В этот лес никто из местных, насколько я знаю, не заходил. Начинался он километрах в шести от нашей деревни, если идти вверх по течению петляющей реки, на которой расположилась сама наша деревня и которая протекала прямо через лес. Река эта была небольшая, шириной метров сорок-пятьдесят с разной глубиной и омутами, песчаным дном, очень холодной чистейшей родниковой водой, стремнинами, притоками и бродами. Один брод находился недалеко от самого Чёрного Леса, метров за триста до него, на крутом изгибе русла.
Раньше, очень давно, как рассказывали старики, там была деревушка в десяток добротных домов с постройками, прямо рядом с этим бродом, но все люди с того места как-то разом съехали в одночасье и напоминанием о той деревне остались только совсем одичавшие яблони, заросли малины и крапивные ямы на месте бывших погребов. Больше ничего, ни брёвнышка, ни кирпичика, всё куда-то подевалось. Как таковой дороги туда уже не существовало, даже грунтовки. Только тропинка, которая никогда не была хорошо протоптана и поэтому на ней всегда росла трава, правда немного меньше, чем вокруг неё, но вытоптанной до земли я её никогда не видел. До самого того леса мы ходили много раз, или рыбу ловить на реку, или в рощи неподалёку от него, за грибами и ягодами. Но в сам лес – никогда. Это был запрет.
Лес тот начинался сразу за Немецкими Горами, которые возвышались по другую сторону реки от бывшей деревни. По сути, это никакие, конечно, не горы, а такие возвышенности по левому берегу реки, высоченные такие холмы с крутыми склонами, поросшие травой и мелким кустарником, неизвестно, как появившиеся в нашей равнинной местности. Там, на склонах, прогреваемых солнцем, мы каждое лето собирали землянику в преогромных количествах. Крупную и очень вкусную, все склоны были просто усыпаны ей, они аж красноватыми от её обилия казались в разгар лета. Вот только карабкаться по крутым склонам было не очень-то удобно и опасно, можно было запросто сверзиться с этой крутизны, если вовремя не зацепиться руками за какой-нибудь чахлый кустик.
По рассказам, в стародавние времена там эксплуатировались выработки какие-то, которыми владел некий богатый промышленник с немецкой фамилией, которую все давно забыли, только помнили, что он был немец, наверное, поэтому их так и называли все до сих пор – Немецкие Горы. От выработок этих не осталось ни следа, вообще никаких намёков даже, разве что сами эти гигантские холмы площадью примерно километр на полкилометра, да местами несколько толстенных стальных ржавых тросов почти в руку толщиной, выходящих на склонах прямо из самой толщи этих «гор» и загнутых петлями на конце. Тросы эти настолько толстые и качественно сделанные, что даже время не смогло за много лет изъесть их ржавчиной и они до сих пор не потеряли своей солидной мощи. Непонятно, зачем могли понадобиться здесь морские стальные канаты такой необыкновенной силы, что ими можно было бы даже крейсер швартовать.
Что там осталось от давних времён внутри этих холмов, не известно, да это уже никого и не интересовало, некогда, все своими огородами занимались. Говорили, что там, в самой глубине холмов, или под ними, что-то есть, некие большие ходы, но то такое, слухи невнятные, неизвестно откуда берущие своё начало. Между склонами этих «гор» и берегом реки расстояние всего метров сто, или около того, никто специально не измерял. А немного выше по течению, за крутым изгибом реки и бродом начинался уже сам Чёрный Лес. Почему его так у нас называли, никто не знал, всегда так говорили о нём –Чёрный Лес, как данность. Так вот, если вскарабкаться на эти «горы», на самую их верхотуру, то открывался большой вид на сам лес, который простирался очень далеко, сколько хватало взгляда и даже дальше, он казался бесконечным. Такая возникала зрительная иллюзия.
Мы, помню, забирались наверх несколько раз специально на тот лес посмотреть, очень он нас одновременно пугал своим присутствием и, в то же время, притягивал до невозможности. Вообще-то, сверху, как я видел, это обыкновенный лес, ничего чёрного в нём не замечалось. Правда, нам он казался диким и страшноватым, но это, наверное, потому, что нам про него с детства всякое страшное рассказывали, чтобы мы его боялись и не бегали туда. Вот то, что он непролазный - это да, что было, то было, по факту. Если постараться, конечно, можно попробовать пройти в тот лес по берегу реки, но лес подступал вплотную к воде и местами там тоже пройти невозможно. И была та самая малохоженая тропинка, которая не заканчивалась у леса, а продолжалась в нём самом, правда, там она становилась уж совсем еле заметная. Скорее, проход между деревьями, в котором угадывалось продолжение тропинки уже в лесу, ну, и, если присмотреться, то становилось понятно, что она хоженая, правда, очень редко. Каким образом она, эта тропинка, появлялась там каждый год, никто не знал, но раз её можно было разглядеть, значит, кто-то время от времени там, всё-таки, проходил.
Кто это мог там её протоптать, оставалось для нас загадкой. Ведь все знали – нельзя в Чёрный Лес заходить. Из поколения в поколение старики детям это правило закладывали в головы. Так никто из местных и не ходил туда потом, даже уже во взрослом возрасте, от греха подальше. Стороной обходили его, вот и всё. Полно вокруг и помимо него других лесов, а ещё полей, рек, лесных озер, болот, кустарников, вырубок и ещё всяких радостей родной природы. Ходи не хочу, хоть обходись. Ягод, грибов и прочих лесных прелестей завались – складывать некуда. За грибами в сезон ездили на грузовике. Собирались две-три семьи и на ЗИЛе - в лес, ну, или на ГАЗоне, это уже у кого какие возможности и на какой машине у кого родственник шоферил. Заготавливались так, что всей родне, ближней и дальней, на целый год потом есть без всяких там ограничений хватало.
Если наш суровый дед нам просто говорил, что нельзя туда и баста, то вот бабушка и прабабушка – те растолковывали: водить там будет, не выйдете потом из чёрного леса этого, пропадёте. И мы, малые, уже боялись, хоть и не понимали, что это такое и кто «водить» нас там будет. Бабушки разъясняли подробнее, что если зайти туда, в Чёрный Лес, то некая сила нам потом не даст оттуда дорогу найти обратно на выход, закружит нас кругами по самому глухому лесу, это и называется «водить», и вырваться из этих кругов ни у кого нет никакой возможности. Единицы спасаются, да и то это только по рассказам, никто таких вживую не видел. Может быть, потому, что никто и не ходил туда, это неизвестно. А вот прабабушка ещё и уточняла, что, если по тропке той зайти в этот лес, то непременно дойдёшь до поваленного поперёк дерева и там закричит ворона. Это предупреждение, нельзя через это дерево переступать. Если перелезть через него и пойти дальше, то там еще одно старое поваленное дерево, через него перейдёшь - истлевшие кости под ногами захрустят. Это второе предупреждение. Дальше если пойти, то там третье дерево завалено поперёк, перелезешь через него и пойдёшь ещё дальше, тропинка потеряется, и бесовщина всякая начет тебя водить кругами. Всё тогда, дорогу обратно не найдёшь уже, не выпустит ни за что свою жертву Чёрный Лес. Пропадёшь там.
Бабушке это старшие рассказывали ещё маленькой, давным-давно, когда она сама ещё под стол пешком ходила. Очень мы, мелкие, этого всего боялись и одновременно очень нам хотелось попасть туда, посмотреть, что там, в том лесу, такого необычного, какая там тайна чёрная, которую лес тот бережёт и не выпускает никого обратно. Страсть.
Время шло, мы учились в школе, переходили из класса в класс, взрослели. Мы с другом уже совсем взрослыми себя ощущали, перешли в десятый класс, и знали, что через год с небольшим Родина нам доверит боевое оружие и защиту своей безопасности. Ждали этого и готовились. С возрастом, конечно, мы стали по-другому ко всему относиться, чем раньше, стали дерзкими, но в лес тот не ходили никогда, очень уж нам в голову этот запрет прочно вложили с детства. Опасались, или, возможно, просто так уже воспринимали этот запрет, как привычную истину, аксиому. Но любопытно и интересно было до ужаса, тайна какая-то крылась во всём этом, не зря же этот запрет появился много лет назад, какая-то реальная причина у этого, всё же, должна существовать, так мы думали. Какая такая стародавняя тайна там кроется?
Само собой, настал тот день, когда наше любопытство, желание доказать друг-другу свою отчаянную храбрость и наш подростковый нигилизм сделали своё дело и мы, я с младшим братом и нашим другом решили туда пойти, втроём. В тот самый Чёрный Лес. Посмотреть, что там такого в нём особенного. С вечера, не говоря никому ни слова о своих истинных намерениях, мы собрались, как-бы, пойти с утра на рыбалку в ту сторону, на две-три зари. Это считалось заурядным делом, и никто даже особого внимания на наши сборы не обратил. Утром и вышли.
По пути переправились вброд к роще на другом берегу и спрятали там все свои рыболовные снасти в укромном месте, хотя, вообще-то, считалось нормальным и просто положить их на краю рощи, или прямо на берегу, и всё, не возьмёт никто из местных чужие удочки, а посторонних никого там никогда не ходило, разве только уж совсем очень редко. Но мы спрятали, чтобы потом нас не вычислили, что мы не на рыбалку ходили, вдруг кто-нибудь, всё же таки, увидит их и поинтересуется потом у наших, что это наши удочки там лежат, а самих нас не видать. В общем, «залегендировались», чтобы лишних вопросов потом не возникало, в случае чего. Затем вернулись опять бродом на левый берег и пошли себе дальше вверх по реке, прихватив с собой только кое-какие припасы и самое необходимое, что посчитали нужным: поесть, фляжки для воды, фонари, ножи и спички. На всякий случай.
Дошли мы до Чёрного Леса без каких бы то ни было приключений. Да и какие там могли случиться происшествия? Лето вокруг самое что ни на есть летнее, солнце яркое, небо ясное, вода в реке кристально прозрачная, ледяная. Красота вокруг, конечно, но это для нас обычная наша российская красота, привычная и каждодневная. Мы её как-то не выделяли. Это сейчас, если приезжаешь из мегаполиса туда, то аж дух захватывает от масштабов, просторов, чистоты и гармоничной природной красоты. А тогда воспринимали это без излишней эйфории – так и должно быть, это обычная наша земля, наша река, наши рощи, небо, ветер, солнце и поля. Родина. Изначальная. Среда обитания, как часть нас самих, или, скорее, мы, как неотъемлемая часть всего этого, естественное её продолжение.
Так воспринимали, по-простому и без лишнего пафоса, мы даже слова такого не знали в то время. Ну так вот, дошли мы почти до леса, точнее, до Немецких Гор и решили для начала ещё раз осмотреть лес сверху. Забрались по крутизне на ближний к лесу холм, сели там на край и начали высматривать внизу тропинку, ведущую в эти дебри. Тропка едва угадывалась с высоты и то только до поворота реки, а дальше уже не разглядеть её на фоне травы. Но мы то знали же, где она проходит, вот и посмотрели, где она должна в кромку леса упираться. Ничего нового мы там не увидели. Разве что на сам лес ещё раз посмотрели и примерное направление в нём прикинули, куда двигаться будем. Зря лезли наверх только. И никакого чувства опасности у нас тогда не появилось. Как вышли в путь с утра, так всё, что нам раньше рассказывали про те места, и улетучилось куда-то из наших стриженых голов с выгоревшими на солнце волосами. Да и что с нами, тремя крепкими пацанами, могло произойти здесь, где всё наше, родное, включая и сам Чёрный Лес?
Вообще-то, у нас уже была своя, заработанная за нашу, пусть и ещё недлинную, жизнь, репутация, и не только в нашей деревне, но и в округе. Даже в самом райцентре, который начинался не так уж далеко от нас, и куда мы регулярно наведывались в городской парк на танцы и внимательно там наблюдали, чтобы с нашими девчонками никто из соседних деревень не вздумал танцевать, или, тем более, гулять с ними. Все должны были со своими приходить. Такое установилось неписанное правило, нарушение которого приводило к целым битвам.
Прийти ночью с танцев с разбитыми кулаками, в разорванной одежде без пуговиц ничем из ряда вон выходящим не считалось. Все через это проходили, каждый в своё время, не мы эти традиции изобретали. Сейчас мне кажется, что девчонкам это всё не очень-то нравилось, но кто их спрашивал-то тогда? Некогда было их спрашивать, а надо их защищать от подлых посягательств наглых чужаков. Защищали. До крови. Разве что за разорванную одежду доставалось, но не голыми же драться, это вообще за гранью. Так что, если вечор, то есть накануне, происшествие серьёзное какое произошло, или стог какой спалили в ночь, или задрались с последствиями где-нибудь из-за девчонок, участковый первым делом к нам на двор приходил и нас опрашивал, где мы находились, да что мы делали во время этого давешнего инцидента. Для порядка. Служба такая.
Всё он знал и всё понимал, а его все уважали. Был он из нашего района, как, впрочем, и все у нас в «администрации» округи, если её можно так назвать, знал всех местных, как облупленных, и до армии сам не отличался примерным поведением, «ботаником» не был. Мне кажется, у нас вообще не было «ботаников», все, как один, «зоологи» и «землекопы», скотину там на выпас выгнать, или, например, накормить её, напоить, навоз за ней разгрести, да огород вскопать. А уж если начать перечислять все наши «пацанские» обязанности по хозяйству, список получится не короткий и совсем не «ботанический». В общем, маменькиных сынков у нас не припомню, не рожала их наша деревня. Ну, то такое, небольшое отступление от темы для создания полноты картины, типа «ху-из-ху» во всей этой истории.
Так что демонстрировать какую-нибудь пугливость, или дурацкую суетливость каждый из нас считал не то что излишним, а полностью недопустимым и позорным для правильных пацанов. Разве что появилась некоторая настороженность где-то внутри, когда уже вплотную к лесу подошли. Уж каким-то он вблизи виделся чересчур глухим, что ли, по нашему восприятию, и чуйка подсказывала, что там что-то есть, непонятное, появилось неясное ощущение того, что вроде наблюдают за нами со стороны. Такое смутное чувство возникло. Хоть я и думал тогда, что это всё просто-напросто навеяно россказнями бабушек, но видел, брат мой с нашим друганом тоже всматриваются в гущу леса время от времени, будто тоже чуют что-то. А ведь мы не мнительные, совсем нет. Или я это ещё не полностью обосновал выше?
Как бы то ни было, вошли мы по той еле заметной тропинке в Чёрный Лес. И увидели, что он и в самом деле никакой не чёрный. Обычный дикий густой лес. Труднопроходимый, это правда. И если бы не эта еле заметная, проложенная неизвестно кем и неизвестно куда тропка между деревьями, трудно нам пришлось бы, запросто можно и заплутать. Пройдя несколько сотен метров вглубь и не увидев ничего особенного для себя, кроме привычного с детства лесного пейзажа, мы заметно приободрились. Ведь лесов всяких, и ближних, и дальних, нами, несмотря на возраст, тогда уже было исхожено предостаточно, чтобы чувствовать себя там, как рыба в воде.
Раньше, очень давно, как рассказывали старики, там была деревушка в десяток добротных домов с постройками, прямо рядом с этим бродом, но все люди с того места как-то разом съехали в одночасье и напоминанием о той деревне остались только совсем одичавшие яблони, заросли малины и крапивные ямы на месте бывших погребов. Больше ничего, ни брёвнышка, ни кирпичика, всё куда-то подевалось. Как таковой дороги туда уже не существовало, даже грунтовки. Только тропинка, которая никогда не была хорошо протоптана и поэтому на ней всегда росла трава, правда немного меньше, чем вокруг неё, но вытоптанной до земли я её никогда не видел. До самого того леса мы ходили много раз, или рыбу ловить на реку, или в рощи неподалёку от него, за грибами и ягодами. Но в сам лес – никогда. Это был запрет.
Лес тот начинался сразу за Немецкими Горами, которые возвышались по другую сторону реки от бывшей деревни. По сути, это никакие, конечно, не горы, а такие возвышенности по левому берегу реки, высоченные такие холмы с крутыми склонами, поросшие травой и мелким кустарником, неизвестно, как появившиеся в нашей равнинной местности. Там, на склонах, прогреваемых солнцем, мы каждое лето собирали землянику в преогромных количествах. Крупную и очень вкусную, все склоны были просто усыпаны ей, они аж красноватыми от её обилия казались в разгар лета. Вот только карабкаться по крутым склонам было не очень-то удобно и опасно, можно было запросто сверзиться с этой крутизны, если вовремя не зацепиться руками за какой-нибудь чахлый кустик.
По рассказам, в стародавние времена там эксплуатировались выработки какие-то, которыми владел некий богатый промышленник с немецкой фамилией, которую все давно забыли, только помнили, что он был немец, наверное, поэтому их так и называли все до сих пор – Немецкие Горы. От выработок этих не осталось ни следа, вообще никаких намёков даже, разве что сами эти гигантские холмы площадью примерно километр на полкилометра, да местами несколько толстенных стальных ржавых тросов почти в руку толщиной, выходящих на склонах прямо из самой толщи этих «гор» и загнутых петлями на конце. Тросы эти настолько толстые и качественно сделанные, что даже время не смогло за много лет изъесть их ржавчиной и они до сих пор не потеряли своей солидной мощи. Непонятно, зачем могли понадобиться здесь морские стальные канаты такой необыкновенной силы, что ими можно было бы даже крейсер швартовать.
Что там осталось от давних времён внутри этих холмов, не известно, да это уже никого и не интересовало, некогда, все своими огородами занимались. Говорили, что там, в самой глубине холмов, или под ними, что-то есть, некие большие ходы, но то такое, слухи невнятные, неизвестно откуда берущие своё начало. Между склонами этих «гор» и берегом реки расстояние всего метров сто, или около того, никто специально не измерял. А немного выше по течению, за крутым изгибом реки и бродом начинался уже сам Чёрный Лес. Почему его так у нас называли, никто не знал, всегда так говорили о нём –Чёрный Лес, как данность. Так вот, если вскарабкаться на эти «горы», на самую их верхотуру, то открывался большой вид на сам лес, который простирался очень далеко, сколько хватало взгляда и даже дальше, он казался бесконечным. Такая возникала зрительная иллюзия.
Мы, помню, забирались наверх несколько раз специально на тот лес посмотреть, очень он нас одновременно пугал своим присутствием и, в то же время, притягивал до невозможности. Вообще-то, сверху, как я видел, это обыкновенный лес, ничего чёрного в нём не замечалось. Правда, нам он казался диким и страшноватым, но это, наверное, потому, что нам про него с детства всякое страшное рассказывали, чтобы мы его боялись и не бегали туда. Вот то, что он непролазный - это да, что было, то было, по факту. Если постараться, конечно, можно попробовать пройти в тот лес по берегу реки, но лес подступал вплотную к воде и местами там тоже пройти невозможно. И была та самая малохоженая тропинка, которая не заканчивалась у леса, а продолжалась в нём самом, правда, там она становилась уж совсем еле заметная. Скорее, проход между деревьями, в котором угадывалось продолжение тропинки уже в лесу, ну, и, если присмотреться, то становилось понятно, что она хоженая, правда, очень редко. Каким образом она, эта тропинка, появлялась там каждый год, никто не знал, но раз её можно было разглядеть, значит, кто-то время от времени там, всё-таки, проходил.
Кто это мог там её протоптать, оставалось для нас загадкой. Ведь все знали – нельзя в Чёрный Лес заходить. Из поколения в поколение старики детям это правило закладывали в головы. Так никто из местных и не ходил туда потом, даже уже во взрослом возрасте, от греха подальше. Стороной обходили его, вот и всё. Полно вокруг и помимо него других лесов, а ещё полей, рек, лесных озер, болот, кустарников, вырубок и ещё всяких радостей родной природы. Ходи не хочу, хоть обходись. Ягод, грибов и прочих лесных прелестей завались – складывать некуда. За грибами в сезон ездили на грузовике. Собирались две-три семьи и на ЗИЛе - в лес, ну, или на ГАЗоне, это уже у кого какие возможности и на какой машине у кого родственник шоферил. Заготавливались так, что всей родне, ближней и дальней, на целый год потом есть без всяких там ограничений хватало.
Если наш суровый дед нам просто говорил, что нельзя туда и баста, то вот бабушка и прабабушка – те растолковывали: водить там будет, не выйдете потом из чёрного леса этого, пропадёте. И мы, малые, уже боялись, хоть и не понимали, что это такое и кто «водить» нас там будет. Бабушки разъясняли подробнее, что если зайти туда, в Чёрный Лес, то некая сила нам потом не даст оттуда дорогу найти обратно на выход, закружит нас кругами по самому глухому лесу, это и называется «водить», и вырваться из этих кругов ни у кого нет никакой возможности. Единицы спасаются, да и то это только по рассказам, никто таких вживую не видел. Может быть, потому, что никто и не ходил туда, это неизвестно. А вот прабабушка ещё и уточняла, что, если по тропке той зайти в этот лес, то непременно дойдёшь до поваленного поперёк дерева и там закричит ворона. Это предупреждение, нельзя через это дерево переступать. Если перелезть через него и пойти дальше, то там еще одно старое поваленное дерево, через него перейдёшь - истлевшие кости под ногами захрустят. Это второе предупреждение. Дальше если пойти, то там третье дерево завалено поперёк, перелезешь через него и пойдёшь ещё дальше, тропинка потеряется, и бесовщина всякая начет тебя водить кругами. Всё тогда, дорогу обратно не найдёшь уже, не выпустит ни за что свою жертву Чёрный Лес. Пропадёшь там.
Бабушке это старшие рассказывали ещё маленькой, давным-давно, когда она сама ещё под стол пешком ходила. Очень мы, мелкие, этого всего боялись и одновременно очень нам хотелось попасть туда, посмотреть, что там, в том лесу, такого необычного, какая там тайна чёрная, которую лес тот бережёт и не выпускает никого обратно. Страсть.
Время шло, мы учились в школе, переходили из класса в класс, взрослели. Мы с другом уже совсем взрослыми себя ощущали, перешли в десятый класс, и знали, что через год с небольшим Родина нам доверит боевое оружие и защиту своей безопасности. Ждали этого и готовились. С возрастом, конечно, мы стали по-другому ко всему относиться, чем раньше, стали дерзкими, но в лес тот не ходили никогда, очень уж нам в голову этот запрет прочно вложили с детства. Опасались, или, возможно, просто так уже воспринимали этот запрет, как привычную истину, аксиому. Но любопытно и интересно было до ужаса, тайна какая-то крылась во всём этом, не зря же этот запрет появился много лет назад, какая-то реальная причина у этого, всё же, должна существовать, так мы думали. Какая такая стародавняя тайна там кроется?
Само собой, настал тот день, когда наше любопытство, желание доказать друг-другу свою отчаянную храбрость и наш подростковый нигилизм сделали своё дело и мы, я с младшим братом и нашим другом решили туда пойти, втроём. В тот самый Чёрный Лес. Посмотреть, что там такого в нём особенного. С вечера, не говоря никому ни слова о своих истинных намерениях, мы собрались, как-бы, пойти с утра на рыбалку в ту сторону, на две-три зари. Это считалось заурядным делом, и никто даже особого внимания на наши сборы не обратил. Утром и вышли.
По пути переправились вброд к роще на другом берегу и спрятали там все свои рыболовные снасти в укромном месте, хотя, вообще-то, считалось нормальным и просто положить их на краю рощи, или прямо на берегу, и всё, не возьмёт никто из местных чужие удочки, а посторонних никого там никогда не ходило, разве только уж совсем очень редко. Но мы спрятали, чтобы потом нас не вычислили, что мы не на рыбалку ходили, вдруг кто-нибудь, всё же таки, увидит их и поинтересуется потом у наших, что это наши удочки там лежат, а самих нас не видать. В общем, «залегендировались», чтобы лишних вопросов потом не возникало, в случае чего. Затем вернулись опять бродом на левый берег и пошли себе дальше вверх по реке, прихватив с собой только кое-какие припасы и самое необходимое, что посчитали нужным: поесть, фляжки для воды, фонари, ножи и спички. На всякий случай.
Дошли мы до Чёрного Леса без каких бы то ни было приключений. Да и какие там могли случиться происшествия? Лето вокруг самое что ни на есть летнее, солнце яркое, небо ясное, вода в реке кристально прозрачная, ледяная. Красота вокруг, конечно, но это для нас обычная наша российская красота, привычная и каждодневная. Мы её как-то не выделяли. Это сейчас, если приезжаешь из мегаполиса туда, то аж дух захватывает от масштабов, просторов, чистоты и гармоничной природной красоты. А тогда воспринимали это без излишней эйфории – так и должно быть, это обычная наша земля, наша река, наши рощи, небо, ветер, солнце и поля. Родина. Изначальная. Среда обитания, как часть нас самих, или, скорее, мы, как неотъемлемая часть всего этого, естественное её продолжение.
Так воспринимали, по-простому и без лишнего пафоса, мы даже слова такого не знали в то время. Ну так вот, дошли мы почти до леса, точнее, до Немецких Гор и решили для начала ещё раз осмотреть лес сверху. Забрались по крутизне на ближний к лесу холм, сели там на край и начали высматривать внизу тропинку, ведущую в эти дебри. Тропка едва угадывалась с высоты и то только до поворота реки, а дальше уже не разглядеть её на фоне травы. Но мы то знали же, где она проходит, вот и посмотрели, где она должна в кромку леса упираться. Ничего нового мы там не увидели. Разве что на сам лес ещё раз посмотрели и примерное направление в нём прикинули, куда двигаться будем. Зря лезли наверх только. И никакого чувства опасности у нас тогда не появилось. Как вышли в путь с утра, так всё, что нам раньше рассказывали про те места, и улетучилось куда-то из наших стриженых голов с выгоревшими на солнце волосами. Да и что с нами, тремя крепкими пацанами, могло произойти здесь, где всё наше, родное, включая и сам Чёрный Лес?
Вообще-то, у нас уже была своя, заработанная за нашу, пусть и ещё недлинную, жизнь, репутация, и не только в нашей деревне, но и в округе. Даже в самом райцентре, который начинался не так уж далеко от нас, и куда мы регулярно наведывались в городской парк на танцы и внимательно там наблюдали, чтобы с нашими девчонками никто из соседних деревень не вздумал танцевать, или, тем более, гулять с ними. Все должны были со своими приходить. Такое установилось неписанное правило, нарушение которого приводило к целым битвам.
Прийти ночью с танцев с разбитыми кулаками, в разорванной одежде без пуговиц ничем из ряда вон выходящим не считалось. Все через это проходили, каждый в своё время, не мы эти традиции изобретали. Сейчас мне кажется, что девчонкам это всё не очень-то нравилось, но кто их спрашивал-то тогда? Некогда было их спрашивать, а надо их защищать от подлых посягательств наглых чужаков. Защищали. До крови. Разве что за разорванную одежду доставалось, но не голыми же драться, это вообще за гранью. Так что, если вечор, то есть накануне, происшествие серьёзное какое произошло, или стог какой спалили в ночь, или задрались с последствиями где-нибудь из-за девчонок, участковый первым делом к нам на двор приходил и нас опрашивал, где мы находились, да что мы делали во время этого давешнего инцидента. Для порядка. Служба такая.
Всё он знал и всё понимал, а его все уважали. Был он из нашего района, как, впрочем, и все у нас в «администрации» округи, если её можно так назвать, знал всех местных, как облупленных, и до армии сам не отличался примерным поведением, «ботаником» не был. Мне кажется, у нас вообще не было «ботаников», все, как один, «зоологи» и «землекопы», скотину там на выпас выгнать, или, например, накормить её, напоить, навоз за ней разгрести, да огород вскопать. А уж если начать перечислять все наши «пацанские» обязанности по хозяйству, список получится не короткий и совсем не «ботанический». В общем, маменькиных сынков у нас не припомню, не рожала их наша деревня. Ну, то такое, небольшое отступление от темы для создания полноты картины, типа «ху-из-ху» во всей этой истории.
Так что демонстрировать какую-нибудь пугливость, или дурацкую суетливость каждый из нас считал не то что излишним, а полностью недопустимым и позорным для правильных пацанов. Разве что появилась некоторая настороженность где-то внутри, когда уже вплотную к лесу подошли. Уж каким-то он вблизи виделся чересчур глухим, что ли, по нашему восприятию, и чуйка подсказывала, что там что-то есть, непонятное, появилось неясное ощущение того, что вроде наблюдают за нами со стороны. Такое смутное чувство возникло. Хоть я и думал тогда, что это всё просто-напросто навеяно россказнями бабушек, но видел, брат мой с нашим друганом тоже всматриваются в гущу леса время от времени, будто тоже чуют что-то. А ведь мы не мнительные, совсем нет. Или я это ещё не полностью обосновал выше?
Как бы то ни было, вошли мы по той еле заметной тропинке в Чёрный Лес. И увидели, что он и в самом деле никакой не чёрный. Обычный дикий густой лес. Труднопроходимый, это правда. И если бы не эта еле заметная, проложенная неизвестно кем и неизвестно куда тропка между деревьями, трудно нам пришлось бы, запросто можно и заплутать. Пройдя несколько сотен метров вглубь и не увидев ничего особенного для себя, кроме привычного с детства лесного пейзажа, мы заметно приободрились. Ведь лесов всяких, и ближних, и дальних, нами, несмотря на возраст, тогда уже было исхожено предостаточно, чтобы чувствовать себя там, как рыба в воде.
