Какое ему, Василию, дело до какого-то многоглазого инопланетного привидения? Вот только призрака ему и недоставало. Вернуться он не сможет... Нечего было тащиться сюда! Сначала разделился, теперь жалеет, потом увязался за ними... надо же думать о последствиях! Вася посмотрел на дрожащего фоому.
— Ладно, пусть остаётся. Куда ж его теперь... — сказал он почти неожиданно для себя самого.
Фоому заволновался, заколыхался благодарно и радостно, быстро увеличиваясь в размерах и решительно пресекая всякие поползновения своих ложноножек и ложноручек разбежаться в разные стороны. Вскоре, однако, он снова немного приуныл, излучая, хотя и не слишком сильные, но ощутимые, волны тревоги и страха.
— Не бойся, — обратился к нему квекс и хотел даже хлопнуть лапой по плечу, но вовремя остановился.
— Чего тебе теперь бояться?
Фоому немного приободрился.
— Да и вообще, ты смелый парень — вот что я тебе скажу! Сначала разделился — это тоже поступок, хотя и глупый, теперь пришёл сюда (или прилетел?). Я-то знаю, как фоому боятся Пустыни и вообще открытых пространств. А ты... знаешь, ты какой?
Фоому вытянулся, напряжённо ожидая продолжения.
— Ты настоящий полосатый фоому! Вот уж не думал, что фоому могут быть полосатыми, но ты — именно такой!
Василий, укладываясь спать, с интересом посмотрел в сторону разделённого. Ему было любопытно, как тот воспримет такую своеобразную похвалу.
То ли фоому хорошо знал, что значит для квекса — "полосатый", то ли просто почувствовал, какой смысл Ляух вкладывает в это слово, но он увеличился в размерах, засветился заметно ярче прежнего и вместо страха испускал теперь волны довольства, симпатии, благодарности и некоторой, если так можно выразиться, скромной гордости.
Василий вздохнул и быстро провалился в сон, успев напоследок подумать о том, почему он разрешил фоому остаться — по доброте душевной или из-за своей слабохарактерности?
И во сне Васе не было покоя. Ляух, подмигивая и хлопая по кухонному столу перепончатой лапой, говорил Ире, что Василий женился на принцессе и уже не вернётся. Особенно Васю задело, что Ира, кажется, не очень расстроилась и весело смеялась над какими-то запутанными анекдотами, которые рассказывал ей квекс, явно собиравшийся за ней приударить.
Тем временем, Васина мама заботливо нянчилась с разделённым фоому, упорно не замечая собственного сына, словно это он, а не фоому, был привидением. Внезапно фоому издал жуткий вопль. Василий проснулся, но вопль не смолкал. Да... ночка не задалась...
Квекс, не умолкая ни на секунду, то выл, то верещал, тыча одной лапой куда-то в предрассветный серенький полумрак, а другой — хватая Василия за шею с такой силой, что тот только хрипел в ответ, пытаясь отодрать от своего горла эту худую, но неожиданно сильную конечность.
— Да что случилось-то?! — спросил Вася, наконец освободив шею и улучив момент, когда у квекса кончился воздух.
— Страшное! Такое страшное... — отозвался Ляух неожиданно тихо, будто это не он только что вопил.
— Такое... синее блестящее тело, ноги... как две сухие палки, а потом... такие пальцы с когтями, маленькая голова на длинной шее, глаза такие... чужие, холодные, безжалостные такие... а сзади... — простонал он и смолк, не в силах продолжать. По-видимому, самое страшное у этого жуткого существа находилось как раз сзади.
— Чего сзади? — шёпотом спросил Василий, затравленно озираясь по сторонам.
— Такое... такое...
— Да не томи ты! Говори, какое — такое?
— Огромное... — Ляух развёл лапы в разные стороны, описав ими в воздухе широкий полукруг. — Вот такое... оно всё из каких-то... волосков, с круглыми такими... и... колышется... Существо им трясёт, а само... оно... смотрело на меня.
— А где оно теперь?
— Не знаю, — выдохнул Ляух. — Это фантом. Из твоего мира.
— Так что ж ты сразу не сказал?
Квекс ничего не ответил, с тоскливым страхом всматриваясь в пустынный пейзаж, да Василий и не ждал ответа. Удивительно, что Ляух вообще мог говорить, да ещё дать такое подробное описание. Подробное, но совершенно ни на что не похожее.
— А ты уверен, что не ошибаешься? Что оно выглядело именно так? У тебя же не было времени его рассмотреть.
— Сначала я смотрел на него. Я думал... может быть, оно живёт здесь, в Пустыне... Но потом оно посмотрело на меня... — квекс опять крупно задрожал. — Оно чужое. Я не рассмотрел всех подробностей, но то, что я тебе сказал — всё так и есть.
— Но откуда тебе знать, что оно не живёт в Пустыне? Вообще-то, я кажется не знаю никого, кто бы подходил под твоё описание...
Квекс задрожал ещё крупнее.
— Тогда мы пропали, — сказал он обречённо.
— Это почему ещё?
— Если оно не из твоего мира, значит, из какого-то другого. Значит, ты не сможешь его узнать...
— Ну и что? Это же фантом, призрак, как наш форменный фоому — разве нет?
— Не совсем, — туманно ответил Ляух, тревожно озираясь. — Здесь, в Пустыне, фантомы обретают силу. Они могут быть очень опасны. Принц должен узнать их и назвать по имени, тогда они уходят, не причинив вреда, а если нет... Они могут исчезнуть, чтобы вновь вернуться, а могут и напасть или поразить таким ужасом... Знаешь, если оно вернётся, я не выдержу, — закончил он совсем тихо.
Василий с тяжким вздохом опустился на песок, усадил дрожащего квекса рядом и одной рукой обнял его за плечи.
— Что-то нигде не видать нашего расплывчатого приятеля. Он что, тоже боится фантомов?
— Конечно, ещё как боится. Просто удивительно, что он решился отправиться в Пустыню. А ведь он мог с перепугу умчаться неизвестно куда и потеряться! Надо его поискать.
Следующий час человек и квекс, прихватив с собой на всякий случай держалки, носились кругами, оглашая окрестности криками.
— Фоому!
— Фо-о-му!!
Ничего не добившись, охрипшие и измученные, они вернулись на прежнее место и снова уселись на песок.
Над Пустыней поднималось солнце, разноцветный песок вспыхивал отблесками изумрудного и тёмно-рубинового огня, светло-жёлтый радужно посверкивал, будто это был и не песок вовсе, а бескрайние россыпи алмазной пыли.
Небо, свежее, розово-голубое после ночного отдыха радостно смотрело вниз, и казалось, что оно ведёт с Пустыней нескончаемый разговор, что день за днём они любуются друг другом, не уставая восхищаться и удивляться.
Два прекрасных и величественных исполина — здесь ничто не нарушает их уединения и незыблемого покоя. Здесь есть место только для них двоих, а если кто-то и посмеет вторгнуться сюда, ему суждено затеряться и навсегда сгинуть. Василию стало тоскливо, страшно и почему-то очень жалко фоому.
— Может, он ещё вернётся сюда? Может, надо его здесь подождать?
Ляух взглянул на него недоуменно.
— Ты же хотел дойти как можно скорее, чтобы быстрее вернуться домой. Да и задерживаться в Пустыне небезопасно, чем дольше мы здесь...
— Сам понимаю, не маленький, — огрызнулся Василий. — Что же теперь, бросить этот светящийся студень пропадать?!
Ляух тряхнул головой.
— Я-то считаю, что надо его подождать, но мне казалось, что ты хочешь от него отделаться и что...
— Что мне на него наплевать? Мне и самому так казалось...
Они замолчали, уныло глядя в землю, вернее, в песок. Смотреть на окружающие красоты не хотелось, как будто они были виноваты в исчезновении несчастного призрака или, по меньшей мере, в равнодушии к его беде. В наступившей тишине что-то едва-слышно прошелестело:
— Простите... что такое студень? — застенчиво шевеля своими ложноножками, разделённый фоому покачивался в воздухе прямо перед ними.
— Ты где шлялся, светлячок-переросток?! — Василий распрямился, как сжатая пружина.
— Я нигде... я тут... вон за тем кустиком прятался...
— За кустиком?! За кустиком, значит... — повторил Вася, сжимая кулаки и с угрожающим видом наступая на медленно отступающего фоому. — Я тебе сейчас покажу такие кустики! Ты у меня сейчас так спрячешься, что мама родная... не найдёт! — он попытался ухватить колышущийся призрачный туман, но рука прошла насквозь, так и не встретив ничего подходящего для ухватывания. — Ты что — глухой? — уже тише вопросил Василий, осознав, что меры физического воздействия в отношении разделённого бесполезны.
Вообще-то, он и раньше это понимал, но забыл от возмущения. — Мы два часа тут орали, как проклятые!
— Один, — вмешался правдивый квекс.
— Что — один? — растерялся Вася.
— Один час.
Пока человек молча открывал и закрывал рот, фоому зашелестел, воспользовавшись затишьем:
— Я всё время... за вами... я старался, но вы меня не видели и не слышали. Когда чудовище... я спрятался, а потом — за вами... но когда я двигаюсь, меня ещё хуже видно...
Василий помолчал, переглянулся с ухмыляющимся Ляухом, а потом они оба начали один — хохотать, другой — булькать, катаясь по песку и снова и снова представляя эту картину: как они носятся тут и во всё горло зовут фоому, который мечется вокруг них в безуспешных попытках привлечь внимание друзей, так взволнованных его судьбой.
Ну точно — компания для сумасшедшего дома!
— А чего ж ты вчера молчал, если можешь говорить? — спросил Василий, меряя шагами песчаные просторы, у парящего поблизости фоому.
— Вчера не мог, — прошелестел тот.
— Это всё Пустыня, — вмешался квекс, следующий параллельным курсом на расстоянии пяти метров — согласно местной технике безопасности. — Она придаёт разделённым сил, так же как делает фантомы более реальными.
— Тогда я не понимаю, чем она так опасна для них.
— Я ведь тебе говорил, — взмахнул рукой квекс, — Пустыня — это совсем особое место. Что ему за польза от возможности говорить, если в Пустыне всё равно разговаривать не с кем. Неизвестно почему, но здесь разделённые теряют способность ориентироваться. В общем, Пустыня не место для прогулок — хоть вместе с телом, хоть без него.
— Зачем тогда ты сюда забрался? — снова обратился Вася к призраку.
— Я не мог просто ждать вашего возвращения. Может быть, я сумею вам хоть чем-нибудь помочь...
— Нет, ну ты посмотри на него! Неугомонный какой! Все ждут, а он не мог. Скажи хоть, как тебя зовут, чтобы мы могли рассказать о твоём подвиге, если ты сгинешь в этой ненормальной пёстрой Пустыне.
— Вряд ли вам удастся произнести моё имя, — усомнился разделённый, — но вы могли бы звать меня просто Му-у. Так называется мой клан, если упростить произношение.
— Ты не будешь возражать, если я ещё немножко его упрощу? До Му. А то, произнося твоё имя, я буду чувствовать себя натуральной коровой.
Фоому очень заинтересовался коровами и в конце концов решил, что это, должно быть, очень благородные животные, которые ко всем прочим своим достоинствам, постоянно произносят родовое имя самого влиятельного и многочисленного клана фоому, причём, практически без акцента.
Василий недоумевал, как это любознательное и, кажется, весьма решительное существо могло пойти на такой шаг, как разделение. Он предполагал, что спрашивать об этом неприлично, поэтому ему оставалось довольствоваться догадками.
В конце концов он решил, что смесь любознательности и решительности может оказаться довольно взрывоопасной и завести далеко. Его, например, она завела вообще неизвестно куда. Хотя Вася не замечал за собой ни чрезмерной любознательности, ни особой решительности, но вполне возможно, что кратковременное и внезапное пробуждение этих чувств ведёт к ещё более непредсказуемым последствиям, чем их постоянное и, так сказать, равномерное влияние.
Когда солнце миновало точку зенита и двинулось вниз, человек и квекс уже еле переставляли ноги, ведь прошлой ночью им так и не удалось как следует отдохнуть.
Фоому не знал усталости, его терзала тревога и нетерпение. Он мог бы стремительно преодолеть расстояние, отделявшее путешественников от Одинокого Замка, но должен был двигаться едва ли не ползком (так ему казалось в его нынешнем состоянии), испуганно прижимаясь к своим спутникам, в волнении затаиваясь за каждым кустом, трепеща от ужаса перед этим безжалостным голым пространством, таким непохожим на многоярусные влажные джунгли его далёкой родины, подобные густонаселённым городам, и города, подобные джунглям.
Неожиданно для всех троих, бледно-голубое небо над их головами затянули сизые крутобокие тучи. Внизу по-прежнему дул лишь лёгкий ветерок, в то время как вверху, судя по скорости передвижения туч, бушевал настоящий ураган.
Вообще, складывалось впечатление, что кто-то неведомый и могущественный повелел этим небесным гигантам собраться здесь, и вот они примчались, остановились в нужном месте, провели перекличку, тяжело поводя тёмными боками, и открыли шлюзы.
Хлынул настоящий тропический ливень. Прятаться от него было бессмысленно, да и не хотелось. Он был тёплым, хотя Василий и предпочёл бы немного уменьшить мощность этого "душа". Фоому выглядел совершенно счастливым — все его соплеменники любили хороший дождь, и он не был исключением. Правда, радость его была омрачена отсутствием осязания. Как хотелось бы ему всей кожей ощутить тугие тёплые струи, но и видеть дождь, слышать его успокаивающий шум — уже огромное удовольствие.
Пустыня преобразилась, приобретя ещё более странный и загадочный вид, чем обычно. Пожалуй, самым странным было освещение. Казалось, что свет, рассеянный и мягкий, идёт откуда-то снизу, а песок не утратил своих ярких и свежих красок, которые просто обязаны были потемнеть в наступившем сумраке, под плотно затянутым тёмным небом. Мягкое таинственное свечение песка, которое не могли скрыть даже потоки падающей воды, заворожило всех троих.
"Заключила договор с Пустыней", — вспомнились Василию слова Ляуха. На какую-то минуту ему показалось невозможным не то, что с Пустыней можно о чём-то договариваться, как с кем-то живым и разумным, а то, что она снизошла до переговоров.
Ливень продолжался не более получаса. Потом он прекратился, также внезапно, как и начался, а тучи, не успевшие ещё израсходовать все свои запасы, также стремительно и деловито умчались куда-то, будто получили новый приказ.
Спать больше не хотелось, да и сил прибавилось. Василий пощупал свою новую одежду, такую же, как и у Ляуха (его всё-таки заставили переодеться, прежде чем пускаться в дорогу, и, надо признать, что теперь он не сожалел об этом). Ткань, свободно пропускавшая влагу, оказалась теперь совершенно сухой, и кожа под ней быстро высохла.
— Интересно, часто тут такое? — спросил повеселевший Василий, не рассчитывая, в общем-то, на ответ.
— Часто, — бодро отозвался Ляух. — Раз в два, три дня — обязательно.
— Так что же это за Пустыня такая? — изумился Вася. — Это и не пустыня тогда вовсе...
— А что же?
— Ну-у... не знаю. Если тут так часто дожди идут, всё должно зеленью покрыться, вырасти всякое должно...
— Кому должно? — не понял квекс.
— Да никому. Просто должно.
— Не понимаю. Это Пустыня, и она не должна ничем покрываться — ни кому-то, ни просто.
— Пустыня — это когда кругом песок, жара и очень сухо. По ночам ещё бывает холодно, а иногда, — он поднял вверх указательный палец, чем очень заинтересовал Му, который носился кругами, как расшалившийся щенок.
— Ладно, пусть остаётся. Куда ж его теперь... — сказал он почти неожиданно для себя самого.
Фоому заволновался, заколыхался благодарно и радостно, быстро увеличиваясь в размерах и решительно пресекая всякие поползновения своих ложноножек и ложноручек разбежаться в разные стороны. Вскоре, однако, он снова немного приуныл, излучая, хотя и не слишком сильные, но ощутимые, волны тревоги и страха.
— Не бойся, — обратился к нему квекс и хотел даже хлопнуть лапой по плечу, но вовремя остановился.
— Чего тебе теперь бояться?
Фоому немного приободрился.
— Да и вообще, ты смелый парень — вот что я тебе скажу! Сначала разделился — это тоже поступок, хотя и глупый, теперь пришёл сюда (или прилетел?). Я-то знаю, как фоому боятся Пустыни и вообще открытых пространств. А ты... знаешь, ты какой?
Фоому вытянулся, напряжённо ожидая продолжения.
— Ты настоящий полосатый фоому! Вот уж не думал, что фоому могут быть полосатыми, но ты — именно такой!
Василий, укладываясь спать, с интересом посмотрел в сторону разделённого. Ему было любопытно, как тот воспримет такую своеобразную похвалу.
То ли фоому хорошо знал, что значит для квекса — "полосатый", то ли просто почувствовал, какой смысл Ляух вкладывает в это слово, но он увеличился в размерах, засветился заметно ярче прежнего и вместо страха испускал теперь волны довольства, симпатии, благодарности и некоторой, если так можно выразиться, скромной гордости.
Василий вздохнул и быстро провалился в сон, успев напоследок подумать о том, почему он разрешил фоому остаться — по доброте душевной или из-за своей слабохарактерности?
Глава 18. Чудовище неопознанное... Ну очень страшное!
И во сне Васе не было покоя. Ляух, подмигивая и хлопая по кухонному столу перепончатой лапой, говорил Ире, что Василий женился на принцессе и уже не вернётся. Особенно Васю задело, что Ира, кажется, не очень расстроилась и весело смеялась над какими-то запутанными анекдотами, которые рассказывал ей квекс, явно собиравшийся за ней приударить.
Тем временем, Васина мама заботливо нянчилась с разделённым фоому, упорно не замечая собственного сына, словно это он, а не фоому, был привидением. Внезапно фоому издал жуткий вопль. Василий проснулся, но вопль не смолкал. Да... ночка не задалась...
Квекс, не умолкая ни на секунду, то выл, то верещал, тыча одной лапой куда-то в предрассветный серенький полумрак, а другой — хватая Василия за шею с такой силой, что тот только хрипел в ответ, пытаясь отодрать от своего горла эту худую, но неожиданно сильную конечность.
— Да что случилось-то?! — спросил Вася, наконец освободив шею и улучив момент, когда у квекса кончился воздух.
— Страшное! Такое страшное... — отозвался Ляух неожиданно тихо, будто это не он только что вопил.
— Такое... синее блестящее тело, ноги... как две сухие палки, а потом... такие пальцы с когтями, маленькая голова на длинной шее, глаза такие... чужие, холодные, безжалостные такие... а сзади... — простонал он и смолк, не в силах продолжать. По-видимому, самое страшное у этого жуткого существа находилось как раз сзади.
— Чего сзади? — шёпотом спросил Василий, затравленно озираясь по сторонам.
— Такое... такое...
— Да не томи ты! Говори, какое — такое?
— Огромное... — Ляух развёл лапы в разные стороны, описав ими в воздухе широкий полукруг. — Вот такое... оно всё из каких-то... волосков, с круглыми такими... и... колышется... Существо им трясёт, а само... оно... смотрело на меня.
— А где оно теперь?
— Не знаю, — выдохнул Ляух. — Это фантом. Из твоего мира.
— Так что ж ты сразу не сказал?
Квекс ничего не ответил, с тоскливым страхом всматриваясь в пустынный пейзаж, да Василий и не ждал ответа. Удивительно, что Ляух вообще мог говорить, да ещё дать такое подробное описание. Подробное, но совершенно ни на что не похожее.
— А ты уверен, что не ошибаешься? Что оно выглядело именно так? У тебя же не было времени его рассмотреть.
— Сначала я смотрел на него. Я думал... может быть, оно живёт здесь, в Пустыне... Но потом оно посмотрело на меня... — квекс опять крупно задрожал. — Оно чужое. Я не рассмотрел всех подробностей, но то, что я тебе сказал — всё так и есть.
— Но откуда тебе знать, что оно не живёт в Пустыне? Вообще-то, я кажется не знаю никого, кто бы подходил под твоё описание...
Квекс задрожал ещё крупнее.
— Тогда мы пропали, — сказал он обречённо.
— Это почему ещё?
— Если оно не из твоего мира, значит, из какого-то другого. Значит, ты не сможешь его узнать...
— Ну и что? Это же фантом, призрак, как наш форменный фоому — разве нет?
— Не совсем, — туманно ответил Ляух, тревожно озираясь. — Здесь, в Пустыне, фантомы обретают силу. Они могут быть очень опасны. Принц должен узнать их и назвать по имени, тогда они уходят, не причинив вреда, а если нет... Они могут исчезнуть, чтобы вновь вернуться, а могут и напасть или поразить таким ужасом... Знаешь, если оно вернётся, я не выдержу, — закончил он совсем тихо.
Василий с тяжким вздохом опустился на песок, усадил дрожащего квекса рядом и одной рукой обнял его за плечи.
— Что-то нигде не видать нашего расплывчатого приятеля. Он что, тоже боится фантомов?
— Конечно, ещё как боится. Просто удивительно, что он решился отправиться в Пустыню. А ведь он мог с перепугу умчаться неизвестно куда и потеряться! Надо его поискать.
Следующий час человек и квекс, прихватив с собой на всякий случай держалки, носились кругами, оглашая окрестности криками.
— Фоому!
— Фо-о-му!!
Ничего не добившись, охрипшие и измученные, они вернулись на прежнее место и снова уселись на песок.
Над Пустыней поднималось солнце, разноцветный песок вспыхивал отблесками изумрудного и тёмно-рубинового огня, светло-жёлтый радужно посверкивал, будто это был и не песок вовсе, а бескрайние россыпи алмазной пыли.
Небо, свежее, розово-голубое после ночного отдыха радостно смотрело вниз, и казалось, что оно ведёт с Пустыней нескончаемый разговор, что день за днём они любуются друг другом, не уставая восхищаться и удивляться.
Два прекрасных и величественных исполина — здесь ничто не нарушает их уединения и незыблемого покоя. Здесь есть место только для них двоих, а если кто-то и посмеет вторгнуться сюда, ему суждено затеряться и навсегда сгинуть. Василию стало тоскливо, страшно и почему-то очень жалко фоому.
— Может, он ещё вернётся сюда? Может, надо его здесь подождать?
Ляух взглянул на него недоуменно.
— Ты же хотел дойти как можно скорее, чтобы быстрее вернуться домой. Да и задерживаться в Пустыне небезопасно, чем дольше мы здесь...
— Сам понимаю, не маленький, — огрызнулся Василий. — Что же теперь, бросить этот светящийся студень пропадать?!
Ляух тряхнул головой.
— Я-то считаю, что надо его подождать, но мне казалось, что ты хочешь от него отделаться и что...
— Что мне на него наплевать? Мне и самому так казалось...
Они замолчали, уныло глядя в землю, вернее, в песок. Смотреть на окружающие красоты не хотелось, как будто они были виноваты в исчезновении несчастного призрака или, по меньшей мере, в равнодушии к его беде. В наступившей тишине что-то едва-слышно прошелестело:
— Простите... что такое студень? — застенчиво шевеля своими ложноножками, разделённый фоому покачивался в воздухе прямо перед ними.
— Ты где шлялся, светлячок-переросток?! — Василий распрямился, как сжатая пружина.
— Я нигде... я тут... вон за тем кустиком прятался...
— За кустиком?! За кустиком, значит... — повторил Вася, сжимая кулаки и с угрожающим видом наступая на медленно отступающего фоому. — Я тебе сейчас покажу такие кустики! Ты у меня сейчас так спрячешься, что мама родная... не найдёт! — он попытался ухватить колышущийся призрачный туман, но рука прошла насквозь, так и не встретив ничего подходящего для ухватывания. — Ты что — глухой? — уже тише вопросил Василий, осознав, что меры физического воздействия в отношении разделённого бесполезны.
Вообще-то, он и раньше это понимал, но забыл от возмущения. — Мы два часа тут орали, как проклятые!
— Один, — вмешался правдивый квекс.
— Что — один? — растерялся Вася.
— Один час.
Пока человек молча открывал и закрывал рот, фоому зашелестел, воспользовавшись затишьем:
— Я всё время... за вами... я старался, но вы меня не видели и не слышали. Когда чудовище... я спрятался, а потом — за вами... но когда я двигаюсь, меня ещё хуже видно...
Василий помолчал, переглянулся с ухмыляющимся Ляухом, а потом они оба начали один — хохотать, другой — булькать, катаясь по песку и снова и снова представляя эту картину: как они носятся тут и во всё горло зовут фоому, который мечется вокруг них в безуспешных попытках привлечь внимание друзей, так взволнованных его судьбой.
Ну точно — компания для сумасшедшего дома!
Глава 19. Это неправильная пустыня!
— А чего ж ты вчера молчал, если можешь говорить? — спросил Василий, меряя шагами песчаные просторы, у парящего поблизости фоому.
— Вчера не мог, — прошелестел тот.
— Это всё Пустыня, — вмешался квекс, следующий параллельным курсом на расстоянии пяти метров — согласно местной технике безопасности. — Она придаёт разделённым сил, так же как делает фантомы более реальными.
— Тогда я не понимаю, чем она так опасна для них.
— Я ведь тебе говорил, — взмахнул рукой квекс, — Пустыня — это совсем особое место. Что ему за польза от возможности говорить, если в Пустыне всё равно разговаривать не с кем. Неизвестно почему, но здесь разделённые теряют способность ориентироваться. В общем, Пустыня не место для прогулок — хоть вместе с телом, хоть без него.
— Зачем тогда ты сюда забрался? — снова обратился Вася к призраку.
— Я не мог просто ждать вашего возвращения. Может быть, я сумею вам хоть чем-нибудь помочь...
— Нет, ну ты посмотри на него! Неугомонный какой! Все ждут, а он не мог. Скажи хоть, как тебя зовут, чтобы мы могли рассказать о твоём подвиге, если ты сгинешь в этой ненормальной пёстрой Пустыне.
— Вряд ли вам удастся произнести моё имя, — усомнился разделённый, — но вы могли бы звать меня просто Му-у. Так называется мой клан, если упростить произношение.
— Ты не будешь возражать, если я ещё немножко его упрощу? До Му. А то, произнося твоё имя, я буду чувствовать себя натуральной коровой.
Фоому очень заинтересовался коровами и в конце концов решил, что это, должно быть, очень благородные животные, которые ко всем прочим своим достоинствам, постоянно произносят родовое имя самого влиятельного и многочисленного клана фоому, причём, практически без акцента.
Василий недоумевал, как это любознательное и, кажется, весьма решительное существо могло пойти на такой шаг, как разделение. Он предполагал, что спрашивать об этом неприлично, поэтому ему оставалось довольствоваться догадками.
В конце концов он решил, что смесь любознательности и решительности может оказаться довольно взрывоопасной и завести далеко. Его, например, она завела вообще неизвестно куда. Хотя Вася не замечал за собой ни чрезмерной любознательности, ни особой решительности, но вполне возможно, что кратковременное и внезапное пробуждение этих чувств ведёт к ещё более непредсказуемым последствиям, чем их постоянное и, так сказать, равномерное влияние.
Когда солнце миновало точку зенита и двинулось вниз, человек и квекс уже еле переставляли ноги, ведь прошлой ночью им так и не удалось как следует отдохнуть.
Фоому не знал усталости, его терзала тревога и нетерпение. Он мог бы стремительно преодолеть расстояние, отделявшее путешественников от Одинокого Замка, но должен был двигаться едва ли не ползком (так ему казалось в его нынешнем состоянии), испуганно прижимаясь к своим спутникам, в волнении затаиваясь за каждым кустом, трепеща от ужаса перед этим безжалостным голым пространством, таким непохожим на многоярусные влажные джунгли его далёкой родины, подобные густонаселённым городам, и города, подобные джунглям.
Неожиданно для всех троих, бледно-голубое небо над их головами затянули сизые крутобокие тучи. Внизу по-прежнему дул лишь лёгкий ветерок, в то время как вверху, судя по скорости передвижения туч, бушевал настоящий ураган.
Вообще, складывалось впечатление, что кто-то неведомый и могущественный повелел этим небесным гигантам собраться здесь, и вот они примчались, остановились в нужном месте, провели перекличку, тяжело поводя тёмными боками, и открыли шлюзы.
Хлынул настоящий тропический ливень. Прятаться от него было бессмысленно, да и не хотелось. Он был тёплым, хотя Василий и предпочёл бы немного уменьшить мощность этого "душа". Фоому выглядел совершенно счастливым — все его соплеменники любили хороший дождь, и он не был исключением. Правда, радость его была омрачена отсутствием осязания. Как хотелось бы ему всей кожей ощутить тугие тёплые струи, но и видеть дождь, слышать его успокаивающий шум — уже огромное удовольствие.
Пустыня преобразилась, приобретя ещё более странный и загадочный вид, чем обычно. Пожалуй, самым странным было освещение. Казалось, что свет, рассеянный и мягкий, идёт откуда-то снизу, а песок не утратил своих ярких и свежих красок, которые просто обязаны были потемнеть в наступившем сумраке, под плотно затянутым тёмным небом. Мягкое таинственное свечение песка, которое не могли скрыть даже потоки падающей воды, заворожило всех троих.
"Заключила договор с Пустыней", — вспомнились Василию слова Ляуха. На какую-то минуту ему показалось невозможным не то, что с Пустыней можно о чём-то договариваться, как с кем-то живым и разумным, а то, что она снизошла до переговоров.
Ливень продолжался не более получаса. Потом он прекратился, также внезапно, как и начался, а тучи, не успевшие ещё израсходовать все свои запасы, также стремительно и деловито умчались куда-то, будто получили новый приказ.
Спать больше не хотелось, да и сил прибавилось. Василий пощупал свою новую одежду, такую же, как и у Ляуха (его всё-таки заставили переодеться, прежде чем пускаться в дорогу, и, надо признать, что теперь он не сожалел об этом). Ткань, свободно пропускавшая влагу, оказалась теперь совершенно сухой, и кожа под ней быстро высохла.
— Интересно, часто тут такое? — спросил повеселевший Василий, не рассчитывая, в общем-то, на ответ.
— Часто, — бодро отозвался Ляух. — Раз в два, три дня — обязательно.
— Так что же это за Пустыня такая? — изумился Вася. — Это и не пустыня тогда вовсе...
— А что же?
— Ну-у... не знаю. Если тут так часто дожди идут, всё должно зеленью покрыться, вырасти всякое должно...
— Кому должно? — не понял квекс.
— Да никому. Просто должно.
— Не понимаю. Это Пустыня, и она не должна ничем покрываться — ни кому-то, ни просто.
— Пустыня — это когда кругом песок, жара и очень сухо. По ночам ещё бывает холодно, а иногда, — он поднял вверх указательный палец, чем очень заинтересовал Му, который носился кругами, как расшалившийся щенок.
