А какое дело белке да хомяку, от кого у зайчихи зайчата?
А к зайчихе пристаёт: "А помнишь, я говорила, что белка орехи у мышей ворует? Помнишь? Так это… Не воровала она! Случайно только раз раскопала мышиную кладовку, ну и съела орех-другой… машинально. А я вот… язык-то у меня без костей! Эх…"
Достала, в общем, сорока всех! Когда сплетничала, лесовики только посмеивались, а теперь — уже и заплакать были готовы! У всех в головах всё перепуталось… И что она раньше говорила, и что теперь… От кого хомячиха родила бельчат, зачем лиса украла у ежей орехи и для чего сойки подбрасывают кукушке яйца, а куница растит кукушат! У всего леса голова кругом пошла…
В общем, и баню тоже в заповедник забрали! Там в неё, говорят, сотрудники директора обманом заманили… в надежде на лучшее. И сбылось таки! Совесть у него проснулась, и бюджета заповедного внезапно стало на всё хватать!
А ещё, помнится, на заре своей строительной деятельности, братья построили махонький домик, вроде будки. Так те звери и птицы, что в него совались, перекрасились все в разные цвета! Зелёные зайцы, оранжевые ежи, фиолетовые малиновки и синие мыши ещё долго бегали и летали по лесу, пока не вымерли естественным путём.
От хищников они, как ни странно, не пострадали. Те то ли опасались есть зверей нетрадиционной окраски, либо жалели. Хотя, скорее, всё же первое! Кто его знает, что будет, если съесть зелёного зайца? А вдруг отравишься, или, хуже того, сам позеленеешь! В общем, всё обошлось без особых жертв, но перекрашенные звери, конечно, переволновались просто страсть как!
Однако же и после всех этих приключений с бобровыми поделками, любопытство осталось неистребимым! Вот и снова собрались звери вокруг нового бобриного творения. Рассматривали молча, с опаской и восхищением одновременно! Такой красоты Грыз и Хруп ещё не создавали.
— Это чего же? — наконец нарушил общее молчание медведь.
— Теремок, не видишь, что ли? — несколько враждебно отозвался вечно хмурый Грыз.
— Красивый же, правда? — примирительно протянул добродушный Хруп.
— Оно так… — медведь почесал в затылке. — Да я не про то. Чего нам ждать-то от этой красоты, а?!
Хруп сделал вид, что увлечённо присматривается к ближайшему дереву, Грыз неопределённо хмыкнул.
— Ну… как всегда… и сами не знают, — с лёгким укором пропела лиса.
Теремок ей очень понравился! И она едва удерживалась от того, чтобы забраться внутрь, подняться по изящным ступенькам, войти в приветливо приоткрытую резную дверь.
И тут с противным писком примчался вездесущий комар по имени Пискун. Он не стал разбираться, что да как, а просто-напросто влетел в теремок! Звери на полянке замерли.
Несколько минут ничего не происходило. Внезапно дверь теремка распахнулась настежь и наружу вылетел… Всё тот же Пискун, да только теперь он был размером примерно с зайца, на вытянутой его морде поблёскивали очки, на полосатом тельце красовался серый костюм-тройка, в тощей лапе держал он портфель…
Лесные жители оторопели.
— Как полномочный представитель, представляющий интересы большинства, ради всеобщего процветания нашего леса и всех его жителей, подотчётных и учтённых при переписи, необходимо как можно скорее оформить и переоформить, выбрать и перевыбрать и непременно утвердить! В обязательном порядке все должны немедленно представить форму номер пятьсот триста двадцать четыре и заполнить подпункт це! Все не заполнившие, не подавшие, не избравшие и не выполнившие будут подвергнуты административным взысканиям вплоть до высшей меры наказания! — на всю поляну непередаваемо противным голосом зазудел Пискун.
— Спятил, — веско констатировал медведь Топтыгин.
— Хуже… — задумчиво ухнул филин.
Помолчал немного и припечатал:
— Обюрократился.
Звери зашептались и попятились. Хруп с укором посмотрел на Грыза, но теперь тот сделал вид, что увлечённо изучает деревья, растущие вокруг поляны, присматривая подходящую древесину.
Пискун тем временем разлетелся, ничего и никого не боясь, едва не врезавшись в Топтыгина и зазудел ему прямо в ухо про какие-то ведомости, бланки, справки… Топтыгин терпел недолго, а потом кааак махнул лапой! Портфельчик упал на землю, миниатюрные очки сверкнули и затерялись в траве, от Пискуна-бюрократа осталось мокрое место.
— Да чего уж там… — виновато проворчал медведь. — Комары всё равно долго не живут.
— А такие — и подавно, — поддакнул заяц, пытаясь представить, во что теремок превратит его.
— А я, пожалуй, рискну! — внезапно решилась лиса Патрикеевна.
Пока другие звери с изумлением на неё взирали, она в полной тишине прошествовала в широко распахнутую дверь. И та медленно закрылась за спиной рыжей красавицы. Хотя насколько лиса красавица все узнали только тогда, когда через несколько минут напряжённого ожидания дверь открылась вновь.
По ступенькам к ним невесомой походкой поплыла настоящая эстрадная дива! С роскошной причёской, в изумрудном платье с разрезом от бедра! Лиса деликатно прокашлялась и исполнила песню, которую все присутствующие выслушали с огромным вниманием, даром что ни слова не поняли! Зато какой голос… как хороша! Довольная произведённым эффектом, Патрикеевна изящно уселась на пенёк, который ей спешно уступил волк, да ещё и обмёл поверхность хвостом.
За лисой на поход в неизведанное, как ни странно, осмелилась мышка по имени Норушка. Из волшебного строения она выбралась, как и комар прежде, увеличившейся до изрядных, а для мыши и вовсе невиданных размеров. На голове у неё красовался платочек в голубых цветочках, на туловище — передник с рюшками, в одной лапе мышь сжимала корзинку, в другой почему-то поварёшку.
Не успев спуститься по ступенькам, она завела разговор о вареньях и соленьях, о пирожках с грибами и о множестве хозяйственных дел, к которым ей прямо-таки не терпелось приступить! Вся мышиная родня, собравшаяся здесь же, загомонила, пытаясь решить, куда же им пристроить такую чудо-хозяйку — несомненно очень ценную, но слишком уж крупную для мышиных жилищ.
Следующим в теремок отправился заяц! Вернулся он почему-то с ромашкой за ухом и попыхивающей трубкой в лапе. Взгляд его был мечтательно затуманен. Заяц плюхнулся на траву, не выбирая места, и поведал собравшимся преинтересную историю о том, куда и зачем гонял телят Макар, что именно там видел, и какие с ним в дороге приключились интересные вещи. В заключение заяц пообещал, что завтра расскажет о дружбе облака и сосны, чем озадачил всех окончательно.
Осоловевшие лесные жители некоторое время приходили в себя, а потом на эксперимент отважился волк! Из теремка он выбрался в костюме от Версаче, а может и от Диора — пойди пойми! Главное, что вид у волка был… роскошный! Как раз подстать лисе. На лапе часы — видно, Ролекс… или Филипс?
Вышел он из теремка эдак вальяжно и сразу завёл речь о том, что талант лисы Патрикеевны нуждается в особой заботе и покровительстве, и что у него как раз созрел проект курофермы, для прокорма таланта, а также для создания для него соответствующих условий! И сей проект он немедленно начнёт реализовывать, а само помещение курофермы ему непременно построят бобры… На этих словах волк на них очень выразительно посмотрел.
Хруп попятился, а Грыз показал волку зубы, которые и без того-то было неплохо видно, но тут стало видно ещё лучше. Волк, перестроившись на ходу, взял другой тон и начал рассказывать бобрам, что таким мастерам не пристало растрачивать свой талант почём зря, а он, волк по имени Серый, сумеет наилучшим образом организовать их работу! И уже через пару минут бобры поняли, что постройка курофермы — это как раз то, чем они давно хотели заняться, хотя до сих пор и не подозревали об этом!
— Знатный бизнесмен-менеджер-управленец получился, однако… — задумчиво проухал филин.
— А! — решительно махнул лапой Топтыгин. — Пойду-ка и я! Судьбу испытаю.
— Что вы, что вы, Михайло Потапыч?! — всполошились зайцы — дети, племянники, братья и прочая родня зайца, которого, как они уже поняли, теперь придётся содержать именно им.
Ведь от сказочников другого добра, окромя сказок, не дождёшься. Одна радость — теперь будет на кого зайчат оставить. Такие небылицы плетёт Косой, что все шалуны будут слушать его, развесив уши!
— Не надо, дорогой Михайло Потапыч! Не ходите! Ладно — заяц, лиса и даже волк! Комар спятил — не беда! А если с вами… чего не то содеется, что ж мы делать-то будем?!
Но их верещание, как и следовало ожидать, не могло остановить Топтыгина.
— А вот ежели вдруг… — важно ухнул филин.
— Что? — насторожился медведь.
— Ежели станете вы, досточтимый Михайло Потапыч…
— Да кем?!
— Метросексуалом… — загадочно и зловеще протянул филин.
— Это ещё что за зверь?! — рявкнул медведь.
Но филин лишь предусмотрительно перебрался на ветку повыше. Топтыгин же, осознав, что напором эту птицу не проймёшь, понизил тон.
— Про метро слышал, — проворчал он жалобно, — про секс слышал. А это чё ж за такое за извращение, а, Ухыч?
— А это такие мужчины, Михайло Потапыч, которые хоть и мужчины, а всё целыми днями о своей внешности переживают! Вот и представь… ты ж на одних только этих… как их… бабр… барбершопах разоришься! Это такие места специальные, где за бородой люди ухаживают, — сжалившись, сразу же пояснил филин. — У тебя ж везде сплошная борода… А эти… дезодоранты, гели для укладки… Короче, даже не думай! Это ж не жизнь, а кошмар!
— Да с чего ты взял… — с тоской протянул медведь, что я в этого… бамбр… барб… то есть… сексометро превращусь-то?!
— Это, конечно, не обязательно, — глубокомысленно протянул филин, — однако же… где гарантия, что этого не случится? Нет такой гарантии!
Медведь повздыхал, почесал в затылке, вспомнил, как по весне, желая произвести впечатление на медведиц, мылся в озере, а потом тайком просил ежа расчесать мех, и решил не рисковать!
Вскоре бизнес-волк Серый продал Теремок людям. Какое-то время эта загадочная конструкция исправно производила из эстрадных певиц лис, из метросексуалов павлинов, из мечтателей, поэтов и сказочников — зайцев, соловьёв и сов разных видов, из бизнесменов — волков, а из бюрократов комаров. Но потом люди спохватились и всю упомянутую публику выгнали в лес, кроме комаров, конечно, от которых так просто не избавишься! Ну и павлинов, сжалившись, забрали в Зоопарк, где они, кажется, остались вполне довольны своей участью.
Теремок не то сломали, не то отправили во всё тот же волшебный заповедник стараниями всё того же Серого, получившего процент и с людей — за избавление от чудо-постройки, и с директора заповедника — за ценный экземпляр. Только бобры, как водится, ничего не получили. Хотя за постройку чудо-курофермы волк им всё же заплатил!
Ферма удалась на славу. Лиса процветала, распевая песни, находясь на полном содержании у обожающего её волка. Норушка служила при ней — помощницей по хозяйству.
Заяц-сказочник рассказывал сказки, а старая и самая мудрая зайчиха выменяла у волка целую курицу на вязанку грибов и подарила её филину Ухычу с благодарностью за недопущение медведя в Теремок! Она сильно сомневалась, что из Потапыча получилось бы то странное, о чём рассказывал Ухыч, но была твёрдо убеждена, что лес обязан филину избавлением от ужасного бедствия в морде преображённого Теремком медведя.
В общем, всё закончилось хорошо! Однако лесные жители стали замечать, что братья Грыз и Хруп с некоторых пор заскучали на службе у Серого. Куроферма — это хорошо, но душа мастера просит… сказки!
— Быть положительным героем — не модно! Никому они сейчас не интересны и всем давно надоели! Все это отстой! Или как это… не в тренде, во!
Кому сейчас нужны эти рыцари без страха и упрёка, принцы на белых конях, благородные воители и воительницы, мудрые старцы, добрые правители, скромные и верные принцессы, стремящиеся на подвиги принцы и прочие… тимуровцы? Злодейство — вот что интересует читателей! Настоящий, фактурный злодей — мечта любого автора, приманка для поклонников, объект любовного томления и… — автор захлебнулся словами и остановился, чтобы перевести дух.
Скосил глаза на персонажа, хмуро слушавшего эту проникновенную и вроде бы убедительную речь. Однако убеждённым персонаж не выглядел.
— Слушай, ты, писатель… — презрительно растянув "с" обратилось к автору творение его собственной фантазии. — Я, в принципе, понимаю твои проблемы. Дамы желают читать про злодеев.
Мужчины… они вообще в среднем читают меньше, а те, что читают, тех не разберёшь, что им нужно! Но про героев им наверняка тоже надоело. Да и на собственное отражение в зеркале после такого чтения смотреть тошно. То ли дело, если прочесть про какое-нибудь ничтожество, рядом с которым любой "обитатель дивана" — почти звезда! В общем, понимаю твои трудности. Но чего ты от меня-то хочешь?!
Придумай себе злодея — и жни лавры комбайном! А я — нормальный герой! И не виноват, что ты такой правильный и не способен вообразить себе порядочного подлеца, подлинного злыдня, проникновенного лжеца или умилительного, рыдающего крокодиловыми слезами садиста!
Что я, по-твоему, должен делать? Пинать котят и вырывать сумки у старушек? Про "заманивать детишек в тёмный подвал и там…" — даже не заикайся!
Персонаж, в начале этого эмоционального диалога выглядевший несколько размыто, проступил чётче. Обозначилась крепкая мускулатура, благородные черты лица, пылающего праведным гневом, из одежды — джинсы и рубаха с закатанными рукавами, на ногах кроссовки, при этом в руке почему-то меч…
— Ну… — прищурился он, смерив автора оценивающим взглядом, — какие будут указания, дорогой… демиург?
Некоторое время автор размышлял. Если его собственный персонаж с ним ругается и откровенно угрожает мечом, сможет ли он пойти дальше? Причинить физический вред, а то и убить, если в самом деле предложить ему сделать что-то чудовищное и отвратительное? Конечно, персонаж, прикончивший собственного автора, — это интересный сюжет, но вряд ли оно того стоит. Посмертная слава — штука хорошая, но полезная преимущественно для наследников, а не для самого писателя.
— Ну а как насчёт захвата власти над миром, а? — с робкой надеждой наконец спросил автор.
Пока ещё безымянный персонаж закатил глаза и опустил меч.
— Нет, у меня на тебя рука не поднимется, — констатировал он. — Ты и так судьбой обижен. Ничего пооригинальнее придумать не можешь?! Мир уже пытались захватывать все — и кому не лень, и кому лень, и все остальные! Вот только нас с тобой там и недоставало — займём очередь, ага? Вдруг повезёт, и я стану юбилейным, каким-нибудь десятимиллионным, например, захватчиком мира? Вот радость-то будет.
— М-да… — автор растерянно почесал в затылке. — А с другой стороны — почему бы и нет?! Есть же вечные ценности… непреходящие и всегда привлекательные! Любовь там… семья… самопожертвование… котики наконец!
— Я не понял, при чём тут котики? — озадачился герой.
— Ну как же… читательницы любят котиков…
— То есть я всё-таки должен пинать котят?! — вызверился персонаж и надвинулся на автора, недвусмысленно вытягивая руку с мечом.
А к зайчихе пристаёт: "А помнишь, я говорила, что белка орехи у мышей ворует? Помнишь? Так это… Не воровала она! Случайно только раз раскопала мышиную кладовку, ну и съела орех-другой… машинально. А я вот… язык-то у меня без костей! Эх…"
Достала, в общем, сорока всех! Когда сплетничала, лесовики только посмеивались, а теперь — уже и заплакать были готовы! У всех в головах всё перепуталось… И что она раньше говорила, и что теперь… От кого хомячиха родила бельчат, зачем лиса украла у ежей орехи и для чего сойки подбрасывают кукушке яйца, а куница растит кукушат! У всего леса голова кругом пошла…
В общем, и баню тоже в заповедник забрали! Там в неё, говорят, сотрудники директора обманом заманили… в надежде на лучшее. И сбылось таки! Совесть у него проснулась, и бюджета заповедного внезапно стало на всё хватать!
А ещё, помнится, на заре своей строительной деятельности, братья построили махонький домик, вроде будки. Так те звери и птицы, что в него совались, перекрасились все в разные цвета! Зелёные зайцы, оранжевые ежи, фиолетовые малиновки и синие мыши ещё долго бегали и летали по лесу, пока не вымерли естественным путём.
От хищников они, как ни странно, не пострадали. Те то ли опасались есть зверей нетрадиционной окраски, либо жалели. Хотя, скорее, всё же первое! Кто его знает, что будет, если съесть зелёного зайца? А вдруг отравишься, или, хуже того, сам позеленеешь! В общем, всё обошлось без особых жертв, но перекрашенные звери, конечно, переволновались просто страсть как!
Однако же и после всех этих приключений с бобровыми поделками, любопытство осталось неистребимым! Вот и снова собрались звери вокруг нового бобриного творения. Рассматривали молча, с опаской и восхищением одновременно! Такой красоты Грыз и Хруп ещё не создавали.
— Это чего же? — наконец нарушил общее молчание медведь.
— Теремок, не видишь, что ли? — несколько враждебно отозвался вечно хмурый Грыз.
— Красивый же, правда? — примирительно протянул добродушный Хруп.
— Оно так… — медведь почесал в затылке. — Да я не про то. Чего нам ждать-то от этой красоты, а?!
Хруп сделал вид, что увлечённо присматривается к ближайшему дереву, Грыз неопределённо хмыкнул.
— Ну… как всегда… и сами не знают, — с лёгким укором пропела лиса.
Теремок ей очень понравился! И она едва удерживалась от того, чтобы забраться внутрь, подняться по изящным ступенькам, войти в приветливо приоткрытую резную дверь.
И тут с противным писком примчался вездесущий комар по имени Пискун. Он не стал разбираться, что да как, а просто-напросто влетел в теремок! Звери на полянке замерли.
Несколько минут ничего не происходило. Внезапно дверь теремка распахнулась настежь и наружу вылетел… Всё тот же Пискун, да только теперь он был размером примерно с зайца, на вытянутой его морде поблёскивали очки, на полосатом тельце красовался серый костюм-тройка, в тощей лапе держал он портфель…
Лесные жители оторопели.
— Как полномочный представитель, представляющий интересы большинства, ради всеобщего процветания нашего леса и всех его жителей, подотчётных и учтённых при переписи, необходимо как можно скорее оформить и переоформить, выбрать и перевыбрать и непременно утвердить! В обязательном порядке все должны немедленно представить форму номер пятьсот триста двадцать четыре и заполнить подпункт це! Все не заполнившие, не подавшие, не избравшие и не выполнившие будут подвергнуты административным взысканиям вплоть до высшей меры наказания! — на всю поляну непередаваемо противным голосом зазудел Пискун.
— Спятил, — веско констатировал медведь Топтыгин.
— Хуже… — задумчиво ухнул филин.
Помолчал немного и припечатал:
— Обюрократился.
Звери зашептались и попятились. Хруп с укором посмотрел на Грыза, но теперь тот сделал вид, что увлечённо изучает деревья, растущие вокруг поляны, присматривая подходящую древесину.
Пискун тем временем разлетелся, ничего и никого не боясь, едва не врезавшись в Топтыгина и зазудел ему прямо в ухо про какие-то ведомости, бланки, справки… Топтыгин терпел недолго, а потом кааак махнул лапой! Портфельчик упал на землю, миниатюрные очки сверкнули и затерялись в траве, от Пискуна-бюрократа осталось мокрое место.
— Да чего уж там… — виновато проворчал медведь. — Комары всё равно долго не живут.
— А такие — и подавно, — поддакнул заяц, пытаясь представить, во что теремок превратит его.
— А я, пожалуй, рискну! — внезапно решилась лиса Патрикеевна.
Пока другие звери с изумлением на неё взирали, она в полной тишине прошествовала в широко распахнутую дверь. И та медленно закрылась за спиной рыжей красавицы. Хотя насколько лиса красавица все узнали только тогда, когда через несколько минут напряжённого ожидания дверь открылась вновь.
По ступенькам к ним невесомой походкой поплыла настоящая эстрадная дива! С роскошной причёской, в изумрудном платье с разрезом от бедра! Лиса деликатно прокашлялась и исполнила песню, которую все присутствующие выслушали с огромным вниманием, даром что ни слова не поняли! Зато какой голос… как хороша! Довольная произведённым эффектом, Патрикеевна изящно уселась на пенёк, который ей спешно уступил волк, да ещё и обмёл поверхность хвостом.
За лисой на поход в неизведанное, как ни странно, осмелилась мышка по имени Норушка. Из волшебного строения она выбралась, как и комар прежде, увеличившейся до изрядных, а для мыши и вовсе невиданных размеров. На голове у неё красовался платочек в голубых цветочках, на туловище — передник с рюшками, в одной лапе мышь сжимала корзинку, в другой почему-то поварёшку.
Не успев спуститься по ступенькам, она завела разговор о вареньях и соленьях, о пирожках с грибами и о множестве хозяйственных дел, к которым ей прямо-таки не терпелось приступить! Вся мышиная родня, собравшаяся здесь же, загомонила, пытаясь решить, куда же им пристроить такую чудо-хозяйку — несомненно очень ценную, но слишком уж крупную для мышиных жилищ.
Следующим в теремок отправился заяц! Вернулся он почему-то с ромашкой за ухом и попыхивающей трубкой в лапе. Взгляд его был мечтательно затуманен. Заяц плюхнулся на траву, не выбирая места, и поведал собравшимся преинтересную историю о том, куда и зачем гонял телят Макар, что именно там видел, и какие с ним в дороге приключились интересные вещи. В заключение заяц пообещал, что завтра расскажет о дружбе облака и сосны, чем озадачил всех окончательно.
Осоловевшие лесные жители некоторое время приходили в себя, а потом на эксперимент отважился волк! Из теремка он выбрался в костюме от Версаче, а может и от Диора — пойди пойми! Главное, что вид у волка был… роскошный! Как раз подстать лисе. На лапе часы — видно, Ролекс… или Филипс?
Вышел он из теремка эдак вальяжно и сразу завёл речь о том, что талант лисы Патрикеевны нуждается в особой заботе и покровительстве, и что у него как раз созрел проект курофермы, для прокорма таланта, а также для создания для него соответствующих условий! И сей проект он немедленно начнёт реализовывать, а само помещение курофермы ему непременно построят бобры… На этих словах волк на них очень выразительно посмотрел.
Хруп попятился, а Грыз показал волку зубы, которые и без того-то было неплохо видно, но тут стало видно ещё лучше. Волк, перестроившись на ходу, взял другой тон и начал рассказывать бобрам, что таким мастерам не пристало растрачивать свой талант почём зря, а он, волк по имени Серый, сумеет наилучшим образом организовать их работу! И уже через пару минут бобры поняли, что постройка курофермы — это как раз то, чем они давно хотели заняться, хотя до сих пор и не подозревали об этом!
— Знатный бизнесмен-менеджер-управленец получился, однако… — задумчиво проухал филин.
— А! — решительно махнул лапой Топтыгин. — Пойду-ка и я! Судьбу испытаю.
— Что вы, что вы, Михайло Потапыч?! — всполошились зайцы — дети, племянники, братья и прочая родня зайца, которого, как они уже поняли, теперь придётся содержать именно им.
Ведь от сказочников другого добра, окромя сказок, не дождёшься. Одна радость — теперь будет на кого зайчат оставить. Такие небылицы плетёт Косой, что все шалуны будут слушать его, развесив уши!
— Не надо, дорогой Михайло Потапыч! Не ходите! Ладно — заяц, лиса и даже волк! Комар спятил — не беда! А если с вами… чего не то содеется, что ж мы делать-то будем?!
Но их верещание, как и следовало ожидать, не могло остановить Топтыгина.
— А вот ежели вдруг… — важно ухнул филин.
— Что? — насторожился медведь.
— Ежели станете вы, досточтимый Михайло Потапыч…
— Да кем?!
— Метросексуалом… — загадочно и зловеще протянул филин.
— Это ещё что за зверь?! — рявкнул медведь.
Но филин лишь предусмотрительно перебрался на ветку повыше. Топтыгин же, осознав, что напором эту птицу не проймёшь, понизил тон.
— Про метро слышал, — проворчал он жалобно, — про секс слышал. А это чё ж за такое за извращение, а, Ухыч?
— А это такие мужчины, Михайло Потапыч, которые хоть и мужчины, а всё целыми днями о своей внешности переживают! Вот и представь… ты ж на одних только этих… как их… бабр… барбершопах разоришься! Это такие места специальные, где за бородой люди ухаживают, — сжалившись, сразу же пояснил филин. — У тебя ж везде сплошная борода… А эти… дезодоранты, гели для укладки… Короче, даже не думай! Это ж не жизнь, а кошмар!
— Да с чего ты взял… — с тоской протянул медведь, что я в этого… бамбр… барб… то есть… сексометро превращусь-то?!
— Это, конечно, не обязательно, — глубокомысленно протянул филин, — однако же… где гарантия, что этого не случится? Нет такой гарантии!
Медведь повздыхал, почесал в затылке, вспомнил, как по весне, желая произвести впечатление на медведиц, мылся в озере, а потом тайком просил ежа расчесать мех, и решил не рисковать!
***
Вскоре бизнес-волк Серый продал Теремок людям. Какое-то время эта загадочная конструкция исправно производила из эстрадных певиц лис, из метросексуалов павлинов, из мечтателей, поэтов и сказочников — зайцев, соловьёв и сов разных видов, из бизнесменов — волков, а из бюрократов комаров. Но потом люди спохватились и всю упомянутую публику выгнали в лес, кроме комаров, конечно, от которых так просто не избавишься! Ну и павлинов, сжалившись, забрали в Зоопарк, где они, кажется, остались вполне довольны своей участью.
Теремок не то сломали, не то отправили во всё тот же волшебный заповедник стараниями всё того же Серого, получившего процент и с людей — за избавление от чудо-постройки, и с директора заповедника — за ценный экземпляр. Только бобры, как водится, ничего не получили. Хотя за постройку чудо-курофермы волк им всё же заплатил!
Ферма удалась на славу. Лиса процветала, распевая песни, находясь на полном содержании у обожающего её волка. Норушка служила при ней — помощницей по хозяйству.
Заяц-сказочник рассказывал сказки, а старая и самая мудрая зайчиха выменяла у волка целую курицу на вязанку грибов и подарила её филину Ухычу с благодарностью за недопущение медведя в Теремок! Она сильно сомневалась, что из Потапыча получилось бы то странное, о чём рассказывал Ухыч, но была твёрдо убеждена, что лес обязан филину избавлением от ужасного бедствия в морде преображённого Теремком медведя.
В общем, всё закончилось хорошо! Однако лесные жители стали замечать, что братья Грыз и Хруп с некоторых пор заскучали на службе у Серого. Куроферма — это хорошо, но душа мастера просит… сказки!
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. Рассказ "Не умеешь — не берись!"
Аннотация: Однажды некий автор решил написать роман про злодея...
— Быть положительным героем — не модно! Никому они сейчас не интересны и всем давно надоели! Все это отстой! Или как это… не в тренде, во!
Кому сейчас нужны эти рыцари без страха и упрёка, принцы на белых конях, благородные воители и воительницы, мудрые старцы, добрые правители, скромные и верные принцессы, стремящиеся на подвиги принцы и прочие… тимуровцы? Злодейство — вот что интересует читателей! Настоящий, фактурный злодей — мечта любого автора, приманка для поклонников, объект любовного томления и… — автор захлебнулся словами и остановился, чтобы перевести дух.
Скосил глаза на персонажа, хмуро слушавшего эту проникновенную и вроде бы убедительную речь. Однако убеждённым персонаж не выглядел.
— Слушай, ты, писатель… — презрительно растянув "с" обратилось к автору творение его собственной фантазии. — Я, в принципе, понимаю твои проблемы. Дамы желают читать про злодеев.
Мужчины… они вообще в среднем читают меньше, а те, что читают, тех не разберёшь, что им нужно! Но про героев им наверняка тоже надоело. Да и на собственное отражение в зеркале после такого чтения смотреть тошно. То ли дело, если прочесть про какое-нибудь ничтожество, рядом с которым любой "обитатель дивана" — почти звезда! В общем, понимаю твои трудности. Но чего ты от меня-то хочешь?!
Придумай себе злодея — и жни лавры комбайном! А я — нормальный герой! И не виноват, что ты такой правильный и не способен вообразить себе порядочного подлеца, подлинного злыдня, проникновенного лжеца или умилительного, рыдающего крокодиловыми слезами садиста!
Что я, по-твоему, должен делать? Пинать котят и вырывать сумки у старушек? Про "заманивать детишек в тёмный подвал и там…" — даже не заикайся!
Персонаж, в начале этого эмоционального диалога выглядевший несколько размыто, проступил чётче. Обозначилась крепкая мускулатура, благородные черты лица, пылающего праведным гневом, из одежды — джинсы и рубаха с закатанными рукавами, на ногах кроссовки, при этом в руке почему-то меч…
— Ну… — прищурился он, смерив автора оценивающим взглядом, — какие будут указания, дорогой… демиург?
Некоторое время автор размышлял. Если его собственный персонаж с ним ругается и откровенно угрожает мечом, сможет ли он пойти дальше? Причинить физический вред, а то и убить, если в самом деле предложить ему сделать что-то чудовищное и отвратительное? Конечно, персонаж, прикончивший собственного автора, — это интересный сюжет, но вряд ли оно того стоит. Посмертная слава — штука хорошая, но полезная преимущественно для наследников, а не для самого писателя.
— Ну а как насчёт захвата власти над миром, а? — с робкой надеждой наконец спросил автор.
Пока ещё безымянный персонаж закатил глаза и опустил меч.
— Нет, у меня на тебя рука не поднимется, — констатировал он. — Ты и так судьбой обижен. Ничего пооригинальнее придумать не можешь?! Мир уже пытались захватывать все — и кому не лень, и кому лень, и все остальные! Вот только нас с тобой там и недоставало — займём очередь, ага? Вдруг повезёт, и я стану юбилейным, каким-нибудь десятимиллионным, например, захватчиком мира? Вот радость-то будет.
— М-да… — автор растерянно почесал в затылке. — А с другой стороны — почему бы и нет?! Есть же вечные ценности… непреходящие и всегда привлекательные! Любовь там… семья… самопожертвование… котики наконец!
— Я не понял, при чём тут котики? — озадачился герой.
— Ну как же… читательницы любят котиков…
— То есть я всё-таки должен пинать котят?! — вызверился персонаж и надвинулся на автора, недвусмысленно вытягивая руку с мечом.
