Новая жизнь начинается не в назначенный по привычке понедельник, не тогда, когда нам хочется. Вселенная сама решает, где начало очередного пути и предлагает: «либо этой дорогой, либо прежней». И все дальнейшее зависит от одного единственного шага.
Два часа ночи. Четверг. Константин Артемьев сделал нужный шаг. Его новая жизнь отсчитала первые минуты. Вроде ничего не изменилось: так же кухня, лениво тикающие настенные часы, тишина в квартире, лоскут черного неба за окном. Но на душе легко и свободно, как после удачной сдачи самого трудного, решающего экзамена. Он, Константин, прошел испытания и допущен на следующий уровень счастья. Он – победитель! Пусть теперь выбирает жена идти им по одной дороге или разойтись.
Тамара Сергеевна.
Когда в двери к Тамаре Сергеевне позвонили, она сразу поняла – пришла беда.
Несколько дней безуспешных попыток связаться с Сережей по телефону. Поездка к нему домой и тоже ничего.
На работу Тамара Сергеевна ходила только из чувства долга. Лена до сих пор на больничном. Чем конкретно она больна, никто не объяснил. Позвонил муж Женя и сказал, что Лена лежит в больнице.
Соня, после нападения взяла две недели отпуска. Бедной девочке надо морально восстановиться. Такой ужас!
Тамара Сергеевна каждый день обзванивала больницы, морги, даже приюты для бездомных. Сергея нигде нет.
В порыве отчаянья, пошла в полицию и написала заявление. Молоденький лейтенантик сочувственно вздыхал и все время, пока она дрожащими руками выводила неровные буквы, напоминал – вы же ему не жена. Мол, мог и к другой женщине уйти, и за границу уехать, или в санаторий лечиться отправился.
Но Тамара Сергеевна не слушала. Сердце ныло. Дописав заявление, она лишь тихо попросила: «Пожалуйста, хотя бы сделайте попытку его найти. Произошло несчастье, я знаю». Лейтенант согласно кивнул, но Тамара Сергеевна ему не поверила.
Выйдя из отделения полиции, она тяжело выдохнула. Куда идти? У кого еще просить помощи? Скоро начнет темнеть. Из соседних дворов тянуло сыростью, холодом и одиночеством.
Оставался последний вариант. Тамара Сергеевна направилась в церковь. Тихо, свечи, шелест молитв, вечерняя служба, ясные чистые песнопения и небольшой лучик надежды. Может горе минует? Может, обойдет стороной? Зачем Богу отбирать у нее любимого человека?
Слезы хлынули, но не приносили привычного облегчения. Больно, больно, больно. Святая Богородица с иконы смотрела горестным, мудрым, проникающим взглядом. «Не ты первая, не ты последняя, кто оплакивает ушедшую веру. Я не могу помочь. Я могу утешить. Если ты пришла за этим, плачь. Сколько здесь пролито слез, сколько сказано скорбных слов, сколько прочитано молитв. Кому-то помогло, кому-то нет. У Господа на все свои планы. Лучше, смирись. Смиренный человек получает новую веру, как новый шанс на жизнь. А с верой жить всегда легче».
Горе у тебя, милая? – тихо спросили рядом. – Ишь, как убиваешься.
Горе. – Тамара Сергеевна повернулась на голос. Чистенькая старушка в белом платочке и стареньком теплом платье, убирала с подсвечника остатки обгоревших свечей. – Я потеряла любимого человека.
Помер что ли?
Не знаю, просто пропал. Нет нигде.
Так чего же ты по нему как по мертвому убиваешься? – старушка покачала головой. – Пойди, вот к Николаю чудотворцу свечку поставь. Попроси его, о возвращение любимого. Глядишь, и воротиться живой, невредимый.
Спасибо, – слушая старушку, Тамара Сергеевна несколько успокоилась. Зря, наверное, впала в истерику. Вдруг он живой. Просто не может дать весточку о себе. Дурные вести быстро бегут. Случись что, уже бы знала.
Утешившись, Тамара Сергеевна, пришла домой. На стуле, как и прежде, висел Сережин свитер. В ванной комнате в стаканчике стояла его зубная щетка, а в кухонном шкафу ждала своего часа, подаренная ему на один из праздников больная зеленая кружка. Вещи на месте. Хозяина нет. Надо верить и Сережа вернется. Зачем Богу отбирать у нее любимого человека?
Снова дни бездействия и гнетущего ожидания. Невыносимая тишина в квартире. Она цеплялась за тонкую, словно паутинка, ниточку надежды.
Вечером в дверь неожиданно позвонили и Тамара Сергеевна поняла – пришла беда.
Вежливый, долговязый молодой человек представился.
Капитан Алексей Тяпочкин. Вы подавали заявление о пропаже Сергея Витальевича Окунева?
Да, я. – Тамара Сергеевна провела капитана в зал и показала на кресло. – Присаживайтесь. Вы нашли его? Он жив?
Да, в общем, жив, – неуверенно протянул капитан Тяпочкин. – Дело в следующем…
И капитан Леша Тяпочкин стал рассказывать растерянной Тамаре Сергеевне, что ее любимый человек не пропал. Он похитил женщину. Теперь Сергей Витальевич находится в следственном изоляторе. До похищения он ставил над женщиной жестокие научные эксперименты. В конечном итоге, при попытке освобождения заложницы, нанес ей серьезные телесные повреждения. Ему назначена судебно-психиатрическая экспертиза.
Леша Тяпочкин излагал факты спокойно, почти без эмоционально. Он испытывал отвращение к ученому, но показывать свое отношение при находящейся в отчаянии женщине, не мог.
В глазах Тамары Сергеевны отражались ужас и отрицание происходящего. Ее прекрасный, любящий, нежный, невероятно талантливый Сережа не мог такое совершить! Он спас от смерти внука Ваню! Не может человек одной рукой спасать, а другой безжалостно, расчетливо убивать! Сережа гениальный физик, но никак не сумасшедший. Да, у слишком одаренных людей бывают странности характера. Тамара Сергеевна знала о них и относилась с пониманием.
Тамара Сергеевна. Я вижу, что вы в шоке, – закончил рассказ капитан Леша Тяпочкин. – Понимаю. В это трудно поверить, но от фактов не уйдешь. У нас неопровержимые доказательства и надежные свидетели. Вы извините. Я выражаюсь грубым официальным языком. Но нам нужна ваша помощь.
Да, конечно, – отстраненно произнесла Тамара Сергеевна. – Задавайте вопросы.
Скажите, Сергей Витальевич расспрашивал вас о Елене Черкашиной?
О ком? – Тамара Сергеевна вышла из оцепенения.
О Елене Юрьевне Черкашиной. Она работает в вашей лаборатории врачом.
А причем здесь Лена?!
Именно над ней ставил свои опыты ваш друг и ее похитил из дома.
Воздух закончился. Тонкая нить надежды, вздрогнув, оборвалась.
Мир, будто хрупкая хрустальная ваза, треснул и со стоном разлетелся на множество колких, опасных, ранящих частей. Позади – пропасть, впереди – бесконечный, долгий путь к смирению, в настоящем – равнодушный, абсолютно холодный вакуум.
Один из отлетевших осколков вонзился прямо в сердце. Очень больно. Беззвучные слезы. Опустошенность.
Лена. Больница.
Вначале появился звук капели. Разлетаясь по помещению маленькими, звонкими радугами, он будил сонное блеклое утро. Весна идет! Трампам-пампам! Весне дорогу! Трампам-пампам!
Потом стали слышны голоса. Глухие, невнятные, издалека. Они, то приближались, то отдалялись, изредка произнося незнакомые слова, фамилии, названия.
Затем зажегся свет. Неприятный, холодный, люминесцентный. Прямо под высоким белым-белым потолком, слегка потрескивая и мигая, висела длинная палка-лампа. Ее освещения хватало лишь на небольшую комнату.
Чуть позднее во рту появился привкус лекарств. Очень неприятный. Сухой язык сморщился. Трудно глотать. Хотелось выпить холодного апельсинового сока и почистить зубы.
После запахло больницей. Но, к удивлению, этот запах не раздражал, а успокаивал. Он означал – безопасность и жизнь.
Жива! Господи, она жива!
Лена резко села и осторожно ощупала голову. Все нормально, никаких проводов и датчиков. Только небольшая шишка на затылке и на лбу прилеплен кусок лейкопластыря. И, самое замечательное, голова совершенно не болит! Легко, светло и ясно. Какое счастье!
Осмотревшись по сторонам, Лена увидела, что она в больничной палате. Белые стены, серый мраморный пол, кровать, тумба, стойка под капельницы, небольшой телевизор, пара стульев и большое окно с открытыми жалюзи.
Светает. Солнце, точно стесняясь, выглядывает из-за туч розово-желтыми лучами. С кровати видны лишь макушки нестриженных, голых тополей. На полу домашние тапочки.
Лена аккуратно встала с кровати, с удивлением рассмотрев на себе незнакомую сатиновую ночную рубашку. Веселенькая, голубая в белый цветочек. У нее такой нет. Наверное, в больнице выдали.
Неуверенно передвигая ногами, подошла к окну. Как же давно она не была на улице, не гуляла, не ела мороженное, не смотрелась в зеркало, не звонила по телефону. А как давно? Сколько дней она в больнице? Ничего, абсолютно ничего не помнит. Последнее что отпечаталось – мужчина со звериным оскалом летит на нее и наотмашь бьет по лицу. И все. Нет, еще были звезды! Красивые, ласковые, манящие.
При воспоминании о мужчине стало горько и тоскливо. Память обрывками начала демонстрировала события прошлых дней: гадкие сообщения, страх за детей и мужа, таинственный соглядатай в старенькой машине, профессор Снежков, фотопортрет маньяка, испуганная Соня, плачущая Любаша, сильнейшая головная боль, картинки страшных видений, бредовые мысли убийцы, невозможность самостоятельно вырваться из страшного плена, грохот ломающейся двери, крики, озабоченные лица врачей, уколы, бледные рассветы, солнце и мерцающие, уставшие звезды.
Воспоминания нахлынули бурной горной рекой. Слабые ноги подогнулись, и Лена стала оседать.
- Ну что же вы, голубушка. Ай-ай! – погрозил пальцем вошедший в палату профессор Снежков. Он был в начищенных ботинках, отглаженных брюках, свежей голубой рубашке и накрахмаленном белом халате.
Борис Александрович подхватил Лену и усадил на кровать.
- Вы еще очень слабы для походов. Надо позавтракать. У нас сегодня на завтрак рисовая молочная кашка, свеженький хлебушек с маслицем, яйцо всмятку и какао. Вам пойдет на пользу такая еда. Покушаете, поспите, сил накопите, а уже потом начнете потихоньку ходить.
- Хлебушек, кашка, – протянула Лена. – Я очень хочу есть. Но почему вы здесь, Борис Александрович? Что это за больница?
- Я здесь из-за вас, в некоторой мере. – Борис Александрович заботливо принес Лене стакан воды. – Выпейте, душа моя. Вода – основа жизни. Вот, так. Вот так. Умница. Вы лежите в психиатрической больнице. Нет, не пугайтесь. Это специальное отделение для особых случаев. Меня очень долго уговаривали курировать его, я и согласился.
- У меня особый случай?
- Несомненно, душа моя, – профессор сел на стул напротив Лены. – Длительное время вы были под действием определенной аппаратуры, напрямую влияющую на работу головного мозга. У нас оставались большие опасения по поводу вашего выхода из, так скажем, гипнотического состояния. Признаюсь, мне никогда не приходилось работать с подобным. Абсолютная, неизвестная целина. Но к счастью вы пришли в себя. После завтрака проведем полное обследование. Это, возможно, немного утомительно для вас, но необходимо. В отделение есть надлежащее оборудование. Да, и свою новую разработку привез мой ученик Миша Трапезников. Поверьте, в своем деле ему нет равных. Гений! Уж очень он заинтересовался вашим уникальным случаем. Я возлагаю на его аппарат большие надежды.
Борис Александрович! – возмутилась Лена. – На мне снова будут ставить эксперименты?
Что вы, голубушка! Мы будем вас лечить. Мне даже представить страшно, что вы пережили в те дни. Надо все срочно исправлять. Изверги от науки чуть не сделали вас инвалидом. Еще немного и мы бы имели плачевный исход. – Борис Александрович осуждающе покачал головой. – Я хочу попросить у вас прощения.
За что?
Я не смог уберечь вас от похитителя. Сам, болван, открыл ему дверь. Думал, пришла Любаша, и даже не посмотрел в глазок, – профессор, вспоминая произошедшее, расчувствовался, голос его задрожал, и на глазах появились слезы. – Очнувшись, обнаружил ваше исчезновение. Хорошо, что появился Саша, сотрудник детективного агентства. Он мне очень помог.
Саша, детективное агентство? Ничего не понимаю. – Лена наморщила лоб.
Вы лично не знакомы, но друг моего сына, Константин Артемьев, владеет, как теперь принято выражаться, детективным агентством. Саша там работает.
А, это, знаю. Я виделась с Константином. Встречались несколько раз,– облегченно выдохнула Лена. Слава богу, никаких провалов в памяти.
Сотрудники Константина вели за вами наблюдение и, благодаря этому, проследили за похитителем. Вас держали в гараже.
Помню. Провода, холод, чудовищные видения и прочее. Послушайте, Борис Александрович, но кто мне устроил такую пытку?
Ай-ай! – профессор вновь погрозил пальцем. – Душа моя, не надо торопиться. Завтрак, процедуры, исследования, обед, сон час, а потом, так и быть, разрешу свидание с мужем. Он, бедный, совсем извелся. Как узнал, что с вами сотворили, чуть сам сюда не загремел. Представьте себе, пришлось дать ему трехдневный больничный и назначить некоторые лекарства. Опережая ваш вопрос, скажу – с деточками все нормально. Здоровы, веселы и скучают по маме. Любаша, подружка верная, тоже мечтает повидаться. Но пока рановато. Вам надо окрепнуть.
А сколько же дней я здесь лежу? – по ощущениям Лены прошло не больше суток.
Чуть больше недели, голубушка. – Борис Александрович встал, привычным жестом поправил накрахмаленный халат и добавил. – Вечером заедет Василий. Ему нужно уточнить у вас некоторые детали, вот тогда и зададите остальные вопросы. А пока, отдыхайте.
Полдня пролетели незаметно: Лену со всех сторон проверяли на аппаратуре, давали таблетки, тестировали странными картинками, рисунками и чуть не каждые десять минут спрашивали о самочувствии. После дневного сна, исследования продолжились. Их отложили только на время встречи Лены с Женей.
Они просидели на кровати, крепко обнявшись больше часа и, никак не могли наглядеться друг на друга, наговориться. А потом, дыша в одном ритме, молчали. Больничная стена растворилась и, перед ними расцвело безграничное поле нежно-голубых подснежников. Трепетное облако спокойствия окутало их, защитив от посторонних глаз, и слегка подрагивая в такт ударов сердец, пело песню о любви. Вместе.
Гений Миша Трапезников, специально прилетевший из Великобритании, выглядел обыкновенным невзрачным мужичком лет тридцати - тридцати пяти, с уже наметившимся животиком и круглой, словно блюдечко, лысиной. Он сосредоточенно изучал данные аппаратуры, негромко переговаривался с профессором Снежковым, постоянно сверяясь с цифрами, напечатанными на мятом листе бумаги.
Вот, видите, Борис Александрович. Параметры почти схожи. Надо немного подкорректировать. А вот эта кривая мне совсем не травится! – тыкал в листок Миша Трапезников. – М-да, полный жесткачь! Как вы, Лена, смогли выйти из этого состояния? Не иначе как чудо. Еще бы пара пунктов – и не откачали бы. Давайте-ка проверим кое-что.
На Лену надевали очередные датчики, и она послушно выполняла указания. Так продолжалось часа полтора.
Все, я устала, – взмолилась Лена.
Конечно, голубушка, – поддержал профессор. – Пора отдохнуть. Тем более скоро уже и Василий придет. Сейчас поужинаете, телевизор посмотрите, развеетесь. И так многовато исследований для одного дня. Завтра продолжим.
Скажите, насколько опасны для моего здоровья, проведенные эксперименты? Какие будут последствия? Мне, знаете ли, страшно. Вдруг мозги раз и перестанут работать? Или наоборот, закрутятся с бешеной скоростью.
Два часа ночи. Четверг. Константин Артемьев сделал нужный шаг. Его новая жизнь отсчитала первые минуты. Вроде ничего не изменилось: так же кухня, лениво тикающие настенные часы, тишина в квартире, лоскут черного неба за окном. Но на душе легко и свободно, как после удачной сдачи самого трудного, решающего экзамена. Он, Константин, прошел испытания и допущен на следующий уровень счастья. Он – победитель! Пусть теперь выбирает жена идти им по одной дороге или разойтись.
Тамара Сергеевна.
Когда в двери к Тамаре Сергеевне позвонили, она сразу поняла – пришла беда.
Несколько дней безуспешных попыток связаться с Сережей по телефону. Поездка к нему домой и тоже ничего.
На работу Тамара Сергеевна ходила только из чувства долга. Лена до сих пор на больничном. Чем конкретно она больна, никто не объяснил. Позвонил муж Женя и сказал, что Лена лежит в больнице.
Соня, после нападения взяла две недели отпуска. Бедной девочке надо морально восстановиться. Такой ужас!
Тамара Сергеевна каждый день обзванивала больницы, морги, даже приюты для бездомных. Сергея нигде нет.
В порыве отчаянья, пошла в полицию и написала заявление. Молоденький лейтенантик сочувственно вздыхал и все время, пока она дрожащими руками выводила неровные буквы, напоминал – вы же ему не жена. Мол, мог и к другой женщине уйти, и за границу уехать, или в санаторий лечиться отправился.
Но Тамара Сергеевна не слушала. Сердце ныло. Дописав заявление, она лишь тихо попросила: «Пожалуйста, хотя бы сделайте попытку его найти. Произошло несчастье, я знаю». Лейтенант согласно кивнул, но Тамара Сергеевна ему не поверила.
Выйдя из отделения полиции, она тяжело выдохнула. Куда идти? У кого еще просить помощи? Скоро начнет темнеть. Из соседних дворов тянуло сыростью, холодом и одиночеством.
Оставался последний вариант. Тамара Сергеевна направилась в церковь. Тихо, свечи, шелест молитв, вечерняя служба, ясные чистые песнопения и небольшой лучик надежды. Может горе минует? Может, обойдет стороной? Зачем Богу отбирать у нее любимого человека?
Слезы хлынули, но не приносили привычного облегчения. Больно, больно, больно. Святая Богородица с иконы смотрела горестным, мудрым, проникающим взглядом. «Не ты первая, не ты последняя, кто оплакивает ушедшую веру. Я не могу помочь. Я могу утешить. Если ты пришла за этим, плачь. Сколько здесь пролито слез, сколько сказано скорбных слов, сколько прочитано молитв. Кому-то помогло, кому-то нет. У Господа на все свои планы. Лучше, смирись. Смиренный человек получает новую веру, как новый шанс на жизнь. А с верой жить всегда легче».
Горе у тебя, милая? – тихо спросили рядом. – Ишь, как убиваешься.
Горе. – Тамара Сергеевна повернулась на голос. Чистенькая старушка в белом платочке и стареньком теплом платье, убирала с подсвечника остатки обгоревших свечей. – Я потеряла любимого человека.
Помер что ли?
Не знаю, просто пропал. Нет нигде.
Так чего же ты по нему как по мертвому убиваешься? – старушка покачала головой. – Пойди, вот к Николаю чудотворцу свечку поставь. Попроси его, о возвращение любимого. Глядишь, и воротиться живой, невредимый.
Спасибо, – слушая старушку, Тамара Сергеевна несколько успокоилась. Зря, наверное, впала в истерику. Вдруг он живой. Просто не может дать весточку о себе. Дурные вести быстро бегут. Случись что, уже бы знала.
Утешившись, Тамара Сергеевна, пришла домой. На стуле, как и прежде, висел Сережин свитер. В ванной комнате в стаканчике стояла его зубная щетка, а в кухонном шкафу ждала своего часа, подаренная ему на один из праздников больная зеленая кружка. Вещи на месте. Хозяина нет. Надо верить и Сережа вернется. Зачем Богу отбирать у нее любимого человека?
Снова дни бездействия и гнетущего ожидания. Невыносимая тишина в квартире. Она цеплялась за тонкую, словно паутинка, ниточку надежды.
Вечером в дверь неожиданно позвонили и Тамара Сергеевна поняла – пришла беда.
Вежливый, долговязый молодой человек представился.
Капитан Алексей Тяпочкин. Вы подавали заявление о пропаже Сергея Витальевича Окунева?
Да, я. – Тамара Сергеевна провела капитана в зал и показала на кресло. – Присаживайтесь. Вы нашли его? Он жив?
Да, в общем, жив, – неуверенно протянул капитан Тяпочкин. – Дело в следующем…
И капитан Леша Тяпочкин стал рассказывать растерянной Тамаре Сергеевне, что ее любимый человек не пропал. Он похитил женщину. Теперь Сергей Витальевич находится в следственном изоляторе. До похищения он ставил над женщиной жестокие научные эксперименты. В конечном итоге, при попытке освобождения заложницы, нанес ей серьезные телесные повреждения. Ему назначена судебно-психиатрическая экспертиза.
Леша Тяпочкин излагал факты спокойно, почти без эмоционально. Он испытывал отвращение к ученому, но показывать свое отношение при находящейся в отчаянии женщине, не мог.
В глазах Тамары Сергеевны отражались ужас и отрицание происходящего. Ее прекрасный, любящий, нежный, невероятно талантливый Сережа не мог такое совершить! Он спас от смерти внука Ваню! Не может человек одной рукой спасать, а другой безжалостно, расчетливо убивать! Сережа гениальный физик, но никак не сумасшедший. Да, у слишком одаренных людей бывают странности характера. Тамара Сергеевна знала о них и относилась с пониманием.
Тамара Сергеевна. Я вижу, что вы в шоке, – закончил рассказ капитан Леша Тяпочкин. – Понимаю. В это трудно поверить, но от фактов не уйдешь. У нас неопровержимые доказательства и надежные свидетели. Вы извините. Я выражаюсь грубым официальным языком. Но нам нужна ваша помощь.
Да, конечно, – отстраненно произнесла Тамара Сергеевна. – Задавайте вопросы.
Скажите, Сергей Витальевич расспрашивал вас о Елене Черкашиной?
О ком? – Тамара Сергеевна вышла из оцепенения.
О Елене Юрьевне Черкашиной. Она работает в вашей лаборатории врачом.
А причем здесь Лена?!
Именно над ней ставил свои опыты ваш друг и ее похитил из дома.
Воздух закончился. Тонкая нить надежды, вздрогнув, оборвалась.
Мир, будто хрупкая хрустальная ваза, треснул и со стоном разлетелся на множество колких, опасных, ранящих частей. Позади – пропасть, впереди – бесконечный, долгий путь к смирению, в настоящем – равнодушный, абсолютно холодный вакуум.
Один из отлетевших осколков вонзился прямо в сердце. Очень больно. Беззвучные слезы. Опустошенность.
Лена. Больница.
Вначале появился звук капели. Разлетаясь по помещению маленькими, звонкими радугами, он будил сонное блеклое утро. Весна идет! Трампам-пампам! Весне дорогу! Трампам-пампам!
Потом стали слышны голоса. Глухие, невнятные, издалека. Они, то приближались, то отдалялись, изредка произнося незнакомые слова, фамилии, названия.
Затем зажегся свет. Неприятный, холодный, люминесцентный. Прямо под высоким белым-белым потолком, слегка потрескивая и мигая, висела длинная палка-лампа. Ее освещения хватало лишь на небольшую комнату.
Чуть позднее во рту появился привкус лекарств. Очень неприятный. Сухой язык сморщился. Трудно глотать. Хотелось выпить холодного апельсинового сока и почистить зубы.
После запахло больницей. Но, к удивлению, этот запах не раздражал, а успокаивал. Он означал – безопасность и жизнь.
Жива! Господи, она жива!
Лена резко села и осторожно ощупала голову. Все нормально, никаких проводов и датчиков. Только небольшая шишка на затылке и на лбу прилеплен кусок лейкопластыря. И, самое замечательное, голова совершенно не болит! Легко, светло и ясно. Какое счастье!
Осмотревшись по сторонам, Лена увидела, что она в больничной палате. Белые стены, серый мраморный пол, кровать, тумба, стойка под капельницы, небольшой телевизор, пара стульев и большое окно с открытыми жалюзи.
Светает. Солнце, точно стесняясь, выглядывает из-за туч розово-желтыми лучами. С кровати видны лишь макушки нестриженных, голых тополей. На полу домашние тапочки.
Лена аккуратно встала с кровати, с удивлением рассмотрев на себе незнакомую сатиновую ночную рубашку. Веселенькая, голубая в белый цветочек. У нее такой нет. Наверное, в больнице выдали.
Неуверенно передвигая ногами, подошла к окну. Как же давно она не была на улице, не гуляла, не ела мороженное, не смотрелась в зеркало, не звонила по телефону. А как давно? Сколько дней она в больнице? Ничего, абсолютно ничего не помнит. Последнее что отпечаталось – мужчина со звериным оскалом летит на нее и наотмашь бьет по лицу. И все. Нет, еще были звезды! Красивые, ласковые, манящие.
При воспоминании о мужчине стало горько и тоскливо. Память обрывками начала демонстрировала события прошлых дней: гадкие сообщения, страх за детей и мужа, таинственный соглядатай в старенькой машине, профессор Снежков, фотопортрет маньяка, испуганная Соня, плачущая Любаша, сильнейшая головная боль, картинки страшных видений, бредовые мысли убийцы, невозможность самостоятельно вырваться из страшного плена, грохот ломающейся двери, крики, озабоченные лица врачей, уколы, бледные рассветы, солнце и мерцающие, уставшие звезды.
Воспоминания нахлынули бурной горной рекой. Слабые ноги подогнулись, и Лена стала оседать.
- Ну что же вы, голубушка. Ай-ай! – погрозил пальцем вошедший в палату профессор Снежков. Он был в начищенных ботинках, отглаженных брюках, свежей голубой рубашке и накрахмаленном белом халате.
Борис Александрович подхватил Лену и усадил на кровать.
- Вы еще очень слабы для походов. Надо позавтракать. У нас сегодня на завтрак рисовая молочная кашка, свеженький хлебушек с маслицем, яйцо всмятку и какао. Вам пойдет на пользу такая еда. Покушаете, поспите, сил накопите, а уже потом начнете потихоньку ходить.
- Хлебушек, кашка, – протянула Лена. – Я очень хочу есть. Но почему вы здесь, Борис Александрович? Что это за больница?
- Я здесь из-за вас, в некоторой мере. – Борис Александрович заботливо принес Лене стакан воды. – Выпейте, душа моя. Вода – основа жизни. Вот, так. Вот так. Умница. Вы лежите в психиатрической больнице. Нет, не пугайтесь. Это специальное отделение для особых случаев. Меня очень долго уговаривали курировать его, я и согласился.
- У меня особый случай?
- Несомненно, душа моя, – профессор сел на стул напротив Лены. – Длительное время вы были под действием определенной аппаратуры, напрямую влияющую на работу головного мозга. У нас оставались большие опасения по поводу вашего выхода из, так скажем, гипнотического состояния. Признаюсь, мне никогда не приходилось работать с подобным. Абсолютная, неизвестная целина. Но к счастью вы пришли в себя. После завтрака проведем полное обследование. Это, возможно, немного утомительно для вас, но необходимо. В отделение есть надлежащее оборудование. Да, и свою новую разработку привез мой ученик Миша Трапезников. Поверьте, в своем деле ему нет равных. Гений! Уж очень он заинтересовался вашим уникальным случаем. Я возлагаю на его аппарат большие надежды.
Борис Александрович! – возмутилась Лена. – На мне снова будут ставить эксперименты?
Что вы, голубушка! Мы будем вас лечить. Мне даже представить страшно, что вы пережили в те дни. Надо все срочно исправлять. Изверги от науки чуть не сделали вас инвалидом. Еще немного и мы бы имели плачевный исход. – Борис Александрович осуждающе покачал головой. – Я хочу попросить у вас прощения.
За что?
Я не смог уберечь вас от похитителя. Сам, болван, открыл ему дверь. Думал, пришла Любаша, и даже не посмотрел в глазок, – профессор, вспоминая произошедшее, расчувствовался, голос его задрожал, и на глазах появились слезы. – Очнувшись, обнаружил ваше исчезновение. Хорошо, что появился Саша, сотрудник детективного агентства. Он мне очень помог.
Саша, детективное агентство? Ничего не понимаю. – Лена наморщила лоб.
Вы лично не знакомы, но друг моего сына, Константин Артемьев, владеет, как теперь принято выражаться, детективным агентством. Саша там работает.
А, это, знаю. Я виделась с Константином. Встречались несколько раз,– облегченно выдохнула Лена. Слава богу, никаких провалов в памяти.
Сотрудники Константина вели за вами наблюдение и, благодаря этому, проследили за похитителем. Вас держали в гараже.
Помню. Провода, холод, чудовищные видения и прочее. Послушайте, Борис Александрович, но кто мне устроил такую пытку?
Ай-ай! – профессор вновь погрозил пальцем. – Душа моя, не надо торопиться. Завтрак, процедуры, исследования, обед, сон час, а потом, так и быть, разрешу свидание с мужем. Он, бедный, совсем извелся. Как узнал, что с вами сотворили, чуть сам сюда не загремел. Представьте себе, пришлось дать ему трехдневный больничный и назначить некоторые лекарства. Опережая ваш вопрос, скажу – с деточками все нормально. Здоровы, веселы и скучают по маме. Любаша, подружка верная, тоже мечтает повидаться. Но пока рановато. Вам надо окрепнуть.
А сколько же дней я здесь лежу? – по ощущениям Лены прошло не больше суток.
Чуть больше недели, голубушка. – Борис Александрович встал, привычным жестом поправил накрахмаленный халат и добавил. – Вечером заедет Василий. Ему нужно уточнить у вас некоторые детали, вот тогда и зададите остальные вопросы. А пока, отдыхайте.
Полдня пролетели незаметно: Лену со всех сторон проверяли на аппаратуре, давали таблетки, тестировали странными картинками, рисунками и чуть не каждые десять минут спрашивали о самочувствии. После дневного сна, исследования продолжились. Их отложили только на время встречи Лены с Женей.
Они просидели на кровати, крепко обнявшись больше часа и, никак не могли наглядеться друг на друга, наговориться. А потом, дыша в одном ритме, молчали. Больничная стена растворилась и, перед ними расцвело безграничное поле нежно-голубых подснежников. Трепетное облако спокойствия окутало их, защитив от посторонних глаз, и слегка подрагивая в такт ударов сердец, пело песню о любви. Вместе.
Гений Миша Трапезников, специально прилетевший из Великобритании, выглядел обыкновенным невзрачным мужичком лет тридцати - тридцати пяти, с уже наметившимся животиком и круглой, словно блюдечко, лысиной. Он сосредоточенно изучал данные аппаратуры, негромко переговаривался с профессором Снежковым, постоянно сверяясь с цифрами, напечатанными на мятом листе бумаги.
Вот, видите, Борис Александрович. Параметры почти схожи. Надо немного подкорректировать. А вот эта кривая мне совсем не травится! – тыкал в листок Миша Трапезников. – М-да, полный жесткачь! Как вы, Лена, смогли выйти из этого состояния? Не иначе как чудо. Еще бы пара пунктов – и не откачали бы. Давайте-ка проверим кое-что.
На Лену надевали очередные датчики, и она послушно выполняла указания. Так продолжалось часа полтора.
Все, я устала, – взмолилась Лена.
Конечно, голубушка, – поддержал профессор. – Пора отдохнуть. Тем более скоро уже и Василий придет. Сейчас поужинаете, телевизор посмотрите, развеетесь. И так многовато исследований для одного дня. Завтра продолжим.
Скажите, насколько опасны для моего здоровья, проведенные эксперименты? Какие будут последствия? Мне, знаете ли, страшно. Вдруг мозги раз и перестанут работать? Или наоборот, закрутятся с бешеной скоростью.
