Многострадальный исторический факультет то разделяли, то соединяли, то выпячивали в названии слово «международный», то прятали его обратно. Теперь факультета не было вообще, а был институт, и именно с его почты пришли Бергеру письма с темой «ВАШИ ДАЛЬНЕЙШИЕ ДЕЙСТВИЯ».
Иван перевернул страницу и усмехнулся.
Кроме названия темы в письмах не было ничего. В каждом - с десяток строк, набранных сплошными знаками вопроса. Как это бывает при сбое кодировки. Иногда среди вопросов попадались странные латинские аббревиатуры, но ни одна из них Ивану ни о чем не говорила.
Единственной зацепкой был сам адрес. Точнее, имя почтового ящика, стоящее перед «собакой» и университетским доменом. Иван долго смотрел на него, пытаясь вспомнить, где его видел. Этот KIR мог означать что угодно. ФИО преподавателя, начальные буквы имени аспиранта. Или профессора. Или не имени, а фамилии. В университете у Ивана уже давно не было никаких знакомых, если не считать его старого научного руководителя, с которым он не виделся уже лет пятнадцать.
Двух минут хватило, чтобы найти на сайте телефон деканата, который теперь назывался «учебным офисом».
- Мне нужно поговорить с профессором Садовским, - деловито сказал Иван, когда на том конце сняли трубку и томным женским голосом протянули «алло».
Женский голос впал в ступор и через некоторое время переспросил:
- С кем?
- С Садовским. Викентием Павловичем. Профессором. Не помню точное название кафедры. Что-то вроде религиоведения.
- Может регионоведения? Но у нас там нет никаких Садовских.
В трубке послышался шорох, забубнили чьи-то голоса. Девушка отстранилась от микрофона и сказала кому-то: «Да? Ну тогда сами объясняйте».
Трубку взяла другая дама, судя по голосу постарше первой.
- Алло. Вы слышите? Зачем вам Садовский?
- По личному вопросу.
- Вы знаете, молодой человек, он у нас уже очень давно не работает. Лет десять как.
- Куда-то перевелся? Не подскажете куда?
Дама замешкалась.
- Если вы по личному вопросу, то, наверное, должны быть в курсе, - сказала она наконец. – У профессора Садовского случились тогда большие проблемы со здоровьем. Его увезли в больницу прямо с лекции. Прискорбный был случай.
Иван застыл, не зная, что сказать.
- Но вы не бойтесь, - продолжила она. – Насколько знаю, спустя несколько месяцев его выписали. Увы, больше ничем не могу помочь. Попробуйте обратиться в справочную.
- Вы хотите сказать, он заболел, и его сразу уволили?
- Э-э… Там не все так просто. Найдете профессора, сами все узнаете.
Короткие гудки.
Иван повертел в руках смартфон.
Создавалось впечатление, что в университете о профессоре вспоминать не любили. Садовский всегда казался Ивану немного не от мира сего. Что не удивительно, учитывая его научные интересы – христианские ереси и средневековую криптографию.
Иван еще раз глянул на адрес почты и ему пришло в голову, что KIR вполне может означать «кафедру истории религий». Или «криптография и религии». Учитывая интересы самого Бергера, это было логично. В любом случае, разговор с профессором Садовским мог оказаться полезным. Да и связи на кафедре у него наверняка сохранялись.
Ивану не нужна была справочная. Он знал, где искать профессора.
Блиновский пассаж представлял собой длинное большое здание, выстроенный полтора века назад в псевдорусском стиле. Как писали в одном старом путеводителе, это был «дом ресторанов, магазинов, коммуналок и привидений».
Иван ни разу не видел здесь привидений, а рестораны, магазины и коммуналки его не интересовали.
Ему нужна была крыша.
Он свернул в одну из арок и прошел во двор.
В отличие от парадного фасада, двор напоминал не городскую достопримечательность, а трущобы напополам с развалинами, оставшимися от боевых действий. Задняя часть дома была загромождена тянувшимися во все стороны трубами, спрятанными в нишах ржавыми решетчатыми балконами и какими-то деревянными пристройками. Все это было похоже то ли на старые кварталы Неаполя, то ли на компактные бразильские фавелы.
Массивные пожарные лестницы тянулись зигзагом среди труб с балкона на балкон. До нижнего балкона было никак не достать, но Садовский еще пятнадцать лет назад показал Ивану одну хитрость. С тех пор ничего не изменилось.
Иван забрался на пристройку, прошел по карнизу к толстенной трубе и перелез на балкон. По инструкции люки на балконах должны были закрываться, но тут никогда ничего не закрывалось.
Ржавая лестница дрожала под весом, и пару раз Ивану казалось, что сейчас вся конструкция обрушится вниз.
На предпоследнем этаже окно было открыто. На подоконнике сидела размалеванная девица в открытом до пупа фиолетовом пеньюаре и курила длинную коричневую сигариллу.
Она лениво смерила взглядом карабкающегося по лестнице Ивана и хрипло спросила:
- Работаешь?
- Почти.
Девица усмехнулась.
- Тут брать нечего. Ползи обратно.
- Я все-таки попытаюсь.
- Ну, как знаешь.
Девица выкинула сигариллу и захлопнула окно. Иван полез дальше.
Крыша пассажа была сложным сооружением с крутыми скатами, перепадами высоты и торчащими там и сям кирпичными дымоходами.
Иван вскарабкался повыше, перебегая от трубы к трубе. Перелез на соседний сегмент, куда была перекинута простая деревянная лестница, и подобрался к низкому выступу с застекленными чердачными окнами. Судя по обстановке на чердаке, там ничего не изменилось.
Иван постучал по стеклу костяшками пальцев. Спустя минуту постучал еще раз, сильнее, так, что стекло задребезжало.
В окне появилось морщинистое лицо, с всклокоченной седой бородой и вытаращенными глазами.
- Добрый день, профессор, - сказал Иван. – Давно не виделись.
- Мог бы позвонить хоть раз, - проворчал Садовский, смахивая с дубового стола в ведро объедки и одноразовую посуду.
- Извини, Палыч. Как посеял тогда твой телефон, так и с концами. А потом все завертелось, закрутилось.
- Ага. Знаю, чего у тебя закрутилось. Науку похерил, стал щелкопером. Или как вас сейчас называют? Журнаглисты?
- Журнашлюхи. Но я и оттуда ушел. Уже давно.
- Говорил тебе, бери тему, а я помогу с материалами. Сейчас бы уже доктором был.
- Не судьба.
Иван оглядел профессорское пристанище.
Чердак был заставлен книжными стеллажами и шкафами, где сквозь стекло виднелись архивные коробки. Длинный стол тянулся от одного окна до другого. На одном конце он был письменный, с ворохом бумаг и настольной лампой. На другом – обеденный, с тарелками, стаканами и хлебницей. Все было так, как раньше, разве что шкафов, книг и бумаг прибавилось. Да борода у профессора была уже не темная и аккуратно постриженная, а пегая и торчала во все стороны. Садовский был облачен в замызганный халат, на котором виднелись следы от многочисленных возлияний.
- Думал, по телефону поговорить, - сказал Иван. – Позвонил в деканат. Ну и… Пришлось сюда заявиться. Извини.
Садовский подозрительно прищурился.
- И что тебе сказали в деканате?
- Что-то про больницу, куда тебя забрали прямо с лекции. Как здоровье, кстати?
Садовский крякнул.
- Отлично здоровье. Приврали, как всегда.
- Что, не было больницы? А почему тогда…
Садовский засуетился, опустив голову, взял чайник, плеснул воды в стакан.
- Палыч, - сказал Иван, внимательно за ним наблюдая. – Только не говори, что опять какой-нибудь первокурснице под юбку залез. Тебя же предупреждали.
- А тебе-то что? – огрызнулся старик. – Ты свалил и будь здоров. Предупреждали они. Может, это была любовь всей жизни? А они со своими инструкциями… Э-эх!
Он достал из холодильника бутылку водки.
- Будешь?
- То есть не было больницы.
- Была. Забирали. Не с лекции, но почти, - он разлил водку по стаканам. – Ладно. Дела минувшие. Вряд ли ты сюда проведать старика заявился. Говори, зачем пожаловал.
Иван раскрыл папку и бухнул ее на стол.
- Адрес электронной почты. У меня стойкое впечатление, что он старый и я его видел, еще тогда, аспирантом. Кому он мог принадлежать?
Садовский нацепил очки и вгляделся.
- Ну, то что после «собаки», это точно новое. Наверное, они как всегда провели конкурс на самую дебильную аббревиатуру.
- Я про начало.
- KIR? – старик нахмурился. – Не припомню такой почты. Может какой-нибудь античник своего любимого царя в адрес засунул?
- Или кафедра истории религии?
- Не было такой кафедры. Была религия и культура. А к чему все эти глупые вопросы? Напиши письмо, пусть ответят, кто такие.
- Нельзя туда письма писать, Палыч. Это уголовное расследование.
- Чего?! - Садовский вытаращил глаза поверх очков.
- Уголовное расследование. Я, Палыч, теперь частный детектив.
- Ох ты, говна пирога. Частный детектив. Все по профессиям, значит, скачешь. А потом куда? В шахтеры? Извини, парень, не знаю я никакого Кира. Не помогу.
Садовский перелистнул страницу.
- А это что?
Фотография тайнописи на груди убитого гастарбайтера была настолько четкой, что выжженные символы казались выпуклыми.
Садовский медленно поднял голову.
- Откуда это у тебя?
- Ты знаешь, что здесь написано?
- Что написано не знаю… Но шифрование, надо сказать, презабавное.
- Есть еще два образца, - сказал Иван и достал смартфон.
Садовский долго сидел, сличая знаки на идоле, гастарбайтере и в книге. Потом вскочил, схватил стремянку и полез на стеллаж. Достал оттуда увесистый том и раскрыл его на середине.
- Вот! – торжественно провозгласил он, указав на похожие символы, набранные в таблице убористым шрифтом. – Здесь было применено двойное шифрование. И использованы сразу два алфавита. Греческие буквы в византийском варианте и древнепермский полуустав. Очень заковыристая штука. Даже не припомню, чтобы я такое прежде видел.
- Ты сможешь это расшифровать?
Садовский посмотрел на него укоризненно.
- Чему я тебя учил десять лет, бестолочь? Чтобы разгадать шифр, нужен ключ. У тебя есть ключ?
- Нет.
Садовский развел руками.
- Тогда ты можешь хоть до посинения буквы подставлять. Ничего не получится, - он снова водрузил очки на нос и склонился над бумажками и смартфоном, бормоча: - Но какая же интересная штука…
- Палыч, ты на трупы смотришь, - сказал Иван.
- Что? – вскинулся тот. – Да-да. Конечно. На трупы… - он показал на экран смартфона. – А это не трупы. Это какая-то книга. Ключ может быть в книге. Где она?
- В том-то и проблема, - сказал Иван. – Книги нет. Попала к каким-то сектантам, и они ее спрятали.
Он пролистнул экран к фотографии с загадкой.
Садовский долго вглядывался в четверостишье и лицо его вытягивалось.
- В красной башне книгу найдешь, - задумчиво повторил он. - Слушай, Ваня. Я, кажется, знаю, где эта твоя красная башня.
- Совсем с ума сбрендила?
Маша сгорбившись сидела за компьютером и рылась в ведомственном архиве.
Усманов бросил на ее стол блокнот.
– Может ты ему и материалы дела в клювике принесла?
Маша криво усмехнулась.
Усманов со стоном рухнул в кресло.
- Только не это. Двести восемьдесят пятая. Злоупотребление. С отягчающими.
- Он не убийца, - глухо сказала она, не отрываясь от экрана. – И его никто не исключал из следственной группы. Поэтому никакого злоупотребления. Чушь не неси.
Усманов схватился за голову.
- Да какое исключал, о чем ты? После того, как он сбежал, ордер – дело пары часов.
- Вот когда будет ордер, тогда и посмотрим. А пока только ты у нас злоупотребляешь. Без ордера с мигалками гражданского крутить приехал.
Усманов беззвучно выругался.
- Что он тебе наплел? Что пообещал? Что дочь найдет? И ты, дура, поверила?
- Заткнись, - Маша холодно сверкнула глазами.
На столе ожил коммутатор.
- Мария, - задребезжал из динамика голос Воеводина, - Артема не видела?
- Он здесь, - процедила она.
- Бегом ко мне. Оба. Новости есть.
На полутораметровом экране виднелось красно-бурое месиво, и Маша поморщилась, когда догадалась, что это. В центре торчало белое пятно обрубленного позвоночника.
- Голову ему отпилили, - сказал Воеводин. – Чем-то вроде большого ножа с зубьями.
- Скорее всего вот этим, - добавил судмедэксперт, и кадр сменился. – Швейцарский саперный тесак образца середины 19 века. У него очень характерный рез, а в ране нашли химические следы старой золингеновской стали. Так что, либо он, либо старая подделка.
Тесак напоминал короткий прямой меч с витой рукояткой. Одна кромка была зубчатой.
- Очень распространенное пехотное оружие того времени, - добавил судмедэксперт. – Их до сих пор много в антикварных магазинах.
Воеводин указал пальцем на одного из оперов.
- Займись. Магазины наверняка закрыты, выйди на владельцев. Понятно, что могли привезти откуда угодно, но вдруг повезет найти покупателя.
Опер кивнул.
- Руки второго пострадавшего отрублены тем же оружием, - добавил судмедэксперт. – Кроме того, на тканях и того, и другого есть следы плесени и красной керамики.
- Керамики? – нахмурился Усманов.
- Да, если говорить точно. Но на 90% это пыль от старых керамических кирпичей. Из которых строили дома сто лет назад. Что касается плесени, то это стандартный плесневый грибок. Обычно встречается в нежилых или заброшенных помещениях.
- Оба потерпевших, - подытожил Воеводин, - убиты одним оружием в одном месте, и уже потом доставлены туда, где их нашли. Ищем старый дом, подвал, чердак.
- Таких сотни в центре, - сказал Усманов.
- Вот сотни и обследуем.
- Есть еще кое-что, - сказал судмедэксперт. – Знаки на теле второго потерпевшего нанесены минимум через шесть часов после смерти. Смерть наступила около полуночи, знаки выжжены в районе шести утра. На сожженной коже под знаками найдена пыльца растений с откоса. То есть знаки наносились не там, где убивали, а там, куда принесли.
Наступило молчание.
- Понимаете, что это нелогично? - спросил Воеводин. – Какой смысл ждать так долго? Да еще и рисковать. Вдруг кто увидит?
- Может, убивал один, а знаки наносил другой? – предположила Маша.
Воеводин нахмурился.
- Кто-то ходит за убийцей и стряпает из трупов арт-объекты? Слишком сложная конструкция.
- Зато в духе хипстеров, - хмыкнул Усманов. – Меня другой вопрос волнует. Когда Политова будем брать? И где искать?
- Политов не причем, - отрезал Воеводин.
- Как не причем? – опешил Усманов. – А волчья голова? А вызов на место преступления?
- По вызову еще надо разобраться, кто его вызвал. А насчет всего остального… Егорьев, докладывай, - Воеводин кивнул второму оперу.
- Да, - Егорьев вскочил. – Я проверил алиби Политова. – Он щелкнул пультом, и картинка поменялась.
Это была ночная съемка с камеры наблюдения. Вход в магазин, газон вдоль фасада, дерево, несколько скамеек, урна, забитая мусором под завязку.
На асфальте в обнимку с урной сидел человек. Расстояние было небольшое, так что узнать его не составляло никакого труда.
- Это магазин «Магнит» рядом с его домом, - сказал Егорьев. – В ночь убийства Саши Белого. Политов сперва сидел вон на той скамейке под деревом. Потом переместился к урне и заснул. – Он поставил на перемотку. – И сидел так почти до шести утра. Железобетонное алиби.
Сквозь мельтешение было видно, что человек рядом с урной за всю ночь даже не пошевелился. Потом, когда рассвело, с трудом встал на карачки, поднялся и, пошатываясь, убрел прочь.
- Пьяный ублюдок, - пробормотала Маша.
- Еще я заказал сравнительный анализ найденной у Политова скульптуры волчьей головы, - продолжил Егорьев.
Иван перевернул страницу и усмехнулся.
Кроме названия темы в письмах не было ничего. В каждом - с десяток строк, набранных сплошными знаками вопроса. Как это бывает при сбое кодировки. Иногда среди вопросов попадались странные латинские аббревиатуры, но ни одна из них Ивану ни о чем не говорила.
Единственной зацепкой был сам адрес. Точнее, имя почтового ящика, стоящее перед «собакой» и университетским доменом. Иван долго смотрел на него, пытаясь вспомнить, где его видел. Этот KIR мог означать что угодно. ФИО преподавателя, начальные буквы имени аспиранта. Или профессора. Или не имени, а фамилии. В университете у Ивана уже давно не было никаких знакомых, если не считать его старого научного руководителя, с которым он не виделся уже лет пятнадцать.
Двух минут хватило, чтобы найти на сайте телефон деканата, который теперь назывался «учебным офисом».
- Мне нужно поговорить с профессором Садовским, - деловито сказал Иван, когда на том конце сняли трубку и томным женским голосом протянули «алло».
Женский голос впал в ступор и через некоторое время переспросил:
- С кем?
- С Садовским. Викентием Павловичем. Профессором. Не помню точное название кафедры. Что-то вроде религиоведения.
- Может регионоведения? Но у нас там нет никаких Садовских.
В трубке послышался шорох, забубнили чьи-то голоса. Девушка отстранилась от микрофона и сказала кому-то: «Да? Ну тогда сами объясняйте».
Трубку взяла другая дама, судя по голосу постарше первой.
- Алло. Вы слышите? Зачем вам Садовский?
- По личному вопросу.
- Вы знаете, молодой человек, он у нас уже очень давно не работает. Лет десять как.
- Куда-то перевелся? Не подскажете куда?
Дама замешкалась.
- Если вы по личному вопросу, то, наверное, должны быть в курсе, - сказала она наконец. – У профессора Садовского случились тогда большие проблемы со здоровьем. Его увезли в больницу прямо с лекции. Прискорбный был случай.
Иван застыл, не зная, что сказать.
- Но вы не бойтесь, - продолжила она. – Насколько знаю, спустя несколько месяцев его выписали. Увы, больше ничем не могу помочь. Попробуйте обратиться в справочную.
- Вы хотите сказать, он заболел, и его сразу уволили?
- Э-э… Там не все так просто. Найдете профессора, сами все узнаете.
Короткие гудки.
Иван повертел в руках смартфон.
Создавалось впечатление, что в университете о профессоре вспоминать не любили. Садовский всегда казался Ивану немного не от мира сего. Что не удивительно, учитывая его научные интересы – христианские ереси и средневековую криптографию.
Иван еще раз глянул на адрес почты и ему пришло в голову, что KIR вполне может означать «кафедру истории религий». Или «криптография и религии». Учитывая интересы самого Бергера, это было логично. В любом случае, разговор с профессором Садовским мог оказаться полезным. Да и связи на кафедре у него наверняка сохранялись.
Ивану не нужна была справочная. Он знал, где искать профессора.
***
Блиновский пассаж представлял собой длинное большое здание, выстроенный полтора века назад в псевдорусском стиле. Как писали в одном старом путеводителе, это был «дом ресторанов, магазинов, коммуналок и привидений».
Иван ни разу не видел здесь привидений, а рестораны, магазины и коммуналки его не интересовали.
Ему нужна была крыша.
Он свернул в одну из арок и прошел во двор.
В отличие от парадного фасада, двор напоминал не городскую достопримечательность, а трущобы напополам с развалинами, оставшимися от боевых действий. Задняя часть дома была загромождена тянувшимися во все стороны трубами, спрятанными в нишах ржавыми решетчатыми балконами и какими-то деревянными пристройками. Все это было похоже то ли на старые кварталы Неаполя, то ли на компактные бразильские фавелы.
Массивные пожарные лестницы тянулись зигзагом среди труб с балкона на балкон. До нижнего балкона было никак не достать, но Садовский еще пятнадцать лет назад показал Ивану одну хитрость. С тех пор ничего не изменилось.
Иван забрался на пристройку, прошел по карнизу к толстенной трубе и перелез на балкон. По инструкции люки на балконах должны были закрываться, но тут никогда ничего не закрывалось.
Ржавая лестница дрожала под весом, и пару раз Ивану казалось, что сейчас вся конструкция обрушится вниз.
На предпоследнем этаже окно было открыто. На подоконнике сидела размалеванная девица в открытом до пупа фиолетовом пеньюаре и курила длинную коричневую сигариллу.
Она лениво смерила взглядом карабкающегося по лестнице Ивана и хрипло спросила:
- Работаешь?
- Почти.
Девица усмехнулась.
- Тут брать нечего. Ползи обратно.
- Я все-таки попытаюсь.
- Ну, как знаешь.
Девица выкинула сигариллу и захлопнула окно. Иван полез дальше.
Крыша пассажа была сложным сооружением с крутыми скатами, перепадами высоты и торчащими там и сям кирпичными дымоходами.
Иван вскарабкался повыше, перебегая от трубы к трубе. Перелез на соседний сегмент, куда была перекинута простая деревянная лестница, и подобрался к низкому выступу с застекленными чердачными окнами. Судя по обстановке на чердаке, там ничего не изменилось.
Иван постучал по стеклу костяшками пальцев. Спустя минуту постучал еще раз, сильнее, так, что стекло задребезжало.
В окне появилось морщинистое лицо, с всклокоченной седой бородой и вытаращенными глазами.
- Добрый день, профессор, - сказал Иван. – Давно не виделись.
***
- Мог бы позвонить хоть раз, - проворчал Садовский, смахивая с дубового стола в ведро объедки и одноразовую посуду.
- Извини, Палыч. Как посеял тогда твой телефон, так и с концами. А потом все завертелось, закрутилось.
- Ага. Знаю, чего у тебя закрутилось. Науку похерил, стал щелкопером. Или как вас сейчас называют? Журнаглисты?
- Журнашлюхи. Но я и оттуда ушел. Уже давно.
- Говорил тебе, бери тему, а я помогу с материалами. Сейчас бы уже доктором был.
- Не судьба.
Иван оглядел профессорское пристанище.
Чердак был заставлен книжными стеллажами и шкафами, где сквозь стекло виднелись архивные коробки. Длинный стол тянулся от одного окна до другого. На одном конце он был письменный, с ворохом бумаг и настольной лампой. На другом – обеденный, с тарелками, стаканами и хлебницей. Все было так, как раньше, разве что шкафов, книг и бумаг прибавилось. Да борода у профессора была уже не темная и аккуратно постриженная, а пегая и торчала во все стороны. Садовский был облачен в замызганный халат, на котором виднелись следы от многочисленных возлияний.
- Думал, по телефону поговорить, - сказал Иван. – Позвонил в деканат. Ну и… Пришлось сюда заявиться. Извини.
Садовский подозрительно прищурился.
- И что тебе сказали в деканате?
- Что-то про больницу, куда тебя забрали прямо с лекции. Как здоровье, кстати?
Садовский крякнул.
- Отлично здоровье. Приврали, как всегда.
- Что, не было больницы? А почему тогда…
Садовский засуетился, опустив голову, взял чайник, плеснул воды в стакан.
- Палыч, - сказал Иван, внимательно за ним наблюдая. – Только не говори, что опять какой-нибудь первокурснице под юбку залез. Тебя же предупреждали.
- А тебе-то что? – огрызнулся старик. – Ты свалил и будь здоров. Предупреждали они. Может, это была любовь всей жизни? А они со своими инструкциями… Э-эх!
Он достал из холодильника бутылку водки.
- Будешь?
- То есть не было больницы.
- Была. Забирали. Не с лекции, но почти, - он разлил водку по стаканам. – Ладно. Дела минувшие. Вряд ли ты сюда проведать старика заявился. Говори, зачем пожаловал.
Иван раскрыл папку и бухнул ее на стол.
- Адрес электронной почты. У меня стойкое впечатление, что он старый и я его видел, еще тогда, аспирантом. Кому он мог принадлежать?
Садовский нацепил очки и вгляделся.
- Ну, то что после «собаки», это точно новое. Наверное, они как всегда провели конкурс на самую дебильную аббревиатуру.
- Я про начало.
- KIR? – старик нахмурился. – Не припомню такой почты. Может какой-нибудь античник своего любимого царя в адрес засунул?
- Или кафедра истории религии?
- Не было такой кафедры. Была религия и культура. А к чему все эти глупые вопросы? Напиши письмо, пусть ответят, кто такие.
- Нельзя туда письма писать, Палыч. Это уголовное расследование.
- Чего?! - Садовский вытаращил глаза поверх очков.
- Уголовное расследование. Я, Палыч, теперь частный детектив.
- Ох ты, говна пирога. Частный детектив. Все по профессиям, значит, скачешь. А потом куда? В шахтеры? Извини, парень, не знаю я никакого Кира. Не помогу.
Садовский перелистнул страницу.
- А это что?
Фотография тайнописи на груди убитого гастарбайтера была настолько четкой, что выжженные символы казались выпуклыми.
Садовский медленно поднял голову.
- Откуда это у тебя?
- Ты знаешь, что здесь написано?
- Что написано не знаю… Но шифрование, надо сказать, презабавное.
- Есть еще два образца, - сказал Иван и достал смартфон.
Садовский долго сидел, сличая знаки на идоле, гастарбайтере и в книге. Потом вскочил, схватил стремянку и полез на стеллаж. Достал оттуда увесистый том и раскрыл его на середине.
- Вот! – торжественно провозгласил он, указав на похожие символы, набранные в таблице убористым шрифтом. – Здесь было применено двойное шифрование. И использованы сразу два алфавита. Греческие буквы в византийском варианте и древнепермский полуустав. Очень заковыристая штука. Даже не припомню, чтобы я такое прежде видел.
- Ты сможешь это расшифровать?
Садовский посмотрел на него укоризненно.
- Чему я тебя учил десять лет, бестолочь? Чтобы разгадать шифр, нужен ключ. У тебя есть ключ?
- Нет.
Садовский развел руками.
- Тогда ты можешь хоть до посинения буквы подставлять. Ничего не получится, - он снова водрузил очки на нос и склонился над бумажками и смартфоном, бормоча: - Но какая же интересная штука…
- Палыч, ты на трупы смотришь, - сказал Иван.
- Что? – вскинулся тот. – Да-да. Конечно. На трупы… - он показал на экран смартфона. – А это не трупы. Это какая-то книга. Ключ может быть в книге. Где она?
- В том-то и проблема, - сказал Иван. – Книги нет. Попала к каким-то сектантам, и они ее спрятали.
Он пролистнул экран к фотографии с загадкой.
Садовский долго вглядывался в четверостишье и лицо его вытягивалось.
- В красной башне книгу найдешь, - задумчиво повторил он. - Слушай, Ваня. Я, кажется, знаю, где эта твоя красная башня.
Глава 9. Больница
- Совсем с ума сбрендила?
Маша сгорбившись сидела за компьютером и рылась в ведомственном архиве.
Усманов бросил на ее стол блокнот.
– Может ты ему и материалы дела в клювике принесла?
Маша криво усмехнулась.
Усманов со стоном рухнул в кресло.
- Только не это. Двести восемьдесят пятая. Злоупотребление. С отягчающими.
- Он не убийца, - глухо сказала она, не отрываясь от экрана. – И его никто не исключал из следственной группы. Поэтому никакого злоупотребления. Чушь не неси.
Усманов схватился за голову.
- Да какое исключал, о чем ты? После того, как он сбежал, ордер – дело пары часов.
- Вот когда будет ордер, тогда и посмотрим. А пока только ты у нас злоупотребляешь. Без ордера с мигалками гражданского крутить приехал.
Усманов беззвучно выругался.
- Что он тебе наплел? Что пообещал? Что дочь найдет? И ты, дура, поверила?
- Заткнись, - Маша холодно сверкнула глазами.
На столе ожил коммутатор.
- Мария, - задребезжал из динамика голос Воеводина, - Артема не видела?
- Он здесь, - процедила она.
- Бегом ко мне. Оба. Новости есть.
***
На полутораметровом экране виднелось красно-бурое месиво, и Маша поморщилась, когда догадалась, что это. В центре торчало белое пятно обрубленного позвоночника.
- Голову ему отпилили, - сказал Воеводин. – Чем-то вроде большого ножа с зубьями.
- Скорее всего вот этим, - добавил судмедэксперт, и кадр сменился. – Швейцарский саперный тесак образца середины 19 века. У него очень характерный рез, а в ране нашли химические следы старой золингеновской стали. Так что, либо он, либо старая подделка.
Тесак напоминал короткий прямой меч с витой рукояткой. Одна кромка была зубчатой.
- Очень распространенное пехотное оружие того времени, - добавил судмедэксперт. – Их до сих пор много в антикварных магазинах.
Воеводин указал пальцем на одного из оперов.
- Займись. Магазины наверняка закрыты, выйди на владельцев. Понятно, что могли привезти откуда угодно, но вдруг повезет найти покупателя.
Опер кивнул.
- Руки второго пострадавшего отрублены тем же оружием, - добавил судмедэксперт. – Кроме того, на тканях и того, и другого есть следы плесени и красной керамики.
- Керамики? – нахмурился Усманов.
- Да, если говорить точно. Но на 90% это пыль от старых керамических кирпичей. Из которых строили дома сто лет назад. Что касается плесени, то это стандартный плесневый грибок. Обычно встречается в нежилых или заброшенных помещениях.
- Оба потерпевших, - подытожил Воеводин, - убиты одним оружием в одном месте, и уже потом доставлены туда, где их нашли. Ищем старый дом, подвал, чердак.
- Таких сотни в центре, - сказал Усманов.
- Вот сотни и обследуем.
- Есть еще кое-что, - сказал судмедэксперт. – Знаки на теле второго потерпевшего нанесены минимум через шесть часов после смерти. Смерть наступила около полуночи, знаки выжжены в районе шести утра. На сожженной коже под знаками найдена пыльца растений с откоса. То есть знаки наносились не там, где убивали, а там, куда принесли.
Наступило молчание.
- Понимаете, что это нелогично? - спросил Воеводин. – Какой смысл ждать так долго? Да еще и рисковать. Вдруг кто увидит?
- Может, убивал один, а знаки наносил другой? – предположила Маша.
Воеводин нахмурился.
- Кто-то ходит за убийцей и стряпает из трупов арт-объекты? Слишком сложная конструкция.
- Зато в духе хипстеров, - хмыкнул Усманов. – Меня другой вопрос волнует. Когда Политова будем брать? И где искать?
- Политов не причем, - отрезал Воеводин.
- Как не причем? – опешил Усманов. – А волчья голова? А вызов на место преступления?
- По вызову еще надо разобраться, кто его вызвал. А насчет всего остального… Егорьев, докладывай, - Воеводин кивнул второму оперу.
- Да, - Егорьев вскочил. – Я проверил алиби Политова. – Он щелкнул пультом, и картинка поменялась.
Это была ночная съемка с камеры наблюдения. Вход в магазин, газон вдоль фасада, дерево, несколько скамеек, урна, забитая мусором под завязку.
На асфальте в обнимку с урной сидел человек. Расстояние было небольшое, так что узнать его не составляло никакого труда.
- Это магазин «Магнит» рядом с его домом, - сказал Егорьев. – В ночь убийства Саши Белого. Политов сперва сидел вон на той скамейке под деревом. Потом переместился к урне и заснул. – Он поставил на перемотку. – И сидел так почти до шести утра. Железобетонное алиби.
Сквозь мельтешение было видно, что человек рядом с урной за всю ночь даже не пошевелился. Потом, когда рассвело, с трудом встал на карачки, поднялся и, пошатываясь, убрел прочь.
- Пьяный ублюдок, - пробормотала Маша.
- Еще я заказал сравнительный анализ найденной у Политова скульптуры волчьей головы, - продолжил Егорьев.
