Она закончила и подняла на него взгляд, умоляя понять. Умоляя поверить.
Эдуард прочёл. Молча. Затем поднял глаза на неё. В его взгляде не было недоверия. Была тень, холодная и тяжёлая.
— Понял, — тихо сказал он. — Жанна! — он обернулся, и в дверном проёме, словно из ниоткуда, возникла невозмутимая фигура домоправительницы. — Принеси, пожалуйста, чай. Покрепче. И нашей гостье, — он снова посмотрел на Алёну.
Пока Жанна удалялась, он сделал ещё один шаг вперёд и положил свою тёплую, сухую ладонь ей на плечо. Касание было отцовским, бережным.
— Алёна, — произнёс он так тихо, что его слова были слышны только ей. — То, что ты не можешь говорить… это как-то связано с тем «случаем»? И с тем, что ты видела в том деле?
«Нет» - написала она, а потом добавила, — «мне пришлось уничтожить один древний, страшный манускрипт.» Она зажмурилась, чувствуя, как подступают слёзы. От усталости, от беспомощности, от этого внезапного проявления заботы.
— Хорошо, — он убрал руку. — Сначала чай. Потом будем думать, как тебе помочь. Но одно я тебе скажу сразу — скучно с тобой точно не бывает.
Жанна принесла поднос с двумя фарфоровыми чашками, из которых тянулся пар, и маленькой розеткой с мёдом. Аромат свежего чая смешался с запахом наполнил помещение, и Эдуард жестом пригласил Алёну перейти в гостиную, усадил в глубокое кожаное кресло и сам разместился напротив.
— Пей, согрейся, — сказал он, отодвигая от себя чашку. Его взгляд был пристальным и серьёзным. — Алёна, то, что ты не можешь говорить… это серьёзное препятствие. Не только для жизни, но и для нашего… расследования. Я не могу тебе помочь, не зная, в каком ты состоянии. Прости за наглость, но я настаиваю.
Он взял свой телефон с низкого столика. — Я вызову своего врача. Андрея Петровича. Для него ты будешь моей племянницей, у которой внезапно пропал голос после… скажем так, нервного потрясения. Я не буду его ни в чём обманывать, кроме твоего статуса. Но он должен тебя осмотреть.
Алёна резко замотала головой, её глаза расширились от паники. Нет, только не это. Она схватила телефон.
«Нет! Не надо! Я не хочу что бы-то знал»
— Я понимаю твой страх, — Эдуард говорил мягко, но непреклонно. — Но иначе наше сотрудничество зайдёт в тупик. Ты не можешь мне ничего рассказать, а я не могу помочь вслепую. Доверься мне. Я ему доверяю. И, само собой не буду рассказывать о твоих способностях. Просто стресс.
Не дав ей возразить, он набрал номер и коротко, деловито объяснил ситуацию. «Да, Андрей Петрович, срочно. Да, похоже на психосоматику, но не факт. Нет, самочувствие в норме, просто молчит. Жду».
Он положил трубку. — Через сорок минут он будет здесь. А пока… — он отхлебнул чаю, — расскажи-ка мне, если можно, об этом манускрипте.
Алёна кивнула, и вкратце, несколькими сообщениями, рассказала про старинную книгу, в которую заключали демонов.
— Ах! — вздохнул Эдуард, — Очень интересный и наверняка дорогой был артефакт! Хотелось бы мне на такое взглянуть! — но видя взгляд Алёны, так из-за него пострадавшей, сменил тему.
Ровно через сорок минут в дверь позвонили. В прихожей появился мужчина лет пятидесяти, с седыми висками, умными, спокойными глазами и чёрным саквояжем в руке. Он пожал руку Эдуарду.
— Эдуард Сергеевич. Где пациентка?
— В гостиной, Андрей Петрович. Спасибо, что приехали.
Врач вошёл в комнату. Его взгляд сразу нашёл Алёну. Он улыбнулся ей ободряюще, без лишней слащавости. — Здравствуйте. Меня зовут Андрей Петрович. Расскажите, что произошло?
Алёна потянулась за телефоном, но Эдуард мягко остановил её. — Она не может говорить, Андрей Петрович. Потеря голоса случилась внезапно. После… неприятного инцидента. Она поранилась, сильно испугалась, потеряла сознание. Очнулась — а голоса нет.
Врач кивнул, ставя саквояж на стол. — Понятно. Давайте проведём осмотр. Это займёт не больше пятнадцати минут.
Он достал одноразовые перчатки. Его движения были точными и выверенными. — Встаньте, пожалуйста, к свету. Сейчас я посмотрю горло.
Алёна покорно встала и запрокинула голову. Андрей Петрович взял деревянный шпатель и маленький фонарик. — Широко откройте рот. И скажите «А-а-а».
Она беззвучно открыла рот шире. Врач внимательно посветил внутрь, поводил шпателем. — М-да… — пробормотал он. — Связки… вы знаете, бывает у оперных певцов, когда они пытаются взять ноту не своего диапазона. Сильное перенапряжение. И есть следы воспаления, но они уже почти сошли. И… — он прищурился, — интересно. Есть лёгкие следы, похожие на термический ожог. Очень аккуратные, почти зажившие. Вы что-то горячее пили или вдыхали?
Алёна, всё ещё с открытым ртом, замотала головой. Он убрал шпатель, и она, наконец, смогла закрыть рот.
— По идее, — продолжил врач, глядя на Эдуарда, — при таком состоянии связок вы уже должны были бы начать разговаривать. Шёпотом, с хрипотцой, но должны. Это очень похоже на посттравматический синдром. Пациент молчит, потому что подсознательно убеждён, что ещё не может этого делать.
Он помолчал, изучая Алёну. Потом его взгляд упал на её сцепленные руки. — Хорошо. Давайте попробуем по-другому. Закройте глаза, пожалуйста. Сделайте глубокий вдох. Сейчас я проверю некоторые рефлексы, коснусь вашего лба.
Алёна, не понимая, но слушаясь, закрыла глаза и глубоко вдохнула. Врач быстрым, точным движением приложил к её шее, чуть ниже кадыка, холодный металлический наконечник стетоскопа.
Она вздрогнула всем телом, как от удара током. Её плечи сжались, лицо исказилось гримасой ожидания боли, а в голове всплыли воспоминания о кладбище и вид крови, стекавшей из её рта, глаз и ушей. Веки сомкнулись ещё плотнее. Но из горла не вырвалось ни звука. Лишь беззвучный, судорожный выдох.
Андрей Петрович отстранился. Его лицо стало каменным. Он медленно снял перчатки. — Обычно, — сказал он тихо, глядя на Эдуарда, — в такой ситуации человек непроизвольно вскрикивает. Рефлекс. Ваша… племянница… не просто молчала. Она приготовилась стерпеть боль. Это очень специфическая реакция.
Он повернулся к Алёне, и в его глазах читалась уже не просто профессиональная тревога, а подозрение. — При всём моём уважении к вам, Эдуард Сергеевич, в данной ситуации я обязан вызвать полицию. Такие вещи требуют проверки.
Врач потянулся за телефоном в кармане халата.
Страх, что она может навредить человеку, помогающему ей, пронзил Алёну. Нет! Из-за меня! Она бросилась вперёд, схватив врача за рукав, и начала бешено мотать головой, её глаза умоляли, в них стояли слёзы. Она тыкала пальцем в свой телефон на столе, показывая на Эдуарда, и отрицательно вертя головой и руками, жестами пытаясь объяснить: «это не он, он хороший, он помогает!».
— Подождите, Андрей Петрович! — резко сказал Эдуард. — Дайте ей написать!
Алёна, дрожащими руками, схватила телефон. Пальцы путались, она стирала и писала заново.
«НЕТ! Эдуард помогает мне! Я сама не могу говорить из-за испуга! Упала и порезала ладонь. Увидела кровь и упала в обморок. А ещё я случайно глотнула кипяток, заварив чай. Пожалуйста, не надо полицию!»
Она показала экран врачу, её грудь тяжело вздымалась. Андрей Петрович медленно опустил телефон, прочёл. Его взгляд смягчился. Он снова посмотрел на Эдуарда, потом на неё.
— Хорошо, — выдохнул он. — Попробуем ещё раз. Без обмана. Встаньте ровно. Наберите полную грудь воздуха. Широко откройте рот. И на выдохе, беззвучно, попробуйте сказать «А-а-а». Я буду смотреть.
Алёна, всё ещё напуганная, кивнула. Она сделала глубокий вдох, раскрыла рот и начала медленно выдыхать, сосредоточившись на беззвучной вибрации в горле. Врач стоял напротив с маленьким зеркальцем в одной руке и фонариком в другой, внимательно наблюдая за её голосовыми связками.
И в этот момент, быстрым и точным движением, он приложил ладонь к её грудной клетке, чуть ниже ключиц, и резко, с силой надавил.
Воздух, который она так старательно выдыхала, вырвался наружу с сильным, форсированным толчком. И вместе с ним из её горла вырвался хриплый, сдавленный, но абсолютно чёткий звук.
«А-а-а-х!»
Она замерла, широко раскрыв глаза, и инстинктивно потерла заболевшее горло. Звук эхом отозвался в тишине гостиной.
Андрей Петрович улыбнулся, и это была улыбка настоящего, профессионального удовлетворения. — Вот видите, — сказал он мягко. — Звуки издавать можем. Простите за этот спектакль и за причинённые неудобства. Связки ваши ещё слабы, поэтому вы чувствуете дискомфорт, настоящую физическую преграду. Но механизм работает.
Он сделал паузу, глядя на неё с ободрением. — А теперь попробуйте сказать что-нибудь. Только тихо. Шёпотом.
Алёна сглотнула. Горло саднило и болело, но это была знакомая, почти забытая боль. Она собралась с духом и прошептала, и её голос, тихий, хриплый и неуверенный, прозвучал в комнате:
— Спа… си-бо.
Она услышала его. Свой собственный голос. Словно из далёкого тоннеля, сквозь вату и боль, но он был. Её голос.
На её лице расцвела робкая, не верящая улыбка. Эдуард, стоявший рядом, тяжело вздохнул с облегчением, и его плечи опустились. Даже Жанна, застывшая в дверях с пустым подносом, позволила себе сдержанно улыбнуться.
— Пожалуйста, — сказал врач, уже снова деловито собирая свой саквояж. — Теперь несколько рекомендаций. Никаких напряжений. Только шёпот. Тёплое питьё, лучше с мёдом. И… постарайтесь избегать ситуаций, которые заставляют вас «кричать и пугаться, а ещё, не пейте очень горячий чай». Понимаете, о чём я?
Алёна кивнула, всё ещё прижимая ладонь к горлу, чувствуя вибрацию своих собственных, тихих слов. Она была цела. Она могла говорить. Мир внезапно перестал быть немым фильмом.
Жанна, словно тень, возникла с новым подносом. На этот раз чай пах не просто травой, а липой и мёдом — густой, тёплый, целебный аромат. Она поставила чашку перед Алёной с почти незаметным кивком, в котором читалось одобрение, и так же бесшумно удалилась.
Эдуард молча наблюдал, как Алёна осторожно, будто пробуя что-то запретное, делает первый глоток. Тёплая жидкость обожгла больное горло приятной, успокаивающей болью.
— Ну вот, — наконец произнёс он, и в его голосе слышалось огромное облегчение. — Теперь мы можем обсудить всё нормальным, человеческим языком. По-настоящему.
Алёна поставила чашку. Её пальцы всё ещё дрожали. Она снова прикоснулась к горлу, как бы проверяя дарованную ей возможность.
— Спасибо, — снова прошептала она, и на этот раз звук был чуть увереннее. — Я… я не думала, что это вообще возможно.
— Всё возможно, когда за дело берётся хороший специалист, — Эдуард отхлебнул своего чая. Но его взгляд стал серьёзным, почти суровым. — Алёна, теперь, когда этот барьер преодолён… прости за бестактность, но я не могу не спросить. Что именно с тобой произошёл? Что могло привести к… к такому? Я, конечно, не врач…но сожжённое горло и посттравматический синдром — это даже не близко с тем, что было, когда ты первый раз приехала ко мне.
Алёна опустила глаза. Внутри всё сжалось. Рассказать? Но он… он же не поймёт. Или поймёт слишком хорошо? Она посмотрела на его лицо — умное, внимательное, лишённое теперь и тени насмешки. Он помогает ей. Он вернул ей голос. Он заслуживал правды. Хотя бы крупицы.
— Был… ритуал, — выдохнула она, и слово повисло в воздухе, тяжёлое и зловещее. — Очень опасный. Я… мне пришлось уничтожить одну вещь. Древнюю. Злую. Не просто книгу, — Она замолчала, подбирая слова, не способная выразить весь ужас того кладбища, ментального удара Манускрипта, всепоглощающего огня Рода. — Цена оказалась высокой. Голос… и моя сила. Всё, что было связано с моим… наследием. С Родом. Просто вырезали из меня. Заблокировали.
Эдуард не перебивал. Он сидел, впитывая каждое слово, каждый оттенок её хриплого шёпота.
— И чем же ты теперь занимаешься? — мягко спросил он, когда она замолчала. — Как выживаешь?
И тут в её голосе, сквозь хрипоту, пробилась странная нота — не гордости, скорее, упрямого достоинства.
— Работаю. Уборщицей. В офисе. Ночные смены. — Она посмотрела ему прямо в глаза, будто ожидая насмешки. Но её не последовало. — И… с недавнего времени помогаю полиции. Консультантом. Неофициально.
Он медленно кивнул, его взгляд стал оценивающим.
— Уже несколько дел раскрыла, — добавила она, и губы её дрогнули в подобии улыбки. Она коротко, скупо, но с тем самым аналитическим блеском, рассказала о деле «призрака» в котельной, о том, как вычислила историка по глине и пропавшим чертежам.
Эдуард слушал, и на его лице читалось нечто большее, чем просто интерес. Что-то вроде уважения. И… жалости? Нет, не унизительной жалости. Скорее, сожаления о растраченном таланте.
Когда она закончила, он откашлялся. — Алёна, то, что ты сделала… это впечатляет. Без всяких там… — он сделал неопределённый жест рукой, — сверхспособностей. Один чистый интеллект. Позволь мне предложить тебе работу. Официальную. Моей помощницы.
Она замерла, не веря своим ушам.
— Разбирать каталоги, — продолжал он, не давая ей опомниться. — Изучать артефакты, помогать с атрибуцией, искать новые лоты для коллекции. Ты блестящий аналитик. Я это запомнил ещё с нашей первой встречи. Я плачу хорошо. Очень хорошо. Тебе не придётся мыть полы по ночам.
Сердце Алёны ёкнуло. Искушение было сладким и оглушительным. Тёплый кабинет, интересная работа, деньги, которые решат все её проблемы… И безопасность. Защищённость.
— Нет, — выдохнула она, и её шёпот прозвучал твёрже, чем можно было ожидать. — Спасибо. Большое спасибо. Но… нет. Я должна сама. Своим путём.
Эдуард смотрел на неё долго и пристально. Казалось, он видел насквозь всю её внутреннюю борьбу. Потом он медленно кивнул.
— Понимаю. — В его голосе не было обиды, лишь лёгкая грусть. — Твой выбор. Я его уважаю.
Он отпил чаю, давая ей и себе время прийти в себя после этой напряжённой сцены. Потом снова посмотрел на неё, и в его глазах загорелся тот самый неугасимый огонёк любопытства.
— Алёна, можно ещё один вопрос? Прости за наглость, но я не могу скрыть своего… любопытства. В тот раз, с алхимиком Зельдовичем, ты тоже плохо себя чувствовала после моей «проверки». Но почему в этот раз… цена стала настолько высока? В чём разница?
Она вздохнула. Ну вот. Пришла пора. Она доверила ему свою немоту. Теперь придётся доверить и часть правды о себе.
— Уровни, — прошептала она, глядя на пар, поднимающийся от чашки. — Есть… как бы сказать… уровни. Колдовства. Использования силы.
Она собралась с мыслями, впервые пытаясь облечь в слова то, что всегда знала на уровне инстинкта.
— Самое простое… травы заговорить, простые обереги сделать. Там используется только внутренняя сила… устаёшь, может, голова поболит. Как… как поднять чашку с чаем.
Эдуард кивнул, всем видом показывая, что понимает.
— Ритуалы простенькие… как, например, найти что-нибудь… уже требуют больше сил. Причём направленных. Увидеть что-то — глаза заболят. Услышать — голова закружится. Но… для этого и нужны обереги, артефакты. Чтобы из них силу черпать, а не из себя. Как… использовать инструмент, чтобы поднять тяжёлый ящик.
— А ведовство? — тихо спросил Эдуард. — Сильные ритуалы?
