- Если бы они дело имели с контрразведкой противника - тогда могли. Сказать по чести, изрядной театральщиной отдаёт. И пьеска так себе, не первый сорт, далеко не Шекспир и не Грибоедов. Однако публика тоже достаточно избалована: большевистское хамьё-подпольщиков контрразведка за серьёзного оппонента не посчитает. Откуда, скажите на милость, в голову красному отребью придут столь оригинальные мысли? Человеческий мозг не любит менять шаблоны. Думаю, удастся дело. Только учтите вот что, Иван Николаевич, всё должно быть идеально, тютелька в тютельку. Просто, быстро и слаженно. В нашем спектакле огромная роль актёрам отводится, нужно чтобы не подкачали - иначе погорим. Время требуется рассчитать до минуты, а расстояние – до аршина…
Множество событий, казалось, не связанных между собой никаким образом, фактически являли одно целое, которое Пётр Петрович Никольский посчитал делом совершенно обыденным, Троянов же обозначил весьма громким названием: операция «Дырка от бублика». Экстравагантная пьеска, как водится, в двух действиях с прологом и эпилогом.
День начался обыденно и, казалось, не сулил ничего из ряда вон выходящего. В меру солнечный, в меру жаркий, в меру суетный. День, как день.
Накануне Иван Гордеев крепко разругался с женой. Всегда жили душа в душу, а тут словно шлея обоим под хвост попала. Орали друг на друга долго и витиевато, а уж громко так, что слышно их склоку было весьма далеко. До рукоприкладства, слава Богу, не дошло, хотя соседи склонялись к тому, что Иван жену-сколопендру всё-таки по сусалам съездит. Скандальная супруга терпеть не стала и, показав всем свой паскудно-сутяжный характер, демонстративно ушла, забрав сынишку. Иван же с горя, а может быть, наоборот, с радости, запил: набрался по самые брови, до зелёных соплей. После чего полночи песни горланил. Про тоску-кручинушку, что извела добра молодца, про «бывали дни весёлые» и прочие подобающие такому случаю. Утихомирился ближе к утру, когда светать начало. Было это, откровенно говоря, слегка странно, ибо Гордеевы всегда жили - душа в душу, а Иван считался мужчиной работящим и смирным.
А к его соседу, чей дом напротив, через улицу в гости приехал племянник, да не один, а с товарищем. Как могут быть связаны эти два события? Никак, казалось бы…
На этом пролог заканчивался, и начиналось действие первое.
Удача часто благоволит одним, в то же время совершенно отворачиваясь от других. Сегодня ты, что называется, на коне, скачешь победителем, паришь гордым соколом, а завтра униженно плетёшься в череде побеждённых раздавленным червяком, повергнутым в пыль, совершенно сломленным, разбитым в пух и прах, нокаутированным.
И ведь, по сути, начинается всё слишком хорошо, и ничто драмы не предвещает, даже совсем наоборот!
Уже давно Стёпе Рыжикову не поручали ничего серьёзного. В очень редких случаях - распространение прокламаций. Команда была: затаиться и ждать. А чего ждать, Рыжиков рвался в бой! Когда же ему доверят настоящее дело?
Героический подпольщик был молод и горяч. Совершенно круглое, гладкое лицо, ласковые девичьи глазки, на губах - постоянная томно-сладкая вишнёвая улыбка. Невысокий, плотный, вернее сказать, пухлый, как плюшевый мишка. Среди секретных сотрудников Петра Петровича Никольского он значился как «Пупсик», Троянов же про себя называл Стёпу Рыжикова не иначе как иудой, продажной шкурой и просто гнидой. Потому что знал совершенно точно, что тот является осведомителем контрразведки: провокатором, доносчиком, стукачом, барабаном – в общем, предателем интересов рабочего класса.
Сегодня Стёпе Рыжикову наконец-то выпала удача. Сам товарищ Арсений посетил его и дал ответственное задание: обеспечить движение транспорта с оружием.
- Ты, Степан Гаврилович, человек наш, проверенный, пора тебя к серьёзному делу приспосабливать, хватит ерундой заниматься, - уважительно сказал представитель подпольного комитета. - Мы к тебе долго присматривались, видим – не подведёшь!
Слова эти для Стёпы Рыжикова были словно маслом по сердцу, он просиял и влюблёнными глазами воззрился на товарища Арсения.
Дело обстояло так: хозяин явочной квартиры с готовыми к транспортировке винтовками, револьверами и даже пулемётом обо всём предупреждён, ломовик дожидается внизу и ехать надлежит прямо сейчас, без промедления. Если Стёпа готов – тогда вперёд! Откладывать дело в долгий ящик возможности нет, времени в обрез, контрразведка на пятки наступает. Не исключено, что о готовящейся операции ей известно, завтра – поздно будет. Действовать безотлагательно и весьма решительно.
- Контрразведка лютует, – продолжал объяснять Стёпе детали предстоящей операции товарищ Арсений. – Сделать всё нужно весьма аккуратно, без излишнего шухера, мягко и элегантно, чтобы и комар носа не подточил. Ставки высокие, дело весьма серьёзное, от него многое зависит.
Ох, и аппетитный же был крючок, на который ловили плотвичку – Стёпу Рыжикова. Глаза заблестели. Провокатор шумно сглотнул.
- Не забоишься? Если опасаешься, что не сумеешь справиться, - скажи сразу, поручим кому-нибудь другому, поспособнее, ничего стыдного в этом нет, – пытливо посмотрел в глаза секретному сотруднику контрразведки представитель подпольного комитета.
Не мог Стёпа ударить лицом в грязь! Никак не мог.
- Справлюсь! Как пить дать! - с преувеличенной решимостью заявил он и изобразил изрядное оскорбление от подобного вопроса: я за революцию, да за Советскую власть кого хочешь разорву, как собака Бобик заячий треух.
- Молодец, Степан Гаврилович, не ошиблись мы в тебе! – доброжелательно хлопнул широкой ладонью по утлой провокаторской спине товарищ Арсений, так что у Стёпы внутренности к горлу подпрыгнули.
- Не боишься, Артём? – спросил перед операцией у «товарища Арсения» Троянов. – Рискуешь сильно, если что не так пойдёт… - он не договорил, чего зазря рассусоливать, и так всё понятно. Откровенно говоря, сам вопрос был лишним, и Троянов задал его бывшему стрелку боевой группы Новоелизаветинской ЧК скорее ради соблюдения формальности, а не ради дела. Потому что в ответе никоим образом не сомневался.
- Боялка сломалась, - хмыкнул Артём. – Иначе кто старорежимным гадам укорот даст? Живым не возьмут, если что...
- Оружие у тебя имеется? – представитель подпольного комитета подобрел и на Степана смотрел довольно, по-отечески добро, с изрядной доверчивостью и даже немного сентиментально, без всякого притворства и ханжеского лицедейства, так что знаменитый актёр Новоелизаветинского драматического театра Николай Севастьянович Садковский умер бы от зависти, и даже сам Константин Сергеевич Станиславский не смог бы, наверное, воскликнуть своё знаменитое: «Не верю!»
- Откуда? - в свою очередь возмутился Степан.
- Да верно, - вздохнул товарищ Арсений. - Время тяжёлое, каждый ствол на счету. Но и безоружным отправлять тебя считаю неправильным, - он достал из кармана потёртый браунинг M1900 и протянул его Стёпе. - Обращаться умеешь?
Стёпа опасливо принял из рук представителя подпольного комитета плоский пистолет.
- Затвор передёрнешь - и пали сколь душа пожелает. Смотри - не потеряй, после дела вернёшь. Мой, наградной.
На рукоятке браунинга Стёпа Рыжиков с каким-то поистине щенячьим, приподнято-идиллическим восторгом рассмотрел металлическую табличку: «тов. Шишову за беспощадную борьбу с контрреволюцией от Новоелизаветинской ЧК». При этом у неискушённого зрителя по щеке должна была скатиться скупая мужская слеза, правда Станиславский посчитал бы это изрядным перебором и излишеством. Но Виткевич на табличке настаивал особо.
- Это изюминка, пикантная прелесть, перчинка, так сказать! Провокатор от подобного фокуса голову потеряет, послушным сделается как телёнок, совершенно ручным. Бери его за рупь-двадцать...
То, что ему дали оружие, укрепило Стёпу в убеждении: ему всецело доверяют. Про то, что боёк в пистолете спилен, а табличку специально для него накануне изготовил Фролов, провокатор не догадывался. Потому с великим энтузиазмом бросился выполнять поручение подпольного комитета.
Транспортом, конечно, три ящика с винтовками назвать весьма сложно, однако на своём горбу всяко не унесёшь, следует провернуть весьма хитрую процедуру: погрузить на ломовика какой-никакой скарб, среди которого спрятано оружие. Ящики совершенно обыкновенные с виду, из досок сколоченные, на оружейные нисколько не похожи. Их прикрыть сверху ненужными вещичками, либо каким другим камуфляжным хламом и вывезти по адресу, который, в свою очередь, укажет владелец винтовок, в распоряжение которого и поступит Стёпа. Ничего запредельно сложного на первый взгляд, однако же надо расстараться и выполнить всё без сучка и задоринки, чтобы никто не заподозрил и ни о чём не догадался. Лишнего внимания не привлекать, всё должно выглядеть совершенно обыденно: вещи человек перевозит.
Улица Плакучая. Смешное название. Он и не подозревал, что в Новоелизаветинске существует такая.
Стёпу Рыжикова продолжали терзать сомнения. Пистолет дали, тем более, именной - это хорошо, просто замечательно, значит доверяют. Или нет? Доверяй, но проверяй - это аксиома, основное правило, и исключений, допущений быть не должно! Может быть, следят, присматривают со стороны. Просто для порядку. Отслеживают возможное наблюдение филёров контрразведки. Что же делать? Попросить возницу остановиться, подождать, а самому попытаться предупредить контрразведку? А если этого только и ждут? И Стёпа Рыжиков собственноручно товарищам подпольщикам преподнесёт исключительно щедрый подарок! После чего Стёпе наступит полнейший каюк. Однако сплоховать, пустить всё на самотёк тоже не годится - потом по головке не погладят! Точнее говоря, головёнку просто оторвут! Стёпа вспомнил холодные рыбьи глаза подпоручика Дроздовского и содрогнулся. Как быть?
Сомнения и переживания читались на лице секретного сотрудника контрразведки весьма явственно, правда вознице-ломовику до них не было совершенно никакого дела. Он вяло и флегматично подёргивал вожжами и изредка с шумным и смачным харканьем сплёвывал на пыльную мостовую. Костлявая лошадь была под стать возчику: с презрительно-безразличной натугой тащила телегу, обречённо гремя подковами и оглушительно фыркая. Апатичное безучастие, хладнодушие, деревянная отрешённость. Стёпа вдруг с ужасом осознал, что конечного адреса их путешествия товарищ Арсений ему не назвал, сказал, ломовик знает. О чём, в таком случае предупреждать контрразведчиков? О том, что Рыжиков с подпольным заданием убыл туда - не знаю куда? Ладно, подождём, посмотрим, спешить не будем, сориентируемся на месте. Семь бед - один ответ, решил Стёпа и успокоился. Даже повеселел.
Хозяин, как оказалось, давно поджидал их. Страдал, маялся лицом, кривился, пыхтел. Пахнул, обдал Стёпу винными парами, словно огнедышащий дракон. Мятая рубаха, грязные портки. Рыжиков рядом с ним казался писаным симпатягой и красавчиком.
Погрузили ящики, чуть более длинные, чем обычно, деревянную бочку, несколько стульев, узлы с тряпьём, небольшой шкаф. Ничего особенного с виду. Однако же подвода изрядно просела: груз тяжёлый. Хозяин уселся рядом со Стёпой, кивнул:
- Поехали!
Тощая кобыла неспешным шагом потянула транспорт с оружием подпольного комитета вдоль улицы. Миновали Федотовский переулок, выкатились на булыжную мостовую. Нещадно палило солнце. Хозяин люто страдал, дышал с присвистом, по лбу катились крупные капли пота, видно бесконечно плохо ему было после вчерашнего. «Тоже мне, конспиратор, - подумал Стёпа Рыжиков. – Залить бельма перед серьёзной операцией! И как такому тюхе, голове садовой оружие доверили?»
Тюха вытер пот рукавом несвежей косоворотки, пробубнил нутряным басом:
- Сейчас налево.
Стёпа с некоторым даже презрением рассматривал липкую физиономию хозяина, и от ничтожества последнего преисполнялся всё большей гордостью за себя самого: не зря товарищ Арсений именно ему доверил ответственное задание. Тюха всё провалит. Интересно, каким соловьём он запоёт в контрразведке? Стёпа даже улыбнулся при мысли об этом.
- Давай направо, на набережную, там версты с две, потом покажу куда сворачивать.
Возница молчал, угрюмо рассматривая дорогу.
- Теперь прямо всё время.
- Ты бы толком сказал куда ехать! - пробурчал, подёргивая вожжами, ломовик. - Налево, направо, чёрт ногу сломит, может я короче путь знаю.
- Не сердись, мил-друг.
Минут через пятнадцать выбрались наконец-то на более-менее широкую улицу, тут хозяин взмолился, указывая на вывеску трактира.
- Друзья, будьте людьми! Остановите на минутку - забегу, возьму с собой - здоровье поправить! Не дайте помереть в мучениях!
- Уплочено за доставку, - весьма жестоко оборвал всякие мольбы возница. - За простой денег не дают.
- Я доплачу! - обрадовался хозяин. - И вам возьму, не одному ж пить! Сразу штоф винца хлебного! Обмоем, так сказать, переезд. А?
- Ладно! - смилостивился ломовик. - Только быстро! И сверху уж накинь, не обессудь!
- Не обижу! - радостно возопил тюха, на ходу спрыгнул с телеги и ринулся в трактир, сияя золотым рублём.
- Во даёт! - то ли восхитился, то ли, наоборот, возмутился возница. - Таким макаром всю жизнь через это дело загубит!
Прошло пять минут. Стёпа Рыжиков спокойно развалился на телеге, вяло ожидая хозяина. Прошло пятнадцать минут - Стёпа начал ощущать лёгкое раздражение. Возница с подозрением поглядывал на него. Миновало совсем уж неприлично много времени - хозяин не появлялся, словно в воду канул.
- Долго ещё приятеля твоего дожидаться? - проворчал возница. - Он что там себе думает?
Сам уже чувствуя нехорошее, Рыжиков спрыгнул с телеги и ринулся внутрь трактира.
Тюхи нигде не было.
И самое главное - Стёпа, хоть убей, не знал конечного адреса их путешествия. Что же делать, что предпринять?
На этом действие первое пьесы «Дырка от бублика» заканчивалось. Действие второе началось немногим ранее, незадолго до конца первого. Антракта пьеса не предусматривала.
Филёр контрразведки Коноваленко, игравший роль соседского «любимого племянника», его напарник и хозяин дома с самого утра лениво гоняли чаи, вяло наблюдая за двором Ивана Гордеева. По их соображениям Гордеев после вчерашней ссоры с женой и обильных ночных возлияний к каким-либо активным действиям способен не был совершенно, ему бы опохмелиться да проспаться. Потому подъехавший к дому ломовик со Стёпой Рыжиковым явился для филёров событием весьма неожиданным. А когда Стёпа вместе с хозяином начали грузить на телегу ящики, филёр подмигнул напарнику.
- Вот оно!
Напарник быстро прекратил чаепитие, вышел на улицу и неспешной походкой, чтобы не привлекать ненужного внимания, направился в контрразведку. Пройдя квартал, поймал извозчика.
- Гони, живо!
Быстрей, быстрей! Время дорого!
Гружёная телега неспешно отъехала от дома, «любимый племянник», дав экипажу изрядную фору, двинулся за ним, строго наказав хозяину оставаться на месте и продолжать наблюдение. Так, на всякий случай. Хотя, какой может быть этот самый гипотетический «всякий случай» «любимый племянник» Коноваленко вовсе не предполагал.
«Всякий случай» между тем не заставил себя ждать.
Спустя примерно минут сорок-сорок пять к дому Ивана Гордеева подлетела бойкая и лихая пролётка с колёсами на «пневматическом» ходу.
Множество событий, казалось, не связанных между собой никаким образом, фактически являли одно целое, которое Пётр Петрович Никольский посчитал делом совершенно обыденным, Троянов же обозначил весьма громким названием: операция «Дырка от бублика». Экстравагантная пьеска, как водится, в двух действиях с прологом и эпилогом.
День начался обыденно и, казалось, не сулил ничего из ряда вон выходящего. В меру солнечный, в меру жаркий, в меру суетный. День, как день.
Накануне Иван Гордеев крепко разругался с женой. Всегда жили душа в душу, а тут словно шлея обоим под хвост попала. Орали друг на друга долго и витиевато, а уж громко так, что слышно их склоку было весьма далеко. До рукоприкладства, слава Богу, не дошло, хотя соседи склонялись к тому, что Иван жену-сколопендру всё-таки по сусалам съездит. Скандальная супруга терпеть не стала и, показав всем свой паскудно-сутяжный характер, демонстративно ушла, забрав сынишку. Иван же с горя, а может быть, наоборот, с радости, запил: набрался по самые брови, до зелёных соплей. После чего полночи песни горланил. Про тоску-кручинушку, что извела добра молодца, про «бывали дни весёлые» и прочие подобающие такому случаю. Утихомирился ближе к утру, когда светать начало. Было это, откровенно говоря, слегка странно, ибо Гордеевы всегда жили - душа в душу, а Иван считался мужчиной работящим и смирным.
А к его соседу, чей дом напротив, через улицу в гости приехал племянник, да не один, а с товарищем. Как могут быть связаны эти два события? Никак, казалось бы…
На этом пролог заканчивался, и начиналось действие первое.
Удача часто благоволит одним, в то же время совершенно отворачиваясь от других. Сегодня ты, что называется, на коне, скачешь победителем, паришь гордым соколом, а завтра униженно плетёшься в череде побеждённых раздавленным червяком, повергнутым в пыль, совершенно сломленным, разбитым в пух и прах, нокаутированным.
И ведь, по сути, начинается всё слишком хорошо, и ничто драмы не предвещает, даже совсем наоборот!
Уже давно Стёпе Рыжикову не поручали ничего серьёзного. В очень редких случаях - распространение прокламаций. Команда была: затаиться и ждать. А чего ждать, Рыжиков рвался в бой! Когда же ему доверят настоящее дело?
Героический подпольщик был молод и горяч. Совершенно круглое, гладкое лицо, ласковые девичьи глазки, на губах - постоянная томно-сладкая вишнёвая улыбка. Невысокий, плотный, вернее сказать, пухлый, как плюшевый мишка. Среди секретных сотрудников Петра Петровича Никольского он значился как «Пупсик», Троянов же про себя называл Стёпу Рыжикова не иначе как иудой, продажной шкурой и просто гнидой. Потому что знал совершенно точно, что тот является осведомителем контрразведки: провокатором, доносчиком, стукачом, барабаном – в общем, предателем интересов рабочего класса.
Сегодня Стёпе Рыжикову наконец-то выпала удача. Сам товарищ Арсений посетил его и дал ответственное задание: обеспечить движение транспорта с оружием.
- Ты, Степан Гаврилович, человек наш, проверенный, пора тебя к серьёзному делу приспосабливать, хватит ерундой заниматься, - уважительно сказал представитель подпольного комитета. - Мы к тебе долго присматривались, видим – не подведёшь!
Слова эти для Стёпы Рыжикова были словно маслом по сердцу, он просиял и влюблёнными глазами воззрился на товарища Арсения.
Дело обстояло так: хозяин явочной квартиры с готовыми к транспортировке винтовками, револьверами и даже пулемётом обо всём предупреждён, ломовик дожидается внизу и ехать надлежит прямо сейчас, без промедления. Если Стёпа готов – тогда вперёд! Откладывать дело в долгий ящик возможности нет, времени в обрез, контрразведка на пятки наступает. Не исключено, что о готовящейся операции ей известно, завтра – поздно будет. Действовать безотлагательно и весьма решительно.
- Контрразведка лютует, – продолжал объяснять Стёпе детали предстоящей операции товарищ Арсений. – Сделать всё нужно весьма аккуратно, без излишнего шухера, мягко и элегантно, чтобы и комар носа не подточил. Ставки высокие, дело весьма серьёзное, от него многое зависит.
Ох, и аппетитный же был крючок, на который ловили плотвичку – Стёпу Рыжикова. Глаза заблестели. Провокатор шумно сглотнул.
- Не забоишься? Если опасаешься, что не сумеешь справиться, - скажи сразу, поручим кому-нибудь другому, поспособнее, ничего стыдного в этом нет, – пытливо посмотрел в глаза секретному сотруднику контрразведки представитель подпольного комитета.
Не мог Стёпа ударить лицом в грязь! Никак не мог.
- Справлюсь! Как пить дать! - с преувеличенной решимостью заявил он и изобразил изрядное оскорбление от подобного вопроса: я за революцию, да за Советскую власть кого хочешь разорву, как собака Бобик заячий треух.
- Молодец, Степан Гаврилович, не ошиблись мы в тебе! – доброжелательно хлопнул широкой ладонью по утлой провокаторской спине товарищ Арсений, так что у Стёпы внутренности к горлу подпрыгнули.
- Не боишься, Артём? – спросил перед операцией у «товарища Арсения» Троянов. – Рискуешь сильно, если что не так пойдёт… - он не договорил, чего зазря рассусоливать, и так всё понятно. Откровенно говоря, сам вопрос был лишним, и Троянов задал его бывшему стрелку боевой группы Новоелизаветинской ЧК скорее ради соблюдения формальности, а не ради дела. Потому что в ответе никоим образом не сомневался.
- Боялка сломалась, - хмыкнул Артём. – Иначе кто старорежимным гадам укорот даст? Живым не возьмут, если что...
- Оружие у тебя имеется? – представитель подпольного комитета подобрел и на Степана смотрел довольно, по-отечески добро, с изрядной доверчивостью и даже немного сентиментально, без всякого притворства и ханжеского лицедейства, так что знаменитый актёр Новоелизаветинского драматического театра Николай Севастьянович Садковский умер бы от зависти, и даже сам Константин Сергеевич Станиславский не смог бы, наверное, воскликнуть своё знаменитое: «Не верю!»
- Откуда? - в свою очередь возмутился Степан.
- Да верно, - вздохнул товарищ Арсений. - Время тяжёлое, каждый ствол на счету. Но и безоружным отправлять тебя считаю неправильным, - он достал из кармана потёртый браунинг M1900 и протянул его Стёпе. - Обращаться умеешь?
Стёпа опасливо принял из рук представителя подпольного комитета плоский пистолет.
- Затвор передёрнешь - и пали сколь душа пожелает. Смотри - не потеряй, после дела вернёшь. Мой, наградной.
На рукоятке браунинга Стёпа Рыжиков с каким-то поистине щенячьим, приподнято-идиллическим восторгом рассмотрел металлическую табличку: «тов. Шишову за беспощадную борьбу с контрреволюцией от Новоелизаветинской ЧК». При этом у неискушённого зрителя по щеке должна была скатиться скупая мужская слеза, правда Станиславский посчитал бы это изрядным перебором и излишеством. Но Виткевич на табличке настаивал особо.
- Это изюминка, пикантная прелесть, перчинка, так сказать! Провокатор от подобного фокуса голову потеряет, послушным сделается как телёнок, совершенно ручным. Бери его за рупь-двадцать...
То, что ему дали оружие, укрепило Стёпу в убеждении: ему всецело доверяют. Про то, что боёк в пистолете спилен, а табличку специально для него накануне изготовил Фролов, провокатор не догадывался. Потому с великим энтузиазмом бросился выполнять поручение подпольного комитета.
Транспортом, конечно, три ящика с винтовками назвать весьма сложно, однако на своём горбу всяко не унесёшь, следует провернуть весьма хитрую процедуру: погрузить на ломовика какой-никакой скарб, среди которого спрятано оружие. Ящики совершенно обыкновенные с виду, из досок сколоченные, на оружейные нисколько не похожи. Их прикрыть сверху ненужными вещичками, либо каким другим камуфляжным хламом и вывезти по адресу, который, в свою очередь, укажет владелец винтовок, в распоряжение которого и поступит Стёпа. Ничего запредельно сложного на первый взгляд, однако же надо расстараться и выполнить всё без сучка и задоринки, чтобы никто не заподозрил и ни о чём не догадался. Лишнего внимания не привлекать, всё должно выглядеть совершенно обыденно: вещи человек перевозит.
Улица Плакучая. Смешное название. Он и не подозревал, что в Новоелизаветинске существует такая.
Стёпу Рыжикова продолжали терзать сомнения. Пистолет дали, тем более, именной - это хорошо, просто замечательно, значит доверяют. Или нет? Доверяй, но проверяй - это аксиома, основное правило, и исключений, допущений быть не должно! Может быть, следят, присматривают со стороны. Просто для порядку. Отслеживают возможное наблюдение филёров контрразведки. Что же делать? Попросить возницу остановиться, подождать, а самому попытаться предупредить контрразведку? А если этого только и ждут? И Стёпа Рыжиков собственноручно товарищам подпольщикам преподнесёт исключительно щедрый подарок! После чего Стёпе наступит полнейший каюк. Однако сплоховать, пустить всё на самотёк тоже не годится - потом по головке не погладят! Точнее говоря, головёнку просто оторвут! Стёпа вспомнил холодные рыбьи глаза подпоручика Дроздовского и содрогнулся. Как быть?
Сомнения и переживания читались на лице секретного сотрудника контрразведки весьма явственно, правда вознице-ломовику до них не было совершенно никакого дела. Он вяло и флегматично подёргивал вожжами и изредка с шумным и смачным харканьем сплёвывал на пыльную мостовую. Костлявая лошадь была под стать возчику: с презрительно-безразличной натугой тащила телегу, обречённо гремя подковами и оглушительно фыркая. Апатичное безучастие, хладнодушие, деревянная отрешённость. Стёпа вдруг с ужасом осознал, что конечного адреса их путешествия товарищ Арсений ему не назвал, сказал, ломовик знает. О чём, в таком случае предупреждать контрразведчиков? О том, что Рыжиков с подпольным заданием убыл туда - не знаю куда? Ладно, подождём, посмотрим, спешить не будем, сориентируемся на месте. Семь бед - один ответ, решил Стёпа и успокоился. Даже повеселел.
Хозяин, как оказалось, давно поджидал их. Страдал, маялся лицом, кривился, пыхтел. Пахнул, обдал Стёпу винными парами, словно огнедышащий дракон. Мятая рубаха, грязные портки. Рыжиков рядом с ним казался писаным симпатягой и красавчиком.
Погрузили ящики, чуть более длинные, чем обычно, деревянную бочку, несколько стульев, узлы с тряпьём, небольшой шкаф. Ничего особенного с виду. Однако же подвода изрядно просела: груз тяжёлый. Хозяин уселся рядом со Стёпой, кивнул:
- Поехали!
Тощая кобыла неспешным шагом потянула транспорт с оружием подпольного комитета вдоль улицы. Миновали Федотовский переулок, выкатились на булыжную мостовую. Нещадно палило солнце. Хозяин люто страдал, дышал с присвистом, по лбу катились крупные капли пота, видно бесконечно плохо ему было после вчерашнего. «Тоже мне, конспиратор, - подумал Стёпа Рыжиков. – Залить бельма перед серьёзной операцией! И как такому тюхе, голове садовой оружие доверили?»
Тюха вытер пот рукавом несвежей косоворотки, пробубнил нутряным басом:
- Сейчас налево.
Стёпа с некоторым даже презрением рассматривал липкую физиономию хозяина, и от ничтожества последнего преисполнялся всё большей гордостью за себя самого: не зря товарищ Арсений именно ему доверил ответственное задание. Тюха всё провалит. Интересно, каким соловьём он запоёт в контрразведке? Стёпа даже улыбнулся при мысли об этом.
- Давай направо, на набережную, там версты с две, потом покажу куда сворачивать.
Возница молчал, угрюмо рассматривая дорогу.
- Теперь прямо всё время.
- Ты бы толком сказал куда ехать! - пробурчал, подёргивая вожжами, ломовик. - Налево, направо, чёрт ногу сломит, может я короче путь знаю.
- Не сердись, мил-друг.
Минут через пятнадцать выбрались наконец-то на более-менее широкую улицу, тут хозяин взмолился, указывая на вывеску трактира.
- Друзья, будьте людьми! Остановите на минутку - забегу, возьму с собой - здоровье поправить! Не дайте помереть в мучениях!
- Уплочено за доставку, - весьма жестоко оборвал всякие мольбы возница. - За простой денег не дают.
- Я доплачу! - обрадовался хозяин. - И вам возьму, не одному ж пить! Сразу штоф винца хлебного! Обмоем, так сказать, переезд. А?
- Ладно! - смилостивился ломовик. - Только быстро! И сверху уж накинь, не обессудь!
- Не обижу! - радостно возопил тюха, на ходу спрыгнул с телеги и ринулся в трактир, сияя золотым рублём.
- Во даёт! - то ли восхитился, то ли, наоборот, возмутился возница. - Таким макаром всю жизнь через это дело загубит!
Прошло пять минут. Стёпа Рыжиков спокойно развалился на телеге, вяло ожидая хозяина. Прошло пятнадцать минут - Стёпа начал ощущать лёгкое раздражение. Возница с подозрением поглядывал на него. Миновало совсем уж неприлично много времени - хозяин не появлялся, словно в воду канул.
- Долго ещё приятеля твоего дожидаться? - проворчал возница. - Он что там себе думает?
Сам уже чувствуя нехорошее, Рыжиков спрыгнул с телеги и ринулся внутрь трактира.
Тюхи нигде не было.
И самое главное - Стёпа, хоть убей, не знал конечного адреса их путешествия. Что же делать, что предпринять?
На этом действие первое пьесы «Дырка от бублика» заканчивалось. Действие второе началось немногим ранее, незадолго до конца первого. Антракта пьеса не предусматривала.
Филёр контрразведки Коноваленко, игравший роль соседского «любимого племянника», его напарник и хозяин дома с самого утра лениво гоняли чаи, вяло наблюдая за двором Ивана Гордеева. По их соображениям Гордеев после вчерашней ссоры с женой и обильных ночных возлияний к каким-либо активным действиям способен не был совершенно, ему бы опохмелиться да проспаться. Потому подъехавший к дому ломовик со Стёпой Рыжиковым явился для филёров событием весьма неожиданным. А когда Стёпа вместе с хозяином начали грузить на телегу ящики, филёр подмигнул напарнику.
- Вот оно!
Напарник быстро прекратил чаепитие, вышел на улицу и неспешной походкой, чтобы не привлекать ненужного внимания, направился в контрразведку. Пройдя квартал, поймал извозчика.
- Гони, живо!
Быстрей, быстрей! Время дорого!
Гружёная телега неспешно отъехала от дома, «любимый племянник», дав экипажу изрядную фору, двинулся за ним, строго наказав хозяину оставаться на месте и продолжать наблюдение. Так, на всякий случай. Хотя, какой может быть этот самый гипотетический «всякий случай» «любимый племянник» Коноваленко вовсе не предполагал.
«Всякий случай» между тем не заставил себя ждать.
Спустя примерно минут сорок-сорок пять к дому Ивана Гордеева подлетела бойкая и лихая пролётка с колёсами на «пневматическом» ходу.
