане после новогодней ночи ещё спали, а проснувшиеся -- в такую погоду гулять не спешили. На Мите была всё та же тонкая парка: он сидел на скамейке с обречённым видом, грустный, как нахохлившийся воробей. У меня хотя бы куртка не промокала, я просто натянула на голову капюшон, засунув руки в карманы.
-- Привет, что скажешь? -- подойдя к остановке, произнесла деланно-равнодушным тоном.
Митя поднял голову и замер, словно не узнавая. Я растерялась и молчала до тех пор, пока не увидела своего отражения в стекле: на меня смотрел незнакомый человек в старой куртке и джинсах, у которого из-под капюшона торчал только нос.
-- Это ты, Ася? -- как-то очень неуверенно протянул блондин.
-- Да я это, забыл, что ли, как вчера рассказывала тебе про «новогодние приключения» и потерянное пальто? Ну и память у тебя…
-- Да нет, всё помню, просто ты выглядишь так…
-- Нелепо?
-- Нет, что ты, я хотел сказать, необычно. Вот и не узнал, -- выкрутился он, отводя взгляд.
-- Да ладно, сама знаю, что похожа на чучело, но, прости, что есть, то есть, -- засмеялась я, и в ответ Митя улыбнулся.
Я тут же сделала суровое лицо и голосом, не обещавшим ему ничего хорошего, процедила:
-- Ты что, смеёшься надо мной?
Он так растерялся, бедняжка. Как же легко его смутить, ну что за лопух! Я села на скамейку рядом с ним, сняла капюшон, встряхнув каштановыми волосами, волной упавшими на плечи. Волосы -- моя гордость: густые, слегка вьющиеся, с золотым отливом; папа всегда восхищённо говорил, что я -- копия мамы, а маму он называл богиней…
Мой жест подействовал на Митю, в его глазах появилось изумление, и, усмехнувшись, я миролюбиво сказала:
-- Ты чего так испугался-то, я же просто пошутила. Ну, рассказывай, что случилось.
Он немного помолчал, видимо, собираясь с мыслями:
-- Проснулся сегодня часа в четыре утра, за окном ещё было темно. Ну да, это ты и сама знаешь -- зима ведь. Спросонья не сразу сообразил, где я, и выглянул в окно. А там…
Он вздохнул и стал ощупывать карманы парки.
-- Сигареты что ли ищет, -- догадалась я, -- фу, не терплю запаха табака.
Митя посмотрел так, словно читал мои мысли, усмехнулся и, прекратив поиски, продолжил:
-- За окном что-то происходило: из подъезда выходили люди с носилками и загружали их в микроавтобусы. Сразу вспомнился твой рассказ про Новый год и случившееся с жильцами той квартиры. Наверное, это были они, то есть, их тела. Я быстро оделся, черкнул тебе записку и побежал по запасной лестнице на улицу. Знаешь, это были военные, в респираторах и белых халатах, но точно -- военные.
-- И зачем ты вышел, Мить? Захотелось присоединиться к тем несчастным на носилках? -- спросила я дрожащим голосом.
-- Сам не знаю, просто почувствовал, что должен что-то сделать…
-- А что мы вообще можем сделать? -- я горько усмехнулась, и он промолчал, опустив голову и признавая мою правоту.
-- Наверное, это глупо, но я проследил за ними.
Мои брови испуганно поползли вверх:
-- Серьёзно? Бегом, что ли, за машиной, и как -- догнал?
-- Да нет, у меня есть свой транспорт. Вот, стоит прямо у твоего дома на стоянке.
Я снова с удивлением посмотрела на него:
-- Неужели, велосипед?
Митя впервые нахмурился, похоже, я его достала. Да, характер у меня -- не сахар, сама знаю… Резко встав и взяв за руку, он решительно потащил меня прямо под дождь, так что я еле успела натянуть капюшон на голову. Вскоре мы оказались около стоянки рядом с домом. Причём, кое-кто -- с открытым ртом: это был шикарный мотоцикл, большой и блестящий. Всегда мечтала на таком прокатиться…
Блондин с усмешкой смотрел на моё потрясённое лицо, и я закрыла рот, впрочем, только для того, чтобы через мгновение вновь его открыть:
-- Хочешь сказать, что эта «штучка» твоя? Неужели родители подарили за хорошее поведение, да?
На «штучку» блондин обиделся. Фыркнув, он отвернулся, мол, что с идиотки взять. Ссориться с ним в мои планы не входило, хотя на тот момент и планов-то никаких не было, и я примирительно тронула его за рукав:
-- Да ладно, не обижайся, это я так шучу… привыкай, раз уж связался...
Он повернул ко мне сердитое и очень усталое лицо, так что стало стыдно -- похоже, человек и правда полночи не спал.
-- Ну не дуйся, расскажи, смог отследить машины?
-- Недолго. Меня быстро заметили, ведь на дорогах в такой ранний час было практически пусто, да и праздник к тому же. Их сопровождал мерседес, так что вскоре самому пришлось удирать, еле оторвался…
От такого поворота стало не по себе. Митя немного помолчал, посмотрев на серое небо:
-- Дождь кончился, наверное, мне пора.
-- Куда? -- всполошилась я.
-- Ася, в праздники работы не меньше, чем в обычные дни.
Помолчав, я понимающе кивнула:
-- Пойдём, хоть завтраком накормлю.
Он, конечно, пытался отказаться, но со мной этот номер не прошёл. Вскоре мы уже сидели за столом на кухне и доедали всё, что смогли найти в холодильнике, включая остатки «прошлогоднего» салата. Потом пили свежезаваренный кофе, после чего я проводила Митю до двери, взяв с него слово, что, при необходимости, он позвонит и приедет. Мы договорились обмениваться любой информацией, касающейся «наших чудовищ». А перед расставанием я пожелала ему остаться в живых, несмотря ни на что. Он грустно улыбнулся, махнув на прощание рукой.
Постояв немного у двери и прислушиваясь к тому, как скрипучий лифт уезжал вниз, я вернулась к себе, снова закрывшись на все замки. И пусть тётя снова разозлится, но так мне было немного спокойнее. Хотя прекрасно понимала, это -- обыкновенный самообман, от «них» никакие замки не спасут…
Из-за всех этих ужасных событий я почти забыла, что на носу сессия, и первый экзамен уже через неделю. Только взялась за конспекты, как неожиданно вернулся папа… Это была такая радость, будто посреди странной дождливой зимы из-за туч, наконец, вышло солнышко!
Целый день мы провели вместе: папа говорил, я -- слушала. Как в детстве, сидели рядом, ели мандарины, и он, шутя, рассказывал о своей непростой жизни вдали от дома. Истории были совсем невесёлыми, но у него получалось так здорово, что я часто смеялась до слёз и сквозь слёзы…
Когда же папа стал расспрашивать о моём житье-бытье, оказалось, что и говорить–то особенно не о чем -- дом, учёба, посещения врача, снова дом и учёба. О том, что происходило со мной под Новый год -- я молчала. Сама не знаю почему, но не решалась поделиться с ним страхами, а ведь так ждала этого дня, чтобы выплакаться на его сильном плече.
Но вместо этого только глупо улыбалась… Что-то не давало мне быть с папой искренней до конца. Наверное, навязчивый голос в голове, так некстати появившийся снова и уговаривавший немного подождать, отложив все откровения на потом. И я прислушалась к совету...
На тётю не жаловалась, сказав, что у нас с ней всё хорошо, она тоже благоразумно помалкивала о моём новом знакомом. На следующий день мы пошли в гости к папиным друзьям, там было очень весело, и, казалось, что жизнь налаживалась…
Сдав экзамены, на каникулах съездила в горы, наконец-то, в прямом смысле слова, накатавшись на лыжах до упада, и всё бы хорошо, но не отпускало ощущение, что я хожу с завязанными глазами по краю бездонной пропасти -- одно неверное движение и… А ещё я скучала по Мите: он так ни разу и не позвонил; мне часто снилось, что собрат по несчастью ранен и, истекая кровью, зовёт на помощь… Это было по-настоящему страшно.
Неудивительно, что после поездки я почти каждый день проходила мимо автобусной остановки, на которой мы встречались, хоть это и было совсем не по пути. Кусая губы, то и дело смотрела из окна на автостоянку, надеясь увидеть там его байк. Глупо, конечно. Нет, я не запала на симпатичного блондина, по-прежнему недолюбливая смазливых ребят, но… Митя был единственным, кто знал про «них». Он был такой же, как я, и мне его не хватало.
С возвращением папы жизнь вошла в привычное русло, хотя я ещё долго боялась заходить в лифт. Но время шло, а ничего не менялось. До наступления весны оставалось всего несколько дней, и, расслабившись, я внушила себе, что всё произошедшее -- страшный сон. А то, что в этом сне были вполне реальные люди -- Мила, одноклассники, соседи из квартиры сверху, наконец, Митя -- старалась забыть. Просто хотела жить «как все» и вскоре поплатилась за своё легкомыслие.
Это случилось в первый весенний день. Светило такое яркое солнце, что, зайдя с улицы в полутёмный дом, мне пришлось зажмуриться -- какое-то время перед глазами плыли разноцветные круги. Сдвинув шторы и впустив свет в комнату, я бросила рюкзак на диван и по привычке громко крикнула, забыв, что папа на работе, а тётя, так и оставшаяся «временно» жить у нас, уехала в санаторий:
-- Я дома!
Ужасно хотелось есть, и, порывшись в холодильнике, поставила в микроволновку вчерашний плов, только тут заметив на столе небольшую коробку в красивой упаковке, да ещё перевязанную красной лентой. Подарок, от кого? Ну, конечно же, от папы! Записки, правда, не было, но это меня не смутило -- я быстро «разобралась» и с лентой, и с упаковочной бумагой. Замирая от предвкушения, открыла коробку, чтобы в следующее мгновение… задохнуться от ужаса, не в силах ни кричать, ни плакать.
Так и стояла, глядя на аккуратно лежавшую на бархатной подушечке знакомую связку колец. Кольца Милы -- все из серебра, других она не признавала, с полудрагоценными камушками и просто с чеканным узором. А вот и подаренное мной на день рождения колечко с симпатичным розовым александритом. Все они были на её тоненьких пальчиках в тот день, были, а теперь почему-то лежали в коробке на столе…
Что это -- напоминание о случившемся или наказание? Что за изверг затеял эту безжалостную игру? Кровь пульсировала в висках, голова кружилась, казалось, чьи-то цепкие пальцы вцепились мне в горло, не позволяя глубоко вздохнуть. Я пятилась до тех пор, пока не ударилась ногами о край дивана, рухнув на него без сил.
Уткнувшись лицом в горящие ладони, я зарыдала: перед глазами, словно живая, стояла Мила, -- такая юная и красивая, в чёрном кружевном платье с распущенными светлыми волосами. Только сейчас я по–настоящему ощутила потерю подруги, осознав, что никогда её больше не увижу и не поговорю…
Дрожа от ужаса, я встала и, старательно отводя взгляд от коробки, пулей помчалась в свою комнату и захлопнула дверь, подперев её стулом. Мне снова было невыносимо страшно: пока нас не было дома, кто-то побывал в квартире, подбросив кольца -- чтобы жертва продолжала бояться, смирившись с уготованной ей, пока ещё не ясной участью.
Когда первая волна паники улеглась, усилием воли преодолевая страх, я, наконец, серьёзно задумалась обо всём, что случилось с того рокового сентябрьского дня. Это было непросто: слишком долго гнала прочь любую мысль или воспоминание, упорно стремясь всё забыть… Отвратительный «подарок» переполнил чашу моего терпения, и вместо отчаяния разбудил злость и желание посмотреть в глаза своему страху.
Забравшись с ногами на кровать, я постаралась сосредоточиться:
-- Итак, что мне известно? В городе есть похожие на людей существа, но не люди. Они -- монстры, не потому что выглядят страшно, а потому что убивают нас ужасным, варварским способом. Это отдельный, неизвестный науке вид? Возможно. В это дело как-то втянуты военные? Определённо. Вот и все факты, не густо...
Монстров разглядеть не просто, но я и Митя смогли это сделать. Есть ли кроме нас ещё такие же «везунчики»? Пока не ясно. Почему нам с блондином так «повезло», и что на самом деле «им» от нас надо? А что, если они вовсе и не собирались убивать, просто пытались выйти на контакт, поговорить, о чём-то предупредить? Нет, что за бред -- зачем тогда столько жертв…
И всё же, почему я раньше не подумала об этом? Да потому, что страх заглушал мой разум: если бы монстры хотели покончить с нами, давно сделали это «одной лапой», возможностей было предостаточно, но, вопреки всему, я до сих пор жива… Тогда кто же пытался меня запугать? Те, кому выгодно держать всё в секрете.
Вопросов -- море, и ни одного ответа, даже намёка...
А если допустить, что эти существа нам не враги, понимаю -- крамольная мысль, то тогда, возможно, и убийства людей -- не их рук дело. Я же ни разу не видела, как монстры разрывали кого-нибудь на части. Сама «додумала», следуя стереотипу: раз страшный и непонятный -- значит, обязательно злодей…
Нет и ещё раз -- нет! Так чёрт знает до чего можно дофантазироваться. А, с другой стороны, все «странные случаи» быстро замяли, сама тому свидетель, меня же не трогали только потому, что папа работал в Генштабе…
А вдруг он всё знал, и не только знал, но и каким-то боком был причастен…
От этой ужасной мысли меня сначала бросило в жар, а потом заколотила нервная дрожь:
-- Вот ведь дура, дура, как такое только в голову пришло? Я точно больная, лучше буду верить в это, чем в то, что папочка… Да он лучший из лучших! Он бы никогда и ни за что ничего «такого» не сделал…
Но противный голос в голове снова заставлял сомневаться: или всё-таки…
-- Так ли хорошо ты его знаешь, Ася? Да что тебе, доверчивая идиотка, вообще известно о его работе? Ничего конкретного… А если это никакой и не Генштаб, а секретная лаборатория? Он ведь не кадровый военный -- врач по образованию...
Всё, Ася, кажется ты снова пересмотрела ужастиков или окончательно слетела с катушек…
Я закрыла уши руками, не желая себя слышать, но прилипчивые мысли не отпускали, продолжая мучить, разрывая голову изнутри. Только громкий стук в дверь и папин голос помогли мне выбраться из этого кошмара: вскочив, с плачем, словно ребёнок, бросилась ему на грудь. Взяв меня на руки и уложив в кровать, он сделал укол и ещё долго сидел рядом, держа за руку и что-то тихо повторяя, пока я не уснула.
Проснулась, когда на улице уже было темно, а из кухни доносились божественные ароматы -- видимо, папа готовил ужин. Голова ещё болела, глаза опухли от слёз, но как ни старалась, так и не смогла вспомнить, из-за чего расстроилась. Всё было словно в тумане, и я не сразу решилась встать.
На кухне раздался звонок папиного мобильного, заставивший меня прислушаться к разговору. Раньше я никогда так не делала, но сейчас вся обратилась в слух. Расслышать удалось немногое -- только отдельные слова, но и их хватило, чтобы снова занервничать.
-- Да, понятно, всё под контролем, -- раздался папин голос, -- она в порядке, ничего не вспомнит, я это гарантирую. Конечно, под мою ответственность.
Так, молча, мы вошли в лифт, где я первым делом уставилась на пол -- осколки бутылки уже убрали. Тётя с подозрением следила за каждым моим движением, но высказаться не решилась. И когда, выйдя из подъезда, мы наконец-то разошлись в разные стороны, я выдохнула с облегчением.
«Собрат по несчастью» обнаружился в пяти минутах от моего дома. Стало понятно, почему он выбрал именно это место для встречи: на улице шёл сильный дождь, а на крытой автобусной остановке скамейка была свободна. Горожане после новогодней ночи ещё спали, а проснувшиеся -- в такую погоду гулять не спешили. На Мите была всё та же тонкая парка: он сидел на скамейке с обречённым видом, грустный, как нахохлившийся воробей. У меня хотя бы куртка не промокала, я просто натянула на голову капюшон, засунув руки в карманы.
-- Привет, что скажешь? -- подойдя к остановке, произнесла деланно-равнодушным тоном.
Митя поднял голову и замер, словно не узнавая. Я растерялась и молчала до тех пор, пока не увидела своего отражения в стекле: на меня смотрел незнакомый человек в старой куртке и джинсах, у которого из-под капюшона торчал только нос.
-- Это ты, Ася? -- как-то очень неуверенно протянул блондин.
-- Да я это, забыл, что ли, как вчера рассказывала тебе про «новогодние приключения» и потерянное пальто? Ну и память у тебя…
-- Да нет, всё помню, просто ты выглядишь так…
-- Нелепо?
-- Нет, что ты, я хотел сказать, необычно. Вот и не узнал, -- выкрутился он, отводя взгляд.
-- Да ладно, сама знаю, что похожа на чучело, но, прости, что есть, то есть, -- засмеялась я, и в ответ Митя улыбнулся.
Я тут же сделала суровое лицо и голосом, не обещавшим ему ничего хорошего, процедила:
-- Ты что, смеёшься надо мной?
Он так растерялся, бедняжка. Как же легко его смутить, ну что за лопух! Я села на скамейку рядом с ним, сняла капюшон, встряхнув каштановыми волосами, волной упавшими на плечи. Волосы -- моя гордость: густые, слегка вьющиеся, с золотым отливом; папа всегда восхищённо говорил, что я -- копия мамы, а маму он называл богиней…
Мой жест подействовал на Митю, в его глазах появилось изумление, и, усмехнувшись, я миролюбиво сказала:
-- Ты чего так испугался-то, я же просто пошутила. Ну, рассказывай, что случилось.
Он немного помолчал, видимо, собираясь с мыслями:
-- Проснулся сегодня часа в четыре утра, за окном ещё было темно. Ну да, это ты и сама знаешь -- зима ведь. Спросонья не сразу сообразил, где я, и выглянул в окно. А там…
Он вздохнул и стал ощупывать карманы парки.
-- Сигареты что ли ищет, -- догадалась я, -- фу, не терплю запаха табака.
Митя посмотрел так, словно читал мои мысли, усмехнулся и, прекратив поиски, продолжил:
-- За окном что-то происходило: из подъезда выходили люди с носилками и загружали их в микроавтобусы. Сразу вспомнился твой рассказ про Новый год и случившееся с жильцами той квартиры. Наверное, это были они, то есть, их тела. Я быстро оделся, черкнул тебе записку и побежал по запасной лестнице на улицу. Знаешь, это были военные, в респираторах и белых халатах, но точно -- военные.
-- И зачем ты вышел, Мить? Захотелось присоединиться к тем несчастным на носилках? -- спросила я дрожащим голосом.
-- Сам не знаю, просто почувствовал, что должен что-то сделать…
-- А что мы вообще можем сделать? -- я горько усмехнулась, и он промолчал, опустив голову и признавая мою правоту.
-- Наверное, это глупо, но я проследил за ними.
Мои брови испуганно поползли вверх:
-- Серьёзно? Бегом, что ли, за машиной, и как -- догнал?
-- Да нет, у меня есть свой транспорт. Вот, стоит прямо у твоего дома на стоянке.
Я снова с удивлением посмотрела на него:
-- Неужели, велосипед?
Митя впервые нахмурился, похоже, я его достала. Да, характер у меня -- не сахар, сама знаю… Резко встав и взяв за руку, он решительно потащил меня прямо под дождь, так что я еле успела натянуть капюшон на голову. Вскоре мы оказались около стоянки рядом с домом. Причём, кое-кто -- с открытым ртом: это был шикарный мотоцикл, большой и блестящий. Всегда мечтала на таком прокатиться…
Блондин с усмешкой смотрел на моё потрясённое лицо, и я закрыла рот, впрочем, только для того, чтобы через мгновение вновь его открыть:
-- Хочешь сказать, что эта «штучка» твоя? Неужели родители подарили за хорошее поведение, да?
На «штучку» блондин обиделся. Фыркнув, он отвернулся, мол, что с идиотки взять. Ссориться с ним в мои планы не входило, хотя на тот момент и планов-то никаких не было, и я примирительно тронула его за рукав:
-- Да ладно, не обижайся, это я так шучу… привыкай, раз уж связался...
Он повернул ко мне сердитое и очень усталое лицо, так что стало стыдно -- похоже, человек и правда полночи не спал.
-- Ну не дуйся, расскажи, смог отследить машины?
-- Недолго. Меня быстро заметили, ведь на дорогах в такой ранний час было практически пусто, да и праздник к тому же. Их сопровождал мерседес, так что вскоре самому пришлось удирать, еле оторвался…
От такого поворота стало не по себе. Митя немного помолчал, посмотрев на серое небо:
-- Дождь кончился, наверное, мне пора.
-- Куда? -- всполошилась я.
-- Ася, в праздники работы не меньше, чем в обычные дни.
Помолчав, я понимающе кивнула:
-- Пойдём, хоть завтраком накормлю.
Он, конечно, пытался отказаться, но со мной этот номер не прошёл. Вскоре мы уже сидели за столом на кухне и доедали всё, что смогли найти в холодильнике, включая остатки «прошлогоднего» салата. Потом пили свежезаваренный кофе, после чего я проводила Митю до двери, взяв с него слово, что, при необходимости, он позвонит и приедет. Мы договорились обмениваться любой информацией, касающейся «наших чудовищ». А перед расставанием я пожелала ему остаться в живых, несмотря ни на что. Он грустно улыбнулся, махнув на прощание рукой.
Постояв немного у двери и прислушиваясь к тому, как скрипучий лифт уезжал вниз, я вернулась к себе, снова закрывшись на все замки. И пусть тётя снова разозлится, но так мне было немного спокойнее. Хотя прекрасно понимала, это -- обыкновенный самообман, от «них» никакие замки не спасут…
Прода от 11.04.2022, 06:44
Глава 5
Из-за всех этих ужасных событий я почти забыла, что на носу сессия, и первый экзамен уже через неделю. Только взялась за конспекты, как неожиданно вернулся папа… Это была такая радость, будто посреди странной дождливой зимы из-за туч, наконец, вышло солнышко!
Целый день мы провели вместе: папа говорил, я -- слушала. Как в детстве, сидели рядом, ели мандарины, и он, шутя, рассказывал о своей непростой жизни вдали от дома. Истории были совсем невесёлыми, но у него получалось так здорово, что я часто смеялась до слёз и сквозь слёзы…
Когда же папа стал расспрашивать о моём житье-бытье, оказалось, что и говорить–то особенно не о чем -- дом, учёба, посещения врача, снова дом и учёба. О том, что происходило со мной под Новый год -- я молчала. Сама не знаю почему, но не решалась поделиться с ним страхами, а ведь так ждала этого дня, чтобы выплакаться на его сильном плече.
Но вместо этого только глупо улыбалась… Что-то не давало мне быть с папой искренней до конца. Наверное, навязчивый голос в голове, так некстати появившийся снова и уговаривавший немного подождать, отложив все откровения на потом. И я прислушалась к совету...
На тётю не жаловалась, сказав, что у нас с ней всё хорошо, она тоже благоразумно помалкивала о моём новом знакомом. На следующий день мы пошли в гости к папиным друзьям, там было очень весело, и, казалось, что жизнь налаживалась…
Сдав экзамены, на каникулах съездила в горы, наконец-то, в прямом смысле слова, накатавшись на лыжах до упада, и всё бы хорошо, но не отпускало ощущение, что я хожу с завязанными глазами по краю бездонной пропасти -- одно неверное движение и… А ещё я скучала по Мите: он так ни разу и не позвонил; мне часто снилось, что собрат по несчастью ранен и, истекая кровью, зовёт на помощь… Это было по-настоящему страшно.
Неудивительно, что после поездки я почти каждый день проходила мимо автобусной остановки, на которой мы встречались, хоть это и было совсем не по пути. Кусая губы, то и дело смотрела из окна на автостоянку, надеясь увидеть там его байк. Глупо, конечно. Нет, я не запала на симпатичного блондина, по-прежнему недолюбливая смазливых ребят, но… Митя был единственным, кто знал про «них». Он был такой же, как я, и мне его не хватало.
С возвращением папы жизнь вошла в привычное русло, хотя я ещё долго боялась заходить в лифт. Но время шло, а ничего не менялось. До наступления весны оставалось всего несколько дней, и, расслабившись, я внушила себе, что всё произошедшее -- страшный сон. А то, что в этом сне были вполне реальные люди -- Мила, одноклассники, соседи из квартиры сверху, наконец, Митя -- старалась забыть. Просто хотела жить «как все» и вскоре поплатилась за своё легкомыслие.
Это случилось в первый весенний день. Светило такое яркое солнце, что, зайдя с улицы в полутёмный дом, мне пришлось зажмуриться -- какое-то время перед глазами плыли разноцветные круги. Сдвинув шторы и впустив свет в комнату, я бросила рюкзак на диван и по привычке громко крикнула, забыв, что папа на работе, а тётя, так и оставшаяся «временно» жить у нас, уехала в санаторий:
-- Я дома!
Ужасно хотелось есть, и, порывшись в холодильнике, поставила в микроволновку вчерашний плов, только тут заметив на столе небольшую коробку в красивой упаковке, да ещё перевязанную красной лентой. Подарок, от кого? Ну, конечно же, от папы! Записки, правда, не было, но это меня не смутило -- я быстро «разобралась» и с лентой, и с упаковочной бумагой. Замирая от предвкушения, открыла коробку, чтобы в следующее мгновение… задохнуться от ужаса, не в силах ни кричать, ни плакать.
Так и стояла, глядя на аккуратно лежавшую на бархатной подушечке знакомую связку колец. Кольца Милы -- все из серебра, других она не признавала, с полудрагоценными камушками и просто с чеканным узором. А вот и подаренное мной на день рождения колечко с симпатичным розовым александритом. Все они были на её тоненьких пальчиках в тот день, были, а теперь почему-то лежали в коробке на столе…
Что это -- напоминание о случившемся или наказание? Что за изверг затеял эту безжалостную игру? Кровь пульсировала в висках, голова кружилась, казалось, чьи-то цепкие пальцы вцепились мне в горло, не позволяя глубоко вздохнуть. Я пятилась до тех пор, пока не ударилась ногами о край дивана, рухнув на него без сил.
Уткнувшись лицом в горящие ладони, я зарыдала: перед глазами, словно живая, стояла Мила, -- такая юная и красивая, в чёрном кружевном платье с распущенными светлыми волосами. Только сейчас я по–настоящему ощутила потерю подруги, осознав, что никогда её больше не увижу и не поговорю…
Дрожа от ужаса, я встала и, старательно отводя взгляд от коробки, пулей помчалась в свою комнату и захлопнула дверь, подперев её стулом. Мне снова было невыносимо страшно: пока нас не было дома, кто-то побывал в квартире, подбросив кольца -- чтобы жертва продолжала бояться, смирившись с уготованной ей, пока ещё не ясной участью.
Когда первая волна паники улеглась, усилием воли преодолевая страх, я, наконец, серьёзно задумалась обо всём, что случилось с того рокового сентябрьского дня. Это было непросто: слишком долго гнала прочь любую мысль или воспоминание, упорно стремясь всё забыть… Отвратительный «подарок» переполнил чашу моего терпения, и вместо отчаяния разбудил злость и желание посмотреть в глаза своему страху.
Забравшись с ногами на кровать, я постаралась сосредоточиться:
-- Итак, что мне известно? В городе есть похожие на людей существа, но не люди. Они -- монстры, не потому что выглядят страшно, а потому что убивают нас ужасным, варварским способом. Это отдельный, неизвестный науке вид? Возможно. В это дело как-то втянуты военные? Определённо. Вот и все факты, не густо...
Монстров разглядеть не просто, но я и Митя смогли это сделать. Есть ли кроме нас ещё такие же «везунчики»? Пока не ясно. Почему нам с блондином так «повезло», и что на самом деле «им» от нас надо? А что, если они вовсе и не собирались убивать, просто пытались выйти на контакт, поговорить, о чём-то предупредить? Нет, что за бред -- зачем тогда столько жертв…
И всё же, почему я раньше не подумала об этом? Да потому, что страх заглушал мой разум: если бы монстры хотели покончить с нами, давно сделали это «одной лапой», возможностей было предостаточно, но, вопреки всему, я до сих пор жива… Тогда кто же пытался меня запугать? Те, кому выгодно держать всё в секрете.
Вопросов -- море, и ни одного ответа, даже намёка...
А если допустить, что эти существа нам не враги, понимаю -- крамольная мысль, то тогда, возможно, и убийства людей -- не их рук дело. Я же ни разу не видела, как монстры разрывали кого-нибудь на части. Сама «додумала», следуя стереотипу: раз страшный и непонятный -- значит, обязательно злодей…
Нет и ещё раз -- нет! Так чёрт знает до чего можно дофантазироваться. А, с другой стороны, все «странные случаи» быстро замяли, сама тому свидетель, меня же не трогали только потому, что папа работал в Генштабе…
А вдруг он всё знал, и не только знал, но и каким-то боком был причастен…
От этой ужасной мысли меня сначала бросило в жар, а потом заколотила нервная дрожь:
-- Вот ведь дура, дура, как такое только в голову пришло? Я точно больная, лучше буду верить в это, чем в то, что папочка… Да он лучший из лучших! Он бы никогда и ни за что ничего «такого» не сделал…
Но противный голос в голове снова заставлял сомневаться: или всё-таки…
-- Так ли хорошо ты его знаешь, Ася? Да что тебе, доверчивая идиотка, вообще известно о его работе? Ничего конкретного… А если это никакой и не Генштаб, а секретная лаборатория? Он ведь не кадровый военный -- врач по образованию...
Всё, Ася, кажется ты снова пересмотрела ужастиков или окончательно слетела с катушек…
Я закрыла уши руками, не желая себя слышать, но прилипчивые мысли не отпускали, продолжая мучить, разрывая голову изнутри. Только громкий стук в дверь и папин голос помогли мне выбраться из этого кошмара: вскочив, с плачем, словно ребёнок, бросилась ему на грудь. Взяв меня на руки и уложив в кровать, он сделал укол и ещё долго сидел рядом, держа за руку и что-то тихо повторяя, пока я не уснула.
Проснулась, когда на улице уже было темно, а из кухни доносились божественные ароматы -- видимо, папа готовил ужин. Голова ещё болела, глаза опухли от слёз, но как ни старалась, так и не смогла вспомнить, из-за чего расстроилась. Всё было словно в тумане, и я не сразу решилась встать.
На кухне раздался звонок папиного мобильного, заставивший меня прислушаться к разговору. Раньше я никогда так не делала, но сейчас вся обратилась в слух. Расслышать удалось немногое -- только отдельные слова, но и их хватило, чтобы снова занервничать.
-- Да, понятно, всё под контролем, -- раздался папин голос, -- она в порядке, ничего не вспомнит, я это гарантирую. Конечно, под мою ответственность.
