Оценить ее попытки выглядеть госпожой герцогиней, а не девчонкой-практиканткой, по милости академии оказавшейся в знатной семье, все равно было некому. За несколько дней замужества, не считая первого — с официальным представлением их величествам — Эрдбирен видела мужа ровно два раза. Один — за завтраком, другой — на лестнице, когда он мчался к портальному залу, а она поднималась к себе. Посетители в доме тоже не появлялись. Только Венделин заглядывал вчера после встречи с герцогом. Но он был не из тех, кому важны ее прическа или платье.
Хлопнула дверь, и Эрдбирен невольно улыбнулась. Юва никак не могла научиться быть тихой и незаметной. Носилась по дому в привычной манере — маленьким смерчем, и разрушений от нее было не меньше. Особенно разрушительно воздействие Ювы влияло на привычные тишину и спокойствие герцогского особняка. Двери хлопали, окна распахивались, посуда звенела — и, казалось, утонувший в спокойной, ничем не нарушаемой тишине дом каждый раз удивленно приоткрывает глаза, безуспешно пытаясь выбраться из затянувшейся спячки, в которую погрузился однажды вместе со всеми своими обитателями.
— Госпожа! — воскликнула Юва, возмущенно сверкая глазами. И руками бы всплеснула, только те были заняты — Юва крепко прижимала к себе свежевыглаженное белье. — Просила же подождать! Зачем опять сами? Мне нужно учиться!
— Косы плести? — фыркнула Эрдбирен. У Ювы подрастали три младших сестры, и косы она плести умела лучше любой мастерицы. А вот с другими прическами, особенно модными, высокими и сложными, дело, конечно, обстояло гораздо хуже. — Пока ничего больше не нужно.
— Все равно! — Юва упрямо поджала губы и вцепилась в белье крепче. — Не дело такой знатной госпоже без помощи!
Эрдбирен нахмурилась и прислушалась. Это только на первый взгляд казалось, что Юва с ее взрывным и открытым характером, с неспособностью притворяться и неумением сдерживаться, должна быть вся как на ладони. На самом деле верхний слой эмоций, бурлящий, хлещущий силой и страстью, наоборот, ужасно мешал, заслоняя то, что было гораздо важнее и хранилось глубже. Хотя, конечно, сейчас никакой тайны в настроении Ювы и в этом неожиданном упрямом «не дело такой знатной госпоже…» не было. Юва неизменно становилась такой, воинственно-раздраженной, упрямой и обиженной, после любого общения со слугами герцога. Не стоило надеяться, что сегодня что-то пойдет иначе. Это противостояние только начиналось, и как бы ни хотелось вмешаться, Юва должна была справиться одна. Потому что Эрдбирен предстояло то же самое, но, в отличие от своей служанки, она не имела права хлопать дверями, огрызаться в ответ на оскорбительные шепотки, обращать внимание на кривые усмешки и замечать откровенно неприязненные взгляды.
Герцогиня Гросс не могла воевать с собственными слугами, даже если они не принимали ее как госпожу и хозяйку и считали себя вправе так или иначе указывать «наглой бестолковой девице, возомнившей о себе невесть что» ее истинное место в этом доме.
Впрочем, насчет «наглой и бестолковой» Эрдбирен не была уверена. Мыслей она не читала, разговоры слуг не подслушивала, а Юва не любила сплетничать, поэтому добиться от нее подробностей было сложно. Причины такого отношения еще только предстояло выяснить, и что лежало в основе неприязни, иногда опасно уклоняющейся в сторону ненависти, она пока не понимала. Поэтому любая спешка, любые необдуманные решения или слова могли наделать еще больше бед. Ее как будто проверяли на прочность. Ждали понятных и просчитываемых шагов. Например, что она побежит жаловаться мужу. Казалось даже, что именно этого некоторые ждут с особым нетерпением и злорадным предвкушением. Эрдбирен не знала, почему, зато знала, что ни слова не скажет Астору, пока для начала не разберется во всем сама.
Тем более, и среди слуг были исключения. Пусть немного, пока всего-то двое, но именно они могли так или иначе помочь разобраться в ситуации. Дворецкий Арне вел себя неизменно вежливо, и Рена не чувствовала в нем ни холодности, ни презрения. Он присматривался к ней и не торопился с выводами. А вот старый садовник герцога мастер Снарге, кажется, выводы уже сделал и мог стать не только прекрасным наставником и собеседником, но и союзником.
Тот, как оказалось, едва окончив обучение, стал присматривать за садом академии. Он не мог похвастаться ни знатным происхождением, ни сильной магией, зато даже профессор Эльдир, старейший мастер гильдии травников, до сих пор вспоминал его как истинного знатока своего дела. Рена так ему и сказала, когда соотнесла рассказы профессора с историей мастера Снарге. Астор забрал его из академии почти десять лет назад, когда старика начало подводить здоровье, а знаменитому саду академии понадобился кто-то более молодой и прогрессивный. «Гонятся за быстрым результатом, а по пути теряют самое важное. Не просто так в природе каждой траве свое время и место. Понимать ведь надо!» — бормотал Снарге, вспоминая прошлое. —«Из его сиятельства и травник, и садовод чуть получше вот этой коряги, да простят меня боги, зато он знает, что торопиться нельзя даже в самом пустяковом деле. Кстати, что с ней случилось, как считаете, госпожа магесса? С корягой-то?»
Старик упорно избегал называть ее по титулу и вашим сиятельством, а по имени — наотрез отказывался, хотя последнее Рена предлагала уже не однажды, учитывая огромную разницу и в возрасте, и в заслугах. Зато ему ужасно понравилось устраивать вот такие неожиданные проверки, иногда совсем простенькие, а иногда сложнее, чем на выпускных экзаменах. Рене даже казалось, что именно эти задачки, точнее, ее искренний интерес к ним, а еще готовность слушать и учиться и стали причиной симпатии мастера Снарге. А ведь поначалу старик встретил ее в саду не слишком приветливо. Хмурился. Подозрительно приглядывался и на вопросы отвечал скупо и неохотно. Зато когда Эрик, его молодой подмастерье, со всем показным почтением заявил, что в ближайшей к дому теплице нет места для новой грядки ее сиятельства, а в южной части сада клумбу разбить никак нельзя без особого распоряжения господина герцога, Снарге вмешался и отвесил Эрику такой смачный подзатыльник, что Рена даже отвела глаза.
Неловко тогда было всем, и разозленному и обиженному Эрику, и старому мастеру — оттого что наглядно показал новоявленной хозяйке, что какой-то слуга может вот так запросто соврать ей. И самой Эрдбирен, потому что неприятная сцена ее нисколько не удивила. Она была похожей на множество таких же. Зато единственной, которая закончилась иначе. Гер Снарге нашел для нее место в теплице, подобрал прекрасную солнечную лужайку для опытной клумбы и теперь, стоило ей появиться в саду, будто невзначай оказывался рядом, ненадолго, только для того чтобы убедиться, что у нее все в порядке, а иногда предложить очередную интересную задачку. Так что сад, не считая спальни и закрытой лаборатории, уже можно было считать самым безопасным и спокойным местом в городском особняке Гроссов. А вскоре он мог запросто стать и любимым.
Эрдбирен обернулась и указала Юве на кресло напротив:
— Присядь, нам нужно поговорить. — Почуяла желание протестовать: Юва вбила себе в голову, что сидеть в присутствии госпожи, да еще и в таких роскошных креслах служанке не подобает, и добавила: — Запомни, спорить с госпожой непозволительно ни при каких условиях.
— Совсем ни при каких? — Юва уныло вздохнула и, так и прижимая к груди стопку белья, села.
— Только в самом крайнем случае. Если от этого зависит жизнь или здоровье. Но даже так не следует проявлять излишнюю настойчивость.
— То есть если вам вдруг, не приведите боги, втемяшится, к примеру, сигануть в море с Жабьего гребня или с замковой башни, я могу высказать возражения, но не имею права ухватить вас за шкирку и вразумить? — Юва возмущенно помотала головой. — Нет, госпожа, вы уж как хотите, а терпеть такое непотребство я не стану!
— Надеюсь, до этого не дойдет. Но если вдруг «втемяшится», я постараюсь, чтобы тебя в это время не было рядом.
— Госпожа! Да как вы…
— Я шучу, — вздохнула Эрдбирен и посмотрела в распахнутое окно. Отсюда были прекрасно видны густые, заметно пожелтевшие кроны ясеней, яркие всполохи краснолистых буков и даже серебристые шатры черной ильны — она росла в северной части сада, у заросшего водяными лилиями крошечного пруда.
Небо сегодня было голубым и ясным, а солнце норовило осветить все самые темные углы, так что приходилось щуриться. Но не задергивать же, в самом деле, шторы, когда за окном такая красота? За все годы учебы Эрдбирен так и не привыкла к срединной осени. Жителям Кронбурга она казалась самой обычной, от нее оборонялись шалями, накидками и плащами, всегда держали наготове зонты и водоотталкивающие артефакты и не доверяли обманчиво теплому солнцу. Их, наверное, можно было понять — мало кто из них знал, какой бывает настоящая осень. Со снежным крошевом с неба, острым ледяным дождем, ветром, сбивающим с ног даже в защищенном чарами и стенами замковом дворе. Мало кто знал, как под этим ветром надрывно стонут деревья, изо всех сил цепляясь корнями за промерзшую каменистую почву. Осень в Кронбурге была нежной, ласковой и солнечной, с редкими дождями и легкими ночными заморозками. Ею хотелось наслаждаться, и совсем не тянуло тратить время на безрадостные разговоры, но Эрдбирен понимала, что поговорить все же необходимо. Юва должна осознавать, чего ждать и к чему готовиться.
— Легко не будет, — сказала она, глядя в серьезные светлые глаза, опушенные длинными рыжеватыми ресницами. — Но мы должны справиться. Я знаю, ты многое слышишь и тебе неуютно здесь, но постарайся не злиться сама и не злить других.
— Да как же не злиться, если они… — воскликнула Юва и вдруг осеклась. Отвела взгляд.
— «Они» могут говорить и думать что угодно. Их мнение ничего не значит ни для тебя, ни для меня. Злостью ты ничего не изменишь. Не в драку же лезть, в самом деле.
— Не лезть, — вздохнула Юва, — но иногда очень хочется!
— Забудь! — строго сказала Эрдбирен. — Считаешь, если кого-то поколотишь, о нас станут лучше думать?
— Вот уж нет! — усмехнулась Юва. И предвкушения в этой усмешке было гораздо больше, чем отрицания. — Зато в другой раз, глядишь, и поостереглись бы языками чесать. Ведь такую ахинею иной раз, госпожа, несут, что так и взгрела бы! Настоящий гадюшник, а не приличный дом целого герцога!
— Юва!
— Что? Разве я не права? Прямо как по весне у нас в овражке за домом. Понаползут змеюки со всех окрестностей — радоваться теплу, и шипят, шипят… Не приведи Мэйра, сунуться туда к ним. Живой не выберешься.
Эрбирен невольно улыбнулась. Сравнение было на удивление точным. Таких змеиных овражков, низинок и проталин на побережье весной встречалось немало. К ним обычно отправлялись змееведы, целители, ловцы, зельеделы и даже травники, потому что разомлевших на оттаявшей земле под первыми лучами солнца гадов было удобно отлавливать или изучать. Изучать. Да, пожалуй, именно этот вариант сейчас был самым подходящим.
— Я не прошу рассказывать, что ты слышишь, — сказала Эрдбирен задумчиво — она все еще сомневалась: не хотелось, чтобы Юва слишком глубоко впуталась в эту неприятную историю, с другой стороны, остаться в стороне у нее все равно не получится. — Но у меня есть просьба.
— Какая, госпожа?
— Слушай внимательно. И попытайся выяснить, почему я им так не нравлюсь. Ведь должна быть причина.
— Потому что вы молодая и красивая, — угрюмо пробормотала Юва. — И потому что хозяйка над ними.
— Они что же, хотели, чтобы герцог Астор так и состарился холостяком?
— Уж не знаю, госпожа, что у них в голове, но на языках такая околесица, что поди разбери, откуда чего берется. Не беспокойтесь, я попробую разведать, как вы велите. Но поколотить все равно хочется. Такие надутые все, смотрят свысока, как на шавку подзаборную. Гляди-ка, какие важные. Особенно этот… — Юва распрямила плечи, выпятила грудь, раздула щеки и выпучила глаза. — Селедкин сын! Чтоб его кракены жрали!
Эрдбирен фыркнула и взглянула укоризненно. Догадаться о ком речь, было несложно. С личным слугой Астора общение у Ювы не заладилось с первого дня, и почему-то именно он вызывал самое сильное раздражение. Даже «треска облезлая», то есть, гера Эмма Тарн, экономка, от общения с которой у Эрдбирен каждый раз оставалось отвратительное послевкусие, вызывала у Ювы меньше негодования, хотя занимала в ее личном рейтинге почетное второе место. Но все же Рена уточнила:
— Керт?
— Он самый! Честное слово, госпожа, были бы мы дома, я взяла бы бредень, приласкала бы его поперек спины пару раз, а потом загнала бы в Ревущие рифы или на Бабкин камень. Уж он бы у меня узнал, как нос задирать. И кто бы задирал! Сам без роду, без племени, пригретый его сиятельством из милости, а все туда же!
Историю Керта выболтала Юве «по большому секрету» прачка. Видно, в благодарность за то, что Юва почти не добавляла ей лишней работы — плескаться в воде, пусть даже это была обычная стирка, она любила и сразу заявила, что роскошные наряды госпожи никому, кроме себя, не доверит, потому что заняться в этом доме больше все равно нечем. «К кухне не подпускают, уборку и без меня сделают, так чего ж без дела сидеть. А к вашим кружевам и тесемкам, госпожа, особый подход нужен».
— Юва, драться не надо. И ругаться ни с кем тоже не надо. Но если кто-то тебя в самом деле оскорбит, сразу сообщи мне, поняла?
— Это зачем еще? Я и сама могу…
— Не можешь, — резко сказал Эрдбирен. — Они вольны шептаться по углам, этого им никто не запрещает, но оскорбление моей камеристки — оскорбление меня. И если до этого дойдет, я буду вынуждена принять меры. Поняла? Это очень важно, Юва.
— Я поняла, госпожа, хотя, ей-Мэйра, беспокоить вас по таким поводам ужас как не хочу. Но почему вы просто не поговорите с его сиятельством? Он единственный в этом доме похож на порядочного человека. И как только угораздило его такое змеиное гнездо вокруг себя расплодить и прикормить!
— Пока рано, — озвучила Эрдбирен то, о чем думала совсем недавно. — Сначала я хочу понять, что происходит, именно поэтому прошу тебя о помощи. К тому же, ты ведь сама говорила: и Керт, и остальные преданы герцогу. Так что гадюшник здесь только для нас, Юва. И боюсь, для его сиятельства это однажды станет очень неприятным сюрпризом.
Разговор с Ювой оставил тягостное, гнетущее ощущение, но самое странное, что обидно было не столько за себя, сколько за герцога. Астор не походил на человека, которому доставляют удовольствие козни, заговоры и пересуды в собственном доме. Рена ни разу не чувствовала в нем желания унизить или за что-то поквитаться. Нет, муж ее принял, в этом она была уверена. Сомневался, опасался чего-то, понимал, что жить прежней жизнью больше не получится и тревожился от этого, но он не винил ее ни в чем и ни за что не собирался наказывать. И, конечно же, наверняка был уверен, что в его доме жену ожидает вполне комфортная и защищенная жизнь.
Насколько успела понять Эрдбирен, Астор сам находил себе людей не только для тайной службы, но и для дома. Каждый здесь, в особняке, пришел не с улицы, а в большинстве случаев и вовсе был полностью обязан герцогу своим благополучием, а то и жизнью в столице.
Хлопнула дверь, и Эрдбирен невольно улыбнулась. Юва никак не могла научиться быть тихой и незаметной. Носилась по дому в привычной манере — маленьким смерчем, и разрушений от нее было не меньше. Особенно разрушительно воздействие Ювы влияло на привычные тишину и спокойствие герцогского особняка. Двери хлопали, окна распахивались, посуда звенела — и, казалось, утонувший в спокойной, ничем не нарушаемой тишине дом каждый раз удивленно приоткрывает глаза, безуспешно пытаясь выбраться из затянувшейся спячки, в которую погрузился однажды вместе со всеми своими обитателями.
— Госпожа! — воскликнула Юва, возмущенно сверкая глазами. И руками бы всплеснула, только те были заняты — Юва крепко прижимала к себе свежевыглаженное белье. — Просила же подождать! Зачем опять сами? Мне нужно учиться!
— Косы плести? — фыркнула Эрдбирен. У Ювы подрастали три младших сестры, и косы она плести умела лучше любой мастерицы. А вот с другими прическами, особенно модными, высокими и сложными, дело, конечно, обстояло гораздо хуже. — Пока ничего больше не нужно.
— Все равно! — Юва упрямо поджала губы и вцепилась в белье крепче. — Не дело такой знатной госпоже без помощи!
Эрдбирен нахмурилась и прислушалась. Это только на первый взгляд казалось, что Юва с ее взрывным и открытым характером, с неспособностью притворяться и неумением сдерживаться, должна быть вся как на ладони. На самом деле верхний слой эмоций, бурлящий, хлещущий силой и страстью, наоборот, ужасно мешал, заслоняя то, что было гораздо важнее и хранилось глубже. Хотя, конечно, сейчас никакой тайны в настроении Ювы и в этом неожиданном упрямом «не дело такой знатной госпоже…» не было. Юва неизменно становилась такой, воинственно-раздраженной, упрямой и обиженной, после любого общения со слугами герцога. Не стоило надеяться, что сегодня что-то пойдет иначе. Это противостояние только начиналось, и как бы ни хотелось вмешаться, Юва должна была справиться одна. Потому что Эрдбирен предстояло то же самое, но, в отличие от своей служанки, она не имела права хлопать дверями, огрызаться в ответ на оскорбительные шепотки, обращать внимание на кривые усмешки и замечать откровенно неприязненные взгляды.
Герцогиня Гросс не могла воевать с собственными слугами, даже если они не принимали ее как госпожу и хозяйку и считали себя вправе так или иначе указывать «наглой бестолковой девице, возомнившей о себе невесть что» ее истинное место в этом доме.
Впрочем, насчет «наглой и бестолковой» Эрдбирен не была уверена. Мыслей она не читала, разговоры слуг не подслушивала, а Юва не любила сплетничать, поэтому добиться от нее подробностей было сложно. Причины такого отношения еще только предстояло выяснить, и что лежало в основе неприязни, иногда опасно уклоняющейся в сторону ненависти, она пока не понимала. Поэтому любая спешка, любые необдуманные решения или слова могли наделать еще больше бед. Ее как будто проверяли на прочность. Ждали понятных и просчитываемых шагов. Например, что она побежит жаловаться мужу. Казалось даже, что именно этого некоторые ждут с особым нетерпением и злорадным предвкушением. Эрдбирен не знала, почему, зато знала, что ни слова не скажет Астору, пока для начала не разберется во всем сама.
Прода от 17.07.2023, 11:27
Тем более, и среди слуг были исключения. Пусть немного, пока всего-то двое, но именно они могли так или иначе помочь разобраться в ситуации. Дворецкий Арне вел себя неизменно вежливо, и Рена не чувствовала в нем ни холодности, ни презрения. Он присматривался к ней и не торопился с выводами. А вот старый садовник герцога мастер Снарге, кажется, выводы уже сделал и мог стать не только прекрасным наставником и собеседником, но и союзником.
Тот, как оказалось, едва окончив обучение, стал присматривать за садом академии. Он не мог похвастаться ни знатным происхождением, ни сильной магией, зато даже профессор Эльдир, старейший мастер гильдии травников, до сих пор вспоминал его как истинного знатока своего дела. Рена так ему и сказала, когда соотнесла рассказы профессора с историей мастера Снарге. Астор забрал его из академии почти десять лет назад, когда старика начало подводить здоровье, а знаменитому саду академии понадобился кто-то более молодой и прогрессивный. «Гонятся за быстрым результатом, а по пути теряют самое важное. Не просто так в природе каждой траве свое время и место. Понимать ведь надо!» — бормотал Снарге, вспоминая прошлое. —«Из его сиятельства и травник, и садовод чуть получше вот этой коряги, да простят меня боги, зато он знает, что торопиться нельзя даже в самом пустяковом деле. Кстати, что с ней случилось, как считаете, госпожа магесса? С корягой-то?»
Старик упорно избегал называть ее по титулу и вашим сиятельством, а по имени — наотрез отказывался, хотя последнее Рена предлагала уже не однажды, учитывая огромную разницу и в возрасте, и в заслугах. Зато ему ужасно понравилось устраивать вот такие неожиданные проверки, иногда совсем простенькие, а иногда сложнее, чем на выпускных экзаменах. Рене даже казалось, что именно эти задачки, точнее, ее искренний интерес к ним, а еще готовность слушать и учиться и стали причиной симпатии мастера Снарге. А ведь поначалу старик встретил ее в саду не слишком приветливо. Хмурился. Подозрительно приглядывался и на вопросы отвечал скупо и неохотно. Зато когда Эрик, его молодой подмастерье, со всем показным почтением заявил, что в ближайшей к дому теплице нет места для новой грядки ее сиятельства, а в южной части сада клумбу разбить никак нельзя без особого распоряжения господина герцога, Снарге вмешался и отвесил Эрику такой смачный подзатыльник, что Рена даже отвела глаза.
Неловко тогда было всем, и разозленному и обиженному Эрику, и старому мастеру — оттого что наглядно показал новоявленной хозяйке, что какой-то слуга может вот так запросто соврать ей. И самой Эрдбирен, потому что неприятная сцена ее нисколько не удивила. Она была похожей на множество таких же. Зато единственной, которая закончилась иначе. Гер Снарге нашел для нее место в теплице, подобрал прекрасную солнечную лужайку для опытной клумбы и теперь, стоило ей появиться в саду, будто невзначай оказывался рядом, ненадолго, только для того чтобы убедиться, что у нее все в порядке, а иногда предложить очередную интересную задачку. Так что сад, не считая спальни и закрытой лаборатории, уже можно было считать самым безопасным и спокойным местом в городском особняке Гроссов. А вскоре он мог запросто стать и любимым.
Эрдбирен обернулась и указала Юве на кресло напротив:
— Присядь, нам нужно поговорить. — Почуяла желание протестовать: Юва вбила себе в голову, что сидеть в присутствии госпожи, да еще и в таких роскошных креслах служанке не подобает, и добавила: — Запомни, спорить с госпожой непозволительно ни при каких условиях.
— Совсем ни при каких? — Юва уныло вздохнула и, так и прижимая к груди стопку белья, села.
— Только в самом крайнем случае. Если от этого зависит жизнь или здоровье. Но даже так не следует проявлять излишнюю настойчивость.
— То есть если вам вдруг, не приведите боги, втемяшится, к примеру, сигануть в море с Жабьего гребня или с замковой башни, я могу высказать возражения, но не имею права ухватить вас за шкирку и вразумить? — Юва возмущенно помотала головой. — Нет, госпожа, вы уж как хотите, а терпеть такое непотребство я не стану!
— Надеюсь, до этого не дойдет. Но если вдруг «втемяшится», я постараюсь, чтобы тебя в это время не было рядом.
— Госпожа! Да как вы…
— Я шучу, — вздохнула Эрдбирен и посмотрела в распахнутое окно. Отсюда были прекрасно видны густые, заметно пожелтевшие кроны ясеней, яркие всполохи краснолистых буков и даже серебристые шатры черной ильны — она росла в северной части сада, у заросшего водяными лилиями крошечного пруда.
Небо сегодня было голубым и ясным, а солнце норовило осветить все самые темные углы, так что приходилось щуриться. Но не задергивать же, в самом деле, шторы, когда за окном такая красота? За все годы учебы Эрдбирен так и не привыкла к срединной осени. Жителям Кронбурга она казалась самой обычной, от нее оборонялись шалями, накидками и плащами, всегда держали наготове зонты и водоотталкивающие артефакты и не доверяли обманчиво теплому солнцу. Их, наверное, можно было понять — мало кто из них знал, какой бывает настоящая осень. Со снежным крошевом с неба, острым ледяным дождем, ветром, сбивающим с ног даже в защищенном чарами и стенами замковом дворе. Мало кто знал, как под этим ветром надрывно стонут деревья, изо всех сил цепляясь корнями за промерзшую каменистую почву. Осень в Кронбурге была нежной, ласковой и солнечной, с редкими дождями и легкими ночными заморозками. Ею хотелось наслаждаться, и совсем не тянуло тратить время на безрадостные разговоры, но Эрдбирен понимала, что поговорить все же необходимо. Юва должна осознавать, чего ждать и к чему готовиться.
Прода от 19.07.2023, 12:05
— Легко не будет, — сказала она, глядя в серьезные светлые глаза, опушенные длинными рыжеватыми ресницами. — Но мы должны справиться. Я знаю, ты многое слышишь и тебе неуютно здесь, но постарайся не злиться сама и не злить других.
— Да как же не злиться, если они… — воскликнула Юва и вдруг осеклась. Отвела взгляд.
— «Они» могут говорить и думать что угодно. Их мнение ничего не значит ни для тебя, ни для меня. Злостью ты ничего не изменишь. Не в драку же лезть, в самом деле.
— Не лезть, — вздохнула Юва, — но иногда очень хочется!
— Забудь! — строго сказала Эрдбирен. — Считаешь, если кого-то поколотишь, о нас станут лучше думать?
— Вот уж нет! — усмехнулась Юва. И предвкушения в этой усмешке было гораздо больше, чем отрицания. — Зато в другой раз, глядишь, и поостереглись бы языками чесать. Ведь такую ахинею иной раз, госпожа, несут, что так и взгрела бы! Настоящий гадюшник, а не приличный дом целого герцога!
— Юва!
— Что? Разве я не права? Прямо как по весне у нас в овражке за домом. Понаползут змеюки со всех окрестностей — радоваться теплу, и шипят, шипят… Не приведи Мэйра, сунуться туда к ним. Живой не выберешься.
Эрбирен невольно улыбнулась. Сравнение было на удивление точным. Таких змеиных овражков, низинок и проталин на побережье весной встречалось немало. К ним обычно отправлялись змееведы, целители, ловцы, зельеделы и даже травники, потому что разомлевших на оттаявшей земле под первыми лучами солнца гадов было удобно отлавливать или изучать. Изучать. Да, пожалуй, именно этот вариант сейчас был самым подходящим.
— Я не прошу рассказывать, что ты слышишь, — сказала Эрдбирен задумчиво — она все еще сомневалась: не хотелось, чтобы Юва слишком глубоко впуталась в эту неприятную историю, с другой стороны, остаться в стороне у нее все равно не получится. — Но у меня есть просьба.
— Какая, госпожа?
— Слушай внимательно. И попытайся выяснить, почему я им так не нравлюсь. Ведь должна быть причина.
— Потому что вы молодая и красивая, — угрюмо пробормотала Юва. — И потому что хозяйка над ними.
— Они что же, хотели, чтобы герцог Астор так и состарился холостяком?
— Уж не знаю, госпожа, что у них в голове, но на языках такая околесица, что поди разбери, откуда чего берется. Не беспокойтесь, я попробую разведать, как вы велите. Но поколотить все равно хочется. Такие надутые все, смотрят свысока, как на шавку подзаборную. Гляди-ка, какие важные. Особенно этот… — Юва распрямила плечи, выпятила грудь, раздула щеки и выпучила глаза. — Селедкин сын! Чтоб его кракены жрали!
Эрдбирен фыркнула и взглянула укоризненно. Догадаться о ком речь, было несложно. С личным слугой Астора общение у Ювы не заладилось с первого дня, и почему-то именно он вызывал самое сильное раздражение. Даже «треска облезлая», то есть, гера Эмма Тарн, экономка, от общения с которой у Эрдбирен каждый раз оставалось отвратительное послевкусие, вызывала у Ювы меньше негодования, хотя занимала в ее личном рейтинге почетное второе место. Но все же Рена уточнила:
— Керт?
— Он самый! Честное слово, госпожа, были бы мы дома, я взяла бы бредень, приласкала бы его поперек спины пару раз, а потом загнала бы в Ревущие рифы или на Бабкин камень. Уж он бы у меня узнал, как нос задирать. И кто бы задирал! Сам без роду, без племени, пригретый его сиятельством из милости, а все туда же!
Историю Керта выболтала Юве «по большому секрету» прачка. Видно, в благодарность за то, что Юва почти не добавляла ей лишней работы — плескаться в воде, пусть даже это была обычная стирка, она любила и сразу заявила, что роскошные наряды госпожи никому, кроме себя, не доверит, потому что заняться в этом доме больше все равно нечем. «К кухне не подпускают, уборку и без меня сделают, так чего ж без дела сидеть. А к вашим кружевам и тесемкам, госпожа, особый подход нужен».
— Юва, драться не надо. И ругаться ни с кем тоже не надо. Но если кто-то тебя в самом деле оскорбит, сразу сообщи мне, поняла?
— Это зачем еще? Я и сама могу…
— Не можешь, — резко сказал Эрдбирен. — Они вольны шептаться по углам, этого им никто не запрещает, но оскорбление моей камеристки — оскорбление меня. И если до этого дойдет, я буду вынуждена принять меры. Поняла? Это очень важно, Юва.
— Я поняла, госпожа, хотя, ей-Мэйра, беспокоить вас по таким поводам ужас как не хочу. Но почему вы просто не поговорите с его сиятельством? Он единственный в этом доме похож на порядочного человека. И как только угораздило его такое змеиное гнездо вокруг себя расплодить и прикормить!
— Пока рано, — озвучила Эрдбирен то, о чем думала совсем недавно. — Сначала я хочу понять, что происходит, именно поэтому прошу тебя о помощи. К тому же, ты ведь сама говорила: и Керт, и остальные преданы герцогу. Так что гадюшник здесь только для нас, Юва. И боюсь, для его сиятельства это однажды станет очень неприятным сюрпризом.
Прода от 21.07.2023, 11:15
Разговор с Ювой оставил тягостное, гнетущее ощущение, но самое странное, что обидно было не столько за себя, сколько за герцога. Астор не походил на человека, которому доставляют удовольствие козни, заговоры и пересуды в собственном доме. Рена ни разу не чувствовала в нем желания унизить или за что-то поквитаться. Нет, муж ее принял, в этом она была уверена. Сомневался, опасался чего-то, понимал, что жить прежней жизнью больше не получится и тревожился от этого, но он не винил ее ни в чем и ни за что не собирался наказывать. И, конечно же, наверняка был уверен, что в его доме жену ожидает вполне комфортная и защищенная жизнь.
Насколько успела понять Эрдбирен, Астор сам находил себе людей не только для тайной службы, но и для дома. Каждый здесь, в особняке, пришел не с улицы, а в большинстве случаев и вовсе был полностью обязан герцогу своим благополучием, а то и жизнью в столице.
