Когда же Гай Марий начал читать последнее короткое послание, он даже не сразу понял от кого оно, настолько невероятным казалось содержание письма. Совершенно невероятным! Консул перечитал его текст несколько раз и не сдержал возмущенного возгласа. Что это! Наталия поехала за ним и на нее напали! Как могло произойти подобное бесчинство! Почему было недостаточно охраны… почему этой женщине вообще не сиделось дома?!
А потом Гай Марий представил, что могло случиться с его любимой, когда она оказалась в руках этих убийц. О, ему ли не знать, как рабы терзают своих хозяев, вырвав себе свободу! Как бывшие пленники ненавидят римлян! И его милая, нежная невеста была одна среди стаи голодных волков. Гай схватился за голову и застонал, словно раненый зверь…
Потом в который раз перечел письмо - ее спас вольноотпущенник, о ком она говорит… Дакос! Воспоминание о фракийце молнией пронзило мысли консула. Она попалась Дакосу - боги, боги, как вы могли такое допустить!
Странно… что это… она пишет, что собирается вернуться в город, не дождавшись его, Каррона, пишет, что подвела его… Ревность, боль и невообразимая ярость заставили мужчину вскочить на ноги и сбросить все документы со столика для письма, специально установленного в его большой походной палатке.
— Авдий! Готовь лошадей, я выезжаю к Аквину!
Много есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом бродят.
А другим - жестокая любовь,
Горькие ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их жалят злобным звоном осы...
Н. Гумилев
Известив Гая обо всех своих невзгодах, я почувствовала себя гораздо лучше. Весь следующий день я провалялась в палатке Кастора, и его адъютант здорово скрашивал скучные часы. Не привычно было долго лежать и сидеть без дела, наваливалась тоска, и потому я решила вернуться к своим записям, а, точнее, взять у Сергия интервью. Парень охотно поддержал мою идею, мы вместе составили список вопросов, на которые вместе же и ответили.
Два дня Сергий приносил мне воду для мытья, всякие другие нужные вещи и еду. По мере того, как восстанавливалось мое тело, я снова начала смущаться, но юноша заверил, что рос в окружении трех старших сестер, а потому отлично знает все особенности женской физиологии.
Не то, чтобы он очень меня этим утешил, но... деваться-то все равно некуда. Тем более Сергий был тактичным и деликатным, ухаживая за мной, оставалось только вслух желать ему самую красивую и богатую невесту за доброту и понимание женской природы.
К вечеру второго дня, проведенного посреди серых ромбов палаток-контуберний, я уже решила потихоньку выйти из своего укрытия и осмотреться. Мы с Сергием даже прогулялись до рва, который за неделю был выкопан вокруг лагеря. Тут целое поселение развернулось, будто не войско на привале, а отряд рабочих - легионеры сами строят, копают, тащат бревна и камни. Муравейник, да и только.
Сказать по правде, здесь был не весь легион Каррона, а его часть, всего восемь манипулов. А в каждой манипуле - две центурии, то есть сотни солдат. Всего же в настоящем римском легионе тридцать манипулов, это значит…
— Сергий, сколько человек у нас получается?
Да-а, я тот еще счетовод - примерно шесть тысяч солдат входит в один приличный римский легион. Надо запомнить на всякий случай. А каждой сотней человек командует центурион, я это уже знала. Как и то, что под началом трибуна Кастора находятся несколько манипул.
Слово «трибун» происходит от понятия «триба» - родовое племя римлян, а еще Кастор Орест носит ангустиклавий - тогу с узкой пурпурной каймой, потому что он из сословия всадников - это высший офицерский чин в войске, и в случае чего трибун может принять командование легионом на себя. Ах, да, есть же еще и легаты! Надо записать, пока не забыла…
Перед наступлением темноты в палатку вернулся и ее хозяин, - Орест ночевал тут же, за перегородкой. Он был очень рад моему оживленному виду, и мы решили, что завтра я вполне смогу отправиться в город. Правда, трибун предлагал дождаться ответа от Каррона, но я отчего-то трусила и хотела поскорее оказаться у себя дома. Если уж нам и суждено еще раз встретиться с Гаем, пусть лучше это произойдет на моей территории.
Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай и правда планировал жениться на мне, почему бы ему этого не сделать?
Но меня грызли сомнения. Казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать...
Однако спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:
— Наталия, где ты?
У меня сердце в пятки ушло, показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как последнюю блудницу.
— Я здесь… надо света попросить, - пропищала в ответ.
Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:
— Скажи мне, ты прежняя?
— Как это - прежняя? - оторопела я, начиная мелко дрожать.
— Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду? - строго спросил Гай.
— Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя, - резонно поправила я.
— Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!
Он схватил меня в охапку и… я думала сейчас косточки захрустят, так сильно он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать протесты.
— Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?
Сергий принес на нашу половину маленький бронзовый светильник и тотчас удалился, опустив полог, тем самым создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально заглядывал в глаза, словно пытаясь разгадать, что у меня на душе творится. Вопрос мой он и вовсе проигнорировал.
— Мне сказали, что ты не здорова, тебя ранили?
— Нет. У меня обычное женское недомогание, которое бывает раз в месяц. Скоро пройдет.
Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя навязчивые мысли:
— Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?
Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:
— Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и отпустил.
Новые вопросы Гая привели меня в полное смятение:
— Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?
И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:
— Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе.
— Ты написала, что подвела меня, что это значит?
Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.
— Мне казалось, ты не поверишь, обругаешь за эту поездку, будешь думать невесть что, а мне было плохо и страшно, еще твои солдаты сказали, что я шпионка и меня надо допросить. Конечно, я тебя подвела, дала повод для сплетен. Зачем тебе жениться на девушке, что провела ночь в плену у беглых рабов, все в Риме начнут это обсуждать, а ты не захочешь стать центром скандала. Я все понимаю и прошу лишь об одном - верни меня в город, а там я буду жить тихонечко...
— Глупая женщина! - гневно перебил Каррон. - Марс свидетель, какая же ты глупая женщина! Я ни за что тебя не оставлю и не переменю своего решения, как только все уляжется и ты станешь здорова мы заключим союз. Неужели ты думала, что я откажусь от тебя теперь, когда ты рискуя жизнью, отправилась за мной следом, неужели я перестану тебя любить лишь потому, что тебя держали в плену. Я боялся только одного, что ты... (вздох) изменишься. Но мои опасения были напрасны.
— Почему же я могла измениться?
Ответ давался Гаю непросто, некоторое время он тщательно подбирал слова:
— Я видел женщину, потерявшую рассудок, после того как ее всю ночь насиловали легионеры.
— И ты это не остановил?! - воскликнула я.
— Она убила центуриона и заслужила свою кару.
— А за что же она его убила?
Каррон молчал. И тогда я сама заговорила:
— Послушай, Гай, меня никто не насиловал. Меня никто и пальцем не тронул, меня, верно, пощадили боги, а точнее богиня…
Я бы еще добавила «Фракийская», но, пожалуй, это дополнение было лишним. Да, я сказала неправду, я сказала Каррону то, что он желал бы сейчас услышать, и не могла иначе. Ложь во спасение. Его и меня - нас обоих. Хотя, такая ли уж это была ложь...
— Если ты мне не веришь, лучше сразу скажи, я не хочу, чтобы ты злился тайком и считал меня грязной.
Ответ Гая просто лишил меня дара речи:
— Что бы ни случилось с тобой там, ты уже очистилась своей кровью. Я не вижу на тебе никакой вины и никогда ни в чем не упрекну. Но с этой минуты, женщина, ты будешь под моим присмотром, ибо ты дорога мне, как собственная жизнь. Ты и шагу от меня не сделаешь, без моего позволения и большой охраны.
Что это означает? Он и не собирается меня оставлять, он не бросит меня одну и мы снова сможем быть вместе. "Гай, любимый, ты меня воскресил. Ты подарил мне надежду!" Я схватила руку мужчины, сидевшего рядом со мной и горячо поцеловала от избытка противоречивых чувств.
"Мой дорогой генерал, да я сама не сделаю от тебя ни шагу, я готова на привязи за тобой ходить, пока не надоем!"
Возможно, какое-то время так и будет, пока он снова не станет мне доверять, а я перестану себя винить. Обнявшись, мы долго сидели в тишине, будто заново привыкая друг к другу. Я прижала к своей щеке его ладонь и закрыла глаза. Было так хорошо. Потом Гай поднялся, сказав, что должен ненадолго выйти и отдать какие-то приказы на завтра…
Мне показалось, он хочет остаться один и еще раз все для себя обдумать. Между нами оставалась какая-то недоговоренность, незримая завеса из тумана, наподобие того, что окутывал меня на том жутком поле с мертвецами.
Какой теперь сон? Я ждала Гая, начиная волноваться заново, и так же подскочила, когда он вернулся в мою часть палатки, стал расстегивать пояс, потом снял одежду и прилег рядом.
— Ну, вот… теперь от меня не пахнет лошадью и дымом костров, я чистый для тебя.
Эти простые слова растрогали меня едва ли не до слез.
— Гай…
Я снова не могла говорить, просто прижалась к нему сильнее и потерлась лицом о влажную грудь.
— На тебе еще сохранился аромат розового масла, которым я тебя натирала в нашу последнюю ночь. Я его и сейчас слышу…
— Быть того не может, ты шутишь со мной? - притворно сурово спросил он.
— Я хочу в это верить.
— Мы всегда верим в то, что нам больше нравится. Так легче жить.
Я замерла, пытаясь глубже вникнуть в тайный смысл фразы, потом рассеянно погладила его грудь, обвела пальцем горошины сосков, опустила руку ниже…
— Сейчас не нужно.
Он накрыл мою руку своей ладонью, и я вздохнула. Либо Гай теперь испытывает отвращение к моим ласкам, либо просто хочет дать мне время, чтобы я могла забыть то дурное, что произошло за последние дни. Меня бы устроил второй вариант. Но спокойно мне не лежалось.
— Ведь ты хочешь еще что-то сказать, я чувствую… Не молчи, пожалуйста, я готова тебя слушать. Все, что ты считаешь нужным - приму.
Он сосредоточенно разглядывал темное полотно над нашими головами, словно желая взором проникнуть через него и увидеть звездное небо.
— Мне доложили, что ты была на Кордации. Проклятые рабы! Я должен был сам привезти тебя туда. Сам показать тебе это дивное место. Тебе бы понравилось… Я хотел подарить тебе кусочек Небесного сада, а теперь… Ты будешь помнить лишь все плохое, что пережила там.
Так, вот о чем он волновался! Я попыталась успокоить консула и была совершенно искренней. Поначалу...
— Стояла ночь, и в темноте я не могла ничего разглядеть, я почти не заметила дома, не смотрела вокруг. Я помню лишь заросли плюща.
И снова мое горло сжалось, мешая говорить. Хотя именно сейчас пауза была ни к чему. Оказывается, мне больно вспоминать. Но ведь не случилось ничего страшного, я столько раз убеждала себя в этом. Не было ничего совсем уж мерзкого! Я ощутила, как у меня дрожат руки и ту, что лежала на груди Гая пришлось стиснуть в кулак.
Почему-то снова кружится голова, хочется отодвинуться от Гая и зарыться лицом в мягкую овчину. Неожиданно вернулись слезы, а я-то думала, что уже не буду плакать, что во мне больше не осталось слез.
Он тотчас сел на лежанке и поднял меня к себе.
— Все! Забудь. Ничего не говори. Давай решим, будто ты просто приехала ко мне прямо из Рима. Постараемся в это поверить. Вместе.
— Хорошо.
Понемногу я успокоилась и даже задремала, положив голову ему на плечо, тогда он снова опустил меня на постельку и стал нашептывать на ухо что-то вроде песенки для малышей, я не разобрала и половины слов, но там точно шла речь о маленькой птичке, которая строит гнездышко в кустах орешника. Гай поцеловал мою мокрую щеку, и я вскоре заснула на его груди.
* * *
Мне приснился кошмар. Будто я бреду по заснеженной равнине, а из-под земли выползают отрубленные руки, желая схватить меня. Я бегу, бегу от них и вижу, что на земле лежит знакомый фракиец. Он изранен и весь в крови, но тоже тянется ко мне:
— Наталия… Я умираю с твоим именем на губах… Подари последний поцелуй.
Какое-то время я даже пыталась бороться с ним, но он был сильнее и подмял меня под себя, вместо глаз у Дакоса были пустые черные впадины, я кричала в ужасе и не сразу поняла, что Гай держит меня, пытаясь успокоить. А потом он заговорил быстро и убежденно:
— Завтра я возьму Кордацию! Я найду твоего бывшего раба и сам вгоню нож ему в сердце. Хотя нет… он умрет медленно, в страшных муках за все, что тебе пришлось пережить. Его распнут у дороги, но ты этого не увидишь. Завтра ты отправишься в город, я пошлю с тобой много людей, ты будешь в полной безопасности. Кромих теперь станет охранять тебя. Я ему доверяю. С тобой больше не случится беды. Ты слышишь меня, Наталия? В Риме мы найдем хорошего лекаря, и он тебя исцелит, ты забудешь печаль и мы будем жить с тобой в любви долгие годы. У нас родятся дети. Я этого хочу и не позволю никому отнять у нас счастье.
Я слушала его, все еще вздрагивая от ночного видения, кивала головой и со всем соглашалась. А утром я проснулась одна, укрытая пурпурным плащом Гая. Кажется, консул нарочно оставил мне свое одеяние, чтобы я знала - даже на расстоянии он будет защищать и согревать меня.
Вскоре я услышала за пологом голос Сергия и позвала юношу к себе. Он тотчас поведал, что Каррон собрал военное совещание, а меня должен вскоре навестить лекарь. Если Аттикс решит, что я хорошо перенесу дорогу, то еще до полудня отправлюсь в Рим. Это известие меня порадовало, хотя и предстояла новая разлука с Гаем, но сейчас мне лучше не спорить. Консул закончит свои дела и вернется домой, ко мне. Так и должно быть.
Возможно, женщине подобает ждать своего мужчину за прялкой, а не разыскивать его на полях сражения.
А потом Гай Марий представил, что могло случиться с его любимой, когда она оказалась в руках этих убийц. О, ему ли не знать, как рабы терзают своих хозяев, вырвав себе свободу! Как бывшие пленники ненавидят римлян! И его милая, нежная невеста была одна среди стаи голодных волков. Гай схватился за голову и застонал, словно раненый зверь…
Потом в который раз перечел письмо - ее спас вольноотпущенник, о ком она говорит… Дакос! Воспоминание о фракийце молнией пронзило мысли консула. Она попалась Дакосу - боги, боги, как вы могли такое допустить!
Странно… что это… она пишет, что собирается вернуться в город, не дождавшись его, Каррона, пишет, что подвела его… Ревность, боль и невообразимая ярость заставили мужчину вскочить на ноги и сбросить все документы со столика для письма, специально установленного в его большой походной палатке.
— Авдий! Готовь лошадей, я выезжаю к Аквину!
Глава 18. Суровый римлянин
Много есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом бродят.
А другим - жестокая любовь,
Горькие ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их жалят злобным звоном осы...
Н. Гумилев
Известив Гая обо всех своих невзгодах, я почувствовала себя гораздо лучше. Весь следующий день я провалялась в палатке Кастора, и его адъютант здорово скрашивал скучные часы. Не привычно было долго лежать и сидеть без дела, наваливалась тоска, и потому я решила вернуться к своим записям, а, точнее, взять у Сергия интервью. Парень охотно поддержал мою идею, мы вместе составили список вопросов, на которые вместе же и ответили.
Два дня Сергий приносил мне воду для мытья, всякие другие нужные вещи и еду. По мере того, как восстанавливалось мое тело, я снова начала смущаться, но юноша заверил, что рос в окружении трех старших сестер, а потому отлично знает все особенности женской физиологии.
Не то, чтобы он очень меня этим утешил, но... деваться-то все равно некуда. Тем более Сергий был тактичным и деликатным, ухаживая за мной, оставалось только вслух желать ему самую красивую и богатую невесту за доброту и понимание женской природы.
К вечеру второго дня, проведенного посреди серых ромбов палаток-контуберний, я уже решила потихоньку выйти из своего укрытия и осмотреться. Мы с Сергием даже прогулялись до рва, который за неделю был выкопан вокруг лагеря. Тут целое поселение развернулось, будто не войско на привале, а отряд рабочих - легионеры сами строят, копают, тащат бревна и камни. Муравейник, да и только.
Сказать по правде, здесь был не весь легион Каррона, а его часть, всего восемь манипулов. А в каждой манипуле - две центурии, то есть сотни солдат. Всего же в настоящем римском легионе тридцать манипулов, это значит…
— Сергий, сколько человек у нас получается?
Да-а, я тот еще счетовод - примерно шесть тысяч солдат входит в один приличный римский легион. Надо запомнить на всякий случай. А каждой сотней человек командует центурион, я это уже знала. Как и то, что под началом трибуна Кастора находятся несколько манипул.
Слово «трибун» происходит от понятия «триба» - родовое племя римлян, а еще Кастор Орест носит ангустиклавий - тогу с узкой пурпурной каймой, потому что он из сословия всадников - это высший офицерский чин в войске, и в случае чего трибун может принять командование легионом на себя. Ах, да, есть же еще и легаты! Надо записать, пока не забыла…
Перед наступлением темноты в палатку вернулся и ее хозяин, - Орест ночевал тут же, за перегородкой. Он был очень рад моему оживленному виду, и мы решили, что завтра я вполне смогу отправиться в город. Правда, трибун предлагал дождаться ответа от Каррона, но я отчего-то трусила и хотела поскорее оказаться у себя дома. Если уж нам и суждено еще раз встретиться с Гаем, пусть лучше это произойдет на моей территории.
Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай и правда планировал жениться на мне, почему бы ему этого не сделать?
Но меня грызли сомнения. Казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать...
Однако спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:
— Наталия, где ты?
У меня сердце в пятки ушло, показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как последнюю блудницу.
— Я здесь… надо света попросить, - пропищала в ответ.
Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:
— Скажи мне, ты прежняя?
— Как это - прежняя? - оторопела я, начиная мелко дрожать.
— Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду? - строго спросил Гай.
— Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя, - резонно поправила я.
— Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!
Он схватил меня в охапку и… я думала сейчас косточки захрустят, так сильно он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать протесты.
— Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?
Сергий принес на нашу половину маленький бронзовый светильник и тотчас удалился, опустив полог, тем самым создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально заглядывал в глаза, словно пытаясь разгадать, что у меня на душе творится. Вопрос мой он и вовсе проигнорировал.
— Мне сказали, что ты не здорова, тебя ранили?
— Нет. У меня обычное женское недомогание, которое бывает раз в месяц. Скоро пройдет.
Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя навязчивые мысли:
— Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?
Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:
— Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и отпустил.
Новые вопросы Гая привели меня в полное смятение:
— Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?
И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:
— Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе.
— Ты написала, что подвела меня, что это значит?
Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.
— Мне казалось, ты не поверишь, обругаешь за эту поездку, будешь думать невесть что, а мне было плохо и страшно, еще твои солдаты сказали, что я шпионка и меня надо допросить. Конечно, я тебя подвела, дала повод для сплетен. Зачем тебе жениться на девушке, что провела ночь в плену у беглых рабов, все в Риме начнут это обсуждать, а ты не захочешь стать центром скандала. Я все понимаю и прошу лишь об одном - верни меня в город, а там я буду жить тихонечко...
— Глупая женщина! - гневно перебил Каррон. - Марс свидетель, какая же ты глупая женщина! Я ни за что тебя не оставлю и не переменю своего решения, как только все уляжется и ты станешь здорова мы заключим союз. Неужели ты думала, что я откажусь от тебя теперь, когда ты рискуя жизнью, отправилась за мной следом, неужели я перестану тебя любить лишь потому, что тебя держали в плену. Я боялся только одного, что ты... (вздох) изменишься. Но мои опасения были напрасны.
— Почему же я могла измениться?
Ответ давался Гаю непросто, некоторое время он тщательно подбирал слова:
— Я видел женщину, потерявшую рассудок, после того как ее всю ночь насиловали легионеры.
— И ты это не остановил?! - воскликнула я.
— Она убила центуриона и заслужила свою кару.
— А за что же она его убила?
Каррон молчал. И тогда я сама заговорила:
— Послушай, Гай, меня никто не насиловал. Меня никто и пальцем не тронул, меня, верно, пощадили боги, а точнее богиня…
Я бы еще добавила «Фракийская», но, пожалуй, это дополнение было лишним. Да, я сказала неправду, я сказала Каррону то, что он желал бы сейчас услышать, и не могла иначе. Ложь во спасение. Его и меня - нас обоих. Хотя, такая ли уж это была ложь...
— Если ты мне не веришь, лучше сразу скажи, я не хочу, чтобы ты злился тайком и считал меня грязной.
Ответ Гая просто лишил меня дара речи:
— Что бы ни случилось с тобой там, ты уже очистилась своей кровью. Я не вижу на тебе никакой вины и никогда ни в чем не упрекну. Но с этой минуты, женщина, ты будешь под моим присмотром, ибо ты дорога мне, как собственная жизнь. Ты и шагу от меня не сделаешь, без моего позволения и большой охраны.
Что это означает? Он и не собирается меня оставлять, он не бросит меня одну и мы снова сможем быть вместе. "Гай, любимый, ты меня воскресил. Ты подарил мне надежду!" Я схватила руку мужчины, сидевшего рядом со мной и горячо поцеловала от избытка противоречивых чувств.
"Мой дорогой генерал, да я сама не сделаю от тебя ни шагу, я готова на привязи за тобой ходить, пока не надоем!"
Возможно, какое-то время так и будет, пока он снова не станет мне доверять, а я перестану себя винить. Обнявшись, мы долго сидели в тишине, будто заново привыкая друг к другу. Я прижала к своей щеке его ладонь и закрыла глаза. Было так хорошо. Потом Гай поднялся, сказав, что должен ненадолго выйти и отдать какие-то приказы на завтра…
Мне показалось, он хочет остаться один и еще раз все для себя обдумать. Между нами оставалась какая-то недоговоренность, незримая завеса из тумана, наподобие того, что окутывал меня на том жутком поле с мертвецами.
Какой теперь сон? Я ждала Гая, начиная волноваться заново, и так же подскочила, когда он вернулся в мою часть палатки, стал расстегивать пояс, потом снял одежду и прилег рядом.
— Ну, вот… теперь от меня не пахнет лошадью и дымом костров, я чистый для тебя.
Эти простые слова растрогали меня едва ли не до слез.
— Гай…
Я снова не могла говорить, просто прижалась к нему сильнее и потерлась лицом о влажную грудь.
— На тебе еще сохранился аромат розового масла, которым я тебя натирала в нашу последнюю ночь. Я его и сейчас слышу…
— Быть того не может, ты шутишь со мной? - притворно сурово спросил он.
— Я хочу в это верить.
— Мы всегда верим в то, что нам больше нравится. Так легче жить.
Я замерла, пытаясь глубже вникнуть в тайный смысл фразы, потом рассеянно погладила его грудь, обвела пальцем горошины сосков, опустила руку ниже…
— Сейчас не нужно.
Он накрыл мою руку своей ладонью, и я вздохнула. Либо Гай теперь испытывает отвращение к моим ласкам, либо просто хочет дать мне время, чтобы я могла забыть то дурное, что произошло за последние дни. Меня бы устроил второй вариант. Но спокойно мне не лежалось.
— Ведь ты хочешь еще что-то сказать, я чувствую… Не молчи, пожалуйста, я готова тебя слушать. Все, что ты считаешь нужным - приму.
Он сосредоточенно разглядывал темное полотно над нашими головами, словно желая взором проникнуть через него и увидеть звездное небо.
— Мне доложили, что ты была на Кордации. Проклятые рабы! Я должен был сам привезти тебя туда. Сам показать тебе это дивное место. Тебе бы понравилось… Я хотел подарить тебе кусочек Небесного сада, а теперь… Ты будешь помнить лишь все плохое, что пережила там.
Так, вот о чем он волновался! Я попыталась успокоить консула и была совершенно искренней. Поначалу...
— Стояла ночь, и в темноте я не могла ничего разглядеть, я почти не заметила дома, не смотрела вокруг. Я помню лишь заросли плюща.
И снова мое горло сжалось, мешая говорить. Хотя именно сейчас пауза была ни к чему. Оказывается, мне больно вспоминать. Но ведь не случилось ничего страшного, я столько раз убеждала себя в этом. Не было ничего совсем уж мерзкого! Я ощутила, как у меня дрожат руки и ту, что лежала на груди Гая пришлось стиснуть в кулак.
Почему-то снова кружится голова, хочется отодвинуться от Гая и зарыться лицом в мягкую овчину. Неожиданно вернулись слезы, а я-то думала, что уже не буду плакать, что во мне больше не осталось слез.
Он тотчас сел на лежанке и поднял меня к себе.
— Все! Забудь. Ничего не говори. Давай решим, будто ты просто приехала ко мне прямо из Рима. Постараемся в это поверить. Вместе.
— Хорошо.
Понемногу я успокоилась и даже задремала, положив голову ему на плечо, тогда он снова опустил меня на постельку и стал нашептывать на ухо что-то вроде песенки для малышей, я не разобрала и половины слов, но там точно шла речь о маленькой птичке, которая строит гнездышко в кустах орешника. Гай поцеловал мою мокрую щеку, и я вскоре заснула на его груди.
* * *
Мне приснился кошмар. Будто я бреду по заснеженной равнине, а из-под земли выползают отрубленные руки, желая схватить меня. Я бегу, бегу от них и вижу, что на земле лежит знакомый фракиец. Он изранен и весь в крови, но тоже тянется ко мне:
— Наталия… Я умираю с твоим именем на губах… Подари последний поцелуй.
Какое-то время я даже пыталась бороться с ним, но он был сильнее и подмял меня под себя, вместо глаз у Дакоса были пустые черные впадины, я кричала в ужасе и не сразу поняла, что Гай держит меня, пытаясь успокоить. А потом он заговорил быстро и убежденно:
— Завтра я возьму Кордацию! Я найду твоего бывшего раба и сам вгоню нож ему в сердце. Хотя нет… он умрет медленно, в страшных муках за все, что тебе пришлось пережить. Его распнут у дороги, но ты этого не увидишь. Завтра ты отправишься в город, я пошлю с тобой много людей, ты будешь в полной безопасности. Кромих теперь станет охранять тебя. Я ему доверяю. С тобой больше не случится беды. Ты слышишь меня, Наталия? В Риме мы найдем хорошего лекаря, и он тебя исцелит, ты забудешь печаль и мы будем жить с тобой в любви долгие годы. У нас родятся дети. Я этого хочу и не позволю никому отнять у нас счастье.
Я слушала его, все еще вздрагивая от ночного видения, кивала головой и со всем соглашалась. А утром я проснулась одна, укрытая пурпурным плащом Гая. Кажется, консул нарочно оставил мне свое одеяние, чтобы я знала - даже на расстоянии он будет защищать и согревать меня.
Вскоре я услышала за пологом голос Сергия и позвала юношу к себе. Он тотчас поведал, что Каррон собрал военное совещание, а меня должен вскоре навестить лекарь. Если Аттикс решит, что я хорошо перенесу дорогу, то еще до полудня отправлюсь в Рим. Это известие меня порадовало, хотя и предстояла новая разлука с Гаем, но сейчас мне лучше не спорить. Консул закончит свои дела и вернется домой, ко мне. Так и должно быть.
Возможно, женщине подобает ждать своего мужчину за прялкой, а не разыскивать его на полях сражения.
