Ласточка становится видимой и, не теряя времени, тащит знахарку в мою сторону, впихивая в ее руку потерянное оружие. Но тут раздается вскрик. Я поворачиваюсь, но мне кажется, что время вдруг превратилось в мед, и все вокруг замедлилось, будто секунды слиплись друг с другом.
Филин стоял, зажимая свой бок, сквозь пальцы его текла яркая алая кровь, заливая собой дощатый настил. Рядом Эйтан разделался с последним стражником и в последний момент успел подхватить друга, чтобы тот не рухнул.
– Нет! – раздался душераздирающий крик Ласточки.
Луна
Я вытерла руки об платье, оставляя красные следы на и без того грязной ткани. В каюте пахло кровью и ромом, единственным спиртным, что нашлось у капитана. Филин уснул, обессиленный от боли и кровопотери, после зашитой наживую раны. Рядом сидела молчаливая Ласточка, сложив руки на коленях.
– Я на минуту...
Выйдя на палубу, перевалилась через борт, и меня вырвало. Тыльной стороной руки вытерла желчь и уставилась на воду.
– Как он? Ты сама в порядке? – безжизненным голосом спросил Соловей, как всегда, бесшумно подошедший. Я повернулась в его сторону и обвела силуэт глазами. Он весь как будто потух изнутри.
– Сейчас он спит.
– Луна, я не могу ещё и его потерять, понимаешь? – он посмотрел на меня и я заметила влагу в уголках его глаз. Она не смела пролиться, лишь показала себя, дабы напомнить, что человек умеет чувствовать.
– Понимаю...
– Я хочу попросить, не оставлять нас в Альтвире.
– Соловей… – замотала я головой.
– Я не прошу навсегда..., – мужчина запнулся. – Точнее, я не смею просить об этом, но хотя бы довезти с нами Филина до Гнезда, а там мы за ним присмотрим.
– Сол…
– Я понимаю, что потом вы с Эйтаном уедете, но…
– Да помолчи ты наконец! – не выдержала я. – Ты ведь не думаешь, что я брошу вас в таком положении? Потому что, если такая мысль хотя бы на секунду забралась в твою голову, то я ударю тебя! И буду бить до тех пор, пока не выбью всю эту дурь.
– Знахарка, – чуть ли не благоговейно прошептал мужчина, прижимая меня к себе.
– Вот именно! – обиженно буркнула я, удобнее устраиваясь в его крепких надежных руках.
Соловей укрыл меня своим плащом, и я почувствовала себя дома. Вот так просто, на неизвестном корабле, с запахом соли и крови, но именно рядом с этим мужчиной.
– Спасибо тебе. В тысячный раз. Хотя должна признаться на мгновение я поверила, что ты отдашь меня ему.
– Луна, ты же поняла, что это блеф?
– Ты очень хороший актер, Соловей.
– Я догадывался, что Ласточка там, – мужчина обеспокоенно посмотрел мне в глаза.
– Соловей, я не злюсь, – ответила, смотря в даль. – Но отвечая на твой вопрос: я не в порядке. Совсем. И не знаю, буду ли.
– Я сделаю все, чтобы этого больше не повторилось.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Это стало нашим ритуалом, подтверждением тех необъяснимых чувств, о которых мы пока не говорили вслух. Постояв так еще немного, я ушла в каюту. В груди саднило. Я позволила себе эту маленькую слабость, но впереди была неизвестность, и я пока не понимала, как смогу соединить эти два мира в один.
Ласточка так и сидела, неподвижно, блуждая внутри собственного черепа, со сведенными вместе ладонями, ковыряя когтями кончики пальцев – давно уже покрасневшую кожу, запекшиеся ранки, сочащиеся порезы.
– Знаешь, я так и не поблагодарила тебя, – мне нужно было прервать это гробовое молчание, чтобы окончательно не сойти с ума. – Спасибо. Если бы не твой дар, то, скорее всего, я бы была уже мертва.
Ласточка окинула меня мутным взглядом и слабым голосом спросила:
– Тебе кто–нибудь рассказывал, откуда у меня этот дар?
– Нет. Сказали, что ты сама расскажешь, если посчитаешь нужным.
Девушка пожевала сухие губы, пытаясь совладать с беспокойством: откровение давалось ей нелегко.
– Мой отец любил медовуху. Очень любил. Сильнее этого он любил лишь избивать мою мать.
Я была шокирована таким началом. Ласточка грустно хмыкнула, увидев мои округлившиеся глаза.
– Было ещё одно увлечение у моего отца: укладывать меня спать. Вот тогда он становился очень ласковым, гладил мои волосы, целовал то в лоб, то в щеку, поправлял мою сорочку, особенно вырез на горле.
– Нет… – я не могла поверить в то, что слышала.
– Он медленно и размеренно гладил мои голые плечи, бурча себе под нос, как сильно любит свою малышку. – Ласточка помолчала, подбирая слова, Я протянула ей кружку с водой, и она благодарно отпила. – Я была слишком мала, чтобы понимать ужас происходящего, но моя мать–то все прекрасно осознавала. И вот в один из вечеров отец вернулся домой, такой пьяный, что едва стоял на ногах, с порога дал матери оплеуху, видимо, для профилактики, и пошел в мою комнату.
Я буквально осязала, как события того злосчастного дня прокручивались у девушки в голове.
– Именно то, что случилось потом, наложило отпечаток на всю мою жизнь и на то, кем я стала.
– Лас, ты можешь не рассказывать дальше...
Но мыслями девушка была не здесь и, видимо, не слышала моих слов.
– В этот раз он не стал со мной церемониться. Откинул одеяло и, схватив меня за ногу, одной рукой, потянул к себе, другой же, стал расстегивать свои штаны. Я была напугана до смерти и не понимала, что происходит, почему отец сейчас так холоден со мной. Его руки стали шарить по моим ногам, пытаясь стянуть панталоны, а я молча отбивалась, пока мое сердце выскакивало из груди.
Резкая тишина.
– Я помню, что потом не сопротивлялась. Что просто лежала, придавленная весом его тела и думала лишь о том, когда же это кончится. Резко раздался звук бьющегося стекла – какой–то предмет швырнули через всю комнату, а вслед ему еще один. Отец рывком слез с меня, параллельно крича матери, о том, какая она дрянь. Он выбежал за ней из комнаты, а я сразу залезла под кровать и свернулась калачиком. Я слышала возню, крики, но как–то отдаленно, а потом – глухой стук, будто мешок картошки скинули с плеч на землю. И тяжёлые шаги, что набатом отдавались в моих ушах.
Из под кровати были видны только сапоги отца, и я взмолила богов – Хроноса и Бааш – спрятать меня от него. Ход времени замедлился, будто превратилось в желе, что облепило каждое мгновение, а сознание отделилось от тела. И вот он стоит на коленях и смотрит прямо на меня. На короткий миг мне показалось, что наши глаза встретились, что вот–вот он вытащит меня из моего убежища и продолжит свое дело. Однако он выругался, встал, осмотрел всю комнату и вышел. Мой отец не увидел меня. Это было невозможно, но это случилось.
Лицо Ласточки не выражало эмоций, но глаза выдавали бурю в душе. Несколько секунд – и взгляд ее стал таким же, как раньше, возможно с маленькой крупицей презрения.
– Лишь когда в сенях хлопнула дверь, я заставила себя вылезти из под кровати и в дверном проеме комнаты наткнулась на свою мать. Ее тело лежало на полу, и я нагнулась, чтобы проверить, дышит ли она. Но, наткнувшись на стеклянный взгляд и окровавленный лоб, поняла, что мать мертва. Стыдно признаться, но в тот момент я почувствовала облегчение, что хоть кто–то из нас освободился. Больше никаких чувств эта картина у меня не вызвала. В ту же ночь я сбежала.
Сейчас я старалась ничего не говорить, так как то, что она рассказала, было чем–то очень личным, тем, что не предназначено для посторонних ушей.
– Когда меня нашел Наставник, я яростно не желала ехать в Гнездо. Помню, что скрылась от него, еще толком не умея контролировать свой дар. Атропин пообещал научить меня этому, а так же пообещал научить защищаться, стать такой сильной, чтобы ни один мужчина не смог причинить мне вред.
– И ты смогла ему довериться?
– Наверное, у меня просто не было шансов, – Ласточка наконец ожила и повернулась к спящему Филину. – Атропин умеет убеждать. Он рассказал мне про мальчика с необычным даром. Мальчика, который умел повелевать волей людей. Про воришку, которому чуть не отрубили руки, за его дела, только лишь потому, что он не умел пользоваться своим даром. Наставник обещал познакомить меня с ним. Я не могла знать тогда, что именно этот мальчик поможет мне снова доверять мужчинам. Но Хронос знал и подтолкнул к верному решению. А теперь мой Филин лежит здесь, а я не в силах ему помочь.
Девушка заплакала, а я, обняв, просидела с ней почти до восхода солнца, молча разделяя боль своей подруги.
На заре мы доплыли до берега. Мне не верилось, что мой путь почти окончился, что я смогла преодолеть такое расстояние и быть так близко к своей цели.
Филин выглядел не плохо, относительно своего состояния. Он пришел в себя и даже пытался, что–то шутить, когда мы грузили его на повозку, но после сразу же уснул.
– Это нормально, что он столько спит, – спросила меня Ласточка, не отходившая от своего друга и возлюбленного не на шаг.
– Он потерял много сил и сейчас восстанавливается, – попыталась успокоить девушку, но та все равно продолжала кусать свои губы от беспокойства.
На удивление, Эйтан как–то спокойно отнесся к тому, что мы проводим друзей до Гнезда. Может, начал к ним привыкать? В любом случае, спорить не стал и сразу запрыгнул в повозку.
С Соловьем мы больше не разговаривали. Хотя мы то и дело переглядывались, и от его взгляда мои щеки краснели, а по телу пробегала дрожь неконтролируемого возбуждения.
Дорога бежала по холмам, опоясывая их одним за другим и поминутно даря все новые пейзажи. По сторонам дороги, в некотором отдалении виднелись деревни и отдельные домики, с надворными пристройками. Возделанные поля, сады и стада пасущихся коров и овец придавали картине мирный вид, настолько красивый, что хотелось остановиться и смотреть бесконечно.
Потом мы въехали в ельник. Меня окутало свежим запахом лесной травы. Из ветвей каждой молоденькой елочки, покрытой темными иголками, пробивалось бесчисленное множество длинных желтых побегов. Освещенные солнцем, они сверкали, как свечки. Постепенно стали появляться ореховые и дубовые деревья. Высоко вверх поднимались серые стволы осин, и сквозь их жидкую листву нежно сияло небо.
Здесь тропа была заброшенная и пахло папоротником. Ехали еще долго, только с наступлением сумерек деревья, наконец соизволили расступиться и показать нам двухэтажный особняк серого цвета с двумя высокими колоннами, которые поддерживали балкон на втором этаже. Черные ставни гармонировали с угольной двухскатной крестообразной крышей.
Участок окружала кованая изгородь. Ворота скрипнули, как старые кости, когда мы проехали внутрь. Путь проходил по фруктовому саду, который окружал дом, прямо к конюшне. Она стояла отдельно, в глубине участка, где в загоне лошади мирно жевали сено. Конюшня была новорубленой, крытая широкой дранкой, с хорошо прокопченными стенами.
Должна признать, я была удивлена, ожидая увидеть, что–то менее гармоничное. Интернат я представляла себе совершенно по–другому.
– Красиво, правда? – глаза Ласточки сияли тихим светом. – Дом, милый дом.
Я радовалась за девушку, тому, что у нее есть место, которое она может назвать домом, позабыв о прошлом.
Повозка остановилась и девушка легко спрыгнула, побежав к задней двери дома:
– Приготовлю комнату! Несите Фила.
Тут мимо мелькнула невероятно быстрая тень, обдав меня потоками ветра и выбив пряди волос из косы.
– Солове–е–ей! – девичий писк разорвал сумеречную тишину. – Вы вернулись!
На шее мужчины повисла темноволосая миниатюрная девушка.
– Иви! – Соловей закрутил ее и засмеялся, так беззаботно, как будто встретил самого родного человека в мире.
Он отпустил девушку и повернулся к нам:
– Иви – это Луна.
– Сокол? – на лице девушки появилось замешательство. – Но что ты тут делаешь?
– Ты, наверное, хотела спросить, как такое возможно? – поправил ее Соловей. – Мы тоже были шокированы. Но наш друг жив! Эйтан, неужели никаких воспоминаний?
Мужчина посмотрел по сторонам, умело делая вид, что ничего не узнает. Надо отметить, что все жители Гнезда были первоклассными актерами. И меня это немного пугало. Не разыгрывают ли они спектакль не только друг для друга, но и для меня? Глупо, но вопрос вполне закономерный.
– Нет? – расстроилась девушка. – Но я уверена, что ты быстро все вспомнишь, как только увидишь Наставника! Он захочет с тобой поговорить.
– Мы все хотели бы поучаствовать в этом разговоре, – тут голос Соловья стал напряженным. – Но думаю, это может подождать до ужина.
Он потрепал ее по голове, как младшую сестру, отчего глаза девушки, казавшиеся почти черными, заискрились недовольством. Она сразу же пригладила их обратно, желая выглядеть более женственно.
– Наставник дома?
– Нет, но он вот–вот должен вернуться, – девушка посмотрела на меня. – Но не думаю, что он будет сильно рад гостям.
– Иви! – Соловей грозно посмотрел на свою подопечную. – Не говори того, о чем не знаешь. Я разве этому тебя учил?
Лишь мгновением позже она заметила Филина, когда Эйтан помогла ему спуститься с повозки.
– Фил! Что с тобой? – Иволга подбежала, пытаясь помочь, но мужчина остановил ее.
– Иви, я в порядке!
Девушка обиженно фыркнула и побежала в дом, даже не удосужившись подержать нам двери.
– Она, между прочим, твоя ровесница, – сказал Соловей, когда я посмотрела Иволге вслед. – Но в это трудно поверить, когда она ведет себя как ребенок. Ей есть чему у тебя поучиться.
Когда филина уложили в постель, Ласточка сразу стала хлопотать над ним.
– Фил, я зайду попозже..
– Не переживай, дружище, я найду чем себя занять – стены здесь очень интересные, а потолок – вообще загляденье.
– Эй, вообще–то я могу побыть с тобой, – насупилась воительница.
Фил благодарно ей улыбнулся, но помотал головой.
– Поужинай и приходи.
– Я могу поужинать и здесь, – настаивала Ласточка, не желавшая оставлять любимого.
– Тогда захвати с кухни чего–нибудь. А у Иви попроси книгу. Желательно про любовь. Спроси, может у нее есть собственная коллекция? Я пока способен только слушать.
– Ну ты и балбес, – Ласточка звонко рассмеялась, а Соловей закатил глаза и вышел вместе с нами в коридор.
Меня проводили до комнаты, в которой я могла привести себя в порядок. Я запалила свечи и решила осмотреть временное жилище. Комната была уютная, не смотря на минимум вещей. На окне простые занавески, под ним небольшой пустой стол, у стены глубокий комод из светлого дерева, большая высокая кровать и ростовое зеркало на стене. А еще, к моему удивлению, я обнаружила скрытую дверь, ведущую в уборную с небольшой купелью и раковиной. Это было очень дорогое удовольствие, которое себе мог позволить не каждый. Все вокруг говорило о достатке, но вот откуда у интерната такие деньги? Живут ли здесь еще ученики? Вопросов становилось все больше, и я решила, что задам их всех Соловью при первой возможности.
Я привела себя в порядок, впервые за долгое время почувствовав себя чистой и опрятной. Скитания, бегство, вечная суета, сопровождающаяся постоянной опасностью для жизни стали привычными, и вот такое тихое спокойное место должно было обволакивать умиротворением, однако я от чего–то чувствовала нервозность, будто бы душа моя не могла найти себе места.
В дверь постучали. На пороге стоял Соловей.
Филин стоял, зажимая свой бок, сквозь пальцы его текла яркая алая кровь, заливая собой дощатый настил. Рядом Эйтан разделался с последним стражником и в последний момент успел подхватить друга, чтобы тот не рухнул.
– Нет! – раздался душераздирающий крик Ласточки.
Глава 26
Луна
Я вытерла руки об платье, оставляя красные следы на и без того грязной ткани. В каюте пахло кровью и ромом, единственным спиртным, что нашлось у капитана. Филин уснул, обессиленный от боли и кровопотери, после зашитой наживую раны. Рядом сидела молчаливая Ласточка, сложив руки на коленях.
– Я на минуту...
Выйдя на палубу, перевалилась через борт, и меня вырвало. Тыльной стороной руки вытерла желчь и уставилась на воду.
– Как он? Ты сама в порядке? – безжизненным голосом спросил Соловей, как всегда, бесшумно подошедший. Я повернулась в его сторону и обвела силуэт глазами. Он весь как будто потух изнутри.
– Сейчас он спит.
– Луна, я не могу ещё и его потерять, понимаешь? – он посмотрел на меня и я заметила влагу в уголках его глаз. Она не смела пролиться, лишь показала себя, дабы напомнить, что человек умеет чувствовать.
– Понимаю...
– Я хочу попросить, не оставлять нас в Альтвире.
– Соловей… – замотала я головой.
– Я не прошу навсегда..., – мужчина запнулся. – Точнее, я не смею просить об этом, но хотя бы довезти с нами Филина до Гнезда, а там мы за ним присмотрим.
– Сол…
– Я понимаю, что потом вы с Эйтаном уедете, но…
– Да помолчи ты наконец! – не выдержала я. – Ты ведь не думаешь, что я брошу вас в таком положении? Потому что, если такая мысль хотя бы на секунду забралась в твою голову, то я ударю тебя! И буду бить до тех пор, пока не выбью всю эту дурь.
– Знахарка, – чуть ли не благоговейно прошептал мужчина, прижимая меня к себе.
– Вот именно! – обиженно буркнула я, удобнее устраиваясь в его крепких надежных руках.
Соловей укрыл меня своим плащом, и я почувствовала себя дома. Вот так просто, на неизвестном корабле, с запахом соли и крови, но именно рядом с этим мужчиной.
– Спасибо тебе. В тысячный раз. Хотя должна признаться на мгновение я поверила, что ты отдашь меня ему.
– Луна, ты же поняла, что это блеф?
– Ты очень хороший актер, Соловей.
– Я догадывался, что Ласточка там, – мужчина обеспокоенно посмотрел мне в глаза.
– Соловей, я не злюсь, – ответила, смотря в даль. – Но отвечая на твой вопрос: я не в порядке. Совсем. И не знаю, буду ли.
– Я сделаю все, чтобы этого больше не повторилось.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Это стало нашим ритуалом, подтверждением тех необъяснимых чувств, о которых мы пока не говорили вслух. Постояв так еще немного, я ушла в каюту. В груди саднило. Я позволила себе эту маленькую слабость, но впереди была неизвестность, и я пока не понимала, как смогу соединить эти два мира в один.
Ласточка так и сидела, неподвижно, блуждая внутри собственного черепа, со сведенными вместе ладонями, ковыряя когтями кончики пальцев – давно уже покрасневшую кожу, запекшиеся ранки, сочащиеся порезы.
– Знаешь, я так и не поблагодарила тебя, – мне нужно было прервать это гробовое молчание, чтобы окончательно не сойти с ума. – Спасибо. Если бы не твой дар, то, скорее всего, я бы была уже мертва.
Ласточка окинула меня мутным взглядом и слабым голосом спросила:
– Тебе кто–нибудь рассказывал, откуда у меня этот дар?
– Нет. Сказали, что ты сама расскажешь, если посчитаешь нужным.
Девушка пожевала сухие губы, пытаясь совладать с беспокойством: откровение давалось ей нелегко.
– Мой отец любил медовуху. Очень любил. Сильнее этого он любил лишь избивать мою мать.
Я была шокирована таким началом. Ласточка грустно хмыкнула, увидев мои округлившиеся глаза.
– Было ещё одно увлечение у моего отца: укладывать меня спать. Вот тогда он становился очень ласковым, гладил мои волосы, целовал то в лоб, то в щеку, поправлял мою сорочку, особенно вырез на горле.
– Нет… – я не могла поверить в то, что слышала.
– Он медленно и размеренно гладил мои голые плечи, бурча себе под нос, как сильно любит свою малышку. – Ласточка помолчала, подбирая слова, Я протянула ей кружку с водой, и она благодарно отпила. – Я была слишком мала, чтобы понимать ужас происходящего, но моя мать–то все прекрасно осознавала. И вот в один из вечеров отец вернулся домой, такой пьяный, что едва стоял на ногах, с порога дал матери оплеуху, видимо, для профилактики, и пошел в мою комнату.
Я буквально осязала, как события того злосчастного дня прокручивались у девушки в голове.
– Именно то, что случилось потом, наложило отпечаток на всю мою жизнь и на то, кем я стала.
– Лас, ты можешь не рассказывать дальше...
Но мыслями девушка была не здесь и, видимо, не слышала моих слов.
– В этот раз он не стал со мной церемониться. Откинул одеяло и, схватив меня за ногу, одной рукой, потянул к себе, другой же, стал расстегивать свои штаны. Я была напугана до смерти и не понимала, что происходит, почему отец сейчас так холоден со мной. Его руки стали шарить по моим ногам, пытаясь стянуть панталоны, а я молча отбивалась, пока мое сердце выскакивало из груди.
Резкая тишина.
– Я помню, что потом не сопротивлялась. Что просто лежала, придавленная весом его тела и думала лишь о том, когда же это кончится. Резко раздался звук бьющегося стекла – какой–то предмет швырнули через всю комнату, а вслед ему еще один. Отец рывком слез с меня, параллельно крича матери, о том, какая она дрянь. Он выбежал за ней из комнаты, а я сразу залезла под кровать и свернулась калачиком. Я слышала возню, крики, но как–то отдаленно, а потом – глухой стук, будто мешок картошки скинули с плеч на землю. И тяжёлые шаги, что набатом отдавались в моих ушах.
Из под кровати были видны только сапоги отца, и я взмолила богов – Хроноса и Бааш – спрятать меня от него. Ход времени замедлился, будто превратилось в желе, что облепило каждое мгновение, а сознание отделилось от тела. И вот он стоит на коленях и смотрит прямо на меня. На короткий миг мне показалось, что наши глаза встретились, что вот–вот он вытащит меня из моего убежища и продолжит свое дело. Однако он выругался, встал, осмотрел всю комнату и вышел. Мой отец не увидел меня. Это было невозможно, но это случилось.
Лицо Ласточки не выражало эмоций, но глаза выдавали бурю в душе. Несколько секунд – и взгляд ее стал таким же, как раньше, возможно с маленькой крупицей презрения.
– Лишь когда в сенях хлопнула дверь, я заставила себя вылезти из под кровати и в дверном проеме комнаты наткнулась на свою мать. Ее тело лежало на полу, и я нагнулась, чтобы проверить, дышит ли она. Но, наткнувшись на стеклянный взгляд и окровавленный лоб, поняла, что мать мертва. Стыдно признаться, но в тот момент я почувствовала облегчение, что хоть кто–то из нас освободился. Больше никаких чувств эта картина у меня не вызвала. В ту же ночь я сбежала.
Сейчас я старалась ничего не говорить, так как то, что она рассказала, было чем–то очень личным, тем, что не предназначено для посторонних ушей.
– Когда меня нашел Наставник, я яростно не желала ехать в Гнездо. Помню, что скрылась от него, еще толком не умея контролировать свой дар. Атропин пообещал научить меня этому, а так же пообещал научить защищаться, стать такой сильной, чтобы ни один мужчина не смог причинить мне вред.
– И ты смогла ему довериться?
– Наверное, у меня просто не было шансов, – Ласточка наконец ожила и повернулась к спящему Филину. – Атропин умеет убеждать. Он рассказал мне про мальчика с необычным даром. Мальчика, который умел повелевать волей людей. Про воришку, которому чуть не отрубили руки, за его дела, только лишь потому, что он не умел пользоваться своим даром. Наставник обещал познакомить меня с ним. Я не могла знать тогда, что именно этот мальчик поможет мне снова доверять мужчинам. Но Хронос знал и подтолкнул к верному решению. А теперь мой Филин лежит здесь, а я не в силах ему помочь.
Девушка заплакала, а я, обняв, просидела с ней почти до восхода солнца, молча разделяя боль своей подруги.
На заре мы доплыли до берега. Мне не верилось, что мой путь почти окончился, что я смогла преодолеть такое расстояние и быть так близко к своей цели.
Филин выглядел не плохо, относительно своего состояния. Он пришел в себя и даже пытался, что–то шутить, когда мы грузили его на повозку, но после сразу же уснул.
– Это нормально, что он столько спит, – спросила меня Ласточка, не отходившая от своего друга и возлюбленного не на шаг.
– Он потерял много сил и сейчас восстанавливается, – попыталась успокоить девушку, но та все равно продолжала кусать свои губы от беспокойства.
На удивление, Эйтан как–то спокойно отнесся к тому, что мы проводим друзей до Гнезда. Может, начал к ним привыкать? В любом случае, спорить не стал и сразу запрыгнул в повозку.
С Соловьем мы больше не разговаривали. Хотя мы то и дело переглядывались, и от его взгляда мои щеки краснели, а по телу пробегала дрожь неконтролируемого возбуждения.
Дорога бежала по холмам, опоясывая их одним за другим и поминутно даря все новые пейзажи. По сторонам дороги, в некотором отдалении виднелись деревни и отдельные домики, с надворными пристройками. Возделанные поля, сады и стада пасущихся коров и овец придавали картине мирный вид, настолько красивый, что хотелось остановиться и смотреть бесконечно.
Потом мы въехали в ельник. Меня окутало свежим запахом лесной травы. Из ветвей каждой молоденькой елочки, покрытой темными иголками, пробивалось бесчисленное множество длинных желтых побегов. Освещенные солнцем, они сверкали, как свечки. Постепенно стали появляться ореховые и дубовые деревья. Высоко вверх поднимались серые стволы осин, и сквозь их жидкую листву нежно сияло небо.
Здесь тропа была заброшенная и пахло папоротником. Ехали еще долго, только с наступлением сумерек деревья, наконец соизволили расступиться и показать нам двухэтажный особняк серого цвета с двумя высокими колоннами, которые поддерживали балкон на втором этаже. Черные ставни гармонировали с угольной двухскатной крестообразной крышей.
Участок окружала кованая изгородь. Ворота скрипнули, как старые кости, когда мы проехали внутрь. Путь проходил по фруктовому саду, который окружал дом, прямо к конюшне. Она стояла отдельно, в глубине участка, где в загоне лошади мирно жевали сено. Конюшня была новорубленой, крытая широкой дранкой, с хорошо прокопченными стенами.
Должна признать, я была удивлена, ожидая увидеть, что–то менее гармоничное. Интернат я представляла себе совершенно по–другому.
– Красиво, правда? – глаза Ласточки сияли тихим светом. – Дом, милый дом.
Я радовалась за девушку, тому, что у нее есть место, которое она может назвать домом, позабыв о прошлом.
Глава 26 (продолжение)
Повозка остановилась и девушка легко спрыгнула, побежав к задней двери дома:
– Приготовлю комнату! Несите Фила.
Тут мимо мелькнула невероятно быстрая тень, обдав меня потоками ветра и выбив пряди волос из косы.
– Солове–е–ей! – девичий писк разорвал сумеречную тишину. – Вы вернулись!
На шее мужчины повисла темноволосая миниатюрная девушка.
– Иви! – Соловей закрутил ее и засмеялся, так беззаботно, как будто встретил самого родного человека в мире.
Он отпустил девушку и повернулся к нам:
– Иви – это Луна.
– Сокол? – на лице девушки появилось замешательство. – Но что ты тут делаешь?
– Ты, наверное, хотела спросить, как такое возможно? – поправил ее Соловей. – Мы тоже были шокированы. Но наш друг жив! Эйтан, неужели никаких воспоминаний?
Мужчина посмотрел по сторонам, умело делая вид, что ничего не узнает. Надо отметить, что все жители Гнезда были первоклассными актерами. И меня это немного пугало. Не разыгрывают ли они спектакль не только друг для друга, но и для меня? Глупо, но вопрос вполне закономерный.
– Нет? – расстроилась девушка. – Но я уверена, что ты быстро все вспомнишь, как только увидишь Наставника! Он захочет с тобой поговорить.
– Мы все хотели бы поучаствовать в этом разговоре, – тут голос Соловья стал напряженным. – Но думаю, это может подождать до ужина.
Он потрепал ее по голове, как младшую сестру, отчего глаза девушки, казавшиеся почти черными, заискрились недовольством. Она сразу же пригладила их обратно, желая выглядеть более женственно.
– Наставник дома?
– Нет, но он вот–вот должен вернуться, – девушка посмотрела на меня. – Но не думаю, что он будет сильно рад гостям.
– Иви! – Соловей грозно посмотрел на свою подопечную. – Не говори того, о чем не знаешь. Я разве этому тебя учил?
Лишь мгновением позже она заметила Филина, когда Эйтан помогла ему спуститься с повозки.
– Фил! Что с тобой? – Иволга подбежала, пытаясь помочь, но мужчина остановил ее.
– Иви, я в порядке!
Девушка обиженно фыркнула и побежала в дом, даже не удосужившись подержать нам двери.
– Она, между прочим, твоя ровесница, – сказал Соловей, когда я посмотрела Иволге вслед. – Но в это трудно поверить, когда она ведет себя как ребенок. Ей есть чему у тебя поучиться.
Когда филина уложили в постель, Ласточка сразу стала хлопотать над ним.
– Фил, я зайду попозже..
– Не переживай, дружище, я найду чем себя занять – стены здесь очень интересные, а потолок – вообще загляденье.
– Эй, вообще–то я могу побыть с тобой, – насупилась воительница.
Фил благодарно ей улыбнулся, но помотал головой.
– Поужинай и приходи.
– Я могу поужинать и здесь, – настаивала Ласточка, не желавшая оставлять любимого.
– Тогда захвати с кухни чего–нибудь. А у Иви попроси книгу. Желательно про любовь. Спроси, может у нее есть собственная коллекция? Я пока способен только слушать.
– Ну ты и балбес, – Ласточка звонко рассмеялась, а Соловей закатил глаза и вышел вместе с нами в коридор.
Меня проводили до комнаты, в которой я могла привести себя в порядок. Я запалила свечи и решила осмотреть временное жилище. Комната была уютная, не смотря на минимум вещей. На окне простые занавески, под ним небольшой пустой стол, у стены глубокий комод из светлого дерева, большая высокая кровать и ростовое зеркало на стене. А еще, к моему удивлению, я обнаружила скрытую дверь, ведущую в уборную с небольшой купелью и раковиной. Это было очень дорогое удовольствие, которое себе мог позволить не каждый. Все вокруг говорило о достатке, но вот откуда у интерната такие деньги? Живут ли здесь еще ученики? Вопросов становилось все больше, и я решила, что задам их всех Соловью при первой возможности.
Я привела себя в порядок, впервые за долгое время почувствовав себя чистой и опрятной. Скитания, бегство, вечная суета, сопровождающаяся постоянной опасностью для жизни стали привычными, и вот такое тихое спокойное место должно было обволакивать умиротворением, однако я от чего–то чувствовала нервозность, будто бы душа моя не могла найти себе места.
В дверь постучали. На пороге стоял Соловей.
