Субботние чтения

***

"- Что? Купидоны на моей вишне? Да что же это такое! Розы в Оранжерее не успели бутоны набрать, а все кусты уже оборваны ради забав! И вам этого мало? Теперь и вишню погубить хотите?

- Господин Ленотр, это временно. Только на один вечер. И Купидон будет всего один!

- Да вы понимаете, о чем вы меня просите? Вы же дерево погубить просите!

- Господин Ленотр, но это не просьба. Это - приказ короля!

- Приказ короля, говорите? Ну, так пусть сам король отдаст мне этот приказ! Да-да, лично мне! Прямо в лицо!

Переговоры с королевским садовником достигли апогея, и у обескураженного де Вивонна не осталось в запасе ни одного убедительного довода. Он уже подумывал об отступлении, как вдруг возмущенная речь мэтра Ленотра оборвалась на полуслове. С появлением в Оранжерее третьего лица их спор затих в одно мгновение.

Людовик вошёл через застеклённые двери со стороны Большой галереи. Мягкой, почти неслышной походкой он шагал неторопливо и уверенно, словно лев, обходящий свои владения. Следы его туфель чётко впечатывались на влажном после недавнего полива песке садовой дорожки. Со стороны он казался глубоко погружённым в свои мысли и как будто вовсе не замечал ни графа де Вивонна, ни королевского садовника - месье Ленотра, тогда как те, увидев его ещё издали, застыли в глубоком поклоне. Заложив руки за спину, Людовик остановился возле розовых кустов, любуясь нежными бутонами, готовыми пышно расцвести уже со дня на день.

Стянув с правой руки перчатку из замши тонкой выделки, Людовик осторожно коснулся плотно сжимающего свои лепестки розового бутона, который призывно покачивался на ветке, так и приглашая вдохнуть его лёгкий цветочный аромат. Медленно проведя указательным пальцем по нежным лепесткам, Людовик вдруг схватил бутон в ладонь, сорвал с ветки и крепко зажал в стиснутом кулаке. Несколько лепестков нежно-розового цвета сорвались с бутонов на соседних ветках и, плавно кружась, медленно опустились на песок у ног короля.

- Сир, - Ленотр медленно выпрямился и застыл. Он опустил голову, чтобы избежать встречи взглядами с королём, который пристально смотрел в его глаза. Негромко втянув воздух, мэтр сглотнул, не решаясь заговорить, и продолжал молчать, не сводя глаз с королевского кулака, в котором был немилосердно зажат сорванный бутон.

- Прекрасные розы, месье Ленотр! Примите мои сердечные поздравления. Вам удалось выполнить мою просьбу и добиться цветения точно в срок. К самым праздникам! Это поразительно и заслуживает похвал. Не правда ли, де Вивонн? Месье Ленотр, вы превзошли все ожидания. Вы выполнили ваше обещание. И я не забуду этого!

- Сир! Это большая честь для меня, - польщённый щедрыми похвалами юного короля, садовник нервно сминал в руках поля соломенной шляпы, не решаясь задать животрепещущий вопрос прямо ему в лицо.

- Мы как раз обсуждали возможность использовать вот то прекрасное дерево для воплощения нашей задумки с Купидоном, Ваше величество, - заговорил вместо него де Вивонн и обратил к нему многозначительный взгляд.

- Сир, - Ленотр снова сглотнул и поднял глаза, несмело глядя в лицо короля.

Людовик вскинул подбородок и вопросительно посмотрел на мэтра, не произнеся больше ни слова. В его лице не было даже намёка на чувства, которые обуревали им в этот самый момент. Так что у бедняги Ленотра не оставалось иного выбора, как высказать свои протесты напрямик, в лицо королю, гадая о последствиях и доверяясь общепринятым понятиям о резонности и благе. И надеясь, что высказанные королём похвалы его труду послужат щитом от возможного недовольства и немилости.

- Сир, в это время года практически все растения в природе засыпают, чтобы набраться сил перед новым цветением. Их ветви очень хрупки. А сейчас они и вовсе беззащитны. Сир, если вы велите этим всем купидонам и амурам, не знаю, кого там ещё отрядят, забраться на ветки деревьев, то это станет погибелью для вашего сада! Для всей Оранжереи!

Ленотр покосился на де Вивонна, ища его поддержки. Но тот лишь красноречиво поднял брови и уставился на застеклённый купол Оранжереи, всем своим видом показывая: «Вот теперь уж разбирайтесь сами, я же предупреждал, чтобы вы не спорили!»

- Это будет губительно для дерева, - повторил садовник. - И не менее губительно для любого из Купидонов, сир.

- И это всё? - лёгкая складочка над переносицей означала только удивление, но не более того. Людовик по-прежнему ничем не выдал своего настроения.

- Если позволите, Ваше величество, я бы посоветовал... Если это возможно, - пробормотал Ленотр, гадая про себя о том, как скоро ему будет объявлено об отставке с должности королевского садовника и хранителя дворцовой Оранжереи.

- Что именно, месье Ленотр? Прошу вас, продолжайте!

Вежливое обращение со стороны короля немного успокоило садовника, усыпив прежние опасения, и Ленотр заговорил с уже большей уверенностью:

- Я бы подставил лестницу. Я говорю про садовую лестницу. Можно подставить стремянку за деревом. То есть за стволом вишнёвого дерева. Для подстраховки. И я бы посадил Купидона не прямиком на ветку, а на верхнюю перекладину той стремянки. Со стороны всё будет выглядеть так, будто бы он сидит на дереве, если уж это так необходимо.

- Это действительно необходимо, месье Ленотр, - кивнул в ответ на это предложение Людовик. - Что ж! Действуйте, как вы сочтёте необходимым. Вы получили достаточное представление о наших пожеланиях. Если вы выполните всё, то я вознагражу вас, мэтр. И кстати, на днях я намереваюсь переговорить с господином кардиналом о расширении садовых участков вдоль дворцовой набережной. Знаете, я думаю, что розы, цветущие в декабре, будут достаточно веским и убедительным аргументом в вашу пользу, дорогой мой Ленотр! И в пользу этой замечательной Оранжереи. А позже мы поговорим с вами о перспективах разбивки новых садов вокруг всего дворца.

Оставив рассыпающегося в благодарностях воодушевлённого озвученными намерениями королевского садовника, Людовик кивнул де Вивонну, и оба они пошли к выходу из Оранжереи, чтобы отправиться по галерее во дворец. По пути молодые люди едва сдерживались от приступов весёлого смеха и нестерпимого искушения обернуться назад, чтобы увидеть лицо королевского садовника - мэтра Ленотра, которого им удалось переубедить всего лишь за несколько минут переговоров.

Довольный собой Людовик шёл, потирая руки.

- Я же говорил, что у нас всё получится! - заговорил он, как только де Вивонн закрыл за ними створки застеклённых дверей.

- Вы были бесподобны, сир! На какой-то миг я и сам поверил в то, что вы были готовы вырвать с корнем тот несчастный куст.

- Я не смог бы сделать это, - проговорил Людовик, с нежностью глядя на оставшийся у него в руке трофей в виде нераспустившегося розового бутона. - Они такие прекрасные. Эти розы. Нежные. Но чертовски колючие! Я все пальцы себе исколол, чтобы сорвать этот бутон. Царапины на ладони здорово саднят. Теперь целый день зуд в руке будет, если не дольше.

- Пустяки! Попросите мадемуазель Манчини, она наверняка знает не один способ, как унять его, - де Вивонн беспечно махнул рукой, но, встретив мечущий молнии взгляд Людовика, поспешил пояснить свой совет. - Просто я знаю, что у матушки мадемуазель Манчини - у мадам Джеронимы - есть рецепты на все случаи жизни. У неё наверняка найдётся мазь, которая может заживить царапины, вызвавшие зуд. Ну или она может посоветовать вам отвар какой-нибудь. Вот у меня прошлым летом было...

- Де Вивонн! - в голубых глазах Людовика сверкнула самая, что ни на есть нешуточная угроза. - Что у вас было прошлым летом с мадемуазель Манчини?

- Чёрт подбери, да ничего не было! Вы и сами должны помнить, сир, - огрызнулся в ответ де Вивонн, и в его глазах также сверкнули молнии. - Мы же вместе с де Виллеруа, де Лозеном и де Жанлисом катались на лодках в Фонтенбло. Помните? А болван де Лозен перевернул мою лодку. Я тогда с головой угодил в пруд, чуть ли не на самое дно ушёл. Ну и нахлебался же я воды! Да ещё и простыл на ветру. В мокром-то камзоле, когда на берег выбрался, долго ли простыть! Ну, так и вот же - та простуда перешла бы в воспаление в считанные дни! Мадам Манчини меня специальным отваром отпаивала и поставила на ноги всего за два дня.

- Мадам Джеронима? - сурово уточнил Людовик, не сменив выражения своего лица до тех пор, пока не дождался объяснений.

- Конечно же! А кто же ещё? Ну что, идёмте в апартаменты королевы и позовём мадемуазель Манчини? - теперь де Вивонн попробовал сменить тему разговора и посмотрел в сторону Большой галереи.

- Нет! Не сейчас ещё, - Людовик потёр цветочный бутон в ладони и вдохнул аромат лепестков. - Я кое-что ещё хочу сделать. Идёмте! Сначала одеться! Этим вечером мы с вами выйдем в свет, Луи-Виктор! Надо бы послать кого-нибудь на поиски де Лозена. Наверняка он снова опаздывает.

- Но куда же? Мы поедем верхом? Или мне отдать приказ, чтобы для нас заложили карету?

- Никаких карет! Так мой выход сразу же заметят. Нет, мы пойдём пешком. В ограде садов Тюильри есть калитка с выходом на улицу. Там нас не никто не увидит. А идти вовсе недалеко. Это будет просто вечерняя прогулка.

- Значит, кроме де Лозена никого не позовём?

- Я бы позвал Манчини, - протянул в задумчивости Людовик, а заметив понимающий смешок в глазах де Вивонна, посуровел. - Я сказал: Филиппа Манчини! Он, кстати, знает о том, куда мы собираемся пойти. Но его днём с огнём не сыщешь!

- Да ну! Как же! - ухмыльнулся де Вивонн и кивнул в сторону гвардейцев, стоящих в карауле в Парадном вестибюле. - Стоит спросить у тех ребят. Наш шевалье Манчини с некоторых пор можно сказать поселился в кордегардии гвардейской роты. Там он постоянно в компании своих закадычных друзей. Если ему ещё не надоело разыгрывать из себя старого вояку, то его наверняка можно застать в кордегардии. Он с господами гвардейцами в кости или в карты режется, пока хватит денег из тех, что ему щедро выделяет на расходы его дядюшка. Наверняка же, клянусь печёнкой святого… - Луи-Виктор запнулся и задумался, ища в памяти достойную кандидатуру святого, чьими потрохами он мог бы поклясться без вреда для собственного живота и души.

- А! Как же я забыл про карты, - кивнул Людовик, подумав совсем о другом. - Ну, тогда вы найдёте его там, - и он усмехнулся при виде удивлённого выражения на лице де Вивонна. - Но для начала переоденьтесь для прогулки. Мы вернёмся поздно, имейте это в виду.

- Не взять ли нам кого-нибудь ещё? Из гвардейцев или из вашей свиты?

- Нет. И напомните Манчини, пусть он переоденется во что-нибудь поскромнее, чем его обычные костюмы. Нам не нужно привлекать к себе внимания.

- Куда же мы отправимся?

- А разве я не сказал? - пожал плечами Людовик. - Скажу потом.

***

У калитки садовой ограды появилась тройка молодых людей, каждый из которых был одет в наглухо запахнутый зимний плащ, а их лица были скрыты под полями надвинутых до самых глаз широкополых шляп.

Звонкий мальчишеский голос окликнул их:

- Эй! А вы куда? Подождите меня! И я с вами!

- Чёрт! Это малыш де Виллеруа, - процедил сквозь зубы де Вивонн и с запозданием поднял воротник плаща, чтобы натянуть его до самых ушей.

- Надо же! И маленький маркиз увязался за нами! - весело отозвался Филипп Манчини и, обернувшись к бежавшему следом за ними мальчугану, выкрикнул:

- Идёмте с нами, тогда узнаете!

- Зачем? - прошипел де Вивонн. - Он же потом всем на свете разболтает!

- Пусть де Виллеруа идёт с нами, - урезонил его Людовик и ускорил шаг. - Он никого не выдаст. Я в нём уверен.

- А куда вы собрались? - спросил догнавший их Франсуа, придерживая закоченевшими от мороза пальцами поля огромной шляпы с роскошным плюмажем.

- В театр, - лаконично ответил Людовик и стянул перчатку с правой руки. - Вы каждый раз теряете свои перчатки, Франсуа. Держите хотя бы одну. Согрейте руки.

- А вот вам и вторая! - расщедрился Манчини и протянул маркизу одну из своих перчаток с изысканными тиснёными узорами, вышитыми шёлковыми нитками поверх тонкой замши. – Поспешим же, господа! Как только начнётся представление, мы сможем незаметно пройти за кулисы. Я знаю, как!

- Вот как? Филипп, и вы тоже вхожи в закулисный мир этого театра? - насмешливо поинтересовался де Лозен, который успел догнать их уже на улице за оградой Тюильри. - Сир, я получил согласие от интересующей вас особы. И контрамарку для прохода за кулисы. Так что сегодня вечером мы сможем не только попасть на представление. Но и… - он многозначительно замолчал и энергично похлопал по плечу закашлявшегося де Виллеруа, который, широко раскрыв рот, слушал разговоры друзей о планах на вечер. - Только не обольщайтесь, Франсуа! Это приглашение не относится к вам. Но у вас будет очень важная задача. Да-да, мой юный друг! Вам будет поручено охранять нас в коридоре. Задание важное и ответственное. Вы же не хотите подвести своих друзей, не так ли?

- Подвести? Друзей? Нет! Да никогда же! - маркиз решительно мотнул головой, продолжая придерживать шляпу руками, на которые успел надеть одолженные ему перчатки.

- Мы ненадолго, - Людовик поднял повыше воротник плаща и поёжился, пряча лицо от морозного ветра, дующего со стороны Сены. - Вы даже не успеете заскучать.

- Ничего страшного! Не заскучаю, - ответил на это обещание маркиз. - У меня есть шарики для игры!"

©Робин Каэри «Купидон на вишне» Глава 7 – Переговоры по-королевски
https://prodaman.ru/Robin_Caeri/books/Kupidon-na-vishne

***

Сегодня я предлагаю читателям отрывок из первой главы романа "Купидон на вишне", который открывает серию историй о Купидоне... ой, пардон, об Очаровательном маркизе. А если точнее, то о Франсуа де Виллеруа, близком друге Короля-Солнце - Людовика XIV.

Главный герой - Франсуа де Виллеруа, юный паж, выросший при дворе, с детских лет был другом Людовика XIV. Он непоседа как и все подростки и то и дело попадает в переделки, не всегда неприятные для него, кстати, но, порой страшные и опасные из-за нечаянной близости к придворным интригам. В центре событий мальчишеские игры, розыгрыши, потешные баталии, ночные побеги из охраняемого бдительной гвардией дворца, балетные постановки, словом, всё то, чем развлекалась молодёжь во времена юного короля Людовика XIV.

"Ярко вспыхнули и загорелись искорки. Словно хвост кометы в ночном небе они пролетели через всю комнату и затерялись в тёмном углу. Громкий стук прокатившегося по паркету перстня, соскользнувшего с пальца, отвлёк молодого человека от его размышлений. Вот уже несколько минут он с рассеянным видом созерцал написанные им письма, в беспорядке разбросанные на столе. Он обернулся и, не скрывая глубокий зевок, устало спросил:

- Сколько ещё? Мы написали уже больше двух дюжин писем!

- Запишите ещё одно, Луи-Виктор! На этот раз для Катрин, - ответил Людовик и кончиком гусиного пера указал на стол.

Устроившись на широком подоконнике, он продолжительное время размышлял о чём-то, устремив в окно взгляд своих глаз цвета лазури сентябрьского неба.

- Как? Целых два приглашения для неё одной? - удивился Луи-Виктор де Вивонн, помахивая перед собой листом бумаги, на котором блестели ещё невысохшие чернила.

- Я говорю не о Катрин де Грамон, - пояснил Людовик, задумчиво водя кончиком пера по своему подбородку.

Он обернулся и, смахнув небрежным жестом упавшие на лоб пряди вьющихся волос, пояснил:

- Теперь напишите письмо для Катрин де Невиль!

- А... Понятно!

С обречённым видом, словно его приговорили к каторжным работам, Де Вивонн потянулся за новым листом и положил его перед собой. Склонившись над столом, он приготовился писать ещё одно письмо, содержание которого было повторением всех предыдущих - это было приглашение на королевскую прогулку в садах Тюильри. Написав около двух дюжин таких писем, граф успел выучить текст слово в слово, так что ему и не требовалось уточнять, что именно Людовик хотел передать в очередном послании.

За окнами только занимался рассвет утра двенадцатого декабря. И если до этого дня время, оставшееся до святочных праздников, отсчитывали неделями, то теперь счёт будет вестись на дни! Их осталось всего тринадцать, так что каждый новый день в королевском дворце будет встречен с ещё большей суматохой, чем предыдущие. Ещё накануне суета, обыкновенно царившая в Лувре, была показной и нарочитой, и казалось, что скоротечность времени никогда не проникала сквозь толщу вековых стен, а во дворце всё шло своим чередом, но с этого утра начался самый настоящий переполох. Бурная деятельность загудела в древней твердыне французских королей с энергией, какой не помнили со времён правления предыдущей династии. Приготовления к праздникам перешли от обсуждений и споров к отчаянным скачкам наперегонки со временем. Распорядители всех дворцовых служб буквально сбивались с ног, чтобы успеть с подготовкой самого зрелищного и масштабного представления, какое только помнили стены Лувра. Да что там Лувр! Париж не видел ничего подобного на протяжении вот уже нескольких десятков лет! В канун Рождества, помимо торжественной мессы в дворцовой часовне и парадного Королевского обеда на несколько сотен гостей, во дворце готовились к балу, который должен был стать самым блестящим и помпезным событием эпохи. В Лувре ожидали прибытия огромного числа приглашённых гостей, такого количества людей в его стенах не было даже во время созыва Генеральных Штатов. Сам Париж не видел подобной толпы народа со времён войны, которая разгорелась между королевской властью и Парламентом, а позднее между королём и партией мятежных принцев - так называемой Фронды.

Но Людовик загорелся идеей устроить, кроме святочного бала во дворце, особое представление, по размаху и великолепию превосходящее все известные в истории королевские балы. Он намеревался посвятить в этот замысел всех своих друзей и пригласить их танцевать на сцене вместе с ним. Написать музыку для нового балета Людовик решил заказать флорентийцу Жану-Батисту Люлли - молодому музыканту и танцору, с недавних пор подвизавшемуся при дворе в качестве композитора, а постановку танцев - придворному учителю танца и хореографу Пьеру Бошану.

Содержание записок с приглашениями сочинил сам Людовик, но столь важное дело, как впрочем и все затеи юного монарха, не обошлось без участия и советов Франсуа Онора де Бовье графа де Сент-Эньяна, обер-камергера королевского двора.

Природная сдержанность, безупречный вкус, доскональное знание тонкостей придворного этикета, свода дворцовых правил, дворянского кодекса и геральдики, вместе с многолетним опытом службы при дворе и умением дипломатично лавировать между соперничающими между собой партиями придворных, помогли графу де Сент-Эньяну стать доверенным лицом вдовствующей королевы. А кроме того, несмотря на значительную разницу в возрасте, сорокалетний граф сумел завоевать расположение и дружбу юного короля. Ведь помимо перечисленных достоинств, граф обладал тонким вкусом и чутьём во всём, что касалось модных веяний в культуре. Более того, в литературных кругах и среди парижской высшей знати де Сент-Эньян заслужил всеобщее признание и авторитет как арбитр изящности.

Прислушиваясь к советам графа, Людовик всё утро работал над пригласительными письмами. Он даже написал некоторые из них собственноручно, однако большая часть была записана под диктовку Луи-Виктором де Рошешуаром де Мортемаром графом де Вивонном - его другом и помощником во всех затеях.

Этот юноша был немногим старше самого короля и в свои семнадцать лет мог бы стать образцом для подражания молодым дворянам, если бы не его природная лень и нежелание браться за дела, которые не могли увлечь его с первых же минут, либо слишком быстро наскучивали. Он неплохо разбирался в искусстве и литературе, тщательно и со вкусом одевался, умел выбирать интересные темы для беседы и не боялся вступать в остроумные полемики. Кроме того, Луи-Виктор получил прекрасное образование в классических науках - читал на древнегреческом и латыни, легко справлялся с несложными математическими задачами, разбирался в географии и навигации, успел обрести базовые знания в астрономии и фортификации, превосходно фехтовал, стрелял без промаха и был отличным наездником. Но, что особенно ценилось при дворе, Луи-Виктор был прекрасным танцором и обладал ещё двумя весьма важными качествами - недюжинным чувством юмора и смекалкой.

- Будет хорошим тоном послать два письма, граф: одно для мадемуазель Катрин, а другое - для мадемуазель Франсуазы, - произнёс де Сент-Эньян, который всё это время мягкой походкой прохаживался за спиной у де Вивонна. - Даже если они сёстры.

- Но зачем? Не проще ли послать одно письмо с малышом де Виллеруа? Он-то наверняка сумеет заручиться их согласием - они же его сёстры! - возразил Луи-Виктор и отложил перо, собираясь размять пальцы после долгих упражнений в каллиграфии.

- Мой дорогой граф, это будет моветоном, - негромко изрёк де Сент-Эньян и обратился к Людовику:

- Любые письма с приглашением, просьбой, даже приказом могут быть написаны от имени короля. Это так. Официальные письма - тем более! Но сейчас речь идёт о приглашении на прогулку в кругу друзей. И к тому же в обществе прекрасных дам и блестящих кавалеров, - граф дипломатично кивнул в сторону де Вивонна, который краснел от только что прозвучавшего в его адрес упрёка. - А посему каждое письмо с приглашением должно быть составлено так, как если бы было послано только одному адресату, лично. Таким образом, сир, вы покажете ваше особое расположение к каждому приглашённому, - и тут он неожиданно улыбнулся и уточнил:

- К каждой из них. Именно этот жест поможет вам заручиться их личным благоволением к вам, сир.

- А разве они уже не благоволят мне? - спросил Людовик, небрежно помахивая перед собой листом с собственноручно написанным приглашением для одной из воспитанниц в свите королевы.

- Да, это так. Они благоволят своему королю. Но ведь личное расположение и дружба ценятся гораздо выше! Не так ли, сир?

- Зависит от того, чьё именно, - обронил Людовик, скрывая смущение.

Он наклонился над сложенным втрое листом бумаги, чтобы надписать на обороте: «Для мадемуазель Олимпии Манчини. Лично в руки». Отложив лист поодаль от себя, он подумал с минуту, снова взял его, развернул и дописал короткую строчку внизу прямо под размашистой подписью. Украсив это дополнение вензелем с завитками и дурашливым рисунком в виде цветочного бутона, Людовик оглянулся и бросил молниеносный взгляд назад.

Де Вивонн в это же самое время сосредоточенно выводил незатейливые строки послания для одной из сестёр де Невиль, а де Сент-Эньян с безучастным видом стоял у окна, наблюдая за хороводом снежинок, кружащихся на фоне серо-голубых туч.

Убедившись, что он не привлёк к себе их внимания, Людовик соскочил с подоконника и подошёл к секретеру. Он достал из его недр шкатулку с Малой Королевской печатью, которой полагалось скреплять официальные документы, взял восковую палочку и расплавил над огнём свечи её кончик, чтобы вылить несколько капелек воска на сложенное втрое письмо, и, наконец, аккуратно скрепил его печатью.

В ту же минуту раздался громкий стук в дверь. Прежде, чем первый камердинер короля месье Бонтан, успел доложить о новом посетителе, в кабинет проскользнул мальчик лет девяти с голубыми глазами, полными счастливого энтузиазма, ярким румянцем на щеках и разметавшимися по плечам кудрями светло-каштанового цвета.

- А, де Виллеруа! Вот и чудненько! - приветствовал его де Вивонн, но, встретив укор во взгляде графа де Сент-Эньяна, тут же отвернулся и продолжил дописывать незаконченное письмо.

- Франсуа! А как вы смотрите на то, чтобы побыть сегодня моим личным гонцом? - спросил Людовик, с улыбкой встретив приход самого младшего из своих друзей.

- А к кому надо сбегать? - румянец на щеках де Виллеруа сделался ещё ярче при виде множества писем, лежавших на столе.

- К вашим сёстрам... - снова обернулся к нему де Вивонн, но Людовик жестом прервал его и протянул маркизу только что запечатанное им письмо.

- К мадемуазель Олимпии Манчини! Впрочем, вы можете отнести письма для её сестёр и кузин тоже, - король кивнул де Вивонну и тот передал маркизу пачку посланий, адресованных к племянницам кардинала Мазарини, а также и к другим юным воспитанницам в свите королевы Анны Австрийской, дочерям самых именитых дворянских семей Франции.

- Господин Бонтан! Распорядитесь, чтобы мои гвардейцы сопровождали маркиза до самых покоев королевы! Надеюсь, что вы найдёте всех, Франсуа. И запомните, записку для мадемуазель Манчини важно передать ей в руки. Лично!

- Хорошо, я мигом! Туда и обратно!

- Да не торопитесь вы так! То есть нет! Поспешите! Но вы можете дождаться ответа Олимпии, - говоря это, Людовик бросил грозный взгляд в сторону де Вивонна, который с тихим смешком мигом отвернулся к столу.

Не обращая внимания на его смех, Людовик величественным жестом отправил новоиспечённого гонца. Сам он вернулся к окну и сменил де Сент-Эньяна на этом своеобразном посту, откуда можно было увидеть всё, что происходит во внутреннем дворе Лувра, а также понаблюдать за капризами переменчивой декабрьской погоды.

Любуясь снежинками, которые медленно опускались с небес, он мысленно повторял себе, что не пройдёт и получаса, как маркиз вернётся с ответом. И конечно же, ответ Олимпии будет передан не просто на словах, как от всех остальных! Ведь она непременно захочет ответить ему письмом. Остаётся всего лишь дождаться возвращения Франсуа - и всего-то!

«Только и всего!» - мысленно повторял самому себе Людовик, рассматривая прилипшую к оконному стеклу снежинку.

В его воображении Олимпия сидела за секретером и писала ответ, сжимая в тонких и удивительно мягких пальцах гусиное перо, кончик которого скользил, словно танцуя, по гладкому листу бумаги. И отчего-то Людовик был уверен, что этот лист был непременно нежно-лилового оттенка, а кроме того, от него пахло фиалками, любимым ароматом Олимпии.

***

- А как же я? - де Вивонн посмотрел на оставшиеся на столе письма, адресованные его сестрам и другим девушкам, которые были представлены ко двору в качестве дочерей, племянниц или воспитанниц высокопоставленных придворных, но не состояли в свите Анны Австрийской.

- А вас, дорогой мой, я хочу послать к очень важной персоне!

Людовик с лукавым прищуром посмотрел в вытянувшееся в ожидании лицо де Вивонна. Он любил заинтриговать собеседника многозначительным намёком и заставить помучиться в догадках. Луи-Виктор был хорошей мишенью для подобного розыгрыша, так как не любил терпеливо искать решение каверзных задачек. Граф предпочитал отметать сомнения одним точным вопросом, как некогда Александр Македонский распутал гордиев узел, разрубив его ударом меча.

- И к кому же это? - в прозрачно-голубых глазах де Вивонна блеснул огонёк предвкушения.

Ведь если де Виллеруа достались письма к сёстрам Манчини и Мартиноцци, а доставку приглашений к остальным барышням Людовик решил поручить, по-видимому, графу де Сент-Эньяну, то к кому же пошлют его? И вот уже в следующее мгновение Луи-Виктор нахмурил лоб, его русые брови сошлись у переносицы, а в выражении лица появилось отражение догадки, пришедшей ему на ум. Всё ясно! Это лукавое выражение лица Людовика означало нелестное для него каверзное поручение. Уж не придётся ли ему плестись в Шато-Коломб и просить аудиенции у вдовствующей королевы Англии Генриетты-Марии для того, чтобы передать приглашение для младших детей покойного короля Англии Карла Первого - принца Генри и принцессы Генриетты-Анны? По слухам, маленькую принцессу, которой должно было исполниться девять лет, готовили к официальному представлению ко двору.

- Вам, мой дорогой Луи-Виктор, я поручаю отыскать маэстро Люлли! У меня есть для него особый заказ. И будьте осторожны, не проболтайтесь никому! Пока ни единого слова никому, кроме тех, к кому мы написали письма с приглашениями. Я хочу, чтобы этот балет стал грандиозным сюрпризом для всех.

- Сир! - разочарованный в своих самых лучших ожиданиях и в расстроенных чувствах, потому что была задета несоразмерная ни с чем на свете гордость представителя рода де Рошешуар де Мортемаров, корнями восходившего к Капетингам, Луи-Виктор выпятил грудь и собрался произнести пылкую речь о чести и достоинстве потомственного дворянина.

- Минутку, сир! - мягкий голос де Сент-Эньяна остановил порыв вспыльчивого наследника одной из древнейших семей Франции. - Вряд ли графу известно, где в этот час можно отыскать дирижёра королевского ансамбля Малых скрипок. А я прекрасно знаю, где располагается репетиционный зал. К тому же мне будет легче убедить маэстро прервать репетицию. Я хорошо знаком с вашим замыслом, сир, и сумею с точностью обрисовать основные детали. Таким образом, у маэстро будет возможность придумать первые наброски и идеи ещё до встречи с Вашим величеством в садах Тюильри.

- Хм, - Людовик пристально посмотрел на де Вивонна, а тот ждал его ответа, в глубине души закипая от гнева, который было непозволительно выплеснуть в присутствии самого короля.

Оба графа ждали его ответа.

А Людовик с отсутствующим видом отвернулся в сторону окна и долго молчал, тихо постукивая пальцами по холодному стеклу. Спустя некоторое время он снова обернулся, но сделал это только после того, как сумел подавить в себе острое желание задать де Вивонну хорошую взбучку за его дерзость и спесь.

- Да, мы поступим именно так, дорогой граф! - несмотря на любезную улыбку, в словах короля сквозил холодок. - Я не стал писать приглашение для Люлли. Пожалуйста, передайте ему то, насколько велико наше желание видеть его на прогулке в садах Тюильри. И поделитесь идеями о представлении, которое мы обсуждали. Надеюсь, он успеет рассказать о нём и мэтру Бошану. Скажите маэстро, что нам будет необходим его ансамбль Малых скрипок! И новая музыка. А больше всего - его талант!

Де Вивонн презрительно скривился, но на этот раз сдержал ехидные шутки. Он прекрасно понимал значение того вежливого тона, к которому Людовик прибегал в минуты, когда сердился. Ссориться с королём, да ещё и накануне грандиозного веселья, Луи-Виктор вовсе не хотел. Даже зная наверняка, что по своему характеру Людовик был отходчив и быстро прощал друзьям их промахи, граф понимал, что повёл себя дерзко и заносчиво.

- А я? - нахмурившись, он смотрел исподлобья, всем своим видом показывая, что готов уступить.

- А что? - Людовику легко удалось разыграть удивление. - Ах да! Если пожелаете, дорогой граф, то можете передать адресатам вот эти письма. Кстати, я собственноручно написал ещё и письмо к маленькой кузине Анриэтт и кузену Анри, - так Людовик и его младший брат Филипп называли своих английских кузенов - принцессу Генриетту-Анну и принца Генри Стюартов.

Не скрывая нового приступа разочарования, де Вивонн сгрёб со стола оставшиеся письма и двумя пальцами взял протянутое королём письмо, которое, в отличие от остальных, было свёрнуто в трубочку и скреплено красной восковой печатью, висевшей на шнурках из голубого шёлка.

- Да не бойтесь вы так, Луи-Виктор! Я же не свататься вас посылаю, - теперь настала очередь Людовика посмеиваться над смущением друга. - К тому же в свите нашей маленькой кузины есть несколько прелестных компаньонок и фрейлин. И они, по уверениям некоторых, весьма недурны собой. Можете пригласить от моего имени на прогулку всю свиту королевы Генриетты-Марии! Моя дорогая тетушка будет единственной, кто откажется от приглашения. Впрочем, можете и не говорить об этом вовсе, если не хотите. Я написал обо всём, что важно, в письме.

Пойманный на горячем - на вспыхнувших в его воображении пылких юношеских фантазиях - де Вивонн покраснел и буркнул: "Угу!", а затем стремительно поклонился, собираясь уйти.

Граф де Сент-Эньян тоже отвесил королю вежливый поклон и направился к двери.

- А! Граф! - Людовик вскинул подбородок и приподнял брови, всем видом показывая, что был намерен попросить ещё об одной услуге:

- Не могли бы вы намекнуть маэстро Люлли, что я буду рад помощи его знакомых актёров и актрис из театра Итальянской комедии? Нам понадобятся танцоры для кордебалета и хористы! А также костюмы… Да, пожалуй, что и декораторы тоже! В общем, связи и знакомства маэстро с закулисным миром театра - вот что нам будет весьма полезно!

Бесстрастное лицо обер-камергера на мгновение вытянулось в изумлении. Но он лишь повторил изящный поклон и тут же удалился прочь. Не слишком быстро, но и без промедления. Уж очень сильным было искушение высказать неопытному юнцу всё, о чём тот не знал и даже не догадывался в силу своего возраста относительно знакомства и связей с закулисным миром театра.

Де Вивонн, не мешкая, поспешил вслед за графом, опасаясь получить ещё какое-нибудь каверзное и неотложное поручение, а также в надежде, что успеет расспросить де Сент-Эньяна обо всех секретных задумках Людовика."

©Робин Каэри «Купидон на вишне» Глава 1 – Королевская корреспонденция

https://prodaman.ru/Robin_Caeri/books/Kupidon-na-vishne

***

«Маленькая тень протянулась от спинки дивана к подушке, свернулась в клубок, потом растянулась снова и замерла, как и подобает теням. Вот только лежать неподвижно дольше, чем несколько мгновений не стала и снова вытянулась вперёд. Лениво потягиваясь, тень выросла и поднялась на четыре лапы, и в лучах утреннего солнца проявился силуэт маленького зверька изящной формы, с рыжим тельцем и лапками, таким же рыжим хвостом и остренькими ушками, торчащими на макушке большой рыжей головы. Белоснежная манишка украшала его грудку, щёки тоже белели, а глаза! О, как же озорно блеснули эти огромные любопытствующие глаза медового с янтарными всполохами цвета.
Встряхнувшись, зверёк ещё раз потянулся и поочерёдно вытянул каждую из четырёх лапок. Вздёрнув острый носик, он прошёлся вокруг себя, распушив хвост, и вдруг замер, навострив ушки. Его слух привлекли странные звуки, похожие на сопение. Откуда же они доносилось? А главное, почему кто-то сопел? Любопытство сильнее опасений и даже сильнее страха перед неизвестностью. Недолго думая, зверёк побежал исследовать окрестности в надежде отыскать источник звуков, привлёкших его интерес. А вдруг кто-то лакомится вкусненьким, но не смог осилить один и теперь сопит от натуги, дожидаясь помощи?

- Эй, ты где? Ты кто? - из предосторожности зверёк выкрикивал вопросы, прежде чем сделать очередные несколько шажков, а потом прыгал дальше, весело приподнимая хвостик, и промчался ещё несколько шагов, прежде чем снова остановиться и с настороженным видом спросить:

- Эй, кто здесь? Ты где?

Наконец, поиски привели его к табурету возле дивана, на котором лежала стопка из книг для чтения на сон грядущий и кипа тетрадей, в которые по утрам записывают первые пришедшие в голову мысли.

- Эй, кто здесь? - спросил зверёк ещё раз, осторожно выглядывая из-за подлокотника дивана.

- Ой, - послышался ответ, и верхом на тетрадях показался силуэт мальчика. - Простите. Это я. Простите, если я помешал.

- А и не помешали, - куражась, ответил зверёк, не желая и виду подать, что искал того, кто так громко сопел, вообще-то из страха, а ещё больше, из любопытства.

- Это хорошо. А то, - незнакомец вздохнул. - Я уже и не знаю, может, я совсем никчёмный, поэтому никто на меня внимания и не обращает.

- А я обратил, - заявил зверёк, устраиваясь на мягком подлокотнике дивана.

Он повёл острым носиком, принюхиваясь к запахам, и прищурил сияющие озорством глазки.

- Слушай, а у тебя, случайно, нет ничего... Ну, вроде как вкусненького, - пояснил он и огляделся, навострив остренькие рыжие ушки.

Мальчик посмотрел на странного гостя и виновато пожал прозрачными плечами.

- Нет, - вздохнул он. - Мне ещё не записали ничего вкусненького. Но, у меня есть шарики. Алебастровые. Хочешь, поиграем?

- У, - разочарованно протянул зверёк и уже повернул, было, собираясь уйти восвояси, но, подумав, развернулся и спрыгнул с диванного подлокотника на табурет, угодив прямиком на томик "Трёх мушкетёров".

- А давай! - весело сказал он и присел на задние лапы. - Только, мы же еще не друзья, как же играть будем?

- Смешной ты! Ну, давай будем друзьями, - усмехнулся мальчик и протянул зверьку прозрачную руку.

- Я лисёнок. Люцием меня назвали. Я этот, как его... - лисёнок потёр ухо задней лапкой и насупил мордочку, пытаясь вспомнить мудрёное слово. - Я - талисман!

- Очень рад, - мальчик склонился в поклоне, показавшемся лисёнку забавным. Рыжику даже привиделось, что в руке у его нового друга мелькнула широкополая шляпа с перьями.

- А я Франсуа. Я новый персонаж. Но, я пока что не дописан. Совсем. Поэтому я такой прозрачный. Я - призрак.

Лисёнок вздохнул и потянулся. Целые недели в волшебной тетради, на страницах которой появлялись на свет невероятные истории и приключения, не было ни одной новой записи. Как же жизнь медленно и скучно тянется, когда не рождаются новые замыслы, герои не попадают в приключения, и по воле волшебного пера не появляются новые персонажи и захватывающие истории.

- Эх, - вздохнул рыжий талисман и уткнулся острой мордочкой в лапы.

- А что? - спросил голос снизу, с той самой табуретки, на которой хранилась тетрадь с записями черновиков.

- Что значит, что? - встрепенулся лисенок и забрался на подлокотник дивана.

- А что ты вздыхаешь? Отчего же? - спросил его новый друг, призрак ещё недописанного персонажа.

- Скучно-то как... Волшебное перо лежит без дела, ничего не записывает. Ничего не происходит. Жизнь как будто замерла. Вот и скучно мне.

- О нет, не скучай! Волшебное перо может и не записывает пока всё что взбредёт в голову нашего автора, но оно ждёт момента.

- Какого такого момента? Это когда же? - лисёнок недовольно вильнул хвостом.

- Волшебного момента, конечно же. А разве ты не знаешь, что само волшебство рождается тогда, когда за ним не следят. Надо спрятаться и ждать в засаде. Тогда и увидишь его.

Люций недоверчиво навострил ушки и уставился на призрачного героя. Он осторожно свесил голову вниз, зацепился лапками за подлокотник и посмотрел другу в лицо своими жёлтыми глазками, в которых сверкали тысячи огоньков любопытства и жадного стремления к приключениям.

- А давай вместе следить за этим моментом! - предложил он.

- Давай, - согласился Франсуа и поманил лисёнка к себе на табурет. - Спускайся сюда. Никто не обратит внимания, если мы будем просто сидеть неподвижно. Мы же талисманы, ты и я.

От долгого неподвижного сидения заныли лапки, начал чесаться кончик носа, а тут ещё и хвостик сам собой принялся отбивать нетерпеливый ритм - та-дам, там-там, та-дам...

- Тише ты! - шепнул ему Франсуа и ласково пригладил вздыбившуюся на загривке шёрстку. - Не вспугни её.

- Кого?

Лисенок с радостным любопытством озирнулся вокруг, ища, кого это он мог вспугнуть. Франсуа накрыл ладонью его левое ухо, нагнулся еще ниже и заговорил шёпотом:

- Смотри туда, - указал он на письменный стол. - Вон искрится. Видишь? Это Фея Вдохновения. Она порхает над гусиными перьями, завораживает чернила, заговаривает бумагу и тетради, чтобы рождались новые сказочные персонажи, и с ними приключались волшебные истории.

- Столько волшебства от одной искорки? То есть, от одной Феечки? Надо же, - подивился Люций и выпростал ухо из-под ладони мальчика. - А что же она нам не поможет, чтобы и с нами волшебство приключилось?

- Не знаю, - вздохнул Франсуа. - Может, время не пришло ещё?

- А я вот пойду и спрошу, - деловито почесав ухо задней лапкой, сказал лисенок и, не слушая взволнованный шёпот неуверенного в его затее Франсуа, спрыгнул с табуретки на пол, метнулся рыжей тенью к письменному столу и вскарабкался по одной из ножек наверх. Помахав другу белым кончиком пушистого хвоста, Люций проскочил мимо аккуратных стопок бумаги, возвышавшихся на поверхности стола, и остановился, заворожено наблюдая за искрящейся всеми цветами радуги тенью, порхающей над стаканчиком с гусиными перьями и грифельными карандашами.

- Извините, - набрался наконец он смелости и заговорил с Феечкой.

Та не сразу расслышала голос лисёнка, занятая своей песенкой и магическими пасами с волшебной палочкой. А когда лисёнок позвал её ещё раз, оглянулась и удивлённо посмотрела на него. Ах! Какие же у неё выразительные и глубокие зелёные глаза!

- Ой, а ты кто такой? Я тебя не выдумывала!

- Я сам по себе. Я не выдуманный, я настоящий, - лисёнок отступил на шаг и пригнулся, настороженно следя за палочкой в правой руке Феечки.

- Вижу, что настоящий, - усмехнулась она и заправила волшебную палочку в прическу. - А как тебя зовут? И откуда же ты взялся такой «сам по себе»?

- Я лисёнок Люций. Меня талисманом взяли. Я вон там, на диване живу. Я это, вдохновение дарю. Только, что-то оно редко кому нужно... Забыли нас там.

- Это кого же? - Феечка испуганно посмотрела в сторону дивана. - Кого это ещё там позабыли? Неужели я недоглядела?

- Там тетрадка со старыми записями. И в ней Франсуа живёт. Он персонаж, но у него совсем нет никаких приключений. Ему бы не помешало чуточку твоего волшебства получить.

Люций призывно помахал хвостиком, подавая сигнал своему другу, чтобы тот показался, и Франсуа не замедлил выйти из укрытия. Он выступил на два шага вперёд и отвесил галантный поклон, совсем как настоящий кавалер.

- Его зовут Франсуа, - представил своего друга лисёнок, и в его жёлтых глазках блеснула самая настоящая гордость.

- Ой, мамочки! Вы и есть тот самый Очаровательный маркиз? - пискнула Феечка, и её щёчки порозовели от волнения. - А я-то думала, куда же вы пропали! Ведь вы же Главный Герой! Скорее сюда! Надо исправить это недоразумение. Хватит уже ждать, ведь Вы заслуживаете настоящего романа про ваши приключения. Да-да! Вы оба!»

©Робин Каэри «Призраки персонажей» https://prodaman.ru/Robin_Caeri/books/Prizraki-personazhej

***

Этот отрывок приоткроет ещё один эпизод из моих писательских будней. Это, собственно, история о том, как появился сюжет рассказа "Алебастровые шарики".))

«На подоконнике у меня стоит трёхлитровая банка с мишурой, блёстками, шариками и конфетами. Она служит одновременно и декоративным фонарём для придания атмосферы уюта в зимние тёмные вечера, и украшением для красивых фотографий с натюрмортами со всякого рода необычными вещицами. Когда зимние праздники закончились, то и украшения тоже как-то стушевались, а на смену им появились новые. Эта банка долгое время оставалась на письменном столе, пока не перекочевала на подоконник, где и сейчас красуется на фоне окна.

В одно прекрасное утро я проснулся раньше обычного. И нет, разбудили меня вовсе не яркие солнечные лучи, а лёгкий шорох и звуки, похожие на чьё-то сосредоточенное сопение.

Приподнявшись на локте, я сонно посмотрел в сторону окна и увидел занятную картину, которая рассмешила меня настолько, что сон окончательно улетучился.

На фоне рассветных лучей перед большой банкой с мишурой мельтешил знакомый рыжий силуэт.

- Люций! И что это ты делаешь в такую рань? - спросил я, вылезая из постели.

Подойдя к окну, я заметил, что лисёнок был на подоконнике, но суетился не рядом с банкой, а застрял внутри неё. Он то и дело пытался подпрыгнуть вверх и ухватиться лапками за край, но каждый раз соскальзывал обратно на дно, поднимая при этом блестящий ураган из глиттерной пыли, радужных сердечек, цветных кружочков и бумажных снежинок. Не сдаваясь перед лицом неудачи, он снова и снова подпрыгивал. Присмотревшись ближе, я заметил, что в зубах он сжимал маленький шарик. Так вот почему он не позвал на помощь! Это его сопение я услышал сквозь сон!

- Погоди, дружок, я помогу, - сказал я и осторожно похлопал по стеклу ладонью.

Заметив меня, лисёнок обрадовано вздёрнул хвостик, и в его глазках блеснули огоньки. Я взял банку и положил её на стол, так что Люций смог выбраться наружу. Он тут же встряхнулся, рассыпав вокруг себя целое облачко из сверкающей пыли, сердечек и снежинок.

- Ну и ну, - я весело потрепал его за ушко, смеясь над тем, как он тщетно пытался стряхнуть с хвостика неуловимых светлячков. - И зачем же ты в банку залез?

- Жа... - он аккуратно выложил маленький алебастровый шарик на стол и, прежде чем тот успел откатиться прочь, поймал его, зажав между лапами. - За подарком.

- Подарок? Это для кого же? - удивился я и посмотрел на календарь, в котором были отмечены все важные даты.

- Так ведь у Франсуа день рождения будет скоро! Ну, через месяц или другой, - деловито сказал Люций, также как и я, глядя на календарь. - А ты всегда говорил, что время летит без оглядки, надо успеть поймать правильный момент. Вот я и поймал его. Момент. И подарок нашёл.

- Вот этот шарик? - я не перестаю удивляться поразительной и в чём-то очень заразительной логике моего друга. - А почему именно шарик?

- Ну как же, ведь Франсуа нам рассказывал о своей любимой игре. Помнишь? - в тоне лисёнка прозвучали нотки нетерпения, так же как бывало в те моменты, когда я умудрялся забыть что-то важное. - Да ведь Франсуа - лучший игрок в алебастровые шарики! Вот я и подумал, что хорошему игроку не помешают новые надёжные шарики в арсенале.

- Ага, значит, ты и про арсенал подумал, - улыбнулся я и вынул из банки ещё один шарик. - Ну что же, тогда есть смысл подарить сразу несколько шариков. Как раз в честь моего первого рассказа о нём. И в честь его дня рождения, когда бы он ни был.

Мы выбрали шесть самых красивых шариков и сложили их в маленькую картонную коробочку. Причём Люций настоял, чтобы там непременно была рассыпана мишура из снежинок и сердечек. И он сам добавил последний штрих к украшению этого подарка, присыпав шарики щедрым слоем сверкающей глиттерной пыли.

- Кстати, а откуда ты узнал про день рождения Франсуа? - спросил я, прихлебывая горячий мятный чай, которым мы вместе угощались после того, как закончили приготовления подарка.

- Мне Пане Каханку рассказал об этом, - ответил Люций, не отвлекаясь от блюдечка с чаем с молоком.

Я посмотрел в сторону дивана, куда лисёнок мельком скосил взгляд. Ах да! Мой белый плюшевый медвежонок, которого я взял к себе давным-давно и так привык к его компании, что уже и не помню, как давно мы вместе. Пане Каханку - это его имя. Оно как-то само собой пришло на ум, когда мы только познакомились, и я увидел его довольную улыбку. Так улыбаются те, кто осознают, что любимы и важны, а «каханы» по-беларуски значит любимый. Каханку - стало быть, Любимый или Любимец.

- И что же, Пане Каханку рассказал тебе про день рождения? - полюбопытствовал я.

- Нет, про день рождения у тебя в календаре записано. А вот про подарок это он рассказал, - охотно отвечал Люций после того, как расправился с медовой печенькой. - Он сказал, что когда ты собирал эту банку, то говорил о чём-то тёплом и светлом, как лампы. И ты приговаривал ещё, что положил в неё все волшебные ингредиенты для уютного дома. Вот эти сверкающие сердечки, снежинки, волшебная пыль, а ещё любимые мишкины конфеты с мёдом. И вот эти шарики. Для Пане Каханку здесь самое важное - это медовые конфеты, для меня - волшебная пыль вдохновения, для тебя - свет от гирлянды из разноцветных лампочек, которую ты туда положил. А для Франсуа - вот эти шарики. Он сам мне как-то сказал. И Пане Каханку и подсказал, что для подарка они самое то будут. Ну, вот я и решил, чего же ждать, надо скорее подарок делать!

- А что же так скоро? - не удержался я от ироничного тона.

- Ты же говорил, что не нужно долго ждать, когда хочешь порадовать друга, - ответил Люций и положил тёплую мордочку на запястье моей руки. - Этим утром я увидел яркое солнце и тут же захотел порадовать друга подарком. Чтобы поделиться.

- Солнцем?

- Ага.

Довольные этой затеей мы упаковали коробочку в бумагу и обвязали её шелковой лентой. Подарок готов. А чтобы поскорее повеселиться ещё больше, мы и в самом деле не стали дожидаться дня рождения нашего друга. Франсуа в тот же день нашёл этот сюрприз рядом с коробкой с кусочками той мозаичной картины, четверть которой он успел сложить к тому времени.

На следующее утро я снова проснулся раньше, чем обычно, и нет, вовсе не из-за ярких лучей рассветного солнца. Сквозь сон я услышал гул катившегося по полу шарика.

"Бум!" - шарик ударился о стену и замер. Тут же послышался такой же гул, и ещё один шарик прокатился по полу следом за первым. "Бум!" - шарики весело стукнулись друг о друга и тут же откатились в разные стороны.

- Ура! Это был мой шарик! Теперь твоя очередь, Люций. Если повезёт, отыграешься, - раздался звонкий мальчишеский голос.

Спросонья я проворчал что-то о субботе, свободном для долгого сна времени и снова закрыл глаза. Теперь уже ни гул катавшихся по полу шариков, ни весёлая возня азартных игроков, ни их споры и победные возгласы не мешали мне видеть во сне образы нового рассказа о маленьком Очаровательном маркизе. А под самый занавес этого сна я увидел довольно ухмыляющегося плюшевого белого медвежонка Пане Каханку, разглядывающего альбом с иллюстрациями к истории Великого Княжества».
©Робин Каэри «Призраки персонажей» https://prodaman.ru/Robin_Caeri/books/Prizraki-personazhej


Рассказ "Алебастровые шарики" вошёл в серию "Очаровательный маркиз" и его можно прочитать здесь, на Продамане: https://prodaman.ru/Robin_Caeri/books/Alebastrovye-shariki_rasskaz