— Ещё раз прости. И... — он улыбнулся, лёгкая, уставшая улыбка, — я очень рад. Что могу теперь с тобой разговаривать. Мне очень нравится твой голос. Хоть он и очень тихий... кроме одного слова.
— Какого? — прошептала она, чувствуя, как по щекам разливается румянец.
— «Дурак», — он рассмеялся, и это был тёплый, живой звук. — Оно у тебя получается особенно... выразительно.
Она фыркнула, отводя взгляд, но его смех был заразительным. Они посмеялись вместе — два островка тепла в холодном утреннем городе.
— Ладно, поехал, — он отпустил её руку. — Держи меня в курсе. И... будь осторожна. Даже с книгами.
Она кивнула и вышла из машины. Поднимаясь в свою комнату, она чувствовала странную смесь эмоций: щемящую обиду, которая ещё не до конца утихла, сладкую радость от примирения, тёплый стыд за свою вспышку и холодную, цепкую решимость.
Дверь в комнату закрылась. Тишина. Алёна сбросила куртку, достала ноутбук, потом сходила к администратору - наконец-то вышла Катя и распечатала фотографии, которые он ей скинул. Затем она аккуратно разложила на столе страницы: распечатанные фотографии дела, свои зарисовки каменного клинка, открытую рядом Книгу Теней.
Она села, упёршись локтями в стол, и уставилась на эту мозаику из смерти и древних символов. Голос её прозвучал в тишине комнаты тихо, но твёрдо:
— Ну что ж, призрак. Теперь ты мой.
И новый этап расследования начался. Не на улицах города, а в тихой комнате, где единственным оружием против древнего зла был острый ум и упрямство.
Комната в хостеле поглощала дневной свет, превращая его в серую, пыльную муть. Алёна сидела на полу, прислонившись к кровати, словно пыталась найти в ней опору. Вокруг неё, как островки в море разочарования, лежали распечатанные фотографии каменного клинка. Символы на них, снятые крупно, казались насмешкой — сложные, переплетённые узоры, язык которого она едва начинала понимать.
На коленях у неё лежал её «Родник», её «Книга Теней». Она водила пальцем по шершавой странице, где её прабабка аккуратным, неровным почерком вывела: «Сила Рода — не в крике, а в шёпоте. Не в яркой вспышке, а в тлеющем угле. Руны — угли, что раздувают волей. Но берегись — уголь может и сжечь того, кто не умеет с ним обращаться.»
Вот так история, — яростно подумала она, сжимая кулаки. — Сижу тут, как слепая кошка перед мышиной норой. Все угли есть, а раздуть нечем.
Она снова уткнулась в схему, пытаясь сопоставить руны с клинка с теми, что знала.
?? КАМЕНЬ + ? ЩИТ «Для ограждения места от скверны навьей, дабы твари подколодные не подступили. Начертить на пороге или камне у входа. Цена — тяжесть в ногах, будто по глине по колено прошел.»
0 ОКО + ? ПУТЬ «Дабы узреть дорогу, сокрытую мороком, или отыскать утерянную вещь. Нанести на воду в чаше и вглядываться до рези в очах. Цена — временное помутнение взора, будто в глазах пелена.»
Она мысленно прикладывала эти комбинации к фотографиям с мест преступлений. Руны там были другими. Более агрессивными. Не для защиты или поиска, а для разрыва, разрушения, высвобождения чего-то чудовищного.
Во как повернулось! — её чуть не затрясло от бессильной злости. — Чтобы понять, как работает взрывчатка, её нужно поджечь! А я могу только на картинку смотреть! Была бы сила… хоть капля… я бы нарисовала их на стене и посмотрела, как они «задышат», куда потянутся нити силы…
Она представила, как проводит пальцем по стене, оставляя за собой светящийся след из сплетённых символов, чувствуя их вибрацию, их голод или сопротивление. Но в ответ была лишь глухая, безжизненная штукатурка. Её дар, её врождённое чутьё, эта «ладонь», что всегда чувствовала течение сил, была ампутирована. Остался лишь холодный, безощутимый интеллект.
Да и та информация, что была в книге, казалась букварём для первоклашек, по сравнению с тем, что вытворял этот сумасшедший колдун!
С грохотом захлопнув «Родник», она схватила телефон. Пальцы молотили по экрану с такой силой, что тот чуть не треснул ещё сильнее. Она не писала Ивану, она выцарапывала ему сообщение, выплёскивая в него всю свою фрустрацию.
«Скинь всё, что есть по жертвам. Места, даты, фото тел, отчёты. Всё.»
Она не поставила точку. Не добавила «пожалуйста». Просто отправила этот цифровой крик и откинулась на пол, уставившись в потолок. Тишина в комнате звенела, и в этом звоне ей слышался насмешливый шёпот: «Ну что, ведунья? И что ты сделаешь теперь?»
Конечно, вот переработанная сцена с акцентом на эволюцию маньяка-ученика, который набирается сил и смелости, но всё еще далек от совершенства.
Ответ Ивана пришёл быстро — тяжёлым архивным файлом. Алёна распечатала всё на принтере в холле, потратив на это последние триста рублей из кармана. Деньги из заначки она категорически решила не трогать. И теперь сидела, окружённая шестью папками. Шестью историями, жизнями оборванными с особой жестокостью. Воздух в комнате стал тяжёлым, пропитанным запахом свежей типографской краски и невысказанной боли. Она заставила себя дышать ровно, отстранённо. Только факты. Только узор, — твердила она себе, разложив листы в хронологическом порядке.
Алёна осматривала, читала и думала.
Жертва 1. Найдена на пустыре за Мытищинским рынком. Снег с примесью грязи. Тело девушки… Грудная клетка была не столько аккуратно вскрыта, сколько варварски взломана, словно ломом, рёбра сломаны вкривь и вкось. Руны, начертанные на бледной коже и на промёрзшей земле, были робкими, мелкими, с неровными линиями. Словно их выводила рука, боявшаяся самого процесса. Но кое-где, на краях ран, кожа была покрыта мелкими, похожими на ветрянку, волдырями — слабым, но уже заметным следом высвобожденной энергии. Поня-я-ятно… Боялся, но уже получил первую кроху силы. Понял, что это работает.
Жертва 2. Заброшенная стройка в Люблино. Бетон и ржавое железо. Разрез груди был уже не таким диким, а более целенаправленным, но всё ещё грубым, с зазубринами. Руны стали крупнее, смелее, но линии плясали, пересекались в ненужных местах, нарушая стройность формулы. Зато на этом теле появились новые «отметины»: странные, будто бы химические, ожоги вокруг начертаний и неестественно тёмная, почти чёрная запёкшаяся кровь в местах, где её быть не должно было. Во как повернулось… Силы уже больше, и она уже не слушается, бьёт по краям. Как плохой сварщик, которого заливает искрами.
Жертва 3. Парк «Сокольники», глухая аллея. Здесь маньяк явно почувствовал вкус власти. Разрез был глубже, увереннее, хотя и далёк от хирургической точности. Руны он наносил уже с размахом, покрывая ими не только грудь, но и живот. Они были крупными, размашистыми, но кривыми, словно он торопился, охваченный жаждой и азартом. На коже, особенно вокруг самых неаккуратных символов, плоть была будто бы изъедена, покрыта струпьями и язвами — явные следы некорректного высвобождения мощи, которая буквально выедала плоть изнутри.
Жертва 4. Набережная Яузы, под мостом. Прогресс налицо. Разрез хоть и оставлен тем же грубым инструментом, но сделан уже почти одним движением. Руны стали ровнее, их расположение — осмысленнее. Но фанатизм брал верх над умением: некоторые символы были нанесены с таким давлением, что выглядели как шрамы, а не рисунки. И тело отреагировало соответственно: в нескольких местах, где линии были продавлены особенно глубоко, кожа вокруг обуглилась, словно от удара молнии. Гонится за силой, давит на руны, как на педаль газа…, а они отвечают ему ожогами.
Жертва 5. Заброшенная церковь в Новой Москве. Здесь его уверенность переросла в небрежность. Разрез был быстрым, но небрежным, с рваными краями. Руны он наносил уже почти не глядя, большими, размашистыми движениями, словно повторяя заученный урок. Они были узнаваемы, но далеки от идеала — углы сглажены, линии дрожали. И тело жертвы выглядело самым пострадавшим: помимо основного увечья, оно было покрыто сеткой мелких кровоизлияний и вздувшихся вен — признак чудовищного энергетического удара, который не смог правильно усвоить и распределить.
Жертва 6. Последняя, найденная месяц назад. Пустырь у МКАД. И здесь Алёна увидела главный сдвиг. Разрез был… быстрым и эффективным. Не идеальным, но демонстрирующим ужасающий практический навык. Руны, наконец, были нанесены более-менее ровно, без прежних детских ошибок. Но они были огромными, почти гротескными, покрывавшими всё тело, будто он пытался влить в них всю возможную силу разом. И следы этой силы были повсюду: неестественная синева трупных пятен, участки кожи, будто бы поседевшие за мгновение до смерти, и главное — неестественно вывернутые суставы пальцев на руках и ногах. Через тело жертвы прошёл разряд такой мощи, что сводило всё мышцы.
Ей-богу, страх и только… — мысленно прошептала Алёна, с ужасом наблюдая эволюцию не человека, а его ненасытной жажды. — Он не оттачивал мастерство. Он наращивал мощность. Как ураган, который, не зная толком дела, просто крутится до предела, обжигаясь холодом и получая удар за ударом, но с оборотом его сила становится всё ярче и смертоноснее.
И тогда её взгляд, выхватывающий все детали, нашёл его. На всех шести телах, помимо меняющихся и растущих в размерах основных рун, был ещё один, маленький и неизменный символ. Он всегда располагался в одном месте — у основания горла. Простой знак, напоминающий закрытый глаз или чёрный круг с точкой в центре, от которой расходились три короткие стрелки.
Это была не руна с клинка. Это было что-то другое. Стабилизатор? Предохранитель? Или, что более вероятно, — воронка, через которую он выкачивал силу из жертвы, не давая ей сжечь его самого?
Алёна отползла от разложенных фотографий, прислонилась спиной к холодной батарее и закрыла глаза, пытаясь стереть с сетчатки ужасающие образы. Но они врезались в память глубже, чем хотелось бы. Перед ней мысленно проплывали не сами тела, а узоры на них. Эволюция хаоса, постепенно подчинявшегося растущей, но всё ещё неумелой воле.
Он не гений, — пронеслось в голове. — Он упрямый психопат. Бьёт в одну точку, пока не получится. И с каждым разом… сила его растёт.
Она заставила себя сосредоточиться на другом — на холодных, безэмоциональных данных. Взяла блокнот и выписала даты обнаружения тел. Рядом с каждой — предполагаемая дата убийства, рассчитанная по данным судмедэкспертизы. Не всех нашли сразу; вторая жертва пролежала на стройке почти неделю.
Получился список из шести дат. Она вглядывалась в них, ища закономерность. Неделя? Две? Цикл был нечётким, плавающим. Вот так история, ничего не сходится.
Отложив блокнот, она потянулась за ноутбуком. Механически, почти не думая, открыла поисковик и ввела по наитию: «Лунный календарь…» Пальцы сами вывели нужный год и месяц первого убийства.
И тут её собственное дыхание застряло в груди.
Дата первого убийства — новолуние. «Ночь без луны». Тот самый момент, когда небесный светильник гаснет, и мир ночью погружается в самую густую тьму.
Лихорадочно, с колотящимся сердцем, она стала проверять остальные даты. Вторая жертва — убита за день до новолуния. Третья — в самую его полночь. Четвёртая… пятая… шестая… Все. Без исключения. Все шесть ритуалов были совершены в узком временном окне, окружающем новолуние.
Цикл… — её пальцы дрожали, когда она открыла календарь на текущем месяце. — Двадцать девять с половиной дней…
Она нашла дату последнего, шестого убийства. Прибавила к ней лунный месяц. И посмотрела на получившуюся цифру. Потом перевела взгляд на сегодняшнее число.
Холодный ужас, липкий и безжалостный, пополз по спине, сдавив горло.
До следующего новолуния оставалось… два дня.
Убийство будет послезавтра.
Ошеломлённая, она откинулась назад. Мысли неслись вихрем. Он не просто фанатик. Он раб этого цикла. Он зависим от этой тьмы. И эта тьма приближалась с неумолимой скоростью небесного тела.
Её взгляд упал на фотографию шестой жертвы, на тот маленький, стабильный символ у основания горла. Руна Ночи. Усилитель, работающий в безлунные ночи. Ключ, который он вставлял в замок каждого своего ритуала.
Теперь она понимала механизм. Но это знание было бесполезно. Оно не отвечало на главный вопрос — ГДЕ?
Она снова посмотрела на список мест. Пустырь, стройка, парк, набережная, церковь, пустырь… Никакой логики, никакой привязки к карте. Хаос. Как найти иголку в стоге сена, если не знаешь, в каком он поле?
Паническое бессилие снова накатило на неё, но на этот раз с новой, острой силой. Она знала дату. Она знала, что это случится. Она могла почти почувствовать тяжёлое, влажное дыхание приближающейся смерти. Но она была прикована к этому полу в своей комнате, с грудой бумаг, которые не могли указать ей путь.
Она сидела и смотрела в экран ноутбука, на котором холодно сияла дата следующего новолуния. Счётчик, запущенный убийцей, тикал в её голове. Оставалось меньше сорока восьми часов.
Глухая, давящая тишина в комнате была внезапно разорвана настойчивым звонком телефона. Алёна вздрогнула, отброшенная от экрана с его зловещим отсчётом. На дисплее — «Эдуард Сергеевич».
— Алёна, добрый вечер, — его голос звучал ровно, но без привычной лёгкости. — Насчёт той части клинка… К сожалению, новостей нет. Я навёл все возможные справки. Если бы вторую половину нашли там же и она всплыла на чёрном рынке — я бы обязательно узнал. Но её… просто нет. Похоже, её либо уничтожили, либо она до сих пор лежит в земле.
Она что-то пробормотала в ответ, бросила трубку и в отчаянии провела руками по лицу. Одна ниточка оборвалась.
Не успела она опомниться, как в дверь постучали. Три отрывистых, чётких удара. Она открыла.
На пороге стоял Иван. Он казался ещё более измотанным, чем утром, но в его глазах горел неприятный, лихорадочный блеск.
— Можно? — он вошёл, не дожидаясь приглашения, и тут же уставился на разложенные на полу фотографии. — Я кое-что нашёл. Нашёл! — Он достал из планшета распечатанные фотографии и статьи. — Смотри. 2016 год. Пара сатанистов. Андрей Трегубенко и Ольга Большакова. Ритуальные убийства, каннибализм… «Орден девяти углов». Они сидят. Всех задержали. Но стиль… места… может, подражатели? Или их ученики?
Алёна молча взяла листы. Рассмотрела лица — заурядные, с пустым взглядом. Прочла про «гречку с тушнёкой». Это было примитивно, грязно, по-хулигански жестоко. Не то. Совсем не то.
Она покачала головой и, уже не в силах терпеть, схватила телефон. Её пальцы летали по экрану, пока Иван смотрел на неё с растущим недоумением.
«Эдуард Сергеевич. СРОЧНО. Нужно показать фото Михаилу Алексеевичу. Узнать, эти ли люди интересовались клинком.»
Она сфотографировала распечатки и отправила. Минуты тянулись, как часы. Иван молчал, чувствуя, что его версия трещит по швам. Наконец, телефон завибрировал.
Эдуард: Михаил Алексеевич ответил. Твёрдо и сразу: «Нет. Не они. Те были… другими. Холодными. В дорогой одежде. А эти…» извините за прямоту «…дешёвка и мрак.»
Алёна показала экран Ивану. Он прочёл, его плечи безнадёжно опустились. Версия с сатанистами рассыпалась в прах.
— Ладно, — он тяжело вздохнул, глядя на неё.
И тут Алёна поняла, что отступать некуда. Она не могла объяснить это только логикой. Придётся приоткрыть завесу, не раскрывая главной тайны — себя.
— Какого? — прошептала она, чувствуя, как по щекам разливается румянец.
— «Дурак», — он рассмеялся, и это был тёплый, живой звук. — Оно у тебя получается особенно... выразительно.
Она фыркнула, отводя взгляд, но его смех был заразительным. Они посмеялись вместе — два островка тепла в холодном утреннем городе.
— Ладно, поехал, — он отпустил её руку. — Держи меня в курсе. И... будь осторожна. Даже с книгами.
Она кивнула и вышла из машины. Поднимаясь в свою комнату, она чувствовала странную смесь эмоций: щемящую обиду, которая ещё не до конца утихла, сладкую радость от примирения, тёплый стыд за свою вспышку и холодную, цепкую решимость.
Дверь в комнату закрылась. Тишина. Алёна сбросила куртку, достала ноутбук, потом сходила к администратору - наконец-то вышла Катя и распечатала фотографии, которые он ей скинул. Затем она аккуратно разложила на столе страницы: распечатанные фотографии дела, свои зарисовки каменного клинка, открытую рядом Книгу Теней.
Она села, упёршись локтями в стол, и уставилась на эту мозаику из смерти и древних символов. Голос её прозвучал в тишине комнаты тихо, но твёрдо:
— Ну что ж, призрак. Теперь ты мой.
И новый этап расследования начался. Не на улицах города, а в тихой комнате, где единственным оружием против древнего зла был острый ум и упрямство.
Комната в хостеле поглощала дневной свет, превращая его в серую, пыльную муть. Алёна сидела на полу, прислонившись к кровати, словно пыталась найти в ней опору. Вокруг неё, как островки в море разочарования, лежали распечатанные фотографии каменного клинка. Символы на них, снятые крупно, казались насмешкой — сложные, переплетённые узоры, язык которого она едва начинала понимать.
На коленях у неё лежал её «Родник», её «Книга Теней». Она водила пальцем по шершавой странице, где её прабабка аккуратным, неровным почерком вывела: «Сила Рода — не в крике, а в шёпоте. Не в яркой вспышке, а в тлеющем угле. Руны — угли, что раздувают волей. Но берегись — уголь может и сжечь того, кто не умеет с ним обращаться.»
Вот так история, — яростно подумала она, сжимая кулаки. — Сижу тут, как слепая кошка перед мышиной норой. Все угли есть, а раздуть нечем.
Она снова уткнулась в схему, пытаясь сопоставить руны с клинка с теми, что знала.
?? КАМЕНЬ + ? ЩИТ «Для ограждения места от скверны навьей, дабы твари подколодные не подступили. Начертить на пороге или камне у входа. Цена — тяжесть в ногах, будто по глине по колено прошел.»
0 ОКО + ? ПУТЬ «Дабы узреть дорогу, сокрытую мороком, или отыскать утерянную вещь. Нанести на воду в чаше и вглядываться до рези в очах. Цена — временное помутнение взора, будто в глазах пелена.»
Она мысленно прикладывала эти комбинации к фотографиям с мест преступлений. Руны там были другими. Более агрессивными. Не для защиты или поиска, а для разрыва, разрушения, высвобождения чего-то чудовищного.
Во как повернулось! — её чуть не затрясло от бессильной злости. — Чтобы понять, как работает взрывчатка, её нужно поджечь! А я могу только на картинку смотреть! Была бы сила… хоть капля… я бы нарисовала их на стене и посмотрела, как они «задышат», куда потянутся нити силы…
Она представила, как проводит пальцем по стене, оставляя за собой светящийся след из сплетённых символов, чувствуя их вибрацию, их голод или сопротивление. Но в ответ была лишь глухая, безжизненная штукатурка. Её дар, её врождённое чутьё, эта «ладонь», что всегда чувствовала течение сил, была ампутирована. Остался лишь холодный, безощутимый интеллект.
Да и та информация, что была в книге, казалась букварём для первоклашек, по сравнению с тем, что вытворял этот сумасшедший колдун!
С грохотом захлопнув «Родник», она схватила телефон. Пальцы молотили по экрану с такой силой, что тот чуть не треснул ещё сильнее. Она не писала Ивану, она выцарапывала ему сообщение, выплёскивая в него всю свою фрустрацию.
«Скинь всё, что есть по жертвам. Места, даты, фото тел, отчёты. Всё.»
Она не поставила точку. Не добавила «пожалуйста». Просто отправила этот цифровой крик и откинулась на пол, уставившись в потолок. Тишина в комнате звенела, и в этом звоне ей слышался насмешливый шёпот: «Ну что, ведунья? И что ты сделаешь теперь?»
Конечно, вот переработанная сцена с акцентом на эволюцию маньяка-ученика, который набирается сил и смелости, но всё еще далек от совершенства.
Ответ Ивана пришёл быстро — тяжёлым архивным файлом. Алёна распечатала всё на принтере в холле, потратив на это последние триста рублей из кармана. Деньги из заначки она категорически решила не трогать. И теперь сидела, окружённая шестью папками. Шестью историями, жизнями оборванными с особой жестокостью. Воздух в комнате стал тяжёлым, пропитанным запахом свежей типографской краски и невысказанной боли. Она заставила себя дышать ровно, отстранённо. Только факты. Только узор, — твердила она себе, разложив листы в хронологическом порядке.
Алёна осматривала, читала и думала.
Жертва 1. Найдена на пустыре за Мытищинским рынком. Снег с примесью грязи. Тело девушки… Грудная клетка была не столько аккуратно вскрыта, сколько варварски взломана, словно ломом, рёбра сломаны вкривь и вкось. Руны, начертанные на бледной коже и на промёрзшей земле, были робкими, мелкими, с неровными линиями. Словно их выводила рука, боявшаяся самого процесса. Но кое-где, на краях ран, кожа была покрыта мелкими, похожими на ветрянку, волдырями — слабым, но уже заметным следом высвобожденной энергии. Поня-я-ятно… Боялся, но уже получил первую кроху силы. Понял, что это работает.
Жертва 2. Заброшенная стройка в Люблино. Бетон и ржавое железо. Разрез груди был уже не таким диким, а более целенаправленным, но всё ещё грубым, с зазубринами. Руны стали крупнее, смелее, но линии плясали, пересекались в ненужных местах, нарушая стройность формулы. Зато на этом теле появились новые «отметины»: странные, будто бы химические, ожоги вокруг начертаний и неестественно тёмная, почти чёрная запёкшаяся кровь в местах, где её быть не должно было. Во как повернулось… Силы уже больше, и она уже не слушается, бьёт по краям. Как плохой сварщик, которого заливает искрами.
Жертва 3. Парк «Сокольники», глухая аллея. Здесь маньяк явно почувствовал вкус власти. Разрез был глубже, увереннее, хотя и далёк от хирургической точности. Руны он наносил уже с размахом, покрывая ими не только грудь, но и живот. Они были крупными, размашистыми, но кривыми, словно он торопился, охваченный жаждой и азартом. На коже, особенно вокруг самых неаккуратных символов, плоть была будто бы изъедена, покрыта струпьями и язвами — явные следы некорректного высвобождения мощи, которая буквально выедала плоть изнутри.
Жертва 4. Набережная Яузы, под мостом. Прогресс налицо. Разрез хоть и оставлен тем же грубым инструментом, но сделан уже почти одним движением. Руны стали ровнее, их расположение — осмысленнее. Но фанатизм брал верх над умением: некоторые символы были нанесены с таким давлением, что выглядели как шрамы, а не рисунки. И тело отреагировало соответственно: в нескольких местах, где линии были продавлены особенно глубоко, кожа вокруг обуглилась, словно от удара молнии. Гонится за силой, давит на руны, как на педаль газа…, а они отвечают ему ожогами.
Жертва 5. Заброшенная церковь в Новой Москве. Здесь его уверенность переросла в небрежность. Разрез был быстрым, но небрежным, с рваными краями. Руны он наносил уже почти не глядя, большими, размашистыми движениями, словно повторяя заученный урок. Они были узнаваемы, но далеки от идеала — углы сглажены, линии дрожали. И тело жертвы выглядело самым пострадавшим: помимо основного увечья, оно было покрыто сеткой мелких кровоизлияний и вздувшихся вен — признак чудовищного энергетического удара, который не смог правильно усвоить и распределить.
Жертва 6. Последняя, найденная месяц назад. Пустырь у МКАД. И здесь Алёна увидела главный сдвиг. Разрез был… быстрым и эффективным. Не идеальным, но демонстрирующим ужасающий практический навык. Руны, наконец, были нанесены более-менее ровно, без прежних детских ошибок. Но они были огромными, почти гротескными, покрывавшими всё тело, будто он пытался влить в них всю возможную силу разом. И следы этой силы были повсюду: неестественная синева трупных пятен, участки кожи, будто бы поседевшие за мгновение до смерти, и главное — неестественно вывернутые суставы пальцев на руках и ногах. Через тело жертвы прошёл разряд такой мощи, что сводило всё мышцы.
Ей-богу, страх и только… — мысленно прошептала Алёна, с ужасом наблюдая эволюцию не человека, а его ненасытной жажды. — Он не оттачивал мастерство. Он наращивал мощность. Как ураган, который, не зная толком дела, просто крутится до предела, обжигаясь холодом и получая удар за ударом, но с оборотом его сила становится всё ярче и смертоноснее.
И тогда её взгляд, выхватывающий все детали, нашёл его. На всех шести телах, помимо меняющихся и растущих в размерах основных рун, был ещё один, маленький и неизменный символ. Он всегда располагался в одном месте — у основания горла. Простой знак, напоминающий закрытый глаз или чёрный круг с точкой в центре, от которой расходились три короткие стрелки.
Это была не руна с клинка. Это было что-то другое. Стабилизатор? Предохранитель? Или, что более вероятно, — воронка, через которую он выкачивал силу из жертвы, не давая ей сжечь его самого?
Алёна отползла от разложенных фотографий, прислонилась спиной к холодной батарее и закрыла глаза, пытаясь стереть с сетчатки ужасающие образы. Но они врезались в память глубже, чем хотелось бы. Перед ней мысленно проплывали не сами тела, а узоры на них. Эволюция хаоса, постепенно подчинявшегося растущей, но всё ещё неумелой воле.
Он не гений, — пронеслось в голове. — Он упрямый психопат. Бьёт в одну точку, пока не получится. И с каждым разом… сила его растёт.
Она заставила себя сосредоточиться на другом — на холодных, безэмоциональных данных. Взяла блокнот и выписала даты обнаружения тел. Рядом с каждой — предполагаемая дата убийства, рассчитанная по данным судмедэкспертизы. Не всех нашли сразу; вторая жертва пролежала на стройке почти неделю.
Получился список из шести дат. Она вглядывалась в них, ища закономерность. Неделя? Две? Цикл был нечётким, плавающим. Вот так история, ничего не сходится.
Отложив блокнот, она потянулась за ноутбуком. Механически, почти не думая, открыла поисковик и ввела по наитию: «Лунный календарь…» Пальцы сами вывели нужный год и месяц первого убийства.
И тут её собственное дыхание застряло в груди.
Дата первого убийства — новолуние. «Ночь без луны». Тот самый момент, когда небесный светильник гаснет, и мир ночью погружается в самую густую тьму.
Лихорадочно, с колотящимся сердцем, она стала проверять остальные даты. Вторая жертва — убита за день до новолуния. Третья — в самую его полночь. Четвёртая… пятая… шестая… Все. Без исключения. Все шесть ритуалов были совершены в узком временном окне, окружающем новолуние.
Цикл… — её пальцы дрожали, когда она открыла календарь на текущем месяце. — Двадцать девять с половиной дней…
Она нашла дату последнего, шестого убийства. Прибавила к ней лунный месяц. И посмотрела на получившуюся цифру. Потом перевела взгляд на сегодняшнее число.
Холодный ужас, липкий и безжалостный, пополз по спине, сдавив горло.
До следующего новолуния оставалось… два дня.
Убийство будет послезавтра.
Ошеломлённая, она откинулась назад. Мысли неслись вихрем. Он не просто фанатик. Он раб этого цикла. Он зависим от этой тьмы. И эта тьма приближалась с неумолимой скоростью небесного тела.
Её взгляд упал на фотографию шестой жертвы, на тот маленький, стабильный символ у основания горла. Руна Ночи. Усилитель, работающий в безлунные ночи. Ключ, который он вставлял в замок каждого своего ритуала.
Теперь она понимала механизм. Но это знание было бесполезно. Оно не отвечало на главный вопрос — ГДЕ?
Она снова посмотрела на список мест. Пустырь, стройка, парк, набережная, церковь, пустырь… Никакой логики, никакой привязки к карте. Хаос. Как найти иголку в стоге сена, если не знаешь, в каком он поле?
Паническое бессилие снова накатило на неё, но на этот раз с новой, острой силой. Она знала дату. Она знала, что это случится. Она могла почти почувствовать тяжёлое, влажное дыхание приближающейся смерти. Но она была прикована к этому полу в своей комнате, с грудой бумаг, которые не могли указать ей путь.
Она сидела и смотрела в экран ноутбука, на котором холодно сияла дата следующего новолуния. Счётчик, запущенный убийцей, тикал в её голове. Оставалось меньше сорока восьми часов.
Глухая, давящая тишина в комнате была внезапно разорвана настойчивым звонком телефона. Алёна вздрогнула, отброшенная от экрана с его зловещим отсчётом. На дисплее — «Эдуард Сергеевич».
— Алёна, добрый вечер, — его голос звучал ровно, но без привычной лёгкости. — Насчёт той части клинка… К сожалению, новостей нет. Я навёл все возможные справки. Если бы вторую половину нашли там же и она всплыла на чёрном рынке — я бы обязательно узнал. Но её… просто нет. Похоже, её либо уничтожили, либо она до сих пор лежит в земле.
Она что-то пробормотала в ответ, бросила трубку и в отчаянии провела руками по лицу. Одна ниточка оборвалась.
Не успела она опомниться, как в дверь постучали. Три отрывистых, чётких удара. Она открыла.
На пороге стоял Иван. Он казался ещё более измотанным, чем утром, но в его глазах горел неприятный, лихорадочный блеск.
— Можно? — он вошёл, не дожидаясь приглашения, и тут же уставился на разложенные на полу фотографии. — Я кое-что нашёл. Нашёл! — Он достал из планшета распечатанные фотографии и статьи. — Смотри. 2016 год. Пара сатанистов. Андрей Трегубенко и Ольга Большакова. Ритуальные убийства, каннибализм… «Орден девяти углов». Они сидят. Всех задержали. Но стиль… места… может, подражатели? Или их ученики?
Алёна молча взяла листы. Рассмотрела лица — заурядные, с пустым взглядом. Прочла про «гречку с тушнёкой». Это было примитивно, грязно, по-хулигански жестоко. Не то. Совсем не то.
Она покачала головой и, уже не в силах терпеть, схватила телефон. Её пальцы летали по экрану, пока Иван смотрел на неё с растущим недоумением.
«Эдуард Сергеевич. СРОЧНО. Нужно показать фото Михаилу Алексеевичу. Узнать, эти ли люди интересовались клинком.»
Она сфотографировала распечатки и отправила. Минуты тянулись, как часы. Иван молчал, чувствуя, что его версия трещит по швам. Наконец, телефон завибрировал.
Эдуард: Михаил Алексеевич ответил. Твёрдо и сразу: «Нет. Не они. Те были… другими. Холодными. В дорогой одежде. А эти…» извините за прямоту «…дешёвка и мрак.»
Алёна показала экран Ивану. Он прочёл, его плечи безнадёжно опустились. Версия с сатанистами рассыпалась в прах.
— Ладно, — он тяжело вздохнул, глядя на неё.
И тут Алёна поняла, что отступать некуда. Она не могла объяснить это только логикой. Придётся приоткрыть завесу, не раскрывая главной тайны — себя.
