— Ну-ну, не переживайте так, — успокаивающе похлопал его по плечу нааон, — это все последствия мутации. Когда мутация охватывает все тело тваари, как у вас, очень часто случаются кардинальные искажения памяти и мышления, бред, галлюцинации, ложные воспоминания… Такие мутации мы называем тотальными. Не нужно видеть мистики там, где ее нет.
— То есть, вы считаете, что целая прожитая мною жизнь в другом мире — это мои галлюцинации и ложные воспоминания?
— Разумеется, — важно кивнул головой нааон. — Может, галлюцинации — это слишком сильно сказано… Скорее, может быть, подойдет термин «сон»? Знаете ведь, как это бывает во сне — поспал хвил, а во сне прожил целый цикл. Время относительно. Ваше тело жутко уродовалось в зловонной тьме, быть может, всего лишь пару бульней, а вы увидели целую жизнь в неведомых мирах…
— Ваша желчесочница! — услужливо сказало собакоподобное существо, ставя кружку на стол перед Тнгром.
Тнгр кивнул, вручил несколько трынков существу и скрыл лицо за кружкой, не отрывая изучающего взгляда с нааона и человека.
— Вы отрицаете существование других миров? — спросил человек.
— Конечно! — кивнул профессор. — Существование других миров — это антинаучный абсурд, не имеющий никаких доказательств, кроме бреда Невест, разум которых безнадежно повредился в Некрозе. Чудес не бывает. Первый ход — твой, Тнгр.
Комиссар двинул одну из фигурок на пару ячеек по часовой стрелке.
— И это все? — прищурился Акоолис. — Ни защиты, ни закупки? Какой-то странный у тебя дебют…
— Что-то у меня сегодня нет желания играть по уму, — спокойно ответил Тнгр. — Сыграю-ка я сердцем.
— Это ты зря-я-я… — скрипуче протянул нааон, ставя на поле пару новых фигур. — С интуитивными игроками играть неинтересно, слишком легкая добыча. Разум решает все.
— Хочешь, сыграем на трынки? — предложил комиссар. — Для остроты ощущений.
— А давай! — потер руки профессор. — Как насчет сотни? Сердце не подведет?
— Сердце никогда не подведет, если не отравлено мозгами, — философски проговорил Тнгр, ставя на стол крупный красный шарик.
— Опять ты за свое? — усмехнулся Акоолис, ставя такой же шарик. — Давай так: если я выиграю, то ты признаешь, что вся эта ваша интуитивная мудрость, озарения, медитации, созидательное созерцание и прочее — всего лишь самообман зараженного религией мозга.
— Хорошо, согласен, — спокойно сказал щлх. — А если ты проиграешь, сможешь ли ты признать, что твоя личность — всего лишь куча мусора, которого ты понахватался с момента своего рождения? Сможешь признать, что твой разум — ничтожный и ни на что не годный инструмент, прыгающий за каждым цветным фантиком?
— Ну уж нет! — воскликнул нааон. — Ни за что! Я уж лучше удвою ставку!
Он поставил на стол второй шарик.
— Ладно, тогда давай так: если я проиграю, то я признаю верховенство разума, а если ты проиграешь, то платишь двести трынков. Идет? — предложил Тнгр с легкой полуулыбкой.
— Идет, — кивнул ученый.
— Ну что ж, хорошо, — сказал комиссар и убрал свой шарик обратно в сумку.
— Только погоди, давай заново начнем, раз уж дело так пошло, — сказал нааон, внимательно вглядываясь в ячейки вокруг передвинутой фигурки Тнгра. — Мне нужно подумать получше.
— Хорошо, — согласился Тнгр и поставил фигурку на место. — Хочешь, уступлю первый ход тебе?
— О, как это любезно с твоей стороны, — улыбнулся нааон, расставляя фигурки в новом порядке. — Надеюсь, ты это предлагаешь не из пустой вежливости? А то ведь я могу и не отказаться…
— Не отказывайся, ради всего святого, а то вдруг проиграешь? — улыбнулся в ответ щлх.
— А вот и не откажусь, — сказал Акоолис, выдвигая три фигурки. — Твой ход.
Тнгр снова подвинул ту же самую фигуру на те же самые две ячейки.
— И что это было? — недоумевающе заморгал нааон. — Ты же понимаешь, что я дебютировал так, чтобы свести пользу твоего хода к нулю? Зачем ты снова это сделал?
— Мне так хочется, — пожал плечами щлх. — Не знаю почему.
— Вот поэтому среди чемпионов по рхыпу гораздо больше наших, чем ваших, — поморщился профессор. — Вечно вы пытаетесь в совершенно рациональную игру впихнуть какие-то… иррациональности.
— Мы просто стараемся быть в струе жизни, — спокойно ответил комиссар. — Далеко не все в жизни можно понять умом. Именно поэтому и нужна религия.
— Религия существует лишь для того, чтобы затыкать дыры в науке, — отрезал Акоолис, ставя одну из фигур вплотную к фигуре щлха. — Все мистическое — всего лишь пока еще не изученное.
— Изучить можно лишь то, что можно вместить в плоскую систему координат разума, — мягко ответил Тнгр, окружая фигуру Акоолиса двумя новыми фигурами. — Разве можно изучить то, что находится за пределами ума? Это все равно, что ловить руками воздух и раскладывать его по карманам.
— Ерунда! Это только у всяких скудоумных кромликов есть вещи, которые не вмещаются в их две с половиной извилины, — сказал нааон, ставя новую фигуру на стол. — Если присмотреться, то можно обнаружить, что мир устроен очень логично. Всему можно найти четкое логическое объяснение. Просто некоторые явления подвержены слишком большому количеству разнообразных мелких факторов, вот и кажется, будто эти явления не поддаются логике и разумному анализу. Как говорил достопочтенный Мефедолиус: «Вглядись внимательно — и увидишь, что каждый изгиб состоит из прямых линий».
— Ты меня неправильно понял, — сказал комиссар и передвинул одну из фигур на одну клетку вперед. — Я говорю не про внешнее, а про сверхвнешнее. И не про внутреннее, а про сверхвнутреннее. Разве все ограничивается материей? Разве наш мир — это просто результат серии невероятно удачных случайностей? Может быть, мы просто не в состоянии увидеть разумом то, что находится за пределами игрового поля?
— Типичный щлховский аргумент — хоть в рамку вставляй! — ворчливо сказал Акоолис, взял одну из фигур Тнгра со стола и положил себе в рот. — Ничего «сверхвнешнего» и «сверхвнутреннего» не бы-ва-ет, — поднял он палец, активно работая челюстями. — Все подчиняется законам материи! Нет материи — значит, ничего и нет. Нельзя верить в то, что нельзя потрогать, увидеть и услышать! Иначе можно скатиться в такое мракобесие — всю жизнь себе искалечишь.
— А если верить лишь в то, что можно пощупать и понюхать, то можно скатиться в мракобесие другого сорта, и калечить жизнь не только себе, но и другим, — сказал Тнгр и съел фигурку Акоолиса.
— О, узнаю типичные башенные проповеди… — пробурчал нааон, сдвигая две фигуры вбок и разворачивая их по кругу. — Дай угадаю: сейчас ты мне еще расскажешь про то, что нужно сдерживать свои так называемые «пороки» ради блага всех живых тваарей, да?
— Почему же «так называемые»? — спросил щлх, разворачивая две фигуры в ответ.
— Потому что это не пороки, это природа такая у нас всех, — сказал профессор, снимая обе фигуры Тнгра с поля. — Эгоизм, насилие, соперничество и лживость, как и половое влечение, являются неотъемлемой частью природы каждой тваари в Опухоли. Все это находится в нас изначально, и бороться с этим бесполезно и бессмысленно, поскольку эти якобы «скверные» качества помогают нам выживать и добиваться более хороших жизненных условий. Зачем клеймить часть своей естественной сущности «пороком» и бороться с ним? Ничего, кроме расстройства пищеварения, из этого не выйдет.
Он положил обе фигуры в рот и нарочито громко захрустел ими, испытующе смотря на Тнгра. Комиссар, в свою очередь, лишь улыбнулся, покачал головой и приложился к кружке.
— Что, аргументы закончились? — весело спросил Акоолис, дожевывая свою добычу. — Твой ход, кстати.
Тнгр поставил новую фигуру на поле и сгреб в ладонь сразу три фигурки нааона.
— Ах ты ж… — поперхнулся профессор, впиваясь взглядом в доску.
Он глубоко задумался, быстро перебегая сосредоточенным взглядом от одной фигуры к другой. Комиссар запихнул все свои трофеи в рот и, точь-в-точь как Акоолис, начал с оглушительным хрустом перемалывать их в мелкую кашицу. Профессор поднял глаза на него, поморщился и сердито сказал:
— Очень невежливо, между прочим, мешать своему оппоненту подобным приемом.
— А что я могу поделать? — прочавкал с набитым ртом Тнгр. — Природа у меня такая, кушать хочет сильно.
— Природа у него… — буркнул нааон, размещая на поле еще одну фигуру.
— Позвольте спросить, уважаемый Акоолис, — вдруг раздался голос Слепого Пророка, — а в чем тогда для вас заключается смысл жизни?
Акоолис поставил локти на стол, сплел пальцы и положил на них подбородок, взглянув на человека исподлобья:
— Если вы про высший смысл, то я считаю, что его нет, не было, и не будет. Мы — просто сгустки материи, наделенные по чистой случайности способностью мыслить. Нам ничего не остается, кроме интенсивного использования этой замечательной способности. И самый лучший, самый благородный путь использования ума — это изучать, изучать и еще раз изучать мир, в котором мы живем. Не полагаться на веру, не придумывать сомнительные затычки, а тщательно разбирать все на части, исследовать каждую частичку, размышлять и обмениваться полученными знаниями с другими разумными существами.
— А зачем так дотошно изучать мир? — спросил Пророк.
— Как — зачем? — удивился нааон. — Мы, живые существа, вечно находимся в положении осажденной крепости. Вокруг нас — чрезвычайно опасная и недружелюбная среда. Мы уязвимы и смертны. Мы можем покалечиться, заболеть страшной болезнью, отравиться, сойти с ума или даже просто умереть от голода и жажды. И никто нам не поможет, кроме нас самих! Следовательно, нам нужно максимально обезопасить себя от всех напастей, не так ли? А чтобы найти способ защититься от напасти, нужно изучить ее вдоль и поперек. Нужно узнать, как она появляется, каковы механизмы ее действия, при каких условиях она опасна, и так далее. Знание дает нам возможность сопротивляться окружающей среде и подчинять ее себе.
— Понимаю, — кивнул человек. — А если, допустим, вы родились в мире, в котором все изучено вдоль и поперек, в котором не осталось ни одной опасности, в котором побеждена даже сама смерть, в котором все ресурсы представлены в изобилии, в котором каждому доступны все возможные и невозможные материальные блага… Чем вы тогда будете заниматься?
— Хм… — задумался профессор. — Даже не знаю… Наверное, я тогда посвящу свою жизнь предотвращению крушения подобной утопии.
— Что же может угрожать такому прекрасному и благополучному миру?
— Например, сами жители этого мира, — сказал нааон. — Внутренняя угроза. Всегда найдутся какие-нибудь мутанты, которых такой прекрасный порядок вещей не будет устраивать, и которые будут плодить вредоносные идеи и учения. Таких элементов надо превентивно выявлять, ловить, тщательно изучать, а затем — ликвидировать.
— А если носителей таких вредоносных идей будет много? Например, четверть населения?
— Ничего страшного. Ловить, изучать и ликвидировать, пока четверть не превратилась в половину. Я — мутантовед, и я всю жизнь занимаюсь именно этим — сохранением стабильности Сожительства. Если бы мы не занимались контролем мутаций, страшно представить, во что бы превратился наш мир!
Тнгр съел фигурку Акоолиса.
— Ага! — радостно вскричал ученый. — Вот ты и попался!
Он с хрустом впечатал свою последнюю фигуру в центр скопления фигур Тнгра.
— Шлынь! Полный шлынь! — он привстал с кресла и навис над столом. — У тебя больше нет ни одной дыхошки! И кубумриков ставить некуда!
— Ну да, это шлынь, — невозмутимо сказал Тнгр. — Ты победил.
— Помнишь наш уговор? — прищурился нааон, испытующе смотря щлху в глаза.
— Помню, — спокойно ответил комиссар. — Я признаю все наши щлховские ценности самообманом зараженного религией мозга.
— Вот видишь! — победоносно потряс фигуркой Акоолис. — Интеллект — превыше всего! И мы с тобой сегодня в этом убедились, не так ли?
— Все так, — согласился Тнгр. — Полное верховенство разума над интуицией.
— Во-о-о-от, — назидательно поднял палец ученый. — Хорошая была партия! Кстати, фигурки у тебя очень вкусные, где ты их раздобыл?
— Да так, один мутант помог…
— Мутант? — сузил глаза нааон.
— Не беспокойся, он не опасен. А вот буквально пару хвилов назад я, кстати, нашел чрезвычайно редкий экземпляр.
— Какой же? — у нааона загорелись глаза.
— Разумный кромлик.
— Да ну? — изумленно открыл рот Акоолис. — Не шутишь? Где он?
— Где-то в нижнелатеральных коридорах Тысяченорника ты учуешь необычный запах его трупа.
— Какое варварство! — возмутился нааон. — Как ты мог так поступить?
— Ну, я ведь тогда еще не знал всю ценность разума, — улыбнулся щлх.
Акоолис кинул в Тнгра испепеляющий взгляд, развернулся и убежал.
— Куда это он? — спросил Пророк, услышав громкий топот.
— Убежал ловить труп, пока не сожрали, — посмеиваясь, ответил комиссар и отхлебнул из кружки. — Идем, нам тут больше делать нечего.
Когда они вышли из игральни, в Тнгра чуть не врезалось существо, напоминающее маленького лысого трехрукого шимпанзе с ярко-желтой кожей.
— Комиссар Тнгр! — существо сделало подобие реверанса с пропеллерным вращением всех трех рук. — Какая честь встретить вас! — оно тут же перевело взгляд на человека и сделало двойное сальто назад, после чего поклонилось до земли. — Неужели это тот самый Слепой Мессия? Я приветствую вас, посланник Высших Сил!
— Привет, Звонкий Колокольчик! — сказал Тнгр и повернулся к Пророку:
— Это — пульполь по имени Звонкий Колокольчик. Не удивляйся его странному имени: пульполи по достижению взрослого возраста придумывают себе имена сами.
— Рад знакомству, — сказал Пророк. — А чем обычно занимаются представители вашей расы?
— Мы, — пульполь выпятил грудь и вскинул руки к потолку, — творцы несбыточных чудес, усладители ушных раковин, художники незримого блаженства, междустрочные танцоры клинков!
— То есть, — уточнил человек, — вы — деятели искусства?
— Да! — поклонился пульполь. — Незримые в темноте, но звонкие в тишине. Я скромно, не смея надеяться на малейшую капельку милости Палача Миров, приглашаю вас, о Мудрейший, в свой дом! Не откажите мне, прошу вас! Я должен, должен запечатлеть священный лик божества, рожденного пустотой чашечек потолочных цветов! Кто знает, что вы сотворите своей волей в следующий булень?
— Хорошо, я приду, — ответил человек.
— Ой, а я ведь совсем забыл убраться! — хлопнул себя по лбу Колокольчик. — Что же вы подумаете обо мне, увидев весь этот беспорядок?
— Можешь не беспокоиться об этом, он все равно слеп, — улыбнулся щлх.
— Вы не понимаете меня, — замахал руками пульполь, — ведь беспорядок этот особый, творческий! А для важной беседы нужен совсем другой беспорядок, общительный, разговорчивый!
— Сколько тебе нужно времени? — спросил комиссар.
— Пол-хвила, не больше! Давайте так: вы идете к моему дому очень-очень медленно, а я, как ветер в Междубрюшье, стремительно примчусь туда и быстренько приведу все в нужный беспорядок!
— Хорошо, — вздохнул Тнгр, — лети, Звонкий Колокольчик.
— Благодарю за то, что смиловались надо мной, обремененным тяжким даром! — поклонился пульполь и шмыгнул в неприметную нору за игральней.
— Почему он так странно себя ведет? — спросил Пророк у Тнгра.
— Хе-хе, — комиссар достал из сумки курительного червяка, — он ведь пульполь. Искусственник. Он обязан так себя вести, чтобы выжить.
— То есть, вы считаете, что целая прожитая мною жизнь в другом мире — это мои галлюцинации и ложные воспоминания?
— Разумеется, — важно кивнул головой нааон. — Может, галлюцинации — это слишком сильно сказано… Скорее, может быть, подойдет термин «сон»? Знаете ведь, как это бывает во сне — поспал хвил, а во сне прожил целый цикл. Время относительно. Ваше тело жутко уродовалось в зловонной тьме, быть может, всего лишь пару бульней, а вы увидели целую жизнь в неведомых мирах…
— Ваша желчесочница! — услужливо сказало собакоподобное существо, ставя кружку на стол перед Тнгром.
Тнгр кивнул, вручил несколько трынков существу и скрыл лицо за кружкой, не отрывая изучающего взгляда с нааона и человека.
— Вы отрицаете существование других миров? — спросил человек.
— Конечно! — кивнул профессор. — Существование других миров — это антинаучный абсурд, не имеющий никаких доказательств, кроме бреда Невест, разум которых безнадежно повредился в Некрозе. Чудес не бывает. Первый ход — твой, Тнгр.
Комиссар двинул одну из фигурок на пару ячеек по часовой стрелке.
— И это все? — прищурился Акоолис. — Ни защиты, ни закупки? Какой-то странный у тебя дебют…
— Что-то у меня сегодня нет желания играть по уму, — спокойно ответил Тнгр. — Сыграю-ка я сердцем.
— Это ты зря-я-я… — скрипуче протянул нааон, ставя на поле пару новых фигур. — С интуитивными игроками играть неинтересно, слишком легкая добыча. Разум решает все.
— Хочешь, сыграем на трынки? — предложил комиссар. — Для остроты ощущений.
— А давай! — потер руки профессор. — Как насчет сотни? Сердце не подведет?
— Сердце никогда не подведет, если не отравлено мозгами, — философски проговорил Тнгр, ставя на стол крупный красный шарик.
— Опять ты за свое? — усмехнулся Акоолис, ставя такой же шарик. — Давай так: если я выиграю, то ты признаешь, что вся эта ваша интуитивная мудрость, озарения, медитации, созидательное созерцание и прочее — всего лишь самообман зараженного религией мозга.
— Хорошо, согласен, — спокойно сказал щлх. — А если ты проиграешь, сможешь ли ты признать, что твоя личность — всего лишь куча мусора, которого ты понахватался с момента своего рождения? Сможешь признать, что твой разум — ничтожный и ни на что не годный инструмент, прыгающий за каждым цветным фантиком?
— Ну уж нет! — воскликнул нааон. — Ни за что! Я уж лучше удвою ставку!
Он поставил на стол второй шарик.
— Ладно, тогда давай так: если я проиграю, то я признаю верховенство разума, а если ты проиграешь, то платишь двести трынков. Идет? — предложил Тнгр с легкой полуулыбкой.
— Идет, — кивнул ученый.
— Ну что ж, хорошо, — сказал комиссар и убрал свой шарик обратно в сумку.
— Только погоди, давай заново начнем, раз уж дело так пошло, — сказал нааон, внимательно вглядываясь в ячейки вокруг передвинутой фигурки Тнгра. — Мне нужно подумать получше.
— Хорошо, — согласился Тнгр и поставил фигурку на место. — Хочешь, уступлю первый ход тебе?
— О, как это любезно с твоей стороны, — улыбнулся нааон, расставляя фигурки в новом порядке. — Надеюсь, ты это предлагаешь не из пустой вежливости? А то ведь я могу и не отказаться…
— Не отказывайся, ради всего святого, а то вдруг проиграешь? — улыбнулся в ответ щлх.
— А вот и не откажусь, — сказал Акоолис, выдвигая три фигурки. — Твой ход.
Тнгр снова подвинул ту же самую фигуру на те же самые две ячейки.
— И что это было? — недоумевающе заморгал нааон. — Ты же понимаешь, что я дебютировал так, чтобы свести пользу твоего хода к нулю? Зачем ты снова это сделал?
— Мне так хочется, — пожал плечами щлх. — Не знаю почему.
— Вот поэтому среди чемпионов по рхыпу гораздо больше наших, чем ваших, — поморщился профессор. — Вечно вы пытаетесь в совершенно рациональную игру впихнуть какие-то… иррациональности.
— Мы просто стараемся быть в струе жизни, — спокойно ответил комиссар. — Далеко не все в жизни можно понять умом. Именно поэтому и нужна религия.
— Религия существует лишь для того, чтобы затыкать дыры в науке, — отрезал Акоолис, ставя одну из фигур вплотную к фигуре щлха. — Все мистическое — всего лишь пока еще не изученное.
— Изучить можно лишь то, что можно вместить в плоскую систему координат разума, — мягко ответил Тнгр, окружая фигуру Акоолиса двумя новыми фигурами. — Разве можно изучить то, что находится за пределами ума? Это все равно, что ловить руками воздух и раскладывать его по карманам.
— Ерунда! Это только у всяких скудоумных кромликов есть вещи, которые не вмещаются в их две с половиной извилины, — сказал нааон, ставя новую фигуру на стол. — Если присмотреться, то можно обнаружить, что мир устроен очень логично. Всему можно найти четкое логическое объяснение. Просто некоторые явления подвержены слишком большому количеству разнообразных мелких факторов, вот и кажется, будто эти явления не поддаются логике и разумному анализу. Как говорил достопочтенный Мефедолиус: «Вглядись внимательно — и увидишь, что каждый изгиб состоит из прямых линий».
— Ты меня неправильно понял, — сказал комиссар и передвинул одну из фигур на одну клетку вперед. — Я говорю не про внешнее, а про сверхвнешнее. И не про внутреннее, а про сверхвнутреннее. Разве все ограничивается материей? Разве наш мир — это просто результат серии невероятно удачных случайностей? Может быть, мы просто не в состоянии увидеть разумом то, что находится за пределами игрового поля?
— Типичный щлховский аргумент — хоть в рамку вставляй! — ворчливо сказал Акоолис, взял одну из фигур Тнгра со стола и положил себе в рот. — Ничего «сверхвнешнего» и «сверхвнутреннего» не бы-ва-ет, — поднял он палец, активно работая челюстями. — Все подчиняется законам материи! Нет материи — значит, ничего и нет. Нельзя верить в то, что нельзя потрогать, увидеть и услышать! Иначе можно скатиться в такое мракобесие — всю жизнь себе искалечишь.
— А если верить лишь в то, что можно пощупать и понюхать, то можно скатиться в мракобесие другого сорта, и калечить жизнь не только себе, но и другим, — сказал Тнгр и съел фигурку Акоолиса.
— О, узнаю типичные башенные проповеди… — пробурчал нааон, сдвигая две фигуры вбок и разворачивая их по кругу. — Дай угадаю: сейчас ты мне еще расскажешь про то, что нужно сдерживать свои так называемые «пороки» ради блага всех живых тваарей, да?
— Почему же «так называемые»? — спросил щлх, разворачивая две фигуры в ответ.
— Потому что это не пороки, это природа такая у нас всех, — сказал профессор, снимая обе фигуры Тнгра с поля. — Эгоизм, насилие, соперничество и лживость, как и половое влечение, являются неотъемлемой частью природы каждой тваари в Опухоли. Все это находится в нас изначально, и бороться с этим бесполезно и бессмысленно, поскольку эти якобы «скверные» качества помогают нам выживать и добиваться более хороших жизненных условий. Зачем клеймить часть своей естественной сущности «пороком» и бороться с ним? Ничего, кроме расстройства пищеварения, из этого не выйдет.
Он положил обе фигуры в рот и нарочито громко захрустел ими, испытующе смотря на Тнгра. Комиссар, в свою очередь, лишь улыбнулся, покачал головой и приложился к кружке.
— Что, аргументы закончились? — весело спросил Акоолис, дожевывая свою добычу. — Твой ход, кстати.
Тнгр поставил новую фигуру на поле и сгреб в ладонь сразу три фигурки нааона.
— Ах ты ж… — поперхнулся профессор, впиваясь взглядом в доску.
Он глубоко задумался, быстро перебегая сосредоточенным взглядом от одной фигуры к другой. Комиссар запихнул все свои трофеи в рот и, точь-в-точь как Акоолис, начал с оглушительным хрустом перемалывать их в мелкую кашицу. Профессор поднял глаза на него, поморщился и сердито сказал:
— Очень невежливо, между прочим, мешать своему оппоненту подобным приемом.
— А что я могу поделать? — прочавкал с набитым ртом Тнгр. — Природа у меня такая, кушать хочет сильно.
— Природа у него… — буркнул нааон, размещая на поле еще одну фигуру.
— Позвольте спросить, уважаемый Акоолис, — вдруг раздался голос Слепого Пророка, — а в чем тогда для вас заключается смысл жизни?
Акоолис поставил локти на стол, сплел пальцы и положил на них подбородок, взглянув на человека исподлобья:
— Если вы про высший смысл, то я считаю, что его нет, не было, и не будет. Мы — просто сгустки материи, наделенные по чистой случайности способностью мыслить. Нам ничего не остается, кроме интенсивного использования этой замечательной способности. И самый лучший, самый благородный путь использования ума — это изучать, изучать и еще раз изучать мир, в котором мы живем. Не полагаться на веру, не придумывать сомнительные затычки, а тщательно разбирать все на части, исследовать каждую частичку, размышлять и обмениваться полученными знаниями с другими разумными существами.
— А зачем так дотошно изучать мир? — спросил Пророк.
— Как — зачем? — удивился нааон. — Мы, живые существа, вечно находимся в положении осажденной крепости. Вокруг нас — чрезвычайно опасная и недружелюбная среда. Мы уязвимы и смертны. Мы можем покалечиться, заболеть страшной болезнью, отравиться, сойти с ума или даже просто умереть от голода и жажды. И никто нам не поможет, кроме нас самих! Следовательно, нам нужно максимально обезопасить себя от всех напастей, не так ли? А чтобы найти способ защититься от напасти, нужно изучить ее вдоль и поперек. Нужно узнать, как она появляется, каковы механизмы ее действия, при каких условиях она опасна, и так далее. Знание дает нам возможность сопротивляться окружающей среде и подчинять ее себе.
— Понимаю, — кивнул человек. — А если, допустим, вы родились в мире, в котором все изучено вдоль и поперек, в котором не осталось ни одной опасности, в котором побеждена даже сама смерть, в котором все ресурсы представлены в изобилии, в котором каждому доступны все возможные и невозможные материальные блага… Чем вы тогда будете заниматься?
— Хм… — задумался профессор. — Даже не знаю… Наверное, я тогда посвящу свою жизнь предотвращению крушения подобной утопии.
— Что же может угрожать такому прекрасному и благополучному миру?
— Например, сами жители этого мира, — сказал нааон. — Внутренняя угроза. Всегда найдутся какие-нибудь мутанты, которых такой прекрасный порядок вещей не будет устраивать, и которые будут плодить вредоносные идеи и учения. Таких элементов надо превентивно выявлять, ловить, тщательно изучать, а затем — ликвидировать.
— А если носителей таких вредоносных идей будет много? Например, четверть населения?
— Ничего страшного. Ловить, изучать и ликвидировать, пока четверть не превратилась в половину. Я — мутантовед, и я всю жизнь занимаюсь именно этим — сохранением стабильности Сожительства. Если бы мы не занимались контролем мутаций, страшно представить, во что бы превратился наш мир!
Тнгр съел фигурку Акоолиса.
— Ага! — радостно вскричал ученый. — Вот ты и попался!
Он с хрустом впечатал свою последнюю фигуру в центр скопления фигур Тнгра.
— Шлынь! Полный шлынь! — он привстал с кресла и навис над столом. — У тебя больше нет ни одной дыхошки! И кубумриков ставить некуда!
— Ну да, это шлынь, — невозмутимо сказал Тнгр. — Ты победил.
— Помнишь наш уговор? — прищурился нааон, испытующе смотря щлху в глаза.
— Помню, — спокойно ответил комиссар. — Я признаю все наши щлховские ценности самообманом зараженного религией мозга.
— Вот видишь! — победоносно потряс фигуркой Акоолис. — Интеллект — превыше всего! И мы с тобой сегодня в этом убедились, не так ли?
— Все так, — согласился Тнгр. — Полное верховенство разума над интуицией.
— Во-о-о-от, — назидательно поднял палец ученый. — Хорошая была партия! Кстати, фигурки у тебя очень вкусные, где ты их раздобыл?
— Да так, один мутант помог…
— Мутант? — сузил глаза нааон.
— Не беспокойся, он не опасен. А вот буквально пару хвилов назад я, кстати, нашел чрезвычайно редкий экземпляр.
— Какой же? — у нааона загорелись глаза.
— Разумный кромлик.
— Да ну? — изумленно открыл рот Акоолис. — Не шутишь? Где он?
— Где-то в нижнелатеральных коридорах Тысяченорника ты учуешь необычный запах его трупа.
— Какое варварство! — возмутился нааон. — Как ты мог так поступить?
— Ну, я ведь тогда еще не знал всю ценность разума, — улыбнулся щлх.
Акоолис кинул в Тнгра испепеляющий взгляд, развернулся и убежал.
— Куда это он? — спросил Пророк, услышав громкий топот.
— Убежал ловить труп, пока не сожрали, — посмеиваясь, ответил комиссар и отхлебнул из кружки. — Идем, нам тут больше делать нечего.
Глава 10. Звонкий Колокольчик
Когда они вышли из игральни, в Тнгра чуть не врезалось существо, напоминающее маленького лысого трехрукого шимпанзе с ярко-желтой кожей.
— Комиссар Тнгр! — существо сделало подобие реверанса с пропеллерным вращением всех трех рук. — Какая честь встретить вас! — оно тут же перевело взгляд на человека и сделало двойное сальто назад, после чего поклонилось до земли. — Неужели это тот самый Слепой Мессия? Я приветствую вас, посланник Высших Сил!
— Привет, Звонкий Колокольчик! — сказал Тнгр и повернулся к Пророку:
— Это — пульполь по имени Звонкий Колокольчик. Не удивляйся его странному имени: пульполи по достижению взрослого возраста придумывают себе имена сами.
— Рад знакомству, — сказал Пророк. — А чем обычно занимаются представители вашей расы?
— Мы, — пульполь выпятил грудь и вскинул руки к потолку, — творцы несбыточных чудес, усладители ушных раковин, художники незримого блаженства, междустрочные танцоры клинков!
— То есть, — уточнил человек, — вы — деятели искусства?
— Да! — поклонился пульполь. — Незримые в темноте, но звонкие в тишине. Я скромно, не смея надеяться на малейшую капельку милости Палача Миров, приглашаю вас, о Мудрейший, в свой дом! Не откажите мне, прошу вас! Я должен, должен запечатлеть священный лик божества, рожденного пустотой чашечек потолочных цветов! Кто знает, что вы сотворите своей волей в следующий булень?
— Хорошо, я приду, — ответил человек.
— Ой, а я ведь совсем забыл убраться! — хлопнул себя по лбу Колокольчик. — Что же вы подумаете обо мне, увидев весь этот беспорядок?
— Можешь не беспокоиться об этом, он все равно слеп, — улыбнулся щлх.
— Вы не понимаете меня, — замахал руками пульполь, — ведь беспорядок этот особый, творческий! А для важной беседы нужен совсем другой беспорядок, общительный, разговорчивый!
— Сколько тебе нужно времени? — спросил комиссар.
— Пол-хвила, не больше! Давайте так: вы идете к моему дому очень-очень медленно, а я, как ветер в Междубрюшье, стремительно примчусь туда и быстренько приведу все в нужный беспорядок!
— Хорошо, — вздохнул Тнгр, — лети, Звонкий Колокольчик.
— Благодарю за то, что смиловались надо мной, обремененным тяжким даром! — поклонился пульполь и шмыгнул в неприметную нору за игральней.
— Почему он так странно себя ведет? — спросил Пророк у Тнгра.
— Хе-хе, — комиссар достал из сумки курительного червяка, — он ведь пульполь. Искусственник. Он обязан так себя вести, чтобы выжить.
